КЛЮЧ К БЕЗДНЕ.

             

 

                                                ПРЕДДВЕРИЕ.

 

            Конец месяца для меня – самое гнетущее время, навевающее тоску и непреодолимую депрессию. И дело вовсе не в том, что большие числа в календаре вызывают мысли о бренности всего сущего и близости смерти. Это –чисто философский подход, а я вовсе не стремлюсь примерять лавры Канта и прочих, ему подобных. Дела обстоят намного проще, жизненее и трагичнее, с моей индивидуальной точки зрения. Конец месяца – это время, когда финансы с распевания романсов переходят к утробному завыванмю похоронных маршей. Деньги, полученные в начале месяца успели давным-давно перейти в область виртуальной реальности, противоестественно спариваясь с получившимися долгами. В результате этого кровосмешения получается нечто, настолько отвратительное, что даже самые жуткие монстры Голливуда, при виде подобного, прячутся кто куда.

            В последних числах месяца супруга окончательно теряет ко мне интерес, посему все чистосердечные предложения об исполнении супружеского долга встречаются с холодным недоумением, словно я обратился с подобным предложением к абсолютно незнакомой женщине. В связи с вышеизложенным, определённые органы начинают здорово опухать и зверски ныть. Поскольку любовницы (по той же злосчастной причине отсутствия лавэ) у меня нет, приходится терпеть все неудобства семейной жизни до следующей зарплаты. В то же время жена, не испытывая никаких неудобств по этой части, целыми утрами, днями, вечерами и ночами занимает эфирное время нашего телефона, трепя языком с некими загадочными подругами. Самое интересное, за время разговора имя подруги может изменяться несколько раз, точно на противоположном конце провода повисло целое подразделение женского батальона. Впрочем, иногда супруга оговаривается, именуя подругу котиком. Всё это, плюс молчащая трубка, когда я подхожу к телефону, наводит на грустные, но совершенно непроверяемые подозрения.

            Дочка сидит перед телевизором и сосредоточенно обгрызает соску, наблюдая за мельтешением клипов на экране. Пытаясь отвлечь её от этого занятия, ты рискуешь навлечь на себя праведный гнев несправедливо обиженного младенца, выражающийся в постукивании погремушкой по черепу обидчика и пронзительном верещании. Всё это означает, что прикасаться к пульту строго настрого запрещено.

            Старый комп, изредка покидая состояние глючной фрустрации, немедленно оккупируется разлюбезной супругой и все попытки выселить её из весёлых ферм и прочей социальной хрени натыкаются на звериный оскал слабого женского существа. При этом жена продолжает свои беседы, пытаясь убедить меня, дескать в её роду некогда был кто-то, с именем Юлий.

            Но хуже всего становится, когда делаешь попытку заглянуть в холодильник. Возможно в бесконечном социуме существуют некие поклонники абсолютной пустоты, обожающие созерцать вместилища, освобождённые от содержимого, но я к их числу, не отношусь. При наблюдении холодильного нутра мне больше всего нравится зрелище лоснящихся боков колбас и блестящих банок, заполняющих его до отказа. Вот это радует меня, а мой желудок доводит до почти религиозного экстаза. К сожалению дни, когда я мог без помех любоваться чем-то подобным, ушли в далёкое светлое прошлое. В довершение этой неприглядной картины за окном непрерывно моросит мелкий ноябрьский дождь, угрожая в ближайшее время произвести метаморфозу, обратившись в столь же мелкий и противный ноябрьский снег. От подобного великолепия становится настолько мерзко, что хочется срочно нажраться, но выполнить сие невозможно по той же, трижды проклятой причине отсутствия денег.

            Остаётся слоняться из угла в угол, постоянно натыкаясь на одного и того же таракана, сидящего на стене с самым что ни на есть унылым видом и, столь же уныло, шевелящим усами. Убегать он, определённо, не собирается понимая, насколько малой угрозой я являюсь в данный момент. Получается некий замкнутый круг: окно, за которым, в сгущающихся сумерках, падают мелкие капли холодного дождя; жена, с трубкой телефона в одной руке и с сигаретой в другой, которая мурлычет: конечно же, котик, то есть, Любочка и печальный таракан, понуро переступающий с лапы на лапу.

            От всего этого хочется вздёрнуться, но точно знаю: этой радости никому не доставлю!

            Жена докурила сигарету и сказала томным голосом:

            - Ладно Верунчик, до завтра. Целую.

            После этого трубка вернулась на свой насест, а жена отправилась в наш совмещённый санузел с неизвестной сверхзадачей. В тот же момент телефон оглушительно мяукнул и супруга, опрометью, вернулась обратно, попутно едва не затоптав меня.

            - Алло, - сказала она и её пухлое лицо отразило разочарование, - привет и тебе, как там Зинка? Нормально? Чё тогда не звонит? Ага понятно, а я и забыла совсем…А чё ты хотел? Кого? На кой хрен он тебе нужен? А мне интересно. Ладно, сейчас дам.

            Из отдельных реплик я понял: разговор предстоит со мной. Звонил, как не трудно было догадаться, Фёдор – муж сестры моей дражайшей супруги. В родственных обозначениях я ориентируюсь не слишком хорошо, поэтому, кем он мне приходится. представляю достаточно смутно. Может – шурином, может – деверем, хрен их разберёт. С Фёдором у меня были довольно-таки натянутые отношения. Я никогда не мог найти с ним общих тем для разговора, а он, как мне казалось, слегка (а может быть и не слегка) презирал меня, считая неудачником. У него самого всё всегда получалось и это давало жене лишний повод поворчать: А вот Фёдор…А вот у Фёдора…Этим она доводила меня до белого каления и не вызывала особо добрых чувств к предмету сравнения.

            Поэтому к телефону я подошёл, имея в душе кислый коктейль из недоумения и нежелания вести беседу, способную испортить и без того поганое настроение. Ольга плюхнулась на стул у окна и уставилась на меня взором голодной анаконды так, словно я должен был заранее предупредить её о содержании предстоящей беседы.

            - Я слышал, ты сейчас в отпуске, - без какого бы то ни было приветствия начал Фёдор и в его сонном голосе промелькнули нотки нетерпения, - долго ещё собираешься задницу просиживать?

            - Да я, собственно, только начал, - промямлил я, несколько удивлённый подобным

вступлением; осведомлённости родственничка я не слишком поражался: всё, известное жене тотчас становилось предметом обсуждения с её сестрицей, - три дня отдохнул, ещё двадцать семь в запасе.

             - Великолепно! – в голосе Фёдора прозвучало откровенное ликование, -это именно то, что надо. Денег хочешь подзаработать?

            - Что? – поперхнулся я, - Чего сделать?

            - Лавэ накосить, бабла срубить! – рявкнула трубка так, что у меня в черепе забренчало, - вынь бананы из ушей!

            - А, денег заработать, - уныло протянул я, потирая поясницу, - и как же?

            Отсутствие энтузиазма в моём голосе, при таком, на первый взгляд, выгодном предложении, имело под собой глубокие основания. Один раз, после настойчивых просьб моей драгоценной половины, искренне озабоченной пустотой своего кармана, Фёдор согласился переговорить с хозяином фирмы, где он работал водителем, дабы я посодействовал их благородному труду, на благо собственного кошелька. Подсобным рабочим. Вы никогда не работали подсобником в небольшой фирмочке, с ограниченным числом работников? Спустя неделю я понял две вещи. Во-первых, Фёдором руководило одно лишь желание – отвязаться от рыбы-прилипалы, т.е.моей жены. Во-вторых, до меня дошло, почему место подсобника, свободное на момент моего пришествия будет оставаться таковым и дальше. Жалкие гроши, получаемые мной, никак не компенсировали тот объём работ, который мне приходилось выполнять и от которого скончалась бы самая мощная лошадь-тяжеловес, научившись предварительно, трёхэтажному мату. С трудом дожив до окончания второй недели, я сравнил полученный доход, с обретёнными травмами и невзирая на алчные вопли супруги, вернулся к прежнему роду деятельности. Естественно, перспектива рабского труда в законно полученный отпуск меня нисколько не прельщала.

            - Ты сначала спроси, сколько? – хихикнул Фёдор, причём в его голосе почему-то прозвучало плохо скрываемое злорадство, - а потом узнаешь всё остальное.

            - Ну и сколько? - ещё более уныло, чем в прошлый раз поинтересовался я, ожидая услышать некую усредненно-низкую сумму, достаточную для того, чтобы моя благоверная подвигла меня на трудовой подвиг, но определённо не дотягивающую до того уровня, за которым начинается удовлетворение от проделанной работы.

            - Три штуки, - торжествующе выдохнул змей-искуситель, сидящий в глубинах телефонной трубки.

            - Ско-коколько? – просипел я, получив такой удар.

            И тут он меня окончательно добил:

            - Баксами.

            Всё. Это был решающий удар, после которого я неопределённое время сидел в молчаливом ступоре, рассматривая телефонный аппарат, постепенно приобретающий определённый оттенок. Да-да, именно того самого, какой имеют лишь маленькие предвыборные плакатики с портретами давно умерших президентов далёкой заморской страны. Мысль о том, что я могу в одночасье, стать обладателем такого количества бабок раскачивала меня в амплитуде от счастливого блаженства, до самого тяжёлого подозрения.

            - Это случайно, не в революциях каких участвовать? – осведомился я, сподобившись, наконец, на простейший анализ предложения. За какакие другие заслуги могут предложить три тысячи долларов, я просто не представлял, - так я не согласен.

            - Ладно, не бзди, - ответил Фёдор таким покровительственным тоном, словно собирался похлопать по плечу, - работа тебе ломится очень даже простая. Поедешь с людьми в одно место и поможешь им таскать какие-то ящики. С оборудованием, кажется…Делов на неделю. Полторы штуки вперёд, полторы – после окончания работы.

            - И где это нужно будет таскать ящики? – ощущая новый прилив подозрительности, поинтересовался я, - не в Чернобыле, случаем?

            - Честно говоря, я не знаю, - голос Фёдора приобрёл озабоченные нотки и как-то отдалился, - но вряд-ли. Там, вроде бы, какие-то пещеры. Короче, если согласишься, тебе всё расскажут и покажут.

            - Мне нужно подумать, - промямлил я, сдерживая предательскую дрожь в голосе, потому как проклятущий язык удерживал на своём конце немедленное согласие, - это же не очень срочно?

            - Очень. – отрезал Фёдор, - ну чё ты ломаешься, как целка? Или у тебя есть три лишние штуки? Короче так – завтра утром я позвоню с трубы на твой домашний и, если хочешь заработать, будь готов: собери сумку с барахлишком, ну, как в поход – щётку зубную, то – сё…Жратву не надо: хозяева покормят. Мобилу – не бери, это особое условие, какие-то там магнитные поля…Согласишься – я за тобой заеду, не согласишься – соси сам знаешь, что. До завтра. А, кстати, передавай Ольге привет от Серёги.

            В трубке загудело, после чего я совешенно автоматически положил её на рычаг и повернулся к жене, которая тушила окурок в пепельнице.

            - Кто такой Серёга? – спросил я у неё.

            - Не знаю, - она откинулась на спинку стула и кончик носа у неё порозовел, - какой Серёга, чего ты придумал?

            - В общем, тебе от него привет, - буркнул я и пошёл в сортир. Думать.

            Думалось хреново. Сумма в три штуки зелёно-разноцветных сыпалась перед глазами диковинным листопадом, погребая в своих шелестящих недрах все возможные возражения. Чего уж перед собой лукавить, за такие бабки можно было ехать куда угодно и делать, что угодно.Ну, почти…А недельку потаскать какие-то ящики – да это же просто сказка! Поскольку моя голова объявила тайм-аут, я позвал супругу, и она неторопливо явилась дымя сигаретой, точно женская особь паровоза. Уставившись на меня, оседлавшего унитаз, она выпустила струю дыма и ядовитый вопрос:

            - Тебе подержать?

            - Нет, вытереть задницу. - отпарировал я, - слухай сюды. Федька предложил мне заработать небольшую денежку.

            - Небольшую – это сколько? – в голосе супруги возник квант интереса к моей персоне, а в голове громко щёлкнул, включаясь, аппарат для подсчитывания доходов

            - Две штуки баксов, - сказал я, слегка запнувшись на цифре два, - штука сейчас, остальное – потом.

            - Шутишь, - губы Ольги презрительно изогнулись, но глаза вспыхнули, словно две алчные фары. Стало совершенно понятно: даже вздумай я отпираться, меня свяжут и силой отволокут к месту работы, - и что ты должен делать? Краденое прятать? У нас, в третьем подъезде, целое семейство повязали за эту ерунду. Помнишь, там ещё такой жирный тип, на иномарке раскатывал. Хочешь, чтобы я одна ребёнка воспитывала? Я тебя из тюряги ждать не буду!

            В этом как раз никто не сомневался. Напротив – я был уверен в наличии у супруги запасного аэродрома, где её ожидает подготовленная полоса.

            - Остынь, - проворчал я, заканчивая сортирный моцион мытьём рук, - Фёдор сказал, всё что от меня требуется – это таскать какую-то аппаратуру. Короче неделю меня не будет.

            Теперь на лице Ольги промелькнуло какое-то подозрение. Вообще-то она не ревнивая, просто не любит, когда её вещами пользуется кто-то чужой. Я, очевидно, находился в списке её собственности, где-то между телевизором и стиральной машиной. Впрочем, я мог себе льстить, завышая стоимость раздолбанного тостера.

            - По бабам собрался? – угрожающе прошипела она, - так знай – я дома сидеть не собираюсь: отдам Наташку матери и…

            - Послушай, радость моя, - все эти разборки меня жутко утомили, - поедешь завтра со мной, заберёшь аванс, а заодно убедишься в том, куда я еду работать.

            Колёсики в голове супруги сделали финальный оборот и табло выдало окончательный результат: Ваш выигрыш – тысяча долларов плюс бонус: недельное отсутствие мужа. В общем, неплохая прибавка к пенсии. Моя участь была решена. В этом я убедился сей же час. Непоколебимые черты лица моей половины поплыли, точно незримый Пигмалион начал свою благородную работу. Широкая, во все сорок восемь зубов, улыбка озарила лицо Ольги, и она поцеловала меня в губы. Ух ты! Давно забытое ощущение.

            - Милый, - мурлыкнула жена, - ты же знаешь, как я тебя люблю.Можно я куплю себе, что-нибудь из одежды, какую-нибудь мелочь…

            Всё ясно – хана штуке. Ну и ладно, тысячу я себе зарезервировал, на мелкие расходы вполне достаточно. Я – человек неприхотливый.

            - Может немного побалуемся перед отъездом? – продолжала мяукать супруга, поигрывая наманикюренными коготками у меня между ног, - когда малая ляжет спать. Давно я тебе не уделяла должного внимания.

            Об энтузиазме супруги говорил тот факт, что она немедленно собрала мне дорожную сумку и подготовила одежду: потёртые джинсы с дырявыми карманами, протекающие сапоги, старую куртку с капюшоном и не менее древний свитер. Ну, понятно – экономика должна быть экономной. Да я, в общем-то и не спорил, возмутившись лишь тогда, когда мне попытались всучить жалкий огрызок хозяйственного мыла, которого не хватило бы на помывку самого малого на свете хозяйства. После краткого, но ожесточённого сражения, мне удалось заполучить почти целый кусок туалетного мыла с нежным ароматом французского туалета.

            К сожалению, побаловаться в этот вечер мне так и не удалось. Единственный кайф который ломился до работы (не считая аванса) обломался полностью. Но не по вине Ольги, которая в отношении подобных авансов обязательна.

            Припёрся кум, пьяный в дрезину и припёр с собой две бутылки отцовского самогона: одну – початую, другую – в непорочной невинности. Пока мы стряпали закуску и успокаивали Наташку, ошеломлённую лицезрением синего крёстного, кум успел слегка протрезветь. Заплетающимся языком он поведал шекспировскую трагедию сегодняшнего дня. Насколько я уразумел, последняя пассия киданула его достаточно оригинальным способом: познакомила со своим новым приобретением. После этого знаменательного события оба любовничка совместно надрались. Счастливчик остался пугать унитаз избранницы, а несчастный отверженный приполз к нам, лечить сердечные раны, заливая их самогоном. Очевидно в целях дезинфекции.

            - Ничего страшного, Костенька, - цедила сквозь зубы Ольга и пыхала сигаретным дымом, деловито нарезая солёные огурцы, - найдёшь ты себе новую б…девушку. Ты – парень симпатичный, не то, что моё уродище, глаза б на него не глядели! Слушай, на кой

хрен я вообще за тебя вышла?

            - По любви, милая, исключительно по любви, - сказал я осторожно принюхиваясь к самогону, - это П или Х?

            Самогон, который изготавливал батяня кума, маркировался именно этими двумя буквами, но что они означали – никто не знал. Версий, понятное дело, существовало ровно две, причём взаимно противоположных.

            - Отличный продукт, - махнул рукой кум, - стащил из личной нычки. Папаша точно пилюлей даст, когда узнает. Давай накатим!

            - Давай, - согласился я, побулькивая мутно-янтарной жидкостью и предложил тост, - за деньги.

            - Вы там без меня бухаете? – донёсся из кухни голос супруги, - подождите.

            - За деньги? – кум помотал головой, - нет, лучше за любовь.

            - За любовь за деньги, - уточнил я и влил в себя порцию огненной жидкости, - действительно неплохой. Должно быть Х. А может и П.

            В этот момент появился гений чистой красоты, с краткой лекцией о вреде пьянства в отсутствие родственников. Дочка отвлеклась от телевизора, пытаясь внести свою лепту в нарастающий шум. Пришлось заняться затыканием ртов. Наташка получила бутылку с молочной смесью, а её мамаша – фужер с домашним вином личного производства. Мы, с Костиком не отставали от женщин, уничтожая запасы экологически чистого продукта.

            Дела, видимо налаживались и предстоящая работа уже не казалась такой трудной и подозрительной, а грядущее вознаграждение затмило своей величиной годовой заработок некоего Билла Г.

            По телеку начали показывать что-то старенькое, из приключений Индианы Джонса и разговоры, временно прекратились. На экране скакал молодой Харрисон Форд, уворачиваясь от огромных глыб, падающих на него с потолка пещеры и кум сказал, тыкая пальцем куда то, в область экрана:

            - За такие бабки любой дурак полезет в эту жопу, - он глубокомысленно воздел пьяные глазки к потолку, - лично я бы полез, не фиг делать.

            - Да иди ты, - откликнулся я, пытясь сосредоточиться на стаканах, которые к этому времени начали серьёзно интересоваться процессом клонирования, - я бы никогда в жизни не согласился лазить по таким голимым норам, пусть мне хоть сто штук зеленью предлагают. С моим везением мне там точно – кранты!

            Супруга саркастически хмыкнула, подразумевая, дескать и за гораздо меньшую сумму я с её лёгкой руки или же тяжёлой ноги, полез бы и в гораздо худшее место. Возможно, она была и права. Но полез бы я туда не по собственной воле. В фильмах полные дилетанты способны просочиться к центру земли и обратно, а в жизни – хорошо обученные шахтёры мрут, точно мухи поздней осенью.

            Совершенно неожиданно закончился весь самогон. Поскольку мы, как всегда находились в двух шагах от достижения полной кондиции, единогласным консилиумом (при молчаливом неодобрении супруги) было принято решение преодолеть оставшийся промежуток решительным пивным ударом. С этой целью мы выбрались под тёплый ноябрьский дождик, перемежаемый чуть менее тёплым снегом и закупили в ближайшем ночном магазине четыре бутылки самого крепкого пива. Посоветовавшись с кумом, мы решили купить ещё парочку. Для немедленного употребления. Сказано – сделано.

            Скользкие бутылки норовили покинуть непослушные пальцы, поэтому всё время приходилось подхватывать драгоценную ношу, успевая сделать пару-другую глотков, становящегося всё более непонятным на вкус, напитка. Костик, то и дело пытался, активно помогая себе руками, рассказать мне об основных проблемах проектирования железнодорожных цистерн, а я всё время успокаивал его, спасая бутылки от последнего полёта. Внезапно кум позволил себе расслабиться и кротко засопел, привалившись спиной к мокрому стволу какой-то берёзовой осины. Как и следовало ожидать, на противоположной стороне улицы немедленно нарисовался ментовский патруль, и я проклиная всё на свете, поволок тяжеленного алкаша к себе домой. К счастью кум не сопротивлялся, а к несчастью этот гад и не думал мне помогать! Как я умудрился доволочь его и ещё четыре бутылки пива до подъезда – не помню, но точно знаю: свою бутылку я прикончил.

             Ключ наотрез отказался попадать в замочную скважину, видимо сломался, поэтому пришлось как следует утопить кнопку звонка, чтобы пьяная жена сумела услышать его и доползти до двери. На пороге появилась разъярённая тигрица, чем-то отдалённо напоминающая мою супругу.

            - Ты окабанел? – рявкнула она громким шёпотом, - половина первого! Ребёнка разбудите, уроды! Где вас носило?

            - Мы пиво пили, - подал голос кум, у которого вопрос очевидно вызвал некие смутные ассоциации в области устаревшей рекламы, - ща ещё врежем!

            - Мать его звонила, - угрюмо буркнула жена, сумеречно созерцая физиономию Кости, плывущую в блаженном море нирваны, - сказала, пусть идёт домой.

            - Куда ему? – я развёл руками, понимая во внезапном проблеске мысли, что на тёмных улицах пьяный кум не сумеет отыскать дорогу домой и навсегда потеряется, - пусть остаётся.

            Пока жена пыталась разместить телеса Костика на узком диване, я отправился на кухню, намереваясь допить оставшееся пиво, ибо до утра оно могло прокиснуть. К сожалению, у меня ничего не вышло. Первая же бутылка, которую я намеревался прикончить, прикончила меня. Совершенно неожиданно для самого себя – я уснул.

            Сознание вернулось, потому как кто –то, весьма злобный, энергично тряс меня за плечо, принося невыносимые страдания голове, превратившейся в сосуд, наполненный огненной болью, распирающей кости черепа. Боль агрессивно пульсировала, пытаясь выбраться наружу и терпеливо ожидая того момента, когда я открою глаза, чтобы проделать этот садистский фокус.

            - Вставай, просыпайся! – рычали демоны преисподней, вползая в моё ухо и терзая остатки плавящегося мозга, - да вставай же! Опоздаешь – я тебя сама придушу!

            Как выяснилось, в ухо мне вопили вовсе не жители геены огненной, но существа весьма им близкие. Разлепив веки я сумел рассмотреть жену, полностью одетую и накрашенную. Оскалив зубы, она изо всех сил терзала моё плечо, пытаясь нарушить

идиллию утреннего похмелья. К моему большому сожалению ей это удалось. Как всегда…        

            - Да куда ты так торопишься? – поинтересовался я, ворочая языком в лучших традициях Иронии судьбы, - дай мне прийти в себя. Кофе…

            - Может тебе ещё и какаву с чаем? – супруга ткнула мне в бок длинные когти наманикюренных пальцев, - Федька уже пятнадцать минут ждёт под подъездом и сказал, что если через десять минут мы не выходим – он отваливает. Вот тогда, то я тебя удавлю!

            - Мы выходим? – переспросил я, пытаясь засунуть распухшую голову под ледяную струю из чихающего крана, - кто это – мы?

            - Да быстрее же, мало того, что ворочаешься, как ленивец, так ещё и дурацкие вопросы успеваешь задавать, - жена волокла к дверям сумку, собранную вчерашним вечером, а за её спиной маячил призрак кума – опухшее, после вчерашнего, привидение с узкими щелями глаз, - мы – это ты и я. Малую я на пару часов сбагрила соседке, пока не заберу твой аванс.

            - Очень мило, - бормотал я, пытаясь дрожащими руками натянуть прыгающие штаны, в то время, как голова пыталась перевесить тело и опрокинуть меня на пол, - аванс предназначается мне, а возьмёшь его ты. Где же справедливость?

            Слабые женские ручки с силой терминатора повернули меня и во мгновение ока привели одежду в относительный порядок, после чего под окрик: «Пшшёл!» я пшшёл в прихожую, где кое как натянул готовую к отплытию обувь. Костик, всё это время, подрёмывал, прислонившись лбом ко входной двери и отставив задницу так, словно надеялся на присутствие в квартире лиц нетрадиционной ориентации. Таковых, естественно, не оказалось и его весьма проворно выпихнули на лестничную площадку, где он и остался, тревожа утробным храпом людоеда просыпающихся соседей. Впрочем, это уже никого не интересовало. Главная цель оказалась достигнута: я с супругой ИО буксира со свехзвуковой скоростью перемещался вниз по ступенькам, осознавая каждую, как отдельню вспышку в расплавленном желе непохмелённого мозга.

            Федькина шоха действительно стояла около подъезда, блистая свежевымытыми бортами омерзительно зелёного цвета. Прямо перед моим носом распахнулась дверца, едва не расквасив означенный орган и меня впихнули внутрь. Причём так быстро и ловко, точно работала банда опытных киднепперов. Всё продолжало происходить, как в дурном похмельном сне: из серого тумана вынырнула мужская рука и пристегнула ремень безопасности, после чего мир мелко затрясся и, негромко завывая, поплыл мне навстречу. Инфернальный голос Фёдора рявкнул над ухом:

            - Что это он сегодня какой-то необщительный?

            - Не проспался, падла, - любезно известил голос жены, - вчера черти кума принесли, так они на пару нализались, да так, что сегодня с трудом растолкала.

            - Я сам встал, - уточнил я, с огромным трудом приподнимая две чугунные плиты, которые какие-то недоумки уложили мне на глаза, - с-сам.

            - А это ничего, что он, гм, такой? – встревожено поинтересовалась моя дражайшая половина, очевидно озабоченная состоянием моего здоровья, - его не пошлют, куда подальше?

            Федька издал глухой смешок и через похмельную пелену мне послышалось в нём нечто зловещее. Захотелось взглянуть в глаза этому весельчаку, но представив последствия подобного упражнения, я с ужасом отказался от этой идеи.

            - Не пошлют, - заверил он, с непоколебимой уверенностью в голосе, - какое им дело до его состояния? Главное, пусть работу выполняет, а там пусть хоть упадёт. Да у него и время будет, проспаться: ехать достаточно далеко.

            - Что, так далеко? – голос жены выдавал откровенное замешательство, - я, почему-то решила, что это где-то здесь, рядом. А куда они едут?

            Очевидно Фёдор пожал плечами или сделал какой-то другой, подобный жест, потому что некоторое время я ничего не слышал. Потом он сказал.с некоторым сомнением:

            - Вроде бы, куда –то в Полтавскую область, но я не уверен. Хозяин высказался очень неопределённо. Та ещё рыба…

            - Ты тоже едешь? – уверенно спросила жена, не сомневаясь в утвердительном ответе и угодила пальцем в небо.

            - Нет, - ответил Фёдор и снова неприятно хихикнул, - шофера им без надобности – свои имеются, а носильщиком не хочу – натаскался в своей жизни. Там как было то: к Сёме подвалил один крендель и давай пробивать насчёт негров. Семён послал его подальше: своей работы невпроворот. Тип этот, туда-сюда, потом подошёл ко мне; найди, говорит человечка, чтобы порядочный был и бабок хотел срубить. Ну а вы постоянно ноете, дескать денег нет, вот я и решил помочь, по-родственному.

            Супруга буркнула нечто неразборчивое, но несомненно благодарственное. Фёдора она тоже переносила с трудом, а вот почему – до сих пор не мог понять. Видимо есть на то причины, о которых она не торопится рассказывать.

            - Приехали, - известил Фёдор, - вон те, три джипа – это они.

             Услыхав последнюю фразу, я сподобился на подвиг разлепления век и даже смог посмотреть перед собой. Сумеречное состояние рассудка не помешало мне восхититься –

таких машин я ещё ни разу не видел! Огромные, точно танки, на широченных колёсах и абсолютно чёрные. Автомобили вызывали в памяти воспоминания футуристической техники из голливудских блокбастеров. Около чёрных красавцев, которым хотелось поклоняться, словно языческим идолам, стояла разношерстная, по своему составу, компания. Подробнее я не мог рассмотреть, по причине своего слабого зрения и значительного расстояния. Среди всех выделялся лишь один человек, невероятно высокий и, столь же, невероятно широкоплечий. Гигант вдохновенно ораторствовал перед группой людей, одетых в одинаковые дутые куртки, с эмблемой жёлтого цвета на спине.

            - Это вон тот громила здесь главный? - жена и здесь торопилась проявить инициативу, выстреливая предложениями ещё до того, как мы выбрались из машины.

            - Нет, - Фёдор заглушил двигатель и аккуратно отстегнул предохранительный ремень, - старший вон тот, около гелендвагена.

            Как он и сказал, совсем рядом чернел лоснящимися боками холёный джипер. На противоположной, от водителя стороне замер у открытого окна мужчина среднего роста, одетый в тёмный бушлат и штаны, цвета хаки, заправленные в ботинки армейского образца. Как раз тогда, когда мы покинули салон шестёрки, мужчина закончил свой разговор с невидимым собеседником и направился в нашу сторону.

            - Ради бога, - сказал я жене, придерживая её за локоть, - постой здесь, а не то они перепутают и возьмут тебя вместо меня. Будешь таскать ящики.

            - Щас, - ухмыльнулась супруга, - вали. И не забудь притащить аванс.

            Ага! Можно подумать, у тебя забудешь. Из-под земли откопаешь. Тяжело вздохнув, я поплёлся вслед за Фёдором, который решительно направлялся в сторону главного. Тот уже успел захватить взглядом нашу пару и отстранив рукой некую личность в поношенном плаще болотного цвета, двинулся навстречу. Холодные серые глаза скользнули по лицу Фёдора и остановились на мне. Он ещё пожимал протянутую Федькой ладонь, а его тусклый рентген уже успел просветить меня до самых сокровенных глубин непохмелённого организма.

            - Это он? – поинтересовался мужчина, протягивая ладонь, напоминающую при пожатии кусок полированной древесины, - моё имя Теодор Емельянович, и я настаиваю на

подобном обращении.

            - Да, да, конечно, - пробормотал я, представляясь в ответ и ни на чём не настаивая. Меня терзала мысль об обещанном авансе. Как бы так ненавязчиво подвести разговор к этому вопросу, пока жена не подошла ближе? – мне сказали, что мы отправляемся немедленно и если я вам подхожу…

            - Ты поедешь на последнем, - человек со сложным именем и отчеством указал на один из шикарных автомобилей и запустив руку в карман бушлата, извлёк вожделенное: толстый бумажник, - теперь к делу: насколько я понимаю, ты ожидаешь аванс?

            - Полторы тысячи, - подтвердил Фёдор, облизывая губы и внезапно побледнел, как смерть, - по-моему…

            - Ах, по-твоему, - Теодор холодно усмехнулся и быстро отсчитал пятнадцать сотенных бумажек, каковые я и принял в свои дрожащие от волнения с похмелья руки, - а с тобой Фёдор Егорович расчёт будет произведён чуть позже. И чуть меньше.

            Мне показалось, Федька шипнул, бросив в мою сторону взгляд, наполненный откровенной злобой. Видимо, он что-то напутал в сумме аванса, который предназначался моей скромной персоне. Выходит, ему не повезло. Я аккуратно сложил пять сотен пополам, потом ещё раз пополам и спрятал во внутренний карман, не забыв закрыть его на молнию.

            В этот момент к нам подошёл тип в грязном зелёном плаще, которого мой новый шеф отпихнул минутой раньше. Пустые водянистые глаза тупо выпирали на болезненно жёлтом лице, напоминаю оптические органы среднестатистической жабы. Чёрные волосы казались париком, снятым с Петросяна из-за толстого слоя жира и грязи, покрывающего их. Одна ноздря угреватого носа выглядела надорванной, а может быть и была таковой. В приоткрытом рту я заметил многочисленные прорехи между жёлто чёрными зубами самого мерзопакостного вида. В общем, Брэд Питт отдыхает. Выглядел сей персонаж намного хуже, чем я, хоть по некоторым признакам был намного моложе.

            - Братела, я тут, типа, пробить по поводу зелени, - таким базаром любят щеголять тупые малолетки, стараясь косить под крутых, - ты чего-то тёр за штуку.

            - Садись в машину,- Теодор Емельянович говорил абсолютно спокойно, даже не поворачивая головы в сторону нового собеседника и не вынимая рук из карманов бушлата, - если ты ещё хоть раз подойдёшь ко мне и вообще, если я увижу тебя праздно шатающимся – никаких денег ты не получишь вовсе, а отправишься прямиком на ту помойку, где я тебя подобрал. Думаю, там ты довольно быстро сдохнешь от ломки.

            - Спокойно брателла, не гони волну, - парень пытался сохранять образ крутого чувака, но голос подвёл его, взвизгнув, словно несмазанные петли, - я, типа, понял.

            Как только парень ретировался, Теодор опустил тяжёлый взгляд серых глаз на меня и произнёс, с явно ощутимым нажимом:

            - Вы тоже должны занять своё место в машине и не выходить до отправления. Это понятно?

            - Понятно, - я пожал плечами, - чего тут непонятного. Только аванс жене отдам и назад. Вон она стоит, денег ждёт.

            Меня дейсвительно ждали причём с распростёртыми объятиями, дабы облегчить неподъёмную ношу части мирового зла, переложив её в собственный кошелёк. После этого, супруга торжественно вручила мне мою сумку и, совершенно неожиданно крепко обняла. Как ни странно, когда она поцеловала меня, я заметил на её глазах самые настоящие слёзы. Ну ладно, человек я, дейсвительно неплохой и возможно, меня даже вспомнят. Пару раз. Пытаясь сообразить, когда же я принесу остаток денег.

            Обнимаясь с женой, я внезапно обратил внимание на приземистое серое здание за её спиной. На металлическом заборе, окружающем продолговатую коробку дома, висела ржавая табличка: «Экспериментальная лаборатория ядерной физики». Пока я изучал длинное название из строения выбрались четверо парней в, уже знакомых мне болоньевых куртках с жёлтой эмблемой и поволокли в сторону джипов гробообразный ящик с эмблемой радиактивности на боку. Мозг, страдавший от депрессивно-похмельного синдрома, отметил этот факт и, почти мгновенно, о нём забыл, мечтая лишь об одном – скорее добраться до вожделенного кресла и откинувшись на мягких (конечно же!) подушках, подремать.

            Поэтому, попрощавшись с женой я, чуть ли не бегом, направился в сторону указанной мне машины, едва не столкувшись с высокой женщиной, поражающей, как своим ростом, так и своей худобой. Лицо её напоминало топор, на синеватой поверхности которого горели два зелёных глаза, а плотно сжатые губы делали рот похожим на щёлку. Коротко стриженые волосы позволяли разглядеть кожу черепа, а каких-либо косметических средств я не заметил вовсе. Одета эта щепка была в одежду армейского образца, из-за чего я поначалу вообще не понял, кто именно передо мной и лишь определённо женский голос расставил все точки над и:

            - Ты, козёл, смотри, куда прёшься!

            - Прошу прощения, мадам, - муркнул я, пребывая не в том настроении, чтобы с кем-то (а в особенности с этой воблой) ссориться.

            - Придурок, - буркнула она и забросив за спину небольшой баул, столь же тощий, как и его хозяйка, зашагала к среднему джипу.

            Стал быть она тоже едет с нами. Весьма пёстрая получается компания, однако. Чем же мы всё-таки будем заниматься? Вопрос этот, возникнув, некоторое время неподвижно висел в безвоздушном пространстве равнодушия. Распахнув дверцу джипа, я вскарабкался

в огромный салон и блаженно развалился на кожаных и невероятно мягких (YES!) подушках. То, что надо несчастному, измученному пьянством, организму. Сумку я зашвырнул под ноги и приготовился к долгому путешествию, во время которого пары алкоголя будут медленно покидать моё тело. Однако ожидаемая дремота не торопилась приходить, вынуждая мысли лягушками скакать по раскалённой поверности черепа, недовольно шипя при каждом касании плавящейся кости.

            О чём были эти мысли, я бы и сам затруднился сказать – какая-то мешанина, напоминающая неряшливо сделанный салат оливье – нечто, неразборчиво мелкое, покрытое толстым слоем майонеза.

             Я продолжал страдать от непонятных похмельных фантазий, когда дверца машины распахнулась и на место водителя плюхнулся огромный парень в кожаной куртке. Гладко выбритая голова замечательно отражала красный огонёк индикатора над дверью и плавно переходила в короткую шею. Башка, определённо просящая какого-нибудь пирожка, повернулась и мне явилась физиономия боксёра, но не того, который прыгает на ринге, а скачущего на поводке, около хозяина. Перебитый нос хрюкнул втянутым кислородом, а крохотные глазки тупо уставились на меня, пока расплющенные губы пытались изобразить некий оскал.

            - Привет, браток, - сказал этот собакочеловек, и я сообразил, что его гримаса означала дружелюбный настрой, не более; он бы может и хвостом вильнул, но, как мне было известно, щенков этой породы купируют в младенческом возрасте, - чё, решил со Зверем тасануться?

            Грешным делом, я подумал, будто он имеет в виду себя; уж больно всё сходилось. Поэтому я хрюкнул нечто неразборчиво-одобрительное, но и этого бритоголовому оказалось вполне достаточно. Он гыгыкнул, тут же утратив ко мне всякую тень интереса и начал возиться с магнитолой, пытаясь изнасиловать её неким диском. Как только у него получилось – я тотчас же сообразил, почему несчасный аппарат столь настойчиво сопротивлялся вторжению в свою интимную жизнь. Нарочито хриплый голос затянул скорбную историю некоего братка, обиженного всем белым светом. Речь, очевидно, шла о лице нетрадиционной ориентации.

            Когда эта песня сменилась другой, не менее печальной историей, в салон автомобиля протиснулся давешний крутой парень в болотном плаще и посапывая разодранным носом, начал осматриваться вокруг, бормоча при этом: Ну это, типа, круто, в натуре некисло, но я то гонял на тачках и покруче. Насколько я разбирался в колбасных огрызках, водить машины покруче этот парень мог разве в своих наркотических бреднях.

            - Ты не устал стоять раком? – послышался голос, исполненный мощи и уверенности в своих силах, - хоть для тебя, очевидно, это поза привычная.

            Нарик вскинулся было, но тут же опал, увидав, кто к нему обращается. Следом за ним в машину протискивался, с трудом размещая широченные плечи, тот самый мужик, на которого я обратил внимание ещё тогда, когда мы только приехали сюда. Глаза исполина казались странно живыми на высеченном из камня лице. Зрачки непрерывно перемещались из стороны в сторону, будто их обладатель всё время ожидал нападения. На лбу гиганта выделялась глубокая впадина давно зажившего шрама, а ещё один не столь ужасный, пересекал обе губы, опускаясь на подбородок.

            - Ты двигаешься? – поинтересовался мужчина и протянул вперёд ладонь, напоминающую средних размеров лопату, - если нет, я могу тебя подвинуть.

            Салон джипа был невероятно широк – я со своим средним ростом, мог бы запросто лечь на сидение не сгибая, при этом, ног, однако, когда гигант расположился, как следует, всем нам стало слегка тесновато.

            Бритоголовый повернулся и радостно оскалившись, прогундосил:

            - Эй, Зверюга, зашибём деньжат слегка? – он постучал кулаками по баранке руля, что очевидно выражало крайнюю степень его щенячьего восторга, - давно я червончик – другой не рубил!

            - Заткнись, - недружелюбно откликнулся гигант откинувшись на спинку кресла, - засунь свой язык в задницу и помалкивай.

            Из этой содержательной беседы я, однако, умудрился сделать несколько умозаключений: во-первых, Зверем звали не водителя, а вот этого великана; во-вторых, сумма в три тысячи баксов не была чем-то сверхъестественным, потому как остальные получали значительно больше, ну и последнее - некоторые из нашей пёстрой компании знали друг друга до этой радостной встречи. Сделав эти выводы, мой мозг выбросил транспарант: «Перегрузка» и временно завис.

            - Зверь, - не унимался бритоголовый, - а что это за крендель с тобой? Я видел, как он базарил с Утюгом – так тот к нему со всем почтением, куда там! Первый раз вижу, чтобы Утюг так стелился. Чё я подумал…

             - Швед, - тяжело вздохнув отозвался Зверь, - если ты до сих пор не понял, так я тебе поясню - деньги тебе платят за то, что ты крутишь баранку, а думать за тебя другие подписывались. Поэтому сиди и помалкивай

            Лысый обиженно хрюкнул и закурив, выпустил в открытое окно длинную струю дыма. Но не успел он сделать и пары затяжек, как последний член экипажа нашего автомобиля занял своё место. Теодор Емельянович захлопнул дверцу и оглянувшись, оценил нашу разношерстную компанию. Кивнув каким-то своим мыслям, он отрывисто бросил бритоголовому:

            - Выключи эту дрянь и немедленно перестань курить.

             - Да ты чё! – Швед так и вскинулся, подпрыгнув до самого потолка, - ты за кого…У-ух!

