Новые
Меню
8
По утру, проводив Ночку в стадо, они ушли в луга. Собирались спешно, бегом, словно боялись куда-то опоздать. Уходили надолго, прихватив с собой воды и целый пакет еды. Свежие огурцы и помидоры, пучок редиски, кучку блинов с завёрнутым в них творогом и щедро сдобренных маслом, привезённую им ветчину и фрукты.
- У меня есть вино. Домашнее, на черёмухе настоянное. Оно слабенькое. Давай возьмём? - не дожидаясь ответа, она принесла небольшую тёмную бутылочку.
Утренняя влажность холодила ноги, когда они пробирались по некошеному и густо усеянному ромашками лугу до ближайшего перелеска. Там, за тем перелеском, их остановил пологий косогор с обширными лугами и стоявшими тут и там небольшими стожками. Наверное, тяжело было тут косить густую и высокую траву, работая целый день на солнцепёке.
- Господи... Как хорошо быть молодой. Лето, солнце, и небо голубое. А ты идёшь в ситцевом сарафанчике, вся такая счастливая, и кажется, что сейчас взлетишь. Тебе нравится здесь?
- Да... Идёшь, и цветы попутно нюхаешь. И ветерок такой небольшой, со свежестью.
- А ты чувствуешь, как он приносит запах свежескошенной травы и сена?
- Чувствую.
- Посмотри туда... Туман только что скатился к реке. Она там, слева, за теми зарослями ивы и вербы. А на лугу в ложбине туман осел на травы и стожки. И теперь они парят на пригревшем их солнце. Парок такой вьётся.
- Да, вижу. Испарение.
- Пойдём, спустимся вниз, - он заметил, как легко она идёт по скошенной траве, отмахивая рукой непослушные волосы. - Вон там, в тех берёзовых колках есть дикий малинник. Ягода лесная, крупная и ароматная.
Он шёл следом, глядя на неё с улыбкой. Шёл, думая, что она создана радовать глаз и нравиться мужчинам. И он пока не знал, что этот день ему готовит.
Расположившись в тени берёзы возле небольшого стожка, Ульяна расстелила взятое с собой старенькое покрывало и выложила на полотенце их богатый завтрак. Скудным его никак нельзя было назвать. Присев на покрывало, он открыл черёмуховую настойку и наполнил хрустальные, видимо доставшиеся ей от матушки, рюмки.
- Давай попробуем.
- Ты так мало говоришь, - она поправила лямку сарафана. - А я вот болтушка такая. Всё трещу и трещу, как та сорока на заборе.
- Трещи, - он отпил пару глотков и почувствовал терпкий черёмуховый вкус, немного хмельной и приятный. - Мне нравится тебя слушать.
- Я иногда думаю, как бы сделать так, чтобы не было стыдно. Перед тобой, - она тоже попробовала настойку. - А давай побольше выпьем? Сразу.
- Давай, - он выпил остатки из рюмки. - Уля... Ты душой берёшь. Даже не телом, и не открытой одеждой. Ты краснеешь невпопад. Искренне краснеешь. И это красиво, даже вместе со стыдливостью, даже если ты ночью в постели, - он помолчал, подбирая слова. - И в то же время твоя раскованность сводит с ума. Это даже не раскованность, это твоя естественность. Тебе можно не раздеваться, от тебя и так идёт женственность природная. Не всем такое дано.
- Честно признаться, я боюсь за нас, за тебя боюсь. Даже иной раз внутри всё дрожит, - она нервно выдохнула воздух. - Эта привязанность к тебе, и ещё пустота, когда ты уезжаешь. Словно из души что-то вынули. А у тебя своих дел полно. Если бы я могла, то все твои печали прогнала бы вон. Не оставила бы ни капельки.
- Я справлюсь со своими проблемами. И решаю всё сам.
- А я не знаю... Я жалела бы и жалела тебя. А теперь вот такая жизнь у меня, и я не знаю, что делать. Мы с тобой страшные дураки. Я беру твою руку, и сразу губы хочется отдать. Послушаю шёпот, прикосновение к виску, и всё. И сразу мысли дурные.
