Генерал и девушка

Выпускной у нас происходил на мемориальном комплексе Марьямяги. Затрудняюсь сказать, в честь чего этот комплекс был воздвигнут — то ли в память о революционных событиях, то ли о военных. Посвятили его, кажется, флоту, неким героям-морякам, кому надо, можете посмотреть в Интернете. Тем не менее, торжества по случаю окончания сугубо сухопутного Таллинского высшего военно-политического училища проводились именно там. За четыре года до того присягу мы принимали тоже там, так что место новизной не поражало.

            Комплекс представлял собой сравнительно невысокие бетонные стены, неровным прямоугольником окаймлявшие просторный плац. Вроде бы ещё стела какая-то торчала, и имелись таблички с описанием подвигов героев былых времён. Всё было выдержано в прибалтийской стилистике, сочетающейся с российским размахом. Короче, сооружение производило впечатление.

            Новоиспечённые лейтенанты, три бывшие курсантские роты, выстроились с одной стороны плаца. С другой стороны, на травянистом склоне, и за нашими спинами, на трибунах, толпились родные и близкие выпускников. По торцам заняли место оркестр, начальство и почётный караул.

            Мы поочерёдно выходили к столам, стоявшим перед линией войск,  получали дипломы из рук партийных и советских руководителей и возвращались в строй. Примерно за час управились. Затем начались выступления начальства.

            С очередным словом от ветеранов к собравшимся обратился престарелый генерал. Фуражка сидела на нём как шляпка на грибе мухоморе, грудь серого кителя сверкала невероятным множеством орденских колодок. Стоя за трибуной, почётный военачальник монотонно бубнил свою речь в микрофон, навевая сон и почти не отрывая глаз от стопки бумаг. Судя по их количеству, речь его обещала длиться вечно.

            Слушая генерала, молодые лейтенанты откровенно зевали, а иные пытались упасть в обморок. Не по слабости здоровья, а по причине жары и вчерашнего обильного возлияния.

Там история получилась такая: Ещё на втором курсе личный состав роты купил вскладчину навороченный по тем временам музыкальный центр. Чтобы вы поняли, насколько он был древний, скажу лишь, что магнитофон в нём стоял катушечный! Но система работала, и работала неплохо, хотя места занимала уйму. И вот по выпуску встал вопрос – куда этот самый центр девать? Предложений поступило три: выбросить с третьего этажа, подарить младшим товарищам или пропить. Единогласно проголосовали за третий вариант.

Активисты-алкоголики тут же метнулись в город, где сменяли систему на двадцатилитровую канистру самогона. Говорили, что он был термоядерный, настоянный на курином помёте. Не берусь судить, я, увы, в той пьянке не участвовал, но утром лично видел, как мои товарищи одного опившегося пытались привести в чувство. Безуспешно. На выпускные торжества он так и не поднялся. Очнулся и получил диплом поздно вечером, из рук сильно ругавшегося командира роты. А сейчас он ничего, жив-здоров и процветает, виделись недавно. Но это в будущем. Пока же народ изнывал от жары и похмелья. В основном, конечно, от похмелья. На этот случай позади строя курсировал фельдшер с литровой бутылью нашатырного спирта и рулоном ваты. Этим нехитрым снадобьем он взбадривал готовых отключиться юных офицеров. Кстати, к концу мероприятия они почти весь литр снюхали, но это так, к слову.

            У нас в роте, в другом взводе, учился Игорь Ким. Высокий, красивый, кореец по национальности и просто хороший человек. Как-то так получилось, что за годы учёбы мы с ним практически не пересекались, даже в наряд вместе ни разу не сходили, поэтому больше я про него ничего не знал, да и сейчас знаю ненамного больше. Так вот к этому самому Киму приехали многочисленные родственники. Среди них присутствовали девушки. Одна, кореянка, разумеется, была особенно хороша: высокая, стройная, что называется фигуристая, пышноволосая по моде конца восьмидесятых и одетая в настолько короткую юбку и прозрачную блузку, что места для фантазии о её прелестях практически не оставалось — всё открывалось нескромным взорам, а взоров таких на неё устремилось предостаточно.

