Дети серой волчицы

 

Темный волчонок рычал, подогревая злобу на чужака, хватал его за загривок и оттаскивал от логова. Светлый, упирался дрожащими лапками в землю, повизгивал, потому что был слабее. Светлый – волчонок из другой  стаи. Он отстал от волчицы матери в незнакомом лесу, и природное чутье привело его в другую стаю. Инстинкт са­мосохранения подсказал, здесь его при­мут. Вот только темный волчонок был против…

Серая волчица сидела около норы и наблюдала за  возней волчат. Иногда она поднимала голову и слушала звуки густого леса. Над горным перевалом неслись рваные тучи. На тропе, что пролегла через россыпь камней, недалеко от волчьей норы, появились люди. Они шли друг за другом редкой цепочкой, сгорбившись под тяжестью объемных рюкзаков и оружия. 

Самка тихо предупредительно прорычала. Но волчата  продолжали бороться.  И только после того, как с неба донесся пронзительный свист, а  земля содрогнулась от разрыва мины,  темный волчонок отпустил свою жертву и прытко нырнул в нору.

 Светлый волчонок заскулил, не решившись последовать его примеру. Волчица глухо ворча, ткнула его в бок влажным носом. Волчонок опрокинулся на спину, и беспомощно задрыгал лапами. Волчица снова толкнула его лапой. И так повторилось несколько раз, пока светлый, отчаянно труся, не полез в нору, откуда доносилось рычание темного волчонка. Волчица,  убедившись, что теперь её выводку ничто не угрожает,  скрылась в норе.

 

 ...Холодно. Капитан Андрей Хатьков поежился, и запахнул полы плащ накидки, пытаясь спастись от сильных порывов пронизывающего ветра. Командир роты разведчиков федеральных войск уже несколько часов вел наблюдение за позицией противника из укрытия, пытаясь хоть что-то увидеть в оптический прибор  в гряде скал, где  предположительно скрывались боевики.

Шестой месяц шла война и Андрей оказался свидетелем событий, развернувшихся на его родине - Чечне. По велению деструктивных сил он участвовал в разгуле стихии, по законам которой люди  истребляли друг друга во имя чьих то политических интересов.  Порой Хатькову казалось, что, однажды, отключившись от трудного дня, он спит тяжелым бредовым сном, который было совершенно невозможно отделить от реальности. Он совершенно не мог понять, за что ему мстила родина, и почему даже его друзья детства, вдруг стали врагами?  

Командование воинской части, куда Андрей попал по распределению из сибирского общевойскового училища, заметило организаторские способности молодого офицера, уже после собеседования, офицер направленец из отдела кадров Сибирского военного округа, рассматривая  красный диплом, служебную характеристику и  «корочки» перворазрядника по военному многоборью, предложил лейтенанту должность начфиза бригады или командира разведроты. Андрей выбрал второе. Прослужи он в этой должности два – три года, его бы направили на учебу в академию. Но мотострелковая бригада, которую готовили к проведению специальных боевых операций, получила приказ срочно грузиться с полным боевым комплектом  в воинские эшелоны и убыть в Чечню  воевать с  ваххабитами.

В глубине ущелья находилась скала, с которой он однажды отважился спрыгнуть, преодолевая свой мальчишеский страх когда ему было десять лет. Пацаны уходили в горы играть в казаков-разбойников. Русские мальчики неизменно выбирали себе роль «казаков», а чеченским ребятам доставались «разбойники», и вся эта орава с гиком и свистом носилась по расщелинам древних скал.

Однажды Шамиль, всегдашний вожак чеченских ребят, очень храбрый мальчик, убегая от «казаков», прыгнул со скалы. Андрей, догонявший дружка, не решился повторить его мальчишеский подвиг. Испугавшись высоты, он застыл, как вкопанный на краю обрыва, сознавая, что теперь Шамиль не упустит случая позлорад­ствовать над ним. Действительно, тот уже забрался на самый верх, и весело подпрыгивал, выкрикивая злые шутки.

—     Замолчи! А не то я тебя отлуплю! — погрозил кулаком  Андрей.

