Родимое пятно

Здравствуй, Александра.

     Ты, наверное, когда увидела на конверте имя отправителя, решила, что какой-то Сергей просто ошибся адресом. Нет, Саша, это пишет тебе бывший хозяин Тишки. Как он там у тебя, не скучает по своей мамке и братикам?

     Сам не знаю, Александра, зачем тебе пишу – то ли от скуки, то ли моча в голову ударила. А вообще-то я частенько вспоминал то майское утро. Небо тогда было синее-синее; солнышко буквально ослепляло глаза. И безветрие, ни единый листик не шелохнётся. А воробьи-то как заливались, во всё горло! Порхая с ветки на ветку… Благодать… И главное – вокруг почти никого. Торгаши только-только начинали подходить, аккуратно расстилать на асфальте полиэтилен и раскладывать на него товар. Я не люблю этих людей: между ними всегда склоки и ругань; да и охрана рынка постоянно гоняет их с места на место, - поэтому я встал подальше от них, возле забора одного из частных домов…

     Знаешь, Александра, я тогда сразу увидел странность в твоём поведении и начал за тобой наблюдать. Разумеется, так, чтобы ты не заметила моей “слежки”, - не поворачивая головы в твою сторону. Сначала ты медленно и долго прохаживалась возле лотков с помидорами и луком (в те дни здание рынка было закрыто на ремонт, и торговцы овощами располагались прямо на улице), - а сама нет-нет, да и взглянешь на меня. После перешла через дорогу на нашу сторону и уже бродила вблизи старушек с тряпьём, - даже у одной из них примерила блузку (скорее всего, для конспирации – мол, мне до тебя нет никакого дела).

     Когда я разглядел огромное пятно на твоей правой щеке, то в глубине души брезгливо поморщился. Ощущение было такое, будто тебе в лицо плеснули лиловыми чернилами и они застыли. Знаю, говорить об этом неприлично, и даже подло, но я так устроен: если знаю наверняка, что мой собеседник меня никогда не вычислит (как видишь, конверт без обратного адреса), то можно так смачно плюнуть ему в лицо, что мало не покажется. Вот такой я злыдень. Впрочем, как и все вокруг.

     А потому я не скрываю от тебя, Александра, что раскусил тебя ещё до того, как, собравшись с духом, ты после почти получасового хождения вокруг да около подошла ко мне…

     До сих пор не уверен, желала ты действительно приобрести котёнка или это был только повод со мной познакомиться и сделать так, чтобы я в дальнейшем приходил к тебе его навещать. Думаю, всё-таки первое: я знаю немало одиноких мужчин и женщин, которые – очевидно, не в силах вынести отсутствие друзей и тем более спутника жизни, -  заводят себе собак, кошек и даже попугаев, лишь бы было с кем пообщаться и кого приласкать… Безусловно, котёнок явился бы для тебя отдушиной. Но ведь, Сашенька, ты могла бы приобрести его не только у меня. По выходным дням там же, на колхозном рынке, стоят многочисленные продавцы животных, у коих этих котят – и беленьких, и рыженьких, и даже в крапинку, - пруд пруди! Не говоря уж о солидных “персах”… А ты почему-то позарилась на моего невзрачного серого Тишу… Хотя, если честно, симпатягу: мордочка у него была действительно милой; он с таким любопытством посмотрел на тебя и, пошевелив усиками, понюхал твою ладонь, протянутую к нему, что мы оба рассмеялись… Помнишь, как я раздразнил его соломинкой и он сиганул из моих рук сперва мне на плечо, а с него на забор, возле которого я стоял. Мы с тобой так перепугались, что он свалится оттуда в чужой двор, где постоянно лаяла собака, что я, как в детские годы, буквально влетел на изгородь, схватил за шкирку удирающего от меня Тишку и под его оглушительный писк торжественно вручил его тебе. Как говорится, из рук в руки. У тебя тогда было ужасно взволнованное выражение лица!

