БУДЬ СЧАСТЛИВ, САШЕНЬКА...

БУДЬ СЧАСТЛИВ, САШЕНЬКА…

Сегодня он никого не ждал к себе в гости, впрочем, как и ничего такого сверхъестественного и неожиданного – просто хотелось побыть одному. И поэтому почти целый день просидел, наглухо зашторив окна, в квартире, которая в последнее время стала не столько прибежищем, а некой своеобразной отдушиной от будничной, а то и воскресной, в некотором роде праздничной суеты, - для кого-то периоды уикенда воистину праздник.

При тусклом освещении настольной лампы писалось хорошо и легко. У него давно не было такого творческого вдохновения. Иногда он все же позволял себе маленький отдых, чтоб выпить кружечку-другую кофе, и снова брался за работу. Писал, как это не странно выглядит, учитывая входящие теперь повсеместно в моду компьютеры, по старинке, используя пишущую машинку. Хотя раньше творил – слово-то какое! - от руки, стандартной шариковой ручкой, изводя для этой цели массу бумаги – перечёркивал, рвал, и снова переписывал заново. Но как-то один приятель ему от щедрот своих отдал, подарил, презентовал – понимайте, как хотите - старую «Москву», которую он привёл в божеский вид, и с тех пор та ещё ни разу не подводила.

Телефон отключил с утра, чтоб никто не беспокоил, и только уже под вечер, словно по наитию воткнул шнур в розетку. И сразу через секунду, где через секунду – через мгновение послышался мелодичный трезвон.

Неторопливо, словно размышляя, откликнуться или нет, он приложил снятую и прохладную от долгого бездействия трубку к уху. И не сразу осознал, кто позвонил и о чём несколько минут вещал ему незримый собеседник, и только потом, словно очнувшись, сдавленно выдохнул:

-Это ты? Спасибо!

Ибо она (а это была Она!) после приветствия поспешила поздравить его с днём рождения. Стало приятно, что она не забылась, что помнит, и от этого неожиданного внимания в нём что-то дрогнуло, вернуло к реальности, и куда-то в сторону отошло всё то, о чём он думал, размышлял, безумствовал несколько часов напряжённой работы.

Действительно, сегодня был его день рождения, но он почему-то не считал этот день каким-то особенным, тем более праздником. Мог порой даже забыть про это. Только всегда находились те, кто врасплох напоминал, что с него причитается, неужели зажал? И вот тогда он начинал суетиться, вынужден был себе и своим друзьям, а так же друзьям друзей, которых те приводили вслед за собой, так сказать, на «халяву», делать праздник. Впоследствии то, что запланировано было быть небольшим и вроде бы необременительным плавно переходило в сумасшедшее неистовство, а попросту говоря – в пьяную оргию, иногда до потери рассудка, пульса и всего остального, что обычно соответствует столь обильным возлияниям.

После всего долго и не один, кстати, день болела голова, тянуло на рвоту, так как он никогда не умел и не любил пить, ибо каждая выпитая им рюмка плохо сказывалась впоследствии на самочувствии. В подобном положении и, естественно, соответствуя обстановке он мог позволить себе лишь немного, как говориться, промочить горло, так сказать для смазки или «отмазки». Но почему-то всякий раз каждый старался набиться именно к нему в друзья, навязчиво предлагая чокнуться на брудершафт. И нельзя было отказаться, ибо тогда могли смертельно обидеться – «Ты что, чувак, меня не уважаешь?»,- а ему не очень хотелось обижать своих друзей и друзей своих друзей, которых он видел в первый раз и, возможно, никогда уже больше  не увидит. Впрочем, это был единственный праздник, где он напивался до бессознательного состояния.

Из телефонной трубки слышался её щебет, неудержимый, лёгкий, лез ласково и ненавязчиво в уши, а он только лишь поддерживал этот диалог коротенькими репликами типа «согласен», «так себе», «а как же» и другими словами, которые приходили ему на ум на её простенькие вопросы. От этого щебетанья, как и когда-то, вновь сделалось тепло и уютно, и он уже было расслабился в уютном кресле, как вдруг отчётливо услышал:

-К тебе, Сашенька, сейчас можно?

-Да, конечно, - едва сдерживая дыхание, произнёс он.

-Но я, миленький, не одна. А с подружкой.

-Приходите, чего уж.

-Ну, тогда мы сейчас. Жди, родненький.

