Шукавский круиз

Виталию Жигуну давно за шестьдесят, но с огоньком ещё мужик и элегантен. В красивой седине косой пробор изящный, всегда «Красной Москвой» помажет за ушами, одет под молодого. Работает ещё. Так дядька симпатичный, приятно с ним беседовать, но всё-таки чудак, а может, даже чудик. Вот потерял он по-дурацки мотоцикл – снесли его гаражик во дворе и прямо вместе с техникой. Бедный Жигун концов не нашёл. Такого много с ним. Когда пенсионеры могли в автобусах бесплатно ездить, он это умудрялся в толк не брать – всегда платил. Неплохо зарабатывал всё время, а пенсии добился лишь социальной – собрать не сумел документы. Чудик, конечно. Мы вместе с ним работаем, приятели есть общие, про мотоциклы любим поболтать. Ещё Жигун – любитель выпить, есть грех такой. А вот в подпитии – герой он, командир, почти диктатор. Но мне до этого, казалось бы, какое дело – я с ним не выпиваю.

 

Купил он вдруг машину – для рыбалки и вспомнить молодость, наверно. Но нет ни гаража, ни прав. Жигуль его подержанный пылится на стоянке сиротливо. А подопьёт – и горя мало: в ГАИ с экзаменом друзья помогут; гараж – пустяк, полно друзей с пустыми гаражами. Всё – пустяки! Я всё могу!

 

А лето уж проходит. Просил свозить его за город, там он порулит, попрактикуется. Как отказать приятелю в таком серьёзном деле? Мотались дважды, но без результата. Я подвезу к реке – он сразу удочки забросит и напьётся. Кайф ловит, а я теряю время. И вот Жигун уходит в отпуск, опять зовёт его тренировать, но понимаю, что бесполезно это. А у него другой родился план. Есть чỳдная деревня по имени Шукавка, за сотню километров, где раньше часто он отдыхал с палаткой. Туда его бы надо отвезти – он поживёт на воле при машине. Вот это, вроде, дело.

 

– А как же я назад?

– Автобусом, я оплачỳ, конечно.

 

С его стоянки выезжаем поздновато – Жигун прилично опоздал – ну, ладно. Я уже думаю, к какой рулить мне трассе, а он вдруг заявляет, что надо к нему домой сначала, в другой край города. Он, видите ли, вещи все оставил дома. А там, как оказалось,  готовы только удочки и черви в стеклянной банке. Я терпеливо жду в машине с его женой – чуть-чуть проехать с нами попросилась, она ведь тоже в отпуске, но он её в Шукавку не берёт. Свобода, так свобода! Ему ещё за водкой надо и на рынок – купить колбаски. Заранее не мог? Не нравится начало мне, но всё прощаю, раз уж так связался. «Виталий мой – такой резинщик!» – со вздохом комментирует жена.

 

Мы тронулись, когда уже был третий час. За Верхней Хавой типичная глубинка чернозёмная – всё поля бесконечные – то с громадной зелёной ботвой бураков, то ярко-жёлтые от поспевающих подсолнухов. За руль Жигун садится. По самой середине узкой трассы жмёт, не уступая встречным ЗИЛам ни миллиметра. Вот, наконец, Шукавка – слава Богу! В глаза бросается большая трансформаторная будка на самом въезде, так живописно обрамлённая деревьями.

 

Я уж собрался ехать с ним до места и в крайнем случае остаться до утра, но поначалу он зачем-то к магазину, где сразу узнаём, что вот сейчас пройдёт автобус на Воронеж, последний на сегодня – есть шанс мне обернуться одним днём. Ему по-быстрому оставил уйму огурцов с моей дачи, варёную картошку и отчалил. От неизведанной Шукавки засела в память лишь трансформаторная будка, вся в пышной зелени, и башня серебристая какая-то. И на обочине, возле машины растерянный седой Жигун. Конечно, он планировал приезд отметить, посидеть. Так и плывёт за окошком автобуса, плывёт перед глазами, легко скользя по бесконечным золотым подсолнухам, лик седовласый. Как он доехал сам? Уже в Воронеже, на самом въезде, растаял этот образ с улыбкой кроткой, и тут я понял, на кого он здорово похож – на Серафима Саровского со старой открытки. Стало жалко его почему-то.

