Выпускной ч. 3 гл.18

18

 

     Лиза проснулась от того, что хлопнула дверь. Светило яркое солнце, что не часто бывает седьмого ноября.

     «Батюшки, проспала, - подумала она, - и Митя ушёл, не разбудил».

     Лиза включила репродуктор. Из него доносилась задорная песня:

     «Легко на сердце от песни весёлой…»

     Лиза быстро оделась, умылась и села за стол завтракать.

     «Хорошо дочки остались ночевать у бабки Дарьи, - подумала она, - а то опоздала бы на торжественное заседание в клубе. Быстро перекусив, Лиза отправилась в клуб.

     Вся центральная улица была увешана алыми флагами и транспарантами, прославляющими партию и советский народ – труженик и строитель социализма. Особенно выделялись плакаты, прославляющие «Дело Ленина – Сталина» и «Отца всех времён и народов». Из репродукторов, установленных на столбах, доносились бравурные марши. Люди, в демисезонных пальто и серых плащах, спешили на торжественное заседание.

     Клуб был забит до отказа. Лиза увидела свою давнюю подругу Маню, которая заняла ей место в девятнадцатом ряду в партере. Лиза не любила красоваться в первых рядах, где сидели жёны больших начальников, хотя её всегда приглашали, именно, туда.

     Началось торжественное заседание. Под звуки марша на сцену вышли пионеры и с неподдельным энтузиазмом зачитали четверостишия, посвященные девятнадцатой годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции. Потом пошли здравицы в честь Ленинской партии и великого вождя народов товарища Сталина.

     В Президиуме сидели руководители предприятий посёлка и знатные рабочие, передовики и новаторы производства. Возглавлял Президиум секретарь партийной организации комбината Тихон Григорьевич Бубнов. Слово для торжественного доклада предоставили исполняющему обязанности председателя поселкового Совета Калёнову Дмитрию Семёновичу.  Зал взорвался аплодисментами.

     Дмитрий вышел на трибуну, осмотрел зал и начал свою зажигательную речь. Он говорил об успехах в великой Советской стране под руководством мудрого и любимого всем народом товарища Сталина. Называл цифры, свидетельствующие о росте выплавки чугуна и стали. Не забыл и текстильное производство. Его неоднократно прерывали громкими продолжительными аплодисментами. Говорить Дмитрий умел, и речи произносить любил. Люди всегда слушали его со вниманием и интересом.    

     - Ну, Семёныч, скажет, так скажет, - восхищались мужики, - не зря комиссарил в Гражданскую.

     Вдруг Дмитрий заметил, как в открывшуюся сбоку дверь вошёл Речкин в сопровождении трёх НКВДешников. Они быстрым шагом направлялись к трибуне. Дмитрию стало не по себе. Он усилием воли заставил себя продолжить речь.

     Речкин подошел к трибуне и встал рядом с Дмитрием. Зал заволновался, почуяв недоброе. Члены Президиума переглянулись, и только председатель, как ни в чём не бывало, с лёгкой ироничной улыбкой сидел невозмутимый на своём месте.

     Речкин взглянул на Бубнова. Тот, чуть заметно, кивнул головой. Речкин подошёл к Дмитрию и жестом остановил его речь. Двое НКВДешников подошли вплотную к трибуне. Речкин рукой отодвинул Дмитрия и встал на его место.

     - Товарищи, - начал он, - мы не можем проводить торжественное празднование столь знаменательной даты до тех пор, пока в наших рядах находятся враги социализма, враги нашего великого народа.

     Он повернулся к Дмитрию.    

     - Всё, Дмитрий Семёнович, кончилась ваша безнаказанная враждебная деятельность.

     Он кивнул НКВДешникам. Те подошли и надели на Дмитрия наручники. Зал молчал. Стояла такая тишина, словно хоронили кого-то из великих.

     Слово для продолжения доклада предоставили Бубнову. Лизе стало плохо. Она с трудом удержала себя, чтобы не упасть в обморок. И только тихо повторяла:

     - За что? За что?

     Маня взяла её за руку и вывела из зала.

     Зал взорвался негодованием. Бубнов несколько раз пытался успокоить присутствующих, но все были возбуждены до такой степени, что заставить замолчать эту массу людей оказалось непросто. Раздавались выкрики:

     - Ошибка какая-то. Он честный и порядочный человек.

     - Почему так долго терпели эту гадину.

     - Скоро нас всех пересажают.

     - Поделом ему, поделом. Хватит над людьми изгаляться.

     Лиза слышала все эти выкрики. Ей стало так плохо, что подкашивались ноги. Она в бессилии опустилась на стул в фойе и громко, навзрыд, заплакала.

     Это был конец, которого ждали, но в который не верили. А он пришёл. Пришёл жёстко, бесцеремонно и ударил запрещённым приёмом по самому уязвимому месту. И в самое неподходящее время. В одну минуту рухнуло всё. И не осталось больше ни надежды на лучшую жизнь, ни веры в светлое будущее, ни любви к великой и могучей партии.