Приключения неопытного симулянта

Леха (Алексей) Дементьев, молодой человек лет 25, просыпается утром с большого бодуна. Ему нехорошо. Во рту - как кошки насрали. С трудом он пытается понять: где он, и что с ним было вчера. Вчера все начиналось так хорошо, даже отлично: позвонил старый корефан Буба (Тарас Бунчук), сказал,что нет повода не выпить, ему обломилось штука бабла. И телки знакомые есть. Так что подгребайсяпод вечер. Леха подходит вечером, а веселуха уже началась: Буба мацает телок, сам уже веселый, и телки тоже.Бухла много, закусон по-минимуму: закусь градус крадет. Леха западает на одну брюнетку, этакую цыганочку, Кармен, какую он видел по телику 10 лет назад, когда была 1 программа и родаки, открыв рот, слушали оперу. Стакан-другой-третий, все так хорошо начиналось, брюнетка уже согласилась.Но что было потом, Леха не помнит. Вот Леха, весь помятый, будто танк по нему проехал, лежит, и судорожно вспоминает, чем же кончился вчерашний вечер. Пить хочется, как в пустыне Сахаре, и встать пойти на кухню попить из крана воды, сил нет никаких. Вдруг из другой комнаты раздаются крики, скандал. Кто, что - Леха не может понять с перепоя. Он поднимает голову: из соседней комнаты выбегает полуодетая Кармен, застегивается на ходу, и кричит: Я вас всех тут посажу! Хлопнула дверь, Леха даже не врубился, что произошло. Выходит Буба, весь тоже помятый, рожа опухшая, в трусах. Леха спрашивает: что за кипеж? Буба говорит: ты сам виноват, вырубился. Я твою черную хотел завалить, а моя психанула и убежала. Ты лежишь, храпишь. Ну, мы с черной еще замахнули, и спать. А утром она говорит: а сейчас ты должен на мне жениться. Я - с какого перепугу? Ну, она и быканула, кричит: посажу за изнасилование! Групповое! Леха напрягается: так что, и меня могут посадить? Буба: а то! У нее батя - мент. Алексей Дементьев говорит, что ему пора на работу, собирается и уходит. Хотя утро солнечное, ясное, ему совсем нехорошо. По телефону звонит своему другому другу, рассказывает, что произошло. Друг говорит однозначно: посадят, как пить дать. Там ведь как? Показала пальцем - и посадили. А групповуха - так это уже совсем другой срок. Кранты тебе, Леха. В панике Леха бежит домой. Мать еще не ушла на работу, и сразу начинает орать на Леху: ты где шатался??? Я всю ночь не спала! Леха: мама, короче, влип я по самое не могу, посадят меня! Мать сразу: что, Лешенька, случилось? Леха говорит: да вот бухнули вчера с Бубой, там телки были, одна сказала, что посадит за групповуху. Я не при делах, это все Буба, он ее трахнул, а она сказала, что будет групповуха. Мать: сиди дома, на телефон не отвечай, вернусь - поговорим. Леха в панике, тревоге и ожидании проводит весь день дома: на работу не пошел, на неоднократные телефонные звонки не отвечал. Не мог ни есть, ни спать: боялся, от каждого стука в подъезде вздрагивал и сжимался в комок: он уже был наслышан, что с насильниками делают в тюрьме. К вечеру Леха дошел до самой точки, превратился в безвольный комок. Вечером возвращается мать. Мать собрана, сосредоточена, деловита и энергична. У матери есть уже готовый план действий. Она говорит Алексею: ты ляжешь в психушку! Леха такого поворота не ожидает: как?? В психушку, к психам? Они же дураки! Они там скачут! Да и как? Я же здоровый! Мать говорит, что она все узнала, что душевнобольных не садят. Полечат - и отпускают, а к суду не привлекают: они же больные! Алексей: как это сделать? Мать: после попытки самоубийства всегда увозит психобригада "Скорой" в психбольницу, а там будет все просто. Алексей: а делать-то что??? Мать: ночью вызову, скажу, что хотел отравиться газом, и веди себя по-дурному. Сидеть-то хочешь? Они вечером обсуждают, как будет выглядеть попытка отравления газом, когда вызвать психов( Скорую), во что одеться, как вести себя. Мать видит, что сын уже безвольный, ничего не соображает, ни на что не способен. Дает ему в руки картонку, говорит: напиши фломастером "Я завершаю адский круг!", садись и молчи. Когда приедет психобригада, я пойду встречать, включишь газовую духовку и засунь туда голову, а записку держи в руках. И никому ничего не говори! На вопросы не отвечай! Не объясняй, почему и отчего. Я потом приеду в дурдом, там все расскажу доктору. И никому ничего не говори! В 3 часа ночи мать звонит в "Скорую" и истошно кричит: сын отравился газом! Он голову в духовку засунул! На расспросы отвечает, что сын весь день был какой-то странный, невменяемый. Приезжает психобригада, санитары. Медработники - они ко всему привычные, ничему не удивляются, заспанные только.