Проба пера

Человек — это то, во что он верит.

/А. П. Чехов/

 

Карьера моя взяла в карьер – боюсь, как бы шею аллюрами не свернуть.

Едва ли освоившись на новом месте, Кукаркин затребовал к себе Селезневу. И вот уже я – и о заведующего отделом сельского хозяйства. Впрочем, зарплаты мне это не добавило: по-прежнему числился радиоорганизатором, сидел на своем месте сотрудника в кабинете сельхозотдела и исполнял обязанности его заведующего. Но, оказывается, и Лена до моего прихода была как пакетик кофе – три в одном. А настоящим завотделом была Татьяна Зюзина, которая теперь в декрете. Нужное дело!

Новая должность давала свободу выбора тем материалов. И я задумался….

В дверь постучали. Вошел мой двойной тезка, и даже родственник, который Михайлович. Он решительно пожал мою руку и уселся на Ленин стул.

- А где?

Я заметил, как мгновенно потеплел взгляд директора Сельхозтехники на мой ответ:

- Селезневой нет и больше не будет.

Анатолий Михайлович выложил на стол мятую-перемятую – не мало, видать, потетешкался – нашу газету.

- Я по поводу статьи «А что за лозунгом».

И тут все стало на свои места. Напрасны были ядовитые замечания Лены – мол, проглотил обиду-де мой родственник и утерся. Вот он, здесь – ничего не глотал, улыбается. А застал бы автора – поджал губы, наклонил голову, как бульдог, готовый вцепиться в задницу – и не жди сочувствия, конопатая!

- Чуток припозднились.

- Потрясающе! – выдохнул родственник, на мгновение увлекшись какими-то внутренними видениями, потом вернулся в реальный мир. – Я принес материал в газету.

К мятой газете на стол выложил мятую же тетрадь.

- О чем? – я отодвинул стул, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

- Все о том же, - кивнул Анатолий Михайлович, - о чем в статье у Селезневой.

При ближайшем рассмотрении оказалось не столь уж о том. Это вообще не статья для газеты, а план технического перевооружения Сельхозтехники – мол, стеллажи с запчастями, и контейнеры, вызываемые нажатием кнопки. Я с трудом давил зевоту.

Стряхнув сонливость, предложил:

- Оставляйте. Я сделаю из этого материал для газеты.

Однако родственник мой уперся:

- А разве это – не материал?

- Вы не беспокойтесь – подпись будет ваша. И гонорар.

Анатолий Михайлович глянул на записи и мрачно ухмыльнулся:

- Я бы хотел взглянуть под чем будет стоять моя подпись.

- Всенепременно.  

После высочайшего визита директора райсельхозтехники вернулся к прерванным раздумьям – выбору темы. Чем успешно занимался вплоть до обеда. Уходя, глянул на себя в зеркало – отраженная ухмылка была лишена малейших признаков сочувствия.

Тема выбрана!

Это будет Увельский пищекомбинат – структурное подразделение Увельского райпотребсоюза. Серьезное предприятие. Летом 1973 года перед поступлением на ДПА я работал там два месяца – и на всю жизнь негативные впечатления.

Вернуться туда с удостоверением журналиста…. О-го-го! Дай Бог встретить моих притеснителей! Я ведь думал, думал долго об этом, а теперь имею возможность.  

Пообедал, спустил на пол кота, уютно устроившегося на коленях, снял с брюк несколько прилепившихся шерстинок – все! журналист (мститель?) Агарков к бою и походу готов!

Так как там поживает Увельский пищекомбинат?

Вообще-то комбинат поживал плохо.

- Воруют и пьют, - вздохнула мастер виноразливочного цеха Клавдия Петровна. Казалось, она голосом ласкает детей неразумных – своих рабочих.

- Вы не против – я пообщаюсь?

Ага! Вот и кладовщица Платушина – жива, курилка! Сколько ж крови моей она выпила! Открывшаяся возможность сравнять счет мгновенно согрела душу. Будешь ты у меня, толстомясая, главным обличителем недостатков – ведь каждый играет, как умеет!

- Мне кажется у вас отличное чувство юмора – поднимем настроение нашим читателям? 

Не ведая о моем коварстве, она пригласила в бытовую комнату, налила чаю.

Следом женщины собрались.

- Рабочие, говорите, тырят? А начальство?  

