La Fee Verte

26 февраля 2017 — Николай Георгиевич Глушенков

Автор: М.Хэйсен

На заре двадцатого века, когда британский трон перешел от Эдуарда VII к его сыну Георгу V, после ужасов Первой мировой войны жизнь в английской сельской деревушке Барон-Вудс можно было считать идиллической. Она подходила тем, кто хотел избавиться от толкотни и суматохи Лондона и стремился насладиться мирной сельской жизнью. Однако им еще только предстоит все испытать: село предлагает немного утомительное, небогатое событиями существование.

Мэттью Гиббон был единственным ребенком старого вдовца, церковного органиста, который обучал музыке в частной школе для мальчиков. Мэттью как сын учителя получил бесплатное образование не только по музыке, но и математике, естественным наукам, литературе и французскому языку, что давало молодому человеку возможность поступить в Кембридж или Оксфорд изучать законы или медицину, или баллотироваться в парламент. Однако он не видел себя в роли юриста или врача, а также не имел желания служить в палате общин. Окончив школу, он столкнулся с необходимостью принять решение о выборе профессии, победила любовь к музыке, которую он унаследовал от отца, наставлявшего его по жизни.

Редьярд Гиббон надеялся на большее, но не смог противиться выбору мальчика.

— В твоем возрасте я следовал зову сердца, — заметил отец. — В этом нет ничего плохого. Музыка дает пищу и кров над головой, так что не могу пожаловаться. Думаю, что из тебя получится толковый учитель.

— Я могу немного учить, но не это моя основная цель. Надеюсь, что когда-нибудь поступлю в Королевскую музыкальную академию или в консерваторию в Париже.

Редьярд снисходительно улыбнулся: у мальчика были большие мечты.

— Лондон и Париж не похожи на Барон-Вудс, — сказал отец. — Ты думаешь, что тебе понравится жить в большом городе?

— Почему бы и нет.

— А как же Джудит Кауэлл? Ты считаешь, что она бросит дом и семью?

Мэттью нахмурился. Почему все считают, что он должен на ней жениться? У нее красивая улыбка, признавал он, но такая может быть и на неприметном лице. Внешность еще ничего не значит, по характеру девушка была покорной и прозаической, одной из тех, кого почти не вдохновляла страсть. Из-за того что Мэттью раньше проводил с ней много времени, большинство жителей считало это «ухаживанием», ведь она была одной из немногих его возраста. Он не сомневался в том, что в Лондоне и Париже будет гораздо больший выбор женщин.

К несчастью, менее чем через месяц после окончания школы, Мэттью потерял отца, который внезапно умер от пневмонии. После похорон Редьярда Гиббона в Барон-Вудс его сын, войдя в дом, прошел по опустевшим комнатам.

— Думаю, что теперь наступило мое время, — подумал он, не веря в скоропостижный уход отца из жизни. Он, подобно блуждающему призраку в своем жилище, медленно направился в большую комнату и спальню. Наличие убогой мебели скорее напоминало келью монаха, чем спальню школьного учителя. В центре стояла двуспальная кровать, которую когда-то Редьярд делил с женой. Именно здесь появился на свет его сын. У противоположной стены находился комод с отцовской одеждой. На нем стояла единственная дорогая вещь Редьярда: фотография жены, сделанная в день их свадьбы.

Мэттью посмотрел на снимок, и у него появилось дурное предчувствие своей будущей жизни. Он продолжит жить в этом доме, начнет преподавать музыку и играть на органе в церкви Барон-Вудс. Рядом с фотографией матери появится портрет Джудит Кауэлл, и, по крайней мере, на кровати отца родится один ребенок.

«И я упокоюсь, как и отец, на кладбище Барон-Вудс, — в отчаянии подумал он. — Умру, так и не пожив как следует».

— Прости, — обратился он к матери на фото, — я знаю, чтобы вы с отцом для меня хотели, но оставаться здесь не могу.

Таким образом, Мэттью Гиббон быстро принял решение, вошел в спальню, упаковал чемодан и отправился на вокзал, где сел на поезд до Лондона.

* * *

Как только дом отца был продан, у Мэттью появилась кругленькая сумма денег. Он ни в коей мере не стал богатым, но, соблюдая бережливость, мог обеспечить себя во время учебы. Прежде чем решить, где учиться, он задумал посмотреть жизнь в Париже и сравнить с Лондоном. Только тогда Мэттью сможет сделать выбор между Королевской академией и консерваторией.

