Чисто советская история
Мальчик Витя вырос в типичной интеллигентной семье, не хуже и не лучше других. День, когда произошло несчастье, был обычным пасмурным осенним днем, небо предвещало дождь, но в этом не было ничего необычного для данного времени года.
Мать, отправляя его в школу, как обычно, поцеловала его на дорожку, пообещав приготовить на обед что-нибудь вкусненькое. Она была немолодой, недавно вышедшей на пенсию начальницей почтового отделения. Вите было восемь, и он был младшим и теперь единственным сыном в этой еврейской семье. Старший брат Дима, погибший в Афганистане в 1981 году, то есть два года назад, являлся ему во снах и просил прощения за то, что не может купить ту чудесную яхту, которую Витя просил ему купить перед самым его призывом.
Красивый корабль, выставленный на витрине «Детского мира», стоил 32 рубля, а у интеллигентной семьи, пусть даже хорошо обеспеченной, не могло быть денег на такую покупку. Однако пятилетнему любимцу всей семьи, которому покупалось все что угодно (в пределах разумного, разумеется), не было дела до таких мелочей, его брат уходил в армию, и он хотел, чтобы у него хватило терпения дождаться его возвращения, увлекшись какой-нибудь интересной игрушкой. Так сказала ему его любимая бабушка. Но поскольку расставание предстояло долгое, это чувствовалось по осунувшимся лицам взрослых, игрушка должна была быть очень увлекательной. Наткнувшись на строгий и решительный отказ, он страшно разревелся, интуитивно почувствовав надвигающуюся на его жизнь черную грозовую тучу. И тогда брат, присев рядом с ним, пообещал, что, когда он вернется из армии, с первой же получки купит ему эту злосчастную яхту. На этом инцидент был исчерпан.
И вот теперь брат приходил во снах и просил прощения, что не может выполнить свое обещание. Разница между этими двумя несчастливыми событиями в его жизни была столь очевидна, что иногда сердце Вити сжимал острый стыд за то, что он так тогда разревелся из-за какой-то яхты. Смерть брата уложила мать в постель на долгие три недели. Она так и не смогла до конца вернуться к нормальной жизни и после участившихся сердечных приступов ушла на пенсию по инвалидности.
Месяц назад, когда Витя сидел за школьной партой и внимательно слушал, что говорила учительница, его не покидали мысли о брате, и, глубоко задумавшись сразу и о том и другом, он вынул из портфеля яблоко и откусил от него небольшой кусочек. Марья Ивановна залилась краской, ей смерть как захотелось ударить Витю по лицу, но она сдержалась, удовлетворившись тем, что, без комментариев выхватив из руки Вити яблоко и широко размахнувшись, выбросила его в окно.
Комментарий последовал в учительской. Он потом дошел до ушей родителей Вити, поскольку слова, сказанные Марьей Ивановной, случайно долетели до слуха уборщицы Светланы Петровны. Она, после того как по поводу инцидента произошел короткий разговор двух интеллигентных дам, в котором одна тихо и кротко извинялась за свой нервный срыв, подошла к маме Вити и произнесла:
– Вы не верьте ей, что она это не со зла. Я возле учительской убиралась и все слышала. Она сказала: «Этот жиденок жрал у меня на уроке яблоки. Они все свиньи, их желудями надо кормить, а не яблоками».
Вечером папа по-философски произнес:
– Достоевский был прав, русскому народу действительно не свойственен изначальный антисемитизм, ему его прививают как прививку оспы во избежание внутренних брожений. Ничто так не объединяет нацию под знаменем центральной власти, как наличие подлого и хитрого врага прямо у нее за спиной.
Инцидент был бы исчерпан, если бы болтливый сын уборщицы, учившийся в той же школе, не оповестил Витю и еще кое-кого о словах Марьи Ивановны. Это очень больно сказалось на чувствах Вити, ведь Марья Ивановна была его классным руководителем.
А тут выяснилось, что она прячет под маской Фантомаса, как выразился его друг Паша, который был на год старше и на год благоразумнее и рассудительнее.
Как бы там ни было, а по дороге в школу Вите было довольно весело. Ведь приближались осенние каникулы. Они собирались пойти с папой по грибы в следующее воскресение, если, конечно, не будет дождя. Мелкие капельки, стекавшие по лицу, были до того похожи на слезы, что Витя пожалел, что внял голосу матери и оставил зонтик в прихожей. «Вот только плакать мне еще не хватало», – подумал он.