- А те не воруют – так берут.

- Коммунизм, стало быть, у вас тут?

- Пока нет.

- А когда будет?

Кладовщица, прежде чем ответить, предпочла отхлебнуть глоток чаю.

- Когда настанет подходящее время, которое пока что еще не пришло.

- А кто-то пытается эту ситуацию как-то изменить?

- Кому-то надо….

- Попробуй только – получишь горбатых….

Кстати, «горбатые» - статья 33 трудового кодекса, предусматривающая увольнение нарушителя дисциплины по инициативе администрации.

Народ разговорился – успевай только слушать. Ой, какие они ядовитые! Кто мог бы подумать! Я даже голову склонил, пряча ухмылку. Набрал в грудь побольше воздуха и строчил, строчил, строчил….

Помнишь, толстомясая, как мы с твоим мужем катали двухсотлитровые бочки с грибами в подвал? Ему приезжие дали червонец, а мне…. Ты сказала – не надо, убогий, мол, обойдется!

- А что собственно здесь происходит? – в бытовку вошла девушка в белом халате. – Вы кто?

Я представился.

- И что вы здесь делаете?

- Осуществляю задание редакции.

- А вы что осуществляете? – обратилась она к собравшимся женщинам. – Не кажется вам, что это не осторожно – быть откровенными с посторонним человеком, пробравшимся сюда с определенной целью?

Захваченная врасплох Платушина откинулась на спинку стула и сердито сверкнула на меня глазами.

- Газета – орган райкома партии; наша задача – бороться с недостатками, - кротко напомнил я.

- А смотрите так, будто ведете следствие – и все пишите, пишите…. Кстати, предъявите-ка ваше удостоверение.

Она выжидательно замолчала.

Я подал документ и светски поинтересовался, заметив обручальное кольцо:

- А сестры у вас нет?

- Нет. Зачем вы спрашиваете?

- Как всегда, - вздохнул я. – Все прекрасные женщины уже замужем.

- Сомневаюсь, что здесь подходящее место для выслушивания подобных шуточек.

Похоже, тема уходит из нужного русла. Черт! Что ж, впредь наука.

С арктическим холодом в голосе девушка в белом халате заявила кладовщице:

- Я буду вам чрезвычайно признательна, Валентина Васильевна, если вы впредь не станете повторять такие инсинуации. Никогда.

У кладовщицы от изумления живот колыхнулся сам собой, а ледяные серые глаза красавицы вдруг сделались похожими на два оружейных дула.

Платушина открыла рот – и медленно закрыла. Читалась на ее лице: да что тут, к чертовой матери, творится?! и как от такой пигалицы может исходить столь чудовищная угроза? в институтах учат, надо полагать.

- Это всего лишь шутка, Аня – ни о чем всерьез мы не говорили.  

- И не очень смешная! – девушка потерла запястья и нахмурилась, глядя куда-то вдаль. На скуле заиграл желвак. Она подняла голову и взглянула на меня. – Идемте, товарищ журналист, в мой кабинет.

- Господи, боже мой, Анечка, – всполошилась Платушина, - я ведь не имела в виду,… что ты на самом деле?

- Тем не менее, - резко перебила та, - все, что происходит в коллективе, относится к грифам «секретно» и «после прочтения, сжечь». Из чего следует, что если «в органе райкома партии» появится статья с обвинениями против нас, вы не сможете убедить руководство в своей невиновности. Подумайте о вытекающих из этого последствиях – будьте любезны. Особенно если… ну, все зависит от темы статьи.

Кладовщица озадаченно пожевала губу, переваривая услышанное. Затем просияла:

- Но… ведь товарищ корреспондент не будет писать о нас плохо. А что плохого о нас писать? А если… мы скажем, ничего не говорили – все сам придумал товарищ….

О себе напомнил:

- Агарков. Газета призвана вскрывать недостатки, указывать пути их устранения.

Платушина неловко поерзала широченным задом и начала медленное отползание в сторону.

- Да что вы вскрыли? Все – бабьи сплетни.

Ответом послужило лишь короткое пожатие плечами и неопределенный жест – я поднялся и пошел вслед за Аней, поджидавшей меня в дверях.

Похоже, девушка в белом халате становится просто удручающе дипломатична.

Ну, посмотрим, кто кого.

В кабинете с табличкой «Технолог производства».

