Убитая совесть 3

30 апреля 2014 — Валерий Рыбалкин

Виктора Силина, десятилетнего мальчишку, приняли в пионеры 22-го апреля 1963-го года в небольшом волжском городке, но летом он подружился с хулиганами, и его чуть не убили из-за карточного долга. Сбор металлома и другие пионерские дела несколько исправили парня, а отдых в пионерлагере запомнился ему надолго.

Всему бывает конец, закончилось и весёлое пионерское лето. Загоревшие и отдохнувшие, ребята вернулись к учебникам и тетрадям. Сколько было радости и смеха первого сентября, сколько рассказов о минувшем лете! Но страсти понемногу улеглись, и школьная жизнь вошла в свою обычную колею.

Отец Виктора, Анатолий Петрович, работал руководителем подразделения на заводе. Все домашние привыкли, что он возвращается домой за полночь, вечно занят и старались в неурочное время отца не беспокоить. Но однажды вездесущия соседка-сплетница увидела его в сопровождении посторонней молодой женщины. По городу поползли слухи, а супруга Анатолия, многодетная мать, проведя короткое расследование, со слезами на глазах обратились с жалобой в заводской партком.

Парторг поговорил с Силиным, но тот наотрез отказался расставаться с любовницей. Более того, он надумал разойтись с женой, бросить семью и жить у своей новой пассии. Ясно, что подобного морального разложения допустить было нельзя, и на очередном собрании партийного комитета в повестку дня было включено персональное дело коммуниста Силина, отца троих детей.

В большом кабинете за длинным столом расположились члены парткома. Анатолий сидел чуть в стороне, у стенки. Зачитали полное слёз и отчаяния письмо его жены и дали провинившемуся слово для объяснений.

- Товарищи, - начал он свою сумбурную речь, - мне трудно выразить словами все мои чувства, я знаю, что поступил плохо. Но поймите и вы меня. Эта женщина… Я не могу без неё жить. А моя жена… Как она могла, как посмела написать эту кляузу! Ничего не сказала, не посоветовалась. Да после этого я не только жить с ней, я видеть её не могу! В общем, подруга моя отвечает мне взаимностью, мы любим друг друга, и лучший выход из создавшегося положения – это развод и образование новой семьи.

- Так, так, так, а как же дети? – поставила вопрос ребром председатель профкома, единственная женщина в этой сугубо мужской компании.

- Дети? – Переспросил неверный муж. – Я буду выплачивать им алименты, буду помогать…

- Нет, а кто будет воспитывать ваших детей? У вас два мальчика, и им нужна крепкая отцовская рука. Мы в школах стараемся увеличить число мужчин-преподавателей, а вы родных детей хотите оставить без мужской опеки?!

- Я буду забирать их по выходным, я буду с ними…

- Достаточно, - оборвала его предпрофкома. – Мне всё ясно.

Слово взял начальник отдела кадров:

- Товарищи, мне на минуту показалось, что перед нами сидит не руководитель достаточно высокого ранга, не член Партии, а провинившийся школьник. Что за детский лепет? Что за выходки такие? Настоящие коммунисты жизни свои кладут, преодолевают любые трудности в борьбе за светлое будущее. Партия поставила перед нами задачу – за двадцать лет построить Коммунизм, передовой строй, при котором все должны быть морально устойчивы и сознательно трудиться на благо нашего общества. Но как выполняет эти предначертания Партии товарищ Силин? Какой он показывает пример массам, своим непосредственным подчинённым? Расслабился, расслюнявился, будто паршивый интеллигент! Думаю, если он не возьмёт себя в руки, не разберётся в своих амурных делах, то на следующем заседании нам придётся рассматривать вопрос о его исключении из рядов КПСС.