            Последнее относилось к Зверю, который, просунув руку между сидениями, впечатал свой кулак в спину водителя, бросив того на штурвал. Хватая воздух слюнявыми губами, лысый повернулся.

            - Швед – это было последнее предупреждение, - медленно сказал гигант и взяв водителя за лацкан куртки, притянул его к себе, - ещё одно слово, и я просто оторву твою дурную башку.Уясни это.

            Теодор всё это время сидел так, словно происходящее его никоим образом не касалось. И только тогда, когда последнее слово Зверя повисло в воздухе почти что реальной дубиной, занесённой над головой водителя, Емельянович достал из кармана бушлата коротковолновый передатчик и нажав на кнопку, сказал:

            - Отправляемся.

            Бритоголовый, очень тихо высказал своё недовольство чьей-то матерью и нервно выбросил в окно почти целую сигарету. После этого хрип, повествующий о злосчастном побеге очередного уркагана оказался грубо прерван на самой задушевной сцене, в которой то ли волк грыз беглеца, то ли наоборот. Машина, почти беззвучно качнулась и плавно двинулась вперёд, создавая полную иллюзию домов, уносящихся в неведомую даль.

            Парень в болотном плаще начал рыться по карманам своего грязного одеяния, после чего извлёк на свет божий потрескавшийся пластиковый футляр жёлтого цвета с изображением креста и полумесяца. Как выяснилось, коробочка хранила целый выводок крохотных пилюль, некоторое количество которых немедленно переселилось в рот нарика. Зверь презрительно покосился на него, но промолчал. Теодор же, от которого манипуляции парня тоже не укрылись, сказал в пространство:

            - Ранее курение кокаина было прерогативой исключительно аристократии, привычкой, превращённой в своеобразный ритуал, недоступный простонародному быдлу. Время многое изменило…

            - В Афгане многие ширялись, - заметил нарик, блаженно улыбаясь, - а в Чечне был полный беспредел.

            - Вот только не говори, что ты был в Чечне, - хмыкнул Зверь, отворачиваясь к окну, - мясо.

            - Мы таких быстро опускали, - лысый затряс покатыми плечами, сотрясаясь в приступах хохота, - п…р, самый натуральный.

            Поскольку меня никто не трогал, я предпочёл сидеть тише воды и ниже травы. Ещё не хватало, чтобы они добрались до моей скромной персоны. Нарику же было пофигу.Он продолжал счастливо улыбаться, а в уголке его рта появился блестящий клок слюны и медленно пополз вниз. Зрелище ещё то, особенно учитывая моё нездоровое состояние. Пытаясь удержать содержимое желудка на месте, я отвернулся к окну и увидел в тусклом стекле отражённый блеск клинка.

            - Если ты, урод, наделаешь под себя, - ласково сказал Зверь и от его приветливости мне стало холодно, - я отрежу тебе голову. Уразумей это своей прокуреной башкой, пока она ещё на месте.

            - Та не гони, чувак, - наркоша засмеялся, - меня прёт, а тут ты, со своим ножичком.

            - Отключи его, - посоветовал Швед, - и забрось назад, там мешки какие-то. На кой хрен вы вообще этого говнюка взяли?

            - Не твоё дело, - огрызнулся Зверь.

             Я повернулся, как раз в тот момент, когда кулак гиганта состыковался с подбородком нарика, после чего тот немедленно притворился трупом. Ещё одно простое движение и это труподобие отправилось в заднюю часть салона, где и упокоилось с миром. Окончив дело, Зверь внимательно посмотрел на меня, и я подарил ему самую беспечную улыбку, на которую только был способен.

            - Сиди тихо, - сказал Зверь, - шума здесь, от тебя, конечно, меньше всего, но на всякий случай запомни: места сзади ещё очень много.

             - Всё понятно. Я просто подремлю.

            Откровенно говоря, я ощущал себя не в своей тарелке. С такими резкими парнями я встречался весьма редко и старался держаться от них, как можно дальше. Смотреть, как они ищут приключений на свою задницу в каком-нибудь сериале – очень интересно, а вот самому участвовать в подобных мероприятиях – прошу прощения, вы ошиблись адресом. Когда тебя, просто так, за плохое поведение, могут огреть по чайнику и уложить отдыхать в багажник, не радуют даже обещанные три штуки. То ли от продолжающегося похмелья,

то ли от волнения меня начало слегка трясти, так что после того, как Зверь просверлил во мне взглядом крохотную дырочку я, с трудом, сумел взять себя в руки. Естественно, ни о какой дремоте и речи быть не могло. Закрыв глаза, я попытался успокоиться поразмыслив, заодно, кое над чем весьма интересным. А именно, куда могут ехать люди, без раздумий применяющие силу при малейшем нарушении дисциплины? И самое главное: на кой чёрт этим людям понадобился я? Неужели такой громила, как Зверь, не в состоянии самостоятельно перетащить пару ящиков, положив сэкономленные деньги в карман? Или Шведу не нужны лишние три штуки? Что-то здесь не стыковалось, а вот что – я никак не мог сообразить.

            Внезапно мне очень сильно захотелось домой. И пусть супруга пилит дни и ночи напролёт. В конце концов ей надоест, и она успокоится. Я бы попросил остановить машину, но внутри меня зрело ощущение того, что эту просьбу оставят без внимания, лишив меня хотя бы видимости свободной воли.

            - Я изучил карту, - сказал Зверь деловым тоном, - по-моему, стоило бы подробнее остановиться на участке пятнадцать.

            - Это где? – спросил Теодор, - разбили на свои дурацкие сектора, пронумеровали…Прежние названия были куда выразительнее, да и запоминались не в пример лучше.

            Послышался шелест разворачиваемой бумаги.

            - Пятнадцатый участок – это здесь, - очевидно Зверь указывал собеседнику означенное место, - я думаю, если обойти колонну, то можно спуститься по колодцу на шестой уровень, минуя пещеру в шестнадцатом. Колодец же сквозной?

            - Иногда, - усмехнулся Теодор, - я читал в источнике, как он периодически перекрывается какой-то мембраной. Периодичность перекрывания и характер мембраны неизвестны. Готов рискнуть – пожалуйста, но только без меня. Да, идти через зал Криков – огромный риск, но там я, по крайней мере, знаю, чего ожидать и как следует поступать.

            - А было бы просто замечательно, - вздохнул Зверь и начал сворачивать карту.

            Я не выдержал и приоткрыл один глаз: на коленях гиганта лежал пластиковый планшет, набитый стопой аккуратно сложенных листов. Один из них был развёрнут, и я успел рассмотреть непонятный чертёж, состоящий из множества изогнутых линий, пересекающихся между собой. Видимо – это был план той самой пещеры, по которой мне предстояло волочить тяжеленное (а в этом я не сомневался) оборудование. Ещё я сумел различить, что карта представляла собой ксерокопию достаточно древнего документа. Возраст его я понятное дело, не знал, однако глаз буквально цеплялся за старорусские «яти». Поверх старого плана кто-то нанёс координатную сетку, пронумеровав квадраты.

            Зверь свернул карту и положил её в планшет. После этого взглянул на меня, усмехаясь доброй улыбкой голодной белой акулы, которая после недельного воздержания встретила упитанного дайвера.

            - Выспался? – спросил он, - или любопытство замучило?

            - Любопытство погубило кошку, - нравоучительно заметил Теодор, - или выражаясь более понятно: любопытной Варваре, на базаре нос оторвали.

            - Я, как мне кажется, тоже во всём этом участвую, - буркнул я, ощущая, как бес противоречия стучится в стену осторожности, пытаясь вырваться наружу, - поэтому имею право знать хоть что-нибудь.

            - Имеешь, - снисходительно бросил Теодор, - знай, что-нибудь.

            Швед, по лошадиному заржал, ёрзая на своём месте.

             - Твоё дело очень маленькое, - пояснил Зверь,- держать язык за зубами, таскать барахло и лишний раз не высовываться. Я просто поражаюсь, Теодор Емельянович, где вы умудрились насобирать подобных дегенератов. Будь моя воля…

            Он не стал продолжать, но всё было понятно и так. Именно поэтому я ощущал, как моя неуверенность растёт с каждым километром. К счастью, для меня, Швед решил поучаствовать в разговоре, внести так сказать, посильную лепту. Похлопывая пальцами по баранке он обернулся, пытаясь поймать взгляд Зверя.

            - Зверь, - бодро булькнул водитель, облизывая бульдожьи губы, - помнишь ту кобылу, с которой мы, прошлым летом отвисали в Анталии? Ну, ты ещё сказал, типа от неё пользы нет никакой, разве сифон подарит или ещё чего.

            - Ну, помню, - угрюмо отозвался великан, - что с того? Ты за дорогой следи.

            - Да слежу я, слежу, - Швед приходил во всё большее возбуждение, - так вот, отвалил я этой б…ди штукарь на прощание и послал её подальше. И что ты думаешь – неделю назад кто-то звонит мне на трубу, поднимаю – она. Давай тереть, типа залетела от меня и я, типа, торчу ей пять штук на её разбитую судьбу. Типа, если бабла не будет, то она застучит о наших развлечениях моей жене! Во сука! Ну я её, конкретно, посылаю, а она продолжает наезжать по полной программе.

            - Очень содержательная история, - тяжело вздохнув, заметил Теодор и в этом, я с ним был абсолютно согласен, - да ещё и изложенная таким высоким штилем…Пушкин бы удавился. От зависти.

            - Не го…Прошу прощения, - Швед довольно быстро учился на своих ошибках. Особенно под пристальным взглядом большого брата, - короче, достала меня эта падла. Не приведи – стуканёт жинке – кранты и домику, и тачке; тесть – мужик серьёзный, за дочкины страдания разорвёт попу на немецкий крест. Без наркоза, причём. Ну, лады, говорю, отвалю не пять – четыре, больше нет. Слышу: аж повизгивать начала, от радости. Ну подожди, думаю. Пробил адресок, взял плёточку и айда в гости. А она уже ждёт со своим новым хахалем, когда я ей свои кровно заработанные, притащу.

            - По-моему, я уже слышал эту басню, - скучая, откликнулся Зверь и широко зевнул, - это, когда ты ей бутылку водки туда засунул?

            - Не, - лысый гыгыкнул, очевидно вспомнив сей забавный эпизод, - то была подстилка Дятла, ну того, который держал Престиж. Он же тогда сам просил. А тут я захожу и как проторцевал заразу, она аж до стены сунулась. Ейный хахаль давай выпрыгивать, типа Ван-Дамм, пришлось и ему заехать. Потом, как ляпнулся – дал ему промеж ног, совсем притих. Ствол ей в рот засунул и спрашиваю: Ну сколько тебе, четыре или пять? – Швед причмокнул от удовольствия, - гляжу – обделалась, уже ничего не надо. Говорю: ну смотри, падла – это последний раз, ещё один залёт и некого будет предупреждать.

            Внезапная сонливость накатила на меня точно каток асфальтоукладчика, и я сам не заметил, как провалился в глубокую дремоту. Поэтому окончание этой захватывающей истории оказалось навсегда покрыто мраком тайны.

            Как ни странно, но я даже увидел сон.

           Привиделся мне Фёдор, сидящий с лопатой на краю глубокой ямы. Сам я смотрел на него со дна этой самой ямы.

             - Вот твои деньги, - сказал Федька и ткнул пальцем вниз, - забирай.

            Глянув под ноги, я увидел огромное количество всевозможных денег, начиная от наших, деревянных и заканчивая какими – то, мне абсолютно неизвестными. Ощущая невероятную радость, я упал на колени и начал распихивать купюры по карманам. Однако проклятые бумажки ускользали из пальцев, точно живые и сколько я не старался – в ладонях было пусто. В этот момент, что – то больно ударило меня по затылку. Я поднял голову и обнаружил Фёдора, вовсю орудующего своим инструментом.

            - Ты что делаешь?!- завопил я.

            - Если хочешь большие деньги, - заметил Федька, размеренно помахивая лопатой, - нужно оказаться глубоко под землёй.

            Я попытался вскарабкаться по стенам, но края ямы стремительно унеслись вверх. Рыхлая почва осыпалась под моими пальцами, запорошив глаза. Сквозь слёзы я увидел, как клочок неба становится всё меньше и меньше. Вот он исчез вовсе и наступила кромешная тьма. Но я был не один во мраке, какое-то неизвестное существо находилось рядом, пытаясь добраться до меня. Я начал пятиться и вдруг чьи-то острые когти сомкнулись на моём плече, выламывая его из сустава с нечеловеческой силой. Я попытался завопить, но тут же получил ощутимый удар по губам.

            - Чего орёшь, придурок? – спросил знакомый голос и открыв глаза я обнаружил склонившегося надо мной Зверя, - жрать хочешь?

            - А? Что? – я никак не мог освободиться от тягостного сновидения и поэтому его слова казались мне непонятной абракадаброй, - жрать?

            - Мы остановились около кафешки, - тон был такой, словно обращались к дауну, - желающие будут кушать, ням-ням, разумеешь? Должен тебе сказать, следующий раз питаться мы будем только вечером, причём очень скудно. А сейчас ты можешь запихиваться сколько влезет.

            - Сколько времени? – спросил я осипшим, после сна, голосом.

           Как выяснилось, уже половина второго. Кроме того, я обнаружил, что моё похмелье посчитало меня очень скучным спутником и решило поискать более подходящего. Видимо на радостях, желудок воспрял и настоятельно требовал заполнить его пустоту хоть чем-нибудь. Можно даже съедобным. Поэтому, я тотчас сообразил в чём состоит скрытая выгода, сделанного мне предложения и энергично закивал (я теперь ещё и не так могу) головой.

            - Раз хочешь жрать – отрывай свою задницу и топай в кафешку, - пояснил Зверь, - наши столики – у окна. Сядешь за тот, который ближе к выходу.

            Почти оторвав задницу, я кое о чём вспомнил и притормозил движение.

            - А платить то кто будет?

            - О темпора, о морес, - Теодор Емельянович воздел руки к потолку джипа, - не волнуйся, на твой аванс никто не покушается и в счёт этот обед никто не поставит. Можно заказывать всё, что угодно, кроме спиртного. Сегодня вечером нам потребуются люди с трезвыми головами.

            Наши автомобили стояли на огороженной площадке около маленького кафе с гордым наименованием: «Бригантина». Заведение было хоть и небольшим, но из тех, в которые я обычно не захожу. Из скромности. Финансовой, естественно. Этот вывод я сумел сделать даже не переступая порог заведения. Стоило, просто посмотреть на стоянку, где вольготно расположились Лексусы, Бумеры и прочие, подобные им животные, блистающие нецарапанными боками. Около навороченного джипа стояли двое братков, вполне одиозной наружности и выясняли между собой отношения. Один тыкал другого мобилой в грудь, отягощённую килограммовой цепью капитализма, а второй, разведя пальца в стороны, сосредоточенно мотал головой из стороны в сторону.

            Странное дело, в нашем некрупном селении подобных пережитков девяностых уже давненько не наблюдалось. То ли вымерли, то ли мутировали в нечто иное. А тут гляди – живут, процветают и щеголяют давно забытым жаргоном.

            Честно говоря, я абсолютно не представлял себе, в каком именно городе нахожусь. Скорость езды была очень даже ничего, посему за несколько часов мы могли оказаться чёрт знает где. Пожав плечами, я посмотрел в низкое небо откуда лениво опускались редкие снежинки и вошёл в кафе.

            Мягкий полумрак окутал меня со всех сторон и некоторое время я стоял неподвижно, ожидая пока глаза привыкнут к перемене освещения. Единственное оказалось, заметно сразу же: зал был намного больше, чем казался снаружи. Потом до меня донеслось неразборчивое бурчание, обращённое, как ни странно, ко мне.

            - Эй, брателла! – прихрюкнул знакомый голос, - подваливай сюда.

            Как выяснилось, про меня не забыли и мой знакомый плейбой в болотном плаще, оживлённо махал рукой, второй запихивая в себя невероятной величины окорок, заливая при этом плащ потоками жира. Рядом с нариком сидели ещё двое, чьих лиц я, пока не мог различить. Один торопливо уничтожал пищу, опасливо посматривая по сторонам, а второй внимательно смотрел в мою сторону. Про себя я обозвал первого обжорой, а второго – любопытным.

            - Садись сюда, - нарик отложил обглоданную кость и схватил другой окорок, куда больше первого, - главный сказал нам сидеть здесь.

            - Меня зовут Сергей, - сказал «любопытный», протянув мне руку.

            Это был ещё молодой парень, не больше двадцати пяти лет. Коротко стриженые волосы ёжиком топорщились на его круглой голове, а тёмные глаза слегка выдавались вперёд, придавая бледному лицу отдалённое сходство с какой-то рептилией.

            «Обжора», продолжая нависать над тарелкой, промычал нечто нечленораздельное, из чего я понял только одно – его зовут Юрой. Как ни странно, (впрочем, может быть совсем не странно) для своего аппетита Юра выглядел настоящим дистрофиком. Тонкая шея, по которой непрерывно елозил огромный кадык, торчала из мешковатой куртки, взятой, явно от секондхендовских кутюр, а голова, с длинными получёсаными волосами, вызывала в памяти исторические фильмы об узниках концлагерей.

            - Интересно, а кто ты, по профессии?  - поинтересовался Сергей, вяло переворачивая грибы в чашке, - у нас уже имеется: А – один безработный, - кивок в сторону нарика, деловито помахивающего жующей головой, - Б – один учитель, - в этот раз это относилось к «обжоре», - и один продавец, - в этот раз жест отсутствовал, всё и так было понятно.

            - А ещё у вас имеется слесарь, который чрезвычайно хочет жрать, - рассеяно заметил я, перелистывая глянцевые листы меню, - чем он сейчас и займётся.

            Никто особенно не возражал. Нарик блестел от жира, запихиваясь очередным окороком (да сколько же в него влезет?!), Юра подвинул к себе одну из множества тарелок, окружающих его и почти утонул в её белёсых недрах, а Сергей пожав плечами, вернулся к своему неторопливому общению с грибами.

            Когда первый аппетит оказался утолён, и я даже смог ощутить вкус, поглощаемых мною блюд, мозг нехотя отключился от своего вкусового рецептора и подключился к остальным органам чувств. Вполне возможно они смогут передать что-то, не менее интересное. Зал кафе был почти пуст и люди, сидящие за столиками, очевидно являлись владельцами транспортных средств, увиденных мной на стоянке. Двое престарелых здоровяков, расплатились и неторопливо покинули помещение, беседуя о каких-то поставках, уменьшив контингент посетителей почти до нулевой отметки. Столики у окна, напротив были заняты все, до единого, причём я сразу же узнал кое-кого, из сидящих. Рядом с нами сидели четверо парней в дутых болоньевых куртках о оживлённо обсуждали, насколько мне позволил различить слух, плохое поведение какого-то детектора. Следующий предмет столовой мебели оккупировали трое крепышей, в одном из которых я тотчас же опознал бритого Шведа. Его лысая башка сияла даже в полумраке тёмной кафешки. Сквозь негромкую беседу «болоньевых» учёных, то и дело прорывались возгласы: «А я его, как подрежу! И тут коробка полетела!». Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, чем именно зарабатывают себе на хлеб эти трое.

            Последний столик прятался в сумраке и людей, сидящих там, я узнавал с огромным трудом. Лишь по исполинской фигуре (не каждый день встречаешь человека таких размеров) я смог идентифицировать Зверя, забившегося в самый тёмный угол. Когда тусклый луч светильника коснулся, сидящего рядом с ним, стало ясно - это наш руководитель. Он что-то объяснял тощей девице, сидящей так, словно ей кол в задницу вставили. Кажется – это была та самая «вобла», которую я встретил перед самой посадкой в машину. Гладильная доска, кажется пыталась возражать, но Теодор, всякий раз, останавливал её коротким подъёмом руки и продолжал говорить. Последним, из этой четвёрки, был парень ростом с меня, но почти в два раза шире. Он, что-то уверенно втолковывал Зверю, постукивая рёбрами ладоней по столу и гигант размеренно кивал головой, соглашаясь со сказанным.

            - Эта баба с парнем, сидящие за крайним столиком, - сказал, внезапно Сергей, глядящий в ту же сторону, куда и я, - весьма неприятные личности, возможно – наёмники.

            - Наёмники? – нарик оживился, вытирая грязный рот грязной же ладонью, - я столько наёмников знаю! Да я сам в Чечне кантовался! Ух мы там черножопым набили! У меня дома стрингер, в натуре, лежит, из него только пару раз стрельнули.

            - С чего ты взял? – спросил я, игнорируя бредовую речь обдолбыша.