Оторвавшись от созерцания моих кроссовок, хозяйка подняла голову.

- Я знаю, что у меня нет права просить об этом…. Тем не менее – о чем вы будете писать?

И криво улыбнулась – видать, через силу.

Черт бы побрал ее улыбку! Она меня обезоружила. Понимает ли, насколько опасен для руководителей предприятия мой визит? Наверное, да – и это опасение льстило мне куда больше, чем я рисковал показать. Но ей самой-то чего бояться? Уж я постараюсь, чтоб ее роль была наиболее позитивной.

- Ладно, - вздохнул, - скажу: впечатление негативное. Может быть, вы сможете показать позитивную сторону производственной деятельности вашего коллектива.

Я расслабился, готовясь слушать – она напряглась.

- Вот о чем я вас попрошу – не писать о людях с чужих слов: поговорили с Платушиной, о ней и пишите. Или обо мне – я отвечу на все ваши вопросы.

- Слово репортера, - снизошел я, выдержав хорошую паузу.

После этого расслабился полностью и даже почти развеселился. В последующие полчаса Анна рассказывала мне о делах производственных, перемежая информацию дифирамбами в адрес руководства. Лишь одно хуже субъективной критики безграмотного демоса – это еще более субъективная похвала грамотного специалиста. Совершенно очевидно, что сегодня технолог Аня ни на шаг не отпустит меня от себя – она даже не пожелала прерваться, когда после обеденного перерыва вновь из цеха донесся стук и бряк. Когда же она принялась излагать планы пищекомбината по техническому перевооружению производства, сослался на дела в редакции и удрал.

И только топая на работу, вдруг понял, что остался в дураках. Есть фамилии, есть недостатки, но я не выяснил их причины и, значит, не смогу указать путь к устранению. Раздраженно нахмурился – статья не слагалась. Все не так! И Аня тому причиной – действительно хороша дивчина! Мне следовало опасаться ее обаяния и следовать цели, с которой пришел, а я допустил ошибку. И еще – она вытянула из меня слово не критиковать начальство; просто выдавила его с упрямой прямолинейной решимостью – принудила фактически дать обет. Что делать?

Решение пришло, когда перешагивал со ступеньки на ступеньки, поднимаясь в редакцию. Я аж присвистнул. Тема получалась очень партийной. Да это же высшая справедливость – накормить этих пищеделов блюдом, приготовленным по собственному рецепту!

К тому времени, когда распахнул дверь в кабинет, я уже снова улыбался.

Уселся поудобнее за столом, оценивая свои противоречивые чувства. Жаль, что нет рядом Лены, а то выложил ей на критику – она бы конечно оценила и подсказала. Набраться смелости и рассказать идеи свои замредактору? Трудно вообразить, как она будет выслушивать еще ненаписанный материал.

Подумав об Ольге Александровне, машинально проверил, в порядке ли одежда, оправил рубашку, пригладил волосы, нахмурившись зеркалу. Немного поразмыслив, никуда не пошел.

Близился вечер, и великолепный закат освещал облака. Дорогу домой на Бугор одолевал вместе с Любашей – то ли замужней, то ли не очень, симпатичной соседкой. С детства мечтал ей сдаться на милость, но она на нашей улице в плен не брала. Хотя сегодня вручила пакет с продуктами.

- Думала, ты домой на машине ездишь, - поддела.

- Но тогда бы не встретил тебя.

- Но ты ведь не знал, что мы повстречаемся.

- К счастью встретились.

- Тебя Дуся Калмыкова пригласила на день рождения?

- О да! Только я не знаю, что ей дарить.

- Ничего не дари. Это я ее попросила тебя пригласить – сказала, в помощники.

- Ты там – тамада?

- Скорее кухарка, официантка и посудомойщица в одном лице.

- Хотелось бы знать причину твоего внимания.

- Мне кажется ты ближе других мужчин к пониманию, что существуют гораздо более важные аспекты любви, чем сумасшедшее торопливое спаривание. Взаимное доверие, например. Или терпение. Или, как это ни странно (кстати, едва ли не самое важное в моем понимании), некоторая хладнокровная и отстраненная автономия.

- Ты хочешь, чтобы мы стали друзьями? – осторожно спросил я.

- О, да! Мне нужен друг. Отчаянно нужен.

