Новые
МенюСнайпер Вера. Муста-Тунтури
Рассказ третий.
Нелегко писать этот рассказ, но необходимо, дабы, пусть не увековечить, но отдать долг светлой памяти одной из защитниц нашей Родины. Непросто потому, что нужно вернуться во времена оные, хоть и недавние, но совсем другие, окунувшись в то время, в котором жили такие люди.
За короткий по историческим меркам период в нашей стране сложилось совсем не похожее на нынешнее: общество советских людей. В этом заключительном повествовании о Муста-Тунтури я попытаюсь рассказать об одном из представителей того поколения наших родителей и прародителей - Вере Порфирьевне Коротиной (в замужестве Гипп), женщине, а тогда ещё молодой девушке, ставшей легендой Муста-Тунтури, Среднего и Рыбачего, а может и всего фронтового Заполярья, потому как упоминали о ней в рассказах и разговорах очень просто: "снайпер Вера" и всем было понятно, о ком идёт речь.
Вправду говорят, что пути Господни неисповедимы.
Как замысловато, порой, переплетаются судьбы и дороги людей. Не верилось, что мне посчастливится найти кого-нибудь из знавших героиню моего первого рассказа "Чёрный мох Муста-Тунтури". И вдруг такая удача: меня самого разыскала её дочь Лариса Гипп, которая довольно давно живёт в Латвии. От неё я узнал, как недалёк был от истины, полагая, что мог видеть и встречать Веру Порфирьевну: ведь после войны до 1961 года (пока не уехала в новый г. Заполярный) она жила в п. Никель, где в то далёкое время жил и я.
Наше совсем случайное знакомство с Ларисой состоялось благодаря Интернету. Её внуки, живущие в Великобритании нашли в сети моё повествование о Муста-Тунтури и сообщили ей, а она, в свою очередь, поведала мне некоторые подробности из биографии своей мамы, лёгшие в основу этого рассказа, а также прислала несколько фото из семейного архива, которые можно посмотреть:
в альбоме "Снайпер Вера. Муста-Тунтури."
Кстати, этом же альбоме есть уникальное фото "Встреча на земле освобождённой". На нём запечатлён момент встречи Веры Порфирьевны в г. Заполярный в 1968 году с не менее легендарным защитником Муста-Тунтури Иваном Алексеевичем Лоскутовым, прототипом героя поэмы Константина Симонова "Сын артиллериста".
Итак, письмо Ларисы Гипп в оригинале:
Коротина Вера Порфирьевна родилась в Казани в 1920 г. 22 сентября.
Воспитывалась в городе Горбатов, Горьковской обл. в детском доме (видимо, голод был). Окончив 10 классов, уехала в Казань к отцу. Работала секретарем народного суда, вечером училась на рабфаке, закончила 2 курса химико-технологического факультета.
Когда началась война, пошла добровольцем, попала на Соловки в школу юнг, где обучилась снайперскому ремеслу (прошла по критериям отбора: психологическая устойчивость, 100%зрение, хорошая обучаемость, плюс непременное условие - личное желание стать снайпером). После окончания школы была направлена на самый трудный и опасный участок войны, на мучительно тяжёлую и беспредельно страшную работу. В Красной Армии с 1942 года, ефрейтор 12-ой особой бригады морской пехоты Северного флота.
Освобождала Лиинахамари: с
кораблей брали штурмом по грудь в ледяной воде в октябре месяце, затем Печенгу,
Никель и Киркенес. Прошла каторжный труд и большая удача, что осталась в живых.
В 1945 осталась восстанавливать Никель,
работала в геолого-разведочной партии кассиром. Анатолий Васильевич Гипп в 1948
стал её мужем. В конце 1949 года родилась я, Лариса Гипп. В 1961году папу
перевели работать на горно-обогатительный комбинат в г. Заполярный. Мама после
моего рождения 15 лет не работала, болела (сказались 3 года на сухомятке на
Рыбачьем, потому что катера, доставлявшие продукты, расстреливали немцы). Уже в
Заполярном мама работала на ГО комбинате зав.общим отделом. Член
Коммунистической партии с 1943 года, почти в совершенстве знала немецкий язык
(такие учителя были в школе тогда), имеет награды: орден Красной Звезды,
Отечественной войны, медали. Всегда была немногословна и очень аккуратна в
высказываниях, а о себе так и вообще почти ничего. В 1977 году переехали жить в
Мурманск, работала секретарём в приемной у председателя Октябрьского исполкома.
