Саласпилс

Ещё в советские времена, когда мне было десять лет, мы с мамой ездили на экскурсию в Латвию. Рига, Юрмала, Домский собор, старый город, средневековые улочки, взморье, музей латышских стрелков и ночлег в приморском пансионате с огромными, во всю стену, окнами в комнатах. Красота. Кто был – знает. Тем более, что в те годы Прибалтика была нашей советской заграницей, западным фасадом СССР.

            В один из дней нас повезли в местечко под Ригой, которое называется Саласпилс. Стоял прекрасный июльский день, вовсю светило солнце, птички пели, было тепло, можно даже сказать, что жарко. За окном автобуса мелькали ухоженные латвийские пейзажи. В такую погоду хотелось жить. Но нас привезли в лагерь смерти. Точнее, в мемориальный комплекс, построенный на месте бывшего нацистского лагеря.

Так-то я уже знал из кино, книжек и рассказов взрослых, что фашисты убивали людей, в том числе и в массовом порядке, в концентрационных лагерях. Но одно дело абстрактное знание, и совсем другое – лично побывать там, где они творили свои злодеяния.

За оградой лагеря стояли огромные фигуры узников, отлитые из серого бетона. Они выполнены в несколько абстрактной манере и оттого, наверно, выглядят жутко. Ну, может не совсем жутко, однако впечатление производят гнетущее. Особенно по контрасту с ярко-зелёной, тщательно подстриженной травой.

Нам показали бараки. Плац. Печи, в которых сжигали людей. Блок для медицинских опытов. Хотя, какие там опыты… Фашисты просто выкачивали из детей и младенцев кровь, чтобы потом заливать её в своих раненых солдат.

Ещё был музей лагеря. И фотографии: Груды мёртвых голых человеческих тел. Дымящиеся трубы топок. Горы обуви и людских волос. Детские трупики. Множество вещей, которые отобрали у жертв перед смертью. И страшнее всего снимок – красивая женская кисть, отгоревшая от тела своей хозяйки возле запястья. Она, случайно выпав из печи, была всем, что осталось от той неизвестной женщины, и пальцы мёртвой руки сложились в указующий жест. Фотография так и называлась – «Это не должно повторится».

Был стенд, посвящённый освобождению лагеря. Немногочисленные нецкие трупы. Наши танки. Люди в полосатых робах с номерами. Полное равнодушие на лицах узников. Живые трупы не могли радоваться. У меня от экспозиции освобождения радости не было. Но появилось чёткое осознание справедливости той войны, которую вели наши солдаты и ненависть к тем, кто смог запустить промышленное производство уничтожения людей.

Потом экскурсия закончилась, и нас выпустили за пределы Саласпилса, на вольный воздух. Я как-то отбился от взрослых и остался один на зелёной лужайке возле подъездной дороги.  Несмотря на жару, от полученных впечатлений тело пробивал озноб, во рту было кисло и подташнивало. Вообще мне тогда поплохело как-то. Реально трясло всего. Лагерь, который, к счастью, я посетил всего лишь праздным экскурсантом, мрачно маячил за спиной, и фигуры вечных бетонных узников торчали над его забором.

Они остались там, а тут, за оградой, появились эсесовцы на своих мотоциклах, со злыми овчарками на коротких поводках. Я словно провалился в прошлое и не только в воображении, но и в натуре видел этих холёных немцев, которые, словно скот, уничтожают людей. И тут… Короче, в кармане шортиков у меня был игрушечный пистолет. Маленький, чёрный и, сколько помню, с пистонами. Я достал его и стал стрелять в фашистов. Они падали и ошеломлённо озирались, не понимая, откуда летят пули. Творя возмездие, я стрельнул, наверно, раз десять. Больше не успел. Ко мне подошла очень злая тётенька и зашипела с сильным местным акцентом:

            - Малшик, спряшь сфой пистолет!

Мне стало стыдно. Правда, чего это я, стреляю в таком месте? Тётеньке же ведь не объяснишь, в кого я стрелял, она взрослая, не поймёт.

Пистолет отправился обратно в карман, а я, отыскав взглядом наш автобус, пошёл к нему, чтобы воссоединиться с мамой и нашей туристической группой. По пути я обходил воображаемые трупы убитых эсесовцев, и мне не было их жалко.

***

Потом мне довелось бывать в Хатыне. В Красухе (это наша псковская Хатынь), в музее Великой Отечественной войны в Минске, где висели жуткие картины зверств нацистов. Я посмотрел фильм «Иди и смотри». Много чего довелось повидать. Но Саласпилс не затмило ничто. Для меня он навсегда остался апофеозом бесчеловечности, смерти в промышленном масштабе.

Как-то несколько лет назад мы с моим другом Сашей Герасимовым посетили Центральный музей Вооружённых Сил в Москве. В нём есть зал, посвящённый памяти тех, кого уничтожили и замучили нацисты. Довольно скромный, но жутковатый. Хотя, скорее это я стал куда менее впечатлительным, чем в детстве. Так вот когда мы заходили в тот зал, из него вышла группа младших школьников. Примерно таких, каким был я во время посещения Саласпилса. И примерно такое же потрясённое выражение, как у меня тогда, было на лицах ребятишек. Правда, за игрушечное оружие никто из них не хватался, но, думаю, прививку от бесчеловечности они тоже получили.

Вот только одно не даёт мне покоя в свете последних событий. Сейчас ведь в Латвии договорились до того, что в Саласпилсе никого, типа, не уничтожали, что он был почти мирным трудовым лагерем. Их бы туда, этих говорунов. Так вот, может быть та тётенька, которая меня остановила, всё же поняла, в кого я стреляю, и вступилась за своих? Ведь откуда-то же взялись нынче защитники нацизма. Значит, маскировались все эти годы и втихаря вырастили себе смену. Типа, как бандеровцы на Украине.

Да ну их всех! Что бы там ни было в истории мрачного, тёмного и не вполне понятного сегодняшним людям, факт остаётся фактом: именно наша армия загасила печи крематориев и навсегда ликвидировала лагеря смерти. Ну, и союзники, конечно, тоже.

Кстати, когда американцы в 1945 году освободили один из таких лагерей и увидели то, что его персонал творил с людьми, разговор был короткий – всех немцев согнали к стенке и расстреляли на месте. Хоть формально и совершили огульный самосуд, но всё равно молодцы.

Другие произведения автора:

Вороны

Пятнадцать лет диктатуры

Идеальный питомец