- А как же секс? – никогда не выносил подтекстов, предпочитая говорить все напрямую.  

- Всему своему время – но не сразу с него!

- А я полагаю, ты достаточно сообразительна, чтобы стать интересной. Хочу сказать, что ухаживания, целью которых является половой акт, кажутся мне намного противнее, чем знаки внимания из чувства благодарности после чудной ночи любви.

Любаша напряглась.

- Это твое условие?

Я никогда не был тряпкой, обладал достаточной силой воли. Но после позорного стояния на коленях под окном бросившей меня жены создавал себя заново, прилагая к этому титанические усилия, просто героические, хоть и невидимые чужому глазу.

- Успокойся, - добродушно сказал, улыбаясь. – Если хочешь, мы будем друзьями.

Потенциальным мужем Любаши я почему-то не мог себя представить.

Проводил соседку до ворот ее дома. Родители видели и с вопросами.

- Не думаю, что дело дойдет до свахи, - честно ответил.

- Ага! – мама с явным облегчением. 

- А мне она нравится, - сказал отец.

Подавил в себе желание спорить с родителями.

- Теть Дуся Калмыкова пригласила нас с Любой на свой день рождения.

- Ну, будет сплетен! – огорчилась мама.

А я вдруг поймал себя на том, что суть еще ненаписанной статьи о пищекомбинате волнует больше, чем разговоры о Любе. Мне как-то сказала Селезнева, что писать статьи дома – моветон. Но перетряхивать мозги по поводу вряд ли кто запретит. Будем считать, что у меня сдвиг по фазе на газетные темы.

Но предки опять за свое.

- Она тебе нравится? – с сомнением поинтересовалась мама.

- О, да и очень! – обрадовался, что могу сказать что-то хорошее о симпатичной соседке, зачастившей к нам в гости – по делу и так.  

- И каким местом? – вопросила озадаченная мама.  

Представил свой лепет – она чистюля и хлопотунья, вежливая и с высшим образованием….

- Это довольно трудно объяснить, - только и смог выдавить, наконец.  

Пора менять тему.

- Был сегодня на консервном заводе: встретили хорошо – напоили чаем, на начальство жаловались…. Сейчас обдумываю статью.

Отец мгновенно заглотил наживку.

- Да? Критика будет? А тебе за нее не попухнет?

- Надо умно написать.

- Да, - сказал отец, метнув на маму горделивый взгляд. – Помнишь, как мы с корреспондентом Василия Ермолаича пропечатали в газете? – прямо с галошей на голове.

- А наказали кого? – подыграла мама.

- Нас с корреспондентом, - хихикнул отец.

- А я хочу голову председателя райпотребсоюза подать райкому на подносе.

И ухмыльнулся. Улыбка отца была более сдержанной.

- А как в райкоме к тому отнесутся?

- Возможно всякое, но я постараюсь остаться вне критики, используя все возможные пропагандистские методы.

- Ох, уж мне эти головы на подносах, - скривился отец.

Статью писал два дня: переписывал несколько раз. От первого варианта окончательный отличался как день от ночи. Весь разговор крутился вокруг того, что в коллективе пищекомбината напрочь отсутствует воспитательная работа – нет даже Красного Уголка – отсюда и негативы: воровство, прогулы, пьянство на рабочих местах…. и так далее тому подобное. В застрельщиках толстуха Платушина, а удар прошивал все предприятие до самого верха. За словесной шелухой вывод напрашивался удручающий: там, где не ведется партийная работа, процветает антипартийная. Голову даю на отсечение, что кресло закачается под самим председателем Увельского райпотребсоюза Казанцевым Александром Андреевичем. Видел его однажды и впечатление удручающее – в свои пятьдесят он выглядел на все семьдесят пять.

Перечитав статью в сотый раз, нацепил самую сияющую улыбку и потопал к Галкиной:

- Сегодня напечатаете… или я пошел?

- Опять о дырявых крышах на фермах и больных бруцеллезом коровах? Я, как ваши стать печатаю, всегда плачу, а слезы смывают тени. Это ужасно! - вы мне должны.

- Черканите, какие любите – я достану: у меня сестра в торговле работает.

- В конце текста. Ждите….  

В приемной воцарились молчание и веселый перестук печатной машинки.

- Если с пищекомбината принесут взятку, поделитесь – зря что ль печатала?