Заходят в кухню, смотрят: там Леха сидит на коленях, голову засунул в духовку, и газ включен. Санитары, конечно, тут же газ выключают, Леху достают из духовки. Спрашивают: как его зовут, какой сегодня день, что случилось? На все вопросы Леха только закатывает глаза. Вдруг один санитар видит записку, показывает ее доктору. Психиатр говорит: все понятно. И вместе с запиской, взяв под руки Леху, увозят в психбольницу, в Сосновку. "Сосновка" на городском жаргоне это психобольница № 42, куда госпитализируют психически больных с определенных районов города. Находится за городом. Весь персонал больницы - это жители поселка Сосновый, только врачи приезжают из города на электричке. "Психия" - так зовут больницу все жители поселка. Привозят Алексея прямо в отделение, которое принимает данный район. Усталый доктор "Скорой" сдает сумасшедшего санитарам и дежурной медсестре, пишет сопроводительный лист с причиной госпитализации, ставит диагноз:Шизофрения, дебют.Шубообразная(приступообразная) форма. Уезжают. Леху привычно переодевают в больничную пижаму, составляют опись одежды и личных вещей. За происходящим наблюдает дежурный доктор, который и работает в этом отделении. Под утро голова врача уже не соображает, и он переписывает данные сопроводительного листа, делает назначения -мощные нейролептики ( успокаивающие средства), назначает режим наблюдения: одновременно и "агрессивно-импульсивный" и "по суициду" и, как положено, нового больного направляют в отделение, прямо в наблюдательную палату. И за Лехой захлопывается больничная дверь. Уже плохо соображающему от бессоницы и пережитых волнений Алексею отводят пустующую койку прямо у санитарского поста, он ложится - и вырубается. Последующий день в больнице Леха помнит плохо: бессонница и пьянка накануне, нейролептики делают его обездвиженным и плохо соображающим. Смутно он помнит, что его кормили, отводили в туалет. Подходит уже лечащий врач - тот, что принимал его в больницу под утро, видит, что с пациентом говорить бесполезно, откладывает собеседование и осмотр назавтра. А завтра - день посещения больных родственниками. Все они приезжают из города на электричке, и с 1 до 3 навещают больных родственников. Доктор сидит в ординаторской, когда заходит санитар и сообщает, что приехала мама новенького, который душился газом. Работа с родственниками, запись беседы с ними - неотъемлемая часть работы психиатра. Надо ее обязательно принять, это объективные сведения о личности больного. Врач приглашает маму вновь поступившего. Заходит уже пожилая женщина, усталая, заплаканная. Доктор начинает опрос как положено: как проходили беременность и роды, как развивался, какой был по характеру, какие увлечения, как учился в школе, были ли проблемы в подростковом возрасте. Женщина все подробно рассказывает. Потом подходят к причине госпитализации. Женщина начинает плакать: он стал такой странный в последнее время, все к каким-то голосам в голове прислушивался. Говорил, что в квартире установлено подслушивающее устройство, и по рентгеновским лучам в его голову поступают команды от израильской разведки и ЦРУ, и что он устал и не может больше так жить, и ему надо идти сдаваться в КГБ. Доктор ее успокаивает, говорит, что все ничего, обойдется. Мать просит свидания с сыном. Врач в сомнении: пациент уж больно в неприглядном виде. Но мать плачет, и доктор не может отказать. Мать сидит в приемной, санитары приводят сына. Мать в ужасе: он такой заторможенный, вялый, тупо соображающий. Санитары пристально наблюдают за ними, сверлят глазами. Мать обнимает сына, санитары отводят глаза. В этот момент мать сует в руку сыну какую-то бумажку.