Оратор замолчал, наступила тягостная пауза. Обвинения в том, что Анатолий не следует линии Партии, были достаточно серьёзны и, действительно, могли привести к потере партбилета. А потом, как следствие, к разжалованию в рядовые инженеры. Это было реально, и Силину стало не по себе. Но тут вмешался парторг:

- Значит так, дорогой ты наш товарищ, мы тебя в обиду не дадим, но и ты не смей больше позорить великую Партию Ленина. Живи в семье, и чтобы я ни о каких разводах больше не слышал. У тебя есть дети. Думай о них, воспитывай их. И не надо здесь, понимаешь, морально разлагаться, не надо подавать дурной пример. А твоё персональное дело считаю пока что закрытым. И надеюсь, что ты возьмёшься за ум.

Возражать было бессмысленно. Силин кивнул утвердительно, повинился, ему объявили выговор, и на этом заседание парткома завершилось.

Но жизнь, не зависящая ни от каких решений, продолжалась. Все понимали, что болезнь не исчезла, не испарилась, а просто была загнана в глубину, где тлела, временами разгораясь и превращая тёплый домашний очаг в подобие ада. Супруги тихо ненавидели друг друга, сразу после ужина разбегаясь по своим комнатам. Тем более, что глубоко законспирированные встречи Анатолия с любовницей продолжались, и законной жене оставалось только молчать. Конечно, она могла вывести супруга на чистую воду, но мысль о том, что дети останутся сиротами, удерживала её от опрометчивых поступков. Смирившись, женщина с головой ушла в работу, оставив дом на попечение няньки Тамары.

Младшие совсем не заметили случившихся перемен. Только Виктор, которому шёл тринадцатый год, почти физически чувствовал холод и искусственность отношений между родителями. Однако такое положение вещей было ему с руки. Контроль ослаб, и на горизонте замаячила отобранная у него когда-то вожделенная свобода. Хулиганистый Петька снова стал его лучшим другом, несмотря на то, что состоял на учёте в детской комнате милиции.

Бахвалясь своими «достижениями», он привёл вновь обретённого приятеля в эту самую комнату, где наш герой ожидал увидеть некое подобие тюрьмы. Однако, к его удивлению, за столами сидели обычные ребята и с удовольствием резались в шашки и шахматы, а рядом, в маленькой комнатушке, стоял небольшой бильярд. Парни постарше при помощи деревянного кия гоняли по зелёному полю металлические шары и со смаком сорили непонятными для постороннего уха специфическими бильярдными терминами.

Виктору понравилось такое времяпрепровождение. Компания здесь была сугубо мужская, прожжённая. Курили втихаря, прячась за домом, лихо сплёвывали сквозь зубы и матерились между делом, предпочитая уголовный жаргон обычной речи. По субботам ходили в парк на танцы, где на самодельных электрогитарах играли всеобщие кумиры - такие же ребята-старшеклассники, гордо называвшие себя группой. Молодёжь была без ума от радиопередачи «Запишите на ваши магнитофоны», где ведущий рассказывал о лучших образцах западной музыки, где звучали необычные, ни на что не похожие мелодии. Музыканты подбирали песни полюбившихся групп, исполняя их на танцверандах и в домах культуры под восторженные крики своих поклонников.

Старшие ребята танцевали с девушками, приходившими сюда в широких кружащихся юбках. А пацаны помладше подбрасывали под ноги танцующим растолчённый перец и, хихикая, наблюдали из-за решётки танцверанды, как молоденькие красавицы то и дело отходят в сторонку и под модными плиссированными юбками начинают расчёсывать свои стройные нежные ножки.

Зимой катались на коньках, зацепившись крючком за медленно переваливающийся по дорожным кочкам автобус. Здесь главное было – вовремя отцепиться. Ходили байки об оторванной руке, обнаруженной шофёром в конце смены, но пацаны только смеялись, совершенствуя своё мастерство. Водители прекрасно знали, на каком участке маршрута можно было подцепить «зайчика» на коньках, и ехали плавно, стараясь резко не тормозить. Но иногда, под настроение, рассерженный шофёр выскакивал с монтировкой, и тогда скорость конькобежца была сравнима со скоростями мировых рекордсменов.