Он вскочил, а затем принялся быстро и судорожно смахивать всё лишнее с письменного стола в раскрытый ящик. Не хотелось, чтобы слишком уж явно бросалась в глаза суета неоконченной работы, - отнюдь не каждый любит, когда кто-нибудь посторонний, а то и чуждый его творчеству пялился на его детище.

По тому же принципу убрал и низкий журнальный столик, правда, уже через несколько минут заставив тот нехитрой закусью, точнее, тем, что нашлось в холодильнике. Обычно в этом маленьком царстве холода хоть шаром покати, кроме какого-нибудь десятка яиц и куска сыра, но сегодня повезло – ещё вчера он нанёс незапланированный визит в ближайший супермаркет, который недавно открылся возле дома, достаточно было перейти дорогу.

Вскоре к закуси живописно вписалось три хрустальных и единственных бокала и бутылочка марочного, с каким-то замысловатым названием, сухого вина. Короче, смотрелось всё неплохо, есть чем порадовать глаз. Оставалось к сему антуражу добавить немного романтики, засветив свечи и включив проигрыватель, - из динамиков зазвучала приятная, грустная мелодия Энтони Вентуры, а воздух квартиры наполнился дивным ароматом каких-то экзотических трав.

Он присел в ожидании, - все-таки лучше, чем беспокойно сновать по сжатому пространству помещения. Вот тогда и припомнилось, когда впервые он увидел её. О. это было так давно, может быть, даже в прошлой жизни.

Однажды как-то случился небольшой «сабантуйчик» у одного его старинного приятеля, и он неожиданно, ранее до этого ничего не планируя, вдруг заглянул на огонёк. Кстати, раньше именно так он и поступал, вваливаясь без приглашения, и случалось – всегда в масть.

Тогда, немного приняв для храбрости и поддавшись уговорам, он стал читать свои стихи, и заметил, нет – не заметил, а скорее почувствовал, как за ним сквозь лёгкую завесу сигаретного дыма с особым вниманием следят красивые карие глаза, принадлежавшие изящной среднего возраста женщине с длинными стройными ногами. Женщина была одета не броско, но изысканно: в черную узкую кожаную юбчонку и светло-розовую блузку, на которой слева по груди изящной вышивкой расцветали ярко-желтые гвоздики. Если б он был хотя бы немного трезв, то никогда б не отважился заговорить первым, а тут – неожиданно подсел, потом уговорил прелестницу выпить с ним на брудершафт – как же без этого, если надо поближе познакомиться, - а затем слово за слово, и они разговорились.

Так невольно и, можно сказать, спонтанно завязалось их знакомство, которое вскоре постепенно переросло в нечто большое, интимное. Спустя какие-то несколько часов они уже вовсю резвились в его холостяцкой «полуторке», как молодые жеребята подчас брачного гона.

У неё было чудесное, на его взгляд, имя – Анна. Аннушка. Анечка. Анюта. Он мог повторять это имя до бесконечности, про себя и вслух.

Та случайная – случайная ли?! - встреча в один момент перевернула всю его жизнь, а все его заранее намеченные планы, бесчисленные идеи и чаяния отошли куда-то в сторону, ибо теперь в его мысли и думы вошла она, подчинив безвозвратно себе ум и тело.

Трудно поверить, но именно тогда он и полюбил сильно и безрассудно, - школьные, а впоследствии институтские интрижки были как бы не в счёт. К тому моменту ему исполнилось двадцать семь лет, - не старик, но уже и не юноша. После института, немного проработав на заводе, он неожиданно получил предложение остаться на кафедре этого же института, и, понятное дело, не смог отказаться от столь заманчивой перспективы, так как более тяготел к интеллектуальному труду. К тому же, работая на кафедре, он имел вполне реальную возможность обосновать свои способности.

Но в жизни за одной неожиданностью может последовать и другая, ещё более неожиданная. Как-то в состоянии нахлынувшей печали и отчаяния он сочинил несколько лирических стихотворений на белорусском языке. Получилось на удивление здорово, даже понравилось самому. И вот, благодаря такой, как бы сказать, случайности, он с воодушевлением втянулся в ту самодеятельность творческого отдохновения.

Следует признаться, что ещё на заре туманной юности да и в армии он пытался что-то сочинять, рифмовать, но из того ничего не вышло. Зато вот сейчас, словно прорвало. Видимо, какая-то сила, сдерживаемая временем и обстоятельствами, вдруг взяла и выплеснулась наружу, и здесь, на воле, в пространстве ощутила свою естественную необходимость.