     - Вы даже не представляете, какой он у меня озорник, - сказал я, спрыгнув с забора и отряхнув брюки, - так что за ним нужен глаз да глаз…

     - Ничего, - ответила ты, - мы с ним будем всегда вместе, даже на прогулке. Правда, малыш? – И, улыбнувшись, ты чмокнула котёнка в макушку, прижала его к своей груди и принялась поглаживать по шёрстке…

     Затем ты затеяла со мной как бы непринуждённый разговор, мимолётно спросив, как меня зовут, и представившись сама. Поинтересовалась, что мой Тиша больше любит из еды и приучен ли он к туалету. А после, поведав, что у вас в школе был “живой уголок” и вы с ребятами ухаживали в нём за черепахой и хомячками, ты начала рассказывать о себе. О своих “закадычных” подругах и “счастливой”  жизни в детском саду (естественно, “счастливой”, ведь дошколята не осознают внешнего уродства).           О том, что, когда тебе не было и семи лет, отец от вас ушёл, женившись на другой женщине (тоже, думаю, ясно, почему: каждый родитель имеет пристрастие хвалиться своими детишками – причём, не столько их душевными качествами, сколько внешней, “ангельской”, красотой). Что твоя мама недавно умерла от инфаркта: у неё был врождённый порок сердца; и теперь ты живёшь одна. Наконец, что работаешь библиотекарем, любишь читать русскую классическую литературу 19-го века, особенно Тургенева, а также журналы “Вокруг света” и “В мире животных”. А когда ты говорила, что мечтаешь объездить весь мир, повидать “дальние страны” и встретить невиданных доселе “прекрасных и грациозных” зверей и птиц, - у тебя горели глаза.

     - Вы так любите животных? – спросил я. – Редко встречаю таких людей.

     - Как можно не любить такую прелесть! – ответила ты, продолжая поглаживать пригревшегося на твоей груди котёнка.

     Знаешь, у меня есть такая привычка: когда я вижу перед собой “счастливого” человека, или если он просто в данный момент чему-то радуется, - я тут же пытаюсь ошарашить его какой-нибудь гадостью. Разумеется, как бы ненароком. Вот и в тот миг, когда ты засияла, говоря о любви к нашим “меньшим братьям”, я возьми да и брякни, кивнув на твою щёку: давно это у Вас, не обращались ли Вы к специалистам? Ты отреагировала так, будто тебя окатили ведром ледяной воды…Что-то пролепетала, но вышло бессвязно; было видно, что тема для тебя не из приятных… В конце концов замолчала, потупив взгляд. Но мне и этого показалось мало.

     - Знаете, - говорю, - сейчас с помощью УЗИ можно обнаружить любые отклонения от нормы ещё у плода. И не допустить появления на свет больного ребёнка или калеки.

     Молчание.

     “Не врубилась? – думаю. – Тогда слушай”.

      И ляпнул (нет, слово “ляпнул” здесь явно не подходит, поскольку оно означает нечто неожиданное, необдуманное, а я, глядя на тебя, давно готовился это сказать):

     - Вон, моя соседка, узнала во время ультразвукового обследования, что её будущий малыш будет с отрафированной левой рукой. И через неделю сделала аборт…

     Замечаю, как у тебя слегка задрожала ладонь, которой ты гладила “Тишку”. Ты подняла голову, но посмотрела мне не в глаза, а где-то на уровне груди:

     - Моя мама была на такое не способна.

     “Бедняга, откуда ты можешь это знать? – пронеслось тогда у меня в голове. – Чужая душа – потёмки”.

     - Я не то имел в виду, - говорю, - просто методом УЗИ - диагностики сейчас можно найти любые дефекты внутри организма – в том числе и будущего ребёнка – и с помощью лазерной терапии попытаться их устранить.

     - Мне не в чем упрекать маму, - произнесла ты. - Я благодарна ей за возможность видеть солнышко, цветы, слышать пение птиц… за жизнь.

     “За какую жизнь? – усмехаюсь про себя. – При которой, выходя на улицу, прячешь от прохожих лицо? А всё свободное время сидишь дома у телевизора?”

     А вслух говорю:

     - К сожалению, мы мало замечаем вокруг себя прекрасное; всё суетимся, за чем-то гонимся…

     Ты сразу подхватила мою мысль и постепенно успокоилась…

     Потом мы с тобой ещё о чём-то мило беседовали… И когда я сказал, что мне пора идти, ты произнесла:

     - Спасибо, Вам, Серёжа, за котёнка.

     (Я заметил, что во время всего разговора ты старалась повернуться ко мне боком, - очевидно, чтобы я видел твоё лицо только с левой стороны. “Чего уж скрывать? – думаю. – И так разглядел…”)

     - Пусть он Вам принесёт радость…

     Ты ещё раз поцеловала моего пострела в мордашку и, робко взглянув мне в глаза, произнесла:

     - Если соскучитесь по Тишке, заходите. Я здесь недалеко живу, вон за тем домом, - ты показала рукой на белую пятиэтажку. – Сейчас оставлю Вам свой адрес.