Прибыв в Париж, он познакомился с Горасом Филбриком, английским музыкантом, который помог подобрать недорогую комнатку на Монмартре и работу музыкантом в одном из местных кабаре. Мэттью быстро понял, что Париж отличается от Лондона так же, как Лондон от Барон-Вудс. Живя и работая в сердце творческой интеллигенции, он быстро познакомился с художниками, писателями и другими деятелями искусства.

Однажды вечером, после последнего выступления, Мэттью вышел из кабаре и столкнулся с Горасом, спешившим по бульвару Клиши.

— Куда торопишься в столь поздний час? — спросил он.

— На вечеринку в доме Анатоля. Пойдешь со мной?

— Можно заскочить.

Анатоль был поэтом, но судя по комнате, в которой жил, не очень успешным: жилье напоминало коморку.

— Есть местечко еще для двоих? — обратился Филбрик, когда открыл входную дверь.

— Всегда найдем для двух красивых парней.

Мэттью последовал на голос и увидел экзотическую красавицу с огромной копной светлых волос на затылке.

— Привет, — поздоровался он. — Меня зовут Мэттью Гиббон.

— Отлично! Еще один гребаный англичанин. Вот так Париж! Где же французы?!

По акценту было заметно, что она американка.

— А в чем дело? Тебе не нравятся англичане?

— Нравятся, когда нахожусь в Лондоне. Сейчас я во Франции, пребываю здесь два дня и еще не целовалась с французом. Я могла бы остаться и в Нью-Йорке.

— А как же Анатоль, наш хозяин? Уж он-то француз.

— Да, но предпочитает мужчин. Меня, между прочим, зовут Вероника. Не буду досаждать тебе своей фамилией: она вызовет в твоем воображении картину несметного богатства и худших сторон американского капитализма.

— Ну, рад знакомству, Вероника без фамилии.

Молодая наследница поднялась, окинула взглядом комнату и заявила:

— Досадно, что здесь нет красавцев из местного населения, но я думаю, в этот вечер тебе придется ухаживать за мной. Давай уйдем отсюда, пока я не растаяла от жары.

Отказаться было невозможно, так как это было заявлено таким приказным тоном, что он повиновался и даже не подумал, куда они пойдут.

* * *

Следующие две недели Мэттью проводил свободное время вместе с Вероникой. Юная наследница путешествовала под наблюдением тетушки-вдовы, которая, несомненно, была дамой строгой. Деньги значения не имели, и красавица возила его к таким сливкам общества, о которых он до этого никогда не слышал. Они ужинали в самых дорогих ресторанах, после которых посещали лучшие развлекательные заведения. Однако, что касается Мэттью, то он был бы счастлив бродить по Елисеевским полям вместе с Вероникой.

Со временем ее пребывание в Париже стало подходить к концу.

— Прежде чем возвратиться в Штаты, — произнесла она, — мне нужно обновить гардероб; пообедаем вместе, а потом ты отправишься со мной за покупками. Нужно, чтобы кто-то помог донести сумки.

Мэттью был не против того, чтобы с ним обращались как со слугой, особенно после подъема в полдень после бурно проведенной ночи. В конце концов он много трудился и ему нужен был отдых, но Вероника должна была исчезнуть из его жизни через неделю, и ему хотелось как можно больше времени проводить с ней. Когда на улицу Де-ла-Пэ приехал водитель, Мэттью сопроводил женщину в дома высокой моды, где та приобретала платья, предлагаемые Домом Пакен. Выбрав понравившиеся наряды, Вероника направилась в Дом моды «Уорт», где приобрела дополнительную одежду.

— Дальше мы отправимся…

— Подожди, — прервал ее Мэттью. — Не думаю, что смогу нести что-то еще.

— Но мне нужно купить лишь пальто от Поля Пуаре.

— Тогда приготовься нести коробки сама.

— Ну что ж, — решила она с недовольной гримасой. — Я смогу взять их или завтра утром, или послезавтра.

Пара молодых людей вернулась в гостиницу «Ритц», где Вероника разложила покупки на кровати, зная, что прислуга позаботится о них.

— А где тетя?

— Она прикорнула в своей комнате. Еще один трудный вечер для нее: она собирается в оперу с каким-то нищим маркизом или графом.

Так как Мэттью в этот вечер не работал, они могли провести его вместе.

