ЦВЕТЫ ДЛЯ ОЛЕНЬКИ
UNONA
Летним днем я улетала из аэропорта Бен-Гурион в родной Екатеринбург. Сдала багаж, прошла регистрацию… Присела на скамейку, но книгу достать из сумки не успела. Рядом со мной устроился парень лет около 30, среднего роста шатен с серыми глазами.
Улыбнулся приветливо и спросил:
— Вы в Екатеринбург?
Я кивнула. К беседе с незнакомцем не была расположена, меня одолевали собственные мысли.
— Я сразу догадался, что вы — моя землячка.
— Как?
— Не знаю. Что-то есть в нас, уральцах, особенное. Я слышал вас разговор со служащей порта: ваш выговор говорит сам за себя. Я рад, что встретил землячку.
— Спасибо. Я тоже, наших земляков в Израиле не так уж много, все больше народ с Украины.
— Черта оседлости, — улыбнулся новый знакомый.
Мы разговорились. До отлета оставалось около двух часов, заниматься было нечем, а за разговором время пролетело незаметно.
Кирилл Ручинский, выпускник Свердловского мединститута, по специальности врач-уролог, 33 года, проживает в Хайфе. Полные анкетные данные. Это он мне выложил сразу и сказал:
— Выслушайте меня, пожалуйста, мне не с кем об этом поговорить. Мама, как и все матери, сильно переживает за меня. А мне бы хотелось, чтобы меня поняли, потому что иногда я сам себя понять не могу. Совсем я запутался, Наташа.
— Давайте по порядку, Кирилл, вдруг беседа со мной поможет вам. Мы вряд ли встретимся, говорите начистоту. Я в Хайфе бываю редко, живу и работаю в Натании, а вы там не бываете.
— Действительно. Хайфа — один из самых красивых городов Израиля: изумительные горные улицы, словно птичьи гнезда, притулившиеся дома, Кармель, один Бахайский храм чего стоит, а море, мне кажется, что такого бирюзового моря нет нигде, даже в Натании, — сказал Кирилл.
— Море везде бирюзовое, жаль у нас в Екатеринбурге, кроме Шарташа и Визовского пруда, водоемов нет. Да, еще речка Исеть, узенькая и грязная, забыла о ней. За городом Чусовая — прекрасная большая река, но туда не наездишься. Израиль прекрасен, но порой тянет меня в мой край, где нет ни морей, ни пальм, — созналась я.
— А Городской пруд? Там теперь на лодках катаются. Я люблю и Екатеринбург, и Хайфу…Но начнем с самого начала. Я романы о любви читать не любил, скучно. После школы в мединститут поступил, престижный ВУЗ. Получил диплом врача. Мне 25, а я ни разу не влюблялся. Были у меня женщины, это так…как у всякого парня…проходные, не оставлявшие в сердце и душе след. Я комплексовал по этому поводу, думал, что так и не узнаю, что такое любовь. Борька Ханин, мой лучший друг и однокашник, раздобыл у знакомых девчонок билеты на Киркорова. Дорогие, а достать невозможно.
Зал был переполнен. Рядом с нами сидели две молодые девушки: одна из них мне понравилась. Длинная русая коса, вздернутый носик, пухленькие щечки… Не красавица, зато милашка, просто чудо! Ее подружка — худышка, стриженная коротко, чернявенькая — такие нравились Борьке Ханину.
— Борька, — сказал я в антракте, — Как тебе та, брюнеточка?
— Классная, а с косой в твоем вкусе, я знаю, — хихикнул Борька, — Давай проводим куколок после концерта домой.
— Конечно, но инициатива за тобой, — чуть не взмолился я.
— Обычное явление, ты — скромняга, ладно, ради тебя готов на все, — согласился Ханин.
Я знал, что Борька обязательно уговорит девушек не отказываться от нашего общества, таких липучек только поискать.
Мою «косичку» звали Ольгой, а худышку — Оксаной.
Оленька окончила архитектурный институт, работала в проектном отделе, а Ксана — фельдшер в госпитале инвалидов войны, наша коллега. Собирается в мединститут, хочет продолжить образование. Обе умные, начитанные, веселые, без всяких современных вывертов и пошлости. Прекрасные девчонки, с ними было интересно. Вскоре Ксана и Борис подали заявление в ЗАГС, у нас с Олей оказалось все менее гладко. Оля любила гвоздики, я дарил ей их при каждой нашей встрече. Понял: влюблен в нее по уши. Мне казалось, что это взаимно. Я сделал любимой девушке предложение, она отказала.
— Надо лучше узнать друг друга, Кирилл. Хочу, чтобы союз был на всю жизнь, а мы еще мало встречаемся, — объяснила Оля свой отказ.
Я подумал, ее слова не лишены смысла, что ж, подожду.
Свадьба Борьки и Ксаны была шумной и веселой. Отсидев за столом положенное время, мы с Оленькой вышли в сквер, долго целовались. Я сделал любимой очередное предложение.
— Кирюшенка, не спеши, я тоже тебя люблю. Однако наша жизнь еще не налажена: ты — начинающий врач, я — тоже молодой специалист в архитектуре, многое надо познать. Мы пока не устроены и материально не обеспечены. Из-за бытовых проблем могут начаться конфликты.
— Ханин тоже начинающий врач, но Ксана вышла за него замуж.
— У Ксанки есть бабушкина комната. У Борьки двое родителей, у Оксаны — мама и папа
преподают в техникуме, а у тебя и у меня есть только мамы.
— Оля, у моего отца другая семья, он живет в Израиле, но никогда меня не бросал. Пока я учился, деньги посылал. Я не обижаюсь на него, люблю не меньше, чем маму.
— Тебе больше повезло, а мой папаша забыл обо мне, как только я появилась на свет. Даже имя горе-папочки мне не известно. Я не знаю, где он, и не желаю знать. Мама билась, как рыба об лед, воспитывая меня. Старалась, чтобы я жила не хуже, чем другие. Надо проверить наши чувства, я боюсь разводов. Очень боюсь.
— Меня не надо проверять, я знаю одно: жизнь без тебя станет для меня каторгой. Поверь, Оленька.
Наш разговор к согласию не привел. Встречи наши продолжались. Я дарил ей гвоздики, пионы, георгины. Розы и гладиолусы Оля терпеть не могла, говорила, что это — цветы для пожилых теток. У нас было много общего: любовь к поэзии, Оля любила Блока и Ахматову, а мне нравился Мандельштам и ранняя Ахмадуллина. Мы оба любили волейбол и настольный теннис, я обожаю красный цвет и Оля тоже. Из классической музыки нашим общим кумиром оказался Моцарт, светлый и чистый.
Оля любила украшения из драгоценного металла, часами могла простаивать у витрин ювелирных магазинов. Меня удивляла Олина страсть, хотя я понимал, почти все женщины любят разноцветные камешки в золотой оправе. Я купил моей Оленьке маленькие сережки с розовым рубином, нежные и ажурные.
— Уж больно крошечные, — сказала Оля, — неужели больше не заслужила?
Я обиделся:
— Тебе не нравятся? Так и скажи, а то выдумываешь…Ладно, я ничего не понимаю в этом, хотел сделать сюрприз. Продавщица сказала, молодой девушке они понравятся.
— Да нет, миленькие, но маленькие, веса в них никакого. Ладно, не обижайся, камешки яркие, блестят. Я буду носить, спасибо.
Оле казалось, инцидент исчерпан. А у меня в глубине души притаилась обида. Но я мою принцессу обожал, и вскоре обида прошла. Неужели стоит ссориться из-за такой ерунды? Нас связывала обоюдная любовь и …близкие отношения. Как бы мне хотелось всегда быть рядом с моей Оленькой. Если бы она согласилась стать моей женой….
— Роди мне мальчика, — попросил я в очередной раз.
— Не спеши, сначала надо пожениться. Тебе хорошо со мной? Вот и радуйся, живи сегодняшним днем, Кирюшка.
Весна наступила бурная и скоротечная. Хотелось любви, Олечкиных поцелуев, прикосновения ее нежных любящих рук…
Мы немного поссорились и не виделись целую неделю. В нашем Дворце Культуры должен был состояться вечер, посвященный Цветаевой и Ахматовой. Я взял билеты и позвонил Оле, хватит дуться!
Трубку взяла ее мама и сказала, что Оли нет дома. На вечер пошел с Борькой, Ксанка была на работе.
— Не ищи Олю, — сказал мне мой друг, — Ее нет в городе, она звонила Ксанке и сказала, что ненадолго уедет.
— Куда?
— Откуда я знаю? Приходи, у Ксанки спросишь. Она мне ничего не говорит, ты же знаешь ее: она не любит пустых разговоров. Может, тебе скажет.
