Святой

6 февраля 2013 — Владимир Романов

https://youtu.be/h9JJoqEV5v8

…Я так устал тебя нести,

Ах, если б мог нести другой…

Эпидемия - "Кольцо всевластия"

Двое партизан сидели в окопе, на окраине Кисловодска. Внизу замерз Подкумок, а на севере распростерлась красота Боргустанского хребта, которой можно любоваться всю жизнь, не думая о тяжелой жизненной судьбе. Справа вознеслась к небу стена пещанников и известняка, слева зеленые крутые откосы поросли лиственными деревьями. Изрезанные куцыми балками горы, прерывались причудливыми скалами. Ветер с запада нес запах гари. Где-то в городе шныряли отряды фашистов, отбирая последнее у местного населения. Солдаты поджигали дома особо не сговорчивых горожан.

Коренными кисловодчанами были и молодой парень Еризов Сергей Владимирович, проживший в городе четверть века и сорока пятилетний протоирей Дмитрий Павлович Казанов, просидевший в тюрьме десять лет за служение в церкви.

- Вот ты Димка смешной, молишься богу после каждого боя, точно эти молитвы помогают! Ты веришь в чудеса? Неужели ты думаешь мир изменится после твоих молитв? – глядя в глаза мужчине, спросил парень.

Казанов повернулся к молодому парню, посмотрев в удивительно чистые голубые глаза однополчанина. Тот слегка улыбнулся серьёзному выражению лица священника, но его взгляд был холоден и печален. Во взоре Еризова было отчаяние, охваченное войной и внутренней борьбой. Парень смотрел сверху вниз, на стоящего на коленях мужчину. В сумраке окопа почти ничего не видно, но каждый из солдат знал где лежат еда, патроны и оружие. Рядом с ними сейчас не было никого, другие солдаты находились в другом блиндаже.

- Тебе не понять, Серёжа. Я уж сколько раз разъяснял, – нехотя ответил мужчина, отмахиваясь рукой от парня, – Зачем спрашивать одно и тоже, коль не чувствуешь нужды в моем ответе?

Сергей сел рядом и перекрестился, поклонившись до земли, затем повернулся к протоирею:

- Что здесь такого? Разве помолившись богу эта война кажется не такой страшной? Я понимаю, если бы ты перекрестился, а немцы тут же померли все, или у них оружие сломалось. Тогда да, все солдаты бы встали на колени и молились цельными днями, да считали, как фашисты дохнут, как скот. А так, лучше лишний раз протереть оружие, или отоспаться, чем молиться богу, который всё равно глух и нем к нашим молитвам, как чурбан неотесанный! – парень пристально смотрел на уставшего мужчину, который выкроил пару минут для своей молитвы.

- Всяк по себе веру мерит. У нас много разрушено храмов, запрещают Бога, доказывая, что его нет, а вот из души его не выгнать – не по силе вашим Лениным и Сталиным заменить Бога! Потому что они смертные люди, а Бог - это творец нашего мира!

Парень не сдерживая презрительного смеха ответил:

- Ну ты и сказал, святоша, «творец нашего мира», можно подумать мир такой хороший, как твой бог?! Да и твоего бога распяли евреи, ибо он сказал им, что грешны они и все их ценности, которыми они так дорожили, по его мнению, ничего не стоят. Разве он не умер в возрасте 33 лет? Так и Ленин и Сталин больше прожили!

- Вот видишь, евреям до сих пор нет спокойной жизни... даже Родины теперь у них нет. А их земля тонет в крови. Любой живет так, как считает нужным и расплата к каждому приходит такая, какой была его жизнь.

Еризов немного помолчал, смотря на горы. По этим красивым склонам он любил бегать в детстве. Порой они уходили даже до Ессентуков, а бывало ходили пешком и до Рим горы. Сейчас стало тоскливо от этих воспоминаний. И повернувшись к Казанову, Сергей продолжил терзающую его самого тему разговора.

- Скоро и у нас не будет Родины, если мы будем с тобою вот так рассуждать! Не успели немцы дать нам передышку, ты сразу принимаешься за молитвы, - парень сел на землю, облокотившись о вбитый в землю срубленный ствол березы. Парень пылал своей молодостью, как цветок нежными лепестками во время цветения.