Вначале он боялся выносить своё, так сказать, творчество в люди, но затем неожиданно рискнул и отнёс парочку виршей в одну популярную в те времена газетёнку. Если бы его повернули, мол, нечего лезть со свинским рылом в суконный ряд, он бы больше и не пытался – знать, не судьба терзать стило. На удивление, не сказать, чтобы его приняли с распростёртыми руками, но и не охаяли. Так понемногу, но не так чтоб слишком, его стали печатать в различных газетах и журналах. Вскоре даже вышла и первая книжечка стихов. К тому времени он уже стал пописывать небольшие рассказики и очерки, даже появился замысел насчёт романа. В общем, идеи творчества били ручьём.

Но именно тогда, как это постоянно бывает в дешёвых бульварных романах, в его идеально налаженную жизнь, вдруг, словно беспечная птичка, впорхнула она, Аннушка. Достаточно было несколько взмахов её лёгких крылышек, весёлого нехитрого щебетанья,  и уже можно было вить в его гордом и одиноком сердце теплое и уютное гнёздышко.

На первый взгляд, казалось, всё было хорошо, даже превосходно. Аннушка приходила к нему почти каждый день, и всегда под вечер, часам к десяти. Время любовники проводили, можно сказать, неплохо, и не удивительно, ведь они были молоды, красивы, и если уже говорить насчёт сил и жизненного задора, то этого хватало с лихвой на любое безрассудство.

Вот только на ночь Аня никогда не оставалась. Он узнал и что для него было фактически шоком – ещё в первую ночь после жарких объятий страсти Анна сообщила, что замужем и воспитывает двух доченек-красавиц.

Но не это его потрясло. Ну и что, что замужем! С кем не бывает. А совершенно иное: муж его любимой был военным лётчиком и в данное время исполнял свой интернациональный долг в Афганистане. Это была уже его вторая поездка в тот ад. Как не прискорбно, но в том аду побывал и он. Не позову души, а по принуждению – простым рядовым срочной службы.

Но это сути никак не меняло: он поступил подло по отношению к собрату по оружию, трахнув его жену. Вначале, правда, непреднамеренно. Возможно, знай, что Аннушка замужем за братом-афганцем, который в данный момент несёт тяжёлую службу вдали от Родины, у них ничего бы и не было, дело не зашло бы дальше обычного флирта. Но после того, что случилось, поздно было уже махать кулаками, мол, это не я и похоть не моя. Впрочем, можно было и остановиться. Но он уже не мог – безумная страсть охватила с ног до головы. Как тут не покаяться.

По словам Аннушки, она, как только не умоляла, как слёзно не просила своего благоверного, чтоб он не уезжал снова туда, за речку. Но тот с несвойственной ему жестокостью ответил: «Мне там лучше и меня туда тянет». Каждое слово, сказанное мужем, щемящей болью отозвалось в её женской душе, прошло через всё сознание, засело в голове и не давало покоя – ему там лучше, ему там лучше. Лучше не с ней рядом, не с дочками, а там, где смерть и грязь, где страшная жара днём и лютый ночной холод, и где изменяется сущность каждого человека. Но обидно не это, а то, что он её чистую и бескорыстную любовь променял на ненужную никому и проклятую Богом войну.

-Ну и пусть он там себе воюет, убивает людей, которые ему ничего плохого не сделали, - сказала Аннушка после того, как они стали любовниками. – Может, назло ему я согрешила, а может, и нет, не знаю. Но я, Сашенька, не жалею, что встретила тебя, что изменила так красиво. И мне очень хорошо с тобой сейчас, как не было хорошо последнее время после того, как Вася уехал в свой проклятый Афганистан. Но я не люблю тебя, Сашенька. Не обижайся, не люблю пока, а там будет видно. А встречаться мы будем, если ты, конечно, согласен на это, и часто-часто. Ты не возражаешь, родненький?

