Без сна было сегодня деду Мише. Да и где же будет сон-то коли поел, лёг полежал, встал и посидел, опять поел и снова лежать. И так цельный день. Бока не то что отлёжанные, а даже подкалывает под рёбра. Уставшие лежать, бока. Дел-то ведь никаких не стало, акромя как у курей яички собрать да зерна им тряхнуть в кормушки. Вот и вся работа. А потом поешь, и хоть лежи, хоть сиди. Дед сел на кровати и поискал глазами штаны. Бабка Маня тихо посапывала на своей кровати в углу.
- От ить... Ноги, язьви их. Мёрзнуть стали. Хоть носки шерстяны на ночь надявай.
- Чево ты там буркаешь, - подала голос бабка, громко зевая.
- Ноги, говорю, мёрзнуть. Спать, говорю, в носках надо, - дед сунул ноги в штаны и встал с кровати. - Иде мои пимы?
- Каки пимы? Лето вон на дворе. Жара пополудни займётся.
- Те, старые. Што обрезаны пополам.
- Ну дак на печи с осени прибраты. По земле, что ль в их ходить будешь?
- На крылечке посижу, - кряхтя, дед поставил к печке стул, влез на него и кочергой, стоявшей рядом с топкой, подвинул к себе старенькие обрезанные валенки.
- Шаришься по дому ни свет ни заря, весь сон спужнул.
- Спи, - отозвался дед. - И хто тебе не даёть?
- Ляжал бы, да ляжал ишо. Нет, ходить надо, стукать во все углы.
- Ты чё взьерепенилась? Взялася тут камандывать. Куды хочу, туды хожу.
- Да и хто дёржит? Собрался, так иди. Весь сон взбаламутил со своими пимами.
- От ить, язык без костей, - пробурчал дед, закрывая двери. - Мёлить и мёлить ём без конца. Как сириканожка кляшнями.
Надев старый потёртый пиджак, что висел за дверью на гвозде, дед набросил на голову шапку и глянул на себя в маленькое зеркало, висевшее на стене.
- Ничо ишо, бодрай. Пойдёть пока, - выйдя на крыльцо, он присел на ступеньку. - Святать уже. Ишо маненько и солнышко взойдёть.
Из глубины двора, потихоньку и вразвалочку, на крыльцо пришла небольшая собачонка, села у ног и сонными глазами глянула на деда. Следом за ней притащилась рыжая кошка: видно спали вместе в будке у сарая. Кошка залезла на крыльцо и прилепилась на краешек, на верхней досочке.
- Во, явились, мать вашу... Нахлебники на пензию. Чё, Борисовна, - обернулся дед на кошку, встряхнувшую рыжими ушами. - Распустила тута свои космы. Не успела шмыгнуть в дом с вечера? А то бы ночевала в ногах у бабки. Чистенько и тепло. А так... - дед махнул рукой. - Блуда, одно слово. Котят поди опять задумала? - кошка глянула на деда, тихо муркнула, нехотя встала на лапы и потерлась мордой об дедову спину. - Да ну ты... Ишо взялася тут мене.
Утро занималось по округе разливной зарёй. Было пока прохладно, но уже чувствовалось дыхание подходившего солнца. И только петухи, разрывая глотки, перекликались из деревенских дворов, да птички щебетали в кустах черёмухи и рябины.
- А ты чаво глядишь? - спросил дед у собачонки, задравшей на него глаза. - Морда бястыжия. Чаво жрать стока стала? Свою чашку слопашь, и у Борисовны всё до блеска слизывашь. Проверяшь всё ходишь чашки. Как ета... Как Алёнка Литучия с телевизера. Поди тоже щенят удумала? - дед почесал собачонку между ушами. - В тот раз сдурела, ажни шесть штук припёрла. Кое-как робятишкам раздал, - задрав морду, собачонка всё так же доверчиво заглядывала деду в глаза. - И не задирай на мене свои глазья. Нахлебники, одно слово. А ты, - повернулся дед к кошке, - хошь бы мышей у курей давила. А то уйдёть в сарай, ляжеть и наблюдаить, как они там играются.
Отчего-то скучно было сегодня деду, тревожно даже чуток. Толь от недосыпа, толь бабка с утра под шкуру залезла. Раззудела его с утра, и никакого хорошего удовольствия внутри.
- Надо видно настроению себе сёдни поднять. А то ишь взялася, - дед обернулся на звук открывающейся двери в доме. - Злой я на тебе сёдни.
На крыльцо, кряхтя и охая, вылезла бабка Маня с веником и села рядом с дедом.
- Сидитя? А я хотела крыльцо подмести. Курицы ходют, пёрья сыпют.
- Ты хоть яишни, какой наболтай на завтрак. А то пузо вон подвялось за ночь.
- Каша пшённа с тыквой с вечеру осталась, в холодильнике стоит.
- А-а... Ну тады ладно. Подмятай да пошли чаёвничать.
Утро было уже в полном разгаре, когда бабка Маня, прибрав на столе посуду, решила навести порядок в шкафчиках буфета.
- Зачну я по-тихому прибираться. Сёдни тут приберу, завтра в другим месте. Так и сделаю дела потихоньку.
- Делай. Пошел я у курей яйца соберу.
- Ага-ага...
Дед искоса глянул на бабку, присевшую на старый стульчик перед раскрытыми дверцами буфета, и шмыгнул в комнату. Пошарив под подушками, он нащупал потрёпанный кошелёк и вытащил оттуда денег в аккурат на чекушку. Прибрав кошелёк на место, он взял на кухне чашку и пошаркал на улицу. Бросив чашку за угол крыльца, он как был в валенках, так и засеменил к воротам, а потом прямиком через дорогу к небольшому магазинчику, приткнувшемуся боком к ограде сельского клуба.
- Надькя, дай-ка мне чакушку. Тока бабке моёй не сказывай.
- Дед Миша, да не скажу, - продавщица Надька, улыбаясь во все вставленные под золото зубы, подала деду чекушку. - Впервой, что ли.
- Всё. Не было меня тута.
Засунув чекушку в штаны, дед спешно вернулся в ограду.
Подобрав брошенную у крыльца чашку, он засеменил в курятник. В курятнике, отхлебнув от души из чекушки, он заткнул её приготовленной для такого случая пробкой и вернул назад в штаны. Вернувшись в дом, он первым делом поставил чашку с яйцами на стол, а потом заметался глазами по кухне, выискивая место для сохранности чекушки. Глаза упали на насыпанные под кровать помидоры. Во... И выпить можно, и закуска рядом. Поглядывая на бабку, он взял другую чашку и полез под кровать.
- Чего тебя туды понесло?
- Так это... Помидоров к обеду набрать, салат к картохе сделашь.
- Да ты-то чево полез? Я бы и сама набрала.
- Так ты же сказывала, что спиной маисся. Вот и наберу.
Дед вынул чекушку из штанов и сунул её стойком за ножку кровати к стене.
- Так ты это, - хитро подала бабка голос. - Ты сбегай тада в огород, нарви там луку и укропу. Всё мне не ходить.
- А чё мене, схожу.
- И огурчиков захвати, поди найдёшь там на грядках. Тока крупны не носи, поишши небольшие. А то больши-то твёрды, не угрызём зубами.
Теперь дед не спеша и с толком, дело-то сделано, сходил в огород: и укропа с луком нарвал, и огурчиков отыскал. И даже помыл там всё в ведёрке, стоявшем с чистой водой. Дома уже, потоптавшись немного по кухне, он присел возле кровати и с нескрываемой досадой заметил, что чекушка, которую он оставил за кроватной ножкой, пропала. Огорчённый и малость злой, дед присел рядом с бабкой на стул. Бабка деловито перебирала внизу шкафчика банки и пузырьки, вытаскивая их на стол, чтобы протереть на полках пыль.
- А чёй-то у тебе в банках? - дед даже наклонился чуток, чтобы получше разглядеть.
- Это? Так одуванчики, на самогонке настояны. Да сирень цветки тоже на самогонке. Коленки болят, на растирку настояла.
- А в пузырьках, чего такое? Жёлто ли, красно ли.
- Так настойка перешная. Весной ишо брала, спину растирала.
- Ага-ага. Ну надо, лекарствия.
- Ох, - крякнула бабка, вставая со стульчика. - Ноги занемели. Разомнусь маленько, на двор мне надо.
Бабка ушла. И как только дверь за ней закрылась, дед тут же подскочил со стула и вынул поллитровую банку из-под лавки, что стояла возле печки. Глянув из окна во двор и убедившись, что бабка направилась по нужде, он быстро перелил самогонку из банок с бабкиными лекарствами, заодно вытряхнув до кучи и перцовую настойку. Залив бабкины цветочки водой и заполнив ей же пузырек из-под настойки, дед протёр их тряпкой и водрузил на место.
- Я покажу тебе, как прятать мои чакушки, - ворчал он, закрывая налитую банку капроновой крышкой. - Ишь чё удумала. Камандывать тута, - дед выглянул в окно. - Во... Перебираить лапками взад. Сириканожка и есть.
Пометавшись по кухне, дед сунул банку в карман висевшей на вешалке фуфайки, и даже завернул её внутрь, приговаривая:
- Ни дай божи обопрёться и рассекретить етот запас.
На всякий случай дед даже потоптался у вешалки, дожидаясь, пока бабка вернёт свою фигуру на стульчик у буфета.
- Пойду етой кикимари воды в ведёрку налью, - оглядываясь на бабку, дед снял фуфайку с вешалки. - Чёй-то опять в глаза глядить. Опять поди щенят удумала.
- Не знаю. Можа и надумала. У ей быстро это получается, - бабка повернулась. - Подай-ка мне тазик с водой. А куды ты с фуфайкой? Жара на дворе стоит.
- Дык это... Знобит меня сёдня. Вишь вон, пошти весь день в пимах хожу.
- Захворал, что ли средь лета?
- Кости ломить, крутить их.
Выйдя из дома, дед первым делом зашёл в баню, хорошо отхлебнул из банки и закусил приготовленным в кармане огурцом.
- Обрадывалась... Хрен ты мене обманёшь. Вот теперя и мажь свои коленки.
Самогонка и впрямь была крепкая, да такая, что обдала всё нутрё, как говорил дед, как жаром с бани. Зачерпнув ковшом из кадушки, дед унёс воду к собачьей будке и вылил в небольшое ведёрко. Проделав такую штуку ещё раз, при этом ещё раз отхлебнув из банки, он присел на брёвнышко у будки.
- И чё шурисся лежишь? Иде Борисовну потеряла? Поди по крышам скачить, котов ишыть? Ух... Женская ваша отродия. Покою от вас никакова.
Дед слегка и приятно захмелел. Расслабился внутрях... Ну а как? Почти полбанки оприходовал.
-Так-то ничё, вкусная, - рассказывал он закрывшей глаза собаке. - Цвяточками отдаёть. Малость изжога, да это поди от перцовки. Пройдёть.
Дед Миша посидел немного, сощурившись на солнце, и опять нырнул в прибанок. Отхлебнув ещё разок из банки, он дохрумкал остатки огурца, зажевал укропом, и потопал в избу.
Управившись с уборкой, бабка хлопотала возле стола с салатом. На старенькой плитке вкусно шкворчала порезанная соломкой картошка.
- Обедыть пора, - пробурчал дед, присаживаясь к столу.
- Погодь маленько. Картошка дойдёт и будем обедать, - бабка щедро сдобрила салат сметаной, и у деда аж забурчало в животе.
- Ишь, буркаить газами. Ись просит, - дед сказал это, и настороженно прислушался к звукам в животе.
А бульканье в животе становилось всё настойчивее и резче, и всё сильнее двигаясь к низу пупка. Подождав ещё пару минут, дед вдруг взвился из-за стола и чуть не бегом пустился из дома. Через некоторое время, открыв дверь, дед оглашено закричал:
- Бабка... Няси штаны. Не добежал я, тудытвою мать.
- Ты чё, - охнула бабка, хлопнув себя по бокам.
- Во... Под коленками ажни макро.
- Никак и впрямь захворал. То ноги с утра мёрзли, то фуфайку вон надел в жару. А таперича понос.
В растерянности побегав по комнате и вынув, наконец-то, из шкафа чистое бельё, бабка вывалилась во двор.
- На штаны. И иди вон в баню. Вчерась подтапливали, там поди-ка вода ишо тёплая.
- Ну дык, полей пошли. Я тебе чё, чирьвяк извиваться с ковшом. И лить надо, и мыть.
Пока зашли в баню, пока наливали воды в таз, пока смывали дедов конфуз, бурчание дедова живота видать вышло на новый круг.
- Да язьви тебе... Опять закрутило. Да ишо шибче.
- Так бяги быстрея, - бабка озабоченно прижала руку к груди. - Чаво ж делать-то?
- Я ж голай, - взвился дед. - Куды бяжать?
- Погодь... Щас я вядро принясу, - бабка выскочила из прибанка и вернулась с туалетным ведром. - Садися прямо тут, в прибанке. Щас я рубаху ишо чисту принясу.
Пока бабка ходила, сильно прыти-то нет, старые уже, всё потихоньку, дед видно опростался, но слезать с ведра по причине схваток в животе не решался. Так и сидел голышом, прямиком лицом в распахнутой двери прибанка.
- Мань, - слабым голосом позвал он, - чё та я таперь пятнами пошёл. Гляди-ка, красные по животе, по рукам и по голяшкам. И чешутся, силов нету. Сяжу и дяру их руками.
- Да матушки ты мои... Чаго же делать-то, - заметалась бабка по ограде. - Куды бяжать-то?
- Мань... Бяги, наверно, за фершелицей. За Валькяй бяги. Пущай с уколами придёть. Помру я от етава зуда. Силов нету, помру однако.
Стукнула калитка, и бабка быстро покосолапила в амбулаторию к Валентине, что работала у них на деревне фельдшером. Обернулась быстро, в страхе прийти домой и застать деда в бане без всякого движения. Обошлось, живой пока и сидел всё на том же ведре.
- Просиделся? - спросила бабка, наклоняясь к нему.
- Вродя попустило. Зуд только, пятнею красным и горю весь огнём. Хошь вантилятор включай на обдувку.
- Пошли в баню, обмоимся хоть. А то Валентина придёт, а ты тут голай весь и с ей, грязной всёй, прости господи. Сумку щас свою соберёт и придёт.
Помытый и переодетый в чистое, дед лежал на кровати раскинув ноги и руки в стороны. Бабка стояла рядом, расправив полотенце, и ожесточённо махала им на деда.
- Что случилось, дед Миша? - фельдшерица поставила сумку с лекарствами на стул.
- А вот Валькя, оказия случилась. Поначалу понос открылся, потом пятнеть начал.
- Ага-ага, - поддакнула бабка. - С утра ноги ишо мёрзли, а с обеда знобило. Захворал.
Фельдшерица осмотрела дедовы ноги и руки, подняла рубаху и помяла живот, и ещё раз осмотрела пятна на дедовом теле.
- Всё, Валькя. Помру я к ночи. Готовь бабка домовину.
- О-ох, - взвыла бабка Маня, прижимая край платка к губам.
- Вот и ох тебе, Маня. Конец мне видать.
- Что ел сегодня, дед Миша?
- Так ничё такова не ел, - тут же подхватила бабка. - По утру кашу пшённу с тыквой ели. А обед вовсе не успели, захворал.
- Везде жгёть, Валькя. Подмышками жгёть, в пахах всё занялось. Ты фершелица, обязана осмотреть. Показать? - дед дёрнулся было к штанам.
- Не надо, - остановила его фельдшерица. - И не помрёшь ты, дед Миша. Про понос пока не могу сказать, непонятно. А вот пятна, так это аллергия сильная. Откуда взялась, так тоже не могу сказать.
- Аляргия? - переспросила бабка. - Да у нас отродясь её не было.
- Не было, да есть вот. Дед Миша, повернись-ка на бок, сделаем укол в ягодицу. А потом ещё в вену.
- Вот и дожился до дырок в шкуре. Сроду ничем не хворал окромя соплей, - кряхтя и охая, дед повернулся на бок.
Сделав укол, фельдшерица вернула деда на спину и склонилась ближе, завязывая жгут на руке. Бабка стояла рядом, все так же зажав губы краешком платка.
- Поработай кулачком, деда, и зажми крепко, - она улыбнулась, наклоняясь над дедовой веной.
- Да что же это? Да откуль же это, - бабка потрогала ладошками дедовы ступни. - Да и впрямь холодны ноги-то.
- А деда Миша принимал сегодня днём? - зажимая вену ваткой, вдруг спросила фельдшерица.
- Нет, - взвился вдруг дед. - Ни капли. Сухой я.
- Ну-ну... - фельдшерица повернулась к бабке Мане. - Уколы скоро подействуют и зуд пройдёт. Вот это таблетки от живота, выпить сейчас и вечером. А вот эти две выпить потом, одну на ночь и утром одну.
Бабка кивала головой, подозрительно поглядывая то на деда, то на фельдшерицу. Фельдшерица улыбалась, с интересом глядя на деда и собирая свою сумку.
- Спасибо, Валькя, спасла деда. Иди таперь, лечи робятишек.
- Будь здоров, дед Миша, и не болей больше, - фельдшерица ушла, оставив в доме запах своей амбулатории.
- Ты пил, что ли чё ?
Принюхиваясь, бабка склонилась над кроватью и тут же кинулась проверять свои запасы. Открыв одну банку за другой, она чуть ли не заголосила на всю избу, истошно причитая, и кинулась назад к деду.
- Вот ведь какой! Вот ведь чё удумал! Все банки опорожнил. Ты сдурел?
- Ня брал я ничё!.. Чево орёшь почём зря?
- Как не брал?.. Как не брал, когда тут вода налитая?
- А ты пошто так?.. Ты пошто мою чакушку упрятала? Если б не взяла, то и я бы пятнеть не начал.
- Ох ты... Ишо я же и виноватая?
- Погоди-погоди... Вот помру к ночи и выть ишо будешь. Мишанькя мой, да на кого ты меня покинул. А я и ногой не дрыгну, ряви дальше.
- И не всплакну даже, нужон ты мне. Ляжи и злися. За чекушкой опять сбегал? Деньги опять унёс?
- И сбегал!.. Имею полно право! - рыкнул дед. - Мне государство пензию дало, чё хочу, то и купляю.
- Отлягло, что ли? Орёшь ляжишь. А пенсия твоя, мне и сроду не надо. У меня своя есть.
- Вот и заберу!
- Вот и забери! И купляй себе тада чё надо.
- Ишь ты... Взяла моду чужими пензиями распоряжаться.
- О-о... Так у нас отродясь, с самой жанитьбы деньги вместях были. Ты же сам сразу сказал, что я хозяйка в доме и мне видней, как хозяйство вести.
- Та разьви я знал, что ты до такой поры обнаглешь.
- Вот и лячися сам. И вядро себе носи. И марайся хошь до самых пяток. Не подойду боле, - хлопнув дверью, бабка ушла из дома.
Поворочавшись с боку на бок, дед с удовольствием отметил, что зуд на теле потихоньку утихает. В животе маленько тоже успокоилось, давая о себе знать небольшим урчанием.
- Отлегло маненько, - буркнул дед и спустил ноги с кровати. - Говорила же Валькя, что от живота ишо надо принять. А эта ушла, и не подала таблетку.
Таблетки сиротливо лежали на середине стола, а какую выпить дед не знал.
Потоптавшись по кухне, дед Миша выполз из дома и присел на крыльце, на любимую досочку сверху. Солнце клонилось к закату, по округе мычали коровы, возвращаясь с пастбища, да блеяли овечки, закрытые на ночь в стойла. Из огорода, зажав в руке фартук, тихонько шла бабка Маня, утирая лицо тряпочкой.
- Чё тут у тебе? - миролюбиво спросил дед, заглядывая в фартук. - Огурчишки собрала? Ты полила их?
- Полила, - буркнула бабка, присаживаясь рядом на крыльцо.
- Вишь, какой я сёдня негодный. Поутру завтре сам полью. Поди окелемаюсь.
- Окелемаисся, - снова буркнула бабка, поглаживая прильнувшую к её боку кошку.
- Чакушку-то куды девала?
- Да там она, в помидорах зарытая, - бабка сердито глянула на деда. - А то иди, опохмелися на другой бок.
- Не... Напился досытя. А ты, ета... Ты слей её в свои банки. Мало будет, так я сбегаю с утра к Надьке, ишо куплю.
- Перцоваю тоже слил?
- Слил, мать её... Может, с ей и засверьбела шкура. Ты ета... Каку там таблетку от живота пить?
- Слил всё в кучу, ишо бы не засверьбела. Ишо бы цвяточки все досуху выжал, - бабка помолчала. - В дом зайдём, и дам я тебе таблетку.
- Чё, Борисовна, трёсся? - дед глянул на кошку, сидевшую между ними. - Молока требовашь? Эта кикимаря опять твою чашку вылизала?
Протянув руку, дед Миша потрепал прижавшуюся к ногам собачонку. На крыльце они сидели долго, дыша перед сном опустившейся прохладой. Лёгкий ветерок весело обдувал морщинистые лица, шевелил седые пряди волос, забираясь прохладой под одежду. А идти и не хотелось домой. Как-то уютно и спокойно им стало вдвоём на своём крылечке. Вместе с прижавшимися к ним рыжей кошкой Борисовной и маленькой собачонкой, которую дед давно уже обзывал Алёнкай Лятучай.
На крылечке вдвоём...
3 февраля 2024 — Наталья Шатрова
Рейтинг: 0Голосов: 087 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!