Периодически между районами города объявлялась война. Конечно, Эрцгерцога Фердинанда не убивали, а просто грабили какого-нибудь незнакомого парня. Тот искал защиты у своих ребят, начинались разборки, потасовки и, как следствие, весь город делился на воюющие между собой районы. Вражда то тлела, будто головешки в костре, то вспыхивала с новой силой.

Однажды в плен захватили Ваську, старого дружка Виктора. Непонятно, как парнишка оказался в соседнем районе один, но вернулся он оттуда с подбитым глазом и без перочинного ножичка, который подарил ему отец на день рождения. Ребята были полны решимости отомстить обидчикам, и скоро, волею случая, они получили такую возможность. Двое незнакомых подростков забрели на их территорию. Сначала, как обычно, самый маленький шкет подошёл к чужакам и попросил закурить. Слово за слово, наглеца отшили, а из-за угла вышли защитники «несправедливо обиженного» и потащили незнакомцев в подвал разбираться.

Двери подъездов в те годы не закрывались, и подвалы двухэтажных каменных домов были в полном распоряжении городской шпаны. Одиноко висевшая у стены лампочка освещала своим тусклым светом зимнее прибежище, штаб воюющей группировки. Захваченные вели себя по-разному. Один, поменьше ростом, всё время плакал и просил его отпустить. Второй – молча, но с достоинством выполнял приказы. Сначала их заставили вывернуть карманы, вытряхнули на пол содержимое портфелей и забрали всё самое ценное. Во время этой процедуры молчаливый парнишка бросал ненавидящие взгляды на грабителей, а затем проворчал чуть слышно:

- Уу, гады!

Такая наглость задела Виктора за живое:

- А нашего Ваську кто бил, не гады? Не ты его бил? Признавайся!

Парень молчал и только зыркал глазами по сторонам, ища пути к отступлению. А наш герой, распаляясь всё больше, достал откуда-то из тёмного угла самодельный чёрный самопал и процедил сквозь зубы:

- А вот сейчас мы тебя расстреливать будем. Это как?

Маленький парнишка, увидев огнестрел, завизжал, будто поросёнок. Витёк поморщился и повернул зияющее дуло в его сторону:

- Орёшь? Значит, ты будешь первый. А если не закроешь пасть, то будет ещё и больно.

Пацан, услышав такую угрозу, резко замолчал, лишь вздрагивая всем телом и всхлипывая. Его поставили к кирпичной стенке, завязали глаза, а Виктор, подражая героям-партизанам, расстреливающим предателя, зачитал приговор:

- За нашего друга Ваську, избитого и ограбленного врагами.

Затем он чиркнул запальной спичкой о коробок, отведя дуло своего оружия в сторону. Раздался оглушительный хлопок, усиленный замкнутым помещением подвала. Мальчишка, стоявший лицом к стене, упал на колени, и только громкие всхлипывания доносились из его сведённого судорогой горла.

- Сволочи, - закричал второй. – Вы же его до смерти напугаете, заикой сделаете. Так вашего пацана мучили? Так?

Слёзы текли по его щекам. Но не к добру разошедшийся Виктор не унимался:

- А тебя, друг ты наш ситный, мы будем вешать.

Самопал и несколько коробков спичек Витёк отдал одному из своих для перезарядки, а в руках у него появилась небольшая бельевая верёвка, которую он тут же перебросил через проходившую под потолком водопроводную трубу. Петлю накинули на шею строптивому парню, второй конец мучитель держал в руках, с силой затягивая удавку.

- Гады, сволочи, фашисты! Фашистыыы! – заорал, что было силы, несчастный, двумя руками пытаясь освободить своё хрипящее горло.

Но тут, оставив карты, вмешался ограбленный неприятелем Васька, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор. Он вырвал из рук палача верёвку и освободил истязуемого:

- Хватит с них! Всё, валите отсюда. И чтоб больше на нашу территорию – ни ногой!