- И еще тени? Не слишком ли будет?

Вычитав напечатанный материал, понес его ответственному секретарю.

- Это начало новой кампании? – подняла брови Галина Подгайко, недавно вернувшаяся к своим обязанностям после сессии в универе.

Подавил раздражение. Можно подумать, я – еще начинающий радиоорганизатор, а не и о завотделом. Речь идет о серьезном материале, который непременно заметят в райкоме.

- Я говорю о планах. Он включен в твой творческий план?

На мое изумление:

- Все должны работать по заранее утвержденному плану.

- Я отлично справляюсь со своими обязанностями, - принялся защищаться. – Если вам что-то нужно по графику, пишите – я выполню.

- У тебя должен быть график посещения всех четырнадцати хозяйств района и предприятий, перерабатывающих сельхозпродукцию, а еще план материалов по ним в газету.

- Но выбор тем такой огромный!

- Сначала утвержденный минимум, а потом уж свободный поиск.

- Может быть, этот минимум проще спустить сверху?

- Ты хочешь поучить меня работать?

- Творческие планы требует райком или твои профессора в университете?

Галина сбавила обороты:

- Райкому и в голову не придет.

Мне не понравился такой ответ.

- Тогда так: экспериментируй университетские новшества на беспартийных сотрудниках, а меня в покое оставь – я райком в обиду не дам.  

- Эти советы в помощь, - вздохнула Галина, - а не нагрузки ради для.

На мгновение задумался. Билет членства в КПСС не только открывал мне двери, за которыми козыряли мильтоны, но и осаживал таких вот ретивых начальников средней руки. Возьмем на заметку.

- Если вы мне составите творческий план, я принесу вам шоколадку самую большую, какую найду.

Мы с Галиной переглянулись и расстались на дружеской ноте.

- Боюсь, дело обстоит не так просто, - сказал Акулич о моем материале. – Товарищ Казанцев – сильный противник: райком у него по струнке ходит.

- А статья даст партии компромат на всесильного председателя райпотребсоюза.

- Свой компромат Александр Андреевич возит секретарям и заведующим к дням их рождений и прочим праздникам… так что…

- Это дань, а не компромат.

- Три секретаря, да шесть заведующих – прикинь потребности… хм… монголо-татарское иго отдыхает.

- Могло быть и хуже, если б райком не держал в руках райисполком, РОВД, РАПО, суд и прокуратуру….

Акулич послушно улыбнулся:

- И газету. Поедем сегодня получать дефицит?

Ехать пришлось в Денисово – этакий пригород Увелки. Ехать пришлось на автобусе. Магазинчик новенький, с ажурными стеклами в огромных окнах. Лучи солнца били в них, рисуя золотистые полосы на полу. Пока, выстояв очередь, Акулич представлялся, тряся удостоверением: «Мы из редакции!», я, словно загипнотизированный, следил, как удлиняются эти полосы, символизируя течение времени.

Потом еще пришлось подождать.

И, наконец, когда опустел магазин, нас пригласили в служебное помещение. Мы получили и оплатили товары, которых не было на витрине – колбасный сыр и сосиски, набор консервированных морепродуктов, сливочное масло и конфеты…. – месячная норма дефицитов по разнарядке райкома партии. Конечно, чисто теоретически было приятно входить в круг избранных, но на практике – обидно очень за державу.

С дефицитом в пакетах и радостным настроением устремился домой. А мысли все о статье. Наверное, меня пригласят в райком… или вызовут? Похвалят за правильность и своевременность… или накажут? М-дя, что-то сотворят с бедным селькором.

Новостей газета выдавала ворох. Всяких – кто где женился и на ком, кто родился, кто помер в разгар сезона…. Как в хозяйствах живут, что в районе творится. А я с нетерпением ждал статьи своей. Неделю ждал. А вернее сказать, два номера – не было ее ни в пятницу, ни в субботу….

Для себя решил – если не выйдет «Как живешь, пищекомбинат?» и во вторник, иду к ответсеку выяснять отношения.

Она заскочила в понедельник утром:

- Есть информашки на первую полосу?

Подал ей несколько исписанных листов.

- В субботу в Дуванкуле клуб открыли новый – культурная жизнь, на открытии говорили, ключом будет бить.

- Слышала. Давай про клуб. Еще?