— О, взгляни на время! — воскликнула Вероника, когда посмотрела на часы на столике. — Нужно поспешить.

Мэттью заметил, что было десять минут пятого — слишком рано для ужина. Он и понятия не имел, что придумала американка.

— Куда мы идем? — спросил он, когда пара вышла из гостиницы.

— Я нашла маленькую кафешку недалеко от Лувра. Если поторопимся, то будем там в пять.

— Что за спешка? Точно уж кафе не закроется еще в течение нескольких часов.

— Потому что нельзя пропустить l'heure verte, «час зеленой феи».

Хотя Мэттью и жил на Монмартре со дня прибытия в Париж, ему не пояснили, что такое «час зеленой феи». Не желая казаться малоосведомленным в местных обычаях, он не попросил разъяснить значение этого мероприятия. Несмотря на то что в кафе было полно народа, для богатой американки быстро нашелся столик. Здесь не нужно было делать заказ: обслуга знала, зачем пришла Вероника. Минуту спустя они уже сидели за столом, официант поставил два стакана и бутылку абсента, затем положил две витые ложки с несколькими прорезями, маленькую тарелку с кусочками сахара и поставил графин холодной воды.

— Можно начинать? — спросил официант с сильным английским акцентом.

— Валяй! — ответил Мэттью, не представляя, как будет готовиться этот напиток.

Официант открыл бутылку и вылил небольшое количество содержимого в стаканы, затем на край каждого положил ложечку с прорезью, сверху которой лежал сахар. Наконец, он медленно стал выливать холодную воду, тем самым растворяя кусочек и смешивая с абсентом. Официант терпеливо ждал, когда Мэттью поднесет к губам стакан.

— Джентльмену понравилось?

— Да, мерси, — ответил по-французски Мэттью.

Он сделал еще глоток мутноватого напитка: вкус напоминал солодковый корень.

— М-м-м, очень вкусно.

— Неужели до этого ты никогда не пил абсент! — с удивлением воскликнула Вероника.

— Возможно, мне не по карману.

— Да он очень дешевый. Удивительно, что ты никогда не пробовал. Он же довольно давно популярен на Монмартре. В свое время любителями этого напитка были Тулуз Лотрек, Винсент Ван Гог и даже Оскар Уайльд.

— Понимаю почему, — ответил Мэттью, заканчивая пить и наливая еще стакан таким же способом, который показал официант.

— Осторожно, — предупредила Вероника, когда он осушил второй стакан и налил третий. — Это не вино или бренди, а гораздо сильнее.

Прежде чем вечер закончился, Мэттью понял, как был крепок обманчивый сладкий напиток.

* * *

Когда Мэттью проснулся на следующее утро, он не мог представить, где он и как сюда попал. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что находится у себя дома.

— Не помню, как добрался сюда вчера, — произнес он в пустоту комнаты.

— Не удивляюсь, — прозвучал голос на кухне. — Ты находился под воздействием la fèe verte.

— Какой еще феи? — переспросил он Веронику, когда та вошла в спальню с чашкой кофе и кусочком хлеба.

— La fèe verte, или "зеленая фея» еще одно название абсента.

— Помню, что мы ходили в кафе у Лувра, — сказал Мэттью, пытаясь рассеять туман в голове. — Я выпил три, нет четыре стакана абсента. Это все, что помню.

— Я же просила не увлекаться, но ты не послушался. Мне пришлось попросить двух официантов вывести тебя из кафе, а потом я отвезла тебя домой.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Ты не был в состоянии идти. Если бы я уехала в отель и бросила тебя там, то, несомненно, твое бы тело сегодня выловили в Сене.

Как только он закончил пить кофе, Вероника поняла, что его нужно оставить одного.

— Я ухожу за покупками, — сообщила она и подхватила сумочку. — Через три дня я уплываю, а еще не купила пальто от Пуаре.

— Жаль, что не могу пойти с тобой, ведь мне нужно сегодня работать.

— Не волнуйся, я найду, кто донесет мне сумки.

Ее небрежно сделанное замечание, хотя и сказанное в шутливом тоне, задело Мэттью. Несмотря на желание возразить, сделать этого не мог, так как любил эту сумасбродную американку с момента знакомства на вечеринке у Анатоля. Как же он теперь корил себя за это чувство. Вероника просто была богатой американской туристкой. Намека на то, что их взаимоотношения продолжатся после ее отъезда из Парижа, не было и в помине. Весьма вероятно, что ее семья уже подыскала подходящего мужа: какого-нибудь миллиардера с известной фамилией и собственным капиталом, таким же внушительным, как у нее.

