У нашей собаки Пальмы, серой симпатичной и верной дворняжки, родились щенки. Мама хотела сразу же их утопить, но Пальма была всё время настороже и грозно рычала, когда кто-то из домашних пытался забраться под крыльцо. Где-то там, в дальнем углу Пальма по-своему устроила себе жилье со своим потомством.

      Спустя месяц щенки стали выползать на свет на своих коротких ножках, радостно повизгивая и чуть покачиваясь из стороны в сторону. Их было четверо. Я была рада с ними возиться с утра до позднего вечера, а щенячий запах этих забавных малышей мне был приятнее любых ароматов. Всё это очень не нравилось моей маме. Отец же только улыбался, глядя на мои заботы о щенках. Бабушка тоже улыбалась и качала головой. Так прошло две недели.

      Однажды мама пришла с работы не в настроении, а тут ей под ноги вылезли сразу все четыре щенка. И она, рассердившись ещё больше, велела мне взять лопату и щенков, чтобы их закопать в ольховой рощице за нашими сараями.

      Я упрашивала маму со слезами на глазах пожалеть этих забавных и беспомощных малышей. Но все мои просьбы остались без ответа. Она всунула в мои руки лопату и сумку со щенками. Пальма, чувствуя непоправимое, рвалась с цепи и громко лаяла. Её материнское сердце чувствовало беду, а щенки жалобно стали повизгивать в сумке, пытаясь выбраться.

      Моё сердечко разрывалось от боли за судьбу щенят и от страха, что именно я должна была совершить убийство этих милых и таких добрых маленьких животных. Мне тогда было двенадцать лет. На душе у меня было так тяжело, что не передать словами...

      Я вышла со двора и пошла по тропинке к рощице. Слёзы бежали ручьём по моему лицу. Бабушка и отец не стали спорить с мамой и молча смотрели мне вслед, а я была не в силах уговорить изменить её решение. Для меня она тогда впервые предстала жестокой и безжалостной, и я не узнавала свою любимую мамочку.

      В рощице я выпустила щенков из сумки и они стали бегать вокруг меня, словно прося защиты и ласки. И тут я решила, что не стану выполнять мамино требование. Я отошла подальше от тропинки, выбрала небольшую горочку и стала копать лопатой ямку.

      Ямку я старалась выкопать пошире и поглубже. Затем сбегала на луг и нарвала там большую охапку травы, которой устелила дно ямки. Потом, походив вокруг деревьев, нашла нужные мне палки и ветки. Сумку, в которой я несла щенков, тоже положила туда же, чтобы малышам было тепло ночью. Затем стала укладывать палки и ветки, чтобы соорудить подобие настила вместо крыши, прикрыв сверху оставшейся травой. Наломав ещё веток, я воткнула их, чтобы обозначить место, где собиралась спрятать щенков.

      Удостоверившись, что всё сделано, как надо, я стала по одному опускать щенят в их новое жилище. Проверила, чтобы щенкам поступал воздух туда и немного света, Удостоверившись в надёжности их нового убежища. Важно было, чтобы они не вылезли оттуда без посторонней помощи. Я огляделась и вздохнула с облегчением.  Вокруг никого не было, кроме птиц, которые распевали песни на ветвях ближних деревьев. И поспешила домой.

      С мамой в этот день я больше не стала общаться, сделав вид, что очень расстроена происшедшим и пошла помогать бабушке управляться по хозяйству.  Бабушка поглядела на меня мельком и едва заметно усмехнулась. Она была очень мудрая и наблюдательная, и не стала ни о чём меня расспрашивать.Отец же был где-то в саду. Он, как всегда, проводил много времени около молодых яблонь, на которых было много прививок.

       Зато Пальма, словно поняла, что я не выполнила требование мамы, а спрятала щенков и забочусь о них, стала ко мне ещё более ласкаться и принюхиваться каждый раз, когда я возвращалась с травой для поросёнка из рощицы. Я не только навещала своих любимцев, но и подкармливала их супом или молоком с хлебом.

       Со следующего дня я старалась сделать грустный вид и то, что кушаю теперь на улице, или за столом, но только позже всех, чтобы у меня была возможность отлить супа и молока для щенков, после тайком отнести им еду.

       Я бы обязательно попалась со своими прогулками в рощицу, но в мои обязанности входило приносить траву для поросёнка, которая росла как раз там, где я спрятала щенков. Хорошо, что туда никто из взрослых не ходил. И ещё было хорошо, что не было дождей, иначе плавали бы мои маленькие друзья в своей "землянке".

       Зато с поливкой огорода мне в то время очень досталось. Дождей почти не было, а которые были, то кратковременные. И потому приходилось приносить до двадцати вёдер воды, чтобы полить грядки с зеленью и прочими овощами. Так прошло больше месяца.

       Всё тайное когда-то становится явным. Однажды мама велела мне идти в магазин за хлебом, а трава для поросёнка закончилась. Я надеялась, что успею быстро выполнить поручение и вернуться, чтобы сходить за травой. Но в магазине была большая очередь за хлебом. Мне пришлось простоять там около часа...

       Когда я пришла домой, мама была вне себя от гнева. Она велела мне объяснить почему я не послушалась её и не выполнила требование закопать щенков. И тут уже она потребовала, чтобы на этот раз я утопила щенков в речке, куда я ходила полоскать бельё и дорожки.

       Для меня её слова были в тот момент страшнее молнии и грома в грозу. И я расплакалась навзрыд и сквозь слёзы сказала, что она просто бессердечная. И если у неё нет сердца, то пусть она сама совершит это страшное зло...

       Я отказалась подчиниться ей и пообещала, что уеду жить к тёте Тане, её сестре, в деревню, если она не изменит своего решения. Тут уже и бабушка решила заступиться за меня и за щенков.

       Я бросилась к бабушке, обняла её и стала просить уговорить маму пощадить ни в чём не повинных малышей. Бабушка и отец поддержали меня, что маме не очень-то понравилось. А потом отец нашёл для всех щенков добрых хозяев. Потому что наша Пальма была очень хорошей сторожевой собакой.
    
    Спустя много лет я поняла, что мамин внутренний мир в своё время был разрушен ужасами войны, когда на неё, ребёнка 10 лет во время оккупации однажды один немец натравливал овчарку на неё и было ещё много сложных ситуаций для её детского сердечка в то время. А затем трудными годами послевоенного детства и юности. Но главное тогда было то, что щенки остались живы, а мне не пришлось переступить через своё сердце.