В 1997 году мама умерла в г. Горбатове (там был домик - летом отдыхали) и папа
тоже там похоронен.
Вот, собственно, и вся жизнь Веры Порфирьевны Коротиной. Длиной в несколько предложений, а что за ними?..
Сколько фашистов уничтожила - кроме неё самой никто не знает, но, скорей всего, немало. Понятно, что женщине, чья миссия на Земле рожать и воспитывать детей, не пристало хвастаться убийством, пусть даже и врага. Но не вина это, а крест, что молодой девушке, почти девчонке пришлось взять в руки снайперскую винтовку, оружие - чтобы защитить Отчизну от жестокого и беспощадного врага.
Наверняка, она помнила все свои цели и обстоятельства при которых уничтожила того или иного фашистского солдата, воочию фиксируя в снайперский прицел последствия каждого удачного выстрела: агонию, смерть.
Что чувствовала она? Обычное удовлетворение результатами своей работы, сознание выполненного долга, а может чувства постоянно менялись: начиная с паники, липкого озноба и тошноты после самой первой, до всё растущего хладнокровного равнодушия с каждой последующей поражённой целью? В любом случае, здесь неуместно говорить об охотничьем азарте. Скорее, в глубине души ей было глубоко противно то, чем она занималась, однако: на войне - как на войне. Это была одна из тех работ, к которым никогда не привыкнешь, но враги должны были помнить, что они на чужой территории: рыть, взрывая наши скалы - окопы и траншеи в полный профиль, строить блиндажи, укрытия, катакомбы, потому что в любой момент наши Вера, Даша, Мария могли достать их метким выстрелом и отправить в Петсамо на вечное прозябание в заполярной мерзлоте, где покоятся 12 тысяч таких же неудавшихся завоевателей, мечтавших об обещанном фюрером, в случае захвата, мародерском вандализме и трёхдневном разграблении Мурманска.
Это было частью работы и задачей Веры Порфирьевны, и ни к чему прославлять её вынужденное, нелёгкое военное ремесло, восхищаясь мастерством и личными победами: ведь фронтовая снайперская работа - не спортивная стрельба, а вместо мишеней хоть и враги, но живые всё-таки люди. Недаром в последующей мирной жизни она старалась не вспоминать о своей военной профессии.
Однако, и жалеть Веру не нужно, вряд ли она нуждалась в жалости.
Как писал рано ушедший фронтовой поэт Николай Гудзенко:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели...
... Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел,
Нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.
Это наша судьба...
Понятно, что нелегко жить с таким грузом прошлого, но жить надо было, потому что счастье остаться в живых пройдя всю мясорубку войны, можно оценить лишь спустя много лет. Невероятно, казалось бы, и вдвойне обидно, но Вера вполне могла погибнуть и от рук "своих". Однажды отличное знание немецкого языка сыграло с ней злую шутку. Я, наверное, не имею права на то, чтобы привести здесь подробности того неприятного случая, потому как даже дочь Лариса объяснила мне всё обиняком. Скажу только, что на сей раз смерть явилась к Вере в образе пяти пар надраенных хромовых сапог (единственное, что осталось в памяти). Что послужило спасительной соломинкой?: молодость или боевые заслуги - трудно сказать, только и в этот очередной раз смерть лишь криво осклабилась Вере в своей обычной зловещей ухмылке, но это было настолько явственно, что от неё реально пахнуло могильным холодом и смрадом.
Примечательно: хотя за голову Веры немцы обещали большие деньги, никто из фашистских снайперов не рискнул вступить с нею в открытый поединок.