Пленники сначала неуверенно, а затем всё быстрее двинулись к выходу. Но тут совершенно неожиданно вслед им раздался второй выстрел, придавший пацанам скорости, и несчастные пулей вылетели из подвала.

- Ты что? – бросился Василий к заряжающему. – Сейчас жильцы милицию вызовут!

- Ничего, - отозвался тот, - всё нормально. Это соль. Я зарядил солью.

Но, несмотря ни на что, через несколько минут подвал опустел: никто не хотел встречаться со стражами порядка.

Так началась новая беспощадная война между подростками двух городских районов. Ребята старались ходить группами, чтобы, в случае чего, можно было отбиться от неприятеля. Собравшись, шли к соседям, отлавливали одиночек, избивали, отбирали у них деньги. Но долго так продолжаться не могло, и в один прекрасный день главари группировок, как говорится, забили друг другу большую «стрелку».

Решающее сражение состоялось на краю города в заброшенном, так называемом Корчагинском сквере, который городские власти разбили как-то невзначай, а затем благополучно о нём забыли. Всё заросло лебедой, и только красные, будто капли крови, тюльпаны у бюста Ленина напоминали о том, что здесь должно было быть место отдыха горожан.

Тёплым субботним вечером до сотни пацанов с каждой стороны собрались за бюстом Великому Вождю, скрытому от посторонних глаз кронами подросших деревьев. Пришли все, кто только мог, от мала до велика – с гитарами, пугачами, самопалами. И, конечно, у многих были ножи и финки – красивые, с наборными ручками, с желобками для пуска крови. Их исправно поставляла в обмен на самогон и чай расположившаяся неподалёку зона.

Началось, как обычно, с ругани и оскорблений. Противоборствующие стороны стояли друг перед другом – стенка на стенку. Матерные выкрики с обеих сторон раззадоривали противников, и через каких-нибудь пятнадцать минут пацаны были готовы рвать и метать. Виктор бабахнул в воздух из своего самопала, что послужило сигналом к началу большой, подробно зафиксированной в милицейских протоколах битвы. Затрещали разрываемые в клочья вороты рубах и пиджаков. Зажатые в кулаках кастеты крушили зубы и челюсти. Заранее заготовленные дубинки расшибали горячие головы, а какой-то здоровенный детина, пробивая дорогу в толпе с помощью зажатой в руке гитары, приговаривал вполголоса с придыханием:

- Кто сказал, что гитара не ударный инструмент?!

Битва могла продолжаться ещё долго, но тут из-за угла, отчаянно сигналя, выехал большой чёрный воронок. Из него выскочили человек пятнадцать милиционеров и, растянувшись в цепь, под заливистые трели милицейских свистков направились к месту битвы. Вмешательство третьей силы в мгновение ока охладило пыл дерущихся, и объединённые общим порывом, не разбирая своих и чужих, пацаны бросились врассыпную. Несколько десятков бойцов было задержано, раненых подобрала вовремя подоспевшая скорая помощь, а ближе к ночи по полю брани ходили музыканты, собирая грифы и струны вдребезги разбитых гитар, которые были в то время страшным дефицитом. Очень повезло, что все остались живы, а вот в соседнем городе блюстители порядка опоздали, и несколько молодых жизней было потеряно навсегда.

На следующий день детская комната милиции превратилась из места отдыха и игрищ в место допросов и строгих воспитательных бесед. Но для Виктора главная беседа была не здесь, а дома с отцом, который выпорол его - на этот раз по-настоящему.

Конечно, теперь контроль со стороны родителей возрос, но кто смог бы удержать парня переходного возраста от опрометчивых поступков, когда его организм перестраивается прямо на глазах, требуя кардинальных изменений во всём, переосмысления того, о чём раньше не задумывался. Юность подкралась незаметно, и жизнь нашего героя окрасилась в новые тона.

