Нет, сказала она. (продолжение)

Гражданин Андрей Серебряков,  о ком сейчас пойдёт речь, являлся типичным образцом  человека новой формации, воспитанным доблестной  советской властью. Этакий яркий  представитель интеллигентской прослойки той страны. Пишу прослойки, ибо правом именоваться  классом  в СССР  обладали только рабочие  и крестьяне, и  государство, соответственно, называло себя "Первым  в мире государством  рабочих и крестьян”. А  интеллигентов как бы и не существовало, лишь  некоторые недобитые в семнадцатом году, зашуганные, да напуганные,  спустя двадцать лет, в тридцать седьмом, затесались между крестьянами и рабочими, а потому, считаю, вполне уместным  их называть прослойкой. 

Особенностью  жителей этой страны, представителей обоих классов и прослойки являлось твёрдое убеждение неоспоримого преимущества социалистического строя (как писали газеты в своих передовицах) над загнивающим капитализмом.  

Однако, к сожалению,  втесались, по недосмотру воспитателей,  в его сознательную жизнь и отдельные недостатки; расхождения в  представлении Андрея о труде, как об обязательном атрибуте переступившего порог несовершеннолетия советского человека, доходчиво изложенного в  Трудовом кодексе  СССР.  О чём мы ещё поговорим. 

Наш герой выделялся  и среди  ему подобных особей, разместившихся вместе с ним в одной колонке статистического отчета, ежегодно публикуемого в сверхпопулярном и самым массовым в девяностых годах прошлого столетия,  еженедельнике "Аргументы и факты. А этим цифрам следовало бы доверять и самым омерзительным скептикам, потому как, о том, что социалистическая статистика самая верная в мире, было сказано ещё на 22 съезде единственной правящей  партии трудового народа, что вызывало  особую зависть у капиталистов. 

Так вот, этот Андрей выделялся,  высоким ростом, (под 2 метра) рыжей косичкой (до плеч)   и  пышными усами того же цвета.

Чтобы у читателя сложилось полное представление о нашем герое, добавлю,  почерпнутую мною из окрытых источников, но не подтвержденную научными исследованиями,  информацию. Он обладал весьма противоречивым характером; с одной стороны нельзя было не заметить его  излишнюю скромность, в силу которой он  сутулился; встречаясь со знакомыми. Андрей не мог себе позволить глядеть на собеседников сверху и, чтобы нивелировать разницу в росте,  Андрей, виновато улыбаясь, услужливо втягивал голову в плечи, а если этого оказывалось недостаточным, то  ещё и  прогибался  до необходимого уровня. С годами позвоночник, устав сопротивляться совестливой  требовательности владельца, принял навязанную сверху  форму. 

С другой стороны об Андрее  закрепилась слава  достаточно высокомерного товарища. Источником этой информации являлась кухня коммунальной квартиры, в которой он проживал вместе со своей матерью. А  поводом служила его скверная привычка сводить общение с соседями всего к двум словам  "здрастье” и  "досвиданьица” . 

Но Андрей от друзей и соседей выделялся не только ростом и сутулостью, скромностью и высокомерием. Его отличало ещё и  умение писать стихи, рассеянный взгляд, взлохмаченные волосы и не ко времени  поседевшие бакенбарды. 

Окружение Андрея, как повелось в нашей среде, несмотря на бессмысленные усилия провластных структур продавить в сознание каждого жителя нашей "необъятной”  вполне благожелательный тезис "Человек человеку не волк, а брат”,  на этот счет все же  имело своё мнение.  И  когда речь заходила о нашем герое, соседи  по коммуналке, глядя на него со стороны, ехидно посмеивались, обзывая непотребными словами этого, по сути,  без злобного человека. Они с особым злободострастием увенчивали  образ Андрея уничижительным двоесловием "начинающий поэт”, всякий раз напоминая горемыке отсутствие в его творческом багаже, хотя бы одной, поэтической книжки, изданной в "Советском писателе” или, на худой конец в издательстве "Молодая гвардия”. 

Действительно, к  своим сорока годам ему не удалось выпустить ни одной книги, хотя стихотворений в тетрадях да записных книжках им накалякано немерено, причем хороших, которые в своем кругу и продекламировать не стыдно.  

Серебрякова, те же умники, из местной поэтической богемы, по совместительству методисты  клубов, служащие  ЖЕКов и других жизненно важных предприятий  и языкастых обитателей коммунальной, покрытой замшелой плесенью и свежими паутинами, кухни; представителей соответствующего слоя населения с присущими ему низменными чувствами, обзывали ещё и профессиональным безработным, поскольку он принципиально не желал устраиваться на работу, в смысле, уходить в восемь утра и возвращаться в восемь вечера. 