Мужчина ничего не ответил ему, несмотря на огромное желание рассказать пылающее внутри. Ведь, в былые века мужчины ревниво отстаивали борьбу за свою веру. Как же был славен знаменоносец, держащий в бою стяг Нерукотворного Спаса. Да и сегодняшняя коммунистическая идеология, в какой-то степени, стала государственной религией. А политические лозунги заменили иконы, как те, в свое время сменили языческих идолов. Но мужчина усомнился, что юный парень поймёт все это. Он еще не успел жениться до войны, почувствовать, как сложно удержать возле себя женщину, как тяжело её не упустить. То о жажде сохранения своей веры ему и говорить было противно. Тяжёлое молчание Дмитрия тянулось долго. Священник сидел не отводя взгляда от паренька, сидящего напротив него.

- Да, принимаюсь. За свое служение Богу я десять лет отсидел, но не отрёкся от веры православной! Ты ведь не отказываешься от табака, от ста граммов. Почему, по-твоему, я должен ради безбожной власти отвернуться от самого себя? Я выстрадал свое право верить во все то, чем дорожу. Я не желаю доказывать тебе все то, с чем мне пришлось бороться с теми, кто не давал мне права оставаться собой. Ты сейчас выглядишь так, словно ты новый прихожанин в церковном приходе, который пару раз выдержал пост, выучил пару-тройку молитв и теперь считает себя вправе поучать других как им верить. Обычно такие люди лгут сами себе, будто смогли добиться каких-то духовных гармоний. Нет, сынок, поверь, ты и ада не знаешь и рая не видел. В тебе говорит юношеская гордыня. Тебе кажется, что ты сейчас знаешь весь мир, но ты ведь и самого себя не понимаешь. Пройдут года и будешь смотреть на свои поступки и думать над сказанными словами иначе. Но только ни ради тебя, ни ради власти я не отрекусь от Бога.

- Тут ты прав. Власть каждый раз новая, а человек второй раз на свет не рождается. И каждому дано право быть собой. – парень вновь посмотрел на горы.

Партизаны знали, что советские войска вот-вот подойдут к городу, но немцы отчаянно сражались. Всюду взрывались снаряды. Боль и смерть кружили черными вороньими стаями вокруг города, горланя траурные песнопения. Десятки трупов солдат и коней лежало всюду, их просто не успевали выносить. Вороны окружали мертвецов и клевали их. Фашисты были в отчаянии, ежедневно советские войска крушили их планы и те, из последних сил, терзали местных жителей. Везде пахло гарью. Этот аромат давно перемешался с запахом снега, земли и стал настолько привычным, что его будут долго еще называть запахом Родины. Дмитрий упал на землю, едва только послышалось, что над ними летит какой-то снаряд. Рядом с ним упал Сергей. Они закрыли уши руками и сильно зажмурились. Грохот разнёсся по округе. Снаряд едва не попал в их окоп. Стало опять страшно. Страх всегда приходит после взрыва, когда понимаешь, что ты мог пасть здесь, так и не увидев победы. Сергей схватил винтовку и быстро перебрался на свой пост где мог отстреливаться, но сзади кто-то придавил его шею к земле ногой и немецкий резкий голос указал двоим солдатам встать и выйти наружу. Сопротивляться было невозможно. Немец держал палец на курке, а дуло его автомата смотрело то на одного, то на другого мужчин. Казалось, из этого маленького дула могла вылезти гадюка и, лишая жизни, укусить их. Как немец не побоялся этого взрыва упавшего в нескольких метрах от них, мужчинам было не понятно. Партизаны послушно вышли из окопа.

Наверху все изуродовал взрыв. Ничего не осталось от их опорного пункта. Трупы людей лежали с выпотрошенными внутренностями. Солдаты застыли, а в их глазах замерз весь ужас боли смерти. Хотелось кричать, драться, но довелось молча смотреть на то что осталось от их отряда, стоявшего у въезда в город. К ним подошли еще трое немцев и уставив свои дула автоматов на солдат, начали о чём-то говорить между собой. Резкий немецкий язык был каким-то особенно ненавистным, а присутствие в их речи слова «Russisch» и пугало и вызывало внутреннюю доблесть, на которую способен человек в то время, когда ему больше нечего терять. И Сергею, и Дмитрию было понятно, что сейчас их убьют. В это мгновение захотелось жить, с новой силой, с новым рвением идти вперед. Внутри что-то завыло, заскрипело, померкло. Когда ты видишь какая же страшная кончина у твоих друзей, внутри просыпается жажда жизни, окрыляющая тебя. В эти короткие мгновения и Дмитрий и Сергей забыли о своих разногласиях по поводу Бога, они переглянулись и резко бросились драться на немцев.