По-видимому, авторитет и профессионализм Веры Порфирьевны ни у кого не вызывал сомнений в исходе дуэли. Даже зная очередную позицию, её не трогали: себе дороже, как говорится, просто вели себя осторожнее.
Три года провести в окопах самого северного участка фронта: летом , когда кажется, что воздух состоит из комаров и мошки, зимой, когда снег и стужа лишают всякого желания бороться за существование... В этих условиях находить силы сражаться с врагом. Не с пистолетом или автоматом, а с тяжёлой снайперской винтовкой ползком добираться на "точки" по нескольку суток кряду выслеживать и выжидать цель, лёжа на мёрзлой земле или голых скалах, поминутно глядя смерти в лицо - незавидная доля снайпера даже для мужчины, чего уж говорить о девушке.
По воспоминаниям ветеранов войны в Заполярье - единственной грелкой на Севере была фляжка со спиртом на боку, но дело в том, что Вера не пила совсем и никогда, предпочитая выдаваемый спирт обменивать на шоколад. Правда, научилась курить, что на фронте не считалось таким уж большим грехом, как, к примеру, теперь.
Всё это не смогло не сказаться на здоровье: в 1949 году у Веры Порфирьевны были настолько тяжёлые роды, что пришлось вызывать вертолёт из Мурманска. Сейчас даже представить трудно, как в то время можно было это организовать, но, верно, Бог помог и всё обошлось, хотя последствия были такими, что следующие 15 лет своей жизни она не могла работать.
Знаете, по ходу написания этого рассказа я подумал о том, что плохо представлял себе войну. Ну, там, атака, бой, большое сражение - это понятно, а вот фронтовые будни - не задумывался. Но ведь была и, так называемая, тихая война. Поэтому представить себе трёхсуточные вылазки Веры Порфирьевны с лежанием на холодных мокрых камнях или на мху (это в заполярных то условиях), боясь лишний раз просто пошевелиться, чтобы не выдать себя, затем возвращение в холодные же, сырые окопы, плюс постоянное чувство голода. На это моего воображения не хватает.
Правда, на полуостровах Среднем и Рыбачем, где дислоцировалась 12 бригада морской пехоты, были специальные базы, на которых, в числе других таких же отважных снайперов и разведчиков, Вера Порфирьевна восстанавливала силы и здоровье после своих многочисленных рейдов на передовую.
Но вот голод - эта постоянная составляющая войны, сказывался и здесь, так как по сути полуострова Средний и Рыбачий со стороны моря были блокированы кораблями противника, а катера, доставлявшие продукты по Мотовскому заливу, расстреливала немецкая батарея (разгромленная потом отрядом Юневича), стоявшая на мысе Могильном. Иногда продовольствие и боеприпасы сбрасывали на парашютах наши самолёты.
Вера Порфирьевна вспоминала, что, порой, целую неделю приходилось довольствоваться одним брикетом какой-нибудь каши, поэтому её не варили, а сосали до полного растворения. Цинга (бич северных широт) донимала так, что все зубы шатались и некоторые солдаты по глупости просто вынимали и выбрасывали их. Рассказывала, как подолгу оставаясь без продовольствия и курева, они сворачивали себе самокрутки из листовок, что сбрасывали немецкие самолёты и мха, пытаясь хоть как-то заглушить мысли о еде.
Да, голодал не только блокадный Ленинград, вместе со всей страной голодала и наша армия. Это как-то не афишировалось раньше, поэтому сейчас у меня вызывают естественное недоверие кадры из старых фильмов, где помните?: на стол из вещмешка, как из скатерти-самобранки, вываливалась целая гора съестного.
С возрастом по иному понимаешь окружающий тебя мир со всеми его ценностями и несправедливостью, а так же истинный смысл отваги, мужества, чести и личной храбрости. Острее и в истинном смысле этих слов понимаешь голод и что значит делиться последним куском хлеба, когда самому нестерпимо хочется есть, и вообще - что такое, например, голодный ребёнок с его не по - детски взрослым взглядом. Это понимание пришло после того, как я начал писать о войне и о поколении наших родителей из того непростого времени.
