ЧЕРНЫЙ ВОРОН, Я НЕ ТВОЙ

Не успели закрыться двери парадного – он тут как тут, уселся на мужском плече. Крупный черный ворон – необычно умный, со своим непростым характером, каждое утро таким образом он доказывал свое исключительное право в странной дружбе птицы и человека.

По утрам, следуя своей многолетней привычке, мужчина выходил на зарядку.
В последний год это стало происходить иначе – с птицей на плече.
Приходил на место зарядки (на детскую площадку), небольшая стая ворон тотчас опускалась на землю. Начинался неизменный ритуал – дюжина птиц выстраивалась в шеренгу, и он бросал им купленные на рынке обрезки мяса.

Первым подлетал главарь (его друг), остальные ожидали, пока тот утолит голод, затем включались в трапезу сами без сутолоки и драки в строгом порядке, известном только им.

***
Когда же началась эта необычная дружба между человеком и вороном?
Это он знал точно – сразу после смерти жены, с которой он прожил почти пятьдесят лет.
Умерла она неожиданно для него, сама о своей неизлечимой болезни знала давно, просто жалела его, не хотела нагружать.
Это все равно ничего не изменило бы. Она прекрасно знала его неуступчивость и упрямство. Он не дал бы ей спокойно умереть – таскал бы по врачам, нашел бы бесполезные лекарства, не способные помочь, заставляя пить их без толку. Да и устала – нет, не от него, устала жить, а еще больше болеть.
 
Их жизнь трудно назвать счастливой.
В последние годы они как бы не замечали друг друга – каждый жил сам по себе, в своем мирке, перекидывались лишь редкими словами, порой им на неделю хватало одних только взглядов, но каждый взгляд имел свое точное назначение и говорил много больше, чем долгая череда слов.
Они были почти одногодками, о любви забыли, давно уже не мыслили о близости – ей это не было нужно, он же, если нуждался, находил утешение на стороне, о чем она прекрасно знала, но не препятствовала, скорее приветствовала. Лучше уж пусть сбрасывает свое напряжение на стороне, чем мучает ее давно утерявшими актуальность притязаниями. Эти случки-отлучки смягчали его упрямство, нетерпимость, раздражение и, слава богу!..

***
Ее смерть явилась для него громом среди ясного неба, как подлый, запрещенный, опрокинувший удар соперника на ринге.
Лишь сейчас он осознал величину потери – ее незримое присутствие, все понимающая усмешка, незаметность, но необходимость, когда в доме как бы ничего не делается, но чисто и уютно, все лежит на своих местах, еда всегда вкусна и свежа, вовремя появляется на обеденном столе…
Совсем недавно незадолго до ее смерти он окончательно вышел на пенсию, прекратив преподавательскую деятельность, не зная еще, что она выкинет такое. Знал бы – не оставил работу. Наконец появились все условия для спокойной, размеренной, счастливой жизни пенсионера, когда есть все – достаток (научная пенсия), машина, дача. Ну что еще надо?
Так нет же! Досадила! Испортила своей неожиданной смертью.
Нет, она не успела стать обузой, и в течение недели быстро растаяла, не потребовав каких-либо усилий от него, раздражала лишь жалость, с которой поглядывала.
Не представлял, что жизнь без нее окажется столь невыносимой, казалось, давно уже не любил, но их многолетнее сожительство, их взаимопроникновение было настолько велико, что перевешивало всякую любовь…
Жить бы ему вместе с сыном, с его семьей, так ведь тот не хочет – квартира родителей ему не нужна. Пожил с отцом два дня после смерти матери, да и ушел восвояси. К себе не позвал, раз в неделю готов принимать, увы, лишь в качестве гостя (внуки взрослые)…