- Лидер среди дояров сменился, в честь которых флаг у райкома поднят – теперь это бригада из «Южноуральского» совхоза.

- Годится. Еще?

- Сев яровых закончился в «Приозерном».

- Еще?

- Ну, не знаю… все, стало быть.

Тут ответственный секретарь догадалась сказать о том, что интересно мне:

- Твоя статья у Ольги Александровны – изъяла из папки на подпись «Редактору» и не вернула.

Оставшись один, потянулся до хруста, почесал пятерней затылок, разудало тряхнул отросшими волосами. Пойти разобраться?

Кто-то там, внутри ахнул – с и о редактора?!

А чего? Я где работаю? Или я не член партии? Или у нас не свобода печати?

Живехонько выскочил из-за стола но, наткнувшись на собственное отражение в зеркале на двери, смутился, прицокнул языком. Ольга Александровна мне нравилась, как женщина, а я себе сейчас нет, как мужчина. От этих мыслей запылали щеки. Не по кодексу. Как быть? Что предпринять? Как препятствие преодолеть? Вот бы понять, почему она материал задержала. Зайти просто так, с посторонним вопросом? Но хитрить не хотелось. Рубануть с плеча – мол, что за ерунда? Я поджал губы для суровости лица – чего мне бояться? Мне – шантрапе из Челябинска и заядлому алиментщику?!

Кстати, заявление на алименты написал сам – чем удивил весь коллектив! – ведь мы еще с Лялькой не разведены.

Мысли сразу же унеслись к жене – как она там? с кем теперь?

Идти к начальству расхотелось, и я уехал на попутке в село.

Брал интервью у пожилой пары, когда голосистая бабья песня ворвалась в избу – от грохота грузовика задрожали стекла в рамах. Бабка сунулась к раскрытому окошку, но машина уже проскочила – только пыль клубилась по дороге. 

- Свадьба, что ли? – удивилась старуха.

- Не, то доярки, - проявил осведомленность старик. – В летний лагерь, на дойку с песнями…

- А чего им не с песнями? – фыркнула хозяйка. – Машинами дают и деньжищ загребают – нам не чета.

Она предъявила вещдоками скрюченные профзаболеванием пальцы рук, и в позитивный материал мой вбила занозу – это об ощущениях.

- А как зимой-то… ой-ой-ой… лихо вспомнить.

- Чего-чего? – вмешался хозяин. – Думаешь механизаторская работа хохма?

- Ничего я не думаю. Жизнь на селе не сахар.

Я забыл про блокнот:  

– А природа? А воздух деревенский? Без вина пьянит. И лечит! Я из города сюда приполз еле живой от душевных травм, а здесь возродился! И рад до черта!

- А все равно в деревне живут одни недотепы – мозги набекрень.

И дед, и бабка были едины в своем мнении.

Побывав в селе, как говорится, и запаха земли надышался полной грудью, и босы ноги в траве-мураве пыльцой окропил. И ожил….

Вернулся в редакцию с новой темой – за что старики не любят село?

Помню, когда в детстве гостил в Петровке у бабушки с дедушкой так мне дня не хватало:  всюду хотелось побывать – и на скотном дворе, где дедушка работал конюхом, и с бабушкой сходить за водой в Логочев колодец, и с мальчишками на озере искупаться, и на лугу за околицей побывать, где с утра заливается сенокосилка….

На всю жизнь остались воспоминания.

Приехал в редакцию и сразу за стол. Уборщица через дорогу от редакции живет. Зимой приходит – пяти еще нет; а летом – пока грядки польет, пока…. Время есть!

Сел за стол, блокнот на стол, ручку в руку… и пошел.

Заголовок успел написать – «Деревенька моя» – дверь открывается: Ольга Александровна на пороге. Я подтянулся, хоть никогда не заискивал и не лебезил перед начальством – здесь  другой случай.  

- Хорошо, вы на месте. Зайдите ко мне.

Я понял – разговор пойдет о статье. Приготовился спорить.

Но что увидел, не ожидал – стол накрыт граненной бутылкой коньяка и съестными деликатесами. В гостях у и о редактора председатель Увельского райпотребсоюза собственной персоной в черных очках с белой пластмассовой оправой. Три стакана налиты наполовину, третий стул придвинут к столу.

- Присаживайтесь, Анатолий Егорович. Александр Андреевич хочет с вами познакомиться.