—     Ты трус, как и все русские! — кривлялся и показывал язык Шамиль. — Тебе никогда не сделать того, что умею я. Да и что говорить: ишак ты, ишак!.. И-а…

Ишака Андрей не простил, догнав Шамиля, он ударил его по лицу, и разбил нос до крови. Шамиль был младше Андрея на три года, и ему конечно же было не совла­дать с более сильным противником. Размазывая по лицу текшую из носа кровь, чеченский мальчик кричал истошно: «Ишак, ишак! Скажу отцу,  он тебе задаст!»

    И побежал домой с чеченскими мальчиками.

Андрей посмотрев вниз, испытал минутное состояние страха. Скала была высокой, метра три, а площадка у подножия совсем небольшой. Если неудачно прыгнуть вниз, можно было поте­рять равновесие и укатиться кубарем в обрыв, на дне которого были хорошо видны  острые камни и обна­женные корни деревьев. 

 

Но, видя, как сочувственно смотрят на него приятели,  Андрей закрыл глаза и прыгнул. Пареньку повезло, он приземлился  удачно и не сорвал­ся в расщелину. Вот и славно, есть свидетели, которые теперь расскажут, что Хатьков младший вовсе не трус.

Став взрослее, Андрей не раз вспоминал тот случай из  детства. Мог разбиться, ногу повредить... Но понимал, надо было доказать себе и друзьям, что он настоящий мужчина.

Поступая в военное училище, Андрей не думал, что ему доведется воевать, как отцу в Великую  Отечественную. И где! Не в  Европе и не в Афганистане, а на своей земле. Став кадровым офицером, когда Чечня заявила о своей независимости, и его родители были вынуждены уехать от бандитского беспредела в Сибирь, Андрей постоянно мучался от мысли, что отныне он для Чечни чужой. А ведь там осталось много его друзей. Тот же Шамиль, ставший впоследствии его закадычным другом.  А теперь получается, что будто ничего этого и не было?

 

…Воинский эшелон прибыл на станцию Моздок на рассвете. На вокзале сибиряков встречали солдаты из местных гарнизонных частей, изрядно потрёпанных в боевых операциях. Одетые в грязное обмунди­рование, на ногах вместо сапог – кеды, они смотрели с завистью на хорошо экипированных профес­сионалов.

Но пока что в округе все выглядело мирным и спокойным. Синее небо над головой, запах дыма солдатских кухонь, блистательная корона величественных гор Кавказского хребта — сияющая в лучах восходящего к зениту солнца. И вдруг уже на следующий день расслабившихся мотострелков как удар грома всполошила  весть: первый мотострелковый батальон, вошедший несколько часов назад в Грозный, уже воюет. В подразделениях началась суета.

Офицеры организовали для личного состава стрельбы,  а водители  готовили боевые машины к походу.

Вскоре поступил и боевой приказ - бригаде выдвигаться  колонной. Какие-то полторы сотни километ­ров до Грозного преодолевали долго и нудно; на колеса и гусеницы боевых машин постоянно налипала желтая грязь дорог, образовавшаяся после упавших с хребта дождей.

 

К вечеру загустел белесый туман, скрывая очертания домов молчаливых чеченских сел, откуда в любой момент могли прозвучать выстрелы.

 

... Грозный. Южный город, как на ладони. С ближних улиц доносятся одиночные выстрелы. Это «работают по целям»  чеченские снайперы.

Подразделениям бригады приказали разместиться на кукурузном поле. Пространство большое, но и грязи по колено. Солдаты материли командира, который определил это место для стоянки. А тут еще выяснилось, что всего на расстоянии пятидесяти километров от основного «КП»  застряли тылы. А кушать, естественно, хочется. Это в Моздоке было трехразовое питание. Здесь же лич­ный состав остался без «сухпая» и воды. Пить с колодцев запрещали — вода отравлена. Наиболее сметливые солдаты догадались выкопать ямы, оттуда и добывали воду, процеживая ее через майки.

Наконец, командование отправило разведроту за тылами. Почти силком приволокли тыловые подразделения, когда выяснилось, что зампотылу бригады – толстый,  как кабан, майор – отчаянно трусил. Он стоял около своего служебного уазика блед­ный, с трясущимися руками, и не мог произнести ни слова в свое оправдание.