Из воспоминаний другой участницы Отечественной войны: Натальи Николаевны Большедворской, тоже, кстати, снайпера, воевавшей, правда, на другом фронте, ныне проживающей в Пикалёво, в памяти с того времени осталось только постоянное чувство голода.
Как явствует из письма дочери, Вера Порфирьевна воевала в составе 12-й особой бригады морской пехоты Северного флота, с 22.06. 1942 года дислоцировавшейся на п-ве Рыбачий и оборонявшей хребет Муста-Тунтури, то есть была одной из тех, кого "фрицы" называли "чёрной смертью".
Уместно заметить, что 12 бригада (ставшая Краснознамённой 27.02.1943) покрыла себя неувядаемой славой, защищая Советское Заполярье. Трое её краснофлотцев посмертно награждены званием Героя Советского Союза (двое повторили подвиг Александра Матросова при штурме Муста-Тунтури). Боевой путь бригады, начавшись в августе 1941 года на рубежах Западной Лицы, окончился в Киркенесе. То есть, бригада была задействована практически во всех операциях как на нашей, так и на территории Норвегии.
10 октября 1944 года участвовала в штурме Муста-Тунтури, 12 октября в морском десанте в порту Лиинахамари, освобождала Никель, Печенгу, а затем бригада, используемая по своему прямому назначению, высаживалась на западных берегах Коббхольм-фьорда (23.10.1944) и Яр-Фьорда, подготавливая плацдармы для наступающих советских частей, занимая береговые батареи, разрушая укрепления и огневые точки.
Бои за Лиинахамари носили ожесточенный характер и часто переходили в рукопашные схватки. Под натиском советских десантников гитлеровцы, неся значительные потери, вынуждены были отойти. Вспоминая эту операцию, Вера Порфирьевна рассказывала, что когда они (морпехи), высадившись с катеров, буквально взлетели на вершину сопки, занятую фашистами, то от быстрого подъёма у многих, в том числе у неё, с головы слетели головные уборы (скорей всего каски) и её роскошные локоны рассыпались по плечам.
Тогда, наблюдавший за ходом боя, командовавший операцией майор И. А. Тимофеев заметил, дескать: ого, оказывается в морской пехоте и девушки воюют!
По воспоминаниям краснофлотца Венщикова Валентина Алексеевича, воевавшего в Заполярье на миноносце "Разумный" (ныне проживающем в Пикалёво), десанты в Лиинахамари и Киркенесе проводились в исключительно тяжёлых условиях. Экипажи сторожевых кораблей, морских охотников и кораблей, высаживавших и прикрывавших десанты, стараясь чем можно помочь, по грудь в ледяной октябрьской воде на себе переносили десантников на берег.
Не могу заодно здесь не упомянуть эпизод из рассказа Валентина Алексеевича об освобождении Керкинеса. Его друг радист Афимьин Николай Алексеевич (родом из Архангельска) перед Киркенесской операцией 24 октября был послан с ещё одним краснофлотцем в разведку, уточнить огневые точки врага. Фашисты их обнаружили, завязался короткий бой. Напарник в перестрелке был убит, а он замешкался, когда подрывал гранатой рацию и был схвачен немцами. После недолгого допроса его повели в сопки на расстрел. Это заметила другая группа наших разведчиков, и уничтожив конвоиров освободила Николая Алексеевича, который, впоследствии, за проявленное мужество был награждён орденом Боевого Красного Знамени.
После войны Вера Порфирьевна восстанавливала мой родной п. Никель, работала в Печенгской ГРП, Мурманской ГРЭ, где позже работал и я. Вышла замуж, родила дочь. Муж её Анатолий Васильевич Гипп, работал начальником РМЦ вместе с моим отцом.
Ни она сама, ни её подвиг не были забыты в мирное время. Веру Порфирьевну часто приглашали в Мурманск и Москву на крупные официальные мероприятия.
