Зашёл однажды у нас на работе спор о подарках. Трудно сейчас припомнить, кто первым завёл разговор, и с чего разгорелся весь этот сыр-бор, но заспорили вдруг шумно и весело о том, что может служить подарком, и какой подарок предпочтительней. Взгляды, естественно, разошлись. Иначе и быть не могло, ведь все мы время от времени как получаем подарки, так и дарим их, и каждый из нас имеет собственное мнение на этот счёт.
– Настоящий подарок только тот, что сделан своими руками! – восклицал один из участников стихийного диспута и приводил ряд неопровержимых на его взгляд доводов в защиту своего убеждения.
– Польза! Польза должна быть от подарка! – не унимался другой. – Что толку, если тот пылится без дела до тех пор, пока его не выбросят на помойку?
– Товарищи! Поверьте моему опыту! Лучшего подарка, чем деньги, нет! Деньги – самый универсальный, самый желанный подарок! – не соглашался с первыми двумя третий.
Владимир Николаевич Чернопащенко, пятидесятивосьмилетний электромонтёр, высокий и худощавый, с венчиком редких побелевших волос на голове и седыми аккуратными усиками, безмолвно посиживал в стороне от эпицентра словесной баталии, внимательно вслушиваясь в весёлую перепалку. Иногда, поёрзав на стуле, он чуть привставал, даже открывал рот, но, так и не позволив себе беспардонно вмешаться в разговор, усмирялся и продолжал посиживать с еле заметной улыбкой и искрящимися, как у озорного мальчишки, глазами.
Прошло несколько минут, пыл страстей заметно поубавился, спорщики стали говорить тише, а когда паузы между репликами стали настолько протяжными, что иная тема уже готова была заменить исчерпавшую себя, Чернопащенко вдруг поднялся с места и сказал:
– Друзья мои! Каким бы подарок ни был – купленным или сделанным своими руками, полезным или сущей безделицей – важно, чтобы он запомнился, и запомнился на долгие-долгие годы, а то и на всю жизнь...
Все взоры обратились на него, и новый участник этого диспута, подвинув стул, подсел поближе к своим товарищам и начал свой рассказ:
– Однажды мне был преподнесён такой подарок. Много чего мне дарили за все эти годы – не счесть! Но ничего не осталось в памяти. Ни-че-го! А вот про этот не могу забыть.
Это было в середине 60-ых годов прошлого века, когда я молодой и красивый, – на этом месте Владимир Николаевич смущённо улыбнулся и пригладил свой белый пушок на голове, – попал случайно в один небольшой поволжский городок. Прибыл я туда прекрасным весенним утром с командировочным удостоверением в кармане по заданию своего начальства. К полудню быстро управился с делами на одном из местных предприятий и, отобедав в заводской столовой, бродил теперь, не зная куда себя деть, по улицам старинного красивого, но скучного города. До поезда, на котором я должен был вернуться в Москву, оставалась ещё уйма времени. Ярко светило солнце, город готовился к Первомаю, деревья на улицах были побелены, тротуары подметены, и воробьи, радостно щебеча, барахтались в кучках сметённой городской пыли. Весна в том году пришла рано и была непривычно щедра на погожие и тёплые дни. Но весеннее великолепие этого апрельского дня омрачало одно немаловажное для меня обстоятельство: четверть прожитого мной века я встречал вдали от дома в незнакомом провинциальном городишке, куда, быть может, и не попаду больше никогда. Да-да, именно в этот день мне исполнилось ровно 25 лет!
Решил хоть как-то отметить эту дату. Зашёл в гастроном, взял четвертинку водки, кое-что из закуски, стащил из автомата с газировкой гранёный стакан и углубился в городской парк, где под сенью лип и клёнов тосковали пустующие в разгар рабочего дня скамейки.
Старушка, подметающая дорожки, заметив торчащее горлышко бутылки из кармана, подозрительно зыркнула на меня, но, не сказав ни слова, ещё яростней принялась работать метлой.
Примостившись на краю скамейки рядом со свежевыкрашенной урной, я вынул бутылку, и только начал разворачивать бутерброды, как вздрогнул от неожиданности: по прилегающей к парку улице с душераздирающим воем промчалась «скорая помощь». Проводив машину взглядом и искренне посочувствовав тому бедолаге, который, как знать, может быть, и не доживёт до сегодняшнего вечера, я заметил желтеющие за деревьями парка больничные корпуса.
Вспомнился мне военный госпиталь, где я, во время службы в армии, пролежал пару недель с аппендицитом. Там я крепко сдружился с фельдшером-сверхсрочником (сейчас сказали бы – контрактником) Сергеем. Сам не понимаю до сих пор, что нас тогда так привязало друг к другу? Он тайком приносил разведённый спирт, и мы чудно проводили летние вечера за долгими разговорами о жизни, о своих дальнейших планах, раскрывая нараспашку души.
И вдруг меня словно током шарахнуло… Как же я мог позабыть! Ведь этот город, куда меня занесла нелёгкая – родной город Сергея! Он как-то рассказывал о нём и признался мне, что, мечтает завершить службу, вернуться домой, завести семью, работать… Может быть, он так и поступил? Работает сейчас где-нибудь в какой-нибудь поликлинике или больнице. Да может быть даже и в этой, что в двухстах метрах прячется от меня за деревьями? Городишко-то невелик, чем чёрт не шутит?