Ошалевшие фашисты сначала попятились назад, от русских солдат. Фашисты практически не сопротивлялись, поскольку не ожидали от двоих мужчин никакой агрессии. Столкнув одного из фашистов с утеса вниз, русские солдаты перекинулись на других немцев, но дуло подставленное к виску Сергея остановило их. Холодное железо коснулось тела парня, и он замер ожидая выстрела. Смотря врагу в глаза, Сергей не успел ничего еще подумать, как сразу представил, что больше не увидит гор и не сможет погулять по ним. Сердце заныло и какой-то отголосок мысли вспыхнул в голове ярким заревом – а на кого он оставит эти места? Кто за ними будет смотреть? Сохранят ли другие люди чистоту его малой Родины?

Немцы повели их в свою часть, которая находилась в двух километрах от партизанского окопа. В их опорном пункте пленные сооружали разные деревянные короба, по-видимому для чего-то очень важного. Партизаны понимали, что фашисты готовят грузы для отправки в Германию. Дмитрий озирался по сторонам, наблюдая как бережно солдаты складывают какие-то предметы обмотанные тряпками. От этого злость подступила к его виску и от нее мужчина краснел. Ему хотелось выхватить автомат из рук немца, но он знал, что если так поступит он, то их убьют сразу же. Здесь было много вооруженных фашистов, которые застрелили бы их в ту же секунду. Но он помнил фразу одного военного, который сидел вместе с ним в заключении. Тот говорил, нужно драться до конца. Только желание жить в сердце Дмитрия сейчас было еще сильнее прежнего. Он сжимал пальцы в кулаки и ненавидел сейчас самого себя за то что не рискнет броситься на врагов. Он шел вслед за Сергеем и смотря в затылок парню, думал о том как тяжело сейчас нести свою душу в грузном теле. Его душа рвалась в бой, ей вторила совесть, но разум и тело противились, они будто окаменели. И мужчина шел молча. Из его глаза полилась одна единственная слеза, обжигая лицо. Казалось, слеза была раскаленным металлом и прожигала глубокую рану на щеке.

Мужчин толкнули, как котят в железную клетку и заперли снаружи. Когда щелкал замок, его звук резал слух больнее тупого, изрубленного лезвия ножа. Сергей презренно посмотрел на Дмитрия. Его молодецкий взгляд дырявил мужчину насквозь.

- Ну и где тут твой Бог? – нервно спросил Сергей. Он смотрел на Дмитрия, словно ожидая чуда освобождения. Дмитрию стало немного не по себе от такого пытливого взгляда парня. Ему хотелось снова сказать что-то из того, о чем им говорили в семинарии, но сейчас это было неподходящим и бессмысленным. И в это время, мужчина вспомнил, что вот таким же испытывающим взглядом он со своими родными братьями смотрели на младшего брата Николая, который не верил в Бога. Отец часто усаживал своих шестерых детей вокруг обеденного стола и рассказывал им о библии, о сказаниях про Христа. А он ничего не хотел слушать и понимать.

Коля жил с детства своей жизнью, и до сих портак делает, не приемлет никаких ни Богов, ни авторитетов. Поэтому Дмитрий сейчас усомнился во многом из того что преподавали в семинарии, в том числе и что касаемо и обращения к атеистам с рассказами о неминуемой гибели их души. Как в последние минуты жизни другого человека можно привести к Христу, если и сам то он не знаешь нужна ли Богу твоя такая смерть. Находиться в плену врага позорно, но трижды позорней струсить перед ним и не попытаться бороться до последнего.

Он сел на пол, опустил голову вниз и смотрел в пол. Такого опустошения он не испытывал давно, еще со времен первых недель заключения. И чем дольше размышлял о своей трусости, тем острей была боль в груди. Сейчас он почувствовал себя настолько далёким от Бога, что стало страшно, а если и правда Его не существует и Сергей во всем прав. Вся жизнь промчалась перед его глазами. Нет, он не сколько ни боялся своей смерти, ведь столько было трудностей в его собственной жизни. Он вспомнил, как тяжело было смотреть на гибель храмов, которые разрушались один за одним, как вчерашние прихожане теперь смеялись над его поповской рясой. Было больно от того что человек рождается и должен всю жизнь доказывать окружающим, что он тоже имеет права на жизнь.

А ведь верующие люди такие же. Они готовы бросаться на людей исповедующих другие религии, или не признающих Бога. Для них такие люди - враги. А ведь так не должно быть. Жизнь - священный дар и ему должно радоваться все сущее на Земле, а не грызть друг друга за право быть под Солнцем. Война – это лихорадка всего человечества. Очень часто она нужна людям чтобы понять, как дорога ценность жизни. Без нее люди стервенеют и начинают ненавидеть друг друга просто в них накапливается общечеловеческая желчь, как коллективный разум у насекомых.