Нет, он не возражал. Что ж, пусть будет так, как желает она, ведь он любит её и благодарен судьбе хоть за эту небольшую иллюзию внеземного счастья, и согласен ждать, сколько будет нужно. Возможно, когда-нибудь настанет момент истины, и неожиданно в один прекрасный день она придёт и останется у него навсегда. Мечты…

Что до творчества, то создавать что-то этакое эпохальное у него уже не получалось всерьёз, как он делал до этого. Оставалось только одно - скромно кропать бессмысленные легкие стишата о своей великой и такой святой любви, а затем преподносить их Аннушке в виде десерта после их сладких и греховных объятий. В принципе, в ту пору только она и была единственным и внимательным слушателем его опусов, и всегда, словно заигравшийся ребёнок, хлопала в ладошки на каждое его нежное и безрассудное признание. Что в принципе ему даже льстило. Приятно, когда твоя – твоя?! – любимая женщина считает тебя в неком роде гениальным.

Их домашний роман длился где-то менее года. Препятствий никаких для этого не было. Своих отношений они не выносили в свет, и поэтому никто не догадывался о их близости. Только однажды в июле он достал две туристические путёвки, и они съездили в Крым, – Аннушка как-то обмолвилась, что никогда не видела моря. И он пошёл на всё, чтобы доставить любимой удовольствие, даже залез в долги, чтобы оплатить их романтическое путешествие. Потом зимой им часто вспоминались те летние и солнечные деньки, доставившие так много радости и удовольствий, и они даже стали подумывать о новой поездке куда-нибудь в Прибалтику. Но по весне в начале мая неожиданно из Афганистана возвратился Вася, её муж.

В тот день Аннушка не пришла, а только позвонила, сообщив, что сегодня её можно не ждать и что им нужно какое-то время отдохнуть друг от друга, но как только случиться свободная минутка - она обязательно придёт.

И лишь только по прошествие недели она соизволила заглянуть, вбежала, словно куда-то торопилась, раскрасневшаяся и суетливая, но, выпив сваренный им наспех кофе, успокоилась, сбросила с себя всю одежду и, смеясь, потащила его в постель, и они долгое время любили друг друга, неистово, самозабвенно, как никогда.

А потом Аннушка, прижавшись ко нему своим соблазнительным, гибким и смуглым телом, заговорила, словно исповедуясь:

-Прости меня, Сашенька, что я с тобой так поступаю. Но я ведь тебе, родненький, ничего и не обещала. Скажи, ты меня очень любишь? Знаю, любишь. Такой, какая я есть - изменщицу и мелочную стерву. И сейчас сделаешь для меня всё-всё, что я не попрошу. Так, миленький? Так, так. И я очень прошу: забудь меня, и как можно быстрее, найди себе хорошую девушку, которая полюбит тебя. Ты, Сашенька, ещё молодой и тебе следует жениться, чтоб и детки у тебя были свои, и счастье своё, а не чужое, ворованное. С тобой мне и хорошо, и уютно, потому что ты, Сашенька, такой хороший, надежный, понимающий, тебе можно, как хорошей подружке поплакаться на плече, и ты меня обязательно правильно утешишь. Но пойми, родненький, – ты не моё. Не моё! Ты ж ничего не знаешь про меня, какая я на самом деле. А я – сволочная и сварливая баба. Это я с тобой здесь вся такая – нежная, ласковая и пушистая. На самом же деле я хуже некуда. Так что как можно скорей забудь обо мне. У меня есть муж, и я его, между прочим, очень люблю. И сейчас я ему нужна, как никогда. Ты же не знаешь. Он, Вася, приехал из своего любимого Афганистана злой, как черт, обиженный на весь белый свет, израненный душой и телом. И – о, ужас! - без руки. Отрезали по самый локоть. Хорошо, что только левая. Господи, что я такое говорю! Я думаю, что это мне такое наказание за мою измену, а может, и нет. Слышал бы ты, как он, Вася, проклинает за свою ущербность, свою беду, всех и вся. И, боже мой, каждый денёчек, словно не в себе, напивается вдрызг, а потом гоняет нас с мамой и девочками по всему дому. Но разве мы виноваты в том, что он стал инвалидом? Мы ж не гнали его силком на эту войну. Вот ты же не озлобился, хотя я думаю, тебе тоже пришлось там не сладко. Ты скажешь – бросай его. Но я не могу. Не могу и не хочу, так как люблю его такого, каков он есть. Ведь он отец моим доченькам. Я ему нужна, как и он мне. А тебя, Сашенька, я буду помнить всю свою оставшуюся жизнь, как светлый и добрый лучик в этом сумрачном мире. И пускай наша последняя встреча не отдаёт горечью. Прости меня за всё. А сейчас возьми меня в последний раз, зацелуй до смерти, как только можешь, и ничего не говори. Всё и так уже сказано.