Девчонки, с которыми ребята раньше старались вообще не водиться, вдруг приобрели для них какую-то особую привлекательность. Виктор заглядывался то на одну, то на другую, выбирая, на которой остановиться. Нашёл, и с этого момента состояние влюблённости стало для него привычным, как сон, как воздух, как пища. О «своей» принцессе он думал постоянно. Нет, наш герой даже не помышлял о том, чтобы встретиться, обнять избранницу или хотя бы взять её за руку. Ему было достаточно видеть её ежедневно, и это было для него высшим блаженством.

Надо сказать, что никто из мальчишек, его сверстников, не знал даже слова такого – эротика. Пестики и тычинки на уроке биологии – это было всё, что давала им школа. Информации о сексе не было вообще – ни книг, ни справочников, ни журналов. Лишь тоненькие брошюры для молодожёнов выдавались – одна на двоих – в торжественный день во дворце бракосочетания. Подростки находились в полном неведении, если не считать полулегальных, многократно переписанных от руки руководств сомнительного качества.

Сейчас трудно себе представить, но так было. Владимир Набоков в предисловии к зарубежному изданию своей «Лолиты» с сожалением заметил, что никогда этот эротический роман не увидит свет на его целомудренной Родине. Он написал именно так: целомудренной. И это не было преувеличением.

Случилось чудо: в один поистине прекрасный момент в голове Виктора вдруг перещёлкнулся какой-то непонятный таинственный тумблер, и он ощутил себя причастным к некоему таинству. Нет, наш герой не пытался добиться взаимности: не дёргал свою избранницу за косички, не болтал с ней на переменах, не играл в классики на асфальте. Даже не провожал её домой, отобрав у девчонки портфель и держа его в руке, будто какую-нибудь священную реликвию.

Он просто её любил. До самозабвения, до боли, до ужаса, до обожания, до обожествления. Ему казалось, что избранница его – вовсе не человек, а богиня, нимфа, ангел во плоти. И подойти к ней, дотронуться до её руки, сказать ей лишнее слово – всё это представлялось Виктору величайшим блаженством, которого он, вечный раб и обожатель этого высшего существа, был попросту недостоин. Тем более, наш герой и в мыслях не посмел бы сделать с ней то, о чём говорилось в нецензурных выражениях, которые, следом за другими, ему не раз случалось бездумно повторять, до конца не понимая их смысла. Такое святотатство, как ему казалось, было достойно смерти. И для него - тоже.

Он не предпринимал абсолютно никаких действий, а только думал о своей избраннице всегда и всюду, обострённо чувствуя, что она делает в данный момент, что будет делать через минуту, через час. Он жил этими мыслями.

Учебный год подошёл к концу, и целое лето Виктор был лишён возможности лицезреть своего кумира. Поначалу ноги сами несли его к заветному жилищу, за стенами которого, он знал, обитало это неземное существо. Но она уехала отдыхать, а вскоре и его отправили в пионерлагерь, чтобы сынуля был под присмотром.

Активная пионерская жизнь вновь захватила нашего героя, и постепенно, не сразу, он начал забывать свою школьную нимфу, а её место заняли другие персонажи противоположного пола. Вечерние массовки, когда весь лагерь собирался на большой, обитой крашеными досками веранде, стали для повзрослевших за зиму ребят самым любимым развлечением. «Ручеёк», другие массовые игры и танцы притягивали Виктора, будто магнитом. А поздним вечером в большой отрядной палате ребята с воодушевлением обсуждали, кто кого выбрал в игре, кто с кем водил и кто кого пригласил на танец.

Неистраченной дурной энергии оставалось много, и зачастую, под утро, озорники лазили через окно в соседнюю девичью палату. Зубной пастой из тюбика разрисовывали лица спящих пионерок, а наутро смеялись все вместе, увидев в умывальнике бледно-розовые, в разводах, заспанные девчоночьи мордашки.