Она вела довольно активную воспитательно - патриотическую, работу, частенько бывала на Муста-Тунтури, Среднем, Рыбачем, о чём можно судить по фотографиям С. М. Львович из других альбомов (напомню: фотокорреспондента газеты "Советская Печенга", истинного подвижника - фотолетописца послевоенных вышеупомянутых мест).
Она встречалась со многими известными писателями и поэтами Советского Союза. Со своей фронтовой подругой Сусанной Георгиевской они частенько вспоминали эпизод из фронтовой жизни, когда одним стаканом кипятка обе ухитрились помыть головы. Напомню: Сусанна Георгиевская - детская писательница, в самом начале войны ушла на фронт, на передовую. Занималась агитацией, вела передачи на немецкие окопы (для этого были предусмотрены специальные громкоговорители).
В 1968 году в г. Заполярном состоялась встреча Веры Порфирьевны с подполковником Иваном Алексеевичем Лоскутовым, прототипом того самого Лёньки-артиллериста из поэмы Константина Симонова "Сын артиллериста". Она встречалась с Юрием Гагариным, когда он приезжал в Корзуново (Заполярный) в 1965году, где начинал службу в авиаотряде Северного флота, а за два года до смерти в 1995 г. Вера Порфирьевна приезжала по официальному приглашению в Никель на пятидесятилетие освобождения города (причём, очень была смущена тем обстоятельством, что проживала в гостинице и неловко себя чувствовала, сетуя, что её приезд, наверное, дорого обошёлся инициаторам и организаторам приглашения).
Ей, спустя много лет после войны, посвящали стихи. Одно стихотворение: "Снайпер Вера", напечатанное в газете "Полярная правда" от 23.12. 79 г., стало названием этого рассказа. Написано оно военкором Я. Черкасским (Североморск). Вот оно:
Снайпер Вера
Посвящается мурманчанке В. П. Гипп.
Нам жестокая выпала эра -
Сколько крови, мучений и слёз!
Выбирайся же снайпер Вера
Из землянки в метель на мороз.
Ночь полярная в диком разгуле.
Страх и жалость - уйдите прочь,
Не боясь ни метели, ни пули,
Снайпер Вера уходит в ночь.
Ей - девчонке семнадцатилетней,
Уходящей на лыжах в пургу,
Трое суток лежать в секрете,
Коченея на жёстком снегу.
В этой замети раствориться,
Перестать вспоминать о былом,
Стать сугробом, недремлющей птицей,
Обернуться кустом, валуном.
И когда еле хрустнет ветка
Или вспыхнет чужой басок,
Хладнокровно, по снайперски метко
Пулю немцу вонзит в висок.
Снайпер Вера!
Уходят в вечность
И надежда твоя и любовь,
Вижу высшую человечность
В сочетании этих слов.
Если верите в лучшую долю
Тех, кто близок вам, кто далёк -
Дайте Вере стальную волю,
Автомат и сухой паёк.
Обяжите инструкцией точной,
Чтоб умна была и хитра,
Разбудите однажды ночью
И скажите -
Вера, пора!
Я. Черкасский
Североморск, 23.12. 1979 год.
"Поэт читал 8 Марта на женский день по телевидению и преподнёс мне живые цветы. А они так дороги зимой на Севере" - пишет Вера Порфирьевна дочери.
И в этом же письме - пожелание внучке:
"Расти честным человеком, чтобы мне не было больно за тебя, будь умницей и бери от жизни всё только красивое и честное".
По воспоминаниям дочери - она неплохо играла на гитаре, очень любила романсы, сама подбирала музыку и исполняла. Знавшие ёё люди до сих пор с глубокой благодарностью и теплом вспоминают о ней, а при жизни - восхищались и гордились знакомством, как теперь, вот, правнуки восхищаются своей героической прабабушкой.