И сын зажимает бумажку в кулак. Потом сцена прощания: время посещения окончено, родственники торопятся на электричку. И Алексея снова уводят в отделение. Передачу Лехе санитары тщательно досматривают и, не найдя ничего подозрительного, помещают в общий холодильник. В отделении Алексею до смерти хочется узнать, что мать написала в записке, но сделать это невозможно: он постоянно под пристальным наблюдением дежурных санитаров. Он просится в туалет, типа, живот схватило. Также в сопровождении санитара он заходит в туалет, присаживается. Санитар не отводит от Лехи глаз. Тогда Леха говорит, что забыл бумажку, просит оторвать от газеты. Тот дает газетный обрывок, Леха начинает мять его в руках. Улучив момент, к газетному обрывку он добавляет записку и прочитывает, делая вид, что заинтересовался тем, что напечатано в газете. Потом демонстративно вытирает задницу и бросает в унитаз. Его отводят назад, в наблюдательную палату.В палате место Лехе, как новенькому, отвели рядом с санитарским постом, чтобы он был всегда на глазах.Все больные в наблюдательной палате находятся под присмотром круглые сутки, запрещается даже закрываться с головой одеялом, чтобы под одеялом пациент не удавился. Круглосуточно горит свет, только ночью свет делают чуть слабее.И постоянный надзор, о поведении каждого самым подробным образом докладывается на утренней линейке. Санитары, жители поселка Сосновка, - практически потомственные санитары и санитарки. Помимо природной наблюдательности, деревенского любопытства и едкой бабьей памяти, этот санитарский состав получил еще многолетнюю выучку надзора и фиксации буйных больных, это традиция Сосновки. Укрыться Лехе негде. Хотя мозги затуманены действием психотропных препаратов, он пытается лихорадочно соображать, что делать: экстремальная ситуация, опасность для жизни и страх перед душевнобольными заставляют его сосредотачиваться, соображать. Ночью тоже не было отдыха: только Леха задремал после полуночи, как привезли больного с белой горячкой, "белочкой". Больной крайне беспокоен, дезориентирован, шумен, речь бессвязная. Ясно только, что его терзают мелкие, но очень опасные и противные животные, которых на него напустили цыгане.Несколько санитаров фиксируют буйного к кровати рядом с Лехой скрученными простынями. Мягкая фиксация простынями - это отдельный вид санитарского искусства: скрученными простынями в виде жгутов привязывают руки и ноги к кровати, и, чтобы больной не мог рваться с постели, отдельным жгутом грудь притягивают к кровати, протянув жгут подмышками. Больной рвется. Ему ставят капельницу с коктейлем из лекарств и снотворных. Только под утро больной угомонился, и вскоре - подъем в отделении. Ночь кончилась. После завтрака Леху отводят во врачебную комнату ( ординаторскую) на первичную беседу с врачом. Врач, мужчина 30 лет, в психиатрии человек новый. До этого несколько лет отработал на "Скорой", а потом, после первичной специализации по психиатрии на факультете усовершенствования врачей при кафедре психиатрии медакадемии стал работать в этой больнице. У врача опыт небольшой, он постоянно сверяется со справочником, методичкой для студентов, где указан порядок вопросов и на что следует обратить внимание. Зовут его Сергей Петрович Зотов. Заводят пациента в ординаторскую, усаживают в 2 метрах на стул перед столом врача. На соседнем стуле начеку сидит санитар, готовый броситься на больного при малейшей попытке агрессии. Врач задает стндартные вопросы о личности больного, его биографии: где и как учился, чем болел, чем занимался и где работал. Леха, сосредоточившись, отвечает. На вопрос врача, что же такое случилось, почему решил отравиться газом, Леха начинает объяснять, что за неделю до этого был в парикмахерской, и парикмахерша, агент иностранной разведки, для отвода глаз щелкая ножницами, вживила ему в голову, прямо в мозг, специальные электроды, чипы, по которым на него стали действовать радиоволнами агенты Моссада и ЦРУ, говорили в голове механическими голосами, отдавали приказы, заставляли совершать поступки, сделали из него биологического робота. Леха оборачивал голову фольгой, поверх натягивал вязаную шапку, но это не помогало. От разведки не было покоя ни днем, ни ночью. На вопрос врача, чем же таким простой парень привлек внимание иностранных разведок и