Борька встретил меня в уютном вельветовом халате, только теперь я увидел, что у моего приятеля появился животик. Оксана была на пятом месяце беременности, формы ее слегка округлились. Она поставила на стол рыбный пирог и сухое вино.
— По-моему Борькин живот растет быстрее, — пошутил я.
— Жена хорошая, — ответил Борька, — Люблю покушать, вот моя красавица пирожки по выходным стряпает, а какой она борщ варит! Ум отъешь.
— Ксана, где Оля? Я не могу без нее, схожу с ума, честное слово. Пожалей меня, скажи, куда она уехала.
— Ксана, скажи, он страдает, — попросил Борька.
— Нет.
— Хорошо, я скажу, — попытался Борька объяснить ситуацию.
— Ладно, — раздобрилась Ксана, — все просто как дважды два. Олина мама не хотела, чтобы вы поженились, ты знал это?
— Знал, но чем я ей не угодил, скажи, — настаивал я.
— Елена Ивановна сказала Оле: «Зачем тебе, доченька, этот бедный еврей? Будешь, как я, копейки всю жизнь считать. Твой негодяй-отец, паршивый еврей, бросил меня и тобой не интересуется».
— Это правда… про отца? — спросил я, — Она совершенно не похожа на еврейку.
— Кто его знает? — ответила Ксана, — Оля его не знала, скорее всего, ее отец был женатым человеком, а Ольга родилась у любовницы. Это мои предположения, а правду вряд ли узнаем. Олина фамилия — Иванова, у мамы такая всю жизнь.
— А причем тут я? За что меня так? За что? — у меня потемнело в глазах, — Я не хотел бросить Ольгу, я семьи хотел, счастья…Ну, и что, что я еврей, Борька — чистокровный еврей, у тебя, Оксана, мама — еврейка, а отец — русский. Он не был против вашего брака, скажи?
— Нет, ему Борис сразу понравился.
— А Ольгина мать мое еврейство, словно клеймо, на меня поставила. А насчет бедности…я буду вкалывать, займу хорошую должность, наконец, могу открыть частную клинику, мне все по плечу.
Ханины успокаивали меня, как могли. Мне казалось, что мой словесный поток не иссякнет. Неожиданно резко замолчал, из глаз моих ручьем полились слезы. Стало стыдно, не попрощавшись, вышел за дверь.
Я вылетел из дома Ханиных, и, не разбирая дороги и глотая слезы, поплелся домой. Хорошо, что мамы дома не было. Почему меня сравнили с подлецом, бросившим жену и дочь? Я к нему никакого отношения не имею.
Вечером из Израиля позвонил отец. Решение созрело неожиданно и сразу. Я сказал ему, что скоро приеду на ПМЖ. Папа обрадовался, он не знал истинной причины моего приезда. Мама, зная все, не стала меня задерживать.
В Хайфе я живу вместе с отцом и его женой тетей Любой. У них нет детей, всю свою любовь они отдают мне. Сейчас работаю медбратом в больнице Рамбам, пытаюсь сдать экзамен на врача, много занимаюсь.
А насчет женщин…я боюсь полюбить, боюсь вновь оказаться ненужным. Тетя Люба хотела, чтобы я женился на ее племяннице, но мы не понравились друг другу. Зову маму к себе, она не хочет: мой отчим — русский. Недавно вышла снова замуж за него, нашла хорошего человека, я желаю ей счастья.
— Где теперь Оля? Знаешь? — спросила я у Кирилла.
— Конечно, я перезваниваюсь с Борисом и Ксаной. Ее муж — бизнесмен, новый русский, живут плохо. Он поколачивает ее, работать не разрешает, ревнует. Детей не хочет. Жалко, но что я могу сделать? Она предала меня, ради денег вышла за этого драчуна.
— Как живут Боря и Оксана?
— Семья у них крепкая, двое детей-погодков: Кирилл и Ольга. Здорово? — Кирилл улыбнулся.
— Кирилл, а вдруг Оля вернется к вам? Вы примете ее? — спросила я, уже зная ответ.
— Жизнь покажет. Приеду, а там разберемся. Я куплю огромный букет ее любимых гвоздик и отправляю с посыльным. Она догадается, от кого они, и, если захочет встретиться….
Кирилл не успел докончить фразу. Нас вызвали на посадку.
Я поняла, что Кирилл все еще живет надеждой. И любовью, которую ни расстояние, ни время не смогли уничтожить. Потому что она — на всю жизнь.
Другие произведения автора:
Наша семья
Об одеколонах
Кофейня в старом Париже
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