- Какие мысли? - улыбнулся он, глядя на её пунцовые щёки.
- А-а... Забери меня на казнь. Как ту женщину во времена инквизиции. Стыдно, но это так.
- Прости, что я такой жестокий, - он притянул её к себе.
- Мы с тобой так вкусно дыней пахнем.
- Что же ты так запаковалась-то. Не доберёшься.
- Так тут пуговки на сарафане. Я же для тебя с пуговками надела. Чтобы легче было.
Они лежали на лугу возле одинокой берёзы, оторвавшейся однажды от семейки таких же, стоявших неподалёку. Жара не тронула их в низине, оставляя листву и травы вокруг свежими. Наверное, красиво здесь по утрам, когда в этих берёзовых рощах бродит туман. И почему у него раньше не было возможности прикоснуться к тишине таких лугов и лесов? Почему именно здесь получилось?.. Здесь, где прозрачная вода, согретая солнцем до самого дна. Где воздух чище и звёзды ближе - только руку протяни. Где ходят грозы и падают по утрам обильные росы. Здесь, на лугах, где поют кузнечики и бегают по покрывалу муравьи. Здесь, где стоит пчелиный гул и слышится шум грозного шмеля, где порхают бабочки и мелькают многочисленные стрекозы. И ещё потоки солнечного света, навсегда затерявшиеся в свежих стогах. И во всём этом ты, без городского лоска.
- Уля, что за запах такой медовый стоит? Он все другие запахи перебивает.
- Кашка это. Цветок такой луговой, с мелкими жёлтыми соцветиями. Да вот же она, к траве пригнулась.
- А возле твоего дома полынью пахнет.
- Так разъезжаются из деревеньки люди. Дома стоят заброшенные, заросшие лебедой да полынью. Да крапива на огороде вместо картошки.
- Наверное, ночью на лугах холодно, - он убрал с её волос ползущую букашку. - Особенно под утро.
- Если вместе и обнявшись, то нет, не холодно будет.
- Здесь тёмные ночи кажутся светлыми. А дорога днём, и та - солнцем согретая. Я пробовал босиком, когда от речки шёл. Ноги жжёт.
- Жарко. Искупаться бы... Может, к речке сходим? Здесь недалеко есть небольшая заводь, - она взглянула на него сверкнувшими глазами. - Только я голышом. Не хочется потом в мокром белье ходить.
Поплескавшись в реке, они шли по просёлочной дороге к дому. Он привык уже к нему: в этом доме - особый вкус уюта до мелочей. Там на окнах кустики герани и фиалок, припавшее к стеклу мощное алоэ, и солнечные зайчики на стенах. В старинном буфете со свисающими с полок вышитыми салфетками, в стопочки сложена посуда. Круглый стол с приткнувшимися к нему стульями, и занавески из прозрачного тюля, прихваченные по бокам кружевными подвязками. Небольшой диванчик, застеленный светло-бежевым пледом, и телевизор в углу. В спаленке шкаф с одеждой, просторная кровать с деревянным изголовьем, и небольшое зеркало. Это её дом: здесь прячутся её мечты, да проигрыватель поёт любимые песни. Как ни странно, но у неё сохранился старенький проигрыватель и куча виниловых пластинок, заботливо сложенных - каждый в свою обложку. И пирогами здесь пахнет по утрам, и кошка трётся под ногами. И ещё хмельное зелье их бессонных ночей, когда не думается о постороннем. Кажется, что время задержало здесь свой ход.
- Охо-хо!.. - встретил их Витька, сидевший на лавочке с бабой Дуней. - А по утру они проснулись, под ними мятая трава.
- И что?.. Явился, и всё? Целуйте меня - я с поезда, - откликнулась Ульяна.
- И платье помятое. Ты передом повернись, вдруг там ещё хуже.
- Если тебе легче так, то повернусь, - Ульяна и впрямь развернулась к Витьке. - Что дальше?
- Да ты ведёшь себя, как ненормальная.
- Да, Витя. Пристроилась вот - из умной в дуру, потом из дуры в умную опять.