- Да-да, - засуетился Казанцев. – Новый заведующий в газете – это надо отметить.

- Давайте за знакомство, - предложила тост Ольга Александровна.

Выпили, зажевали лимоном и сервелатом.

- Вы ешьте-ешьте, - угощала хозяйка кабинета, а гость еще наполовинил стаканы.

Кашлянул для важности и тост сказал:

- Ну, за здоровье!

Стаканы не успели прильнуть к губам, Ольга Александровна спросила, глядя в мои глаза:

- Вы настаиваете, чтобы ваш материал «Как живешь, пищекомбинат» был опубликован? 

- Хороший, хороший материал, – вклинился в разговор Казанцев и зачистил. - Это вы правильно написали. Учту. Но зачем же публиковать? Начнутся проверки, комиссии разные… Оно нам не надо. Мы лучше среагируем на ваши замечания, и все исправим. Приходите через месяц – увидите сами. А напечатаете – предприятию навредите….

Мне и рта раскрыть не дали.

- Анатолий Егорович все понял – за это и выпьем!

Редакционное начальство мне улыбалось, а председатель райпотребсоюза просто стелился предо мной.

- Понятно, как не понять.

Гость налил по третьей – бутылка, похоже, была литровая.

- Вы, товарищ Агарков, в следующий раз прямо ко мне приходите – все замечания устраним. Как увидите что, так и спешите ко мне.  

Он сдвинул наши стаканы:

- За дружбу настоящих мужчин!

А мне после третьего захотелось схватиться за живот и рассмеяться в лицо.

- Вы ешьте-ешьте, Анатолий Егорович, - угощала Ольга Александровна.

И я ел, перебирая потрескавшимися от жаркого деревенского солнца губами, и познавал, что визиты на пищекомбинат куда приятнее командировок в село. А после четвертого стакана обращался к Александру Андреевичу по имени-отчеству. А потом уже уверял его, что статья эта – шутка дружеская.

- Смех, сказал Хо Ши Мин, это же витамин.

Председатель потянул воздух носом:

- Продолжим где-нибудь на природе?

- Да что вы, Александр Андреевич! Вот ей Богу – вопрос утрясли, а дальше уже пьянство без повода.

- Найдем повод. Родителей помянем – родители наши тружениками были.

- А мы что – не труженики? Тунеядцы какие? Не сами себе на хлеб зарабатываем?

Меня понесло. Ольга Александровна строгим начальственным взглядом оглядела селькора, задержалась взглядом на кроссовках в репье.

- Моральности нет в нас, какая была.

Чтобы в полемику не ввязаться, до крови крепко закусил губу.

- Моральности нет – коммунизма не будет? – живо поинтересовался Казанцев.

- Коммунизм это есть советская власть плюс электрификация всей страны, - назидательно сказала хозяйка кабинета. – Колхозная деревня за последние годы добилась успехов в этом вопросе.

- Значит, все-таки будет? И скоро как?

- Как только сотрутся грани и противоположности между городом и деревней.

До сей поры я сидел и молчал, но тут…

- Одними лампочками Ильича село не обратить в коммунистическую веру.

- Значит не скоро? – Александр Андреевич скуксился разочаровано – не дожить!

Переживать из-за того, что председатель Увельского райпотребсоюза, в свои пятьдесят выглядевший на семьдесят пять, не доживет до светлого будущего всего человечества ни я, ни Ольга Александровна не собирались. Во-первых, все съедено-выпито. А во-вторых, продолжения не хотелось – по крайней мере, в его компании.

Чудный вечер так и навалился, едва вышел я из редакции.

Сергей Ческидов на автокране догнал по дороге к дому. Увидев меня, высунул из кабины свою счастливую белозубую мордаху и крикнул:

- Садись – подвезу!

В кабине:

- Штаны давай переодевай и ко мне – поможешь дом строить.

Дома, отказавшись от ужина, переоделся и потопал на поляну, где в детстве играли в футбол, а теперь капитан наш Серега Ческидов строил свой дом.

- Раствор замесить сумеешь?

- А то!

С ребятами, собравшимися на помощь товарищу, с удовольствием точил зубы. Треп избавлял голову не только от паров алкоголя, но и от разочарования за неопубликованную статью. Швыряли лопатами песок и цемент в жерло бетономешалки:

- Давай! Давай! Еще давай!