     И, вынув из сумочки ручку и блокнот, написала название улицы, номера дома и квартиры и, вырвав листок с написанным, быстро отдала его мне.

     “Ну, вот и дошли до главного, - усмехнулся я в душе, - а вообще, всё сделано как положено, хоть и примитивно…”

     - Спасибо, - отвечаю. – Будет время, обязательно загляну… Ну, дружок, будь здоров, - я потрепал котёнка за шкирку. – Сразу видно, в хорошие руки попал… До свидания, - улыбнулся я тебе.

     - Счастья Вам, - услышал в ответ.

     “Сейчас ещё “Храни Вас Господь” добавит, прямо при всех, - заранее покраснел я со стыда. – Живой “антиквар”, хоть сейчас выставляй на торги…”

    Всё это, Александра, я пишу тебе потому, что слишком ненавижу кривляк. А ты, как  я предполагаю, из их среды. На что ты рассчитывала? Покорить меня добротой и скромностью? Подобного я насмотрелся по самое горло; и точно знаю, что, как только человек с помощью этих качеств достигнет своей цели, они у него мгновенно исчезают… А может, ты желала со мной переспать, чтобы хоть раз в жизни почувствовать себя женщиной? Извини, но для таких “мероприятий” у меня имеется контингент отменного качества!.. А что если ты, предварительно всё рассчитав, решила с моей помощью зачать ребёнка? Тогда это с твоей стороны было верхом подлости: во-первых, я мог бы прожить всю жизнь, так и не узнав, что у меня есть сын или дочь; а во-вторых, без отцовской заботы и мужского воспитания ребёнок может вырасти не совсем полноценным - уж в этом меня переубедить невозможно, подобного я насмотрелся вдоволь…

     Эх, Саша! Я ведь всё прекрасно понимаю: ты цепляешься за жизнь всеми правдами и неправдами. Мне тебя жаль, но и ты пойми: людям настолько осточертело кривлянье, что, наверное, скоро в медицине появится диагноз: “расстройство кишечника на почве лицезрения притворства”… Я, кстати, при нашей с тобой встрече слегка испытывал нечто подобное; возможно, это было тогда одной из причин моего нестерпимого желания поскорее убраться восвояси…

     Но если ты не лгала, если ты действительно “антиквар” в чистом виде, то тебя нужно в срочном порядке  “подогнать под общий интерьер” (в противном случае ты очень рискуешь попасть в “утиль”).

     Скажу так: то, что написано в твоих любимых романах, - чушь собачья, ничего общего с реальностью не имеющая. По большому счёту – то же самое кривлянье авторов - с целью стать всемирно знаменитыми или получать за свои публикации солидные гонорары. А истина – вот она: мы все, как один, друг другу ВРЁМ! Причём, это настолько глубоко въелось в нашу плоть и кровь, что солгать нам стало так же привычно, как, например, через каждую реплику вставлять крепкое словцо.

     Где, скажем, играю в “честность” и “правду” я?

     Во-первых, на работе. Здесь необходимо во что бы то ни стало расположить к себе клиента, восхитить его “необычайно высоким” качеством продукции, выпускаемой нашей фирмой (даже если мы гоним “липу”, что бывает довольно часто), и заключить с ним выгодный для нас договор. Во-вторых, среди друзей и знакомых –  в гостях, на торжествах, презентациях и т.д., - особенно, если от этих людей напрямую зависит моё жизненное благополучие: тут нужно уметь продемонстрировать необычайно высокий уровень галантности, уважения к хозяину и его домочадцам – вплоть до домашних животных (прямо как советовал Молчалин в  “Горе от ума”, помнишь?), выразить искреннюю благодарность за угощение и оказанное гостеприимство (и это при том, что мысленно ты можешь сказать своему “патрону”, например, такое: “Ну и носяра у тебя, дорогой, чисто “шнобель”)… Наконец, с любимой женщиной – особенно, опять-таки, если её папа, кум, сват или брат -  “денежный мешок” или высокий чинуша. Вот здесь в ход идут и дорогие букеты цветов, и французская косметика; а однажды, когда я узнал, что моя очередная “единственная и неповторимая” – сладкоежка, то применил и “тяжёлую артиллерию” – купил ей двухкилограммовый бисквитный торт. Но всё же главное в этом деле – непрерывно струящийся из уст поток мягкой словесной субстанции, покрытой апельсиново-мармеладной корочкой, дабы красавица, самозабвенно её облизывая, случайно не обнаружила под ней кучу, пардон, отменного дерьма.