- Послушай, - он двинулся вперёд, закрывая Ульяну. - Может, хватит её трогать?
- А она чё?.. Яблочко протянула? Попался? - прищурился Витька.
- А у тебя что, гарантийный срок не закончился? Прогнала, так уйди. И не мозоль глаза.
- Ты, приезжий... Да я урою тебя тут, - Витька дёрнулся, сжимая кулаки.
- Что же вы делаете, окаянные! - наблюдавшая за ними баба Дуня, незнамо как оказалась рядом. - Сдурели совсем?.. У соседей глаза вон из ворот повылазили. Не хватало драки тут.
- Баб Дунь, уйди. Христом богом прошу, - глаза у Витьки налились злостью. - Побегать тут захотел? Со льготным доступом за щедрость.
- Зачем ты обижаешь её? - он слегка отодвинул стоявшую между ними бабу Дуню. - Скучно?.. Нечем занять себя?
- Ага... Влюбиться вот захотел. До конца лета надо успеть, - Витька глянул ему за спину и отшатнулся в сторону. - Ты... Дура, брось лопату.
- Попробуй только, тронь, - прошипела Ульяна, замахиваясь черенком лопаты. - Я тебе голову до плеч снесу.
- Не бей по башке... Не порть инвентарь. Чё, других мест на теле нету?
- Сядь, иди на лавку. Сядь, я сказала. - баба Дуня отпихнула его в сторону и повернулась к Витьке. - И ты тоже. Пар вон из ноздрей, как у быка.
- Баб Дунь... Вот тянет же нас к тем, кто шанса не даёт.
- А я никому ничего не должна, - Ульяна опустила лопату. - Вот разве что Богу. Я обещала ему быть счастливой.
Дёрнув плечами, он ушёл на лавочку к дому бабы Дуни. За ним, помахав руками и доказывая что-то, пришёл Витька, а следом и баба Дуня. Ульяна забросила лопату через забор и села на лавочку возле своей ограды.
- Что творите-то? - качнув головой, баба Дуня повернулась к нему. - Ты не знаешь чё ли, чё он энтими руками делал? И впрямь захлестнёт ведь. Научился там, будь они неладны. И чего потом делать?
- Ничего... Я ответ тоже могу дать.
- Вот и уймитесь. Случись чё, он отсидит, и вообще незнамо кем выйдет. И так психованный, ишо эта черенком добавит.
- Баб Дунь... - Витька вытер лицо, словно очнулся от чего-то. - В груди же вон... Бурчит, словно брага на дрожжах. Улька, у тебя бражка во фляге есть?
- Есть... Щас на голову надену.
- Ну да-а... - протянул Витька. - У неё же лопата - царский атрибут. Она ей подданных глушит. А после закапывает.
- А мне всегда нравились ребятушки из сказок, - отозвалась Ульяна от своей ограды. - Вроде дурака Иванушки. Вот печаль-то.
- Ага... - тут же огрызнулся Витька. - Сказ про то, как одна баба заскучала. Пока ейный мужик с утра пахал на кукурузном поле.
- Прости, Витя... Может, я где-то и что-то не так делала. Может, меньше жалела, чем хотелось. Впопыхах же всё, от такой суматошной жизни с тобой.
- Ну и ладно. Был Иванушка, а теперь найдётся новый, - Витька смачно сплюнул в сторону. - Сидел, сидел где-то. А потом пришёл и за пол царства отхватил. Наиумнейшую со всех сторон.
- А у нас земля полна добрыми молодцами. Матушка Русь ведь. Стоит только свистнуть да гикнуть. Да ножкой ещё дрыгнуть.
- Так гикни и дрыгни, - не унимался Витька. - Я же так расцелую, что не дай бог оглохнешь.
- И сразу первая мысль - а зачем мне надо? - не умолкала Ульяна.
- Ну а как?.. Мы же любим. И своих, и чужих. И всё вокруг, весь добрый свет.
- Ой, да ладно... Лето же. Вот и захотелось мне докупаться, довлюбляться и дозагорать. Вот такая грустная история.
- Во-во... Прям тут же всего и сразу захотелось, - Витька вздохнул. - Ходишь вон, как ягода спелая.
- Вить, а я в малине родилась. И мама ягодкой всегда называла.
- Смотри, Ульяна. А то так и останешься в его щупальцах.
- Да вот... Прилипла, как тот репей. И живу в своё удовольствие.
- Молодец. Твоей сладкой жизни завидую.
- И не говори... Вот клялась ведь с утра сладкое не пробовать. Так нет же... Привезли в сельпо халву.
- Смотри не ошибись. А то вдруг у тебя обман зрения.
- Ты зачем опять пришёл? - Ульяна подошла к ним, так и сидевшим у бабы Дуни на лавочке. - Просто так, по привычке? И не пыхти своим дымом в лицо.
- Влюбиться, говорю, захотел. Готова? - Витька глянул на Ульяну снизу вверх. - Корову ещё одну купим, уток с гусями заведём.
- Мне твоих хватает, - Ульяна прищурила глаза. - С тобой же жить страшно, Витя. Ты же ночью помычишь, подскакиваешь и к холодильнику. Навернёшь полбутылки, и вроде успокоился. Уйдёшь после вон во двор, и куришь одну за другой на ступеньке.
- Вы... Лишённые чувства ритма!.. Элементарно, темп про себя: и-и-раз, и-и-два...
- Иди и проспись. И не неси ерунду. Твоих глубин нам не достичь.
Они с бабой Дуней молчали, не вмешиваясь в словесную перепалку.
Поздним вечером, когда за окном сгущались сумерки, ему вдруг захотелось, чтобы так было всегда. Захотелось забросить своё ремесло вместе с криками «браво» и аплодисментами, и оставить зрителя - как воплощение своих беспокойных желаний. К шутам всё, и продать за пятак. И признать здешнюю тишину, такую живую и совершенную. Вместе с той, у которой двери без ключа. С той, к кому можно не стучаться, и которая вползает в тебя изнутри. И чтобы коврик у кровати, и тонкая паутина на стене. Чтобы чай лился по утрам в кружку, вместе с криком охрипшей сороки на заборе. Чтобы ветерок трогал на закате оконную занавеску и приносил ароматы лугов. А ещё кошка, лениво уснувшая в ногах, да скрип двери, когда Ульяна выходит по утру во двор к Ночке. А он... Он бы научился колоть дрова и косить лебеду за огородом, топить печку и смотреть как в ледяной корке на окнах мороз рисует кружевные узоры. Он даже представил себе, как она зимой разжигает печку лучинками да поленьями. А в доме под вечер темно, и от огня из незакрытой топки по стенам прыгают тени. А если бы его вдруг зазнобило от нечаянной простуды, то она принесла бы в постель горячий чай с вареньем из калины, собранной глубокой осенью в палисаднике. Это и есть - размеренная и простая жизнь... И это всё, чего ему хочется теперь.
По утру Ульяна провожала его в город. Она улыбалась сквозь слёзы, и это казалось ему настоящей пыткой.
- Я приеду, - шептал он. - В конце августа.
- А я буду ждать, - отвечала она, трогая его губы своими.
- А я буду думать, - он прижался губами к её виску. - Я хочу быть с тобой.
- Не тронь это... Мы сами не знаем, что дальше будет. Ты просто приезжай иногда.
- Что тебе привезти из города?
- Себя... - помолчав немного, она вдруг спросила: - А ты можешь привезти мне то, что я попрошу?
- Да, конечно.
- Привези мне свою скрипочку. Я хочу послушать, как она поёт.
- Да?.. - он удивлённо взглянул на неё, услышав такую просьбу. - Я боюсь, что моя скрипка будет не очень красиво звучать в твоём маленьком доме. Она привыкла к большим залам.
- Ну и что. Я слушала музыку только по телевизору. Хочу, чтобы она пела для меня. Живая... Ты же попросишь её петь для меня?
- Улюшка...
- Пообещай мне, что привезёшь её.
- Да, обещаю.
По утру, проводив Ночку в стадо, они ушли в луга. Собирались спешно, бегом, словно боялись куда-то опоздать. Уходили надолго, прихватив с собой воды и целый пакет еды. Свежие огурцы и помидоры, пучок редиски, кучку блинов с завёрнутым в них творогом и щедро сдобренных маслом, привезённую им ветчину и фрукты.
- У меня есть вино. Домашнее, на черёмухе настоянное. Оно слабенькое. Давай возьмём? - не дожидаясь ответа, она принесла небольшую тёмную бутылочку.
Утренняя влажность холодила ноги, когда они пробирались по некошеному и густо усеянному ромашками лугу до ближайшего перелеска. Там, за тем перелеском, их остановил пологий косогор с обширными лугами и стоявшими тут и там небольшими стожками. Наверное, тяжело было тут косить густую и высокую траву, работая целый день на солнцепёке.
- Господи... Как хорошо быть молодой. Лето, солнце, и небо голубое. А ты идёшь в ситцевом сарафанчике, вся такая счастливая, и кажется, что сейчас взлетишь. Тебе нравится здесь?
- Да... Идёшь, и цветы попутно нюхаешь. И ветерок такой небольшой, со свежестью.
- А ты чувствуешь, как он приносит запах свежескошенной травы и сена?
- Чувствую.
- Посмотри туда... Туман только что скатился к реке. Она там, слева, за теми зарослями ивы и вербы. А на лугу в ложбине туман осел на травы и стожки. И теперь они парят на пригревшем их солнце. Парок такой вьётся.
- Да, вижу. Испарение.
- Пойдём, спустимся вниз, - он заметил, как легко она идёт по скошенной траве, отмахивая рукой непослушные волосы. - Вон там, в тех берёзовых колках есть дикий малинник. Ягода лесная, крупная и ароматная.
Он шёл следом, глядя на неё с улыбкой. Шёл, думая, что она создана радовать глаз и нравиться мужчинам. И он пока не знал, что этот день ему готовит.
Расположившись в тени берёзы возле небольшого стожка, Ульяна расстелила взятое с собой старенькое покрывало и выложила на полотенце их богатый завтрак. Скудным его никак нельзя было назвать. Присев на покрывало, он открыл черёмуховую настойку и наполнил хрустальные, видимо доставшиеся ей от матушки, рюмки.
- Давай попробуем.
- Ты так мало говоришь, - она поправила лямку сарафана. - А я вот болтушка такая. Всё трещу и трещу, как та сорока на заборе.
- Трещи, - он отпил пару глотков и почувствовал терпкий черёмуховый вкус, немного хмельной и приятный. - Мне нравится тебя слушать.
- Я иногда думаю, как бы сделать так, чтобы не было стыдно. Перед тобой, - она тоже попробовала настойку. - А давай побольше выпьем? Сразу.
- Давай, - он выпил остатки из рюмки. - Уля... Ты душой берёшь. Даже не телом, и не открытой одеждой. Ты краснеешь невпопад. Искренне краснеешь. И это красиво, даже вместе со стыдливостью, даже если ты ночью в постели, - он помолчал, подбирая слова. - И в то же время твоя раскованность сводит с ума. Это даже не раскованность, это твоя естественность. Тебе можно не раздеваться, от тебя и так идёт женственность природная. Не всем такое дано.
- Честно признаться, я боюсь за нас, за тебя боюсь. Даже иной раз внутри всё дрожит, - она нервно выдохнула воздух. - Эта привязанность к тебе, и ещё пустота, когда ты уезжаешь. Словно из души что-то вынули. А у тебя своих дел полно. Если бы я могла, то все твои печали прогнала бы вон. Не оставила бы ни капельки.
- Я справлюсь со своими проблемами. И решаю всё сам.
- А я не знаю... Я жалела бы и жалела тебя. А теперь вот такая жизнь у меня, и я не знаю, что делать. Мы с тобой страшные дураки. Я беру твою руку, и сразу губы хочется отдать. Послушаю шёпот, прикосновение к виску, и всё. И сразу мысли дурные.
- Какие мысли? - улыбнулся он, глядя на её пунцовые щёки.
- А-а... Забери меня на казнь. Как ту женщину во времена инквизиции. Стыдно, но это так.
- Прости, что я такой жестокий, - он притянул её к себе.
- Мы с тобой так вкусно дыней пахнем.
- Что же ты так запаковалась-то. Не доберёшься.
- Так тут пуговки на сарафане. Я же для тебя с пуговками надела. Чтобы легче было.
Они лежали на лугу возле одинокой берёзы, оторвавшейся однажды от семейки таких же, стоявших неподалёку. Жара не тронула их в низине, оставляя листву и травы вокруг свежими. Наверное, красиво здесь по утрам, когда в этих берёзовых рощах бродит туман. И почему у него раньше не было возможности прикоснуться к тишине таких лугов и лесов? Почему именно здесь получилось?.. Здесь, где прозрачная вода, согретая солнцем до самого дна. Где воздух чище и звёзды ближе - только руку протяни. Где ходят грозы и падают по утрам обильные росы. Здесь, на лугах, где поют кузнечики и бегают по покрывалу муравьи. Здесь, где стоит пчелиный гул и слышится шум грозного шмеля, где порхают бабочки и мелькают многочисленные стрекозы. И ещё потоки солнечного света, навсегда затерявшиеся в свежих стогах. И во всём этом ты, без городского лоска.
- Уля, что за запах такой медовый стоит? Он все другие запахи перебивает.
- Кашка это. Цветок такой луговой, с мелкими жёлтыми соцветиями. Да вот же она, к траве пригнулась.
- А возле твоего дома полынью пахнет.
- Так разъезжаются из деревеньки люди. Дома стоят заброшенные, заросшие лебедой да полынью. Да крапива на огороде вместо картошки.
- Наверное, ночью на лугах холодно, - он убрал с её волос ползущую букашку. - Особенно под утро.
- Если вместе и обнявшись, то нет, не холодно будет.
- Здесь тёмные ночи кажутся светлыми. А дорога днём, и та - солнцем согретая. Я пробовал босиком, когда от речки шёл. Ноги жжёт.
- Жарко. Искупаться бы... Может, к речке сходим? Здесь недалеко есть небольшая заводь, - она взглянула на него сверкнувшими глазами. - Только я голышом. Не хочется потом в мокром белье ходить.
Поплескавшись в реке, они шли по просёлочной дороге к дому. Он привык уже к нему: в этом доме - особый вкус уюта до мелочей. Там на окнах кустики герани и фиалок, припавшее к стеклу мощное алоэ, и солнечные зайчики на стенах. В старинном буфете со свисающими с полок вышитыми салфетками, в стопочки сложена посуда. Круглый стол с приткнувшимися к нему стульями, и занавески из прозрачного тюля, прихваченные по бокам кружевными подвязками. Небольшой диванчик, застеленный светло-бежевым пледом, и телевизор в углу. В спаленке шкаф с одеждой, просторная кровать с деревянным изголовьем, и небольшое зеркало. Это её дом: здесь прячутся её мечты, да проигрыватель поёт любимые песни. Как ни странно, но у неё сохранился старенький проигрыватель и куча виниловых пластинок, заботливо сложенных - каждый в свою обложку. И пирогами здесь пахнет по утрам, и кошка трётся под ногами. И ещё хмельное зелье их бессонных ночей, когда не думается о постороннем. Кажется, что время задержало здесь свой ход.
- Охо-хо!.. - встретил их Витька, сидевший на лавочке с бабой Дуней. - А по утру они проснулись, под ними мятая трава.
- И что?.. Явился, и всё? Целуйте меня - я с поезда, - откликнулась Ульяна.
- И платье помятое. Ты передом повернись, вдруг там ещё хуже.
- Если тебе легче так, то повернусь, - Ульяна и впрямь развернулась к Витьке. - Что дальше?
- Да ты ведёшь себя, как ненормальная.
- Да, Витя. Пристроилась вот - из умной в дуру, потом из дуры в умную опять.