Особо следует отметить, что Вера Порфирьевна прежде всего и самое главное - была глубоко порядочным человеком, и как каждый порядочный человек всегда сдержана в отношениях (но без доли отчуждения), прямолинейна, ненавидела ложь, но при этом отзывчива, внимательна и доброжелательна к окружающим, умела прощать чужие ошибки. Жизнь, порой, воспитывает человека не хуже строгих, но мудрых родителей и отличившихся щедро вознаграждает: видимо, за все прошлые страдания ей было даровано настоящее, большое семейное счастье и, несмотря, казалось бы, на свой довольно крутой характер, несгибаемую волю и пережитые несчастья, Вера Порфирьевна по рассказам дочери всегда оставалась в первую очередь женщиной, любящей, заботливой матерью и верной, чуткой женой, а муж не просто любил - он боготворил её и очень уважал. Она весьма следила за своим внешним видом, и до глубокой старости (здесь, наверное, неуместно это выражение), проживая в Горбатове, носила модную причёску и даже в магазин за хлебом выходила в начищенных туфлях на каблуке, подкрасив губы.
Всегда ухоженная, опрятно одетая, прибранная и аккуратная, неизменно строгая, справедливая и выдержанная - она, тем не менее, не была ханжой или "железной леди", и не хотелось бы мне, чтобы создалось впечатление о её какой-то исключительности или особенности. Нет, она была по тем временам обычной, одной из многих, с неповторимой, правда, как, впрочем, у любого человека - судьбой. Однако, вот нюанс, характеризующий Веру Коротину.
Уже в постсоветское время, когда Вера Порфирьевна работала в Мурманске секретарём у председателя горсовета, ей предложили приватизировать свою квартиру, на что она в свойственной ей бескомпромиссной манере, и не особо подбирая выражения, заметила, что квартиру ей дала Советская власть и будет вполне справедливо, если она ей и останется.
Даже мне, более или менее не понаслышке знакомому с тем поколением, разумом трудно осмыслить этот шаг, хотя где-то в глубине души я очень всё понимаю.
Кто-то скажет: блажь, бравада, широкий жест. Нет, это - поступок! И в нём вся снайпер Вера.
Уцелев в той страшной войне, пройдя лишения, несчастья и испытания, которых с лихвой хватило бы не на одну судьбу, она до последних минут своей непростой и нелёгкой жизни оставалась Человеком, которому не будет впоследствии стыдно за свои действия, никогда не предававшим своих принципов и не менявшим раз и навсегда принятых решений.
Я всё чаще ловлю себя на мысли, что искренне завидую людям, наперёд знающим как поступить в той или иной ситуации, до конца идущим выбранной для себя прямой дорогой, как бы трудна она ни была. Очень много соблазнов встречается на жизненном пути каждого человека, да и вообще: сама по себе жизнь - непрерывная череда проб и ошибок, потому как "нам не дано предугадать". Так устроен Мир, что познаётся через правильные или неправильные поступки. Выйти сухим из воды удаётся немногим и любой, даже самый праведник, перелистав страницы памяти, завсегда отыщет не один эпизод, который, если не вычеркнуть и навсегда забыть как страшный сон, то хотя бы вернуться и исправить - желал бы очень. Поскользнутся всегда легче: тут не нужно прилагать никаких усилий. Зато сделать всё возможное, сводя к минимуму проступки, чтобы не было потом "мучительно больно", преодолевая все препятствия - для достижения высшей цели: остаться человеком - это, доложу вам, хотя вполне посильный, но тяжкий ежедневный труд.
Настоящий рассказ для меня больше исследование с единственной целью: разобраться где находятся глубинные корни самосознания, откуда берутся такие малопонятные для нас стоики, как Вера Порфирьевна Коротина, и как воспитывается то, что мы называем силой духа и железной волей.
Описывая необычную судьбу или человека, говорят: прошёл огонь, воду и медные трубы, а ещё - коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Всё это про неё. Один эпизод, рассказанный внучкой Ольгой, убедил меня в том, что, не знаю про коня - но Вера Порфирьевна вполне могла остановить одним только словом или даже взглядом.
Возможно, у неё с детства был пример или эталон, по которому она всегда себя сверяла.