     А теперь, Александра, открою тебе то, во что до этого никого не посвящал.

     Как известно, алкоголиком не рождаются, им становятся. Первые рюмки человек пьёт с целью получить удовольствие; на тот момент он ещё может обойтись без спиртного и даже не подозревает, что наступит время, когда водка станет для него жизненно необходима, когда без неё он начнёт испытывать физические и душевные страдания.

     Примерно то же самое произошло со всеми нами и в смысле вранья. Объясняю.

     Мир, Александра, устроен так (вернее, таким его сделали мы), что в одиночку обеспечить себе нормальные условия существования невозможно, мы все меж собой крепко повязаны и друг от друга зависим (от начальства и подчинённых, родных и близких, друзей и знакомых, учителей, врачей, милиции и т.д. и т.п.). Однако даром (или, как говорили раньше, “от чистого сердца”) люди делать добро перестали (миг, когда это случилось, таинственно-неуловим и интересен, но не о нём сейчас речь). И чтобы дать окружающим стимул к “доброжелательности” и  “спонсорству”, все как один нацепили на свои лица МАСКИ! Мило улыбающиеся, располагающие к взаимности. И вот этим маскам стали полностью соответствовать слова, исходящие из наших уст. Потому что в противном случае                                                                   (у иных людей так и происходит) возникло бы явное несоответствие содержания и формы и, как следствие, раздвоение личности и шизофрения. Так вот, как ни странно, но с масками всем стало гораздо удобнее: они защитили человека от душевного напряжения, связанного с выставлением напоказ своих истинных чувств, которые могли сослужить им плохую службу. А потому маски начали надевать на себя по малейшему поводу - возьми набившие оскомину ежедневные “здрасьте”, вызывающее у того, кому оно адресовано, сладкое умиление, даже если он прекрасно понимает, что здоровающийся с ним может вполне желать ему (разумеется, не на словах, а в душе) поскорее отбросить копыта.

     А вот дальше произошло нечто необъяснимое (см. мой пример с алкоголиком). От былого, весело-шутливого расположения духа, с которым человек приступал к вранью, не осталось и следа. Ему на смену пришла иная причина надевания маски – СТРАХ! Всепоглощающий, животный, отрицающий даже саму мысль о выставлении на всеобщее обозрение своего истинного лица! Дело в том, что человеку без маски стала грозить не столько возможность чего-то для себя недополучить (как это было вначале), сколько потерять даже то, что он уже имел - то есть те блага, коих он достиг ещё до того, как напялил на свою физиономию маску – причём, потерять самое необходимое, то, что обеспечивало человеку более или менее сносные условия существования. А уж дальше пошло-поехало; ведь страх стоит только в себя впустить, он в душе раскинет такие крючья-метастазы, что хоть караул кричи! Так, боязнь упустить шанс на получение уюта и комфорта сменилась паническим ужасом перед клеймом психической неполноценности, присваиваемый всякому, слова и поступки которого противоречат общепринятым. Например, когда я мило тебе улыбался во время нашего с тобой разговора, то замечал, как прохожие с недоумением смотрят в нашу сторону – причём, не столько на тебя (это мне было до лампочки!), сколько на меня. Мол, неужели не видишь, какая она? Или ты, парень, совсем дурак, или… И вот это второе “или” – зубастее первого. Не сталкивалась с ним? Тогда слушай.

     В последнее время я стал замечать, что если чей-то поступок или, не дай Бог, сам образ жизни противоречит моральным принципам окружающих, то большинство из них воспринимают этого человека уже не в качестве маленького недотёпу, над коим можно снисходительно посмеяться и ласково-назидательно похлопать его по плечу, - а как бросающего им открытый вызов, прямо утверждающего, что не он, а именно они являют собой наглядное пособие дебилизма, трусости и свинячества. А такое простить невозможно. Подобные выходки требуют незамедлительных ответных действий. И тогда начинаются выставления “нахала” на посмешище, разного рода пересуды и перемывание косточек; в его адрес сыплются язвительные реплики и колкости. Происходит быстрое сплочение “коллектива” и немедленный старт очередного витка сочинительства; причём, боясь прослыть пособником этого “отщепенца” или хотя бы разделяющим его взгляды (общество всегда проявляет заботу о чистоте своих рядов), каждый из нас усердно старается переплюнуть в этом смысле своего “коллегу”; идёт в буквальном смысле слова соревнование, кто больше нагородит. Иными словами, мы дошли до того, что теперь вынуждены доказывать своё право на существование ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ ВРАНЬЁМ!

