Арлекин

 По песчаной дороге распахнутых снов стремлюсь убежать из реальности в какой-то другой, придуманный и до боли жестокий, мир собственного воображения. Золотой листопад, внезапное ощущение свободы - уже не окрыляют, но придают немного лоска уставшим мыслям вчерашних надежд.

 Мой город уже давно спит, словно черный котёнок, закутавшись в звёздное покрывало небесной тишины, звенящей вдалеке. Темнота становится лучшим другом для забытых воспоминаний, потерян-

ных надежд и судеб, для распахнутого (как в детстве) мира. Холодно.

   Левый берег моей души превратился в снежный мотив давно забытой песни, которую я ещё не играла, но точно помню, что она моя и ничья больше. А что же там, в пустоте, тишине, в объятиях моей комнаты, откровенно приютившей лунный свет чужих надежд и звёздную канитель плачущего неба? Нет, ничего особенного здесь нет: пара маленьких стульев, ожидающих капитально ремонта, стол и полка с книгами. Если не брать во внимание мелкие детали, то это, пожалуй, всё, хотя.… О тряпичной кукле, по имени Арлекин, я всё же не сказала…. А ведь с ним связана целая история.

   …Когда-то, совсем давно, модно было играть. Не важно где (в жизни, кино или театре), кем (простым актёром или знаменитым клоуном). Важно было лишь то, что играть это красиво, это искусство. Мой любимый Арлекин знает это не понаслышке, эту нужную школу он прошёл вместе со мной совсем не- давно, ещё вчера…

    Кому, как ни ему, знать, ведать, ощущать тот счастливый смех, то пристальное внимание, которым было пронизано всё, абсолютно всё, здание огромного цирка, куда приезжали с разных уголков планеты простые люди и даже те, кто тоже умел играть.

  Мы с ним очень похожи, мой Арлекин и я, как две капли воды в одном океане жизни. Только он был большой на сцене, а на самом деле был всего лишь куклой, которой я руководила.

  Мой любимый Арлекин никогда не играл для себя, потому, что он этого не умел. Он был всего лишь тряпичной, беззащитной куклой, смотрящей на своих зрителей как бы под единственным углом мировоззрения, который был доступен только ему. Он никого не любил, но и ненавидеть не мог, потому что не умел. Однажды, играя свою привычную роль, он невольно всмотрелся в зал…. Он увидел тысячи, миллионы и миллиарды лиц, полных надежды, смотрящих на него с бесконечной верой в то, что эта игра никогда не закончится. Он единственный знал, что это не ирга, а всего лишь та часть действительной жизни, в которой он творец.  Мысли и чувства переставали быть чем-то особенными, они становились игрой, той игрой, в которую невозможно было не поверить.  

  Арлекин всегда смотрел с особым восторгом в многоликий зал и только улыбался, когда в ответ на его шутки все смеялись, он никогда не играл, если в зале находил кого-то, кто в ответ ему плакал. Конечно, это была не простая сцена, не простой цирк, не простое мастерство тряпичного актёра, это была одна из естественных желаний этого мира, это была жизнь…. 

… Однажды, когда в зале погас свет, и вокруг наступила тишина, он вдруг сказал, что можно смеяться лишь только тогда, когда вокруг нет грустных лиц, можно шутить тогда, когда тебя просят, можно верить в завтра, если рядом каждый день будет счастливый детский смех. Тогда, зал увидел себя частицей моего Арлекина, и каждый хотел уйти, чтобы не слышать больше тех слов, которые просто щемили сердце, но искать дорогу назад к выходу в темноте было глупо. Арлекин верил, что говорит правду, но был бы крайне удивлён, если бы сейчас узнал, что тогда он говорил моим голосом. Голосом, который так не похож на его.

«Я в каждом из вас вижу себя»,- внезапно сказал тогда он и зал зашумел, как будто услышал известие о приближающемся шторме с северо-запада. «Я такой, какие Вы, но могу сделать вас такими же, как я…», -продолжил он, но зал уже затих и долго молчал, пытаясь поверить в эти правдивые слова маленького Арлекина.

Через мгновение, на середину сцены, медленно кружась в воздухе, упали ярко-жёлтые цветы, которые имели лишь одно единственное значение – скорая разлука. Игра закончилась, и вечер постепенно вошёл в своё привычное течение, добавляя к вчерашним воспоминаниям капли розовых слёз на нежных лепестках усталых человеческих судеб.

   Я уже день как не играю, просто не хочу повторять то, что уже не вернуть. Мой счастливый Арлекин тихо спит в уголке, среди, таких же, как он, кукол. Он не может всё время играть, потому что один.

 За окном тихо светит луна, играя со звёздами в привычную игру ушедшего детства. Я, всё также мирно сплю и вижу какой-то расплывчатый сон о ярком летнем солнце над головой, о душевных дорогах, ведущих, как правило, вникуда.

Ночь отыграет, конечно, отыграет опять свою роль. И, как и я, когда-то, станет горько жалеть, что потеряла ещё одни сутки и стала седой.  Вслед за утренним туманом, медленно окутавшим мой счастливый город, проснусь и я. Утро новой жизни встретит меня проливным дождём, гулко стучащим по подоконнику моего сердца.  Розы…. Мне они не нужны, решу я, ведь больше не умею играть…. А мой Арлекин…тоже…!!!??? Конечно, я не смогу его спросить, хочет ли он дальне играть , хочет ли он быть игрушкой, хочет ли он страдать за других… Он мне никогда не сможет ответить, ведь он кукла… Мягкая, смешная кукла, которой можно играть.

… «Интересно», - подумаю я,- есть ли грань совершенства, есть ли грань безумства, есть ли грань безрассудства…. И, словно играя привычную роль, в, наполненный до краёв, стакан с водой, я неторопливо брошу всего только один лепесток той самой желтой розы, которую мне бросили зрители. Стакан переполнится и несколько маленьких прозрачных капель медленно стекут по моему стакану. И мир заплачет.

Нет, конечно, нет предела совершенству, нет границы души и нет ничего больше того, что сделано сердцем. Огонь возрождает огонь, а может ли он породить воду? Мой Арлекин отвел бы: «Да, если в этой воде есть немного огня».

  Сердце станет ледяным и у меня и у Арлекина, хотя  знаю, что куклы не могу жалеть. И, словно,  из несыгранного мотива той долгой и ласковой песни, я внезапно пойму, что есть предел всему, что некрасиво, прекрасное же вечно. Я поверю и в то, что простой стакан в мгновенье превращается в натюрморт, если в него бросить лепесток розы, а роза, на фоне того стакана никогда не станет прекрасна.… Так в чём же суть той бесконечной игры, и всегда ли красота спасает мир? Ответа на этот вопрос нет нигде, кроме как в маленьком сердце той тряпичной куклы, имя которой: «Жизнь».

Другие произведения автора:

В придуманном свете немого причала...

Там, где в вечность открытая дверь...

Время дождя