— Мы увидимся перед отъездом? — спросил он.

— Хорошо, может, сходим в «Мулен Руж» и посмотрим мистингетт?

Мэттью знал, что мистингетт не улучшит его настроения, но последний вечер расставит все точки над i, и это обрадовало его. В конце вечера, когда парочка покинула «Мулен Руж», он не хотел прощаться.

— Может, отметим наше расставание? — предложил он. — Хотя и не пять часов, но есть место, где продают абсент.

— Думаю, что тебе нужно воздержаться от этой гадости, — засмеялась Вероника.

— Тогда бокал вина.

— Лучше ничего, — ответила она после минуты молчания. — Завтра я отправляюсь в Гавр.

По дороге в отель Мэттью молчал и думал о том моменте, когда они расстанутся навсегда.

— Нью-Йорк кажется таким далеким, но, может… — произнес он, и конец фразы повис в воздухе.

— Нет, — решительно заявила Вероника, догадываясь о ходе его мыслей и не давая ложных надежд. — Мы прекрасно провели время, но всему приходит конец.

Пара простилась в фойе гостиницы. Вероника, желая отправиться спать, не пригласила его в номер. После нежного поцелуя они расстались. Мэттью видел, как она скрылась из виду, и пытался запечатлеть ее образ в памяти. Он стоял как вкопанный, пока не закрылись двери лифта. Незадолго до наступления утра портье помог уложить багаж Вероники и тетушки в машину, передал водителю необходимые бумаги и сообщил ему, что сумки и чемоданы нужно отправить на вокзал Орси и погрузить на поезд, следующий до Гавра.

Мэттью, простояв всю ночь на противоположной стороне отеля, под утро наблюдал, как две американки наконец-то вышли из отеля «Ритц». Вероника казалась совершенством в своем ярко-зеленом платье. Светло-русые локоны выбивались из-под зеленой шляпы, украшенной перьями и искусственными цветами. Мэттью воздержался от того, чтобы перейти улицу, подхватить ее на руки и молить остаться в Париже.

— Не могу дождаться возвращения в Нью-Йорк, — холодно заметила она тетке, ожидая, когда шофер откроет перед ними дверь. — Я так устала от этого сброда.

— Знаю, о чем ты говоришь, — ответила старуха. — Европейские мужчины стараются ублажать богатых американок. Иногда это кажется так унизительно.

Слова женщины ошарашили Мэттью. Он понял, что ничего не значил для Вероники.

«Я был для нее просто мужчиной напрокат для сопровождения на ужин или в театр, мальчиком на подхвате, чтобы носить сумки».

Когда машина скрылась из виду, навсегда увозя женщину, которую любил, угрюмый музыкант направился домой на Монмартр.

* * *

С отъездом Вероники Париж потерял часть своего великолепия. Для Мэттью наступила монотонная жизнь, и она его не радовала, как и музыка, которая с детства вдохновляла и утешала. Его планы поступить в парижскую консерваторию были оставлены.

Горас Филбрик, считая, что лучшим избавлением Мэттью от меланхолии станет знакомство с другой девушкой, пригласил его вечером пойти в город.

— Я хочу тебя представить подруге Виолетты. Она танцует в «Фоли-Бержер».

— Не хватает еще одного знакомства с женщиной.

— Что же ты собираешься делать? Уйдешь в церковь или станешь монахом?

«Уж это лучше, чем страдать с разбитым сердцем», — подумал Мэттью, но в конце концов уступил уговорам друга.

Девушка, с которой познакомил его Горас, была симпатичной, но не могла сравниться с Вероникой. В конце вечера все четверо остались в кабаре до позднего вечера.

— Я буду пить абсент, — заявил Мэттью официанту после того, как остальные заказали себе вино.

— Абсент? — засмеялся Горас. — Один стакан, и ты будешь цитировать Рембо и Верлена.

— Мне нравится этот напиток, — в оправдание ответил убитый горем друг.