После уроков по пути домой он купил себе мороженое из тех денег, что мама дала ему на кино, и сейчас раздумывал, как теперь выклянчить у нее еще 20 копеек на следующее мороженое. Мама деньги давала охотно, но каждый раз выспрашивала, зачем они ему понадобились. На подходе к дому его встретила соседка и повела себя весьма странно, она быстро взглянула на него, отвела глаза и со всех ног нырнула в ближайший подъезд.
«Что это с ней? – подумал Витя. – Очумела она, что ли?»
Но смутная черная точка беспокойства назойливо засела у него в мозгу. Витя ускорил шаг. На пороге родного дома он увидел отца. Узнать он его смог только по фигуре. Лицо было совершенно чужим, вылепленным из воска. Живыми на нем были только глаза, переполненные невыразимым словами страданием.
Совершенно потеряв голову от необъяснимых явлений последних пяти минут, Витя с ужасом произнес:
– Папа, что с тобой?
– Мама погибла, – через силу вымолвил он.
В этот момент раздался звонок телефона.
Папа помчался к нему скорее ветра.
Витя замер, не осознавая ничего, кроме глубочайшей пустоты внутри, и не замечая, как он медленно оседает на пол в глубоком обмороке.
Очнулся он только минут через пять, подумав, что ему что-то пригрезилось, и он жутко перепугался.
Однако действительность напомнила о себе истеричным голосом отца, оборвавшимся стуком брошенной трубки и перешедшим в глухие сдавленные рыдания.
Позже, когда все выяснилось, Витя пожалел, что у него игрушечный, а не настоящий автомат Калашникова. Пьяный дядя, сын начальника политотдела горкома партии, задавил маму, когда она переходила на зеленый свет. Пьяный дядя и свидетели происшедшего были доставлены в милицию, где они были допрошены, их показания задокументированы, а тем временем преступника ругали матом милиционеры. Преступник попросил сделать один телефонный звонок, и все, как по мановению волшебной палочки или, точнее, по взмаху руки невидимого режиссера, все сразу изменилось. Милиционеры стали мямлить торопливые извинения, рвать заведенное дело на глазах у еще не отправившихся по своим делам свидетелей преступления. Преступник, ставший вдруг потерпевшим, смачно сплюнул себе под ноги и сакраментально произнес:
– Незачем было этой старой корове прыгать ко мне под колеса. Шла бы себе только по тротуару, если через улицу переходить не умеет.
Свидетелей попросили оставить свои адреса и идти домой, мол, если надо, их вызовут.
Отец, поминутно хватаясь за сердце, пытался качать права, но, несмотря на то, что он был известным в городе инженером, его попросили соблюдать тишину и порядок, иначе он сам просидит в милиции пятнадцать суток за нарушение общественного спокойствия.
Попробовав воспользоваться своими скудными связями в городском руководстве, папа узнал, что он, твою мать, не профессор и не член-корреспондент академии наук, чтобы из-за него трогали такого большого человека.
Один милицейский чин шепотком посоветовал писать в генеральную прокуратуру СССР, но это тоже не дало никаких результатов.
Через месяц после трагедии папа, отчаявшись добиться правды, запил, а через неделю его, еще теплого, вынули из петли в его рабочем кабинете. Вернувшись на работу, улыбаясь всем сослуживцам, папа заперся в его кабинете и долго из него не выходил. На стук он не отзывался, когда же выломали дверь, его ноги качались в полуметре от земли.
«Крюк для старых господских гардин сослужит мне лучшую службу, чем я теперь смогу сослужить товарищам, чей долг служить народу». Так было написано в его предсмертной записке.
Витя потерял контакт с действительностью, в его маленькой душе просто не помещалось столько горя, он рвал на себе волосы, кричал на учителей, а дома прятался от бабушки в шкафу. Бабушка не позвонила в 03, это сделала Марья Ивановна, когда она позволила себе замечание, что, мол, плакать надо дома, а в школе надо учиться, и Витя схватил три свои тетрадки и на глазах всего класса порвал.
Марья Ивановна сбегала в кабинет директора, набрала 03 и сказала, что в ее классе есть мальчик, недавно потерявший родителей и совершенно потерявший рассудок.
Впоследствии уже взрослый человек, иммигрировавший в Израиль, пошел учиться на заочный факультет университета, вот только ни жене, ни детям он так и не поведал, что в бывшем уже Советском Союзе диагноз «дебил» ставили так же, как давали знаменитую 58 статью в 30-е годы. Буквально всякому, у кого были проблемы с обучением в обычной школе. Родители, конечно, могли подсуетиться и дать на лапу или же оббивать многочисленные пороги и в итоге отстоять своих детей, но это было далеко не так просто.
Другие произведения автора:
О светлых намерениях демократов минувшего века
Грозной поступью бесславной победы
Объявление наркодилера
Новые
Меню