            - Разговоры, - Сергей пожал плечами, - одно дело дешёвый базар про «стрингеры», - нарик тускло посмотрел на него, пытаясь понять, не в его ли огород этот камень, - и совсем другое, когда люди очень тихо обсуждыют; кому, в последний раз не доплатили и сколько надо было сдать ушей полевому командиру, чтобы он не наколол их на бабки, в следующий раз.

            - Странно, почему они вообще обсуждали подобное в нашем присутствии, - тощий Юрик, вроде бы насытился и оторвался от тарелки, - у меня, лично, возникло ощущение, будто им плевать на нас и на то, что мы можем услышать. Как в древнем Риме, когда хозяин выходил голым перед рабами, не интересуясь их мнением на этот счёт.

            - Ты, видимо, учитель истории? – поинтересовался Сергей, отправляя гриб в рот.

            - Вообще-то я предпочёл бы на «вы», - очень грустно заметил Юра, - но, поскольку все остальные всё равно «тыкают» нелепо обращаться именно к вам с подобной просьбой. Нет, я не учитель истории, я – зоолог. Но неужели историю может знать только учитель истории?

            - Честно говоря сейчас мне на это – положить. Гораздо больше меня волнует, чем мы будем заниматься, чтобы отработать две штуки баксов.

            - Две? – нарик подозрительно посмотрел на него, - мне пообещали только штуку! Я не понял, ты чё, типа, круче, чем я? Надо пробить это с хозяином.

            Было совершенно ясно, чем закончится для него подобное «пробивание», но я ничего не стал говорить: подобные полудурки не учатся даже на своих ошибках. Больше всего, в этот момент, меня занимала одна мысль. И даже не та, которая касалась оплаты хоть, судя по всему, Федька помог мне получить на тысячу больше, чем предполагалось. Глядя на весь этот Ноев ковчег я мог, запросто поделить его на три группы: четвёрка учёных, которые, видимо, должны были исследовать некую хрень; водители автомобилей

 и наконец, наёмники, взятые, то ли в качестве охраны, то ли с иной, сходной целью. Оставалась разношёрстная четвёрка, сидящая за нашим столом.

            Мы не влазили ни в какие рамки. Остальные объединялись по профессиональному признаку, мы – нет. Остальные, судя по всему, знали друг друга до этого, мы – нет. Конечно, если бы я был полным дебилом, то решил бы, что нас взяли имеено для того о чём сказали, а именно: таскать оборудование. Но стоило взглянуть на нас, и эта мысль немедленно показалась бы смешной. Нарик и учитель, с трудом перетаскивали свои собственные тела, а мы с Сергеем, хоть и были покрепче, но не смешите мои копыта! За такие бабки можно запросто нанять караван верблюдов, а не четвёрку малорослых недомерков. Как ни обидно, но следовало быть объективным. Хотя бы наедине с собой.

            - Я не понимаю, - начал я, пытаясь высказать эти путанные мысли вслух.

            Однако договорить не получилось: в двери кафе почти ввалился один из тех братков, которые выясняли отношения на стоянке. Судя по всему, хозяин жизни был изрядно навеселе, если только подобное выражение подходило к его настроению. Тупое лицо, налившееся багровой краской выражало непреклонное упорство в достижении неведомой, но несомненно благородной и чистой цели. Замысловатая траектория движения братана, чудом избежав нашего столика, привела его в стан учёных. Те же глубоко погрузились в свою беседу, и глубина их погружения не позволяла заметить появления нового персонажа, путающегося ногами в длинных полах кашемирового пальто.

            Но явление это не осталось вовсе незамеченным. Несколько официантов и двое рослых здоровяков, осторожно приближались из глубины зала, обмениваясь выразительными взглядами. За крайним столиком нашей диаспоры разговоры прекратились и тёмные силуэты повернулись в сторону братка, раскачивающегося над столом ученых, словно лукоморский дуб в сильную бурю. Впрочем, в крайних точках, он ничем не отличался от Пизанской башни. Наконец несчастный не выдержал наглого игнорирования своей скромной персоны и его огромный кулак обрушился на столешницу, отчего часть посуды немедленно спряталась под стол.

            - Чё, п…ры! - завопил поборник культурного общения и ухватил крайнего парня за руку, с явным намерением присвоить эту часть тела, - давно вас не трахали?! А ну поворачивайся!

            Однако лицезреть требуемое нам было не суждено. Худосочная вобла уже была на

ногах и решительно шагала в сторону инцидента, легко перебирая циркулеобразными конечностями. Как ни странно, но никто, из сидящих за её столиком, не пожелал оказать женщине посильную помощь. Швед злорадно прошипел друзьям-водителям какую-то короткую фразу и все трое громко расхохотались. Происходило нечто непонятное.

            - Эй, хрен собачий, - сказала «доска», приблизившись к братку на предельно допустимое расстояние, - хочешь что-то сказать – скажи это мне.

            Тупая физиономия бультерьера в пальто уставилась на неё, а лапища отпустила руку «болоньевого» учёного, отчего тот, без помех, опустился на своё место, потирая пострадавшую конечность. Братан стоял, ворочая приплюснутой головой на короткой шее и ржавые шестерёнки его мозга ворочались с таким скрежетом, что уши закладывало. Тощая баба напротив, вела себя так, словно ничего сверхъестественного не происходило: просто подошла поинтересоваться: сколько градусов ниже нуля, как пройти в библиотеку и где, в конце концов, бабуля? На её топорообразной физиономии появилась ухмылка, которую любой неуч, отдалённо информированный о существовании такой вещи, как психология, мог характеризовать, как презрительную. Рефлексы братана, с лёгким запозданием, подсказали ему, типа на него, возможно наезжают, в натуре, поэтому следует показать, кто тут дочь вождя. Он глухо заревел.

            - Ты чё, сука? – спросил он, пытаясь ухватить женщину за ворот армейской куртки, - ты, типа, врубаешься, чё творишь?

            В следующую секунду крикун уже лежал на полу, хоть я так и не понял, как это всё было проделано. В своё время я ходил в школу айкидо, но не почерпнув нифига, покинул её, через полтора года. Так вот, даже наш сенсей никогда ничего подобного не показывал. Выглядело это так: братан вытянул вперёд свою клешню, от волнения позабыв растопырить пальцы и безмолвно рухнул на пол, скорчившись в позе зародыша. Тощая рыбообразная баба, как ни в чём не бывало, уже повернулась и шагала к своему столику. Примечательной, кстати, оказалась и реакция столиков: мы с учёными тихо офигевали, от показанного нам фокуса, а остальные…Швед, подпрыгивая на стуле, что-то рассказывал своим коллегам и судя по хохоту – это был анекдот. Теодор Емельянович водил золотистым карандашом по листу бумаги, лежащему, перед ним, на столе и компания внимала каждому его жесту.

            Крепкие парни, из тех, которые собирались вмешаться в разборку, подхватили лежащего братана и с видимым усилием, поволокли его через весь зал в сторону тёмной драпировки, за которой, видимо, скрывался запасной выход. Как я заметил, немногочисленные оставшиеся посетители начали спешно заканчивать трапезу и едва ли не бегом покидать кафешку, бросая в нашу сторону встревожено-любопытные взгляды.

            - Эта женщина, - сказал Юрий, нервно потирая ладонями отвисшие уши, - не вызывает у меня никаких чувств, кроме страха. Когда они говорили об отрезанных ушах – мороз драл по коже, честное слово. Как-будто это не человек, а боевая машина.

            - Быстро она его, - покачал головой Сергей, - в своё время хозяин моей точки нанял себе здорового жлоба, для охраны, говорил, вроде на него наезжают. Тот, конечно был крутым парнем: кирпичи ломал руками, доски колол об лоб, ну и тому подобное. Но мне кажется, он этой швабре и в подмётки не годится.

            - М-да, - промычал я не зная, что ещё можно добавить, - если и остальные такое вытворяют – похоже, мы едем на войну.

             - Круто, - отрыгнул нарик, сосредоточенно рассуждая о судьбе единственного уцелевшего окорочка в своей тарелке, - я тоже, типа, так могу. В натуре, могу, с одного удара увалить любого. Мы, конкретно, в Чечне учились, типа, у японца. Ниндзя, в натуре. Так он нам показал, как любого уделать, как попало.

            Очевидно поток подобной бредятины мог извергаться из его грязного рта бесконечно, благо обдолбленый мозг не принимал в процессе никакого участия. Жаль, но имелся риск, к концу путешествия начать щеголять шикарными словесами: типа и в натуре. Всякая словесная ерунда, как я заметил, к сожалению, быстрее всего оседает в оперативной памяти мозга, торопясь извергнуться наружу с кончика языка.

            В зал заглянул кореш удалённого с поля братана и недоумённо оглядел зал, пытаясь отыскать драгоценную пропажу. Не обнаружив искомого, он тупо потоптался в дверях и вывалился наружу. Однако всем было ясно: инцидент далёко не исчерпан, повелители мгновений чётко блюли свои понятия чести (или просто понятия) и посему происшествие ожидало некое продолжение. Лучше всего это понимал наш руководитель. Буркнув нечто повелительное, он поднялся на ноги и направился к выходу. Следом тотчас

потянулись водители, дутыши и тощая вышибала со своим приятелем-коротышкой. Зверь задержался, отсчитывая подскочившему официанту несколько купюр из пухлого бумажника, а после подошёл к нам. Оглядев нашу компанию, он что-то пробормотал себе под нос и уже после, весьма разборчиво, произнёс:

            - А вы, как я понимаю, собипаетесь дожидаться ужина? – он оскалил крепкие белые зубы, среди которых блеснуд один золотой, - хватит жрать – обеденное время кончилось, быстро по машинам. Если кто-то отстанет, никто его ждать не станет.

            Выплюнув всё это в наши внимательные лица он повернулся, оставив нас спешно подниматься из-за стола.

            - Всю жизнь приходится куда-то торопиться, - вздохнул Юра, пытаясь расправить рукав своей ветхой одежонки, - кому-то подчиняться, терпеть унижения…

            - Такова жизнь, - глубокомысленно заметил Сергей и достал пачку Примы, - как мне сказал один умный человек - мы, или подчиняемся правилам существующей игры, или оказываемся вне игры. Попросту – в жопе.

            - У меня такое ощущение, - буркнул я, пребывая в самом отвратительном расположении духа, - будто мы направляемся прямиком в это самое место. Так сказать, следующая остановка – задница.

            - Та не гони, брателла, - нарик напротив, испытывал полную эйфорию, облизывая свои лоснящиеся пальцы, - всё будет тип-топ. В натуре, скоро мы отхватим малёхо деньжат и типа, в кабак! Конкретно нагрузимся – в отруб. Клёво!

            - Я, лично, собираю деньги на квартиру, - поёжился Юрик, перед выходом на улицу, - честно говоря, до крайней степени утомлён совместным проживанием с тёщей. Сущая мегера, день и ночь пилит меня за то, что я не приношу домой нормальных денег. Доходит до полного маразма: старая ведьма подговаривает жену развестись со мной и даже, пытается найти ей богатого любовника.

            - Стерва, - коротко бросил Серёга, закуривая, - мне такая фигня знакома. Мы с моей, именно из-за этого не ужились. Были бы бабки – не пожалел бы на киллера. Даже сейчас, иногда, с трудом сдерживаюсь, чтобы не навестить старую падлу.

            - Ля, у вас напряг, - нарик достал знакомую мне коробку и подзаправился, - надо уметь расслабляться и всё будет класс.

             - А ты чего всё время молчишь? – поинтересовался Сергей, выходя из состояния глубокой задумчивости, - жизнь удалась? Или нечего сказать?

            - Настоящему мужчине всегда есть, что сказать, - нарика затрясло в приступе заторможенного смеха, - если он, только настоящий мужчина.

            - Настроение говённое, - пробормотал я, надвигая на лоб капюшон и пытаясь укрыться от назойливых снежинок, подхваченных порывом холодного ветра, - да и не люблю я трепаться до того, как всё кончится.

            - Сглазить боишься? – понимающе кивнул Серёга, - у меня тоже такое есть. Как кто ляпнет заранее – аллес, не видать удачи.

            - Какого хера вы там тормозите? – крикнул Зверь, высовывая голову в окно джипа, - а ну быстро по машинам!

            Пришлось подчиниться. Правда получилась заминка: когда около двери я начал пропускать нарика вперёд, он растопырил пальцы и завопил, дескать поедет у окна, а не то – мне хана. Я уже собирался уступить, когда в открытую двецу высунулся взбешённый Зверь и ухватив протестующего парня за шиворот, втащил внутрь, встряхивая, точно нашкодившего щенка. Щенок, ощутив силу хватки, притих и не сопротивлялся. Посему я спокойно занял своё место и забился в самый угол, наблюдая за воспитательной работой, которую проводил Зверь с провинившимся.

            - Ты, ублюдок, ешё права мне собираешься качать? – возникло ощущение, будто гигант вот-вот удавит убогого, - я тебе сейчас прочитаю все твои права и обязанности. Ты имеешь право заткнуться и сидеть тихо, как петух у параши! А если ты не знаешь, как это делается – я отдам тебя Шведу и он, по-быстрому сыграет свадьбу. Швед, поехали! Какого чёрта тянешь время?!

            Машина тронулась и, сквозь лобовое стекло я увидел другие автомобили, успевшие отъехать достаточно далеко.

            Как выяснилось, мы находились на самой окраине селения и высотные дома, почти сразу, сменились небольшими строениями пригорода. Не прошло и пяти минут, а мы уже мчались среди необъятных полей, тронутых сединой редкого снега.

            К сожалению, я слишком поздно вспомнил о своём намерении узнать название посещённого городка и обернувшись, увидел лишь размытый расстоянием знак, исчезающий за изгибом дороги.

            - А что это, хоть за город то был? – я не удержался от вопроса, в стремлении утолить своё любопытство.

            - Мухосранск, - буркнул Зверь оставив в покое, обезумевшего от ужаса, нарика, - для тебя это не имеет ни малейшего значения.

            Оставалось удовлетвориться этим ответом, поскольку никто другой отвечать вообще не собирался. Спать больше не хотелось, разговаривать было не с кем: одни не хотели общаться со мной, с другими не хотел общаться я. Оставалось тупо пялиться в окно, наблюдая за однообразным пейзажем размытых дождями полей. Изредка на горизонте мелькали полоски лесных насаждений, слегка оживляя тоскливую картину осеннего бездорожья. Машин навстречу попадалось весьма и весьма немного, причём подавляющее большинство носило деревенско-раздолбанный характер. Ко всему прочему качество дороги начало резко ухудшаться, поэтому даже наши суперавтомобили перешли с размеренного покачивания на мелкую дрожь. По-моему, мы всё дальше забирались в какую-то невероятную глухомань. Вот только, где именно находятся эти, богом забытые места, я никак не мог понять. Ни единого, мало-мальски заметного ориентира я так и не заметил и даже солнце предпочитало скрываться в облачной пелене, не позволяя узнать хотя бы направление нашего движения.

            - Нормально Вобла уделала того лоха! – выпалил, внезапно Швед, которого желание потрепать языком буквально раздирало на части, - я конечно знаю, ей палец в рот не клади, но чтобы с одного удара такого кабана…Хотя я до сих пор вспоминаю, как она работала в бойлерной с теми азерами.

            - Когда ты её из брандсбойта окатил? – хмуро спросил Зверь, - временами мне кажется, будто у неё не все дома. Я, как-то был у неё в гостях и сдуру, полез в бар…

            - А, это ты насчёт черепов? – Швед гулко захохотал, покачивая головой, - психованная - собирает головы, варит их, а потом сушит! Чокнутая стерва!

            - У меня тоже был один такой знакомый, - подключился к разговору Теодор Емельянович, - капитан. Так он был одержим идеей делать из вражеских офицеров чучела,

 причём звание должно было быть не ниже его собственного. Он собирался ставить эти, так сказать, изделия в прихожей, вместо подставок под зонтики и шляпы. Мило, не правда ли? Видимо ненормального стоило отправить в дом умалишённых, но в штабе его чрезвычайно ценили, поэтому смотрели не подобные шалости сквозь пальцы.

            - Ну и как, у него получилось? – давясь смехом, хрюкнул Швед.

            - К сожалению, для него – нет, - Теодор покачал головой, - во время одного из заданий ему отрезали голову.

            - У вас, гэбэшников, много таких, чокнутых, - лысый опять захохотал и Емельянович, взиравший на него, поджав губы, изумлённо приподнял брови, - у меня тоже был знакомый, который работал у вас, в комитете, раньше. Добрый такой старичок, ласковый…Пидор старый, приглашал к себе домой мальчиков, поил их какой-то дрянью и сношал во все дыры. Говорил, типа привык к этому, когда работал у черножопых. Утюг его крыл, потому что пердун имел выход на азиатских толкачей. Потом дедуля впал в полный маразм и собрался идти сдаваться. Пришлось его завалить.

            - Я работал в ГБ? – спросил Теодор у Зверя и тот молча пожал плечами, - как много можно узнать о себе нового и интересного.

            - Эт чё ешё за ботва? – спросил Швед всматриваясь в зеркальце заднего вида, - ешё и сигналят, козлы.

            Действительно, откуда-то сзади доносились вопли клаксонов, словно нас догонял свадебный кортеж. Оглянувшись, я увидел два джипа, преследующие нас на огромной скорости, причём ведущая машина, сразу же показалась мне очень знакомой. И не только мне.

            - Узнаёшь? – спросил у Шведа Зверь, точно так же, как и я, разглядывая преследователей, - тачка тех лохов, одного из которых уделала Вобла в кабаке. Очень настойчивые ребята.

            - Хотят забить стрелу? – рассмеялся водитель, - тогда мы – это то что им нужно.

            - А ну, подвинься, - бросил Зверь нарику и отодвинув его мощным плечом, запустил руку в хвостовую часть машины, откуда достал массивный баул типа: Мечта оккупанта, который так обожают туристы. Какие-то угловатые предметы, вроде клюшек для гольфа, оттопыривали ткань сумки, - Швед, ты что-нибудь имеешь при себе?

            - Лишний хер заднице не помеха, - пожал плечами лысый водитель, - особенно, если собираешься тереть со всякими отморозками.

            - Как я понимаю, намечается грубый вариант? – поинтересовался Теодор, - ну добро, будь по-вашему, - он достал передатчик, - заодно проверим готовность наших людей к внештатным ситуациям.

            Пока Емельянович что-то вполголоса объяснял передатчику, Зверь открыл позвякивающий баул и потянул к себе гладкую рукоять. До этого я, слегка заторможено, наблюдал за переговорами попутчиков, не совсем понимая к чему идёт дело и лишь в этот момент до меня дошло окончательно. Зверь аккуратно вставил в короткоствольный автомат обойму и легко передёрнул затвор. Стало быть, намечалась стрельба. Сердце мгновенно рухнуло в глубокую яму и теперь слабо трепыхалось на дне, затрудняя дыхание.

            Открыв рот, я смотрел, как первый Калашников перекочевал к Шведу, продолжавшему вести машину одной рукой. Второй отправился к Теодору, взявшему оружие так небрежно, словно это был всего-лишь муляж. Достав третий автомат, Зверь бросил взгляд на меня, потом на соседа и тяжело вздохнув, закрыл молнию на сумке. Никакого чувства обиды я не испытал – одно облегчение. Слава Богу мне не придётся лезть под пули!

            Два преследующих нас джипа, пронеслись мимо и обогнав головную машину, резко затормозили, перекрыв дорогу. Водители сильно рисковали: если бы скорость наших автомобилей была немного выше их тачки могли бы пострадать. Впрочем, судя по всему, преследователям было наплевать на подобные мелочи. Теодор отдал команду и наши джипы, остановились, выстроившись в одну линию.

            Из автомобилей, преградивших путь, выбрались рослые парни в пальто из тускло блестящей кожи и кашемира. Среди них я сразу же узнал братка, нокаутированного Воблой в кафе. На его багровой физиономии красовались тёмные очки, а пухлые губы кривились в усмешке. В руке он держал пистолет. Из шести бригадовцев оружие было у четверых - два пистолета, автомат и помповое ружьё. Судя по той небрежности, с которой они держали средства самообороны, братки намеревались типа побазарить. К большому для них сожалению, с нашей стороны, никто такого намерения не имел.

            - Стрелять на поражение, - скомандовал Теодор в передатчик, - сразу же, как только выберетесь из машин.