Монтировали фундамент – Сергей на кране, а мы на подсобе.

- Навались, пацаны!

И парни, в предвкушении выпивки, только что из штанов не выпрыгивали – старались все. И я в их числе. Чертом крутился Витька Стофеев – жгуче чернявый, в штормовке и джинсах. Вместо «вира» и «майна», подцепив блок фундаментный за крюки, махал рукой крановщику:

- Прошу!

И тот поднимал и опускал, и все было слаженно, как полагается.

Дом обещал стать дворцом – по размеченной фундаментом площади, да к тому же в два этажа.

Стемнело. Сели поужинать. И выпить, конечно.

От домашнего самогона бросило в жар.

- Эй, скубент, куда ты собрался?

- Спешу, спешу, парни! В другой раз.

Широкая улыбка для всех сразу, и поколбасил в сторону дома.

Комната в отчем доме у меня была своя. И окно в ней открывалось в сад, только с зимы было заклеено. Сей недостаток я исправил – ночь ворвалась с воплями выпи из лощины, где было Займище, с лаем собак, комариным звоном.

Много о чем было подумать, лежа в постели, взглядом упершись в звездное небо. Что завтра скажут мои коллеги – слил, мол, статью за стакан коньяка? А кто бы иначе поступил? Свалить всю вину на и о редактора? Или таки самому отдуваться?

Как теперь строить отношения с Ольгой Александровной?

Не серьезно все получилось. Ожидал – сурового разговора в райкоме, а вышло застолье в кабинете начальства, где проблемная статья за шутку сошла. Только какая в том радость – слить статью за стакан коньяка? Без борьбы меня завалили – даже слова не сказал против. Другом меня называли и презирали – это, как два пальца об асфальт.

Сроду не терпел срамоты, а тут….

Не видимые в темноте, но ощутимые по звездам подкатили тучи. Как раз такие, из которых брызнуть может. Но тучки это еще куда ни шло – ветер начал делать пробежки по саду. Тронул тюль – в комнату ворвались комары. Стало не скучно: я их, они меня – будто не свои, не в наших дождевых бочках рожденные, не в малине зачатые… эх, ма!

Дождь хлынул как из ведра без всякой разминки и в миг смыл тоску.

Мысли потекли по другому.  

Нет, придется рот на запоре держать – это я о статье, о визите Казанцева и завтрашнем дне. На Ольгу свой грех не свалишь – бабы очень хитрые бестии.

Совесть вдруг задала вопросы – да разве по тебе работа в редакции? с какой стати нервы рвать? семеро по лавкам дома плачут? или как? Подсказала ответ – бросить все к чертовой матери и на Ханку податься в морские части пограничных войск.

На том и уснул.

Акуличу все рассказал наутро. Тот посмотрел на меня участливо – умел поддержать, когда надо, иначе бы не выбрали в профсоюз редакции – и сказал:

- Все через это прошли. А шишки с наградами будут еще – были бы мы!

И почему-то рассказал историю о практиканте из Прибалтики.

Занесло каким-то ветром в наши палестины латыша, окончившего факультет журналистики. Три года практики по закону грозили, а он с первой недели встал на дыбы – отпустите домой! работать не буду! Бились с ним, бились – а он пакостил! Латыши рыбоглазые только на пакости и способны. Но этот был просто талантом. На демонстрацию 7 ноября изготовил портрет Кукаркина на планшете с палкой, сунул в руки работяге какому-то. Руководители района  с трибуны приветствуют колонны трудящихся, которые несут портреты членов Политбюро – Брежнева, Подгорного, Косыгина… и Кукаркина! Скандал! Короче, послали за рыбоглазым наряд милиции – он уже спал в своей комнате общежития АИЗа. На требование сотрудников говорит – выйдите, я оденусь. Не зная с кем имеют дело, они – сам выходи, если стесняешься. Он вышел с одеждой под мышкой, а ментов закрыл в комнате на ключ. Как пятнадцать суток отсидел, отдал ему Аркадьич трудовую – езжай от греха.

А я не понял, в каком месте пересекалась моя проблема с выкрутасами тунеядца.      

  

А. Агарков

                                                                                                                       январь 2016 г

http://anagarkov.890m.com

Другие произведения автора:

Возвращение блудного сына

Детектор лжи

Исцеление