рассказ

 

Русаков О. А.

ПЕРВАЯ ЩУКА.

Двоюродному деду Егору посвящается. 

        Кузнечик приземлился на скошенную травину и замер на расстоянии ветки от моих глаз. Коричневые крылья, зеленые длинные ноги, всегда готовые к дальнему прыжку, напоминающему полет, и огромные зеленые перламутровые глаза смотрели на меня пристально, оценивая, можно ли начать свою песню стрекотания прямо сейчас или нет. Через несколько секунд тонкая часть ноги насекомого начала скрести по толстому бедру и в утреннем воздухе появился еще один источник прекрасного летнего пения скошенной ранним утром, еще по росе, травы. Я слушал кузнечика, не сводя с него взгляда замерев, не моргая, чтобы не спугнуть «зверя».
        - Ну, что продолжим, сынок… - произнес отец, держа во рту сочную тимофеевку, сидя на стерне молодого покоса, еще наполненного росой. Я невольно дернулся на отца взглядом, кузнечик немедленно взмыл в воздух и улетел на пару метров в сторону. Для исполнения его сонат ему была нужна абсолютно спокойная аудитория.
        Отец встал, слегка крякнув поднимая косу, поднял клок скошенного, мокрого от росы, будущего сена, сверху вытер им плоскость косы и начал точить бруском ее жало. 
        - Пап, я еще раз попробую ладно…
        - Ну попробуй, да смотри косу не сломай.
        Я поднял бабушкину косу и выполнил то же самое, что сделал отец. Стою жду, когда папа отдаст брусок. Оказавшись в моих руках, брусок не хотел ложиться на жало косы также ловко как у отца. Он то упорно пытался выгнуться из плоскости жала на ребро, то сваливался с жала вниз, а я никак не мог полностью его заставить ходить строго по плоскости острого инструмента. И конечно не получалась та музыка, которая звучала когда отец затачивал косу.
        - Да ладно, сынок, хватит. Смотреть на тебя страшно, как ты точишь. Попробуй да только косу не сломай.
        Я бросил брусок на папину рубаху. Отец уже прошел прокос метров на семь, наполняя солнечное пространство утреннего покоса звуком скашиваемой травы. Прицелился за ним. Пяточка на землю, носок задрал, от плеча на полный разворот, как учил отец. Сил протащить косу на полный прокос опять не хватило. Вернул косу обратно. Попробовал еще. На середине прокоса коса вывалилась из травы и, чуть пролетев влево от моего усилия, носком опять воткнулась в стерню. Я пробовал еще несколько раз. Но все повторялось приблизительно так же.
        - Ну хватит сынок, а то бабушкину косу сломаешь. – уже в который раз строго сказал отец, видя, что у меня кроме муки, ничего не получается. И начал по новой подтачивать жало своего на много больше, чем у бабушки, инструмента. – Разбивай лучше валки, а то на рыбалку не успеем, вон солнышко уже поднялось, через полтора часа жарища начнется. …Да, … опять косу отбивать надо.
        Я положил косу, взял грабли и начал разбивать валки свежескошенного отцом сена черенком грабель. Как красиво деревенское утро, и комаров нет, когда много росы эти длинноносые не летают, наверно воды боятся. Валки лежали красиво ровными шеренгами вдоль широкого папиного прокоса, а со стерни поднимался легкий пар выделяясь изгибами на косом солнечном луче недавно заглянувшем к нам из-за горизонта. За мной валков уже не было. Ровно разбросанное мной сено уже не было таким красивым зрелищем.
        Минут через пятнадцать папа закончил очередной прокос. Пучком скошенной травы вытер косу, и начал мне навстречу черенком косы разбивать скошенную траву. В короткий срок, после косьбы, раскидали копнушки вчерашнего покоса. Через пару минут мы уже переходили ручей на пути к дому. Солнце торопило нас на рыбалку.
Бабушка спала после выгона овец, стадо прошло по деревне минут сорок назад, торопясь на пастбище за новым молоком. Мы с папой взяли заранее приготовленных, еще с вечера червей, удочки, жерлицы, алюминиевый бидончик для мелкой рыбы и пошли на речку, идя по тропинке еще по мокрой траве.
        День занимался жаркий. Папа посадил меня на свое любимое место под куст, где большую часть дня висела тень, он там отдыхал обычно по вечерам, один, и подкармливал это место весь свой отпуск. Хоть вечером всегда были злы комары, папу они не пугали, он редко обращал на них внимание. Сам пошел в центр омута, где берег создавал пока полную тень от восходящего солнца. Червяк как всегда не поддавался. Для меня всегда было большой задачей насадить на крючок червя. Честно говоря, год назад у меня это не получалось совсем, но теперь мои усилия уже всегда были не напрасны, червяк в итоге обязательно оказывался на крючке. А теперь остается следить за поплавком. Поплавок начинает играть, затем он резко, но не быстро, идет в сторону, я не сильно подсекаю в другую сторону и над водой появляется карасик с мою ладошку.
        - Папа… папа… я рыбу поймал. – стараясь не громко кричать зашептал я громко. – Папа, а я рыбу поймал.
        - Да слышу я, слышу, не шуми…
        Я затих, и начал как можно аккуратней снимать с крючка карасика. Булькнул его в бидончик и с минуту смотрел как тот мечется по на две трети заполненному водой бидону. Затем опять насадил червя и опять начал наблюдать за поплавком…
Клев пошел. Через полчаса в бидончике плавали пяток карасиков с ладошку, а последнюю рыбину, которую я еле вытащил из воды, отец насаживал на рогатую ветку. Окунь с две мои ладони был очень силен, и не хотел помещаться в тесном бидоне. А папа не поймал ничего, мелочь его не интересовала. Меня же переполняла радость и гордость за удачную рыбалку. 
        Солнце уже полностью озаряло омут. Слепни то и дело приставали со своими больными иглами укусов. Папа вытащил жерлицы из сумочки прикрутил их на приготовленные черенки и двух самых резвых карасиков пришил к трезубым крючьям. Карасики уплыли в омут на отпущенную леску. Две жерлицы были готовы принять на себя хороших щук. Ну а я – счастливый, пошел с папой домой завтракать.