Лариса объясняет, что матери повезло: в начале жизненного пути у неё были хорошие учителя из ещё той, русской, дореволюционной интеллигенции, которую, кстати, так усердно на протяжении многих лет вытравляла советская власть. Мать одной из одноклассниц, будучи учительницей, учила её (по сути чужую, детдомовскую девочку) хорошим манерам, этикету и немецкому языку. Кроме того в те приснопамятные времена существовали институты октябрят, пионеров, комсомол в конце концов. Кто-то, усмехнувшись, скажет, что это было промывание мозгов - ничего подобного: назовите мне хоть один постулат из тех университетов, который бы шёл вразрез с человеческим достоинством или моралью. То были настоящие школы, в которых учили только хорошему: непреложным истинам, истокам и устоям нравственности. Основными столпами формирования личности были, как сейчас помню - беззаветная любовь к Родине и уважение к старшим. Учили на добротных примерах Аркадия Гайдара, Павла Корчагина, позже (после войны) Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Алексея Мересьева и других. Кто из нынешних школьников знает эти имена, если они сейчас уже путают Великую Отечественную с войной 1812 года? Что тут скажешь... Другие школы, другое общество. Только вот пробелы в обучении и воспитании - обратная сторона пресловутой палки: недополученные в детстве - они невосполнимы, без них не вырастить человека с крепким внутренним стержнем в душе, а душа и совесть, как известно - наши неизменные контролёры и спутники по жизни и зеркальные отражения для определения сути конкретного человека, его жизненной и гражданской позиции.
Я говорю это к тому, что нельзя огульно плевать сейчас в прошлое, каким бы оно ни было и бережнее нужно относиться к старшему поколению.Нам, нынешним, ох как многому следовало бы у него поучиться. Мне возразят, дескать, времена и условия были другими.
Это так, но моральных устоев никто не отменял. Они складывались и оттачивались веками, вошли в традиции и подсознание русского народа; просто перед каждой новой формацией стоит нелёгкая задача следовать этим устоям и истинам, помня о истоках, и от того насколько успешно она будет выполнена - напрямую зависит в каком обществе мы будем жить.
Заигрывание нынешних руководителей страны с молодёжью, сюсюканье и всепрощение порождает в молодых, неокрепших умах вседозволенность, а там и до греха недалеко. Детей, понятно, нужно любить, однако, воспитывать в справедливой, но максимальной строгости.
В юности, помнится: если взрослый человек делал замечание - ты готов был сквозь землю провалиться от стыда, а так как старшие люди были везде, то и мы - дети были под неусыпным надзором этого (я бы назвал его коллективным) - разума. Не то, чтобы они следили за нами - нет, но предостерегали от ошибок и неблаговидных поступков. И это правильный уклад, ведь старики опытнее и мудрее молодых. Недаром на Востоке всё ещё живы советы старейшин. Как бы в подтверждение моих слов, в недавней передаче по телевидению сказали, что по мнению учёных отсутствие моральных принципов и гуманизма погубило все, предшествующие нашей, цивилизации.
Признаться, рассказ получился не совсем такой, каким задумывался. Завершая трилогию о Муста-Тунтури и описывая конкретный яркий пример представителя того поколения, я хотел провести сравнительный анализ морального и духовного состояния социалистического и современного общества с целью понять, смогли бы мы такие вот, как есть сейчас или, допустим, случись в 1917 году вместо социалистической - буржуазная революция, выстоять в Великой Отечественной войне? Или взять наоборот: смогли бы наши родители, дедушки и бабушки остановить и разгромить врага, будь они такими, как мы теперь? Я не могу однозначно ответить на этот вопрос, но точно знаю: они были именно такими, какими нужно было быть тогда, и в этом смысле нам, потомкам, по большому счёту очень крупно повезло. Всё-таки какие-то, видимо, закономерности в истории развития нашей страны есть.
Поэтому, а так же предвидя неоднозначное отношение к социализму, когда рассказ был уже закончен я изъял пару листов, предоставив читателю самому анализировать и додумывать недосказанное. Слишком много вопросов возникало по ходу чтения неопубликованного материала и это отвлекало бы от основной темы, в центре которой обычный человек того времени. Замечу только, что ещё совсем в недавние годы были конкретные планы развития страны и общества, ясные цели, а умение партии и правительства (при всех прошлых ошибках и перегибах) поднять народ на выполнение поставленных задач - было удивительным. В целом же, люди социалистической формации были намного лучше нас, помыслы и действия чище, а общество намного сплочённее, гуманнее и порядочнее нынешнего. Это моё глубокое убеждение и, отчасти, факт от которого никуда не денешься.
