Неприятная история

Вероятно, я и с закрытыми глазами смог бы дойти до проходной завода, где я работал, так как мне пришлось много раз проделать этот путь. Однажды, на этом пути со мной случилась одна очень неприятная история.

В подземном переходе, через который мне приходилось проходить, обычно находились нищие, - чаще всего одни и те же люди. Они, как декорация этого перехода, стали всем уже до того привычны, что проходившие мимо них люди, уже не обращали на них внимание и подавали им мало. В тот же день никого из них не было из-за сильного мороза. Но, к моему удивлению, там сидела на ящике девочка лет шести-семи. Рядом с ней, прислонясь к стене, стоял мужчина в грязном пальто. Лицо его было какое-то измождённое, с розовым оттенком, какой бывает у алкоголиков. Он бубнил тихим и хриплым голосом:

-Подайте, Христа ради, на пропитание. Не дайте умереть с голоду.

Девочка сидела, втянув голову в суконный воротничок, и подрагивала от холода. Её чёрные глаза на белом личике смотрели ясно и доверчиво на проходивших мимо людей. Некоторые прохожие подходили к ним, бросали в коробку, лежащую на земле, монеты и уходили дальше.

Не знаю, что на меня нашло тогда, но я подошёл к этим беднягам и пригласил их к себе домой погреться. Мужчина удивлённо взглянул на меня, потом взял ребёнка на руки и мы пошли. В ту же минуту, я это ясно помню, я уже раскаивался в своём поступке. Из ближайшего телефона-автомата я позвонил на работу к себе в отдел и соврал, что ко мне неожиданно приехали родственники. Мой спутник шёл медленно, спотыкаясь, и после того, как он чуть не упал, мне пришлось взять девочку к себе на руки. Её лёгкое и маленькое тельце дрожало от холода. Я хотел поскорее прийти домой, но мой приятель не поспевал за мною.

-А побыстрее ты не можешь идти? Она замёрзла совсем!- крикнул я ему. Он, видимо, старался изо всех сил, но всё равно еле тащился.

Когда мы, наконец, пришли, я опять направился к выходу:

-Я сейчас приду, сбегаю в магазин. Ей надо горячего молока с медом выпить.

 -Э… А нам с вами горяченького нельзя чего-нибудь?- просипел мой гость.

-Ладно, - сказал я и вышел. «Ещё обворует»,- подумал я, - «вот будет номер».

Через десять минут я был уже дома.

-Сейчас, сейчас, -  засуетился мой гость, потирая почему-то руки. – Всё будет хорошо, Машенька! Сейчас я тебе молочка согрею, и всё будет нормально. Видишь, -  есть на свете добрые люди. Сейчас, сейчас, девочка моя, - приговаривал он, суетясь и только мешая мне.

Я жил один. В квартире был уютный холостяцкий беспорядок. Маша подошла ко мне на кухню и тронула меня за руку.

-А можно я, как молочка попью, подмету тут у вас пол? – спросила она.

Не скажу, что меня это тогда тронуло - я был немного раздражён, жалея о своем безрассудном поступке, - и ничего не ответил. Девочка немного постояла рядом, затем смешно надула губки и ушла в другую комнату. Мой гость принёс ей чашку тёплого молока с булочкой. Выпив с удовольствием все до дна и, поставив чашку на стол, она сказала с важным видом:

-Спасибо?

-Ну, Маша, отдыхай, - ответил я ей. – Ну что, пойдём и мы выпьем чего-нибудь?- сказал я  её отцу, который стоял рядом с Машей и с умилением, которое как-то не шло к его пропитому лицу, смотрел на неё. А я сказал:

- Отдыхай, Маша, пока. А потом перекусим чего-нибудь.

-Нет, спасибо, не хочется.

-Аппетит приходит во время еды. Мы пойдём с папой на кухню. Скоро вернемся.

Мы выпили за знакомство. Моего гостя звали Иваном Николаевичем. Алкоголь развязал его язык, лицо его просветлело, и глаза заблестели весёлым блеском. Теперь он выглядел намного лучше. Водка распрямила его плечи и разгладила морщины на его лице.

-Эх, Сергей Васильевич, я предлагаю выпить за вас. Мало я встречал добрых людей. Спасибо вам. Вы не волнуйтесь, Маша согреется, и мы уйдём.

Мы выпили ещё.

-Хотя честно вам кажу, некуда мне идти, - он покосился на бутылку водки, которая была наполовину выпита.

-         Что лечит - то и калечит, правду говорят, фуу… немного отошел от мороза. Давай еще по половинке, - все сразу - ничего потом не останется.

-         Вы что, часто пьете? - спросил я.

-         Сейчас нет, - улыбнулся он, - а раньше было время, да… как сапожник хлестал.

-         Как же вы живете, Иван Николаевич? На что?

-         А где работать?  Куда Машу девать? Кто меня, такого дурака на работу возьмет? Попробуйте устроиться сейчас! У меня никакой специальности нет. Я - сейчас никто, офицер бывший, правда.

-         А охранником куда-нибудь устроиться но пробовали?

-          Да пробовал, отовсюду гнали.