Под конец вечера его настроение улучшилось: он улыбался, шутил, чего не делал с того самого утра, когда увидел перед гостиницей «Ритц» Веронику с тетушкой. Горас оценил хороший юмор друга в женской компании, но Мэттью знал, что это действовал алкоголь. Абсент лишь только на время притуплял его боль. То, что началось как потребность соблюдать обычаи, теперь переросло в злоупотребление алкоголем. Мэттью больше не стремился посещать кафе или кабаре: он просто покупал бутылку абсента, приносил в комнату, брал ложку с прорезями и клал кусочек сахара. Как у многих алкоголиков, потребление спиртного со временем стало возрастать. Однажды он выпил всю бутылку и переступил в мир, в котором никогда не бывал никакой другой поклонник абсента.

Как только он в пьяном угаре завалился на стол, из рук выпал пустой стакан и разбился о плитку пола. Возможно, Мэттью так бы и пролежал в таком состоянии, если бы не яркий зеленый свет, внезапно появившийся в проеме кухни. Не поднимая головы, он открыл глаза и пристально посмотрел на светящуюся фигуру женщины.

— Кто?..

В таком пьяном состоянии он смог вымолвить лишь одно слово.

«Это, должно быть, знаменитая зеленая фея», — подумал он, но не заметил у нее крыльев. Женщина приблизилась и остановилась в нескольких дюймах от стола. На ней было прозрачное платье, которое едва прикрывало тело. Взгляд Мэттью задержался на ее совершенстве, но глаза не видели лица, обрамленного густыми зелеными локонами.

— Вероника, — простонал он.

Казалось, что сходство с красивой американкой отрезвило его. Он легко поднялся, подошел к ней и взял на руки. Проснувшись на следующее утро, все еще лежа на кухонном столе, он пришел к неутешительному выводу, что ночь страсти была всего лишь сном. Конечно, это не остановило его от покупки еще бутылки абсента.

Вот и опять, когда он осушил последний стакан и поставил его в центр стола, на кухне возник яркий зеленый свет. Хотя несчастный и понимал, что Вероника была лишь видéнием, устоять перед ее соблазном он не мог.

Ночь за ночью он оставался дома и напивался за кухонным столом. Все и всё в его жизни перестало иметь значение, кроме la fée verte. Погружаясь глубже в пучину алкоголя, он лишился работы и соответственно был выселен хозяином квартиры. Будучи в состоянии спутанного сознания, он все же четко понимал, что стал безработным и бездомным, а отсутствие средств уже не позволяло ежедневно покупать бутылку абсента.

И вот однажды, после проведенной ночи с зеленой возлюбленной, он проснулся в канаве с помоями и понял, что достиг дна.

«Что со мной случилось? — задавал он вопрос. — Как я мог так низко опуститься?»Уставившись на Эйфелеву башню, которая взмывала в парижское небо, он понял, что единственной надеждой на нормальную жизнь было возвращение в Англию.

* * *

Когда Мэттью проснулся в той самой кровати, в которой родился двадцать лет назад, он почувствовал запах приготовленного завтрака. Он улыбнулся, но не от радости.

— Пора вставать, — позвала жена.

Солнце только встало, он поднялся, надел халат и направился в кухню.

— Как себя чувствуешь? — спросил он Джудит и с любовью поцеловал в щеку.

— Устала, — ответила она и приложила руку к животу. — Казалось, что ребенок всю ночь танцевал канкан.

Упоминание о популярном французском танце напомнило о времени, проведенном в Париже. Устроив домашний очаг, он давно не мучился воспоминаниями о прошлом. Возвращение в родительский дом, работа учителем музыки, женитьба на Джудит Кауэлл, готовившейся стать матерью, игра на органе в церкви Барон-Вудс — такую жизнь он представлял после похорон отца. Странно, что именно тогда он решил отправиться в Лондон. Мэттью позавтракал, вернулся в спальню и переоделся.

— Буду дома как обычно, — сообщил он.

— Хорошо, на ужин я приготовлю запеканку с мясом.

Еще раз поцеловав жену, теперь в губы, Мэттью вышел из дома, насвистывая веселую мелодию. К сожалению, в результате вызванных абсентом галлюцинаций, молодой англичанин не имел ни малейшего представления о том, что тихая жизнь в Барон-Вудс не была реальной, а походила на ночи, полные страсти с Вероникой. На самом деле Мэттью никогда не вернулся в Англию, никогда не покидал Францию, ибо зеленая фея, сулившая ложные надежды, оставила его в бессознательном состоянии в трущобах Парижа. Так и не сумев разбить невидимые оковы, которые держали в плену его сознание, он оказался в психиатрической больнице Бисетр, где оставался в сумеречном помрачении разума до конца своих дней.

2017 г.