        Уже было, как оказалось, начало десятого. Бабушка приготовила молочный омлет и закрывала трубу самовара. Обычно она готовила на керосинке чайник, а тут вскипятила самовар, что делала только когда в избе собирались гости.
        - Это чагой то вдруг, Ма… – поинтересовался у бабушки отец.
        - Да сама не знаю, захотелось самовар растопить. Может приедет кто?
        - Что рыба приснилась? Гостей ждем. Ты ведь так обычно говоришь…
        - Да нет, но вот почему-то захотелось самовар согреть.
        Чайник с заваркой поставила на трубу, сняв с нее колпак самовара, не пуская через остатки углей воздух.
        Я любил бабушкин омлет, также как и ее жареную картошку с корочкой и не пригоревшую, также как и ее глазунью, как и жаренную мелкую рыбку, господи, как это было вкусно... Когда мы кушали бабушкин завтрак, к дому подъехала машина, бабушка глянула в окно и удивилась.
        - Такси… Приехал кто-то. К нам приехали-то. Пойду встречать.
        Бабушка быстрым шагом пошла на улицу. Мы с отцом, удивленные, конечно последовали за ней.
        У открытого багажника волги стояла женщина, одетая в симпатичный дорогой костюм. Худой не высокого роста мужчина, тоже в костюме вытаскивал из багажника чемодан и большую дорожную сумку. Водитель стоял рядом. Бабушка замерла возле крыльца, мы с папой стояли на крыльце, за спиной у сидящей на ступеньках бабы Марьи, моей пробабушки, уже лет восемь не видевшей своими постаревшими глазами. А над всей этой не складной деревенской картиной высоко… высоко, как звенящие струны дня носились быстрые ласточки, не причиняя солнечному ветру ни малейших помех.

        - Ба… Дак это ж Егор – вдруг вымолвила баба Дуня, держа над глазами ладонь, чтобы солнце не мешало рассмотреть приехавших. – Егор… Ты ли… - как будто проверяя себя, произнесла бабушка.
        - Здравствуйте. – вымолвила женщина, смотря то на занятого чемоданами Мужа, то на бабу Дуню. 
        Бабушка короткими шажками, неуверенно стала приближаться к приехавшим. Егор поставил вещи на траву, одернул пиджак, 
        - Здравствуй Дуся, вот сто лет не прошло…
        - Егор… Да как же… Господи…
        Бабушка подходила ближе к его жене. Женщины какими-то испуганными глазами смотрели друг на друга, Егор вышел вперед жены и обнял бабушку.
        - Пап… кто это, пап – кто это. – шепча я дергал отца за рубаху выглядывая из-за его спины.
        - Сейчас сынок… Дядя Егор это, твой дед двоюродный. Здорово дядя Егор. – сказал отец, когда брат и сестра перестали обниматься. – Я Толя – племяш твой.
        - Да… А я ведь тебя еще маленьким пацаненком помню, а это поди уже твой сын, да… - дед Егор говорил медленно и как то… странно… испуганно, что ли. Я не знал, а если бы знал, не смог бы тогда понять, насколько у этого невысокого худого, доброго человека тяжелая судьба… Тяжелая судьба связанная с войной о которой никто не любил рассказывать.
        - Да, сынок мой - Олег. – сказал отец, пожимая Егору руку, вытаскивая меня из-за своей ноги.
        Дед Егор смотрел на меня, не вылезающего из-за папиной ноги, добрыми как будто смущенными  глазами, глубоко посаженными на худом лице уставшего человека. 
        - А моя дочь недавно замуж вышла. - Сказал Егор, как бы оправдываясь, что так долго не приезжал на Родину. - За курсанта, выпускника военного училища, сейчас поехала по назначению с ним. Мы вот с супругой и решили на Родину съездить. Знакомьтесь – жена моя Лена. Уж старые стали. сколько еще жить то осталось...
        А в солнечном небе кружились ласточки высоко и быстро.

        К месту пришелся самовар, а омлет пришлось готовить новый, бабушка и картошку пожарила. Не был Егор дома аж с сорок седьмого, а шел на тот момент 1968 год. И невозможно было за столом переговорить то, что было не сказано за десятилетия.

         После одиннадцати все пошли ворошить сено. Сначала подняли сено со вчерашнего дня. Оно было воздушное и сухое, оно было душистое. 
         - Часика в три его уже в большую копну копнить надо. – сказала бабушка, обращаясь больше к небу, чем к кому ни будь конкретно.
         Потом перевернули, уже хорошо подвяленную сегодняшнюю траву. А день был жаркий и похоже сегодня не следовало ожидать дождя.
         В обед взрослые выпили по рюмке водки под жареную картошечку с первыми еще маленькими огурчиками. за разговорами взрослых время шло быстро. В скорости подъехала тетя Шура, еще одна моя бабушка двоюродная. Она работала местным почтальоном и на велосипеде по окрестным деревням развозила почту и прессу. Конечно, она присоединилась к обеденному столу. И за столом был и смех, и слезы за все предыдущие почти двадцать пять лет.

         После обеда часа аж в четыре тетя Шура уехала, а мы пошли копнить сено и справившись с этой задачей, вместе с отцом и дядей Егором двинулись проверять жерлицы, а папа захватил с собой спиннинг, решил покидать его с дядей Егором.
Когда подняли жерлицы, на одной карасик был оторван. На другой леска была растянута, что означало как минимум поклевку. Отец потихонечку начал собирать леску. Вдруг леска резко натянулась и дернулась в сторону. 
         - …О как. Ну Егор с ухой будем. – Обрадованно сказал отец и к самому берегу начал подводить сопротивляющуюся рыбину.
         Подведя ее морду непосредственно к берегу, он легким движением выдернул рыбину из воды на траву. Щука была хороша. Наверно с мою руку. Дядя Егор сломал с куста рогатую палку, зачистил ее от листвы и, через жабры насадил рыбину на рогатину. 
         - Уха будет. Пойду, соберу вторую жерлицу. Егор, а ты пока спиннинг пару раз брось, хотя щуку то мы уже поймали, но, а вдруг?
Дядя Егор размотал спиннинг, попросил меня отойти на пару шагов и забросил спиннинг на другую сторону омута. Собрал леску, забросил еще раз целясь в другую сторону. Опять скрутил.
        - Дядя Егор, а дай я попробую. – Мне очень хотелось попробовать забросить красивую блесну.
        - На сынок, попробуй, раньше то бросал.
        - Не а. Я один разик попробую.
        - Давай, давай – попробуй…
        Я взял спиннинг двумя руками, и, придерживая пальцем катушку, как не однократно учил отец, махнул спиннингом, никуда не целясь. Блесна полетела с большой амплитудой, у меня еще никогда так не получалось даже с удочкой. Улетела она не далеко легко плюхнувшись в воду, заставляя меня перехватить правой рукой катушку. Я начал сматывать леску. Сначала леска шла легко и я все боялся ее запутать как у меня уже получалось неоднократно, когда отец доверял мне скручивать катушку после своего броска, потом вдруг она дернулась и напряглась, у меня еле хватило сил удержать катушку. 
        - Я, по-моему, зацепился. – Но катушка опять легко начала поддаваться на скручивание. 
        Через секунду другую, зацеп повторился, и после него катушка сильно потяжелела
        - Дядя Егор, чего-то не получается – дядя Егор переключил катушку на трещотку и начал мне помогать, леска слегка виляя подходили к берегу, и вдруг по воде ударил большой рыбий хвост. Я его увидел. Будучи сам маленьким, он показался мне страшно большим, а брызг хватило до самого берега.
        - Я рыбу поймал - закричал мальчишка, бесконечно радуясь и слегка испугавшись. Щука не хотела приближаться к нам. Дед Егор опустил удилище почти в траву, которая конечно мешала леске.
        Дядя Егор помог мне вытащить щуку на берег, она очень глубоко проглотила блесну, и Егор долго вытаскивал тройной крючок из ее жабр. Как же мне хотелось ее потрогать, и так и эдак ходя вокруг рыбины которой занимался дядя Егор. Мне обязательно нужно было погладить и ее пятнистую кожу, и ее огромную пасть с большим количеством острых, как иглы, зубов которая то открывалась, то закрывалась, между ее рывками в разные стороны. Но первое движение, схватить в охапку и нести ее показать отцу, дядя Егор остановил слава богу. Он опять сломал рогатую ветку, засунул ее щуке в жабры, завязал верхние концы ивы и отдал мне.
        - На неси, показывай отцу.
        Я еле, еле вытащил тяжелую и длинную рыбину наверх берега реки, в большей степени волоча ее по траве склона. Поднимая над своей головой рогатую ветку со щукой чуть меньше моего роста, я бежал вокруг омута и кричал:
        - Папа… я щуку поймал, папа… я поймал щуку… Папа смотри, я щуку поймал… - а щука все равно задевала хвостом по траве, иногда шлепая меня по ляжкам голых ног.
        Дед Егор со второй щукой и, не собранным, спиннингом шел за убегающим внуком и улыбался.

        2016.