Он не нашёлся, что ответить и лишь прижал её к себе. Затем они любили, миловали друг друга до умопомрачения, обессилев полностью, иссякнув телом и душой, а после Аня ушла, и  больше они не встречались.

Он очень тяжело переживал этот разрыв, но время шло, боль помалу угасала, как, возможно, и сама любовь. И чтоб быстрее забыться, он, словно в омут, окунулся в творчество – взялся за написание ранее задуманного романа. На вечеринки ходил изредка, да и не тянуло его уже больше на подобные сборища – улетучился, куда-то делся авантюризм молодости. Он даже постоянной подружки, как таковой, не заимел. Видимо, не желал  попасться в коварные лапы амура, а затем своё, теперь такое драгоценное, время потратить на новую бесполезную любовь. К тому, исходя из всего, он понял одну заумную вещь: творчество и любовь несовместимы. Никак. Ибо он сам тому стал подобным примером, и больше ошибок совершать не хотелось. И теперь  только в работе искал своё спасение.

Однажды друзья пригласили его в одно сообщество, где целью ставилось возрождение всего белорусского, и он с увлечением и несвойственным ему азартом вдруг втянулся в ту общественно-политическую деятельность. Про Аннушку время от времени если и вспоминал, да и то, когда оставался один на один в пустой квартире, когда не думалось и не приходило вдохновение.

Но сегодня он явно не ожидал такого поворота. Прошло четыре года, как они расстались, и что сейчас принесёт эта неожиданная встреча, было загадкой за семью печатями, как для него, так, возможно, и для Ани, если только, конечно, та обстоятельно всё не продумала. Но тогда, какого чёрта, здесь подружка?

За воспоминаниями под хорошую легкую музыку время в ожидании прошло как-то незаметно, что он не сразу услышал, как голосистым попугайчиком зачирикал дверной звонок.  

Не посмотрев в глазок, он решительно распахнул настежь двери.

На лестничной площадке стояла Аннушка, и рядом с ней какая женщина. На женщину он даже не обратил внимания, ибо глазами пожирал только Аню и не мог поверить, что именно она, а никто другой, стоит перед ним, стоит только дотронуться. Но и страшно было прикоснуться - вдруг она исчезнет, как легкое дуновение ветерка.

И все-таки это была она, недосягаемая в своей красоте – время её нисколько не изменило. Только черные, как вороново крыло, волосы отросли и струились изящным водопадом по плечам. Из-под голубой курточки кокетливо смотрелась все та же светло-розовая блузка с гвоздиками, которая ему так нравилась. Но вместо чёрной коротенькой юбчонки вниз широкими складками ниспадала тёмно-синяя, широкая юбка, теперь уже, видимо, вполне сознательно прячущая от нескромных взоров милые прелестные коленки.

-Так и будешь, Сашенька, держать нас тут? – спросила ласково и нежно Аннушка, заулыбалась светло и радостно, наверное, его растерянность в данный момент ей пришлась по душе. – Ну, здравствуй.

-Здравствуй, - пролепетал он, переступив с ноги на ногу и сжав дрожащие руки в один кулак, но это смятение длилось не более секунды. – Проходите, пожалуйста. – И, когда женщины легко и грациозно впорхнули в помещение, он прикрыл двери.

Аня уже успела скинуть курточку и повесить её по-хозяйски на вешалку, и  поэтому  ему пришлось поухаживать за её подружкой.

-Знакомься, Сашенька, это  наша Галя. Галя – это Саша.

-Очень приятно, - он лишь мимолётно окинул взглядом Анину подружку и таким же мимолетным движением прикоснулся губами к протянутой ему удивительно тёплой ладошке. Но зато надолго припал к руке Анны, удерживая узкую в запястье прохладную ладонь и, согрев ту горячим поцелуем, а потом как бы по  наитию прижал женщину к себе.

Аня весело засмеялась, деликатно высвободившись из его объятий, и протянула небольшой свёрточек.

-Это тебе, Сашенька, от нас. Поздравляем с днём рождения, - поздравила она и, слегка качнувшись в его сторону стройным, гибким телом, а затем поцеловала яркими от помады устами несколько раз сдержано в его небритые щёки.

«Вот черт, побриться забыл», - подумал он спонтанно, потирая озабоченно ладонью двухдневную, колкую щетину на подбородке. А от невинных женских поцелуев его и вовсе бросило в жар, всё тело охватила противная мелкая дрожь, он даже не осознавал, что бормотал в ответ.