***
…Примерно через неделю после смерти жены он пошел на зарядку, с трудом заставил себя. Вышел из парадного, вдруг, словно с небес спустился ворон. Приблизился к птице, мурлыча  про себя:
“Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой!”
Ворон не уступал дорогу, склонив на бок головку, глядел на него одним глазом. Так они и стояли друг перед другом, изучая.
– Есть хочешь? – спросил у птицы.
Ворон утвердительно каркнул.
Вернулся домой, прихватил краюху хлеба, спустился вниз.
Ворон стоял на том же месте.
– Ну, пошли!
Птица важно зашагала рядом ним к детской площадке, где он обычно делал зарядку.
Сел на скамейку, кинул птице большой кусок хлеба.
Та как бы нехотя клевала подсохший хлеб, оставшуюся сухую горбушку уронила в лужу, ожидая, когда размокнет.
Насытившись, ворон каркнул. К нему слетелась небольшая стая ворон – они доклевали остатки хлеба, улетели.
Вновь остались одни – птица и человек.
Ему показалось, что ворон хотел что-то сказать, ходил перед ним взад-вперед покашливал, скрипел…
Наконец, птица вспорхнула и, сделав над ним круг, улетела.
Почувствовал слабый ветерок со знакомым запахом, чем-то ассоциировавшимся с женой.

На следующий день ворон в то же самое время уже ждал его возле дверей подъезда.
На этот раз он вышел с кульком, заполненным обрезками мяса, купленными загодя на рынке.
– Ну, здравствуй! – сказал он птице, – пошли!
Они направились к детской площадке.
Как и вчера ворон сначала насытился сам, затем стая птиц, слетевшаяся по его зову, добрала остатки еды.
Это продолжалось около месяца – каждое утро у подъезда его терпеливо ожидал ворон…

Но однажды птицы не оказалось на месте. Подождал еще некоторое время, и направился к детской площадке, может там?
Шел вдоль дома по дороге.
Вдруг резкая боль – в плечо впились когти спикировавшего ворона, – от неожиданности присел, вскрикнув, птица сразу ослабила хватку, но плечо не оставила.
Так с гордо восседавшим на плече главарем стаи он и дошел до места зарядки…

Спустя время он прикинул – и подивился странному совпадению – ворон объявился на девятый день после смерти жены, облюбовал его плечо на сороковой.
Случайность ли это? Было неясно, очевидным стало одно – общение с птицей отвлекало его от грустных мыслей, не давая тоске и одиночеству полностью овладеть им…

***
Шло время…
С женщинами знакомиться он не очень любил. Когда жена была еще жива, это получалось легче, статус женатого мужчины не давал повода для серьезных отношений, а так раз в неделю сходить на сторону для здоровья? Вполне.
Теперь же в глазах женщин он виделся иначе: вдовец, квартира, дача, машина являлись мощным раздражителем для них.

Женщина, с которой он встречался ранее (при живой жене), круто изменилась – стала настойчиво нежной, неистово ласковой. Оставалась ночевать, приносила кофе в постель, увеличила любовную нагрузку.
Все это не так было бы и плохо, если бы не ощущалось ее постоянное шумное присутствие, что она открыто демонстрировала, как бы приучая к себе (приручая), доказывая свои на него права…
Присутствия жены он никогда не чувствовал, ее как бы не существовало, не требовало внимания, как не обращаешь его на собственную тень.
А тут – явное желание навязать, узаконить себя, это его раздражало, выводило из себя.

***
В конце концов, он не выдержал!..
От женщины-то он избавился, правда, не без труда, как теперь избавиться от себя, как побороть недомогание собственной души?
Физически он был достаточно крепок, хоть и разменял восьмой десяток. Кроме его боксерского прошлого, в этом ему помогала увлеченность спортом, зимой – горными лыжами.
Насколько он был в форме, показал случай…
Группа людей собралась под навесом у главпочтамта, пережидая дождь. Среди них оказалось двое нагловатых молодых людей, которые, невзирая на недовольство и ропот остальных, закурили. Он сделал им замечание. Мощные, рослые, много выше его (отнюдь не хрупкого), они не отреагировали, а один из них, что понахальней, повернулся к нему и пустил струю дыма в лицо.
Здесь он уже не выдержал, сработала многолетняя реакция, нанес наглецу два быстрых удара в корпус и голову, отчего тот сразу как-то устал и прилег отдохнуть. Второй успел лишь махнуть рукой, он нырнул под летящий в него огромный кулак, зато его удар по печени оказался достаточным, чтобы и тот присел рядышком со своим другом.
Спустя время наглецы с трудом поднялись и, пошатываясь, поплелись. Дождь освежил их, помог прийти в себя, они нещадно матерились, грозя из-под земли его достать, затем туда же “закопать”…