            Чувство реальности происходящего изменило мне: я просто смотрел очередной сериал из жизни крутых, только в неведомой глубинке. По экрану телевизора забарабанил мелкий дождик, превращаясь в размытые водяные пятна, медленно ползущие вниз. Рядом крутил головой, позабыв прикрыть рот, наркоман в грязном плаще, а люди с автоматами открывали дверцы машины. Съёмка эпизода видимо шла в рапиде, поскольку люди двигались очень медленно. Один из братков, приехавших на разборку, так же медленно шагал в нашу сторону, сутулясь под моросящим дождём и пряча руки в карманах пальто. Прелюдия всё тянулась и тянулась, напоминая уже не замедленный эпизод, а какое-то кошмарное сновидение. Сердце, на дне зловонной ямы растворилось в тошнотворной луже страха и мне захотелось ударить кулаками по тусклому стеклу реальности, чтобы расколотить его вдребезги и вырваться наружу. Выпустите меня! Я хочу проснуться!

            В отличие от завязки, развитие сюжета происходило с такой скоростью, что я с трудом успевал ловить сменяющиеся кадры. Дверцы трёх джипов распахнулись, выпустив наружу семерку, вооружённых автоматами, людей. Братки продолжали неподвижно стоять, недоумённо взирая на это, непонятное им, зрелище. Обиженный братан успел поднять свободную руку и растопырить пальцы, унизанные гирляндами тяжёлых гаек. Звонкие удары казались непонятным лязгом металла. Люди падали на дорогу, словно куклы, которых неведомый шутник сбросил с неба. Если они умирали, то делали это крайне неестественно. Станиславский, увидев бы такое, закричал в негодовании: Не верю!

            Не прошло и полминуты, а все братаны уже лежали на грязном асфальте.

            Один из джипов выпустил струю чёрного дыма и попытался дёрнуться, но подскочившая Вобла вогнала в приоткрытую дверь короткую очередь. Судя по всему, последнему «стрелочнику» пришёл кирдык. Наши бойцы неторопливо шагали между трупов, внимательно всматриваясь в мёртвые лица. Короткий приятель Воблы остановился и одиночным выстрелом прекратил едва заметную судорогу одного из лежащих.

            - П…ц, - коротко сказал нарик, шумно сглатывая слюну.

 Совершенно неожиданно в открытой двери появилась физиономия взбешённого Зверя:

            - Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! – рявкнул он и выдернул меня наружу, под короткие уколы холодных дождинок, - а ну бегом, жмуров таскать! Или, может быть я их сам должен перетаскивать?

            События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали яркие полосы красного цвета.Юрик, и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки – ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюкнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом наизготовку, стоявшего рядом.

            - Ну, потащили? – деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.

             Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего – приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки, около дорогих туфель, измазанных грязью я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто, неразборчиво-неприличное.

            Труп мы, кое-как уложили на пол машины и пока нарик, посапывая, выбирался наружу, я успел прихватить кое что любопытное, а именно: тяжёлый тупоносый пистолет, выпавший из кармана кожаного пальто. Его я тотчас сунул за пояс джинсов и огляделся - никто не успел заметить мою находку? Вроде бы никто – Швед махал рукой, дескать, быстрее, а больше никому до нас не было никакого дела. Подстёгиваемый сокрушительными ударами сердца, я едва ли не вылетел наружу. Удары ледяных дождинок перестали меня раздражать, а все мысли занимал только тяжёлый предмет, оттягивающий пояс.

            Иметь оружие, как мне кажется – сокровенное желание каждого индивидуума, носящего штаны и бреющего физиономию. К сожалению – это желание вступает в определённое противоречие с некоторыми статьями уголовного кодекса, за соблюдением которых следят люди, имеющие оружие. Жуткая несправедливость!

            Остальные тела мы загрузили так быстро, что я даже не успел запомнить черты мёртвых лиц. Единственное, сохранившееся в памяти – это ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.

            - А ну валите отсюда! – скомандовал Швед и отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины

            Два джипа, доверху набитых покойниками, съехали на обочину, где и остановились. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поитересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень даже непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это того, что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился неучтённый никем фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею…С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться в конце концов. Щелчок затвора – треск автоматов. Вот и весь разговор.

            От всего этого становилось не по себе. Особенно, когда я попытался ответить на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумнящеся, прикончить семь человек?

            Вопросы эти, водночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял своё место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки идеально белым платком. Должно быть платок был пропитан одеколоном и по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:

            - Всё это – грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята – сущие телята или по вашим определениям – лохи.

             - Никто не спорит, - Зверь равнодушно пожал плечами, укладывая оружие в баул, -

скорее всего – сынки каких-нибудь шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.

            - Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, - восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место, - вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?

            - Эти наклонности, - Теодор недовольно поморщился, - поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.

            - Какая разница? – Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд, - там-то всё равно, день или ночь.

            - Прежде чем угодить туда, - Емельянович особо выделил последнее слово, - нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся и мокрой почвы. Если не успеем засветло – придётся работать при свете фар.

            - А сколько осталось до места-то? – уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое сказанное слово.

            Теодор вновь зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнениях, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.

            Непроизвольно поглаживая, спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие пещеры вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем некое подобие Морийского царства.

            В чём-то я оказался прав.

            - Есть какие-нибудь особые приметы? – спросил Зверь, после долгого молчания, - а то, как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.

            К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может быть машины, подобные нашим. Даже сверхмощные джипы, временами, бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали

на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой, словно помидор.

            - Не совсем приметы, - Емельянович оставался спокоен, - скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда ощущает приближение к порталу. Это - как зуд, внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата – тем мощнее становится. Он чувствуется всё сильнее, до тех пор, пока в точке врат не исчезает вовсе.

            Слова, которые он произносил, становилисьвсё более плавными и напевными, точно он засыпал. Потом его левая рука медленно поднялась, чтобы резко обрушиться на плечо яротно пыхтящего Шведа. От неожиданности тот нажал на педаль тормоза и джип, клюнув носом, остановился.

            - Здесь, - Сказал Теодор и некоторое время сидел молча, рассматривая ничем не примечательный участок абсолютно голого поля. Другие машины, уехавшие было вперёд остановились и начали сдавать назад. Их колёса утопали в грязи, едва ли не по верхние края дисков. Когда двигатели заглохли, наступила полная тишина. Прекратился даже дождь, барабанивший по крыше, а быстрый ветер начал разгонять пелену туч, сковывающих тёмно синее небо.

            - Ну и? – Спросил Швед, вытягивая короткую шею и ворочая круглой головой, очевидно в попытке разглядеть хоть что-нибудь, - ни хрена тут нет.

            Вместо ответа, Теодор открыл дверцу машины и некоторое время сидел без движения. Как я заметил, его тонкие ноздри жадно втягивали холодный воздух, точно он пытался уловить некий, хорошо знакомый ему аромат, принесённый промозглым ноябрьским ветром. Потом руководитель поднял правую руку и негромко приказал:

            - Дай мне лозу.

            - А как же тот зуд, о котором ты говорил? – поинтересовался Зверь, извлекая из-за пазухи нечто тонкое и блестящее, похожее на скрученную проволоку.

             - Так вернее. Иначе мне придётся очень долго блуждать по этой грязи, отыскивая нужную точку, а времени у нас – в обрез.

            - Может быть стоит, тогда, выпустить нашу учёную братву? – проволока перекочевала в руки Теодора и тот начал изгибать её, превращая в диковинное подобие бабочки, - пусть начинают отрабатывать свои деньги.

            - Если бы я ещё знал, какую именно вещь им нужно искать, - Емельянович выбрался наружу и направился прямиком в чистое поле, поворачивая из стороны в сторону своё загадочное приспособление, - впрочем, пусть достанут какие-нибудь приборы, фон снимут, что ли…

            Зверь легко вымахнул из джипа и направился к автомобилю, где очевидно располагались болоньевые дутыши. Не прошло и минуты, а учёные уже начали вытаскивать из машины какие-то ящички, подключая один к другому многочисленными проводами. Один умело устанавливал треногу, на конце которой ослепительно сверкала серебристая тарелка антенны, уставившаяся в стремительно темнеющее небо, пробитое множеством ярких звёзд.

            Но моё внимание было поглощено не этой суматохой, а одинокой фигурой в чёрном бушлате, медленно бредущей по полю. Казалось, человек не имел определённой цели и блуждал по случайной траектории. Так вдребезги пьяный пытается добраться домой по короткой, но очень широкой дороге. Проволочное кружево в приподнятых руках казалось странно живым. Присмотревшись, я понял почему: оно непрерывно двигалось из стороны в сторону, вибрируя мелкой дрожью.

            - Курануть бы, - тоскливо протянули у моего уха, и я отвлёкся, взглянув на нарика, тоскливо уставившегося в опустевшую коробочку, - ща как дунул бы, да так, чтобы крышу вырвало! На прошлой неделе кореша план привезли – Кубанский! Рубит нараз! Жалко лаве нету, а то купил бы, не фиг делать.

            Очередной бред, не имеющий ни начала, ни окончания. Я отвернулся от грезящего наркомана и увидел кое-что интересное: лоза, в руках Теодора, превратилась в нечто полупрозрачное, размытое от скорости и с оглушительным свистом, улетела в тёмное небо. Емельянович покачнулся, но сумел сохранить равновесие, сделав лёгкий взмах обеими руками. Зверь уже бежал к нему, а за ним неслись учёные, волоча какие-то ящики, ощетинившиеся уродливыми микрофонами. До нас донеслись возбуждённые крики охотников, напавших на след долгожданной добычи.

            - По-моему, нашли, - сказал я, помимо своей воли ощущая возбуждение. Наконец-то я увижу цель нашего путешествия.

             - А мне, до задницы, - сказал нарик, но, тем не менее, тоже уставился в ту сторону, где группа людей что-то горячо обсуждала, - мне, лишь бы лаве быстрее отвалили. Я тогда сразу накуплю себе дури побольше и, как заторчу! Уже скоро! Я уже макли набил с нужными барыгами, отменную дурь должны привезти!

            Отчасти из любопытства, отчасти, из-за того, что этот вздор достал меня до крайней степени, я выбрался из машины и пошёл в сторону полевого консилиума. Внезапно кто-то дёрнул меня за рукав куртки, едва не оторвав его напрочь. Как выяснилось – это был Швед, с двумя лопатами в руках. Одну он, ни говоря ни слова, вручил мне, а второй, судя по всему, собирался воспользоваться сам. По крайней мере, физиономия его выражала лишь крайнюю степень недовольства. Такого, какое и должна отражать морда лица человека, которому предстоит ковырять лопатой в мокрой слежавшейся земле. Следом ковылял нарик, недоумённо разглядывая инструмент в своих руках. Этот гробокопатель выглядел так, словно видел сие садо-огородное приспособление первый раз в жизни.

            В любом случае – это никого не касалось. Неожиданно стало очень тесно, потому как на узком пространстве грязевого пятачка, вытоптанного ногами десятка людей, злые индивидуумы, с лопатами в руках, начали остервенело вгрызаться в тело земли. Со всех сторон доносились громкие команды и ещё более громкие ругательства.

            Нам предстояло разрыть участок, трёх метров в диаметре и глубиной, не менее полутора метров. Это был тихий ужас, заполненный тяжёлым дыханием, ледяным ветром, забирающимся под куртку и водопадом холодной воды, вновь хлынувшей с неба. Со стороны эта картина должна была очень сильно напоминать ускоренное воспроизведение давнего клипа Сергея Галанина, в котором несколько психопатов, зачем-то роют яму в пустынном месте.

            Я не обращал внимание на темноту, окутавшую нашу компанию, пытаясь удержаться на ногах, в потоках плещущей грязи и при этом заставить непокорную лопату выполнять, возложенную на неё работу. Самым употребительным слово в нашей компании, на какой-то период, стало словечко: Б…дь! Оно произносилось непрерывно, слившись в единое, непристойное бормотание. Будь земля посуше – мы бы уже давно прорыли тоннель к самому центру планеты, а сейчас копатели просто бесполезно топтались на дне неглубокого грязевого бассейна.

            Люди, орущие вокруг меня, временами поскальзывались и падали в мутную жижу, поднимая целые фонтаны брызг. И вообще, попытки устоять на ногах отнимали намного больше сил, чем сама работа. Некоторое время мне удавалось сохранять вертикальное положение, пока какие-то грязевые боги не решили, что незачем делать для кого-либо подобные уступки. Обе мои ноги одновременно поехали вперёд, в то время как задница, засомневавшись в компетенции Ньютона, решила проверить действие закона всемирного тяготения на практике. Короче говоря, я упал в лужу жидкой грязи, холодной словно лёд. Едва не захлебнувшись, я ощутил под своей пятой точкой опоры какую-то твёрдую хрень, вроде камня. Кто-то, стоявший рядом, автоматически воткнул, обросший комьями грязи, штык лопаты рядом с моей головой.

            - Мать твою! – прохрипел я, выныривая из грязи и отплёвываясь, - мать твою! Ты чё, не видишь, на фиг, куда втыкаешь?!

             Но меня никто не слушал: стук о твёрдую поверхность услыхали все копатели и в свете автомобильных фар (когда они успели поставить джипы вокруг ямы?) в лужу воткнули длинный гофрированный хобот, содрогающийся от натужного рёва. Насос оказался весьма мощной штукой и пока я, при некоторой помощи оказавшегося рядом Зверя (честно говоря, он просто выбросил меня наружу, ухватив грязной лапищей за капюшон куртки) вылезал из ямы, машина успела высосать половину имеющейся грязи.

            Выбравшись на твёрдую поверхность я огляделся, попытавшись привести себя, хотя бы в относительный порядок. Оказалось, что вся наша группа выглядит точно так же, напоминая бурых грязевых снеговиков. Единственным чистым человеком во всей компании оказался Теодор Емельянович, замерший в свете фар, словно ангел, в окружении демонов. Он поднял руку и посмотрел на циферблат массивных часов, после чего на его физиономии появилась довольная усмешка – стало быть, всё шло по плану.

            У меня тоже, всё было: О-кей – пистолет никуда не вывалился (и даже не отстрелил мне гениталии!), полштуки, заначенные от жены, продолжали лежать на своём месте, оставшись единственным фактором, который в это отвратительное время, продолжал согревать мне душу.

            Кто-то подошёл ко мне и что-то спросил. Помотав головой, я с некоторым трудом привёл мысли в порядок и посмотрел на Серёгу, грязевые полосы на лице которого весьма напоминали боевую раскраску коммандос.

             - Чё ты спросил? – поинтересовался я, стряхивая с ушей комья застывающей грязи, - извини, я слегка затрахался.

            - Я вижу, - он натужно рассмеялся, - кабздец, какой-то! Как ты думаешь, какого мы рылись в этом говне? Я недавно слышал, типа в Хмельницкой области один крендель нашёл клад. Скифский, кажется. На поллимона баксов. Может быть и здесь, та же фигня?

             - Может быть, - пришлось повышать голос, перекрикивая рёв надрывающегося насоса, - хотя мне говорили про какие-то пещеры.

            - Какие тут, нафиг пещеры? – Сергей только усмехнулся, - кто бы их рыл в этой глине? И зачем?

            - Вот он, - торжествующе сказал Теодор Емельянович и его звенящий голос разорвал тишину, наступившую после того, как насос заклокотав, остановился.

             По-моему, начиналось самое интересное. Все дружно подались вперёд и я, пытаясь не упустить ничего из происходящего, вместе с ними подошёл к краю, вырытой нами ямы. Вся липкая жижа исчезла и нашим взорам открылась блестящая в свете фар, каменная плита. Одна странная вещь немедленно бросилась мне в глаза: как ты ни откачивай жидкую грязь, всё равно, где-нибудь останутся лужицы, куски грязи, но не в этом случае. Плита выглядела так, словно её тщательно вымыли, а затем – высушили. В центре камня выступало что-то, наподобие идеально круглого люка, около метра в диаметре. На поверхности этой крышки был начертан замысловатый узор из тонких линий, образующих нечто вроде спирали. Зверь попытался спуститься вниз, но Емельянович, властным жестом, остановил его и зашептал в ухо ухо, указав пальцем на нарика. Тот даже не обратил на это внимание, он просто стоял и тяжело дыша, смотрел вниз.

            Зверь, выслушав руководителя, пошёл к наркоману, осторожно огибая яму, словно приближение к ней могло ему чем-то повредить. На ходу он достал, уже виденный мною в

автомобиле длинный блестящий нож, напоминающий оружие спецназовца. На лице Зверя я заметил странное для этого человека, выражение растерянности, точно он не мог понять; правильно ли он поступает в данную минуту.

            Подойдя к нарику, гигант остановился перед ним и твёрдо сказал, тыкая острием клинка в заляпанную грязью грудь:

             - Теперь, полезай вниз.

            Тот вскинул голову и выронив от неожиданности лопату, спросил:

            - Это ещё нахрена?

            - Объясняю для полных тормозов, - размеренно произнёс Зверь, продолжая тыкать ножом, при каждом слове, - ты полезешь вниз и ощупаешь вон тот кружок. На нём имеются выступы, и ты будешь на эти выступы нажимать, до тех пор, пока этот люк – а это именно люк – не откроется. Всё понятно, или повторить?

             - А почему именно я? – проблеял нарик, сглатывая слюну. Видимо у него возникли какие-то сомнения, касательно этого приказа, - у тебя учёные есть? Пусть они и лезут.

            - Ты свои деньги получил? – грозно осведомился Зверь, сведя брови к переносице, - ты как думал, тебе за них ни хрена делать не надо будет? Или ты задницей собирался отрабатывать? А ну, ползи вниз и побыстрее!

            Тяжело дыша, наркоман затоптался около края, прикидывая, как лучше спуститься и тут произошло ещё одно странное событие, которому я, поначалу, не придал никакого значения. Зверь неловко повернулся, опуская руку с ножом и тот, случайно, задел ладонь нарика, разрезав её в кровь.

            - Ах ты, падла! – выкрикнул тот, в испуге глядя на струящуюся кровь, - ты меня порезал, урод!

            Я решил, всё, несчастному пришёл конец и его немедленно разорвут на куски, но великан лишь мрачно ухмыльнулся, вытипая лезвие клинка, извлечённой из кармана тряпицей.

            - Ползи, ползи, - почти добродушно проворчал он и спрятал оружие, - до свадьбы заживёт.

            Привлечённый каким-то непонятным движением, я поднял глаза и увидел, как Теодор быстро листает страницы толстого фолианта, невесть откуда появившегося в его руках. Обнаружив в книге нужное место, наш руководитель начал, нараспев, читать нечто непонятное, но явно урожающее. Под эти завывания нарик сполз вниз и прижимая раненую руку к груди, начал ощупывать сверкающую поверхность каменного люка. Зверь досадливо поморщился и склонившись над ямой, крикнул:

            - Обеими щупай, урод! Иначе не найдёшь.

            Теперь и окровавленная ладонь опустилась на камень, оставляя на нём красные отпечатки, пересечённые линиями загадочного орнамента. Из ямы доносились громкие проклятия и всхлипы. Люди, стоявшие вокруг, подошли ещё ближе, пытаясь лучше рассмотреть, как скрюченная фигурка ползает по метровому кругу, намереваясь найти нужные выступы.

            Внезапно меня словно ударило: я поднял голову, охватив взглядом ВСЮ картину. Воистину нереальное зрелище. Набросок серых теней на тёмном полотне сумерек. Если до этого был криминальный сериал из жизни бандюков, то он незаметно сменился какой-то мистикой. Неглубокая яма, по дну которой ползло странное согбенное существо и тёмные, в свете ярких фар фигуры без лиц, окружившие её. Высокий человек с толстенной книгой в руках, звенящим голосом выкрикивающий непонятные фразы.

             Меня затрясло мелкой дрожью, но вовсе не от холода, а от ощущения давящего взгляда, направленного в мой затылок. При всём при том я точно знал, позади меня нет никого и ничего. Точно заворожённый, я опустил голову, рассматривая крохотного человечка, продолжавшего своё нелепое копошение под моими ногами. Его кровь покрывала уже весь люк, но линии узора от этого стали только чётче и спираль…Впрочем, я наверное ошибся – никакой спирали не было! А было…Совершенно верно: нарик ползал по каменной пасти, распахнувшей клыки в ожидании добычи.

            - Где же эти ваши, долбанные выступы? – плаксиво прокричал из ямы наш искатель, но ответа так и не дождался.

             - Шуб-Ниггуратх, хранитель первого замка, - возвысил голос Теодор, переходя на понятный язык, - прими этот ключ!