Но Аннушка уже не слышала его лепет, с прихожей направившись прямо в зал, втягивая туда за руку и подружку.

-А у тебя, Сашенька, я смотрю, тут ничего так и не изменилось.

-Что поделаешь. Ты же знаешь, я не раб бытовых условностей. Мне и так нравится. И того что есть – вполне хватает.

-Так, так,– Аня ходила по залу легко, упруго, ставя ноги красиво и изящно, зная себе цену, потом внезапно остановилась и посмотрела ему прямо в глаза. – Нужно женить тебя срочно, Сашенька.

-На ком? Да и нет у меня никого, – и он, смеясь, развел руки в стороны.

-Ну, это, родненький, не проблема. Между прочим, и далеко ходить не нужно. Галя, ты согласна выйти замуж за известного писателя? – спросила Аня у своей подружки, и в её глазах чёртики заплясали нежно и дерзко.

Галя словно ждала этого предложения, закивав белокурой головкой:

-Согласна. Ещё как согласна, - и засмеялась как-то тихо, искренне, и, как ему показалось, излишне стыдливо. Видимо, та ещё зануда!

На эти женские прибаутки он тактично смолчал, а только красноречивым жестом руки в сторону стола пригласил гостий:

-Прошу садиться, пожалуйста. Сейчас мы этой бутылочке сделаем приятный сюрприз – выпьем, и с огромным удовольствием.

И он, торопясь, стал вынимать пробку. Сегодня ему это удалось удивительно легко, словно он всю жизнь только и занимался тем, что распечатывал бутылки. И когда бархатистая жидкость была разлита, Аня легким движением приподняла бокал:

-За тебя, Сашенька. Чтоб исполнились все твои мечты и желания.

Вино Аннушка пила медленно, смакуя; так никто не умел пить, как пила она – с наслаждением, изяществом, словно растворяя в этом божественном напитке свою красоту и затем впитывая её без остатка. Ему это всегда приносило удовольствие. Вот и сейчас он, как заворожённый, смотрел, как женщина пьёт, сам же вылакавший своё вино в один момент.

-Сашенька, а у тебя не заболят глазки так на меня смотреть? Родненький, ну не смотри ты на меня, так и подавиться недолго. Ты этого для меня желаешь? Лучше поухаживай за Галиной. А то, видишь, загрустила девушка.

-Мне не скучно, - подала голос та. – Мне сейчас хорошо и  уютно.

Галя сидела на краешке дивана, по-женски плотно сжав коленки, стянутые голубеньким платьицем, двумя пальчиками удерживая опустевший бокал и покручивая им.

Бросив взгляд на женщину, он лишь только сейчас смог рассмотреть её. В чём-то та даже была похожа на Аню – и фигурой, и овалом лица, и лишь белые волосы, тонкие губы и какая-то медлительность в движениях делали Галю полной противоположностью подруге. Но, если внимательнее присмотреться, то в Гале было что-то такое своё, женское, непередаваемое, что невольно зачаровывало и притягивало к себе. А может, это ему так показалось, и только лёгкий полумрак от освещения и милая музыка придавали особый смысл рождавшимся движениям и  звукам.

Он вновь взялся за бутылку и принялся разливать вино.

-Ты, видимо, Сашенька, решил нас напоить. А что тогда будет, когда ты нас доведёшь до нужной кондиции, а? – Аннушка засмеялась, красиво, легко, и, взявши его внезапно за руку, вытащила из-за стола прямо на середину залы. – Давай лучше потанцуем. Музыка такая приятная. А я тебе что-то скажу. Галька, я думаю, скучать не станет. Пусть она журнальчики полистает.

Аня прильнула к нему, и они какое-то время танцевали молча. Вот он долгожданный миг, который он ждал все эти годы! Он чувствовал, как в груди трепетно бьётся её ретивое сердечко, будто птичка в клетке – ещё немного и вырвется из тесного плена, пробивши тоненькую оболочку плоти, и вспорхнёт над ними, ликуя и оглашая простор вольной трелью. О, как ему вдруг захотелось узнать, о чём думает сейчас Аннушка, да вот жалко не имел  на то подобных способностей. Впрочем, наверное, оно и хорошо, что не дана человеку разумному возможность быть выше таинств матушки-природы.

Галя же, словно домашняя кошечка, уютно устроилась на диванчике, листала медленно какой-то журнал, изредка бросая заинтересованный взгляд в бок танцующей парочки давних друзей.