Имея университетское образование и соответствующий интеллект, он пришелся бы ко двору,  даже простым клерком, в любой государственной конторе. Но он упирался, считая, раз ему уготована участь самим Всевышним  заниматься виршами, то эти же вирши и должны кормить его. 

Одноклассник Андрея Виктор Чернухин, самый что ни на есть посредственный ученик за все годы учёбы в 26-ой школе имени такого же количества Бакинских комиссаров, теперь же доктор  искусствоведения, директор городского Центра народного творчества и зять генерального директора центральной торговой базы импортных товаров, однажды пригласил  его к себе, в  свой, пропитанный запахом лака и свежесрубленного дерева,  кабинет. Более похожий на складское помещение, заваленный до потолка шкатулками, подсвечниками и прочими изделиями из дерева и камня своих подопечных, народных умельцев. Незамысловатые произведения самодеятельного искусства  являлись, по заверению самих авторов, остро необходимыми  предметами в быту и им самое место на кухне всевластного руководителя, от которого подчас зависел  творческий рост и признание, в смысле, получение грамот и дипломов и соответственно аплодисментов в зале, во время их торжественного вручения. 

Но в просторной кухне товарища директора доброохотливый тесть разместил два комплекта импортной итальянской мебели и, оказалось, полногрудой и толстозадой хозяйке теперь и развернуться негде. К тому же обладающая заоблачным вкусом вторая половинка директора страдала жгучей аллергией на самодеятельные поделки и не позволяла заполнять квартирное пространство корявыми изделиями, зачастую смахивающими  на головоломку, так как не сразу определялось предназначение данного предмета. 

Однако вернёмся в кабинет Виктора  Васильевича Чернухина,  стены которого украшали широкие полотна с сибирскими дремучими лесами, кавказскими высокими горами, бурными и тихими  волнами  средиземного, белого либо чёрного морей, поскольку сложно было определить принадлежность серо-бурой слякоти к одному из указанных водоёмов. По степени профессионализма художники  не уступали  авторам,  каменно-деревянных и бронзовых изделий прикладного искусства, но они также жаждали признания и поощрительной улыбки Виктора Васильевича. 

А на широком рабочем столе, ещё царской работы, который являлся предметом особой гордости владельца кабинета, среди чернильниц и других канцелярских принадлежностей, да горкой наваленных нескольких стопок исписанной пожелтевшей бумаги; пособий по различным видам народного творчества, красовались три бюста одинакового размера. Исполненные в одном стиле и отлитые в бронзе они не могли не привлечь внимание посетителей кабинета. Пропитанные интеллектом и широтой, обретенных в средней общеобразовательной школе знаний, своим пытливым и метким взглядом посетители могли легко определить на почерневшей от времени бронзе умный, прозорливый взгляд основателя Советского государства Владимира Ленина. К обладателю прозорливого взгляда, подчёркивая идентичность мыслей в женском вопросе и, очевидно, выражая абсолютное согласие с аграрной политикой, проводимой Советским государством, задумавшись о чём-то, прислонился литературный герой-испанец, который на всех страницах одноимённого романа, писателя средневековья Мигеля де Сервантеса, витал в облаках. То был, как уже читатель и без моей подсказки догадался - хитроумный идальго, сам Дон Кихот Ламанчский. И скромно разместился за оторванными от реальности мечтателями бюст самого хозяина кабинета, твердого прагматика, уверенного в известной, среди ему подобных карьеристов, истине, что дважды два зависит от того, как карта ляжет.

Так вот директор-одноклассник  предложил Андрею Серебрякову  работу инструктора - методиста  в отделе самодеятельных литераторов. Но, как только одноклассник заикнулся о дисциплине, Андрея передернуло, и он, окинув угрожающим взглядом бывшего двоечника,  гордо воскликнул, - Это не моё! 

Больше они в первой части этого повествования не  увидятся.

__

Основным источником дохода Андрея являлись переводы. Секретарь местного отделения Союза писателей, добросердечная женщина, Дарья Филипповна подыскивала ему в издательствах, где имелись свои люди, произведения изложенные на языках писателей среднеазиатских  республик, национальных меньшинств Зауралья, коренных народов севера России и всего грамотного населения всего Тихоокеанского побережья, вплоть до Камчатки, которые надлежало перевести на великий и могучий язык, по определению русского писателя украинского происхождения Мыколы Гоголя.  Да ещё, Дарья Филипповна изредка подкидывала литературную обработку рассказов, а иногда и повестей и романов советских граждан, поселившихся в вышеперечисленных  географических  образованиях. Хорошо шли воспоминания участников Второй мировой войны. Те, будучи в годы жарких баталий, судя по метрическим данным,  двенадцати-тринадцати летними пацанами и пацанками, разве что умели ловко очищать сады и огороды близких и не очень  соседей. Однако спустя пятьдесят с лишним лет, грудь бывших пацанят, ныне седовласых почтенных граждан и гражданок, украсили до десятка вполне боевых орденов и медалей, а кому повезло и медалей  соседних стран. Благо на толкучке можно было и орден Ленина в кепке достать. 