Андрей еще перед от­правкой в Моздок  позвонил отцу и рассказал о том, что уезжает на войну в Чечню. Отец долго молчал, но потом сказал честно и по-мужски:

— Я, надеюсь,  ты думал об этом,  когда поступал в военное учили­ще?

Конечно, думал. Но это было тогда, другое дело теперь, когда реальность боя стала более чем очевидной. Чего скрывать, снимали стрессы, как и в Великую Отечественную, русской водкой. Ее было в изобилии. Она помогала  меньше думать о том, что ждало бойцов впереди.

Последняя постановка боевой задачи: войти в Грозный, занять здание бывшего парламента, закрепиться и удерживать его до тех пор, пока не очистят город от боевиков.

 

Федералов боевики встретил шквалом огня. Снайперы  простреливали почти каждый метр пригородных улиц. Цоканье шальных пуль по каменным стенам и визгливый рикошет. В подразделениях появились первые ране­ные, и убитые. Мучило желание драпать, куда глядят глаза. А нельзя, стыдно пе­ред товарищами, подчиненными. Солдаты смотрят командирам в глаза и молча сжимают огрубевшими ладонями цевье автомата. Наверное, только сейчас они поняли, что их жизнь висит буквально на волоске и она в распоряжении командира.

 Скажет он:

— «Иди!». И пойдешь с зыбкой надеждой на то, что тебя прикро­ют. А если ранят, то санитары вынесут с поля боя.  Командиры взводов — те же пацаны, только с офицерскими погонами — сосредоточенно слушают эфир по рации и хриплыми голосами дублируют команды.

Один из молодых лейтенантов еще при постановке боевой задачи в офицерском строю вдруг уперся и сказал:

— Почему именно я, неужели больше некому? Не пойду, делайте со мной, что хотите...

Комбат, крепкий и усатый майор, уставший после бессонных ночей, напрягся, вынул пистолет из кобуры и твердо произнес:

— Ты подумай, лейтенант, обратной дороги тебе не будет — или я пущу тебя в расход, или ты поведешь взвод на позиции и сделаешь все, как надо.

Лейтенант, побледнев, медленно приложил руку к козырьку помятой фуражки и направился  к подчиненным, которые ожидали его невдалеке.

Взводный разместил пулеме­ты в заданных направлениях, грамотно поставил задачу на поражение противника. Потом он станет отличным командиром, и его представят к награде. А пока же ротный, приняв от лейтенанта доклад о выполнении задачи, крепко пожал ему руку и сказал:

— Спасибо, брат. Я в тебя верю.

На войне другие измерения и иная логика. Случаев, когда ситуация сама подсказывает, что делать, у Хатькова было немало. Он часто задавался вопросом, а как бы сам поступил на месте лейтенанта? Ох, не хотел бы такого... Пони­мал, что возможно тоже сдрейфил бы и поддался минутной слабости. Но это  теоретически. А на практике присутствующие командиры и их подчиненные заряжались волей комбата, возвышаясь над страхом.

    Скоро и Хатькову представился случай пройти серьезное испы­тание. Командира разведроты вызвал к себе комбат. Когда Андрей  прибыл, майор предложил:

— Присаживайся к столу, можешь налить себе чай.
        Подождав немного, продолжил:

—     Знаю, что ты родом из Чечни. А в самом Грозном тебе доводилось бывать?

—     Да. Еще когда мальцом к родственникам ездил, и у друзей бывал часто.

Комбат развернул карту Грозного и ткнул карандашом в один из райо­нов города:

—     А  здесь был?

Карандаш острием уперся в квадратики, обозначившие жилой массив рядом с кинотеатром.

—     Да, я эти места хорошо знаю. Кинотеатр там есть.

—  Верно… А теперь слушай боевую задачу. Спецназовцы интересуются этим районом. Разведка доложила, что там появились какие-то субъекты в военной форме. А у нас на этот счет нет никаких данных. Посылать разведгруппу не хочу. Если нарвется на боевиков, может надолго увязнуть. Сходи один. Посмотри, кто там и сколько их. Когда доложишь, решим, как дальше поступить. Справишься?