Чего скрывать: были и тогда предатели, наветчики и просто нечистоплотные индивидуумы, оно понятно - подлецов и негодяев во все времена хватало в любом государстве (наше, к сожалению, в этом смысле - отнюдь не исключение), но вот такими, как Вера Коротина, в основном, и были тогда наши советские люди, которые после разрухи, оставленной Гражданской войной с тачками в руках возвели нам, теперь уже прихватизированные прохиндеями и проходимцами, но действующие до сих пор электростанции, фабрики, заводы. Это они, живя в бараках, халупах и коммуналках, недосыпая и недоедая - растили для страны по десять детей. Низкий поклон и благодарность им, защитившим Отчизну и мирное небо над головой так же и в ужасной Великой Отечественной войне, а затем заново отстроившим всё, что по большому счёту нам теперь и не принадлежит...
Но это уже не столько их, сколько наша общая вина и беда.
Пользуясь случаем, хочу особо поблагодарить С. М. Львович и Ларису за то, что они помогли мне хотя бы чуть - лишь прикоснуться к судьбе такого человека, каким была Вера Порфирьевна Коротина. Остаётся только сожалеть, что не был знаком с ней лично.
Лариса как-то проговорилась мне, что мама понемногу писала мемуары о войне на Севере. Они бы дорогого стоили сейчас и любой, думаю, с огромным, неподдельным интересом ознакомился бы с этими записями прямого свидетеля, изнутри знавшем и видевшем всё, о чём сейчас мы узнаём через десятые руки. Но дело в том, что после смерти матери, в мурманской квартире Лариса никаких следов этих воспоминаний не нашла, хотя квартира была опечатана. Кто знает, возможно Вера Порфирьевна писала «в стол», для себя, навроде исповеди, что ли? Лариса также предположила вариант, что рукописи были переданы кому-нибудь из знакомых писателей, да так и остались неопубликованными.
Может это и к лучшему, что записи каким-то образом исчезли: уж слишком тяжёлой, чтобы грузить современного неподготовленного читателя, оказалась бы та неподъёмная ноша испытаний и страданий, выпавших на долю Веры Порфирьевны, из которых она вышла с достоинством и честью, присущими немногим. Как бы там ни было - но сам факт исчезновения более чем странен, так как Вера Порфирьевна была довольно щепетильным, аккуратным, даже педантичным человеком. И ещё: никогда ни на кого и ни на что не жаловалась, и ни у кого ничего не просила, о таких говорят - кремень. Только перед самой смертью, видимо предчувствуя, она позволила себе слабость и однажды летним вечером, сидя на крыльце их домика в Горбатове, начала рассказывать дочери о своём детстве и жизни. Лариса сидела внизу в беседке и по собственному признанию мало что запомнила. Потрясенная услышанным, она только беспрестанно украдкой (чтобы мать ненароком не заметила), едва сдерживая рыдания, молча глотала слёзы, слушая рассказ и впервые узнавая обо всём, что пришлось пережить её матери. На следующий день Лариса уехала к себе в Даугавпилс, а по приезде (тогда ещё не было сотовых телефонов) ей сообщили, что Вера Порфирьевна умерла, поэтому тут же пришлось возвращаться обратно, теперь уже для последнего свидания с мамой.
Этот рассказ - дань глубокого уважения к светлой памяти одной из защитниц нашей Родины. Мы все в неоплатном долгу перед здравствующими, павшими и умершими ветеранами.
Перед Верой Порфирьевной Коротиной в том числе.
Дай Бог благодарной памяти нам, живущим...
10 февраля 2014г.
Рег.№ 0158256 от 3 марта 2014 в 10:02
Другие произведения автора:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