Пионервожатые спали отдельно - в маленьких комнатушках рядом с общими палатами. Виктор в то лето сильно вытянулся, стал выше всех в своём отряде, и Лена, вожатая, заводила всех дел, не раз отмечала его среди прочих мальчишек, поглядывая на своего подопечного каким-то особым – томным, с едва заметной поволокой, взглядом. Наш герой поначалу не обращал на это внимания, но однажды поздним вечером после отбоя он зашёл зачем-то в её жилище и увидел, скорее, почувствовал нечто особое - женственность, красоту и обаяние – качества, которые не замечал в ней ни разу. Взрослая восемнадцатилетняя красавица в длинной ночной рубахе сидела перед ним на кровати и, поджав под себя ноги, с упоением читала – он узнал эту книгу - популярный любовный роман.

Парень смешался, хотел уйти, но Лена оторвала взгляд от страницы и, будучи под впечатлением амурной истории, каким-то особым бархатно-мелодичным негромким голосом позвала:

- Это ты, Витя? Проходи, садись.

Он закрыл дверь, не спеша сел на скамейке рядом с кроватью и вдруг заметил в сумрачном свете ночника, что рубашка её чуть сползла, и из-под отороченного кружевами края обнажилось грациозно изогнутое соблазнительно-розовое, полнокровное, такое непривычно-женственное и притягательное - её прекрасное бедро. Казалось бы, что особенного? Ребята не раз видели пионервожатую в купальнике на спортплощадке, в бассейне. Но сейчас этот клочок голого тела казался нашему герою загадочным и манящим, привлекательным и недоступным, близким и невообразимо далёким. От непривычных переживаний у него вдруг перехватило дыхание. Медленно, чтобы не вспугнуть, Лена взяла его послушную руку и положила подросшую детскую ладонь на то самое место, куда был устремлён воспалённый взор невинного отрока:

- Витя, ложись рядом, я тебя немного согрею, - будто в тумане прозвучал её бархатный, чуть хрипловатый голос.

И юноша в каком-то полусне послушно выполнил сказанное, всем своим существом ощутив её нежное зовущее податливое тело…

Наутро несколько самых доверенных друзей Виктора в неурочное время кучковались в углу отрядной беседки, с упоением слушая рассказ новоявленного донжуана:

- Только никому, ни-ни! – Предупреждал ребят наш герой, описывая в пикантных подробностях ночь, проведённую в постели пионервожатой.

Но разве можно было удержать языки тех, кто безумно жаждал испытать нечто подобное? К вечеру часть отряда знала точно, а остальные догадывались по обрывкам загадочных фраз о том, что произошло этой ночью. Ребята на Виктора поглядывали с уважением, а девчонки терялись в догадках, пытаясь узнать хоть какие-нибудь подробности. Многие осуждали Лену, хотя никто не решился бы высказать ей это в глаза.

И только чудом слухи о случившемся не дошли до начальника лагеря, до старшей пионервожатой. А может быть просто смена подходила к концу, и никто из руководства не захотел заострять на этом эпизоде своего начальственного внимания. Ведь если бы всё открылось, то Лене грозило изгнание не только из пионерлагеря, но также из пединститута, где она училась. Ей повезло, и это чудовищное для своего времени преступление – совращение несовершеннолетнего – осталось безнаказанным. Только ребята с тех пор иногда, под настроение, называли своих пионервожатых пионерзажатыми.

Лето закончилось, и снова, в который раз, наступил последний прощальный день. Огромный костёр на лесной поляне, обмен адресами, слёзы расставания… А впереди у каждого была целая жизнь, прожить которую надо было так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор…» Впрочем, эти слова из романа Николая Островского «Как закалялась сталь» знали все старшеклассники, выпускники любой школы. Знали и стремились жить именно так, по Павке Корчагину, как их всегда учили любимые школьные учителя и наставники…

Продолжение следует.

Начало смотрите на моей страничке.

Другие произведения автора:

Зубная боль.

Австралия.

Ведьма Яга и Кощей Бессмертный

Рейтинг: 0Голосов: 0748 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий

RSS-лента комментариев