—     Обязан справиться!

—     Ишь,  прыткий какой! Только без лишнего геройства. Войти как мышь, все узнать и сразу обратно.

Андрей долго копался в гражданской одежде, отобрал по сезону, чтобы не привлечь лишнего внимания. Замечательно, что две недели не брился. Вид, как у настоящего бродяги, каких не только в Грозном, но и по всей России не мало.

Ротный ушел в Грозный  ночью. Выбрал маршрут вдоль берега канала, заросшего высоким камышом. Потом пробирался узкими улочками, пока не вышел в искомый сквер.

 

В качестве точки наблюдения выбрал чердак заброшенной усадьбы. Всю ночь были слышны выстрелы, небо рассекали  огнен­ные трассеры.

Когда рассвело, Андрей вышел из убежища и направился к кино­театру по узкой улочке. Начало светать. Появились местные  жите­ли, они тащили большие сумки, воду в ведрах, спиленные деревья.

На ступеньках крыльца кинотеатра сидела стайка мальчишек. Потом подъехал ГАЗ-66, из кузова спрыгнули бородачи в аф­ганках с оружием и в бронежилетах и принялись снимать зеленые ящики. Уже это ясно указывало на то, что здесь находился либо штаб боевиков, либо склад оружия и боеприпасов.

Андрей решил, что теперь можно уходить к своим, но вдруг услышал позади себя простуженный мужской голос.

— Эй, земляк, погоди!            – Андрей обернулся и увидел в нескольких метрах от себя низкого крепыша в афганке, направившего на него ствол автомата. Чеченец с любопытством разглядывал Андрея.

— А твое лицо мне знакомо.  Хатьков, ты, что ли?! Какими судьбами? Ну и  видок у тебя… Бичуешь?

Андрей тоже узнал боевика. Круглые черные глаза, презрительная усмешка, гуляющая по плотно сжатым узким губам. Шамиль! При­ятель из далекого детства.

Они стояли напротив друг друга, не понимая, что делать им дальше.  А потом, как в детстве, начали пикироваться друг с другом.

—     Слышь, Хатьков! А говорят  что ты в военное училище поступал. Сейчас поди, уже офицер российской армии? Шпионишь? Признайся!..

—     Да брось ты, какой с меня шпион? Вот родителей приехал проведать…

—     Каких родителей? Я лично год назад проводил их аж до границы…

—     Спасибо…

—     Не за что…

И тут Шамиль быстро сделал несколько шагов назад, резко передернув затвор авто­мата.

 

— Хватит трепаться, пойдем  в штаб, там все и расскажешь… Офицер советский.. Я ж твою курсантскую фотку видел, которую ты своей  подружке  прислал… Короче,  Штирлиц, сдавайся, руки верх и айн, цвай, драй…

Андрей сунул руку в карман куртки и сдернул большим пальцем чеку с гранаты.

Смерть приготовилась к прыжку. «Визави» напряглись и лихорадочно искали выход из создавшего положения.

—     Что у тебя в кармане? Пистолет? Не пытайся палить, ты у меня на муш­ке, — сказал Шамиль.

—     Нет, не пистолет, фрукт у меня в кармане. Знаешь, такой тяжелый и зеленый?

—     Ага, понял. Лимонка, значит. А ты, Хатьков, смелый стал, коль даже смерти не боишься.  В камикадзе записался? А  думал, приведу тебя в штаб,  да и шлепну по старой дружбе. Чтобы  тебе не больно было…

 —  Не выйдет у тебя ничего… Знаю,  живым меня не выпустите. И в заложниках сидеть не хочу. Родители у меня бедные,  денег у них на выкуп нет.  Так что извини, если куда мы с тобой и пойдем, то только в ад или рай.

— Ну, ты, конечно, в рай собрался, — произнес с иронией Шамиль.

И снова они стояли молча, следя друг за другом. Андрей понимал, что их жизни висят на волоске. Одно не­брежное движение, и на земле останутся два бездыханных тела.

— Знаешь что, — первым нарушил молчание Шамиль,-  Иди-ка ты, Хатьков туда, откуда пришел, и не поминай меня лихом. А в бою встретимся, не обессудь, пощады не будет.