Воспоминания строго соответствовали, обретшим покой на героической груди  рассказчиков орденам и медалям. В смысле,  каждая медаль или  орден представляла  героический подвиг, один бесстрашнее другого. Предлагали рукописи и бывших партийных боссов, ныне коротавших время в двухэтажных особняках индивидуальной постройки, слегка смахивающие на средневековые замки небольших размеров, либо,  в огороженных  от постороннего взгляда  высоким каменным забором, загородных дачах, архитектура которых также не соответствовала основным принципам социалистического реализма. Реже предлагали, рукописи написанные каллиграфическим почерком, ветеранов труда; добросовестных тружеников, отмеченных советской властью почетными грамотами и вымпелами. Да плюс пенсия мамы-старушки -  денег хватало, ещё и оставалось.  

Значительно реже, но все же приглашали выступить на торжественных мероприятиях с патриотическими стихами, и хорошо платили. Иногда к конверту, в котором на десятирублевой купюре с красноватым фоном  красовался лобастый вождь-основатель прилагали небольшой пакет с редкими изысканными продуктами. Так на столе Андрея появлялись диковинные продукты недоступные простым  смертным, в  смысле, соседям по коммуналке. В пакете можно было всем на удивление обнаружить польский горошек и грамм сто краковской колбасы, рижские шпроты и бальзам той же республики, венгерский сервелат и кукурузу в банке, сосиски с московского микояновского завода и пол палки  докторской того же производителя и прочие и  прочие продукты, вызывающие жгучую зависть у соседей по кухне, ибо, как нам автор сообщил, он жил в коммунальной квартире. 

А почитали за честь послать приглашение  Андрею председатели профкомов передовых предприятий города по двум причинам, во-первых, ему удавалось удачно зарифмовать, и главное своевременно, все судьбоносные решения партии и правительства, так что было с чем выходить на сцену.  Гражданские стихи Андрея полные оптимизма и уверенности в завтрашнем дне являлись основной темой его творчества и  хорошо вписывались в общее мажорное настроение руководителей заводов и  партийных организаций нашей столицы. Лица последних не покидала самодовольная улыбка и на зависть исхудалым строителям коммунизма в рабочей спецовке, ритмично покачивалось обвисшее брюшко.  

Свидетельством чему являлось переходящее Красное знамя победителя Всесоюзного социалистического соревнования, одетое на тяжелое дубовое древко окрашенное под ореховое дерево, что растёт в южных широтах нашей страны и обладает особой окраской. Оно, это знамя, который уже год  развевалось в гордом одиночестве,  в красном уголке горкома партии, подаваясь легкому дуновению ветра из открытой форточки. 

 А во вторых личное знакомство с первым секретарём горкома партии (по нынешним понятиям мэра города)  Евгением Ивановичем Копыловым сделало в Андрея в глазах профактивистов различного уровня  Vip-персоной.

Евгений Иванович являлся кумом Степана, соседа Андрея по  лестничной клетке и они не раз оказывались за одним столом в день рождения Ангелины Иосифовны, доброй хлебосольной старушки, мамы Степана, которая понимала, как это важно для сына своей подружки мамы Андрея постоянно мозолить глаза главе города, напоминать о своем существовании.  Так что, нет нужды объяснять, что "цыганская почта” информировала простых смертных о том, что Андрей был с товарищем Копыловым лично знаком, имел удовольствие  здороваться с ним за руку, а потому, учитывая это обстоятельство, на сводные, торжественные концерты, как правило приглашали и его.  

Вот и вчера, ближе к вечеру, позвонил зам.председателя профкома Мосстроймаша Кислицин Семён Васильевич и после короткого и бодрого приветствия сообщил, что на пятницу запланировано общее собрание заводского актива по случаю получения переходящего красного  вымпела четырнадцатой степени. А после торжественной части планируется сводный концерт и, согласно списка утвержденного в парткоме, профкоме и на комсомольском бюро, Андрею Серебрякову доверена честь принять участие. К тому же Кислицин не преминул добавить ласкающую слух фразу; после праздничного концерта для особо приближенных, в число которых, по указанной сверху причине,  входил и Серебряков, состоится банкет, не менее торжественный. 