- Послушай, - он двинулся вперёд, закрывая Ульяну. - Может, хватит её трогать?
- А она чё?.. Яблочко протянула? Попался? - прищурился Витька.
- А у тебя что, гарантийный срок не закончился? Прогнала, так уйди. И не мозоль глаза.
- Ты, приезжий... Да я урою тебя тут, - Витька дёрнулся, сжимая кулаки.
- Что же вы делаете, окаянные! - наблюдавшая за ними баба Дуня, незнамо как оказалась рядом. - Сдурели совсем?.. У соседей глаза вон из ворот повылазили. Не хватало драки тут.
- Баб Дунь, уйди. Христом богом прошу, - глаза у Витьки налились злостью. - Побегать тут захотел? Со льготным доступом за щедрость.
- Зачем ты обижаешь её? - он слегка отодвинул стоявшую между ними бабу Дуню. - Скучно?.. Нечем занять себя?
- Ага... Влюбиться вот захотел. До конца лета надо успеть, - Витька глянул ему за спину и отшатнулся в сторону. - Ты... Дура, брось лопату.
- Попробуй только, тронь, - прошипела Ульяна, замахиваясь черенком лопаты. - Я тебе голову до плеч снесу.
- Не бей по башке... Не порть инвентарь. Чё, других мест на теле нету?
- Сядь, иди на лавку. Сядь, я сказала. - баба Дуня отпихнула его в сторону и повернулась к Витьке. - И ты тоже. Пар вон из ноздрей, как у быка.
- Баб Дунь... Вот тянет же нас к тем, кто шанса не даёт.
- А я никому ничего не должна, - Ульяна опустила лопату. - Вот разве что Богу. Я обещала ему быть счастливой.
Дёрнув плечами, он ушёл на лавочку к дому бабы Дуни. За ним, помахав руками и доказывая что-то, пришёл Витька, а следом и баба Дуня. Ульяна забросила лопату через забор и села на лавочку возле своей ограды.
- Что творите-то? - качнув головой, баба Дуня повернулась к нему. - Ты не знаешь чё ли, чё он энтими руками делал? И впрямь захлестнёт ведь. Научился там, будь они неладны. И чего потом делать?
- Ничего... Я ответ тоже могу дать.
- Вот и уймитесь. Случись чё, он отсидит, и вообще незнамо кем выйдет. И так психованный, ишо эта черенком добавит.
- Баб Дунь... - Витька вытер лицо, словно очнулся от чего-то. - В груди же вон... Бурчит, словно брага на дрожжах. Улька, у тебя бражка во фляге есть?
- Есть... Щас на голову надену.
- Ну да-а... - протянул Витька. - У неё же лопата - царский атрибут. Она ей подданных глушит. А после закапывает.
- А мне всегда нравились ребятушки из сказок, - отозвалась Ульяна от своей ограды. - Вроде дурака Иванушки. Вот печаль-то.
- Ага... - тут же огрызнулся Витька. - Сказ про то, как одна баба заскучала. Пока ейный мужик с утра пахал на кукурузном поле.
- Прости, Витя... Может, я где-то и что-то не так делала. Может, меньше жалела, чем хотелось. Впопыхах же всё, от такой суматошной жизни с тобой.
- Ну и ладно. Был Иванушка, а теперь найдётся новый, - Витька смачно сплюнул в сторону. - Сидел, сидел где-то. А потом пришёл и за пол царства отхватил. Наиумнейшую со всех сторон.
- А у нас земля полна добрыми молодцами. Матушка Русь ведь. Стоит только свистнуть да гикнуть. Да ножкой ещё дрыгнуть.
- Так гикни и дрыгни, - не унимался Витька. - Я же так расцелую, что не дай бог оглохнешь.
- И сразу первая мысль - а зачем мне надо? - не умолкала Ульяна.
- Ну а как?.. Мы же любим. И своих, и чужих. И всё вокруг, весь добрый свет.
- Ой, да ладно... Лето же. Вот и захотелось мне докупаться, довлюбляться и дозагорать. Вот такая грустная история.