 

Назад доставить Жигуна один его приятель обещал. Дней через десять звоню Виталию домой, надеясь, что он уже вернулся. Ответила жена и заявляет, что должен за ним ехать не кто иной, как я.

 

– Я даже и не знаю, где его палатка. А тот приятель что?

– Он не может. А место хорошо и мне известно.

 

Зовёт поехать с ней. Мне некогда, горячая пора на даче и куча дел других. Меня жена пилила и за те поездки – целыми днями болтался, а тут уже давно пора копать картошку. Но всё ж за Жигуна болит душа – ведь я его отвёз. Вдруг он решит вернуться своим ходом и... Мне даже место роковое представлялось, то самое, где растворилась, улыбаясь, его тень. Конечно, должен ехать!

 

Но дело не шутейное. Автобус проходит Шукавку и возвращается минут через двадцать. Кого найдёшь за это время? Разыщем, успокаивает Алевтина – супруга жигуновская, там всё близко, а не найдём – успеем на автобус. Ладно. Прошло с его отъезда две недели. В Шукавку приезжаем, как спасатели, как экспедиция к челюскинцам. Автобус быстро исчезает, а мы что-то медленно топаем по той обочине, где я его оставил. Я с рюкзачком, её взял сумку, тороплю, но она побыстрее не может. Проходим магазинчик тот уже за «точкой невозврата» – к автобусу никак не подоспеем.

 

Вот виден пруд и сад за ним, где их палатка всегда стояла. Нет нигде жигуля жигуновского... Вроде речка под горкой, но это пруд и есть. Мы к дамбе идём вдоль домов. Интересуюсь:

 

– Нет ли у Виталия каких друзей тут? Может, знают чего?

– Да, есть один – Иван Бобыль. Мы давно уж прошли его дом. И у меня тут подруга Марина.

 

По дамбе проходим за пруд. На том берегу, откуда явились, между зелёной водой и домами – огороды на склоне. В одном, почти напротив, какая-то согбённая фигурка копошится.

 

– Вот наше место, кажется, – остановилась Алевтина.

 

Под яблоней следы костра, чуть в стороне – немного огурцов, в которых, вроде бы, я узнаю свои. Они уже подвяли, пожелтели. Он был здесь! Когда? Куда уехал? В кострище угольки, которые в золе поглубже, тёплые ещё. Был здесь сегодня!

 

Нам ждать? Нам уходить? Спросить кого бы. Пытался  докричаться через пруд до той фигуры огородной, но бестолку.

 

Решили уходить, восьмой уже час, хотя ещё солнце по-летнему светит: август месяц. Может, попутку поймаем до Хавы, а нет – так к Марине. Вдруг навстречу знакомый зелёный жигуль! Катит заправски по ровной дороге! Какой там кроткий Серафим – лихач! Мотался на соседний пруд. Нам очень рад – обнял и Алефтину, и меня. Спасение «челюскинца» идёт пока по плану!

 

Я не хочу вести по темноте чужую тачку и предлагаю отправиться немедленно, но он меня не слышит. Пристал к супруге, что та привезла, имея в виду выпить. У Алевтины лишь печенье, колбаса и хлеб. Взял денег у неё и покатил за водкой. Я обратил внимание на класс езды – нет, не возрос... И по бензинной стрелке успел заметить, что он за две недели почти не ездил!

 

Нам вместе бы отправиться – ведь всё равно путь мимо магазина – и прямо на Воронеж. Нет вот, ему пикник привольный нужен! Ни капельки его не волнует, что мне вернуться побыстрее надо, что завтра мне копать картошку.