Первой заговорила Аня, и так тихо, что он стал вслушиваться, чтоб что-то услышать.

-Прости меня, Сашенька, за то, что внезапно нарушила твой покой. Но мне очень хотелось увидеть тебя. Собиралась давно, а вот пришлось на праздник. Я не помешала твоему творчеству и твоим думам?

-Нет, не помешала. Я всегда ждал тебя, всё это время, каждый день.

-Неужели, - со смехом выдохнула она. – А хотя это возможно, ты не умеешь лгать. И вижу – ты меня до сих пор любишь. Так и не сумел позабыть? Да, Сашенька?

-Конечно, Аннушка. Я…

-Не говори мне ничего, - и она ладошкой прикрыла ему уста. – Слушай только, что буду говорить я, и не перебивай. Согласен?

-Согласен. Но…

-Нет, нет, помолчи, а то мне не хватит сил, и я ещё скажу что-то не то, что не нужно, а потом буду жалеть, и ты так же. Слушай, и всё. Ты, Сашенька, молодец, не потерял себя, держишься, особенно в такое неспокойное время. И я рада за тебя. Мне кажется – если б я осталась тогда с тобой, ничего бы путного с этого бы не получилось, и жизнь наша, возможно, не была бы такой идеальной, как нам мечталось. Быт постепенно уничтожил бы нас. И мы б возненавидели друг друга. Я – женщина, и почувствовала это сразу. Вот поэтому и поставила на наших отношениях крест. И не жалею. Я, Сашенька, тогда очень сильно любила своего мужа, а что изменила ему с тобой – мне и ответ держать перед Богом. Твой стишок про измену я вспоминаю часто-часто. Как ты сказал тогда просто и ясно: «Ты изменила нежно, осторожно, с такой любовью, с детским откровеньем, чтоб доказать себе, что это сможешь, при этом получая наслажденье». Ну, и так далее. Ты неплохой поэт, Сашенька, и человек хороший. Замечательный даже. Но я тебя не люблю и никогда не сумела бы полюбить, потому что у меня есть мой Вася, моя единственная любовь – и другой мне не нужно. Жалко, что вы не знакомы. Вася – интересный человек. Но, может, оно и хорошо, что вы не знаете друг друга, так как вы совершенно разные люди, как по духу, так и по характеру. Только благодаря мне, Вася перестал пить, сейчас весь в делах, и своей инвалидности вообще не замечает. И у нас очень хорошая семья, во всех отношениях. Мне хорошо, Сашенька. А что больше нужно женщине? И в этом моё счастье. Ты сейчас в удивлении: и зачем тогда притащилась сюда со своим счастьем? По глазам вижу – интересно. А всё просто, Сашенька. Видишь Гальку. Как она тебе? Понравилась? Ты не злись, родненький, не сердись. А лучше послушай меня, дурочку. Думаешь – сватья нашлась доморощенная. Пускай буду сватья – понимай, как хочешь. Я же тебя знаю. Ты с женщинами труслив не в меру, боишься нас, хотя и ведёшь себя иногда, как молодой петушок, а самого - в дрожь бросает. Так, или нет? Знаю, что так. Удивительно, как это ты со мной познакомился, удивляюсь. Вот я решила тебе помочь. Жалко, что такой мужик и, кстати, замечательный любовник ни за грош пропадает. Прости мне это. Нужно, чтоб сейчас с тобой была женщина, которая б тебя любила и холила, и которая б стала для тебя всем, всем. А моя подружка такая самоотверженная. Я чувствую – ты её полюбишь, потому что ты, Сашенька, уж очень влюбчивый до ужаса. На себе убедилась. А Гале ты очень нравишься – не сомневайся. Впрочем, вы даже встречались на разных литературных встречах, но ты, видимо, её и не замечал. Она ведь тоже грешит стихосложением. Так что будете читать свои стишки один одному. Баба она хорошая, хозяйственная. И я уверена – вы подходите друг другу. Только один недостаток у неё – доченька, уже десять лет, щебетунья. Галочка, глупышка, замуж выскочила - лишь бы замуж, и года не прожила в любви и согласии, как развелась. И Алесю растила одна, помощи ниоткуда не ждала, а вот переборола все невзгоды – и живёт. Посмотри, Сашенька, какая красавица. Совсем, как я, а может, и лучше. А меня прости. Я и тогда тебе говорила, что ты не моё, и сейчас говорю – не моё, и тому забудь обо мне, пожалуйста. Вот сейчас выпьем немножко, и ты пригласи Галю на танец. Поверь, не пожалеешь, и даже потом мне спасибо скажешь. А меня не поминай лихом, и будь счастлив, Сашенька.