- Во-во... Прям тут же всего и сразу захотелось, - Витька вздохнул. - Ходишь вон, как ягода спелая.
- Вить, а я в малине родилась. И мама ягодкой всегда называла.
- Смотри, Ульяна. А то так и останешься в его щупальцах.
- Да вот... Прилипла, как тот репей. И живу в своё удовольствие.
- Молодец. Твоей сладкой жизни завидую.
- И не говори... Вот клялась ведь с утра сладкое не пробовать. Так нет же... Привезли в сельпо халву.
- Смотри не ошибись. А то вдруг у тебя обман зрения.
- Ты зачем опять пришёл? - Ульяна подошла к ним, так и сидевшим у бабы Дуни на лавочке. - Просто так, по привычке? И не пыхти своим дымом в лицо.
- Влюбиться, говорю, захотел. Готова? - Витька глянул на Ульяну снизу вверх. - Корову ещё одну купим, уток с гусями заведём.
- Мне твоих хватает, - Ульяна прищурила глаза. - С тобой же жить страшно, Витя. Ты же ночью помычишь, подскакиваешь и к холодильнику. Навернёшь полбутылки, и вроде успокоился. Уйдёшь после вон во двор, и куришь одну за другой на ступеньке.
- Вы... Лишённые чувства ритма!.. Элементарно, темп про себя: и-и-раз, и-и-два...
- Иди и проспись. И не неси ерунду. Твоих глубин нам не достичь.
Они с бабой Дуней молчали, не вмешиваясь в словесную перепалку.
Поздним вечером, когда за окном сгущались сумерки, ему вдруг захотелось, чтобы так было всегда. Захотелось забросить своё ремесло вместе с криками «браво» и аплодисментами, и оставить зрителя - как воплощение своих беспокойных желаний. К шутам всё, и продать за пятак. И признать здешнюю тишину, такую живую и совершенную. Вместе с той, у которой двери без ключа. С той, к кому можно не стучаться, и которая вползает в тебя изнутри. И чтобы коврик у кровати, и тонкая паутина на стене. Чтобы чай лился по утрам в кружку, вместе с криком охрипшей сороки на заборе. Чтобы ветерок трогал на закате оконную занавеску и приносил ароматы лугов. А ещё кошка, лениво уснувшая в ногах, да скрип двери, когда Ульяна выходит по утру во двор к Ночке. А он... Он бы научился колоть дрова и косить лебеду за огородом, топить печку и смотреть как в ледяной корке на окнах мороз рисует кружевные узоры. Он даже представил себе, как она зимой разжигает печку лучинками да поленьями. А в доме под вечер темно, и от огня из незакрытой топки по стенам прыгают тени. А если бы его вдруг зазнобило от нечаянной простуды, то она принесла бы в постель горячий чай с вареньем из калины, собранной глубокой осенью в палисаднике. Это и есть - размеренная и простая жизнь... И это всё, чего ему хочется теперь.
По утру Ульяна провожала его в город. Она улыбалась сквозь слёзы, и это казалось ему настоящей пыткой.
- Я приеду, - шептал он. - В конце августа.
- А я буду ждать, - отвечала она, трогая его губы своими.
- А я буду думать, - он прижался губами к её виску. - Я хочу быть с тобой.
- Не тронь это... Мы сами не знаем, что дальше будет. Ты просто приезжай иногда.
- Что тебе привезти из города?
- Себя... - помолчав немного, она вдруг спросила: - А ты можешь привезти мне то, что я попрошу?
- Да, конечно.
- Привези мне свою скрипочку. Я хочу послушать, как она поёт.
- Да?.. - он удивлённо взглянул на неё, услышав такую просьбу. - Я боюсь, что моя скрипка будет не очень красиво звучать в твоём маленьком доме. Она привыкла к большим залам.
- Ну и что. Я слушала музыку только по телевизору. Хочу, чтобы она пела для меня. Живая... Ты же попросишь её петь для меня?
- Улюшка...
- Пообещай мне, что привезёшь её.
- Да, обещаю.