 

– Хорошие хозяева уже все выкопали – вон Иван Бобыль ещё вчера управился, – и показал на ту согбённую фигуру, в грядку вросшую. Начинаю жалеть, что приехал.

 

Тем временем готовит Алевтина стол – капот машины. Откуда-то добыла тряпку, в пруд окунула и... развезла такую грязь! А наш герой уже бутылку откупорил. И тут с ним приключился первый срыв. Алевтина сжалась вся, смутилась и... застеснялась. Она ведь всю дорогу нашу так Жигуна хвалила. Я достаю из рюкзака газету, стелю на «стол» – конфликт улажен, и снова энтузиазм питейный воцарился, он светится на лицах их обоих. Пытались и меня вовлечь и разом снять с повестки сегодняшний отъезд – им некуда спешить.

 

Идёт весёлое питьё, а солнце уж подходит к горизонту. Идут воспоминания – я понимаю их, но надо ехать. Меня Жигун изысканно в занудстве упрекает. А Алевтина им никак не налюбуется – он, в самом деле, импозантен со своим пробором. Послать бы эту парочку ко всем чертям! Но я уже почти что их заложник.

 

Решили возвращаться другой дорогой, через Мазу – деревня эта на тамбовской трассе, там есть заправка, но Жигуну важнее, что так ещё по грейдеру ему рулить – ведь надо же перед женой покрасоваться. И я его, конечно, понимаю. Да и по дамбе не придётся тогда ехать – она узка, а наш герой уже не слишком трезв.

 

Вот тронулись, когда уже смеркаться стало, но всё же он рулит зачем-то к дамбе.

 

– Я должен попрощаться с Бобылём!

– Нам некогда! Гудни ему отсюда. Он, видишь, всё ещё на грядке.

– Нет, должен! Он мой друг!

 

По дамбе пролетели отчаянным зигзагом под Алевтинин визг и с шиком тормознули у двора Ивана Бобыля. Жигун гуднул призывно, но к нам никто не вышел. Прошли на огород. Бобыль почти что в темноте всё возится на той же грядке. Жигун его окликнул, но он, чуть повернувшись, махнул рукой – мне, дескать, не до вас.

 

– Я уезжаю, – вымолвил Жигун, обиженный такой демонстративной холодностью приёма.

– Давай, давай, – не отрываясь от работы, пробурчал жигунский кореш, лишь мельком глянув на меня и Алевтину. Чудной какой-то друг, неуважительный. А может, так и надо с Жигуном? 

 

Пошли к машине. Жигун растерян, и я не стал ехидничать, но пользуясь моментом, попытался завладеть рулём, однако он, отчётливо хмельной уже, меня опередил. А Алевтина вдруг:

 

– Ты попрощался с Бобылём, и я хочу к своей Мариночке заехать. Поворачивай!

 

Жигун охотно меняет курс. Понятно, что прощальные заезды для него лишь соблазнительные шансы выпить. Пытаюсь втолковать, что времени уж нет, что при таких задержках я в городе никак уж не смогу их привезти домой, а только на стоянку,  но бесполезно.  

 

Маринин дом искали долго, Шукавка оказалась какой-то многомерной – внезапно в очевидных тупиках вдруг возникали необъятные просторные кварталы. Находим, наконец. Целуются Марина с Алевтиной. И Николай – её супруг – приветлив. Хлопочут, банку самогона тащат, пирожки. Уже темно по-настоящему. Застольная беседа ни о чём, но тем не менее хозяева приличия народные все соблюдают и подливают ночным гостям незваным. Мне только молочка. Здесь можно сразу выехать на хавскую дорогу – мелькнула где-то рядом по пути та трансформаторная будка в буйном окружении деревьев. Жигун с супругой залезают, наконец, на заднее сиденье, я завожу мотор, но тут он, враг, опять решает порулить. Я не даю, мы боремся, Марина с Николаем советуют ему сесть сзади. Жигун не унимается, и Алевтина меня просит уступить, чтоб наконец отъехать. Ужасная картина. Мотор два раза глох, Виталий разозлился и так рванул вдруг, что чуть не сшиб Марину. Я на ходу уже включаю фары.