Если бы мы с Игорем дружили и я не был бы к тому времени женат, ей Богу попросил бы его познакомить меня с этой его родственницей. Но это уже из серии, что если бы у бабушки был член и тельняшка, то это была бы не бабушка, а матрос Железняк.

            Так вот где-то в середине речи генерала вышеописанной девушке вдруг понадобилось перейти от одной группы родственников к другой. Всё бы ничего, но группы стояли по разные стороны плаца. Если двигаться в обход, по периметру мемориала, выходил почти километр. Девушка, очевидно, рассудила, что на высоких каблуках, да ещё и по жаре это будет слишком долго и нудно. И, приняв решение, пошла прямо через пустой плац, всего-то сто метров расстояние. Её каблучки зацокали по брусчатке, а то, что называлось юбочкой, взметнулось от лёгкого ветерка, налетевшего с моря. Зрелище впечатляло. Лейтенанты, кто ещё что-то соображал, очнулись и, вытаращив глаза и пуская слюни, сделали равнение на середину. Гражданские лица умолкли, поражённые подобной красотой и смелостью.

            Генерал, уловив непривычную тишину в аудитории, отложил бумаги и, опустив очки, тоже уставился на девушку. Он смотрел на неё не отрываясь и провожал взглядом, но не вожделея, как молодняк, а просто любуясь и явно тоскуя по прошедшей юности, когда бы он такую эх, прижал бы в тихом уголке. Но увы, увы, сейчас сил его хватало лишь на то, чтобы смотреть. И генерал смотрел и смотрел, пока по плацу цокали каблучки.

            Наконец девушка пересекла открытое место и смешалась с толпой. Генерал глубоко вздохнул, и микрофон разнёс этот вздох по комплексу, а потом снова забубнил по бумажке, теперь уже сбивчиво и совсем невнятно, быстро закончив своё выступление.

            После его речи мы попрощались со знаменем училища, прошли торжественным маршем, рассыпая, к вящей радости детишек, чешую монет и последовала долгожданная команда:

            - Вольно, разойдись.

            Лейтенанты кинулись к родственникам, те к ним, и всё смешалось на мемориальном комплексе Марьямяги.

            Впереди нас ждали отпуск и служба, у кого долгая, до самой пенсии, у кого не очень, а кто-то, как Игорёк Киселёв, умудрился написать рапорт об увольнении сразу же по прибытию к месту распределения. Но всё это меркло по сравнению с видением красавицы, гордо шагающей через плац. Она была как мечта, как предчувствие новой и радостной жизни.

***

            Через много-много лет, на встрече выпускников, я напомнил эту историю Игорю Киму.

            - Не помню. - Сказал он. - Вроде никаких девушек через плац не ходило.

            - Да как же не ходило! - Горячился я. - Твоя не то родная, не то двоюродная сестра. Высокая такая, в короткой юбке, на каблуках, ну?

            - А, ты про эту, - вздохнул Игорь, -  она не сестра. Она тогда была моей девушкой.

            - Повезло тебе, красивая. Женился?

            - Разумеется. Только не на ней.

            - Жаль.

            - Ничего, жена не хуже. - Сказал Ким, не уточняя, что у них не сложилось с подругой. Спрашивать я не стал. Мы выпили ещё, и Игорь добавил: - Я тебе верю, но убей не помню, как она шла через плац.

            - Зря не помнишь. Красивое было зрелище. Генерал даже про речь забыл. Я вот ещё тогда подумал, кем лучше быть: молодой красивой девушкой, или старым генералом?

            - И чего надумал? - Искренне заинтересовался Игорь.

            - Знаешь, я решил, что лучше быть тем, кем мы были на тот момент, то есть свежеиспечёнными безбашенными лейтенантами. Опыта никакого, амбиций до фига и кажется, что всё ещё впереди, и красивые девушки, и генеральские погоны.

            - Да, тут ты прав. - Согласился Игорь. - Тогда было классно.

            - Но и сейчас ведь неплохо?

            - Неплохо. - Снова согласился он, и по нему было видно, что жизнь удалась. Я, правда, не уточнял, какой ценой. Впрочем, наша юность пришлась на девяностые, так что всем досталось.

Другие произведения автора:

Ихтиандр.

Звёздный Кашалот

Ёлочка, гори!