В один момент, завернув обратно так и не разложенную закуску и сунув бутылку в карман, я полный решимости поднялся и бодро зашагал обратно к выходу. На этот раз старушка и вовсе перестала мести, отставила в сторону своё помело и посмотрела на меня ещё подозрительней.
Знал я о Сергее немного. Фамилия его была настолько заурядная, что как ни напрягал я свою память, вспомнить её не смог. Но было у него, к счастью, довольно редкое отчество – Эрнестович. Так и решил: спрошу Сергея Эрнестовича, а там как повезёт.
Через несколько минут я уже двигался по центральной аллее больничного комплекса, на которой попадались редкие больные в полосатых халатах или пижамах, ползающие, как сонные мухи после зимней спячки. Из медперсонала, как назло, никого не было видно поблизости, и я взял курс на двухэтажное, стоящее особняком и выгодно отличающееся по внешнему виду от других строений, административному зданию. И вдруг из его дверей выпорхнула, словно мотылёк, молоденькая красавица в белоснежном халате и полетела навстречу мне.
– Вы не подскажете, – несмело начал я, когда мы поравнялись. – Сергей Эрнестович у вас случайно не работает?
Медсестра удивлённо заморгала, по-видимому, несколько смутившись.
– Замятин? Работает… Сегодня принимает с обеда.
Точно! Это он, он, он! Замятин – его фамилия! Не помню, что я лепетал от радости, но медсестра пообещала позвать Замятина, «если только он не очень занят», и запорхала дальше.
«Эх, – подумал я, посмотрев ей вслед. – Какое же нежное и удивительное создание!» Сам я в то время не только не был женат, но даже не имел планов жениться в обозримом будущем. Да и на примете никого не было. Признаться, в те годы я даже не знал ещё близости с женщиной. Для меня интимные отношения полов оставались тогда ещё неоткрытой и полной тайн книгой. Я устроился на одной из скамеек, окруживших клумбу, и стал нетерпеливо поглядывать на двери, которые её проглотили.
Внезапно на моё плечо обрушилась широкая и сильная ладонь.
– Привет, Володька!
Сергей коварно подкрался сзади, то ли выйдя из других дверей здания, то ли, каким-то фантастическим образом усыпив мою бдительность. Он немного изменился внешне, но всё ещё оставался таким же весёлым и добрым, каким я его знал раньше.
Посидели где-то с четверть часа, наперебой делясь событиями, произошедшими за последнее время, вспомнили и армейские годы. У Сергея уже была семья, ребёнок. Удивился, узнав, что я ещё холостой. Опустошили четвертинку за встречу. Я посетовал, что свой день рождения приходится встречать вот так, вдали от дома, в командировке. Сергей сгонял за спиртом, притащил два пирожка из буфета, по случаю моей знаменательной даты выпили ещё, за мои двадцать пять.
– С меня подарок! – весело сказал Сергей, но вдруг озадачился. – Что же тебе подарить? Ты уезжаешь вечерним московским?
– Угу, – буркнул я, закусывая пирожком.
– А у меня, как назло, сейчас приём начнётся, да и подмениться не кем…
Помолчав минуту, Сергей вдруг усмехнулся про себя и загадочно произнёс:
– А впрочем, я кое-что придумал. Будет тебе подарок. Да такой, что на всю жизнь запомнишь! Пойдём!
Перед тем, как мы вошли в кабинет, Сергей накинул на меня халат и, поправляя его, давал наказы:
– Уговор: не смеяться, не улыбаться, говорить буду я, а ты поддакивай, разрешаю осторожно возражать и высказывать сомнения.
Я послушно кивал головой, соглашаясь с ним, но ровным счётом ничего не понимая. Куда я попал, дошло до меня несколькими секундами позже: распахнулась дверь и… о, боже! прямо передо мной на гинекологическом кресле, выставив все свои прелести напоказ, лежала молоденькая и довольно-таки симпатичная блондинка! На мгновенье я остолбенел и не мог сделать ни шагу. Дыхание перехватило, по вискам заструились струйки пота, но, скоро взяв себя в руки, я покорно проследовал за Сергеем. Тот, не умолкая, сыпал специальными терминами, большей частью, на латыни, обращался ко мне с вопросами, впрочем, на которые сам и давал ответы. Я поддакивал, изредка с серьёзным видом выражал сомнение, один раз даже потрогал ЭТО рукой! Крепился изо всех сил, чтобы не выдать себя и не подвести своего друга. А взгляд мой, друзья мои, жадно выхватывал мельчайшие подробности, непознанного тогда ещё мной, интимного мира женщины… Детально описывать не буду, ведь никого из вас этим уже не удивишь, но вы сами понимаете, какое потрясение я тогда испытал!
Впрочем, уже после третий пациентки я несколько утомился. Скрывал я апатичность, видимо, плохо, поэтому Сергей, пристально посмотрев мне в глаза, произнёс:
– Ну, кажется, довольно…
Объявив небольшой перерыв, он вызвался проводить меня до больничных ворот и на прощание, крепко пожимая мне руку, сказал:
– Верю, что мы с тобой ещё увидимся, и не раз! Пока!
Но, увы, мой друг ошибся: за все последующие годы мы так больше и не встретились. Не ошибся он в другом: тот его подарок я действительно запомнил на всю жизнь.
Другие произведения автора:
Зависть
Ворона и Соловей
Петушок на палочке
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