зачем он был им нужен, Леха говорит, что его избрали для отработки новой аппаратуры, и на нем ставили опыты, чтобы потом им манипулировать и его руками совершать разные преступления. К моменту госпитализации он так устал, он не мог им противодействовать, они сводили его с ума бессоннницей, поэтому он и решил себя убить, чтобы его руками иностранцы не могли совершать преступления. Врач быстро за ним записывает, иногда очень внимательно смотрит пристальным взглядом, которым всегда смотрят психиатры на психобольных. Леха говорит, что после лекарств голоса в голове изчезли, и воздействия на мозг уже не испытывает. Исчезли страх, тревога и растерянность. Жалуется на сухость в горле, неусидчивость, тянущие ощущения в мышцах. Просит вывести его наблюдательной палаты на спокойную половину, потому что тюремный режим наблюдательной палаты очень тяготит.А он, Леха, уже спокоен. Врач вопросительно смотрит на санитара, тот утвердительно кивает головой. Ладно, говорит врач, еще сутки понаблюдаем, а завтра решим. К текущим назначениям добавляет корректоры (циклодол), который смягчает действие нейролептиков. Когда Алексея уводят обратно в отделение, врач заполняет историю болезни вновь поступившего первичного больного. Надо аккуратно и последовательно изложить биографию пациента и начало и проявления психической болезни. Грамотно и читабельно изложить все это на бумаге достаточно тяжело для неопытного врача, он подолгу думает, потом пишет. Подтверждает, естественно, диагноз, который ему выставил врач психобригады "Скорой". Все, судьба Лехи теперь решена. На другой день, убедившись, что больной спокоен, упорядочен и не требует постоянного надзора, врач переводит его на спокойную половину, и у Лехи тут начинается новая жизнь. Леха постоянно настороже, внимательно присматривается к другим пациентам. В отделении рулят, естественно, принудчики и санитары."Принудчики" - это психически больные, которых после совершения преступлений судом отправляют вместо тюрьмы в больницу. Как правило, это уже ранее судимые, с криминальным опытом, у всех стандартный психиатрический диагноз : вялотекущая шизофрения. Никаких отличий в поведении от нормальных людей Леха у принудчиков с вялотекущей шизофренией не замечает. Другой контингент, который в поведении практически не отличается от принудчиков - санитары из алкоголиков, которые во время прохождения курса противоалкогольного лечения работают бесплатно "за кашу". Эти две группы составляют элиту отделения, пользуются определенной свободой и доверием персонала. Им неофициально разрешено чифирить, поэтому из санитарской палаты часто пахнет свежезаверенным чифиром. Напряженного Леху подзывает к себе санитар Саша: что, братан, как дела, почему привезли? Леха изображает недоумение. Тогда санитар предлагает Лехе чифирнуть, говорит, что хорошо мозги прочищает после уколов. Леха непривычен к чифиру, отхлебывает. От крепчайшего чая сначала у него рвотный позыв. Санитар это замечает, хлопает Леху по плечу: ничего, братан, привыкнешь. От чифира и правда в голове стало яснее, перестала давить чума от психотропных средств, только сердце непривычно заколотилось.Санитар тихо говорит Лехе: держись меня, братан. Со мной не пропадешь. Только никому ничего не говори: тут все друг друга закладывают и пасут. Особенно бойся штатных санитарок: они так-то добрые, нормальные, но стучат, падлы, стучат, все, суки, замечают, секут - только так. Ты ни с кем не контачь - сдадут тут же. Короче: не верь, не бойся, не проси. Пока осмотрись. Завтра перетрем. Но завтра не случилось: в этот же вечер Сашу забирают из отделения менты: оказалось, он, Саша, как особо опасный, давно во всесоюзном розыске, так и увезли в наручниках. Леха прямо оцепенел от страха. Весь вечер он сидел в столовой, типа, смотрел телевизор, а в голове крутилось: заметут, посадят...опустят. Сидел, пялился в телевизор, а сам, сидя спиной к санитарской, ловил ушами пересказы: за что замели Сашу. А так бы ни за что не подумал: такой вежливый, предупредительный...Оказалось, за ним ходки, сидки, причем даже за мокруху. Выпускали по УДО за хорошее поведение, участие в жизни отряда, за то, что встал на путь исправления. Леха уже в панике: что делать, за кого держаться. Один он остался среди психов. Но так-то Леха начинает присматриваться к психам. Многие из них совершенно безопасные. Одни, слабоумные, по целым дням сидят тупо на табуретках. С кем-то случается эпилептический припадок, и его тут же уволакивают в наблюдательную палату. Некоторые целыми часами ходят, как заводные туда и сюда по коридору: сами с собой разговаривают, жестикулируют, но никто на них не смотрит и внимания на них не обращает. У алкоголиков другая жизнь: они работают посменно санитарами и помогают основному персоналу, иначе не справиться. Ну, а вечером можно бухнуть и поиграть в карты. У принудчиков другая тема: чифирнуть, разжиться циклодолом ( который имеет наркотический эффект), который они искусно выпрашивают у персонала за мелкие услуги. И всегда принудчики крайне вежливы, предупредительны, подчеркнуто исполнительны, а с врачом прямо-таки подобострастны. Ибо именно от врача зависит снятие принудительного лечения, и тогда...свобода! Леха сидит, изображает тупую покорность, а сам лихорадочно думает: что делать, что делать?? Считает дни до четверга, когда будет день посещения родственниками, может, мать что узнала. А у доктора, Зотова, другие проблемы. Его, новенького в психиатрии врача, многое интересует: как протекает психоз, как выглядит. Тем более, что в психиатрии все диагностические проблемы решаются коллегиально, комиссионно. То есть, 3 врача должны согласиться с вынесенным диагнозом. Заведующая отделением, опытный врач, в отпуске, а Зотов временно ее замещает. Попросил быть на комиссии главного врача, тот сказал взять в виде консультантов врачей женского отделения. Зотов приходит к коллегам в соседнее отделение. Врачи женского отделения только в этом году окончили интернатуру по психиатрии, но апломб у обоих профессорский. Завотделением, девица 25 лет, была назначена из личной симпатии главного врача, который прежнего, почти пожилого мужчину, перевел простым врачом ( ординатором) в мужское отделение. Он, вместе с ней закончивший интернатуру и называющий ее Ленкой, старше "Ленки" на 2 года. Он высокий, худой, славянской внешности. Но апломб тоже профессорский. Зотов, который с ними слабо знаком и совсем недавно, к ним приходит, говорит, что у него новенький больной, не поможете ли разобраться. Оба вскинулись: а что, какие симптомы? Зотов, который по возрасту их старше, начинает путано, с использованием терминов,объяснять: вот, типа синдрома психического автоматизма...а может, это синдром Кандинского-Клерамбо? Оба новых психиатра переглядываются друг с другом многозначительными взглядами, не скрывая иронии над неопытным коллегой. Но соглашаются помочь в диагностике. На другой день оба этих недавних интерна на комиссии в отделении Зотова. Зотов вкратце им докладывает: что случилось, какая симптоматика. И он, и она сидят развалившись. Он сидит, нога на ногу, она поигрывает в руке неврологическим молоточком. Приводят Алексея, усаживают на стул посередине комнаты. Очень свысока, пренебрежительно, оба этих "корифея" задают вопросы: как ощущались "голоса", что говорили, что заставляли делать, как он на них реагировал. Алексей, понимая, что решается его судьба, смотря вниз, тупым монотонным голосом, явно угадывая ожидаемые ими ответы, односложно все подтверждает. Вся комиссия продолжалась буквально 5-7 минут, потом Алексея уводят санитары. Итак, ваше мнение, коллеги? Она, заведующая отделением всего в течение 3 месяцев, сидя нога на ногу, поигрывая неврологическим молоточком, уверенно, значительно говорит: нет, это процесс ( на психиатрическом сленге - шизофрения). У Зотова сомнения: тут что-то не так, какая-то не совсем убедительная симптоматика, уж больно загадочно он вел себя с матерью, да и этот контакт с криминальным санитаром Сашей, а жулики - это народ очень непростой, так просто ни с ким общаться не будет. Второй доктор, высокий тощий блондин, очень уверенно говорит: нет, это шуб ( шизофренический приступ). Зотов: ну почему? Блондин: ну я-то вижу! На этом комиссия закончилась. Доктора ушли, иронично переглядываясь друг с другом, насмехаясь над тупым коллегой. И Алексей остается