За всю историю людям так и не получилось не начинать новых войн, поскольку война - это один из столпов человеческого развития на которой проверяется не только доблесть и трусость, но и отношения человека к человеку. Никто не хочет подхватить этой болезни, однако еще не было в мире времени, когда не существовало войн. Они идут постоянно, лишь меняя названия, места и лозунги ради которых одни люди готовы убивать других. Нельзя уничтожить того, чего нет в мире, невозможно потерять того чем не обладаешь, однако нам подвластно лишь развеять иллюзии о том что войны приносят благо. Ведь всегда найдется тот, кому война – родная мать.

- В душе, Серёжа, в душе... – томно ответил мужчина. А сам продолжил думать обо всем этом, едва удерживаясь на месте от рвущихся из сердца эмоций. Хотелось кричать от душевной боли, хотелось растолковать другим то что ныне пылает в его душе. Дмитрий поднял голову и посмотрел на Сергея.

Парень отвернулся, посмотрел на фашистов, и снова кинул взгляд на мужчину с неким отвращением.

- Меня хоть красная армия оберегает, а ты ее ненавидишь, но при этом воюешь на ее стороне, или в тебе, как и во всех верующих, присутствует православное лицемерие?

- А ты бы любил, коль на твоих глазах убивают твою жену, мать, отца и детей? – тихо, сдерживая гнев и ярость, отвечал Дмитрий, - Что ты вообще знаешь о том, как менялась власть в стране? В книгах описывают это очень красочно, с романтикой. Геройство на войне это одно, а на страницах романов – другое. Я молюсь Богу потому что чувствую, что я не имею права лишать людей жизни, а оставлять врагов живыми, значит убивать самого себя. А самоубийство не прощается вовсе! А вот ты ради чего воюешь? Тебе не жалко убивать немцев?

- А я? – парень почесал затылок – а я воюю ради освобождения свой Родины от врага, ради лучшей жизни народа... – парень почесал затылок. Его взгляд немного затуманился. Видно было что он задумался над чем-то, - жалко. Жалко до такой степени, что порой хочется встать под огонь и чтобы сотни пуль растерзали тебя в одну секунду. Страшно видеть во сне немцев, просящих помиловать их. Страшно нажимать курок, ведь очень многие их них воюют боясь что их предадут трибуналу. Простым людям нет дела до великих дел о захвате мира. Только как раз нам вот таким маленьким людям и выпала участь убивать друг друга. Но ведь по другому мы не сможем выжить. Не нами начата война, но нам предстоит ее завершить. Пусть мои слова звучат громко, но я верю это последняя война человечества. Слишком много страданий выпало людям и они смогут воспитать людей чтобы они больше никогда не хотели воевать. Мы обязаны победить.

- А что даст победа для тебя? – спросил Дмитрий.

- Мир и покой. – ответил Сергей, продолжая глазами поедать горы.

- Вот так же и я думаю, только идем мы к Победе разными дорогами. Не все рождаются сильными, очень многие эти навыки приобретают живя на этом свете не самое лучшее время.

Парень ничего не ответил он отошел к стене, присел и снова долго смотрел на горы. Его глаза будто в последний раз ласкали эти красивые склоны и Сергей не мог оторвать взгляд от родной земли. Глядя на хребет, парень успокаивался.

- Всю жизнь смотрю на горы и чувствую, что они тоже смотрят на меня и ни мне, ни им не надоедает это занятие.

- Ты так о горах говоришь, будто они живые.

- А разве нет? Скольким они помогли найти ответы на нерешенные проблемы.

- И тебе горы помогали?

Сергей согласно помахал головой и вновь ничего не ответил.

Через какое-то время к клетке подошел мужчина, одетый в форму рядового немецких войск и на русском языке, без малейшего акцента заговорил с пленниками. Впоследствии оказалось, что этот русский, перешедший на немецкую сторону.

- Предлагаю вам перейти на нашу сторону, - сказал этот мужчина.

- Да пошел ты, - выругался Сергей, подскочив к нему.

- Победа будет за нами. Весь Союз уже сдается. Газеты только об этом и пишут. Кавказ уже давно подчиняется Берлину, – он протянул газету Сергею в руки и тот сразу же порвал ее.

- Это ложь! – сказал Дмитрий. – Иди отсюда, не гневи Бога. Служишь гнидам, будь таким же, но не уговаривай людей стать такими как вы.

Мужчина схватился за решетку клети и начал угрожать рыча проговаривая маты и проклятия. И в этот момент Сергей плюнул ему в лицо.

