Я тогда жил на Севере, посреди глухой уральской тайги. Не стану описывать ни полярную ночь, ни северное сияние. Я о другом…
Был выходной день, и мы, человек пять, шли на озеро, на плавучий остров, собирать клюкву. Она обычно растет на кочках на болоте. Клюква оплетает кочку, как паутина. А по этой паутине горошины ягод. Ярко – алых. Цвет плотный, но не блестит, а как – то холодно струится изнутри, как люминесцентный. Что – то гипнотическое. А плавучий остров, куда мы шли, и был огромной, метров сто в диаметре, кочкой, плавающей в озере. Хотя, скорее, это был «блин» толщиной около метра. Состоял он из немыслимого переплетения каких – то корней, корешков, стеблей, водорослей. Одни растения были живые, другие отмерли, некоторые перегнили. Все эти процессы длились десятилетиями, на поверхности уже было какое – то подобие почвы. Клюквы на этой кочке – видимо – невидимо. Островок когда – то прибило к берегу, и он к нему постепенно прирос. Ходить по этому ковчегу надо было учиться заново, потому что с каждым шагом «земля» уходила из – под ног. Буквально. Вот попробуйте пройти по голой сетке на старой кровати. При каждом шаге сердце всплывает куда – то к горлу и валится обратно. Это так здорово! Восторг и жуть одновременно.
Еле заметная тропинка, слегка петляя по тайге, вдруг вывела нас на старинный заброшенный тракт. Это была дорога, пробитая тысячами ног каторжан еще царских времен. Их тогда гоняли пешком. Изо дня в день, из года в год. Дорога была идеально прямая, как струна. Она приходила из ниоткуда и пропадала в никуда. В этом чувствовалось что – то мистическое. Господи! Это же когда было?! Столько лет угасло, а там, где топали ноги этих бедолаг, уже не знаю, в цепях или без цепей, до сих пор не растет даже трава. Может, земля была так истерзана ногами, может, сожжена слезами людей, может, до сих пор воздух пронизан какой – то темной аурой, но почва там не в состоянии дать жизнь каким – либо росточкам. Все мы как – то притихли и заговорили вполголоса….
Появившаяся тропинка повела нас по лесосеке, которая пересекала тракт. Среди нас был очень шустрый парнишка, от глаз которого ничто не могло спрятаться. Он всегда больше всех собирал грибов, ягод, больше других ловил рыбы. И так же легко это все раздавал. Может, поэтому удача ему и улыбалась. Он вдруг свернул с тропинки и пошел, крадучись, к каким – то невзрачным кустикам. Присел, и, приложив палец к губам, другой рукой делал приглашающие жесты. Мы тихонько подошли, тоже присели и увидели гнездо, в котором была птица – серенькая, неприметная, как гнездо и окружающие его кустики. Её сразу даже трудно было рассмотреть. Она сидела не шелохнувшись, и только клювик чуть заметно подрагивал. Было видно, что ужас переполнял этот сжавшийся комочек жизни. Но она не вспорхнула, не улетела. Она прикрывала собой то, ради чего здесь и сидела. Это был подвиг Матери.
Мы очень осторожно отошли от гнезда, и потом, до самого озера, шли молча, потрясенные готовностью этого отважного существа погибнуть за своих птенцов. Каждый думал о своем.
Жаль, что я не художник. Я бы написал это гнездо с птичкой в лучах тепла ли, света ли… в лучах жизни. Я шел и думал: как же мы бываем слепы! Сколько вокруг нас таких незаметных с одного взгляда матерей, готовых, не задумываясь, положить на весы Судьбы свою жизнь во имя жизни детей. И не нужно высоких слов. Да, не нужно! Потому, что выше звания, чем такое простое, такое родное слово, слово «МАМА», нет в природе. И этим званием награждает сама жизнь!
Другие произведения автора:
РАСПОЯСАЛАСЬ ПОЗЕМКА ЗА ОКНОМ
Стихи с изорванным размером
ХУЖЕ БЕШЕНОЙ СОБАКИ...
Это произведение понравилось: