Малец

Автор М. Уинтерз Хейсен

The Young 'Un

Сутулый, седовласый мужчина, потрепанный жизнью, медленно прошел по главной улице небольшого городка Среднего Запада и сел на скамейку напротив здания суда. Бригада, работающая под руководством управления общественных работ Франклина Рузвельта, только начинала расчищать площадку для строительства пристройки. Америка находилась в середине известной Великой депрессии. Для старика период экономического спада в тридцатых годах, за которым последовало крушение фондовой биржи, не отличался от других десятилетий его жизни: он всегда оставался бедным.

Огородив площадку, чтобы не пострадали пешеходы, один из рабочих запустил газовую пилу и направился к большому дереву перед зданием. Маленький мальчик, примерно лет десяти, закрыл уши и сел на скамейку рядом со стариком.

— Ну и шумная эта штука, — крикнул он сквозь визг пилы.

Старик ничего не ответил.

«Может, он не слышит меня», — подумал он.

Вслед за шумным треском дерево наклонилось и рухнуло, пила замолчала, а рабочие ручными пилами стали срезать ветки.

— Как вы думаете, сколько лет этому дереву? — спросил малыш.

Старик посмотрел на ребенка, и мальчика удивили увиденные им слезы.

— Ну, задолго до войны между штатами, — ответил он. — Возможно, еще раньше.

— Может быть, во времена Джорджа Вашингтона? — спросил с благоговейным трепетом мальчик.

«Возможно, и так». —  «Понимаю, почему вы расстроились, когда его спилили». —  «Я знаю историю об этом дереве». —  «Вы расскажете?» — «Это грустный рассказ». — «Ну, пожалуйста».

Покрасневшие от слез глаза старика посмотрели на дерево, и он начал свою трагическую историю.

*   *   *

Она началась в 1850 году в семье Трандл, который был родом из города Рединг, штат Пенсильвания. Первоначально в семье проживало пять мальчиков и три девочки, однако из-за болезней живыми остались лишь два сына: самый старший и самый младший, который на тот момент был младенцем. Отец занимался прокладкой железной дороги. Это был тяжелый изнурительный труд, за который не так уж хорошо платили, так как переселенцы стали заполнять восточные берега, и рабочих было достаточно. Хуже всего, Эфраиму Трандл приходилось регулярно переезжать с семьей, поскольку железные дороги шли все дальше и дальше на запад.

Эта кочевая жизнь оказалась тяжелой для двух мальчиков. Не задерживаясь на одном и том же месте подолгу, ребята никогда не имели своего дома, не учились и не заводили друзей-сверстников, так они оставались предоставленными самим себе. Самюэл, младший брат, боготворил старшего Лукаса, который, в свою очередь, до безумия любил младшего. Несмотря на разницу в возрасте, мальчики были неразлучны.

Затем в 1861 году началась гражданская война и президент Авраам Линкольн призвал добровольцев сражаться с конфедератами. Так как у Лукаса не было возможности найти такую же  работу, как у отца, он решил пойти в армию. Хотя он и рисковал жизнью, но в конце концов за службу постоянно платили. Естественно, что Самюэл тяжко перенес новость от брата.

— Почему мне нельзя пойти с тобой? — спросил мальчик.

— Потому что ты еще маленький. Вот поэтому, — ответил Лукас, изумленный несчастным взглядом брата, — мистеру Линкольну не нужны в армии мальцы.

— Почему ты меня всегда так называешь?

— А как?

— Малец. Это не делает тебя лучше, потому что родился первым.

— Подожди, — засмеялся Лукас, поглаживая русые волосы брата. — Не петушись. Я никогда не говорил, что лучше, но в армии есть правила, а одно из них заключается в том, что туда берут определенного возраста. Думаешь, мне хочется идти и оставлять тебя одного? Да нет же! Ты мой родной брат.

Самюэл, переполненный эмоциями, обхватил талию брата и крепко прижался.

— Я люблю тебя, Лукас! — крикнул мальчик. — И всегда-всегда буду любить.

— Я тебя тоже, малец, а когда вернусь с войны, то мы найдем для нас настоящий дом, обещаю: больше никаких переездов с места на место.

Самюэл поднял голову и посмотрел брату в лицо. Он полностью верил в Лукаса и никогда не сомневался в том, что тот говорит. Независимо от того, что ждет страну в будущем, его брат обязательно вернется.

*    *   *

В течение войны за сохранение Союза, Самюэл подрос и смог работать и помогать овдовевшей матери после смерти отца в 1863 году, перед битвой при Геттисберге, в которой участвовал Лукас. Поскольку большинство мужского населения страны ушло на войну, Самюэл нашел постоянную работу с приличной зарплатой на ближайшей лесопилке и дровяном складе. Он, будучи человеком небогатым, сделал многое, чтобы мать Уилла вместе с ним имели кров над головой, одежду и еду на столе. Примерно в то время, когда генерал Шерман в 1864 году захватил Атланту, Самюэл стал ухаживать за шестнадцатилетней Марджори Хибберт, дочерью местного парикмахера. Родители девушки, у которых кроме Марджори были еще пять незамужних дочерей, с радостью дали добро на брак. По их мнению, Самюэл считался достойным парнем, который много трудился, соблюдал обычаи, заботился о матери и с уважением относился к их дочери.

— Я лишь надеюсь на то, что война закончиться прежде, чем его призовут в армию, — поведал жене отец девушки.

— И я тоже. Бог знает, сколько молодых людей сложили свои головы, — ответила миссис Хибберт и вытерла слезы, так как уже потеряла двух сыновей.

Растущие чувства к Марджори вызвали у него обеспокоенность. Хотя недавние победы указывали на то, что Север выигрывает войну, никто не мог сказать, что будет в будущем. Юг мог найти могущественного союзника, и это изменило бы ход войны. Сражение могли продолжаться годами, пока одна из сторон не одержит победу.

«Стало бы несправедливым жениться на ней, а затем уйти воевать и оставить одну, — думал он. — И я не очень-то могу просить ее подождать до окончания войны, когда никто не знает, сколько та еще продлится».

Нужно подумать и о матери. Кто поможет ей, если он уйдет к брату? И все же на переднем плане стоял Лукас. Каждый раз, когда Самюэл ложился спать, ел приготовленную матерью пищу, сидел зимними вечерами перед огнем или обнимал Марджори, у него появлялось чувство вины.

«Почему из-за того, что мой брат родился первым, он должен страдать и рисковать жизнью за страну? Несправедливо, если я молод, то не могу разделить его участь».

Психологические мучения Самюэля кончились в апреле 1865 года. Спустя долгие четыре года Роберт Ли сдался Уиллису Гранту.

— Это значит, что Лукас скоро вернется домой, — сказал матери Самюэл, когда услышал новость об окончании войны.

— О, Слава Богу! — воскликнула она. — День и ночь я молилась, чтобы моего мальчика не убили, и  Господь услышал мои молитвы.

Самюэл, который сильно не разделял убеждения матери, сам никогда не произносил молитвы о возвращении  брата. Даже если бы он регулярно посещал церковь,  в этом не было необходимости: Лукас пообещал вернуться домой, а слово брата являлось для него прописной истиной.

*   *   *

Лукас внимательно разглядывал высокого, загорелого человека, который помогал матери выгружать повозку перед небольшим, но опрятным домом. «Не может быть, чтобы это был мой брат!» — с удивлением подумал он. Когда четыре года назад Лукас покидал дом, Самюэл едва доставал ему до подбородка. Теперь малец выглядел выше старшего брата.

— Привет, ма, — обратился бывший солдат.

На голос обернулась вся семья. Слезы катились по лицу Уиллы, когда она про себя воздавала молитву благодарности за возвращение сына.

— Лукас! — закричал от радости Самюэл.

— Дай-ка взгляну на тебя, — сказал после объятий старший брат. — Я почти не узнал тебя.

— Потому что я больше не малец.

— Не хорохорься. Я всегда буду старшим, а ты останешься малышом в моих глазах.

— Ты, должно быть, голоден, — произнесла Уилла, предпочитая сосредоточиться на мирских делах, а не на волнующей сцене возвращения сына.

— Конечно же, — ответил Лукас и последовал за матерью и братом в дом.

— Не верится, что вы с мамой живете в этом доме.

— Это наш кров, — пояснил Самюэл. — Все не так, как при жизни папы. У меня постоянная работа, больше не нужно скитаться.

— Это то, что ты всегда хотел: свой дом.

— У меня есть девушка.

Лукас поднял брови и улыбнулся.

— Не брешешь? Тогда ты превзошел все мои ожидания: малец нашел себе девушку вперед брата.

— Ну, ты был на войне.

Братья умылись и сели за кухонный стол.

— А теперь расскажи-ка мне о своей девушке, — сказал Лукас и почувствовал легкую зависть к счастью брата.

Лицо Самюэля покраснело от смущения.

— Она самая красивая и добрая девушка в городе. Теперь, когда война кончилась, я собираюсь просить ее руки.

— Собрался жениться? Когда?

— Я думаю покончить с холостяцкой жизнью, как только накоплю денег, чтобы добавить комнату в доме. Но хватит говорить обо мне. А как ты? Чем займешься после армии?

— Если честно, то еще об этом не думал. Поищу работу и жилье.

— Можешь остаться здесь, — заверил его Самюэл. — Это такой же дом, как и твой. А что касается работы, то ее полно на лесопилке.

— Кажется, ты расписал всю мою жизнь.

Уилла поставила еду на стол и села между сыновьями. Как только Лукас потянулся за печеньем, она легонько стукнула его по руке.

— Не имеет значения, что это домашний праздник, — произнесла она. — Прежде чем ты положишь кусок в рот, склони голову и поблагодари Господа за то, что Он посылает.

Хотя сыновья сделали так, как велела мать, их молитвы скорее были просто словами, так как ни один молодой человек не верил в то, что божественное существо их услышит.

*   *   *

Лукас влажной тряпкой вытер испарину со лба. Было жарко, как в пекле, и его рубашка промокла от пота до самого торса. Но не жара делала его несчастным: ныл каждый мускул тела. Несмотря на то что годы в армии не стали простой прогулкой, а ношением оружия и походами на длительное расстояние с полной выкладкой, он не был физически готов таскать тяжелые бревна на лесопилке.

«Видит Бог, иногда мне жаль, что война закончилась», — думал он.

Самюэл, со своей стороны, ничего не имел против тяжелого труда. В отличие от отца, который прокладывал железную дорогу, работа на лесопилке была постоянной. Он мог обеспечить Марджори и будущих детей домом и спокойным будущим.

Хотя братья и поддерживали тесные семейные узы, но выросли не теми, кем собирались стать в жизни. Самюэл после ухода брата в армию  провел последние четыре года в заботах о матери и  доме. Лукас же видел и делал на войне то, чего младший брат не мог бы и представить. Находясь в армии, он встречал людей из Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии и слушал рассказы о жизни в больших городах.

«Для такого человека, как я, обязательно нужно возвратиться на Восток, — заключил Лукас. — Если бы только были деньги добраться туда и устроиться, пока не найду работу…»

Он, работая на лесопилке, никогда бы не отложил деньги на такое мероприятие. Падший духом бывший солдат смирился с тяжелой работой и жизнью, как вдруг прочитал о братьях Фрэнке и Джессе Джеймсе, бывшими сторонниками конфедератов, которые, как полагали, участвовали в ограблении сберегательного банка графства Клей  в городке Либерти, штат Миссури. Такое дело казалось гораздо прибыльнее, чем перетаскивание бревен: не так устает тело.

У Лукаса не было угрызения совести от такого поступка. Банк это бизнес. Это не то чтобы ограбить человека. Конечно, нарушение закона всегда подразумевает опасность. И все же, с одной стороны, он понимал, что глупо беспокоиться, если застрелят полицейские, так как лицом к лицу сталкивался со смертью во время сражений.

«С другой стороны, станет не так опасно, если у меня появится напарник на стреме».

Единственным человеком, которому он полностью доверял, оставался Самюэл. Тем временем младший брат был доволен судьбой: он имел кров над головой, постоянную работу и подругу, на которой собирался жениться. Зачем ему рисковать жизнью ради такого безрассудного плана?

«Потому что мой брат отдаст жизнь, если я попрошу».

В тот вечер после ужина мужчины отправились купаться на реку. Сняв покрытую пылью и пропитанную потом одежду, Лукас вошел в реку и остановился по грудь в тихо бегущем потоке.

— Хорошо после долгого дня на лесопилке? — спросил Самюэл.

— Конечно, малец.

— Когда же ты перестаешь меня так называть. Вот уже скоро я стану женатым и появятся свои мальцы.

Это был тот момент, которого ждал Лукас.

— Должно быть, в маленьком доме станет многолюдно: ты, мама, твоя жена и детишки.

— Добавим комнату. Не забудь, ты живешь с нами.

— Не могу же я всегда оставаться с вами. Недавно у меня появилось страстное желание переехать в город.

Самюэл с ужасом посмотрел на старшего брата. Ему в голову никогда не приходило, что Лукас может покинуть родное гнездо.

— Последнее время я много думал о жизни, — продолжил Лукас. — Теперь, когда война кончилась, удачу можно найти на Востоке. Человек с мозгами и небольшими деньгами может превратиться в миллионера.

— Что ж, признаюсь, у тебя есть мозги, но где возьмешь деньги?

— Где ты думаешь их берут люди? В банке.

— Просто придешь и попросишь дать в долг, и они дадут?

— Я не говорю о кредите. Я говорю о том, как их взять и не отдавать.

— Но это…

— Ограбление.

Самюэл оправился от шока и засмеялся.

— Хватит придуриваться, слышишь?

— Я не шучу.

— Знаешь, что ограбление банка преследуется законом? Ты этого хочешь? Преступную жизнь?

— Я говорю лишь об одном ограблении. Просто добыть достаточно денег, чтобы поселиться в Бостоне или Нью-Йорке. Затем оставшиеся дни я буду честным бизнесменом.

— Пьяницы тоже зарекаются, что пьют последний раз.

— Я уже решил и собираюсь ограбить банк в Гамильтоне, — сообщил Лукас.

— Тогда зачем ты все это мне говоришь? Если ты такой стопроцентный придурок, валяй делай.

— Думал, что ты мне поможешь.

— На кой черт мне это нужно?

— Разве тебе не хочется, чтобы жена и детишки жили в хорошем доме, не ютились в одной или двух комнатах?

— Марджори не нужно, чтобы я ограбил банк ради  жизни в хорошем месте.

— А зачем ей знать, откуда деньги.

— Ты хочешь, чтобы я соврал женщине, которую люблю! А еще что? Желаешь, чтобы и я совершил преступление?

— Нет, — ответил Лукас расстроенным голосом. — Просто хочу, чтобы ты помог старшему брату начать новую жизнь.

Самюэл закрыл глаза и нырнул под воду. Именно в холодной, темной, безмолвной глубине реки он принял судьбоносное решение помочь брату.

*   *   *

Ограбление оказалось легче, чем предполагал Лукас. Он просто вошел в банк с повязкой на лице, вынул оружие и потребовал отдать наличность. Однако, когда он выскочил наружу, все пошло не так гладко. К погоне за грабителями подключились не только полицейские, но и законопослушные граждане. Лукас, выбежав из банка, направился в сторону Самюэля, который стоял на стреме, следя за участком шерифа. К тому времени, когда он сел на лошадь, надежды на спасение не было.

— Ну ладно, сынок, — сказал шериф Отис Каттерман, как только Самюэл оказался в камере. — Кто еще с тобой работал? Не валяй дурака, парень. Кто был с ружьем и скрылся с деньгами?

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Послушай, у тебя нет оружия, и это тебе на пользу. И ты никогда не нарушал закон. Если мы вернем деньги, то уверен, что правосудие будет мягким к тебе, только скажи, кто был напарником.

— Да нет никакого напарника. Я не сделал ничего такого: просто стоял на улице, думал о своем. Разве это запрещено?

— Ведь у тебя есть старший брат? — спросил Каттерман.

— Ну, он работает со мной на лесопилке с тех пор, как вернулся с войны, — ответил Самюэл, стараясь ничего лишнего не сказать о брате. — Знаете, он сражался при Геттисберге.

— Может, судья окажется к нему снисходительным как к герою и тому подобное, но его борьба за Союз не дает права грабить банк. Он переступил закон, как и другие. А теперь, где он?

— Я не знаю, шериф, так как весь день его не видел.

Отис ничего не мог поделать, чтобы Самюэл выдал брата. Его обвинили, судили, признали виновным и приговорили к тюремному заключению.

Лукас тем временем, зная, что брату никак нельзя помочь, забрал деньги и скрылся в Чикаго.

*   *   *

Когда Самюэля Трандл выпустили из тюрьмы, он поклялся Марджори Хибберт никогда не нарушать закон. Несмотря на его участие в свершении налета, она поддержала его и вышла замуж. Парикмахер и его жена сильно не беспокоились, что бывший заключенный стал их зятем. Однако при наличии шести незамужних дочерей и нехватки мужчин из-за войны, дали свое согласие на союз. Более того, поскольку Самюэл всегда был работягой, хозяин лесопилки взял его назад на работу.

Единственное, о ком скучал он в жизни, это был брат. С момента ограбления ни он, ни мать ничего не слышали о Лукасе.

— Думаю, он не рискнет отправить нам письмо, — сказал Самюэл жене.— Полиция увидит почтовый штемпель и узнает, где его искать.

Хотя Марджори считала неблаговидным то, что Лукас прихватил деньги и позволил брату отправиться в тюрьму, она держала это мнение при себе.

— Я знаю, что однажды, возможно, когда мы меньше всего ждем, он объявится или даст весточку. Не сомневаюсь, что он в Нью-Йорке или каком-то большом городе на Востоке и на пути к получению первого миллиона...

Как и думали в семье, Самюэл год спустя получил весть от брата. Когда письмо пришло из Чикаго, они с Марджори праздновали новость: скоро станут родителями.

— Вот это да! — кричал он от радости, прочитав подпись. — Это от Лукаса.

— Что ему нужно? — спросила Марджори и постаралась скрыть разочарование.

— Он зовет меня в Чикаго.

— Зачем?

— Пишет, что хочет, чтобы мы жили там.

Розовые щеки Марджори стали бледными. Ее трясло при  мысли покинуть родные места.

— Ведь ты еще не решил?

— Да. Как бы мне ни хотелось находиться рядом с братом, но это ведь наш дом.

Самюэл не сказал жене, что Лукас сообщил адрес, где его можно найти. Он ответил на письмо, написав, что как только родится ребенок, пара навестит его в Чикаго.

Через три месяца на дровяном складе случилась беда: многотонные, толстые, необработанные бревна сорвались с креплений и рухнули на группу людей. Двух рабочих раздавило, а третий, Самюэл, оказался серьезно раненым. Несмотря на то что увечья оказались не смертельными, а задели нервы на плече, это вызвало частичный паралич и  работоспособность левой руки.

— Я так рада, что ты жив! — воскликнула со слезами на глазах Марджори, когда пришла к мужу в больницу.

— И я благодарен Богу, что все в порядке, кроме левой руки.

Хотя он вовсю пользовался здоровой рукой, для него стало физически невозможным выполнять на лесопилке свои обязанности одной рукой. За год до выхода закона о компенсации рабочим за увечья это означало финансовую катастрофу. У Самюэля не было образования и специальности, он всегда полагался на физическую силу и сноровку. Теперь пришлось столкнуться с тем, что мать, жену и будущего ребенка нужно обеспечивать. В тот вечер, выйдя из больницы, едва жена ушла спать, он написал брату в Чикаго.

*   *   *

— Я поеду к Лукасу.

Заявление было сделано тоном, не требующим возражения.

— Ты уверен, что хочешь отправиться именно сейчас? — спросила Марджи. — Через месяц появится ребенок. Мне будет лучше, если ты рядом.

— Прости, но ждать нельзя: нам нужны деньги, а брат найдет работу, и перестань забивать ерундой голову. Это лишь временная поездка. Надеюсь, я вернусь до рождения ребенка.

— Что за работа? — спросила жена, подозревая неладное со стороны деверя.

— На фабрике, где можно делать работу одной рукой. Меня запишут в постоянные рабочие, которые заботятся о семьях в критическом положении в Пенсильвании.

Первоначальным желанием Марджи было умолять мужа остаться дома. Она знала, если хорошо постарается, то отговорит от поездки.

«Он отправляется не ради Лукаса, — упрекала она себя. — Он  хороший муж и делает все возможное, чтобы обеспечить семью. Какая же я жена, если буду пытаться остановить его?»

Когда наступил день отъезда, Марджи едва сдерживала слезы и заставляла себя улыбаться.

— Будь осторожен, посоветовала она и крепко прижалась.

— Все будет хорошо. Это просто работа на фабрике, которая намного безопаснее, чем на лесопилке.

Он отступил и посмотрел на живот.

— Прости, если я пропущу роды. Буду молиться, чтобы все прошло хорошо.

— Правда? — Марджи засмеялась. — Учитывая то, что ты уж не такой верующий, не знаю, дойдут ли твои молитвы, но не беспокойся: вместе с матерью и моими родителями все будет хорошо.

После долгого поцелуя Самюэл вскочил на лошадь и отправился в путь. Когда муж наконец скрылся, Марджи вошла в дом и заревела.

Спустя четыре дня она помогала свекрови готовить обед на двоих, как вдруг послышался стук в дверь.

— Кто бы это мог быть?

Когда Марджи открыла ее, она удивилась увидеть шерифа Каттермана и его помощника. Внезапный страх заставил ее задрожать.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Мы пришли увидеть твоего мужа, — сообщил шериф.

— Его здесь нет.

— А где он?

Марджи пришлось быстро думать, чтобы солгать. Она не могла сказать полицейским, что Самюэл отправился к брату, которого разыскивали в связи с ограблением банка в Гамильтоне.

— Он поехал искать работу, так как потерял ее на лесопилке после…

— Мы все знаем о его травме, — грубо оборвал ее Отис. — Одно и то же, думаю, посмотрю-ка  я сам.

Без приглашения войти внутрь он вломился через дверь.

— Что все это значит? — с возрастающим страхом за Самюэля  и возмущением беспардонностью шерифа спросила Марджи.

— Кажется, твой муж снова взялся за старое, — ответил Отис. — Он и его брат ограбили еще один банк.

— Нет! — простонала беременная женщина и повалилась на рядом стоящее кресло.

Уилла подошла к снохе, чтобы успокоить, в то время как те двое переворачивали дом в поисках подсказки, где может скрываться Самюэл.

— Здесь ничего нет, — заявил помощник.

Шеф терял терпение. Он стоял и угрожал Марджи, с криком задавал вопросы и допрашивал, будто та была подозреваемой.

«Где твой муж?» — «Ищет работу». — «Когда должен вернуться?» — «Не знаю». — «Ты думаешь, я поверю, что он оставил тебя в таком положении?» — «Нам нужны деньги».

Вопросы продолжали сыпаться. Когда он уехал? Где живет Лукас? Когда в последний раз Самюэл слышал о брате?

— Оставьте бедняжку в покое! — закричала Уилла, как только невестка пошатнулась и с рыданиями упала на пол. — Неужели вы не видите, что она ничего не знает.

— Может, так, а может, и нет, — возразил шериф. — Вероятно, она такая же упрямая, как ее муженек. Он уже был тюрьме, так как не сказал, где Лукас. Скажу вот что: когда мы его поймаем, судья не будет снисходительным. Он, возможно, приговорит обоих к повешению!

Шериф, обещая вернуться еще раз, выскочил в дверь вместе с волочившимся за ним помощником.

*   *   *

Мучительный голод разбудил Лукаса Трандл от беспокойного сна. Через слабый утренний свет он увидел брата, стоящего перед разбитым окном и смотрящего наружу.

— Что-то заметил?

— Ничего.

— Может, пойду поищу каких-нибудь ягод и орехов. Если повезет, добуду белку или зайца.

— Сколько ты собираешься оставаться здесь? — спросил Самюэл.

Спасаясь с места ограбления, братья спрятались в заброшенном амбаре в двадцати милях от места преступления.

—  Пока будет не опасно.

— Мы уже здесь три недели. Никто сюда так и не сунулся.

— А кто тебе сказал, что здесь безопасно?

— Не знаю, сколько ты еще собираешься оставаться здесь, а я пойду домой. Марджори вот-вот родит, если уже не разрешилась.

— Ты сумасшедший? Если нас ищут, то первым делом наведаются домой.

— Но меня, возможно, не подозревают, — возразил Самюэл.

— Хочешь рискнуть?

— Черт возьми, и для чего все это?

— Потому что нам обоим нужны деньги, — ответил Лукас, будто вопрос был риторическим.

— Я не останусь здесь: мне нужно увидеть жену. Она ждет, что я вот-вот вернусь. Уверен, она удивляется, почему я даже не пишу.

— Подожди немного, еще недельку хотя бы. Деньги станут бесполезными, если попадем в тюрьму.

Лукас натянул сапоги, подхватил охотничий нож и, убедившись, что на берегу все спокойно, вышел на поиски еды. Самюэл подождал минут пятнадцать, а затем направился за ним.

«Прости, брат, больше ждать не могу».

Он незаметно пробирался через лес, стараясь не издавать шума, который мог бы привлечь кого-то. Ему не только хотелось избежать встречи с полицейскими, но и со старшим братом. Он шагал целый день, останавливаясь лишь попить и немного отдохнуть. Проходя мимо какой-то фермы, Самюэл сорвал несколько яблок. Они еще не поспели, но кислый вкус все же утолил голод.

Через два дня малец оказался у родного города. Он подождал, когда сядет солнце, и попытался близко подойти к дому. Под прикрытием темноты Самюэл пробрался не к двери, а к дальнему окну. Он открыл его и пролез внутрь в надежде на то, что не напугает ни жену, ни мать. Спальня оказалась пустой: значит, Марджори еще не ложилась спать. Самюэл приоткрыл дверь и увидел мать, сидящую в одиночестве в комнате.

— Ма, — прошептал он.

— О, Боже милосердный! Ты чуть не напугал меня до смерти, — вскричала Уилла.

— Я пролез через окно спальни, так как не знаю, следит ли кто-нибудь за нами.

— Значит, верно говорят: вы с братом ограбили еще один банк.

— Я был в отчаянии, — признался он, — ни работы, ни денег, ребенок должен родиться.

Глаза Уиллы наполнились слезами.

— Что случилось? — спросил Самюэл.

— Марджи, — зарыдала мать. — Бедняжка была так напугана после ухода шерифа, что начались преждевременные роды, и они умерли.

Безмерное горе Самюэля смешалось с гневом и чувством вины. Именно не только он виноват в том, что лишился жены и ребенка, но и Лукас и шериф Каттерман.

*   *   *

Когда Самюэл вернулся в заброшенный амбар, его не удивило то, что брат все еще находился там.

— Куда ты пропал? — требовательным тоном спросил Лукас.

— Был дома.

Голос Самюэля казался ровным и лишенным всяких эмоций.

— Нас еще ищут?

— Да, шериф Каттерман. А теперь мы с тобой начнем искать его.

— На кой черт он сдался?

Когда Самюэл рассказал, что случилось с Марджори и ребенком, Лукас попытался отговорить брата от затеи.

— Ты думаешь, ей нужно, чтобы тебя поймали и остаток жизни ты провел в тюрьме?

— Дважды ты просил меня о помощи, теперь я прошу тебя. На украденные деньги я позабочусь о матери, у нее никого не осталось.

— А ты?

— Я застрелю человека, виновного в смерти жены.

— Убийство шерифа — злостное преступление.

— Все равно. Я не хочу больше жить.

— Не думаю, что ты слушаешь свой разум, поэтому пойду с тобой. Смотри, чтобы тебя не убили прежде, чем найдешь Каттермана.

Самюэл вместе с Лукасом снова вернулись в город. До наступления полуночи братья остановились на улице, где располагался участок шерифа.

— Тебе лучше уйти, — сказал Самюэл. — Можешь попасться, если будешь слоняться по городу.

Лукас знал, что останется, но не разделял острого чувства преданности брата.

— Считаю, что ты прав. Не хочу, чтобы это случилось, ведь мать на меня рассчитывает тоже.

Самюэл пересек улицу и вошел в участок шерифа. Помощник широко открыл глаза от неожиданного визита.

— Где Каттерман? — сердито спросил грабитель.

Лукас, хотя и хотел скрыться из города, спрятался на узкой аллее, где  увидел идущего второго помощника. Тихо, не шелохнувшись, он наблюдал, как полицейский вошел в офис. Зная, что теперь помощников двое, он испугался самого худшего. Два выстрела из ружья оправдали его страх.

«Глупый малец, — подумал он. — У него нет шансов выбраться».

Внезапно Самюэл выскочил из здания с ружьем в руке. Один окровавленный помощник, шатаясь, шел за ним, но спустя минуту упал на улице. Звуки выстрелов разбудили шерифа и заставили выйти из дома прямо навстречу Лукасу Трандл, который бежал в противоположном от брата направлении.

— Вот и все! — произнес Отис, как только, ударив по голове рукояткой пистолета грабителя,  свалил Лукаса. — Смотрите-ка, кто у нас здесь!

Шериф перетащил преступника на другую сторону улицы, где запер в тюремной камере участка. Затем он осмотрел помощников, оба были мертвы.

— Похоже, что на этот раз вы с братом здорово влипли.

— Это не я, — сообщил Лукас, вытирая рукавом рубашки кровь с виска. — Это все брат, он застрелил помощников. Самюэл пришел за тобой, так как хотел отомстить за смерть жены. Я не имею никакого отношения к убийству этих людей, у меня нет даже оружия.

— Это правда, но не имеет значения. Ты разыскиваешься за ограбление двух банков. Но, — хитро произнес Отис, — судью можно убедить отправить тебя в тюрьму, а не на виселицу, если согласишься сотрудничать.

— Что нужно делать?

— Это вопрос времени, прежде чем мы найдем твоего брата. Когда это случится, нам понадобятся от тебя обвинительные показания.

— Зачем мне это? Если я стану молчать, то не получите против него никаких доказательств, а если явлюсь в суд и заявлю, что Самюэл убил помощников, мальца уж точно повесят.

— Смотри сам: или он, или ты. Говоришь — значит, он, держишь язык за зубами — значит, ты.

*   *   *

Лукас Трандл, огласившись свидетельствовать против брата, был переведен в здание окружного суда.

— Не думай, что так просто отделаешься, — предупредил Отис, когда охранник запирал камеру. — Срока исковой давности за убийство нет. Вас приговорят к смертной казни обоих, если ничего не будешь говорить против Самюэля.

После ухода шерифа Лукас лег на подстилку. Впервые в своей жизни он пожалел, что не был набожным человеком. Если было иначе, то он встал бы на колени и обратился к Богу, чтобы полицейские никогда не нашли Самюэля, и тем самым он никогда не предал брата.

Через два часа Лукас наконец заснул. Его разбудил шум беспорядка на улице.

— Где заключенный? — грозно кричал какой-то человек.

— Его бросили в камеру, — ответил охранник. — Зачем вам нужно это знать?

— Потому что мы все друзья и близкие двух помощников, которых он убил. Мы пришли, чтобы совершить правосудие.

— Поймите, что самосуд совершать нельзя.

— Почему же? Нам сказали, что заключенного даже не обвинили в убийстве, — сердито ответил мужчина.

— Они оба молодые, — раздался второй голос, — остались жены и маленькие дети.

Стало ясно, что и сочувствие охранника не связано с заключенным, тем не менее он должен был исполнять долг.

— Я не могу пустить вас внутрь, — сказал он, запирая дверь, чтобы не дать толпе ворваться в помещение.

В окно бросили булыжник, и спустя минуту вдребезги разбилось второе окно.

— Назад, если не хотите пораниться, — грозно предупредил полицейский, когда толпа стала ломать дверь длинным, тяжелым куском металлической трубы.

Охранник, почувствовав, что его жизнь, возможно,  в опасности, отошел  и отпер дверь. Три человека с ключами быстро поднялись наверх, открыли камеру и выволокли Лукаса на улицу. Там с ветки дерева свешивалась веревка. Другой конец накинули на шею заключенному.

Последний раз перед смертью Лукас Трандл вглядывался в лица присутствующих. Ни у кого не было даже намека на снисхождение. Когда подергивания висельника прекратились, а тело застыло на месте, тюремщик снял его и оттащил в здание суда. Тем временем такие люди, как судья, члены жюри и палач резали веревку на куски для сувенира.

*   *   *

Пока рабочие управления общественных работ продолжали спиливать ветки с лежащего перед зданием суда дерева, малыш с восхищением смотрел на старика и ждал, что тот продолжит рассказ. После нескольких минут молчания малыш спросил:

— Что случилось потом?

— Ничего. Заключенный был мертв, а его тело похоронили в могиле для нищих недалеко отсюда. Мать, узнав о судьбе сына, померла от сердечного приступа.

— А что известно о брате, мальце? Его тоже повесили?

— Нет. Просто его никто никогда не видел.

— Вы думаете, что он жив? — с нетерпением спросил малыш.

— Полагаю, что никогда этого не узнаем. Все случилось семьдесят лет назад.

— Ух ты! Должно быть, он умер. Никто не живет так долго.

Закончился рассказ старика, дерево спилено, а малыш быстро убежал играть с друзьями. Старик сунул правую руку в жилетку и вытащил из кармана потрепанный, в четверть дюйма кусок веревки.

«Семьдесят лет! Ты ошибаешься, малый. Кто-то живет так долго», — подумал он, вспоминая изумленный взгляд на лице Лукаса Трандл, когда тот узнал в толпе младшего брата в очках и накладной бороде. Как говорил шериф Каттерман: это будет один брат или другой. И малец Самюэл Трандл решил, что им будет Лукас.

___________

        От автора: история основана на линчевании Эдварда Максвелла, которое произошло в 1881 году в Дюранде, штат Висконсин. Эда Максвелла арестовали за убийство двух помощников шерифа, в котором участвовал еще один брат. Алонсо и Эд искали шерифа, подвергшего допросу беременную жену Алонсо, которая позже умерла после рождения мертвого ребенка. Эд был выведен толпой из камеры и линчеван. Никто не знает, что случилось с Алонсо.

Авг. 2017 г.