Осенняя пора вступала в свои права. Лес пожелтел, груздь пошёл, хоть косой коси. Вот и он, Дмитрий Осташов, подошёл к годам осенним, а сердце в груди словно в юности биться стало. И то правду люди говорят - Седина в бороду, бес в ребро...
Любил старый Дмитрий осеннюю пору. Собран весь урожай, засыпано в закрома картошечки пудов немеренно, брюква со свеколкой порадовали, лук в косы домашние заплели и просушили. В кадках груздь солится, на Покров день в самый раз будет. Дней до Покрова самая малость осталась, а там капустку под корешок и в кадки, с морковкой и укропным семенем. Гречихи урожай диковинный собран, крупная уродилась. Просо не подвело, семь мешков намолотили. Часть картошки на пшеничку поменять и живи до самой весны припеваючи, кашу с маслицем поедаючи. Не понимал он селян, за крупой в магазин спешащих. Посей делянку в огороде, собери урожай и не жди, когда в сельмаг завезут.
Жена, Дарья, мастерица во всех делах. Ладно с делами домашними справляется. Шестой десяток доживает, а шустра, что молодка. Дочки против неё неумёхи, хозяйство ведут абы как, норовят поспать подольше, поесть послаще. Правда, поругивал иногда жену, гнала самогонку, не понимая, какой бедой это стать может. Донесут и всё - тюрьма. Разные сроки за самогоноварение дают. Сыновей потчевала настойками домашними, баба неразумная, а те, после двух чарок, бешенными становились. Начинал старший Тимоха. Всё казалось ему, что родители больше любят меньшего Степана. И начиналась свалка в доме. Дмитрий скор на руку был, обоим по сопатке и вон из дому. Сам не пил и считал это ненужным для всех. Невестки стервозы жуткие попались, не из местных были. Меж собой не ладили, в гости одна к другой не ходили, мужей натравляли друг на дружку. Тимоха свою с войны притаранил с брюхом, а Степан из города привёз, где частенько бывал по делам колхозным. Чего делили, понять было трудно, да и времени не было. Хорошо хоть дома в разных концах села были.
Шестьдесят пять исполнилось, пролетела жизнь и не заметил. Старшей дочке, Стешке, сорок лет исполнилось, младшему сыну Игнату в армию идти, восемнадцать скоро. А про среднюю, Анюту, и вспоминать забыли. Выскочила замуж за солдатика, что на уборку присылали, уехала с ним в Рязань далёкую и за десять лет ни разу не навестила родителей. Разбежались детки по своим домам, вроде и рядом живут, детишками обросли, а тепла от них и нет. Две дочери, три сына. Пока поднимали на ноги, сами поизносились.
Бежит Иртыш, несёт свои воды к красавице Оби. Сколько вод убежало за годы прожитые. В памяти много чего осталось.
На календаре была весна одна тысяча девятьсот девятнадцатого года. Бурлила политическая жизнь в Омске, одно правительство сменяло другое. Роптал народ, сетуя на дороговизну жизни в городе. Волею судьбы занесло и Дмитрия в места сибирские с реки Волги-матушки. Родители погибли от рук красноармейцев и не было у него иного пути, как пойти в белогвардейский отряд, который всё дальше с боями уходил от родных мест. Шёл ему тогда двадцатый год.
Положение на фронте становилось всё сложнее. Понимали солдатушки, что покинет Колчак Омск по осенней поре. Многие не хотели уходить с ним, но строги были порядки и бежали они, кто куда мог. Вот и он, Дмитрий, разжившись гражданской одеждой, ушёл в конце мая вверх по течению реки Иртыш. Сам слышал разговор офицеров, они говорили об уходе в Китай, а это ему не нравилось. Знавал от отца о родственниках в городе Тара, туда и стопы свои направил. Не просто отмахать триста километров пешим, но оказию не искал. Ловили дезертиров и расстреливали без суда и следствия. Не довелось ему самому принимать участие в этих расстрелах, но наслышан был предостаточно.
Четыре дня был в пути. Питался рыбой речной, без соли и хлеба. Костерок небольшой разжигал днём, когда удавалось рыбки раздобыть, запекая её на угольках. Не понимал сколько пройдено, но силы были уже на исходе. Шёл всего опасаясь. В Омске поговаривали о партизанских отрядах, наносящих огромный урон белогвардейцам. Зрело недовольство крестьян, с коих омские правители собирали непомерные налоги продуктами на нужды армии.
Дмитрий боялся и белых и красных. На пятый день пути увидел дым высоко над деревьями. Крадучись подобрался поближе. На берегу реки, среди деревьев, стоял одинокий дом внушительных размеров. По двору сновали солдаты, громко разговаривая. Мужик, с окладистой бородой, спокойным голосом доказывал, что им всё сдано до последнего зёрнышка. Показывая на носящихся по двору в испуге трёх куриц, предложил:
- Вот, господа хорошие, забирайте несушек, да вон рыбу, вывешанную вчерась на просушку. Чем богаты, тем и рады. Мы себе ещё наловим, река вона, рядом. Коль желаете, то ушицы можете отведать, готова поди. Одна рыба и выручает, голодно живём.
Солдаты, переловив трёх несушек и забрав рыбу, поспешили к лодке на берегу. Посреди реки стояло утлое судёнушко.
Дмитрий поднялся с земли и сразу почувствовал меж лопаток ствол ружья.
Тело обмякло...
- Чего тут высматриваешь, соколик? - раздался тихий девичий голос.
Он оглянулся. За спиной стояла девка лет двадцати, крепкого телосложения. Такая и без ружья уложит. Лицо рябое, коса тёмно-русого цвета висела ниже пояса. Но он увидел её зелёные глаза, которые с нескрываемым любопытством рассматривали Дмитрия. И от этих глаз таким теплом повеяло, что захотелось ему остаться здесь навсегда. Ловить рыбу, косить травы и смотреть, смотреть в её глаза долгие годы. Вот захочет ли она...
- Смотрел, как белогвардейцы последних кур ловят. Думал хлебом у хозяина разжиться. Денег немного есть, а купить негде. Да, видно, не до меня ему сейчас. Ну я того, пойду дальше. Мне ещё топать да топать. Может успею рыбки поймать, - робко ответил Дмитрий.
- Это с кем ты здесь лясы точишь, Дарья? Ружьё-то опусти, дурёха, оно и пальнуть может. Зачем же работника такого калечить. Он ещё нам послужит. Не так ли, молодец? - спросил тихо подошедший пожилой человек, которого Дмитрий видел во дворе дома.
- Да вот, тятя, поймала соколика. Лежит в кустах, подглядывает, как беляки за тремя курицами по нашему двору носятся. Не их он, но не из красных. Рябенький, как наши курочки, - смеясь ответила Дарья.
Так и познакомился Дмитрий со своей женой будущей, единственной дочерью Тимофея Степановича Крюкова. Первенца в честь деда назвали Тимохой. И потекла жизнь ровненько. Приходила весна, плавно перетекая в лето, потом наступала золотая осень, которую он очень любил.
Продолжение следует...
Другие произведения автора:
Сангрия - прощание с летом...
Вчера - не сегодня... - пролог
Тебе, любимая!
Это произведение понравилось: