11
Дни летели за днями, словно торопились помочь ей хотя бы временем. Ане казалось, что она похудела и подурнела от постоянного недосыпания и нескончаемых забот. И чем больше проходило дней, тем крепче становились сыновья. После рождения детей, бабушки постоянно были с внуками по очереди, за что Аня была им бесконечно благодарна. Если её мама уезжала в деревню после своего, как они называли, дежурства, то с ней жила мама Вера. После возвращения мамы, мама Вера всё равно прибегала к внукам пару раз в неделю, игнорируя заслуженный отдых на целый месяц. Скучала...
Наступила новая весна. Затяжная и тёплая, с ароматами свежести и проснувшимся предчувствием скорого лета. Вновь зацвела черёмуха, наполняя округу сладким медовым запахом. И вернулся Иван... Дети встретили его бурно. Взглянув на вошедшего в комнату Ивана, Данька встал на коленки и потянулся, гукая по-своему от захватившей его радости. Никита в растерянности поджал губы и, уткнувшись в ковёр, разразился таким рёвом, словно оплакивал свою обиду по причине его долгого отсутствия. Не забыли... Подхватив Даньку в одну руку, а Никиту в другую, Иван прижал их к себе и довольно улыбался. Никита тут же уткнулся ему в плечо и смешно засопел, а Данька по-мужски хмурил брови, настойчиво пощипывая Ивана за нос. Аня чувствовала себя в этой ситуации просто варваром, пинающим внимание такого хорошего во всех отношениях, по словам мамы, мужчины.
Засыпая в тот вечер, она думала о прошедшем дне. Её тревожила откровенная привязанность детей к Ивану. И эта привязанность была взаимной. Дети ни на шаг не отходили от Ивана, и он с видимым удовольствием возился с ними до позднего вечера. Глаза его при этом светились.
«Почему никто не хочет её понять? Она же не бесчувственное бревно и у неё есть своя печаль. Только её никому не видно. У неё своя музыка внутри. Разве музыка не рождает чувства? И вообще... Музыка - это лучший из лекарей. Ведь сказал же кто-то из знаменитых: - Если человеку плохо, то надо слушать Моцарта.
Под властью музыки можно танцевать одной, наслаждаясь её нежностью и очищаясь от нанесённых обид. Или петь, впитывая в себя чистоту звуков и слов, позволяющую думать и чувствовать. Да-да... И даже любить. Музыка многогранна, она может возвысить чувства и упасть вместе с ними. Она может сказать - вот тебе моя печаль, или вот тебе моя радость. А ещё - вот тебе моё тепло, или вот тебе мой холод. И чем старше становишься, тем чувствительнее для тебя звучит музыка».
Она спала, и внутри её сна играла музыка. Тонкая, тихая... Что-то похожее на музыку Джеймса Ласта «Одинокий пастух». Это звучало в глубине сознания, заставляя прислушиваться и мысленно повторять волшебную мелодию. Музыка звучала громче и нежнее, и ей казалось, что она окрашивает пространство этих звуков в светло-зелёный свет. Да-да... Звуки внутри, а вокруг светло-зелёное пространство. И вдруг из этого света показались Данькины глаза. Расплывчатое вначале, его лицо становилось отчётливей и ярче. Он улыбался. Аня протянула руку, и проснулась... Осознавая, что это всего лишь сон, она с нескрываемой радостью прошептала:
- Данечка... Ты пришёл ко мне. Я ждала. Я верила. Столько месяцев тишины. Господи-и... Я счастливая сегодня.
Надев наушники, она нашла в телефоне музыку Джеймса Ласта. Мелодия вливалась в неё каждой нотой, каждым последующим звуком. Это - как чуть заметный горный ручей, перекатывающийся на мелких камешках, нарастающий и набирающий силу. Ещё мгновение, и он ворвётся в бушующую реку, и она захватит его необузданным потоком... Закрыв глаза и улыбаясь сквозь слёзы, Аня зачарованно слушала мелодию. С чувствами во власти музыки так бывает. Уснуть в эту ночь она смогла только под утро.
На следующий день мама Вера слишком открыто порадовалась возвращению Ивана. Аня знала, что с момента их знакомства Иван иногда помогал маме Вере в разных делах. Дальше последовал такой разговор, которого Аня от неё никогда не ждала.
- Анечка, - сказала вдруг мама Вера, укачивая неспокойного Даньку. - Ты присмотрись к Ивану. Ходит ведь парень, ждёт, - протяжно вздохнув, она продолжила: - Что уж... Данила моего не вернёшь. А Иван хороший, заботливый. Самого поломало в жизни так, что иной раз пожалеть хочется. И дети вон к нему... - мама Вера не сдержалась и выпустила слёзы.
- Мам Вера... Да что же ты говоришь-то? - она растерянно посмотрела на маму Веру.
- А ничего. И дети вон его любят. Думаю, что хорошим отцом им будет. И я тут рядышком при вас.
Аня укоризненно посмотрела на маму Веру и ушла к Никите. Прикрыв дверь в спальню, она заглянула в кроватку: сын спал крепким сном.
«Может, мама Вера специально часто намекала о долгом отсутствии её помощника? А теперь вот с радостью говорит о его возвращении. Неужели?.. Мама Вера, потерявшая сына и познавшая материнское одиночество, и Иван. Тоже одинокий, не знавший материнской заботы. И с её мамой он быстро сдружился, она сразу приняла его участие и помощь. И детей в себя влюбил по самые уши. Ну-у... Разведчик! Все тылы обошёл. Осталась только я».
Глядя на сына, Аня и впрямь думала об Иване. Она не в первый раз ловила себя на мысли, что жалеет его. Добрый, по-мужски симпатичный, аккуратный и терпеливый. Ещё какой терпеливый! И глаза... Глубокие глаза с затаённой в них грустью. Она чувствовала его глаза, они не врали.
- Привет. Как живёшь там без меня?
- Живём потихоньку. Как ты?
- В порядке. Расслабился.
- У тебя голос сегодня другой, слегка заторможенный. Устал?
- Нет. Выпил. Все мужики похожи на водку, такие же прозрачные и простые. Или пьян совсем, или полупьян.
- Нет вредных веществ, есть вредные количества.
- Кто тебе глупость такую сказал?
- Химия. Меру нужно знать, а не вливать в себя пока льётся.
- Училка ты моя. А может, дело не в химии? Капля яда в бокале вина, и оно отравлено. Вот так и женщина.
- А причём тут женщина?
- Женщина - отрава в любви. И особенно, когда она не твоя.
- Ты пьян?
- Не думай про участь алкоголика, лучше поддержи в преодолении порока. Ты наивная дура. Разве можно любить того, кого нет вообще. Любовь к кому?
- Не тронь... Можешь закидать меня тапками и назвать наивной дурой, но она во мне есть и будет.
- Можно я приеду и закидаю тебя тапками?
- Ты сегодня в руках тотальной свободы и дико счастлив. Пей и радуйся.
- Вы ошибаетесь, мадам. Разрешите закурить?
- Зачем тебе водка? Чтобы угореть окончательно?
- Вы опять ошиблись. Алкоголь и сигареты принимают для удовольствия. Я могу себе это позволить.
- Ты успешный.
- А ты надела панцирь.
- Панцирь должен быть, обязательно. Это не тюрьма и не стена. Кто-то называет это стержнем.
- Да-да. Знакомо. Наденут панцирь и спрятались от всех. А от себя ты спрячешься?
- Нет. И не пытаюсь.
- Победа у тех, кто победит самого себя.
- Люди надевают панцирь, чтобы другие их не ранили.
- А ты гордая. И не потому, что грешна меньше. Ты осознаёшь свою несправедливость ко мне.
- Да разве это грех? Да и не давала я тебе никаких обещаний.
- Неправда. Ты думаешь обо мне, ты ждёшь моего звонка. И ты больше не можешь жить без моего присутствия в твоей жизни.
- Наверное, ты прав. Другие живут проще и при этом счастливы. А ты со своими принципами - дура-дурой. И менять себя поздно, да и не хочется.
- Зачем ты дала надежду? Ты боишься признаться, что не можешь без меня. Я же всё равно найду и увезу.
- Вот так даже? - удивлённо воскликнула она. - Кто ищет скандала, тот его найдёт. Для этого и жениться не надо.
- Я созрел. Для слёз, для жизни, для любви.
- Ну-ну... Когда становится скучно, то начинают искать жену.
- Не сидеть же мне одному в тоске. Я сам напросился. Встречай, я твоя радость.
- Сомнительная радость. По телефону-то. Иллюзия одна.
- Всё в твоих руках, сделай реальную. Дай адрес, и я приеду.
- Нельзя быть таким назойливым.
- Бутылочка вина, цветы и музыка.
- А музыка для чего? Да и не пью я. А для вас... Максимум бокал холодной воды, чтобы остудить принятое на грудь. Вы ведь не чай сейчас пьёте?
- У вас, мадам, музыка для слуха, а у меня для души. Я с работы и голоден, а вы кормить меня не желаете.
- Не обманывай. Ты лучше всех знаешь о моей музыке. Я ещё и виновата осталась.
- Я бы сейчас от селёдки с картошкой не отказался.
- У меня на кухне плов, мне его даже разогревать для вас лень.
- Пару дней назад я купил бутылку настойки, выпил её и оставил на столе. Утром смотрю, а там жучок в остатках плавает. Прошло два дня, бутылка стоит, он до сих пор жив. И настойки вроде меньше стало. Наблюдаю, сможет он осушить её или сдохнет. Вариантов свалить у него нет, я бутылку пробкой закрыл. Смотрю на него и понимаю, в чём-то моя жизнь на этого жука похожа. Барахтаешься в куче дерьма и алкоголя, и дна не видать. Да и пробку открыть некому.
- Зачем ты его мучаешь? Пойди и выпусти на волю.
- Нет. Я буду наблюдать, за сколько дней он съест это пойло. А может, и мне по тараканьи чуток отравы хлебнуть? Хочу лёгкого невесомого настроения.
- Я поняла твой бред. Ты и правда пьян?
- Нормальный человек всегда ищет окна своего дома. Он стремится к нему на уровне инстинкта. А мне идти некуда, у меня нет окон своего дома. Только родительский. Адрес дай.
- Ты ищешь квартиру или меня?
- У меня хватит времени, чтобы найти тебя. Чувство даёт силы упорно идти вперёд. Это - желание. Я желаю тебя.
- Это прихоть, а не желание. Ты сейчас лёгким взмахом определяешь чью-то судьбу. Зачем я тебе?
- Ты слышишь мои слова и мою душу. Ты чувствуешь меня.
- Сходи в кино. Красивое кино о счастливой жизни - это передышка. Она даст силы выбраться из проблем. Это упрощенный вариант, зато честно.
- Давай в выходные на конях покатаемся? А потом я увезу тебя на берег реки. Ты испечёшь дома гуся, наберём еды и уедем отсюда на всю ночь.
- Извини, я спать. Если я не отдохну, то точно свалюсь. Тяжело с двумя детьми.
- Позови. Я приеду и буду качать. Спокойной ночи.
- Только не жалей. У меня от слёз волосы к утру бывают солёными. Спокойной ночи.
Уходил очередной прожитый день: спокойно так, на цыпочках. Ане казалось, что её жизнь резко притормозила, и каждый день был точь-в-точь похожим на предыдущий. Она вспоминала работу в школе, когда была в гуще разных событий и дел. Теперь она всеми забытая, и дел у неё - дом, поликлиника, магазин. Всё... И только ароматное облачко бодрящего кофе поднимается из чашки, будоража воздух запахом. Самое время подумать в тишине о тех, кто рад тебе на этой земле.
«А вдруг рядом с ней стоит сейчас Данька, вдыхает аромат кофе, и они слушают разбушевавшихся в сумерках сверчков. И чем дольше они стоят, тем загадочнее горит закат. Угаснет он, Данька повернётся и уйдёт. Он всегда молча уходит. И этот странный светло-зелёный свет, разбегающийся во все стороны, и манящая синева его глаз. Он стал сниться ей красиво. Ушло то серое, дождливое и слякотное, которое сопровождало Даньку в её снах. Ночи тоже стали более спокойными, - ей пришла в голову мысль, что, возможно, через эти тихие ночи она медленно освобождается. - Только от кого? От Даньки?.. Неужели всё распадётся во времени и осядет пылью на могильной плите?.. А как же разные мелочи, что тянутся из прошлого? Их ведь не выбросишь. Как забыть те туманы, когда они уезжали вдвоём на реку с ночёвкой. И ту ночь, когда шли от моста и знакомились ближе. Те незабываемые вечера, проведённые на море, где они строили планы на жизнь. И всё это резко, одной секундой - в высокий кювет... Неужели никто так и не понял, что она разбилась тогда вместе с Данькой. На осколки... И какая кому разница - кто теперь больше мёртвый.
Недавно ей приснился сон: она почувствовала Даньку в их постели. Она проснулась в ту ночь от исходившего от него тепла. Проснулась, понимая, что её бунтующее женское воображение хочет продолжения этого сна. И как после этого быть с другим?.. Предательство?.. У неё же память... Она из принципа не врёт, вытаскивая из прошлого приятные моменты. И уж простите великодушно... Узел её боли тугой, и ночная тоска с признаками нескончаемого застоя. И этот вечер, взлохмативший город порывами ветра, тоже её. Следующая ночь тоже будет её. Ей не с кем её делить».
Тем утром мама ожесточённо гремела на кухне кастрюлями. Стоя у раковины, Аня чистила картошку и удивлённо поглядывала в мамину сторону.
«Странно. Что может быть причиной её протеста? - подумала она. - Наверное, усталость».
Мамино лицо было хмурым и недовольным, Аня видела это по слегка раздутым крылышкам носа и сердитым глазам. Взглянув пару раз на маму, она спросила:
- Мам, ты устала? Так поезжай домой, я справлюсь одна, - мама молчала. - Они вон к дивану и на ноги пытаются встать, бегом ползают. Поезжай домой, отдохни.
- Придумала. Что ты тут одна сделаешь? А если оба разорутся? Кого первым качать будешь? А кормить? А купать? А как на прогулку? Коляска, и они вон какие сбитые. Поднимешь обоих и поясница треснет.
- Не ругайся. Я же просто предложила.
- Вера вон опять по больницам бегает. Весна, обострения разные. А ну-ка направят на лечение. А ты, вот что! - мама развернулась к Ане и спросила в лоб: - Ты с кем это чуть ли не каждый вечер по телефону болтаешь? Спрячется на балконе, и ля-ля там.
- Да так, случайный знакомый.
- Вижу, что страшно случайный. Аж взахлёб! Прямо оторваться не можешь!
- Не преувеличивай. Простое общение.
- Анька... Ты не тревожь меня. Свяжешься с каким-нибудь шалопаем и расхлёбывай потом. О детях думай.
- Говори дальше-то, о ком мне ещё думать. Не держи в секрете.
- И скажу, не постесняюсь. Парень ходит, а ты плюешь на него чуть ли не в открытую.
- А ты предлагаешь в сарафане и кокошнике его встречать? Да хлеб-соль с губ вытирать?
- Не ёрничай на мать!.. И вытерла бы, - мама с грохотом кидала на стол помытые ложки и вилки. - Хоть немного будь приветливее. А то дёрганая вся, вся какая-то скукоженная.
- У меня есть причина от чего дёргаться. Хорошо, буду улыбаться ему как дура.
- Ох, Анька... - мама зло взглянула на неё. - Напрягают меня твои телефонные разговоры.
- А ты не подслушивай. И вообще... Мам, я же взрослая.
- Взрослая. Только глупостей способна ещё натворить. Не вляпайся.
Аня улыбнулась и промолчала, возражать маме не хотелось.
«Разве им понять, - думала она, - что чем ближе ночь, тем длиннее её мысли. И на каждое её возражение - следом камешки. Всё-то я не так делаю, и не везде правильно поступаю. Всё надо честь по чести, как положено. Никогда я тебе, мамочка, не скажу, кто остановил меня однажды на краю балконного окна. Я буду беречь тебя».
- Привет.
- Привет. Ты проспался? А то некоторые тут прошлый раз несли пьяный бред про селёдку, гуся и коней.
- А ложка дёгтя у тебя всегда с собой? Большая такая, разливная. Ты портишь ей мою бочку мёда.
- Приятно слышать, и особенно от тебя с утра пораньше.
- Спасибо за фото в новом платье. Красное тебе не идёт. Оно полнит и старит.
- Спасибо, оценил. Оно не красное, а вишнёвое. И не полнит оно меня, знаток моды. Больше ничего не покажу.
- Покажешь. Попрошу и пришлёшь. Знакомый вон взял машину у отца и разбился ночью. Насмерть. Вчера хоронили.
- Я же просила, не пиши мне о таком.
- Погода испортится. Дождик будет. Вот так идёшь весёлый по улице, и вдруг бац - вот тебе и гроза.
- Я люблю дождь, и даже грозу.
- А мне кажется, что на природе ты будешь сидеть и жаловаться, что вокруг комары да мухи. Прынцеска.
- Нет. Комары мне никогда не мешали, взяла веточку и отгоняй.
- Давай я приеду и отгонять буду.
- Я боюсь тебя.
- Я не съем. Хотя, это вопрос спорный.
- А я всё мечтаю в лес попасть или на рассвете погулять. Никак не выходит, давно нигде не была.
- Давай вместе. Я приеду, говори адрес. Одуванчики вон расцвели, а ты всё одна и мне ещё по мозгам трёшь.
- Единственный цветок, который прощается красиво. Отцветут, превратятся в белые парашютики и разлетятся по свету.
- Вот скажи, зачем нужен тополиный пух?
- В природе нет ничего напрасного. Это мы не знаем, для чего всё создано.
- Люди любят на огонь смотреть. Сидишь у костра и ни о чём не думаешь. Такие моменты спасают жизнь.
- Может быть. А ты романтик, - она улыбнулась.
- Что ты любишь? Вообще.
- Люблю небо и звёзды, люблю посидеть на берегу реки или в парке на скамейке. Или просто остаться наедине с тишиной и услышать её. Мы глухие, мы совсем не слышим тишину.
- Встречаются же люди-одуванчики. Общаешься, и как воды родниковой хлебнул. А они совсем не хотят войти в нашу жизнь. Всё, я на работу. Пока.
Аня мучительно вспоминала снившийся ей прошлой ночью сон. В голове мелькали обрывки, и они совсем не складывались в одно целое. Что-то тревожное было в том сне.
«У тебя огромная психологическая проблема, Анна Сергеевна. Ты серьёзно больна, тебя лечить надо. Как жить?.. Да делов-то!.. Проснулась и живи. Никого не волнуют твои проблемы. Этим проблемам интересно, как ты выкрутишься из них, - она вздохнула. - С сознанием проще, оно под контролем. А вот что делать с без-сознанием? С ним вообще сладу нет. Труднее всего бороться с собой, ведь силы-то равные».
Знакомый отрывистый звонок застал её за мытьём посуды. Аня спешно вытерла руки и открыла дверь. Иван на пороге, и как всегда с пакетом.
- Привет, - кивнул он. - В гости можно?
- Проходи. Я же просила пакеты не носить.
- Я не тебе, это детям. Здрасьте, тёть Лен.
- Здравствуй, Ваня. - мама вышла с Никитой на руках и тот сразу потянулся к Ивану. - Что-то долго ты к нам не приходил.
- Да-а, так. Полевые выходы были. Щас, Никита, я руки только помою.
Удивлённая обращением мамы к Ивану, Аня чувствовала себя лишней возле этих слов. Ваня?.. Он уже Ваня для мамы?.. Возмущению её не было предела, всё уже решается без неё.
Иван помыл руки и стал возиться на ковре с Никитой. Вскоре к ним присоединился проснувшийся Данька. Увидев Ивана, Данька даже есть без него не стал. Иван так и сидел с детьми за столом, пока они не съели всю кашу. В Ане бунтовало абсолютно всё, вплоть до трепетания кончиков пальцев и коленей. Нет, она ничего против Ивана не имела, её настораживало отношение детей к нему. Соблюдая мамину просьбу быть приветливой, Аня через силу старалась казаться спокойной.
Побыв с детьми часа три и дождавшись, когда они уснут, Иван пригласил её погулять. Одеваясь в спальне, Аня поймала себя на мысли, что хочется выглядеть немного лучше той, что не очень нравилась ей сейчас в зеркале. Она слегка прошлась по глазам карандашом, теперь пару полосок на щеках для румянца и немного неяркой помады. Вот!.. Уже намного лучше, неброско и со вкусом. Бледность кожи, конечно, не замажешь, но и так неплохо.
Спускаясь в лифте, Иван пристально и даже вызывающе смотрел в её лицо. Аня опустила глаза, прячась от его взгляда. Впервые, она почувствовала некоторую робость перед ним. Иван всегда казался ей строгим и серьёзным. И ещё большим. На своих высоких каблуках, она не доходила ему даже до плеча.
- Куда пойдём? - спросила она, чтобы разрядить молчание.
- Пойдём в парк. Там тишина, мне её хочется сейчас.
- Что так? Полевые выходы громкими были?
- Через чур громкими, - он помолчал. - Аня, мы так и будем ходить с тобой как дети? Второй год идёт.
- Вот именно, что только второй. Я не готова дать ответ.
- Значит, будем ждать. Я терпеливый.
- Не сердись,- Аня замялась, подыскивая слова. - Последнее, что между нами было, это его улыбка. Если бы я знала, что вижу его в последний раз. Страшно, - она попыталась сдержать задрожавший голос. - Я на донышке ада была. У меня воспоминания идут, как кадры в голове. Это невыносимо. Дети заставили меня жить и дышать.
- Мы смертны, к сожалению. И иногда уходим не по своей вине.
Они вошли в парк, и Иван предложил сесть на скамейку в тени раскидистых клёнов. День был жарким. Обдавая приятной прохладой, ветерок убегал дальше, будоража листву деревьев и кустов. Недалеко от них, возле небольшого фонтана, визжали две девчушки, брызгая друг на друга холодной водой. Аня улыбнулась, глядя на них.
- Аня, ты одно сейчас скажи и по-честному, - нарушил молчание Иван. - У меня есть надежда ждать тебя?
- Надежда? - Аня затихла, вглядываясь вглубь раскинутого вокруг зелёного ковра из подстриженной травы.
Молчание затянулось. Иван смотрел на тот же зелёный ковёр под ногами и не торопил. Чуть поодаль крутились разные карусели и до них доносился озорной визг детей. Возле прибитой к сосне кормушки сидела рыжая белка и перебирала щедро рассыпанные семечки.
- Есть, Иван, - повернувшись, вдруг ответила Аня. - Есть надежда. Только мне надо отболеть своё до конца. Данька снится мне. Я не хочу обманывать тебя, но я не знаю как вести себя с другим мужчиной.
- А я думал, что не нравлюсь. Неужели, думаю, я плохой такой, что даже носик у тебя дрожит.
- Прости. Я веду себя иногда глупо.
- Прощу. Женщинам многое надо прощать. Хочешь мороженого? Пойдём до киоска?
- Пойдём.
- А может, в кафе?
- Нет. Хочется на воздухе побыть.
Аня заметила заблестевшие от её признания глаза Ивана и слегка покрасневшие щёки.
«Блондинчик светленький, - подумала она. - Не совсем ты и суровый оказывается. И волнение на лице тебе спрятать трудно. А может, ответ был такой, что реакцию свою не пытался скрыть».
Расставаясь у дома, Иван взял её руку в свою. Она забрала её назад.
- Прости, Иван. Я пока не готова.
Дни летели за днями, словно торопились помочь ей хотя бы временем. Ане казалось, что она похудела и подурнела от постоянного недосыпания и нескончаемых забот. И чем больше проходило дней, тем крепче становились сыновья. После рождения детей, бабушки постоянно были с внуками по очереди, за что Аня была им бесконечно благодарна. Если её мама уезжала в деревню после своего, как они называли, дежурства, то с ней жила мама Вера. После возвращения мамы, мама Вера всё равно прибегала к внукам пару раз в неделю, игнорируя заслуженный отдых на целый месяц. Скучала...
Наступила новая весна. Затяжная и тёплая, с ароматами свежести и проснувшимся предчувствием скорого лета. Вновь зацвела черёмуха, наполняя округу сладким медовым запахом. И вернулся Иван... Дети встретили его бурно. Взглянув на вошедшего в комнату Ивана, Данька встал на коленки и потянулся, гукая по-своему от захватившей его радости. Никита в растерянности поджал губы и, уткнувшись в ковёр, разразился таким рёвом, словно оплакивал свою обиду по причине его долгого отсутствия. Не забыли... Подхватив Даньку в одну руку, а Никиту в другую, Иван прижал их к себе и довольно улыбался. Никита тут же уткнулся ему в плечо и смешно засопел, а Данька по-мужски хмурил брови, настойчиво пощипывая Ивана за нос. Аня чувствовала себя в этой ситуации просто варваром, пинающим внимание такого хорошего во всех отношениях, по словам мамы, мужчины.
Засыпая в тот вечер, она думала о прошедшем дне. Её тревожила откровенная привязанность детей к Ивану. И эта привязанность была взаимной. Дети ни на шаг не отходили от Ивана, и он с видимым удовольствием возился с ними до позднего вечера. Глаза его при этом светились.
«Почему никто не хочет её понять? Она же не бесчувственное бревно и у неё есть своя печаль. Только её никому не видно. У неё своя музыка внутри. Разве музыка не рождает чувства? И вообще... Музыка - это лучший из лекарей. Ведь сказал же кто-то из знаменитых: - Если человеку плохо, то надо слушать Моцарта.
Под властью музыки можно танцевать одной, наслаждаясь её нежностью и очищаясь от нанесённых обид. Или петь, впитывая в себя чистоту звуков и слов, позволяющую думать и чувствовать. Да-да... И даже любить. Музыка многогранна, она может возвысить чувства и упасть вместе с ними. Она может сказать - вот тебе моя печаль, или вот тебе моя радость. А ещё - вот тебе моё тепло, или вот тебе мой холод. И чем старше становишься, тем чувствительнее для тебя звучит музыка».
Она спала, и внутри её сна играла музыка. Тонкая, тихая... Что-то похожее на музыку Джеймса Ласта «Одинокий пастух». Это звучало в глубине сознания, заставляя прислушиваться и мысленно повторять волшебную мелодию. Музыка звучала громче и нежнее, и ей казалось, что она окрашивает пространство этих звуков в светло-зелёный свет. Да-да... Звуки внутри, а вокруг светло-зелёное пространство. И вдруг из этого света показались Данькины глаза. Расплывчатое вначале, его лицо становилось отчётливей и ярче. Он улыбался. Аня протянула руку, и проснулась... Осознавая, что это всего лишь сон, она с нескрываемой радостью прошептала:
- Данечка... Ты пришёл ко мне. Я ждала. Я верила. Столько месяцев тишины. Господи-и... Я счастливая сегодня.
Надев наушники, она нашла в телефоне музыку Джеймса Ласта. Мелодия вливалась в неё каждой нотой, каждым последующим звуком. Это - как чуть заметный горный ручей, перекатывающийся на мелких камешках, нарастающий и набирающий силу. Ещё мгновение, и он ворвётся в бушующую реку, и она захватит его необузданным потоком... Закрыв глаза и улыбаясь сквозь слёзы, Аня зачарованно слушала мелодию. С чувствами во власти музыки так бывает. Уснуть в эту ночь она смогла только под утро.
На следующий день мама Вера слишком открыто порадовалась возвращению Ивана. Аня знала, что с момента их знакомства Иван иногда помогал маме Вере в разных делах. Дальше последовал такой разговор, которого Аня от неё никогда не ждала.
- Анечка, - сказала вдруг мама Вера, укачивая неспокойного Даньку. - Ты присмотрись к Ивану. Ходит ведь парень, ждёт, - протяжно вздохнув, она продолжила: - Что уж... Данила моего не вернёшь. А Иван хороший, заботливый. Самого поломало в жизни так, что иной раз пожалеть хочется. И дети вон к нему... - мама Вера не сдержалась и выпустила слёзы.
- Мам Вера... Да что же ты говоришь-то? - она растерянно посмотрела на маму Веру.
- А ничего. И дети вон его любят. Думаю, что хорошим отцом им будет. И я тут рядышком при вас.
Аня укоризненно посмотрела на маму Веру и ушла к Никите. Прикрыв дверь в спальню, она заглянула в кроватку: сын спал крепким сном.
«Может, мама Вера специально часто намекала о долгом отсутствии её помощника? А теперь вот с радостью говорит о его возвращении. Неужели?.. Мама Вера, потерявшая сына и познавшая материнское одиночество, и Иван. Тоже одинокий, не знавший материнской заботы. И с её мамой он быстро сдружился, она сразу приняла его участие и помощь. И детей в себя влюбил по самые уши. Ну-у... Разведчик! Все тылы обошёл. Осталась только я».
Глядя на сына, Аня и впрямь думала об Иване. Она не в первый раз ловила себя на мысли, что жалеет его. Добрый, по-мужски симпатичный, аккуратный и терпеливый. Ещё какой терпеливый! И глаза... Глубокие глаза с затаённой в них грустью. Она чувствовала его глаза, они не врали.
- Привет. Как живёшь там без меня?
- Живём потихоньку. Как ты?
- В порядке. Расслабился.
- У тебя голос сегодня другой, слегка заторможенный. Устал?
- Нет. Выпил. Все мужики похожи на водку, такие же прозрачные и простые. Или пьян совсем, или полупьян.
- Нет вредных веществ, есть вредные количества.
- Кто тебе глупость такую сказал?
- Химия. Меру нужно знать, а не вливать в себя пока льётся.
- Училка ты моя. А может, дело не в химии? Капля яда в бокале вина, и оно отравлено. Вот так и женщина.
- А причём тут женщина?
- Женщина - отрава в любви. И особенно, когда она не твоя.
- Ты пьян?
- Не думай про участь алкоголика, лучше поддержи в преодолении порока. Ты наивная дура. Разве можно любить того, кого нет вообще. Любовь к кому?
- Не тронь... Можешь закидать меня тапками и назвать наивной дурой, но она во мне есть и будет.
- Можно я приеду и закидаю тебя тапками?
- Ты сегодня в руках тотальной свободы и дико счастлив. Пей и радуйся.
- Вы ошибаетесь, мадам. Разрешите закурить?
- Зачем тебе водка? Чтобы угореть окончательно?
- Вы опять ошиблись. Алкоголь и сигареты принимают для удовольствия. Я могу себе это позволить.
- Ты успешный.
- А ты надела панцирь.
- Панцирь должен быть, обязательно. Это не тюрьма и не стена. Кто-то называет это стержнем.
- Да-да. Знакомо. Наденут панцирь и спрятались от всех. А от себя ты спрячешься?
- Нет. И не пытаюсь.
- Победа у тех, кто победит самого себя.
- Люди надевают панцирь, чтобы другие их не ранили.
- А ты гордая. И не потому, что грешна меньше. Ты осознаёшь свою несправедливость ко мне.
- Да разве это грех? Да и не давала я тебе никаких обещаний.
- Неправда. Ты думаешь обо мне, ты ждёшь моего звонка. И ты больше не можешь жить без моего присутствия в твоей жизни.
- Наверное, ты прав. Другие живут проще и при этом счастливы. А ты со своими принципами - дура-дурой. И менять себя поздно, да и не хочется.
- Зачем ты дала надежду? Ты боишься признаться, что не можешь без меня. Я же всё равно найду и увезу.
- Вот так даже? - удивлённо воскликнула она. - Кто ищет скандала, тот его найдёт. Для этого и жениться не надо.
- Я созрел. Для слёз, для жизни, для любви.
- Ну-ну... Когда становится скучно, то начинают искать жену.
- Не сидеть же мне одному в тоске. Я сам напросился. Встречай, я твоя радость.
- Сомнительная радость. По телефону-то. Иллюзия одна.
- Всё в твоих руках, сделай реальную. Дай адрес, и я приеду.
- Нельзя быть таким назойливым.
- Бутылочка вина, цветы и музыка.
- А музыка для чего? Да и не пью я. А для вас... Максимум бокал холодной воды, чтобы остудить принятое на грудь. Вы ведь не чай сейчас пьёте?
- У вас, мадам, музыка для слуха, а у меня для души. Я с работы и голоден, а вы кормить меня не желаете.
- Не обманывай. Ты лучше всех знаешь о моей музыке. Я ещё и виновата осталась.
- Я бы сейчас от селёдки с картошкой не отказался.
- У меня на кухне плов, мне его даже разогревать для вас лень.
- Пару дней назад я купил бутылку настойки, выпил её и оставил на столе. Утром смотрю, а там жучок в остатках плавает. Прошло два дня, бутылка стоит, он до сих пор жив. И настойки вроде меньше стало. Наблюдаю, сможет он осушить её или сдохнет. Вариантов свалить у него нет, я бутылку пробкой закрыл. Смотрю на него и понимаю, в чём-то моя жизнь на этого жука похожа. Барахтаешься в куче дерьма и алкоголя, и дна не видать. Да и пробку открыть некому.
- Зачем ты его мучаешь? Пойди и выпусти на волю.
- Нет. Я буду наблюдать, за сколько дней он съест это пойло. А может, и мне по тараканьи чуток отравы хлебнуть? Хочу лёгкого невесомого настроения.
- Я поняла твой бред. Ты и правда пьян?
- Нормальный человек всегда ищет окна своего дома. Он стремится к нему на уровне инстинкта. А мне идти некуда, у меня нет окон своего дома. Только родительский. Адрес дай.
- Ты ищешь квартиру или меня?
- У меня хватит времени, чтобы найти тебя. Чувство даёт силы упорно идти вперёд. Это - желание. Я желаю тебя.
- Это прихоть, а не желание. Ты сейчас лёгким взмахом определяешь чью-то судьбу. Зачем я тебе?
- Ты слышишь мои слова и мою душу. Ты чувствуешь меня.
- Сходи в кино. Красивое кино о счастливой жизни - это передышка. Она даст силы выбраться из проблем. Это упрощенный вариант, зато честно.
- Давай в выходные на конях покатаемся? А потом я увезу тебя на берег реки. Ты испечёшь дома гуся, наберём еды и уедем отсюда на всю ночь.
- Извини, я спать. Если я не отдохну, то точно свалюсь. Тяжело с двумя детьми.
- Позови. Я приеду и буду качать. Спокойной ночи.
- Только не жалей. У меня от слёз волосы к утру бывают солёными. Спокойной ночи.
Уходил очередной прожитый день: спокойно так, на цыпочках. Ане казалось, что её жизнь резко притормозила, и каждый день был точь-в-точь похожим на предыдущий. Она вспоминала работу в школе, когда была в гуще разных событий и дел. Теперь она всеми забытая, и дел у неё - дом, поликлиника, магазин. Всё... И только ароматное облачко бодрящего кофе поднимается из чашки, будоража воздух запахом. Самое время подумать в тишине о тех, кто рад тебе на этой земле.
«А вдруг рядом с ней стоит сейчас Данька, вдыхает аромат кофе, и они слушают разбушевавшихся в сумерках сверчков. И чем дольше они стоят, тем загадочнее горит закат. Угаснет он, Данька повернётся и уйдёт. Он всегда молча уходит. И этот странный светло-зелёный свет, разбегающийся во все стороны, и манящая синева его глаз. Он стал сниться ей красиво. Ушло то серое, дождливое и слякотное, которое сопровождало Даньку в её снах. Ночи тоже стали более спокойными, - ей пришла в голову мысль, что, возможно, через эти тихие ночи она медленно освобождается. - Только от кого? От Даньки?.. Неужели всё распадётся во времени и осядет пылью на могильной плите?.. А как же разные мелочи, что тянутся из прошлого? Их ведь не выбросишь. Как забыть те туманы, когда они уезжали вдвоём на реку с ночёвкой. И ту ночь, когда шли от моста и знакомились ближе. Те незабываемые вечера, проведённые на море, где они строили планы на жизнь. И всё это резко, одной секундой - в высокий кювет... Неужели никто так и не понял, что она разбилась тогда вместе с Данькой. На осколки... И какая кому разница - кто теперь больше мёртвый.
Недавно ей приснился сон: она почувствовала Даньку в их постели. Она проснулась в ту ночь от исходившего от него тепла. Проснулась, понимая, что её бунтующее женское воображение хочет продолжения этого сна. И как после этого быть с другим?.. Предательство?.. У неё же память... Она из принципа не врёт, вытаскивая из прошлого приятные моменты. И уж простите великодушно... Узел её боли тугой, и ночная тоска с признаками нескончаемого застоя. И этот вечер, взлохмативший город порывами ветра, тоже её. Следующая ночь тоже будет её. Ей не с кем её делить».
Тем утром мама ожесточённо гремела на кухне кастрюлями. Стоя у раковины, Аня чистила картошку и удивлённо поглядывала в мамину сторону.
«Странно. Что может быть причиной её протеста? - подумала она. - Наверное, усталость».
Мамино лицо было хмурым и недовольным, Аня видела это по слегка раздутым крылышкам носа и сердитым глазам. Взглянув пару раз на маму, она спросила:
- Мам, ты устала? Так поезжай домой, я справлюсь одна, - мама молчала. - Они вон к дивану и на ноги пытаются встать, бегом ползают. Поезжай домой, отдохни.
- Придумала. Что ты тут одна сделаешь? А если оба разорутся? Кого первым качать будешь? А кормить? А купать? А как на прогулку? Коляска, и они вон какие сбитые. Поднимешь обоих и поясница треснет.
- Не ругайся. Я же просто предложила.
- Вера вон опять по больницам бегает. Весна, обострения разные. А ну-ка направят на лечение. А ты, вот что! - мама развернулась к Ане и спросила в лоб: - Ты с кем это чуть ли не каждый вечер по телефону болтаешь? Спрячется на балконе, и ля-ля там.
- Да так, случайный знакомый.
- Вижу, что страшно случайный. Аж взахлёб! Прямо оторваться не можешь!
- Не преувеличивай. Простое общение.
- Анька... Ты не тревожь меня. Свяжешься с каким-нибудь шалопаем и расхлёбывай потом. О детях думай.
- Говори дальше-то, о ком мне ещё думать. Не держи в секрете.
- И скажу, не постесняюсь. Парень ходит, а ты плюешь на него чуть ли не в открытую.
- А ты предлагаешь в сарафане и кокошнике его встречать? Да хлеб-соль с губ вытирать?
- Не ёрничай на мать!.. И вытерла бы, - мама с грохотом кидала на стол помытые ложки и вилки. - Хоть немного будь приветливее. А то дёрганая вся, вся какая-то скукоженная.
- У меня есть причина от чего дёргаться. Хорошо, буду улыбаться ему как дура.
- Ох, Анька... - мама зло взглянула на неё. - Напрягают меня твои телефонные разговоры.
- А ты не подслушивай. И вообще... Мам, я же взрослая.
- Взрослая. Только глупостей способна ещё натворить. Не вляпайся.
Аня улыбнулась и промолчала, возражать маме не хотелось.
«Разве им понять, - думала она, - что чем ближе ночь, тем длиннее её мысли. И на каждое её возражение - следом камешки. Всё-то я не так делаю, и не везде правильно поступаю. Всё надо честь по чести, как положено. Никогда я тебе, мамочка, не скажу, кто остановил меня однажды на краю балконного окна. Я буду беречь тебя».
- Привет.
- Привет. Ты проспался? А то некоторые тут прошлый раз несли пьяный бред про селёдку, гуся и коней.
- А ложка дёгтя у тебя всегда с собой? Большая такая, разливная. Ты портишь ей мою бочку мёда.
- Приятно слышать, и особенно от тебя с утра пораньше.
- Спасибо за фото в новом платье. Красное тебе не идёт. Оно полнит и старит.
- Спасибо, оценил. Оно не красное, а вишнёвое. И не полнит оно меня, знаток моды. Больше ничего не покажу.
- Покажешь. Попрошу и пришлёшь. Знакомый вон взял машину у отца и разбился ночью. Насмерть. Вчера хоронили.
- Я же просила, не пиши мне о таком.
- Погода испортится. Дождик будет. Вот так идёшь весёлый по улице, и вдруг бац - вот тебе и гроза.
- Я люблю дождь, и даже грозу.
- А мне кажется, что на природе ты будешь сидеть и жаловаться, что вокруг комары да мухи. Прынцеска.
- Нет. Комары мне никогда не мешали, взяла веточку и отгоняй.
- Давай я приеду и отгонять буду.
- Я боюсь тебя.
- Я не съем. Хотя, это вопрос спорный.
- А я всё мечтаю в лес попасть или на рассвете погулять. Никак не выходит, давно нигде не была.
- Давай вместе. Я приеду, говори адрес. Одуванчики вон расцвели, а ты всё одна и мне ещё по мозгам трёшь.
- Единственный цветок, который прощается красиво. Отцветут, превратятся в белые парашютики и разлетятся по свету.
- Вот скажи, зачем нужен тополиный пух?
- В природе нет ничего напрасного. Это мы не знаем, для чего всё создано.
- Люди любят на огонь смотреть. Сидишь у костра и ни о чём не думаешь. Такие моменты спасают жизнь.
- Может быть. А ты романтик, - она улыбнулась.
- Что ты любишь? Вообще.
- Люблю небо и звёзды, люблю посидеть на берегу реки или в парке на скамейке. Или просто остаться наедине с тишиной и услышать её. Мы глухие, мы совсем не слышим тишину.
- Встречаются же люди-одуванчики. Общаешься, и как воды родниковой хлебнул. А они совсем не хотят войти в нашу жизнь. Всё, я на работу. Пока.
Аня мучительно вспоминала снившийся ей прошлой ночью сон. В голове мелькали обрывки, и они совсем не складывались в одно целое. Что-то тревожное было в том сне.
«У тебя огромная психологическая проблема, Анна Сергеевна. Ты серьёзно больна, тебя лечить надо. Как жить?.. Да делов-то!.. Проснулась и живи. Никого не волнуют твои проблемы. Этим проблемам интересно, как ты выкрутишься из них, - она вздохнула. - С сознанием проще, оно под контролем. А вот что делать с без-сознанием? С ним вообще сладу нет. Труднее всего бороться с собой, ведь силы-то равные».
Знакомый отрывистый звонок застал её за мытьём посуды. Аня спешно вытерла руки и открыла дверь. Иван на пороге, и как всегда с пакетом.
- Привет, - кивнул он. - В гости можно?
- Проходи. Я же просила пакеты не носить.
- Я не тебе, это детям. Здрасьте, тёть Лен.
- Здравствуй, Ваня. - мама вышла с Никитой на руках и тот сразу потянулся к Ивану. - Что-то долго ты к нам не приходил.
- Да-а, так. Полевые выходы были. Щас, Никита, я руки только помою.
Удивлённая обращением мамы к Ивану, Аня чувствовала себя лишней возле этих слов. Ваня?.. Он уже Ваня для мамы?.. Возмущению её не было предела, всё уже решается без неё.
Иван помыл руки и стал возиться на ковре с Никитой. Вскоре к ним присоединился проснувшийся Данька. Увидев Ивана, Данька даже есть без него не стал. Иван так и сидел с детьми за столом, пока они не съели всю кашу. В Ане бунтовало абсолютно всё, вплоть до трепетания кончиков пальцев и коленей. Нет, она ничего против Ивана не имела, её настораживало отношение детей к нему. Соблюдая мамину просьбу быть приветливой, Аня через силу старалась казаться спокойной.
Побыв с детьми часа три и дождавшись, когда они уснут, Иван пригласил её погулять. Одеваясь в спальне, Аня поймала себя на мысли, что хочется выглядеть немного лучше той, что не очень нравилась ей сейчас в зеркале. Она слегка прошлась по глазам карандашом, теперь пару полосок на щеках для румянца и немного неяркой помады. Вот!.. Уже намного лучше, неброско и со вкусом. Бледность кожи, конечно, не замажешь, но и так неплохо.
Спускаясь в лифте, Иван пристально и даже вызывающе смотрел в её лицо. Аня опустила глаза, прячась от его взгляда. Впервые, она почувствовала некоторую робость перед ним. Иван всегда казался ей строгим и серьёзным. И ещё большим. На своих высоких каблуках, она не доходила ему даже до плеча.
- Куда пойдём? - спросила она, чтобы разрядить молчание.
- Пойдём в парк. Там тишина, мне её хочется сейчас.
- Что так? Полевые выходы громкими были?
- Через чур громкими, - он помолчал. - Аня, мы так и будем ходить с тобой как дети? Второй год идёт.
- Вот именно, что только второй. Я не готова дать ответ.
- Значит, будем ждать. Я терпеливый.
- Не сердись,- Аня замялась, подыскивая слова. - Последнее, что между нами было, это его улыбка. Если бы я знала, что вижу его в последний раз. Страшно, - она попыталась сдержать задрожавший голос. - Я на донышке ада была. У меня воспоминания идут, как кадры в голове. Это невыносимо. Дети заставили меня жить и дышать.
- Мы смертны, к сожалению. И иногда уходим не по своей вине.
Они вошли в парк, и Иван предложил сесть на скамейку в тени раскидистых клёнов. День был жарким. Обдавая приятной прохладой, ветерок убегал дальше, будоража листву деревьев и кустов. Недалеко от них, возле небольшого фонтана, визжали две девчушки, брызгая друг на друга холодной водой. Аня улыбнулась, глядя на них.
- Аня, ты одно сейчас скажи и по-честному, - нарушил молчание Иван. - У меня есть надежда ждать тебя?
- Надежда? - Аня затихла, вглядываясь вглубь раскинутого вокруг зелёного ковра из подстриженной травы.
Молчание затянулось. Иван смотрел на тот же зелёный ковёр под ногами и не торопил. Чуть поодаль крутились разные карусели и до них доносился озорной визг детей. Возле прибитой к сосне кормушки сидела рыжая белка и перебирала щедро рассыпанные семечки.
- Есть, Иван, - повернувшись, вдруг ответила Аня. - Есть надежда. Только мне надо отболеть своё до конца. Данька снится мне. Я не хочу обманывать тебя, но я не знаю как вести себя с другим мужчиной.
- А я думал, что не нравлюсь. Неужели, думаю, я плохой такой, что даже носик у тебя дрожит.
- Прости. Я веду себя иногда глупо.
- Прощу. Женщинам многое надо прощать. Хочешь мороженого? Пойдём до киоска?
- Пойдём.
- А может, в кафе?
- Нет. Хочется на воздухе побыть.
Аня заметила заблестевшие от её признания глаза Ивана и слегка покрасневшие щёки.
«Блондинчик светленький, - подумала она. - Не совсем ты и суровый оказывается. И волнение на лице тебе спрятать трудно. А может, ответ был такой, что реакцию свою не пытался скрыть».
Расставаясь у дома, Иван взял её руку в свою. Она забрала её назад.
- Прости, Иван. Я пока не готова.