            Дальнейшее произошло во мгновение ока: лужицы крови, на поверхности камня, съёжились и исчезли, словно проклятая каменюка впитала их. Изображение клыкастой пасти приобрело необыкновенную чёткость и объём, обратившись в реальный зев, готовый сцепить зубы на добыче. И это произошло! На какое-то мгновение каменная плита исчезла, и я увидел в земле невообразимо огромное существо, высунувшее голову, с развёрстой пастью на поверхность. Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось, но пасть осталась на месте. Каменные клыки щёлкнули, оборвав начинающийся вопль. Мелкие капли брызнули мне в лицо и осели на коже противным тёплым дождём. Все попятились назад, подальше от жуткой пасти, распахнутой в неглубокой яме, разом превратившейся в могилу. Окровавленые зубы продолжали смыкаться, похрустывая кровавыми ошмётками того, что ещё минуту назад было живым человеком.

            Почему-то страшно не было. Совсем. Очевидно из-за нереальности происходящего, чересчур напоминающего компьютерную графику в каком-нибудь ужастике. Гораздо ужаснее была бы какая-нибудь авария, с грудой изуродованных тел.

             - Что происходит?!- завопил тонким голосом один из болоньевых дутышей, попятившись назад и шлёпнувшись на задницу.

            - Рехнуться! – пробормотал Сергей, стоявший недалеко от меня и, повернув ко мне бледное в алых крапинках лицо, повторил, - рехнуться!

            Зверь легко спрыгнул яму, и я поразился: неужели он не боится угодить в жуткую пасть, которая, во мгновение ока, пожрала несчастного наркомана. Но в том то и дело, её там уже не было! Посреди плиты, покрытой множеством кровавых пятен, чернело отверстие, уходящего вниз колодца. Зверь с лёгкостью удерживая в одной руке, кажущийся игрушечным автомат, сторожно склонился над тёмной дырой и направил вниз ослепительный луч длинного фонарика, напоминающего милицейскую дубину. Луч метнулся по окружности колодца и дуло оружия послушно повторило его траекторию.

            - Вроде бы всё в порядке, - негромко сказал Зверь, поднимая голову и эти тихие слова во мгновение ока превратили начинающийся ропот в полное безмолвие.

            Теодор Емельянович неторопливо спустился вниз и в его руках тоже тускло поблёскивало автоматическое оружие. Когда и куда он спрятал книгу, я опять пропустил. Руководитель легко отстранил гиганта, склонившись над колодцем. Подавшись вперёд, я с изумлением увидел, что глаза его закрыты, а ноздри жадно раздуваются, словно он к чему-то принюхивается. Видимо нужный аромат присутствовал и по губам Теодора скользнула слабая ухмылка. Он выпрямился и, повернувшись к Зверю скомандовал:

            - Немедленно начинайте спуск снаряжения и оборудования.

             После этого Емельянович перекрестился и прыгнул вниз. Честно говоря – это поразило меня даже больше, чем увиденное раньше. Зверь ещё раз заглянул в колодец, после чего громко проревел, подняв голову:

             - Снаряжение и оборудование спустить вниз за десять минут. Если кто-то собирается валять дурака – объясняю: колодец может закрыться в любой момент, и чтобы открыть его снова, я использую любого из вас. Ясно? Вопросов нет?

             Может быть у кого-то и были вопросы на этот счёт, но никто их задавать не стал. Началась суматоха, которая всегда сопровождает авральные работы. Все попытки организовать спокойную переноску вещей, окончились пшиком: перед глазами носильщиков до сих пор стояли жуткие челюсти, сомкнувшиеся на теле нарика и это вынуждало шевелиться, как можно быстрее. Вобла и её приятель, которого, как я узнал во время бешеной беготни от машины к яме, звали Круглым, спрыгнули в колодец и теперь принимали тяжёлые тюки. Груз иногда приходилось носить вдвоём, настолько он был неподъёмным. Количество барахла оказалось просто грандиозным, и я просто не мог понять, как мы его будем переть по пещере. Возможно сумма в три тысячи не была такой уж большой для подобной работы.

             Наступил момент, который рано или поздно наступает в любом деле: сбросив очередной баул в яму, я обнаружил, что мне больше нечего носить и бросать. Наши учёные, в заляпанных грязью куртках, подошли к колодцу и пытались рассмотреть, что скрывается в сочащейся зеленью глубине. Сергей и Юра стояли рядом, превратившись в близнецов из-за коричневой корки, покрывающей, как одежду, так и их лица. На самом краю колодца сидел Зверь и прижимая локтём автомат, негромко говорил с людьми, находящимся внизу.

            - Странное дело, - сказал Юрик и потёр грязной ладонью грязное же лицо, - на наших глазах каменное чудовище сожрало живого человека, а мы стоим словно ничего не произошло. Даже если опустить бесчеловечность этого события, нельзя игнорировать его сверхъестественность.

            - Почему бы тебе не заткнуться? – спросил, с тяжёлым вздохом, Сергей, - и без того блевать охота…

            - Точно, - сказал я, пытаясь привести свои мысли в обычное для них хаотическое движение, из которого время от времени рождалось нечто дельное, - ни фига не понятно.

            Зверь окончил переговоры и взглянув на нас, улыбнулся. Скверная это была ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. Это, да ещё пустынное поле, хранящее в своём чреве чудовищную тайну, да ещё…Короче, меня начало трясти мелкой дрожью.

            - А теперь, господа хорошие, - сказал Зверь, продолжая усмехаться, - добро пожаловать вниз. Прыгайте, там неглубоко.

            - Я не полезу, - тонким голосом забормотал парень в болоньевой куртке, тот, который давеча вопил от ужаса, катаясь около ямы, - мы так не договаривались! Нам говорили о каких-то спелеологических исследованиях, связанных с радиактивностью. И всё. И всё!

            Его товарищи смотрели в землю, не говоря ни слова поддержки и их сумрачные физиономии могли означать любую вещь, кроме поддержки. Должно быть деньги накрепко запечатали им рты. То ли этот светловолосый парень получил меньше остальных, то ли потрясение оказалось слишком сильным, но он продолжал говорить, повышая голос с каждым словом:

            - Я не полезу в эту долбаную яму! Я требую, немедленно отвезти меня домой! Я…

            Зверь выпрямился во весь свой немаленький рост и его кулак молниеносно воткнулся в солнечное сплетение болтуна. Тот охнул и скрючился, согнувшись пополам. Тогда великан схватил его за куртку и бросил в колодец. Проделав эту операцию, он согнал улыбку с лица и обвёл взглядом всех нас:

             - Кто ещё хочет обговорить условия работы?

            Желающих не оказалось и учёные начали покорно спрыгивать в жерло колодца.

            Швед, куривший поодаль, с другими водилами, что-то рассказывал похохатывая, но его смех быстро увял, стоило Зверю сказать одну единственную фразу:

            - Швед, полезай сюда.

            - Да ты чё? – возмутился лысый, подойдя поближе, - ты же базарил, типа я чисто пошоферю и всё. Базар требует ответа.

             - Лезь, кому говорю! – набычившись, процедил Зверь и погладил автоматную рукоять, - хочешь перетереть?

            Не дожидаясь окончания этой интереснейшей сцены я подошёл к краю колодца, испытывая ощущения сходные с чувствами моржа, перед погружением в прорубь. Опустившись на корточки, я прыгнул вниз. Оказалось, лететь достаточно далеко – около двух метров. Пол больно ударил по пяткам и от неожиданности, я свалился на бок. Лёжа на полу я попытался осмотреться и сообразить, куда угодил. Однако меня, почти сразу же отволокли в сторону и уже знакомый, женский голос раздражённо рыкнул:

            - Урод, ты как, хочешь послужить посадочным пятачком?

             Вобла оказалась совершенно права: на то место, откуда меня убрали, немедленно приземлился раздражённо пыхтящий Швед и смачно сплюнул на пол. Не успел он отойти, как сверху, точно чёртик из коробки, выскочил Зверь, приземлившись так мягко, словно он был пантерой в человеческом обличье. Теперь наша группа, за вычетом водителей, оказалась в полном сборе. Вот только где? Я огляделся.

            Ровные зелёные стены сводчатого коридора уходили в обе стороны, исчезая в изумрудном тумане, скрывающем окончания туннеля. Стены, светяшиеся слабым гнилостным светом, казались изготовленными из пластика, но на ощупь были омерзительно тёплыми и влажными. Все наши тюки лежали около стены, сваленные в полном беспорядке. Около них, с абсолютно потерянным видом, стояли Сергей и Юрик. Трое болоньевых учёных склонились над своим пострадавшим товарищем, шумно выблёвывающего содержимое желудка. Теодор что-то тихо объяснял, окружившим его Зверю, Вобле и Круглому. Швед, демонстративно, держался в некотором отдалении.

            Окончив объяснение, Емельянович повернулся к нам и с ноткой торжественности в голосе сказал:

            - Добро пожаловать в Бездну, господа.

             Едва он произнёс последнее слово, как над нашими головами оглушительно лязгнуло. Дыра в потолке исчезла, скрывшись под огромной металлической крышкой, где было изображено человеческое лицо, оскаленное в безмолвном крике. От потускневшего изображения веяло такой тоской и безнадёжностью, что я ощутил нарастающий страх. Мы

 оказались отрезаны от внешнего мира в подземелье, которое Теодор Емельянович, весьма оптимистично, назвал Бездной.

 

 

                                                         БЕЗДНА.

 

 

 

            - Хочу вам кое о чём сказать, - Емельянович бросил короткий взгляд на жуткий люк, - с этой минуты характер наших отношений несколько меняется. Отныне я имею полное право распоряжаться жизнью каждого из вас. Любой, отказавшийся выполнить приказ, либо мой, либо моего заместителя, - он кивнул на Зверя и тот, с готовностью обнажил, в кровожадной усмешке, свои крепкие зубы, - будет немедленно застрелен. В качестве альтернативы могу предложить оставить провинившегося в этом лабиринте, а это - именно лабиринт. Поверьте, через очень короткий промежуток времени вы пожалеете, что вас не пристрелили.

            Теодор был неплохим психологом: высказав всё это, он умолк и некоторое время безмолвствовал, позволив переварить порцию полученной информации. Мой мозг предпочёл отпихнуть лишний груз в сторону, оставшись на своих позициях. Ну и ладно, недаром же моя благоверная весьма часто обвиняла меня в твердолобости. Взамен, я сумел оценить реакцию остальных. Троица боевиков восприняла речь руководителя абсолютно спокойно, а Швед лишь пожал покатыми плечами. Сергей с Юриком переглянулись и заметно помрачнели. Впрочем, как мне показалось, Сергей уже готовил себя к чему-то эдакому - видимо предыдущие события намекали на подобный исход. Учёные выглядели ошеломлёнными, а истерик из их группы, начал тоненько завывать. Ну и правильно, время было самое подходящее.

            Убедившись, что его слова дошли до всех, Теодор продолжил:

             - Должен вас предупредить, место куда вы угодили – очень опасное, не приспособленное для жизни человека, поэтому выполнение моих приказов, будет в ваших

интересах. Две новости - хорошая и плохая. Хорошая – вам будет выдано оружие, для самозащиты. Плохая – очень часто оно не сможет вас защитить. Поэтому, если я прикажу бежать – это значит, бежать нужно со всех ног, не изображая из себя героев.

            Нарисованная картина выглядела достаточно мрачно, даже для того предохранителя, который стоял у меня в мозгу, поэтому мурашки, бегущие по загривку вели себя всё агрессивнее. Смерти, честно говоря, я очень боялся, а все эти предупреждения выглядели весьма неаппетитно

            - Вопросы задавать можно? – поинтересовался я, тщательно откашлявшись, дабы не издать недостойного писка. Впрочем, эти мои ухищрения пропали втуне.

            - Нет, - коротко отрезал Зверь, выступая впёрёд, - всё необходимое для выживания, вам расскажут и покажут, а ваши собственные интересы можете оставить при себе. Лишний шум, в этом месте, может только навредить, поэтому тот, кто будет слишком много трепать языком, продолжит путешествие без него. Переносить багаж можно и без языка. Поверьте, я смогу сделать это так, что никто не истечёт кровью, до окончания пути.

             Сказано было очень даже веско, настолько веско, что я ощутил прикосновение ножа к трепательному инструменту. Проклиная себя, за нарушение собственного же правила, гласящего: не высовывайся, я попятился назад, попытавшись слиться с омерзительно тёплой стенкой тоннеля. Зверь опять отошёл за спину Теодора и подал знак Вобле. Та тотчас склонилась над баулом, где, как я уже знал, хранились изделия старика Калашникова. Пока тощая воительница разглядывала содержимое сумки, руководитель продолжил, прерванную Зверем речь:

             - На данный момент у меня есть один единственный приказ – немедленно уходить с этого места. Каждому будет выдана часть поклажи…

            Один из учёных, хлопотавших вокруг избитого товарища, неуверенно осведомился:

             - А нельзя ли немного задержаться, - он помялся и пояснил, - путешествие в автомобиле, пусть даже таком комфортабельном, весьма утомительная штука, а наш товарищ, ко всему прочему, чувствует себя неважно. Возможно, стоило бы остаться здесь на ночь. Не всё ли равно…

            - Нет, не всё равно! – добавив металла в голос, сверкнул глазами Теодор, - у нас

есть жёсткий график, которого постараемся придерживаться. Сегодня мы должны пройти двенадцать километров, а это будет нелегко, учитывая количество поклажи. Поэтому, выходим немедленно.

             - Круглый, - подал голос Зверь, - помоги народам укомплектоваться. Подгони им ремни, не то они, чую, рухнут, после первого же километра.

            Крепкий, коротко стриженый, парень, молча кивнул и направился к сложенным около стены вещам. Поскольку ближе всего стояли Юрик с Серёгой – они и получили первые тюки. Цепляли груз, как рюкзак - на спину, причём Круглый достаточно долго двигал пряжки, пытаясь уравновесить объёмистую поклажу. Кроме объёма они имели ещё и весьма солидный вес, о чём я и узнал, когда короткий палец Круглого поманил меня к себе. В чёртовой хреновине было не меньше тридцати килограмм – почти половина моего собственного веса. Однако молчаливому парню удалось так разместить груз, что я ощущал лишь небольшое давление на загорбок.

            - Эй, придурок, иди сюда, - позвала меня гладильная доска, в образе женщины и оскалила два ряда акульих зубов, - я смотрю, ты тормозишь по-крупному.

            С каким бы удовольствием я врезал по этой наглой физиономии, но у меня хватало сообразительности, удержаться от такого опрометчивого шага. Воспоминания о том, как здоровенный боров рухнул от одного – единственного незаметного удара, были ещё достаточно свежи в моей памяти. Поэтому я, сутулясь от лишнего веса, навалившегося на плечи, лишь подошёл к этой стерве и посмотрел на неё взором, способным, как мне казалось, прожигать камни.

            Гвозди бы делать из этих б… людей, то есть. Мой, пышущий огнём взор, не произвёл на неё никакого впечатления. Она запустила узкую ладошку, с неправдоподобно широким запястьем, в сумку и достала автомат без обоймы, каковой продемонстрировала мне.

             - Для дебилов, - откровенно забавляясь, сказала женщина, - чтобы стреляло, нажимай здесь, вот это – переключатель с автоматической стрельбы, на одиночные. Лично тебе рекомендую с предохранителя не снимать. Вот это – затвор, передёргивай его, когда меняешь обойму.

             - Вообще-то я знаю, как пользоваться такой штукой, - сухо заметил я, вспоминая незабвенные деньки, проведённые на военной кафедре.

             - Опытный боец, - понимающе кивнула Вобла, кривя тонкие губы в презрительной ухмылке, - ну тогда я спокойна за свои тылы. Держи.

            Она достала из сумки две обоймы, перемотанные скотчем и снарядила оружие, после чего демонстративно поставила его на предохранитель и повесила мне на шею. Однако, когда я собрался уходить, меня задержали, дёрнув за полу куртки. При этом рука Воблы чувствительно ударила по пистолету, торчащему за поясом. У меня имелась слабая надежда, что сей твёрдый предмет останется незамеченным, но она, тут же благополучно скончалась.

            - Вооружаемся? – поинтересовался этот демон, женского рода и схватив за мою руку, перевернула её ладонью вверх, - вот тебе, для полного комплекта.

             В ладони оказались два ребристых яйцеобразных предмета, позвякивающие металлическими колечками друг о друга. Собственно – это были гранаты.

            - Честно говоря, - пояснила Вобла, - таким придуркам я бы никогда в жизни не давала ничего опаснее кухонного ножа, да и вообще не давала. Однако приказ есть приказ, Емеля приказал дать каждому лоху, по две гранаты. Получай и отваливай. Гляди, не отстрели себе яйца.

            Я осторожно положил гранаты в карман и застегнул его на молнию – от греха подальше. Не дай бог шлёпнется на землю и рванёт, тогда уж точно, ничего крупнее гениталий не останется.

            Получи я такое количество оружия в какой-нибудь другой ситуации – был бы на седьмом небе от счастья, а сейчас, нагруженный десятками килограмм хренегознаетчего, я ощущал себя вьючным ишаком, которому на шею повесили подобие колокольчика – дополнительную обузу. Автомат, на каждом шагу, раскачивался и периодически, весьма неприятно лупил по рёбрам. Так мы ещё не начали двигаться!

            Пока я пытался обуздать непослушную машинку, прижимая её локтём к пузу, происходила дальнейшая раздача слонов солдатам и революционным матросам. Инструктаж каждого (с точки зрения гружёного ишака) отнимал излишне много времени, особенно, когда некоторые задавали дополнительные вопросы, касательно употребления автомата и гранат. Один из учёных, самый маленький по росту и тонкий в кости, как девочка, дольше всех допрашивал Воблу своим едва слышным голосом. Гранаты он опасливо держал на расстоянии от себя так, словно уже повыдёргивал из них кольца.

            Теодор, который со Зверем рассматривал, извлечённые из пластикового пакета, карты, неодобрительно поглядывал на инструктируемых, время от времени, бросая взгляд на часы. Судя по всему, мы начинали выбиваться из его графика. А это, насколько я помнил его объяснения, было чревато ускорением темпа нашей ходьбы.

            Так оно и вышло. Стоило последнему навьюченному учёному получить колье аля Калашников, как листы карты были уложены на место, а Теодор, поправив ремень автомата, висящего на плече, не говоря ни слова, зашагал вперёд по тоннелю. На угрюмом лице застыло выражение крайней сосредоточенности и даже решимости. Такую морду, обычно, делают герои американских блокбастеров, перед тем как надрать задницы всем главным злодеям. Но в этот раз все злодеи (а как их иначе называть?) были заодно с супергероем (если его можно так назвать) и немедленно начали орать на нас, заставляя в быстром темпе шагать следом за предводителем дворянства. Справедливости ради, следует отметить, все они тоже не остались без поклажи, разве их тюки были несколько меньше наших.

             Вобла и Круглый, распихав идущих, заняли свои места по обе стороны от Емельяновича, который, единственный из группы, шагал ненагруженным. Руки парочки лежали на оружии, так словно оба были готовы немедленно открыть огонь. Зверь и Швед напротив, отстали и теперь замыкали вереницу навьюченных людей, обмениваясь какими-то малопонятными фразами. Из этой невразумительной болтовни я уразумел только одно: если нас кто-то атакует, то всем будет моментальный амбец, с немедленной раздачей домашней обуви белого цвета. Правда, при этом, Швед непрерывно хихикал, поэтому сказанное могло оказаться лишь шуткой двух профессиональных наёмников.

            Поскольку чаще всего я смотрел себе под ноги – то обратил внимание, что постоянно ступаю по странным поперечным бороздам, словно кто-то проехался по тоннелю на одногусеничном тракторе, с единственной гусеницей, шириной во весь коридор.

            Желания, да и сил, поднять голову у меня не было, посему лишь время от времени я смотрел на стены источающие слабое зеленоватое свечение и какую-то отвратительную слизь, напоминающую сопли. Зрелище было на редкость отвратительное и я опять опускал взор, любуясь неизменными рубцами на полу.

            Поначалу я без напряжения выдерживал заданный темп, однако, чем дальше мы продвигались по маршруту, тем сильнее ремни заплечного мешка врезались в кожу и это ощущалось даже через куртку, свитер и рубашку. Ко всем прочим неприятностям добавилась ещё и вода в сапогах (ни разу не дырявых, да?), которые громко чавкали при каждом шаге вызывая, неизвестно почему, совершенно непристойные ассоциации. Это, плюс чёртов автомат, продолжающий штурмовать грудную клетку, выводило из себя, мешая воспринимать окружающее, хоть каким-то нормальным образом.

            - Интересно, где это мы находимся, - пробормотал, задыхаясь, кто-то рядом со мной и не успел я повернуть голову, как он продолжил, - в своё время я неплохо изучил пещеры мира и сам, пару раз, побывал в Крыму.

             - Ну и что? – недружелюбно осведомился я у Юрика, который шагал рядом, скрюченный, под тяжестью огромного рюкзака.

            - Очень странно, но я не могу определить материал из которого состоят стены, - прохекал доморощенный исследователь пещер, - первый раз вижу такой минерал. И вообще, откровенно говоря, больше всего он напоминает нечто искусственное.

             - Угу, угу, - кивал я головой, представляя себе мягкий диван, телевизор и, самое главное – себя, на диване, перед телевизором. Сначала я сброшу грязное барахло, потом полезу в горячую ванну, у-ух! Где-то призрачно маячила бутылка, нет две, холодного пива. Лучше всякого секса…Когда я осознал, что всё это существует лишь в моём воображении, стало ещё хуже. А вода, в сапогах продолжала чавкать! Чавкать, как женский половой орган во время секса, однако никакого удовольствия это не приносило.А на рёбрах, мало-помалу, образовывались болезненные шишки! А рюкзак становился всё тяжелее! Ёлы палы…

            Этот полунищий учитель, в одежде из секонд хенда всё молол и молол свою чушь. Чёрт, ко всем неприятностям добавилась ещё одна, в лице Серёги, который тоже горел желанием побеседовать со мной. Почему никто не хочет оставить меня в покое?

            Хорошо, хоть у Сергея оказалась более удобоваримая тема для разговора. Непрерывно подбрасывая свой ассиметричный тюк, он заговорщически подмигнул и сказал:

             - Знаешь, я присмотрелся к этим парням, - он кивнул головой на учёных, понуро семенящих следом за Теодором и его телохранителями, - ты не поверишь. Вон тот, щупленький – баба. Сначала думал, показалось, а потом – нет, ни фига. Губы накрашенные, в ушах серьги и на морду ничего себе. А жопка кругленькая, есть за что подержаться. Так бы и впердолил!

            - Ты думаешь у тебя будет для этого время и возможность? – спросил я, разглядывая объект Серёгиного интереса. Хм, задница, действительно не мужская. Как это я проглядел? – думаю, к концу дня, ты будешь лежать пластом.

            - Главное, пусть перец не ложится, а там поглядим, - хохотнул Сергей.

            Юра посмотрел на него недоумённо и даже неприязненно.

            - Не понимаю, как вы в подобной ситуации можете вести разговоры на подобные темы, - выдохнул он в конце концов и тяжело вздохнул, - мы находимся в таком странном месте, после таких поразительных событий, а у вас одни женщины на уме.

            - Лучше обсуждать баб, - буркнул я, желая им всем провалиться в преисподнюю, - чем трындеть о всякой ерунде. И без того фигово, а тут еще ты, со своими странностями…Хочет парень засадить – флаг ему в руки!

            Получив столь грубую отповедь, Юра немедленно отстал и теперь шагал позади, бормоча себе под нос. Сергей напротив ускорил шаг, намереваясь, очевидно, догнать объект вожделения и завести с ним разговор, предшествующий исполнению сокровенного желания.

            Честно говоря, я был только рад этому, поскольку одиночество позволяло отвлечься от всех этих впердоливаний в странных пещерах и вернуться в мир горячих ванн и запотевших пивных бутылок. Правда, бутылки, периодически, трансформировались в водочные, соседствуя с горячими пельменями.

            И вновь грубая реальность нагло разрушила хрупкий мирок моих сладких грёз.

            Серёга, как раз настиг маленькую фигурку в дутой куртке, когда наш предводитель остановился и подняв вверх руку, предостерегающе каркнул. В следующую секунду Теодор оказался на земле, где мгновением позже очутились Вобла с Круглым. Сухо треснули две короткие очереди и смолкли, заглушённые нарастающим свистом, переходящим в вой. Учёные, словно бараны, шарахнулись к стенам, и я смог разглядеть нечто, приближающееся из зелёного сумрака, заполняющего дальнюю часть тоннеля. Что это было – я не понял, но оно летело прямо на нас, причём с огромной скоростью.

            Ещё раз хрустнули очереди и, только сейчас я сообразил, что эта пакость вот-вот врежется в меня. Это ни в какие ворота не лезло. Как обычно, в критических обстоятельствах, первым делом отказали нижние конечности, превратившись в неповоротливые протезы. Только этим я могу объяснить свою неудачную попытку отпрыгнуть к стене. Одна нога нагло зацепила вторую, захребетник изъявил желание прилечь и я, произнеся мудрую речь: «Бла-бла!» опрокинулся на спину, пребольно ударив её о каую-то металлическую фигню. Не успел я оценить всех преимуществ этой позы, как вой сменился оглушительным рёвом и хрень, напоминающая гигантскую летучую мышь, пронеслась надо мной, щёлкая огромными клыками, украденными, похоже, у матёрого секача. Кажется, у зверушки было четыре крыла, но мне могло и показаться, уж слишком быстро она перемещалась.

            Сергей, стоявший рядом, казался неузнаваемым из-за широко распахнутых глаз и мелового лица. Автомат в его руках затрепыхался, точно раненое существо и колючая дрянь посыпалась сверху, запорошив мне глаза. Пришлось срочно переворачиваться на живот и протирать гляделки. Пока я занимался очисткой лобового стекла, неприятный инцидент подошёл к завершению и завершился. Начался разбор полётов.

             Около моего лица громко протопали армейские ботинки на толстой подошве и остановились около поношенных сапог, принадлежащих Серёге. Взбешённый Зверь произнёс нечто короткое и смачное в адрес насмерть перепуганного парня. Как и следовало ожидать, речуга окончилась неслабой оплеухой, сшибившей слушателя на пол. Следом притопал взбешённый Швед, прикладывая платок к окровавленной щеке. Лысоман скрипел зубами, поминая каких-то: «Ё…х п…сов», которым доверили стволы. Стало быть, один из Серёгиных выстрелов нашёл свою цель.

            Поскольку лежать дальше особого смысла не было, я начал неторопливо подниматься на ноги, начав с четверенек. Изборождённый полосами пол качнулся перед глазами, когда какая-то добрая душа помогла мне, изо всех сил дёрнув за шиворот. Как выяснилось – это была женщина моих снов. Кстати, чаще всего мне снятся кошмары. Вобла покачивалась с носка на пятку и задумчиво грызла короткую спичку.

            - Из всех придурков, - сказала она, отряхивая пыль с моих рукавов, - ты почему-то оказался единственным, кто не нажал на пуск. Я начинаю подозревать, что ты не так прост, как мне казалось.                

            Пока я пытался понять, о чём она толкует, мою куртку приподняли. Не успел я оглянуться, а моя заначка перекочевала в её руку. Честно говоря, я сам с интересом рассматривал оружие, поскольку всё это время, не вынимая, носил за поясом.

            - Вальтер, - хмыкнула Вобла, с тенью уважения в голосе и выдернула обойму, - Девяносто девятый. Все поросята на месте. Дорогая игрушка. Где взял?

            - Нашёл, - честно ответил я, ожидая что мой трофей, в ближайшее время сменит своего хозяина.

            Этого не произошло.Вобла, с щелчком вернула магазин на место и сунула пистолет мне за пояс. На её тощем лице появилась какая-то странная гримаса, а в глазах мелькнула хорошо скрываемая тоска.

             - Честно говоря, думала, приволок какую-нибудь газовую херь, - призналась она, - очень редко приходится так ошибаться в людях. Но не думай, будто тебе от этого станет легче. Придётся приглядывать за тобой получше. Мало ли…

            - Что я тут могу натворить? – буркнул я, довольный тем, как всё обошлось.

            - И то верно, - Вобла непонятно, но очень невесело, усмехнулась, - времени для этого осталось очень мало.

            После этого она отошла, оставив меня в тревожном недоумении по поводу своих последних слов. Чёрт возьми, я ощущал какой-то нехороший подвох. И эта фигня очень даже стыковалась с моими прежними рассуждениями. Но сразу видно: я не Шерлок Холмс – как только пришло время проанализировать все факты, соединив их в единое целое – в мозгу возник непреодолимый барьер. Конечно, если бы я мог спокойно посидеть, подумать, возможно задача оказалась бы решена, но зычный глас Зверя распугал робкие мысли по щелям подсознания. Всех согнали, как баранов и читали им мораль. Теперь я смог разглядеть длинную кровоточащую царапину на щеке угрюмого Шведа. Серёга, которого, под руку, поддерживал бледный Юрик, покачивал головой и непрерывно потирал опухший, после оплеухи, подбородок.

            -  Уроды! – вопил Зверь, синий от бешенства, - вы едва не положили друг друга в самой простой ситуации. Б…дь! Уму не постижимо! Вам дали оружие для того, чтобы вы сразу начали палить из него во все стороны? Ваше дело – тащить барахло и положиться на нас во всём остальном. Если ещё один говнюк нажмёт на спуск, когда ему самому ничего не будет угрожать, то обещаю засунуть такому ствол в жопу и не пожалею парочки патронов. Всё.

            После этого вперёд выступил Теодор, выглядевший таким же спокойным, как и прежде. Отряхнув, лишь ему самому заметные пылинки он, демонстрируя контраст с речугой Зверя, очень тихо сказал:

             - Ещё раз хочу повторить, это место – очень опасное, - он обвёл руками стены тоннеля, будто хотел показать опасность именно этой части пещеры, - увиденное вами – ничтожная угроза, но её оказалось достаточно, для паники, едва не повлёкшей за собой серьёзные жертвы.

            - А что это было? – спросил один из учёных, - первый раз вижу подобную тварь.

             - Молись о том, чтобы последний, - отрезал Зверь, - повторю последний раз, для самых тупорылых: свои вопросы засуньте в свои задницы, никто не собирается вам отвечать и вообще слушать ваш дебилический лепет. А теперь построились и продолжили движение.

            Поведение Теодора мне крайне не понравилось: он посмотрел на часы и его брови поползли вверх, выказывая крайнюю степень изумления. После этого руководитель стал чернее ночи.

            - Быстрее, - сказал он, - как можно быстрее. Теперь – это вопрос жизни или смерти.

            Почему-то в этот раз, ему поверили все и сразу. Группа устремилась следом за Емельяновичем, пытаясь удержать тот темп, который он задавал. Первым делом взвыли ноги, ещё не успевшие отойти от недавнего издевательства. В мышцах появилась ноющая боль и очень быстро поползла вверх, переходя в наступление на ушибленный позвоночник. Рюкзак определённо потяжелел, набрав дополнительной массы от земли, с которой он так нежно воссоединился.

            Теперь я поднимал голову, только для того, чтобы отряхнуть пот, обильно льющий со лба. Перед глазами мелькали то осточертевший рубчатый пол, то осточертевшие слизистые стены, которые начали пульсировать в такт ударам моего сердца. Чёрт! Мне не кажется! Я потряс головой, пытаясь отбросить наваждение, но оно осталось на месте: стены коридора трепетали и спазматически сжимались. Ко всему прочему, зелёная слизь теперь выделялась гораздо обильнее, стекая на пол. Почему-то мне очень не хотелось наступать на эти омерзительные лужи, напоминающие блевотину. А когда я увидел, как окурок, брошеный Серёгой, с лёгким шипением растворился в одной из этих лужиц, начал избегать всяческого контакта с ними.

             - Что происходит?! – крикнул кто-то из учёных, кажется всё тот же истерик, - что со стенами?

             - Быстрее! Быстрее! – вместо ответа, крикнул Теодор, - бегом!!

            По тоннелю прокатился глухой гул и пол под ногами подпрыгнул, вынудив всех повалисться на четыре кости. Юрик угодил пальцами в зеленоватый потёк и завизжал, размахивая дымящимся пальцем.

            С трудом поднявшись на ноги, я ощутил мелкое дребезжание всего организма и вовсе не мелкую, дрожь в коленях. Становилось, по-настоящему, страшно, тем более, что я никак не мог сообразить, какое дерьмо происходит. Казалось, будто тоннель извивается, словно исполинский червяк, внутри которого мы, каким-то образом, очутились. Дальняя часть коридора то появлялась перед глазами, уходя на неизвесное расстояние, то вновь растворялась в зеленоватой мути. С потолка хлынул настоящий дождь из мелких капель цвета болотной тины. Ужаснувшись я увидел, как шипящая влага оставляет на ткани крохотные дымящиеся дырочки. Едкая фигня обожгла мой затылок и захрюкав от боли, я натянул на голову капюшон, рассудив, хрен с материей, а голова хоть и глупая, но всё же своя, родная.

            - Быстрее! – крикнул Теодор и побежал, натягивая на лицо маску закрытого респиратора.

  Люди вопили от боли и ужаса, но из последних сил бежали вперёд. По воздуху неторопливо плыли клубы сладковато-кислого тумана, от которого першило в горле и кружилась голова. Глаза начали слезиться, поэтому время от времени я бежал вслепую, пытясь уберечь их от едкой дряни. В результате, когда я налетел на стоящего учёного, толчок заставил нас обоих покатиться по земле. Почти сразу же я сообразил, что меня угораздило взгромоздиться на объект сексуального интереса Серёги.

            - Да какого же чёрта, чёрт побери! – кричал объект, ворочаясь подо мной, - какого хрена?

             - Прошу прощения, - пробормотал я, ощущая небывалую лёгкость во всём теле, - глаза слезятся, ни фига не вижу.

            Я протянул руку и помог девушке подняться на ноги. Мы стояли достаточно близко, но из-за слезящихся глаз, я видел только расплывчатое пятно там, где должно было находиться лицо. Тёмное пятнышко рта шевельнулось и хрипловатый голос сказал:

            - У меня, вообще-то тоже, - она усмехнулась, - но если бы ты, хотя бы открыл уши, то слышал бы приказ остановиться.

             - Всем собраться здесь, - донёсся из тумана, окружающего меня, голос Теодора, приглушенный маской, - быстрее, если хотите жить.

            Начали появляться тёмные силуэты, налетающие друг на друга и матерящиеся при этом. В сутолоке я потерял свою новую знакомую из вида (если это можно было так назвать). Почему-то у меня начало превращаться в добрую традицию – знакомиться с представительницами прекрасного пола, налетая на них. Когда я сумел, кое-как, продрать глаза, то обнаружил рядом с собой Юрика, покачивающего обожженную конечность, словно спящего ребёнка.

             Пропихнувшись через галдящую толпу, к стене тоннеля подошёл Теодор Емельянович и громко выдыхая воздух через клапан респиратора, потёр сочащийся зеленью камень. Появился метровый круг, испещрённый множеством надписей, по виду напоминающими те, которые я как-то видел в книжке про древнюю Грецию. Слово, написанное самыми большими буквами, я бы интерпретировал, как Прометей, а там хрен его знает.

            Теодор извлёк из кармана бушлата небольшую шкатулку и достал из неё круглый медальон. Коробку он пренебрежительно бросил на пол, а медальон вложил в небольшое

углубление посреди настенного украшения. После этого наш предводитель отошёл назад и выжидающе посмотрел на стену. Ничего не происходило.

            Притопал Зверь, в таком же респираторе и глухо поинтересовался:

            - Ну и?

            - Необходимо приложить силу, - сказал Теодор и указал пальцем на вставленный медальон, - в эту точку. Сильного удара будет вполне достаточно.

            Ничего не ответив, Зверь пнул ногой медальон. Громко заскрежетало и гигант потерял равновесие, когда его нога провалилась в круглую дыру, из которой тянуло свежим воздухом.

            - Туда, - скомандовал Теодор, - быстрее. Время вышло.

            Не успел он договорить, как из недр зелёного тумана донёсся знакомый уже рёв, с которым давеча нас прилетела навестить клыкастая зверушка, о четырёх крылах. Но в этот раз, судя по глубине звука, она решила привести с собой подружек. Очень много подружек.

            - Задержите их, - приказал Теодор, - хотя бы пару минут.

            Зверь кивнул и, сдёрнув автомат с плеча, растворился во мгле. Следом скользнули ещё три расплывчатые тени.

            - Быстрее внутрь! – рявкнул Теодор, но в этот раз не стал подавать пример, а остался снаружи, - быстрее, быстрее!

            Впрочем, подгонять никого не пришлось, стоило людям услыхать треск автоматных очередей, и они не мешкая ни секунды, поползли в узкий лаз. Заплечные мешки начали немедленно цепляться за края дыры, едва ли не наглухо заклинивая ползущих. Только теперь стало ясно, зачем наш руководитель остался здесь. Он принялся ловко пропихивать застрявших, иногда ограничиваясь лёгким тычком руки, а иногда как следует, пиная дёргающуюся задницу подошвой армейского ботинка. Исчезая из виду, люди громко матерились и повизгивали, из чего я сделал закономерный вывод – падать придётся с некоторой высоты, причём на твёрдую поверхность. В отверстии уже успели исчезнуть все учёные и теперь Теодор громко отдуваясь пинал Сергея, чей пакет сминался по краям, но упорно не желал пропускать владельца, хоть на сантиметр дальше. Мы, с Юриком, тоже налегали на эту живую затычку пытаясь, как можно быстрее отправить её по назначению.

            Стены тоннеля повело в дикой судороге и шлёпнувшись на задницу, я увидел, как отверстие, на мгновение расширившись, пропустило Серёгу внутрь. Из плывущих клубов зелёной мути выскочил совершенно одуревший Швед и не останавливаясь, запрыгнул в тёмный зев, взбрыкнув ногами во время своего короткого полёта. Следом появилась Вобла, на плече которой висел мотающий головой Круглый и зашвырнула своего дружка по направлению, проторенному Шведом. После этого тощая воительница, передёрнула затвор автомата и прижалась спиной к стене. Из её левой ноздри лениво выплеснулся ручеёк крови и пополз вниз.

             - А тебе, нужно особое приглашение? – рыкнул Теодор и потащил меня к отверстию, - здесь каждая секунда на счету…

            Как ни странно, но я сумел протиснуться по узкому проходу без особых проблем, лишь слегка ушибив плечо о незаметный выступ стены. Заранее подготовив себя к грядущему падению, я едва не забыл о нём в самый последний момент. Уже выпадая из лаза наружу я спохватился, уцепившись носками сапог за край дыры. Повисев пару секунд на полутораметровой высоте, я выставил перед собой руки и шлёпнулся на каменный пол. Естессно чёртов рюкзак перевесил, и вся эта акробатика окончилась кувырком. Мать!..Долбаная железяка в рюкзаке (какая-то банка?) второй раз приложилась к моему позвоночнику, причём в то же самое место. Автомат прошёлся по носу и открыв глаза, я обнаружил перед глазами чёрный зрачок его ствола.

            - Замечательно! – сказал я, отодвигая оружие в сторону, - просто великолепно!

            - Сваливай нахер! – заорала Вобла, протискиваясь через дыру, - как же ты меня задолбал!

  В чём-то эти рекомендации были невыполнимы, но отчасти я им последовал, отковыляв в сторону. Женщина приземлилась и привалившись к стене, вытерла потёк крови, заметно увеличившийся за эти несколько секунд. Посмотрев на алую жидкость, Вобла перевела взгляд на меня, и я увидел: её глаза плывут, как у боксёра после нокдауна. Следом, из дыры, показался Теодор Емельянович и в изящном прыжке опытного гимнаста, легко опустился на пол. Когда он сдёрнул с лица маску, серебристые бисеринки пота дождём брызнули во все стороны.

            В отверстии показались чьи-то сапоги, ожесточённо цепляющиеся за край лаза, точно их владельца кто-то тянул в обратную сторону. Теодор подскочил к дёргающейся обуви и вцепившись в голенища, потянул на себя. В глубине лаза треснула короткая очередь и Теодор сумел выдернуть рычащего Зверя, одежда которого оказалась исполосована на мелкие полоски. Мелькнули две кровавые полосы на лбу гиганта, и он ничком рухнул на пол, замерев без движения.

            Попутно великан зацепил Емельяновича, который и сам-то не слишком уверенно держался на ногах. Того отбросило назад с такой силой, что он неслабо приложился затылком о камень стены, растянувшись у ног Воблы.

            Как зачарованный я перевёл взгляд на дыру, из которой доносился громкий скрежет и шипение. Наружу выхлеснулось длинное щупальце, покрытое короткими чёрными волосками. Потом ещё парочка, вцепившихся в края отверстия. Видимо от ужаса, моё зрение обострилось, и я увидел острые, точно бритвы, когти, на концах щупалец. Именно эти лезвия и скрежетали по камню.

             Сердце рухнуло сквозь пятки в неизвестные глубины, пробив подошвы сапог и потянуло следом всю мою начинку.