Шамиль нарочито спокойно взял автомат на грудь, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился вразвалку к кинотеатру.

Андрей постоял еще немного, не  веря, что легко отделался. Потом вытащил из кармана гранату, поставил чеку на место и двинулся в противоположную сторону. Шел, вытирая со лба холодную испарину, и все ждал, что вот-вот прогремит авто­матная очередь и ударит его по ногам.

 Вернувшись в часть, Андрей подробно доложил комбату о результатах разведки. А вот о встрече с Шамилем промолчал. В конце концов,  это было его личное дело.

 

Через несколько дней завязался тяжелый бой в районе, где вел разведку старший лейтенант Хатьков. Федералы бросили туда крупные силы. Боевики защищались яростно и стой­ко, но, понеся большие потери,  ушли в глубь Грозного. Андрей в том бою не участвовал, чему был очень рад. Хотя на его счету,  за время войны в Чечне , было уже немало убитых боевиков, но Андрею не хотелось, чтобы в их число попал  Шамиль.

Жизнь распорядилась так, что больше бывшие друзья не встречались. Да и о чем они могли бы говорить, если б такая встреча состоялась? Война развела бывших друзей по разные стороны баррикад, как это часто бывало в истории России. 

Говорят, что у каждого своя правда. У «федералов» одна, у чеченских бо­евиков — другая. А еще говорят, что истина находится где-то посередине.

 

Однажды с боевых позиций привели двух граж­данских. Один из них бородатый и с... гитарой! Кто такие? Оказалось, артис­ты! Да откуда, аж с Питера. Юра — звезда эстрады. Чтобы послушать его песни, спус­тились в подвал, там он и выливал наболевшее под перебор струн. И только потом его спросили, как они вообще попали сюда? Ведь вок­руг боевики.

А Юра просит показать ему хоть одного ваххибита. Солдаты переглянулись:

—     Да ты что,  потом отвечай за тебя?

—     Ну, хотя бы издалека!

Решили рискнуть. Нацепили на артистов бронежилеты, каски и провели их на последний этаж дома. Потом надели на палку каску и приподняли ее над подоконником. И сразу же — тресь! Пуля снайпера прошила ее, как тонкий лист фанеры.

Юра сказал:

— Спасибо, братцы, что остановили!

И сразу вниз. На прощание эстрадный артист оставил бойцам свои визитки и пригласил всех в гости. Через несколько лет после войны двое ребят съездили в Питер и навестили певца. Юра встретил бывших воинов как лучших друзей. Поговорили о жизни, вспомнили об этом концерте.

 

...  Хатьков вздрогнул, услышав голос своего взводного:

—     Андрей Васильевич! Вас к рации.

В эфире прошелестел голос комбата:

—     Шестой, как слышите?

—     Я шестой, слышу нормально.

— Бери группу и срочно гони  в квадрат десять. Там медсестра застряла с ране­ным. Надо вызволить, только будьте осторожнее.

— Вас понял!

И тут же на волне кто-то прорычал:

— Эй, шестой! Козел  е...! Ты бы не спешил, все равно раньше тебя вашу сучку трахнем! До встречи в аду!

Очень знакомый голос. Андрея осенило. Да это же Шамиль! Выдало его залихватское — эй!  Жив, значит, курилка. Но, видать, совсем озверел от жизни дикой.

Андрей решил на этот раз воздержаться от достойного ответа. Чеченцы часто выходили на связь та­ким образом. Задача у  них одна — спровоцировать федералов на активные действия, или обмануть, сымитировав указание вышестоящего штаба. И начинается…

 «Не туда идете. Приступить к отходу». Но голоса своих командиров знаешь, поэтому не попадаешься на уловки. Бывает, задаешь контрольные вопросы, на кото­рые боевик ответить не может. Например, как зовут дочь начальника штаба бригады? Или, где встречали Новый год в прошлом году? И когда ваххаби­тов «раскалывают», они матерятся и сыпят угрозами. Но «феде­ралов» не запугаешь пресловутой излюбленной чеченской казнью — отрезанием головы, или другими карами.