в отделении на неопределенное время. Он начинает помогать персоналу, а когда спросили желающих пойти на работу на территории больницы, вызывается сам. Работа простая: привезли на зиму несколько машин угля, надо складировать. День, другой ходит Алексей на внешние работы, потом обращается с просьбой доктору: уж больно тяжело двигаться, мышцы скованы,соображается тяжело. Что такое психопатологическая симптоматика по сравнению с заготовкой угля на зиму? И Зотов разом отменяет все нейролептики. На третий день после отмены к Зотову заходит санитар, говорит, что больной Дементьев срочно просится к нему на прием, дело крайне важное. Зотов: ну что же, пусть заходит. Дементьев, Леха то есть, начинает быстро говорить: Сергей Петрович, я попал, как кур в ощип! Не больной я! Симулянт! Ничем не болел и ничего не было! Просто придумал эту историю, мать помогла,потому что посадить могли за изнасилование...групповое. Там как же? Указала, заявила - и посадили.По стремной статье. Я бы терпел, но после отмены психотропных лекарств стало вообще невмоготу: хочется просто разбежаться и прямо лбом в стену!!! Зотов: иди на работу, разберемся. Шизофрения, уже выставленная, диагноз серьезный, неснимаемый и неоспоримый. Зотов к главному врачу: Виктор Устинович, такое дело. Больной признался, что симулянт. Главврач: если так, надо поехать и лично проверить, в самом ли деле было заявление, заведено ли уголовное дело. Соответствует ли все это реально устным заявлениям психически больного человека? Зотов тут же собирается и едет в город: еще со "Скорой" он знает этот район, и где отделение милиции этого района. Заходит в райотдел, обращается к дежурному: я психиатр больницы, надо переговорить со следователем по делу об изнасиловании. Все как нельзя складывается удачно: и следователь по этому делу на месте. Доктор входит в кабинет следователя, представляется, кто он, по какой причине здесь, и правда ли, что Дементьев проходит по делу об изнасиловании? И следователь начинает хохотать: так вот он куда спрятался! Да он всего лишь был свидетель, а сейчас уголовное дело прекращено: потерпевшая забрала назад свое заявление, и скоро они - и насильник, и потерпевшая - поженятся. На другой день бригада больных на погрузку угля собирается на выход, входит Зотов и хлопает Леху по плечу: все нормально, все будет хорошо! Это как раз четверг, днем к Лехе приезжает с передачей мать Зотов ее приглашает, говорит, чтобы не расстраивалась, что все будет хорошо, и никакого уголовного дела по изнасилованию нет. Мать лицом изображает полнейшее непонимание, недоумение: о чем это говорит доктор? Зотов идет к главврачу, говорит: надо снимать диагноз шизофрении. Главврач: это непросто. Во вторник приедет консультант кафедры психиатрии медакадемии, представишь на комиссию. Проходит еще несколько томительных дней. Алексей безропотно ходит на тяжелую работу. Вторник: комиссия. Алексея оставляют в отделении. Консультант, очень уважаемый специалист, кандидат наук, ассистент кафедры психиатрии. Все врачи больницы сидят тут же: это очень большое событие, повод приобщиться к диагностическим тонкостям, критериям. Настоящий урок для психиатров по дифференциальному диагнозу. Зотов представляет случай с Дементьевым, как можно подробнее рассказывает об обстоятельствах госпитализации. И то, что реально узнал в райотделе милиции: да, было конкретное заявление, но Дементьев только присутствовал в качестве свидетеля, и ни в чем не обвиняется. Консультант, Василий Николаевич Быстров, человек очень уважаемый в психиатрических кругах, тонко улыбается, и соглашается с предложением снять диагноз шизофрении с Алексея Дементьева. На этом больничный день закончился. Утром врач Зотов после утренней линейки объявляет, что больной Дементьев выписывается. Леха одевается в свою одежду, деньги на дорогу мать принесла. Открывается дверь - и Леха выходит. Идет к воротам, через проходную. И, совершенно свободный, идет сосновой рощей на станцию, чтобы сесть на электричку. Пахнет прелой листвой, сосновыми иголками, тишина, невозможная тишина, только шум экскаваторов с каменного карьера. Свобода!

Другие произведения автора:

Триумф Германа Петрова