- Погоди, гнида, ты за это ответишь! Именем Германии об этом говорю тебе! - прорычал злобно он и отошел прочь.

Через час к пленникам подошли несколько солдат, вывели наружу и повели к горе. Шли они довольно долго по узкой тропе ведущей к вершине Боргустанского хребта. Дул пронзительный горный ветер. Вдали в стороне Ессентуков все еще громыхала артиллерия. Но увидев на горе три больших деревянных креста, партизанам стало понятным что их ожидает теперь.

- Говорят, русские любят Христа больше всего на свете? – злобно крикнул этот же мужчина, который подходил к ним, предлагая перейти на немецкую сторону.

Дмитрий посмотрел на Сергея и почувствовал, как тот задрожал. Парень злился и боялся в одно и тоже время. Он готов был сражаться до последнего, да не мог ничего поделать со своим положением.

- Не бойся, священномученики умеют летать. Так что скоро мы полетим к Богу, а эта тьма погрузнет в огне. – решил поддержать парня Дмитрий.

Сергей улыбнулся как-то обреченно, смотря в глаза мужчине.

- Не убедил! – сказал Сергей, он старался справится с дрожью в теле, - Ты может и полетишь, а я не верю в Бога! Нет его!

- У тебя есть несколько минут для веры, мне кажется, не важно, сколько времени верить в Него. Главное, чтобы присутствовала искренность в душе. Время существенно только для людей. Во вселенной нет времени.

- Всё равно не поверю! Не смогу! – огрызнулся парень, смотря со страхом на вершину горы.

Их вели на гору по узкой вытоптанной, скользкой тропе, словно ее накатала детвора. Чем выше они поднимались, тем красивей была природа окружающая их. Родные окрестности Кисловодская еще никогда ранее не выглядели такими красивыми для солдат. На вершине дул резкий ветер и на земле лежали только что сделанные православные кресты. Дмитрий теперь понял, что означали слова, насчет любви русских к Христу. Он посмотрел на Сергея и тот так же понимал, что их ожидает. Едва он справился со страхам перед предателями, которые так рьяно хотели отслужить перед своими хозяевами, что могли сами себя поджечь, доказывая свою преданность. Предателей ненавидят все, но уважают их выслугу.

Возле крестов стоял еще один плененный мужчина. Так же, как и Дмитрий, он был одет в священническую рясу, порванную, грязную, но все так же строгую и мистическую. Они поздоровались взглядами и жадно смотрели на кресты. Мужчины размышляли будут ли в них вбивать гвозди.

Вокруг стояло чуть больше десяти немецких солдат. Вдалеке, со стороны Ессентуков надвигался грохот советских войск. Там все взрывалось и разлеталось во все стороны. Дым клубился и над Кисловодском. Мотострелковые войска уже окружили город и вот-вот вырвут его из фашистского плена. Чувство радости накрывало трёх пленных, но они понимали, что здесь по среди предателей им не выжить. Пленных сильно избили. Потом не стали прибивать к крестам, а просто привязали руки и ноги к доскам веревками и водрузили на вершине горы. Ветер гудел свою зимнюю горную песнь, опустошая людские души.

Было очень холодно. Все побои болели. Партизаны смотрели в серое бесчувственное небо и жали либо расстрела либо долгого и мучительного обморожения. Внизу, у подножия крестов, солдаты зарядили автоматы и подняли их дулами вверх, в лица распятых. Кто-то из солдат начал торжественно плясать. Казалось, жизнь закончится, но тут яркий снаряд упал на вершину горы и раскидал всех фашистов в разные стороны. Мужчин разбросало как спичечные коробки. В одно мгновение закончилось торжество бесчинства, но этот же снаряд оторвал кусок древесины у креста, на котором висел Сергей. Он быстро треснул и парень полетел вниз в ущелье, крича: «Я лечу! Я не верил, что можно лететь к Богу! Я ведь не падаю, я лечу!» - крест летел с высокой отвесной скалы, как-то очень странно не касаясь торб, торчащих из отвеса. Голос парня был радостный до последнего удара о землю.

А потом стало тихо. Ни выстрелов, ни разрывов в этот момент не было слышно. И гнетущая тишина повисла над горой. Лишь гулкий протяжный вой ветра нёсся куда-то на восток.

- Теперь и умирать не страшно, сказал незнакомый пленник, кротко глядя на Дмитрия.

И он смотря на своего соседа согласно махнул головой. Второй снаряд разнесся на вершине, оставив все в дыму. Советские воска продолжили разбивать фашистов, отнимая ранее захваченные земли.

1 февраля 2013