То, что он услышал, было довольно неожиданно, даже немного оскорбило и возмутило. Хотелось взять и в корне пресечь весь этот фарс, навеянный дешёвой мелодрамой типа «Санты-Барбары», наговорить Аннушке много чего неприятного, но появилась какая-то лень искать слова, и он смолчал. Впрочём, всё встало на свои места, и призрачные иллюзии насчёт того, что она возвратиться к нему, исчезли окончательно…

И пока он ставил на проигрыватель новую порцию винила – внезапно захотелось встряхнуться под ритмы зарубежной эстрады прошлых лет, - женщины мирно устроились на диванчике, защебетав между собой тихо о чём-то своём, женском. Вот интриганки! Ну, ничего скоро он им устроит смотрины по полной программе. Мало не покажется…

Галя просто и доверчиво прижалась к нему, положив свои руки ему на грудь, а он потихоньку обхватил её гибкий стан, почувствовав лёгкую дрожь податливого тела. Обнимая эту чужую ему женщину, он не волновался, как до этого волновался несколько минут назад, когда танцевал с Аней, но почему-то именно в этот момент ему стало не только легко, но и уютно, словно так и должно было быть. Скорей всего, выпитое вино только сейчас стукнуло в голову, чем и вызвало подобную реакцию. К тому же по телу расплылось невероятное блаженство, и куда-то пропала, отошла вся суета, что господствовала  над ним всю эту неделю.

Он не заметил, как исчезла Аня, словно её здесь и не было. Также внезапно исчез её запах, витавший какое-то время по квартире и навязчиво лезший в потайные места его подсознания. Но зато он мгновенно уловил другой запах, новый, незнакомый, и, принюхавшись, понял: так пахнут полевые ромашки, тонко и нежно. Так пахла Галя. И этот дивный запах исходил от белой копны её густых волнистых волос.

И то, что он затем сделал, было неожиданно в первую очередь для него самого. Всё произошло так, как и должно было произойти: его сухие губы вначале тронули пахучую прядку белой челки, потом пробежались по лицу лёгкими чувственными прикосновениями, и, в конце концов, испробовали на вкус влажный аромат трепетных и нерешительных женских губ.

«Что ж, если это моя судьба, пусть так оно и будет. Зачем тратить время, ждать или искать чего-то большего, если сейчас есть то, чего мне может хватить намного. И может, это именно то, от чего нельзя убежать, ибо оно все равно меня когда-нибудь настигнет».

Мысль возникла, но так же быстро и пропала, потому что ему не хотелось сейчас думать о чем-то постороннем, просто хотелось забыться про всё, и не сожалеть о прошлом. Прошлое исчезло, растворилось в суете, и никогда уже не возвратится, разве только в воспоминаниях. Да, эти воспоминания остаются только на бумаге и в памяти, но даже память не в состоянии всё принять: время сотрёт ненужное, ненадёжное, вздорное, - и это к лучшему. А сейчас нужно жить днём сегодняшним, и с надеждой смотреть в будущее. Так неужели вот эта податливая женщина с милым симпатичным личиком сможет стать ему и другом, и любимой?

Но ведь он знает её всего ничего – пару часов, не больше. За такой короткий срок, естественно, нельзя узнать человека, но все же, как чудесно пахнут её волосы, как приятны на вкус её сладкие уста, и как всё-таки хорошо чувствовать сильными крепкими руками тоненькое женское тело, от которого, кажется, уже невозможно будет отказаться.

Что ж, пусть так оно  и будет.

Только внезапно вспомнилась Аннушка, её грустные, ласковые глаза и тихие слова напоследок:

«Будь счастлив, Сашенька»…

Другие произведения автора:

СЛОВА.

ГОРЬКИЙ ЗАПАХ НЕДОСПЕЛЫХ ЯБЛОК.

ОДИНОКАЯ ЖЕНЩИНА, СИДЯЩАЯ У ОКНА.

Это произведение понравилось:

ВИКА В.

Алла Войнаровская

Татьяна Папантонио

Наталья Шалле

Valiga

Ульяна Чернова

Анжела Шкицкая

Миколай Хименко

Татьяна Чанчибаева