     А между тем все лжецы всё прекрасно ПОНИМАЮТ. И в свободное от словесного поноса время заглушают свою беспредельную тоску по чему-то светлому и искреннему водкой, героином, порнухой и прочей мерзостью. Я, помимо иных гадостей, такими вот “излияниями души” (в основном перед самим собой, ибо выносить подобное на люди опасно, да и бессмысленно: вряд ли кому-либо удастся что-то в этом мире изменить). А ещё тех, кто вызывает у меня отвращение (а порой и просто от скуки), рисую в своём альбоме в таком непристойном виде, что, когда просматриваю свои “художества” вновь, волосы встают дыбом!

     Ужасно, Александра! Ужасно и мерзко! От того, что тогда, глядя на твои опущенные ресницы, я на миг почувствовал, что вот это и есть то, о чём тайно – даже порой от самого себя – мечтает всякий нормальный человек. В какую-то минуту я даже был готов расплакаться перед тобой, как дитя, нашедшее, наконец, свою потерявшуюся мамку, которой можно пожаловаться на окружающих и которая любит непритворно, по-настоящему… И в то же время я в глубине души смеялся (да нет, дико ржал!) над тобой. Ибо видел, что ты, выражаясь языком тургеневского Базарова – этого специалиста по обезьяниванию человека, - “полураздавленный червяк”, а ещё “топорщишься”, смея на что-то надеяться… Нет, Саша, в этой всемирной драке за место под солнцем у тебя не было никаких шансов – причём, изначально, в принципе! И потому твои дешёвые попытки изменить свою судьбу меня, “стреляного воробья”, могли только разозлить.

     Вот только одно меня по-настоящему смущает… да и не только меня… Видел я таких, понастроивших себе трёхэтажные особняки, разъезжающих на “Мерседесах” и “Вольво”, попивающих армянский коньячок и выставляющих своих размалёванных жён и любовниц на всеобщее восхищение! Могу описать портрет этих особей, отвоевавших себе “место под солнцем”.

     Только не такими, какими они выглядят днём, на работе или в компании дружков-приятелей во время крикливого застолья и грохочущей рок-музыки; а именно ночью, в одиночестве и тишине, коих они боятся, как огня (почему порой и спят при включённых лампах и радиоприёмниках!). Вот он, их портрет: бледные измождённые лица, мешки под глазами, угрюмый и задумчивый взгляд в одну точку. Это, Сашенька, ни что иное, как атрибуты надвигающейся ДУРНОТЫ, граничащей с  БЕЗУМИЕМ! Вызванных ясным осознанием не просто абсолютной бессмысленности тех идеалов, коим этот человек поклонялся и на достижение которых угробил всю свою жизнь; но главное, смутной догадкой о существовании истинных ценностей, подлинной системы координат. Которые рано или поздно явятся миру и в которых, Саша, я подозреваю, ты предстанешь перед всеми без этой проклятого пятна, а с чистым и светлым Ликом. В отличие от нас, принявших свой истинный вид.

     В этом новом мире мы будем тыкаться своими сопливыми рылами в твои стопы и издавать пронзительный визг. От того самого страха, коим были когда-то ослеплены до такой степени, что прозевали миг, когда у нас вместо носов появились свиные пятачки… И вот тогда, Сашенька, я буду не в состоянии даже попросить у тебя прощения, поскольку вместо человеческих слов моё горло будет извергать хрюканье.

     И при всём этом, поверь, над нами будет точно такое же голубое небо, как было при нашей с тобой первой встрече, а вокруг – те же зелёные листочки на берёзке и заливистое воробьиное чириканье… Ты ласково прижмёшь к своей груди моего Тишку и, мягко ступая по бархатистой траве, в развевающемся розовом платье пойдёшь к свету…

Другие произведения автора:

Святыня

Незваный гость

Горбун