***
Увы, крепкое физическое здоровье не помогало справиться с ранее незнакомым ему поражением духа…
Поздней осенью и вовсе стал подвержен приступам хандры, на него порой навалилась такая тоска, хоть волком вой, она обволакивала его коконом, укладывая в постель. Мог днями лежать, тупо глядя в потолок…
В одно хмурое утро он лежал без мыслей и желаний, на зарядку не пошел, не в силах заставить себя.
Вдруг послышался стук. Подошел к выходной двери – никого. Звуки шли из гостиной, – похоже, стучали в окно, но ведь это невозможно – он живет на шестом этаже. С некоторой опаской отодвинул занавеску. На подоконнике сидел знакомый ворон, движением головы приглашая на зарядку.
Как птица нашла его окно, так и осталось загадкой…
Теперь это стало правилом, каждое утро ворон звал его на зарядку, напоминая, естественно, и об утренней кормежке…

***
Приближалась годовщина смерти жены.
Прожитый без нее год показал полную его неспособность жить в ее отсутствие. Дом стал пустым, нежилым, чужим. Да и в нем как бы все опустело – за что зацепиться, для чего жить?.
Изредка он отправлялся ужинать в ресторан, пытаясь как-то расцветить жизнь. Знакомился и с женщинами, но к ним у него постепенно выработался стойкий иммунитет. Он интересовал их лишь как кормилец-квартиросдатель, получавший оплату натурой в обмен на ожидаемые в дальнейшем изменения в их паспорте, и надежду на завещание…
 
Случалось, что напивался, но это его ни к чему хорошему не приводило, наступало невероятно жестокое похмелье.
На годовщину смерти жены он был в совершенно размазанном состоянии. Сын не пришел (уехал по делам). Купил литровую бутылку водки, и пил ее из горлышка, не закусывая, пока не рухнул в беспамятстве.
При выходе из похмелья безысходность и одиночество уже не выпускали его из своих когтей. Дальнейшая жизнь казалось ему абсолютно бессмысленной. Не стал бороться с искушением –  закрылся на кухне, и открыл во всех конфорках газ.
Сел в кресло, ожидая…

 
Если существует тот другой мир, он там встретится со своей женой – невероятно соскучился по ее мягкой улыбке, по излучаемому теплу, по тихому голосу, по жизни с ней, которая казалась ему теперь осмысленной и гармоничной.

Голова уплыла, стал невесомым, завис над землей, но что это?
Перед ним, одетая в черное платье, стояла жена, глядя на него, но не с обычной грустной понимающей улыбкой, а иначе, как никогда не смотрела – с осуждением, чуть ли ни с ненавистью в огромных, расширенных гневом глазах.
Затем рукава ее одежд крыльями потянулись вверх – она напоминала огромную черную птицу, взмахнула руками, взвилась над полом, рванулась к окну.
Послышался грохот, рассыпавшийся звоном разбитого стекла…
 
Туман уходящего сознания стал рассеиваться…
Медленно приходил в себя от холода – ветер и дождь гуляли по кухне через разбитое окно. На полу черным комом лежал окровавленный ворон, лужица крови собралась под ним.
Перекрыл газ – нужно было спасать тяжело раненную птицу. Крыло неестественно топорщилось, из грудки торчал осколок стекла. Вынул стекло. Кровь рванулась струей.
С остатками крови из ворона вытекала жизнь, он был в агонии, глаза подернулись пеленой смерти.
Вдруг вскинулся, в прощальном крике умирающей птицы ему послышались знакомые интонации:
– Не сметь!..
 

Другие произведения автора:

КОФЕ ПО-ВАРШАВСКИ

Супружеский долг

СОВРАТИТЕЛЬНИЦА