2

Зазвонил будильник. Он едва открыв глаза, низко опустил голову прижав подбородком свою впалую грудь, потряс рыжей шевелюрой и громко произнёс, ” б-р-р-р-р-р”. Затем вытянув руку, хлопнул по будильнику, который всё ещё продолжал трезвонить, натянул брюки и вышел в коридор. Пнул дверь ванной, та оказалась запертой и тотчас же изнутри раздался визгливый голос восьмиклассника Серёги. "Я только зашёл, мешать-то зачем, что за народ! Прямо житья от вас нет!”  Андрей отошёл в сторону, оперся об оштукатуренную и окрашенную лет тридцать тому назад обшарпанную стену со следами водного потока с верхних этажей. Он ещё под стол пешком бегал и помнил вонь цементного раствора и  краски в банках, покрытых ржавчиной, различных цветов и запахов. И стал  терпеливо дожидаться, пока освободит ванную абсолютный двоечник  и лоботряс. Наконец- то этот  румянощёкий толстопузик с нечёсанной со дня рождения копной на  голове, который из-за длинных, ниспадающих на глаза волос, мог видеть окружающую среду, разве что в своём воображении, выскочил из ванной и не обращая внимания на Андрея сердито хлопнул своей дверью.   Андрей не стал запираться в ванной, так как ему унитаз не требовался, поскольку за он успел за ночь несколько сбегать по маленькому. Он, пристроившись к потрескавшемуся и изъеденному ржавчиной, в местах металлических креплений, зеркалу, долго и тщательно чистил зубы импортной пастой "Поморин”, при этом фыркал, и напевал одну и туже песню "Каховка, каховка, родная винтовка” . Одним словом наслаждался возможностью расслабиться у зеркала, очарованно рассматривал себя со стороны и сравнивая своего двойника за стеклом с оригиналом и  фиксируя абсолютное сходство, удивлялся этому открытию. Устав от самолюбования, он принялся, о особым упорством скоблить лицо, раз за разом покрывая густой мыльной пеной свою голову от подбородка до верхней границы лба, растирая кожу до покраснения,  затем поплескал на голову теплой воды, уложил прическу, расчесал бакенбарды, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. 

            Позавтракал на кухне, сделав два  бутерброда; первый   с  белым хлебом и докторской колбасой, продукции микояновского завода и второй, с бородинским хлебом с толстым слоем сливочного масла, в котором утопил несколько латвийских шпрот. И надкусывал бутерброды в строгой последовательности, первый-второй, первый-второй, первый- второй. 

Изредка вступая в перебранку, тем самым изменив своей привычке, о которой мы уже упоминали и нет смысла повторяться, с соседкой Клавдией Ивановной, по поводу кризиса в Греции и очередной смены правительства в Италии,  он осторожно допивал душистый горячий чай настоянный на  засушенной  ромашке и свежей черники. И продолжал доедать бутерброды, иногда облизывая пальцы, смывая с них сливочное масло. 

Как ни странно, Андрея с утра одолевало какое-то тревожное предчувствие, какая-то таинственная недосказанность царила в воздухе, вкралась в его душу и терзала немолодой организм. Соседка, которая занимала первую комнату с правой сторон. Комнаты с правой стороны,  с окнами на Ульяновский проспект, считались элитными, и жильцы этой половины  самовольно присвоили себе статус представителей высшего класса, и соответственно, на левосторонних  жителей, окна которых смотрели во двор заваленный мусором  посматривали с некоторым сожалением, мол, что с них взять, раз  судьба их обделила. И, соответственно, когда к телефону приглашали (Общий телефон висел в коридоре) кого либо из левосторонних, то подошедшие жители из правой стороны, услышав просьбу могли и не ответив бросить трубку. Другая картина наблюдалась, когда приглашали к телефону "своих”, то обязательно волонтёр, выскочивший из своей комнаты, на  звонок, будь то  соседка или сосед проживающий в привилегированной части коммунальной квартиры вежливо попросит подождать, подойдёт к требуемой двери постучит и так ласково окликнет. 

- Валерия Ивановна!  Вас к телефону-у-у-у ! Голос мне незнакомый, видимо приятный мужчина, вы наверное недавно с ним познакомились. Признайтесь. - Загадочно заключит представитель одного из полов известных человечеству.

А Валерия Ивановна из-за двери узнав по голосу оную личность также вежливо  ответит:  

- Женатый он, я должна ему номер телефона телемастера продиктовать. Они недавно купили белорусский телевизор "Горизонт-202”, и вот уже неделя как звук пропал.

Сообщает  Валерия Ивановна и не спешит выйти. Она отвечая из-за двери, припудривает себе лицо, подводит глаза, ещё раз подкрашивает губы. Так на всякий случай, потому, как может в эту минуту к соседям придут неженатые мужчины с приятной внешностью. Недавно вышла не подумав и только взяла в руки трубку, как открылась входная дверь и вошли двое мужчин, такие элегантные, слов нет, вот они и прошли мимо Валерии Ивановны не удостоив её взглядом. А  была бы одета, да накрашена?!

(Продолжение следует)