Иван Николаевич как-то сник и обхватил голову руками

-         Все мои беды начались после того, как меня выгнали из армии.

-         Да-да, выгнали как ненужную собаку, у которой повыпадали все зубы, - стукнул он негромко по столу. После Афгана со мной что-то случилось. Не знаю, как это объяснить…

-         Вы что, воевали?

-         Да. Именно воевал, а не просидел в штабе. Всякое пришлось повидать, но не буду  об этом рассказывать. Знаете… Я не люблю, когда кто-нибудь начинает трепаться, мол, я там… я, - головка от БМП, а не я! Короче, я сильно запил. Потом, уже на гражданке я запил еще сильнее, будто мстил кому-то, а, как оказалось, мстил только себе, и… моей семье. Жена несколько раз уходила от меня. Возвращалась и опять уходила. Если бы не Маша она бы ко мне ни разу не вернулась. Дело в том, что Маша очень любит меня.

-         А сейчас где ваша жена, Иван Николаевич?- спросил я.

-         Умерла…

-         Извините, - что я мог еще сказать.

-         Уже как два года. – он немного подумал, - Два года и восемнадцать дней. Да что ты церемонии разводишь. Извините… Что за разговор? Давай на ты, ладно? Может еще по чуть-чуть?

Мы еще выпили, поговорили, Иван Николаевич ушел в другую комнату к дочке и вернулся встревоженный:

-         У нее наверное температура, -  вся горит.

-         Надо было меньше таскать ее по такому морозу, - разозлился я.

-         Легко тебе говорить. Меньше таскать…- проворчал он. - А куда ее прикажешь девать? Было бы лето круглый год. А, да что там! Да и есть нечего было.

Я измерил Маше температуру. К нашему ужасу градусник показал 40,1. Я побежал к соседке звонить в скорую помощь за не имением своего телефона. Уже через десять минут бригада скорой помощи суетилась возле девочки. В конце концов, Машу увезли. Иван Николаевич уехал с ними. На кухне осталась недопитая бутылка водки.

На следующий день мой вчерашний гость забежал ко мне рано утром очень расстроенный и слегка подвыпивший.

-         С Машей очень плохо, - начал он с порога. - Врачи сказали, что у нее двустороннее воспаление легких. Температуру немного сбили, но Маша плоха.

На глазах у него заблестели слезы.

-         Я тебя умоляю, дай денег на лекарство. При первой возможности сразу тебе отдам. Пожалуйста… Что за больница! Ничего у них нет! Вот, - он протянул дрожащей рукой листок бумажки, - врач один написал, что надо. Говорит, что у них нет таких лекарств. Помоги, ради бога, мне не к кому больше идти.

Я решил дать ему денег, но пойти вместе с ним: боялся, что он  все-таки все пропьет. "Черт, еще один день придется прогулять" - подумал я.

Несколько часов мы рыскали по всему городу в поисках лекарств, и я про себя проклинал вчерашний день и себя за свою глупость. Только к обеду мы были в больнице. Врач без обиняков сказал, что девочка очень плоха.

Иван Николаевич, бледный и растерянный, забормотал:

-         Ну, идите, идите, сделайте что-нибудь. Я же принес вам… Не дай бог… не дай бог… Можно мне к ней пройти?

-         Нет, нельзя.

-         На одну минутку хоть. Я туда и обратно.

-         Ну, хорошо, только на одну минутку. Пойдемте со мной.

Машина палата была четырехместной. Там весело болтали о чем-то выздоравливающие девочки. Маша лежала на спине с закрытыми глазами. Ее маленькие ручки были поверх одеяла, одна из них была привязана к дощечке и в нее была воткнута игла из капельницы. Дышала она часто и тяжело. Как только мы вошли, детишки притихли, и Иван Николаевич вдруг сказал, чуть не плача:

-         Маша, это я, твой папа.

Неожиданно Маша открыла глаза. Они были какие-то неестественно умные, ясные и все понимающие для маленькой девочки.

-         Пап, ты не волнуйся и не переживай очень, когда я умру. Я ангелочка видела, и он сказал, что у меня все будет хорошо, и я улечу с ним.

У меня по спине забегали мурашки.

-         Что ты доченька, - запричитал Иван Николаевич. - Мне доктор сказал, что ты скоро выздоровеешь, а потом мы с тобой пойдем в цирк, в луна-парк, на каруселях будем кататься. Главное, ты выздоравливай, и все будет хорошо.

-         Ты главное, не ругай себя, папа, - это не из-за тебя.

Тут нас доктор выпроводил.

На следующий день Маша умерла. Чувство жестокой несправедливости, царящей в этом мире, долго не покидало меня после этого.

Ивана Николаевича я больше никогда не видел, даже не знаю, жив ли он сейчас. Эта  история потихоньку забывается. И только иногда у меня возникает светлая надежда на то, что на том свете все-таки есть рай и, меня, когда я умру,  встретит там маленький ангелочек по имени Маша. Встретит, обнимет и приласкает.

Другие произведения автора:

Когда-нибудь я изменюсь

Смертельный виток

Прерванный рейс

Это произведение понравилось:

Елена Соловьева

профиль удалён