 

– Давай прямо к хавской дороге, на шоссе поменяемся.

– Нет! – Жигун закусил удила. – Решили через Мазу – так и поедем!

– Тогда вылезай! По дамбе мы тебе не доверяем.

– Нет! Я лучше местность знаю!

– Ты слишком уж нетрезв, Виталий!

– Я ни в одном глазу! Я про-твер-зел уже!

 

Спуск к дамбе. Раздался Алевтинин вой, и снова пруд каким-то чудом проскочили.

 

Сад миновали, по грейдеру куда-то вдоль посадок мчим. Ночь, и лишь закатный отсвет ещё заметен сзади над Шукавкой. Влетаем в рытвины. Развилки, повороты, и отблеск небесный стоит уже прямо по курсу. Опять знакомые удары об ухабы, и отсвет снова сзади.

 

– Виталий, ты хорошо дорогу знаешь?

– Мы ездили на мотоцикле. Не промахнёмся, здесь все дороги в Мазу.

 

И снова повороты, удары об ухабы, а зарево небесное обходит горизонт.

 

– Остановись, Жигун! Мы делаем круги!

 

Не слушает и злиться начинает. Я уж молчу. Как хорошо, что не истратил он бензин за отпуск – есть небольшой запас.

 

Вот за посадками какие-то огни. Долгожданная Маза? Поближе подъезжаем – комбайн на краю поля, а рядом грузовик и люди копошатся. Ночной ремонт.

 

– Жигун, остановись! Давай расспросим!

 

Но он, напротив, газа поддаёт.

 

– Отлично сам дорогу знаю! Здесь ехать-то всего каких-то километров восемь.

 

Проехали, однако, километров тридцать с лишним. Ужасно зол Жигун, ужасно кроет матом, и Алевтина решительно к нему пристала, чтоб он мне руль отдал.

 

– Да как я мог жениться на такой! – завопил Жигун. – Дорогу знаю только я! Рулю прекрасно! Я...

 

Самый сильный удар за сегодня раздался. В яму влетели, заглохла машина. Все вылезли с испуга. Ничего не сломали, как будто. Конечно, ночью с его зрением... И пьян. За руль усаживаюсь я.

 

Погасло зарево на небе; прекрасно понимаю, что и Жигун давно сбит с толку, однако он уверенно командует:

 

– Нам прямо! Если бы не эта Алевтина с её советами дурацкими, давно уже в Воронеж бы приехали.

 

Развилка. Мне кажется, налево надо, но командир велит направо. Ещё проехали с десяток километров, и навстречу какие-то дома. Ни огонька. Ночная, тёмная деревня. А где шоссе? Заправка где? Остановились. Залаяли собаки. Стучаться и будить людей мне неудобно.

 

– Вот она и Маза, – победно пробурчал Жигун и задремал.

 

Медленно едем вдоль заснувших домов. Вот выезд на асфальт. Но что это такое? В свете фар серебристая башня блеснула, и подтверждением моей догадки нехорошей во всём величии загадочном предстала та трансформаторная будка, вся в пышных зарослях – шукавская визитка! Жигун очнулся, но не комментирует.

 

 

В Воронеж прибыли уже глубокой ночью, и эта парочка, представьте, без всякого стесненья просит домой доставить и самому машину отогнать. Их молча на стоянке оставляю и ухожу свободным человеком, наконец.

 

Жена меня не разбудила утром, пожалела.

 

Да, это уж моя беда, что не могу приятелям отказывать. Иван Бобыль, тот – может.  

 

А так Жигун – мужик приятный очень: пробор, одеколон. Ну, правда, чудик – это трогательно даже; ну, любитель – с кем не бывает. А вот в круизы с ним... Тем более, что на права он через годик сдал.   

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

      

 

Другие произведения автора:

Мусорный этюд

Старый адрес

Колокол