Хатьков и разведчики прибыли в указанный квадрат. Рассредоточились. Андрей, оставив для прикрытия группу бойцов, спустился один в лощину, где по расчету должны находиться медсестра и раненый солдат.

 Но капитана быстро обнаружили боевики и открыли бешеный автоматный огонь.

Разведка ввязалась в бой, а Андрей, прижимаясь к каменистой земле, пополз в заросли чащи, где под скальным козырьком, накрывшись плащ-палаткой, сидела медсестра. Рядом лежало недвижимое тело солдата. Увидев своего спасителя, медсестра обрадовалась. 

—     Что с ним? — спросил Андрей.

—     Умер он, товарищ капитан. А я его так умоляла потерпеть. А он все: добей, да добей, не выживу я. А потом скончался. Много кро­ви потерял...

—     Понятно. Хоть ты жива, и слава Богу.

И тут задрожала земля. Это артиллеристы накрыли позицию боевиков тяжелы­ми снарядами. Вылезать из укрытия опасно —  противник находится сравнительно недалеко, а страшно шипящие осколки мин и снарядов летели прямо над  головой.

Медсестра испуганно прижалась к груди Андрея. Ее глаза были наполне­ны ужасом, она дрожала, впившись пальцами в афганку Андрея.

Артналет все-то не утихал. Снаряды методично лупили по  боевым позициям чеченцев. 

—     Тебя как зовут? — поинтересовался Андрей, чтобы хоть как-то успокоить медсестру.

—     Вера.

—     А откуда ты?

—     С Пензы!

—     А  я отсюда родом!

—     Ты чеченец?

— Да нет, русский. И фамилия у меня русская, —Хатьков. Запомнила? Вот попаду к тебе в медсанбат, будешь за мной ухаживать?

— Лучше не попадайте к нам. Живите. Вы, мужики,  нам для другого нужны, — стуча зубами то ли от страха, то ли от холода пролепетала Вера.

— Молодец! Ну если ты не утратила чувства юмора, то у нас с тобой значить все в порядке.

— Спасибо тебе, — вдруг очень спокойно произнесла Вера.

 —    За что?

—     Ведь надо же рядом с тобой я ничего не боюсь, наверно, я глупая женщина.

—     Да нет, ты сама прелесть. Собирайся, нам пора идти.

 Артналет прекратился. Пока боевики приходили в чувство, Андрей и Вера вытащили тело погибшего бойца на палатке к своим.

 

Вернувшись с задания, командир разведроты проверил позиции подразделения. Солдаты находились на своих местах. Потом Хатьков вел  наблюдение и заметил у скалы шевеление. После артобстрела воцарилась удивительная тишина. И вдруг ущелье наполнил  пронзительный и тоскливый вой, а на вершину  скалы,  с которой Андрей когда-то прыгал в детстве,  вышли волчица и выводок волчат.

— Шлепнуть их… — подумал Андрей и уже изготовил карабин с оптическим прицелом к стрельбе, но вдруг осознал, что, этого делать нельзя. Разве виноват лесной зверь, что в его мир пришли люди и стали уничтожать друг друга? Серый волк, хоть и хищник, но не похож на людей, которые ради личной выгоды и так  называемой независимости, выдирают снарядами деревья с корнями из земли, вместо того чтобы жить по закону стаи в мире и согласии, защищать друг друга, а власть доверить самому сильному и мудрому – вожаку. Возможно, если бы люди об этом знали, они не были столь упрямы в упрямом желании одержать пиррову победу.

Передышка закончилась. Передовые отряды «федералов» приступили к уничтожению мелких групп боевиков, которые укрепившись в расщелинах, держались до последнего. Среди них также не было желающих сдаваться на милость победителя. Для  противоборствующих сторон мужество и честь были выше инстинкта самосохранения. «Федералы», натолкнувшись на ожесточённую оборону противника, снова отступили. В эфир ушел радиосигнал, и реактивная артиллерия федералов обрушила на ущелье новый шквал огня. Война продол­жала свой ожесточенный ход, а волчья стая  покинула свои родные места.

                                                                                                                          

Ст. Курская , 2000 год

 

 

Другие произведения автора:

Летние грезы

Луна купается в белесой дымке

БУРУНЫ