            Когда смотришь кино про монстров, то не восринимаешь их всерьёз: аттракцион – он аттракцион и есть, ужасаешься, но не по-настоящему. Почему-то и теперь я никак не мог поверить в то, что передо мной настоящие щупальца, содрогающиеся в попытках протащить чью-то тушу через лаз метрового диаметра. Меня хватило лишь на то, чтобы попятиться, упёршись рюкзаком в стену пещеры. Надо было бы бежать, но конечности вновь отказали, не желая уносить от столь захватывающего зрелища. Громкое сопение раздавалось уже совсем рядом, а жуткий скрежет вынуждал нервы вибрироавть, подобно натянутым струнам.

             - Стреляй, - прохрипел голос за кадром.

            Как выяснилось, хрипела Вобла, пытаясь оторвать спину от стены. В её глазах бушевала такая энергетическая буря, что её токи нарушили моё оцепенение. Нащупав рукоять автомата, я вскинул оружие и попытался ткнуть стволом, хотя бы приблизительно, в направлении лаза. В дыре уже появилась бесформенная масса, покрытая множеством коротких, непрерывно шевелящихся волосков, напоминающих стрекала актинии. Палец судорожно сомкнулся на спусковом крючке и автомат оглушительно щёлкнул в тишине моих сумеречных страхов.

            Выстрела не было.

            Оно и понятно: с предохранителя то автомат никто снять не удосужился! Пока я тянул непослушные сосульки пальцев и сдвигал намертво прилипший предохранитель, тварь, с оглушительным пыхтением, начала выпихивать свою тушу наружу.

            Теодор приоткрыл затуманенные болью глаза и прихрюкнув от напряжения, ударил рукой по какому-то малозаметному выступу, у основания стены. Чудовище в проёме заверещало и пропало из вида, словно его выдернули наружу. Отвратительно хруснуло и отверстие в стене исчезло, скрывшись под массивной металлической крышкой. На её тусклой поверхности разевало рот лицо, подобное той угрюмой физиономии, которую я видел на входе в Бездну. Только эта морда была ещё страшнее, а гримаса оказалась ещё тоскливее.

            Невзирая на то, что силы окончательно покинули моё исстрадавшееся тело, я улыбался, как последний дебил. Боже, как я был счастлив! Мгновение назад мне удалось избежать неминуемой смерти, уж в этом я был уверен на все сто. Тварь сумевшая, без ущерба для себя, отбросить таких опытных бойцов, вне всякого сомнения, устроила бы здесь настоящую бойню.

            - Милосердный Боже, - пробормотал Теодор весьма странную фразу, - святые угодники.

            Очнувшийся Зверь произнёс более доступные, для меня, слова:

             - .б твою мать! – сказал он, с чувством, - твою мать!

            Продолжая сидеть у стены и радуясь непотерянной жизни, я настолько пришёл в себя, что решил осмотреться. Мы находились в небольшой пещере, которая теперь имела лишь один выход – проход под узкой аркой, украшенной переплетающимися рогатыми змеюками. Арка несомненно была делом рук человека и это показалось мне очень странным. Всё это место было настолько далеко от чего-либо, присущего человеку, поэтому всякое свидетельство пребывания здесь людей, казалось, по крайней мере, неуместным.

            Сама пещера напоминала куполообразный шатер с плоским основанием, диаметром порядка десяти метров. Я, в настоящий момент, находился в своеобразном аппендиксе – полутораметровом тупике. Остальные члены группы потерянно стояли посреди пещеры, рассматривая серые стены. Судя по испуганным лицам, явление лохматой тварюки с когтистыми щупальцами, не прошло мимо их внимания.

            Кто-то остановился около меня и потянув за воротник куртки, очень ласково сказал:

            - Честное слово, ты не представляешь, как мне хочется вышибить твои сраные мозги из твоей сраной головы, - Вобла слегка помедлила и хмыкнув, пояснила, - это же надо, единственный человек, который имел возможность задержать это уродище, поставил автомат на предохранитель!

             - Всё хорошо, что хорошо кончается, - достаточно внятно сказал я, - отвали от меня, пожалуйста. Не порть настроение.

             - Я бы тебе испортила, - неопределённо протянула Вобла и направилась в пещеру, бормоча о траханных дегенератах, понапрасну жрущих свой хлеб.

            Кстати, о хлебе насущном. Слегка отойдя от полученного стресса, начавшего покрываться лёгкой корочкой забытья, я ощутил открывшуюся в желудке пустоту. Оставалось надеяться на то, что уже пришло время принятия трапезы.

             К моему счастью так и было.

            Теодор, несколько оклемавшийся, после произошедшего, вышел на середину пещеры и слегка подсевшим голосом, объявил остановку на ночь. В связи с этим меня незамедлительно вытряхнули из моего рюкзака, где в общем-то и находился определённый запас продовольствия. Появились буханки хлеба, упакованные в полиэтилен и жестяные банки с яркими наклйками, извещающими о том, что они содержат тушёнку. Удивительно, как при таком количестве банок, у меня вообще сохранился позвоночник. Каждому досталось по четверти буханки, слегка несвежего хлеба и по банке тушёнки. Не могу сказать, будто мои глисты остались довольны подобным ужином, но я быстро успокоил их, указав на то, что он мог достаться врагу. Вместе со мной. Банка как-то незаметно опустела и поелозив последним куском хлеба по её блестящим внутренностям, я с огромным сожалением, окончил принятие пищи.

             Оторвавшись от бесполезной жестянки, я обнаружил, что большинство справилось со своей задачей намного быстрее и начало переходить от активной части отдыха к пассивной. Собрались дрыхать, короче. Двое учёных дутышей задремали так же, как и сидели – прислонившись спинами к стене. Третий свернулся калачиком на своём рюкзаке. Около четвёртого (точнее – четвёртой) уже сидел Серёга и что-то настойчиво втолковывал, размахивая руками. Девушка (весьма даже ничего!) обречённо кивала головой и бросала тоскливые взгляды по сторонам. Юра забился между двумя рюкзаками, каждый из которых был едва ли не больше его и накрыв лицо капюшоном, замер без движения. Швед и Круглый сидели около самой змеиной арки и свесив головы на грудь, перебрасывались короткими фразами. Вобла расположилась чуть поодаль и опёршись локтём о край торчащего из рюкзака ящика, сосредоточенно разбирала-собирала своё оружие. Зверь и Теодор вновь разложили карту и черкали её жирным чёрным маркером. Вобла собрала автомат и уставилась на меня немигающим взором голодного удава. Ощутив внутренний дискомфорт я заёрзал, но очень скоро убедился, как непросто укрыться от этого сверлящего взгляда. Вобла, как будто специально затеяла эту игру в гляделки, пытаясь вывести меня из полунирванного состояния. Даже закрыв глаза, я ощущал давление на лоб, точно кто-то давил на него толстым жёстким пальцем.

            - Какого хрена, - пробормотал я и поплёлся в тот аппендикс, откуда мы вторглись в пещеру, - лучше уж эта тварюка!

            Выражение это несомненно можно было опротестовать, но металлическая крышка выглядела достаточно надёжно, а Вобла скрылась от меня за поворотом коридорчика. В принципе, сейчас я видел только Сергея с учёной девахой (Серёга полез обниматься). Внезапно девчонка вскочила на ноги и громко сказала:

             - Да иди ты на хер, мудила!

            После этого она отодвинула ноги ловеласа-неудачника и направилась прямиком ко мне. Бросив свой рюкзак рядом с моим, она плюхнулась на него и отстегнув верхнюю кноку на куртке, поинтересовалась:

             - Можно здесь припарковаться?

            - Почему бы и нет? – я пожал плечами, - не один фиг, где сидеть,

            - Да не один! – в сердцах ответила она, - стоит оказаться в мужской компании и какой-нибудь мудила обязательно считает своим долгом достать до самых печёнок! Хер у него, видите ли, зачесался!

             - Да я вроде бы, тоже мужская компания, - несколько обескуражено хмыкнул я, - и означенный орган у меня тоже имеется.

            - Давай на ты, - сказала она, протягивая мне ладонь, - меня зовут Оксана.

            Пожав ладонь, я предложил ей слезть с мешка, уж чересчур она напоминала Наполеона, восседающего на барабане. Хихикнув, девушка решила последовать моему совету и присела на тёплый пол, рядом со мной.

            Некоторое время она молчала. Я решил, будто она уснула и сам начал подрёмывать.

            - Какие мысли обо всей этой срани? – спросила девушка внезапно, нарушив мою дремоту, - честно говоря, я нифига не понимаю! Такое ощущение, крыша вот-вот слетит с катушек. Какие-то подземелья, твари и прочая чертовщина.

            - Не знаю, - ответил я, потирая глаза, - мне просто предложили подзаработать деньжат на переноске аппаратуры. Видимо вашей. А тебе, какую хрень наплели?

             - Да всякую срань, - она раздражённо махнула рукой, - о заброшенных урановых рудниках, забытых запасах топлива для станций. Вроде, как сырьё для оружия. Да только лабуда это всё – нет здесь радиации, даже остаточной и это само по себе странно. А все эти шахты похожи на чёрт знает, что, но только не на остатки уранового рудника.

            - Когда-нибудь узнаем, - зевнул я, - кто-нибудь проговорится. Скажи лучше, ты чё, такая крутая научная деятельница, раз тебя взяли в эту экспедицию?

             - А ты, как думаешь? – приподняв нос, высокомерно заявила Оксанка, но не выдержав взятого тона громко прыснула, - да нет. Просто лаборатории предложили заняться этой работой, пообещали хорошие деньги, вот я и упросила муженька включить меня в состав группы. Лишняя деньга ещё никому не помешала.

             - И кто из них твой супруг? – я кивнул на спящих, - вон тот - молодой? С истерическими приколами?

            Оксана зажала рот рукавом, пытаясь удержать хохот внутри.

             - Это – Семён Кошкарёв, - всхлипнула она, отсмеявшись, - главный лаборант лаборатории нестабильных изотопов, хоть фактически он выполняет обязанности заведующего лабораторией. Его начальник постоянно за границей.

            - Очень ценная информация, - я пожал плечами, - думаешь объяснила? С чего это тебе так весело стало?

            - Да он же – педик! Голубой щенок – вот его кликуха, - она опять прыснула, - об этом все знают. Да он не слишком-то и маскируется. Любой симпатичненький студентик великолепно проинформирован, лабораторную этому ультрамариновому лучше всего сдавать через задний проход. Если бы он не был таким хорошим специалистом – то уже давно получил бы коленом под свой раздолбанный зад.

            - И кто тогда?

             - Да нет его, здесь, - на лице Оксанки появилось досадливое выражение, словно она вспоминала нечто малоприятное, - мой муж – ректор института.

            - Ах вот оно как, - протянул я, пытаясь вспомнить неизменного руководителя того учебного заведения, где мне, в своё время, пришлось обучаться. В памяти блуждало нечто, достаточно древнее для определения в археологический музей, - хм, однако…

            - И ты мне хочешь попенять, за моего старика? – с горечью сказала девушка и я ощутил, как она напряглась.

            - Да погоди ты! Наёжилась, как дикобраз, - я взял её за холодную ладошку и похлопал по ней, - ни фига я не хочу сказать. Разве не понимаю, какие ситуации могут быть в жизни. Особенно в наше время…

            Ладонь расслабилась и заметно, потеплела. На полных чувственных губах промелькнуло выражение, напоминающее благодарную улыбку. Оксана внимательно посмотрела на меня и подвинулась ближе так, что её, обтянутое джинсами бедро коснулось моего. Удивительно, вроде бы мы, одетые люди, находились в странном и жутком месте, да ещё и невероятно устали…Короче, я ощутил возбуждение. Такова, стало быть, человеческая природа.

 

 

 

 

 

 

             - Я тогда училась на первом курсе, - доверительно сказала Оксана и запрокинув голову, упёрлась затылком в стену пещеры, - денег ни хрена не было. Много я могла снять с матери, если папашки не было и духу? Начала подрабатывать, пропустила занятия и на сессии конкретно попала. Думала всё – вышибут. Вызывают к ректору. Ну, готовлюсь к последнему разговору и на свободу, с чистой совестью. Захожу – сидит. Куда там! В костюме, при галстуке, волосы выкрасил – Казанова, короче. Предложил, для начала, быть его любовницей, а там как получится. Мне куда деваться? Мать копейки зарабатывает, бабку в больницу положили: денег надо – немеряно. И учёбу продолжать тоже как-то нужно. Ну и как я должна была поступить?!

             Глаза её сверкнули набежавшими слезами, а губы кривились, точно от боли. Когда так делала моя супруга, я знал – надвигается грандиозная истерика. Слава богу, кое какие методы для предотвращения грядущего шторма, были мне знакомы. Обняв Оксанку за плечо, я подтянул её к себе и прошептал на ухо:

            - Ну, прекрати, - она замерла, и её голова склонилась ко мне, - я же тебе ничего не говорю. Не буду, даже, говорить, типа понимаю твою ситуацию – её может понять только тот, кто сам в ней побывал. Было так – стало по-другому. Что-нибудь хорошее обязательно случится.

             - Ты прямо-таки – буддист, - Оксана посмотрела мне в глаза и смахнула слезинку, повисшую на реснице, - но знаешь – это успокаивает. Давно, со мной, так никто не разговаривал.

             - Почему-то мне всегда было легче общаться с женщинами, - пояснил я, ощущая, как аромат Оксанкиных духов прошёлся по ноздрям и мягко ударил по мозгам. Говорить становилось всё труднее, - надо было мне стань психоаналитиком или сексопатологом. Кстати, о птичках, надеюсь у тебя хорошо получается мстить своему старперу?

             - Ещё как! – как-то нервно хихикнула девушка и совсем плотно прижалась ко мне, отчего мой пенис попытался провертеть дырку в одежде и выглянуть наружу, - правда, эта старая скотина всё время пытается меня контролировать. Погляди, кого он послал, вместе со мной – педика Кошкарёва; Лёху Семенчука – это вон тот, крепкий дядька, с усами – он

 работал в Припяти и теперь у него не стоит. И Евгения Матвеевича Жуковского, тридцать пять лет доблестной работы в Семипалатинске – сам понимаешь.

            - Так что же ты терялась с Серёгой? – моя рука, непроизвольно, соскользнула ей на бедро, а её ладонь, точно так же нечаянно, легла на мою ногу. Рядом с промежностью, - воспользовалась бы моментом.

             - А он не в моём вкусе, - Оксанкина рука превратилась в ковыляющего краба, котрый обнаружил интересный секрет под материей моих джинсов, - не люблю наглых говнюков, уверенных в том, что им не откажут. Вот если бы ты был не женат…

             - Ты знаешь, - я повернулся к ней, и моя вторая рука совершенно неожиданно для меня самого, притянула девушку поближе, - я подозреваю, моя жена мне изменяет…

            Честно говоря, сейчас я про неё и не вспоминал. Рядом со мной сидела молодая симпатичная девушка, чья рука поглаживала мой детородный орган, совершенно недвусмысленно говоря о её намерениях. Меня бросило в жар, и я начал подготовку к стыковке наших губ.

            - Бедненький, - прошептала Оксанка.

            Стыковка состоялась.

            Раздеваться оказалось не слишком удобно. Одежда окостенела и упорно не желала сниматься, в то время, как руки, дрожа от возбуждения, едва не срывали пуговицы и кнопки. Ко всему прочему, мы ещё и непрерывно целовались, сплетаясь языками так, точно во рту поселился выводок обезумевших змей. Наши мешки в первый раз порадовали меня, оказавшись достаточно громоздкими, чтобы скрыть от посторонних взоров. Мы покатились по полу и лаская грудь лежащей подо мной девушки, я вновь и вновь целовал её губы. Заниматься любовью на твёрдом полу было неудобно. Наверное. Я этого не заметил. Как не заметил и пролетевших полутора часов, выныривая из сладостного тумана лишь послушать постанывание своей партнёрши.

            Только когда всё закончилось, мы отвалились друг от друга, вялые, ничего не желающие. Пока.

            Полежав несколько минут без движения, Оксана начала неторопливо одеваться, стараясь не показываться из-за наших мешков. Весьма разумное решение и я чуть позже, последовал ему, попутно обнаружив отсутствие парочки пуговиц. Экипировку мы проделывали в абсолютном молчании и лишь увидев пистолет, Оксана хотела сделать какое-то замечание, но передумала. Не сговариваясь, мы положили свёрнутые куртки под головы и легли бок о бок. Её рука легла на мою грудь, после чего девушка потёрлась своей щекой о мою.

            - Было хорошо, - едва слышно сказала она, - очень хорошо…

            - Мне тоже, - прошептал я и поцеловал её в висок.

            Глаза девушки подёрнулись сонной поволокой. Интересно, а ведь похоже, таким образом она решила снять сегодняшний стресс. Ну и ладно – это было намного лучше, чем водка. И даже прикольнее, чем ванна и холодное пиво.

             - Знаешь, - сонно пробормотала Оксанка и погладила меня по животу, - странная вещь получается.

             - Какая? – спросил я и накрыл её ладонь своей.

            - Есть две группы - крутые и мы, учёные. А вы, - она помолчала, - вас и группой –то не назовёшь. Не пришей сам знаешь, чему, рукав. Странно…

            Она умолкла, словно наконец, подчинилась увещеваниям сна. Однако ресницы закрытых глаз ещё подрагивали.

            - Мне было так страшно, сегодня, - пробормотала она, - когда эта каменная пасть…Так страшно.

            Всё, она окончательно вырубилась, оставив меня размышлять о странных событиях в которые я оказался вовлечён по самое не балуй. Казалось эти мысли не дадут даже вздремнуть, но сон имел на этот счёт свои собственные соображения. Стоило на секунду отвлечься, и он моментально слизнул сознание в свои глубины.

            Пробуждение оказалось куда неприятнее. Зычный голос Зверя возвестил начало нового дня гулким рёвом: «Подъём, ублюдки!» Вопль заметался под куполом пещеры, словно испуганная птица и набросился на пробуждающихся людей голодным коршуном. Когда я начал подниматься, то обнаружил неладное: за ночь мою шею поменяли на волчью, поставив, при этом, множество синяков по всему телу. Кроме того, побаливали ушибленные колени и локти, напоминая о том, что даже самое хорошее в этой жизни, имеет свои тёмные стороны. Оксанки уже не было – она улизнула ещё ночью, прихватив свой рюкзак. Из-за этого казалось, будто вчерашнее попросту приснилось мне.

            - Кто хочет пожрать – бегите немедленно! – продолжал взрёвывать Зверь, потряхивая звякающим мешком, - время у нас ограниченно. Думаю, после вчерашнего, никому не надо пояснять, это – не пустой звук.

             Никто в этом и не подумал усомниться. Я так в особенности. Поэтому, стараясь не ворочать ноющей шеей, как можно быстрее отправился за полагающейся порцией. Навстречу мне попалась Оксанка и слегка улыбнувшись, кивнула головой. Когда я кивнул в ответ и начал проходить мимо, её губы легко прошлись по моей щеке. Мимолётный поцелуй, однако он заставил меня усомниться в том, что вчерашнее было только снятием стресса или же пустой интрижкой. Не могу сказать, что ситуация от этого стала легче и понятнее. Тем более, эта девчонка мне очень и очень понравилась. Вот блин! Не было печали…

             - Ну как, засадил? – выдохнул Серёга, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, - и как ты её уломал?

            - Ты это, о чём? – холодно поинтересовался я, изо всех сил сдерживая язык за зубами, - приснилось чего?

            - Да пошёл ты на… - сказал Сергей и отошёл, с крайне обиженным видом, бормоча о мудаках, которые портят всю малину. Подразумевался, очевидно, я.

            Завтрак представлял собой полное повторение ужина и с внезапным испугом, я сообразил: некоторое время мне придётся сожительствовать с полупустым желудком. Упомянутый орган, раньше хозяина уяснил, откуда ветер дует и выразил своё недовольство громким урчанием. Похлопав по недовольному пузу, я тяжело вздохнул и повинуясь приказам Теодора, начал вползать в лямки рюкзака. Сегодня никто не шутил, не разговаривал и не задавал вопросов – у всех были сумрачные недовольные физиономии обречённых людей. Один Теодор казался светящимся, от переполняющей его энергии – придерживая одной рукой ремень автомата, другой он сжимал бритвенный станок, которым ожесточённо елозил по своей физиономии, придавая ей синеватый оттенок. Чёрт, я даже не заметил на его угловатой морде, полученных вчера, царапин!

            Зверь, Круглый и Вобла стояли перед змеиной аркой, направляя ослепительные лучи фонариков в её проём, где можно было различить начало нового тоннеля. Я разглядел на внутренней поверхности арки остатки ржавых петель, словно когда-то, давным-давно, здесь были ворота.

            Теодор подошёл к соим помощникам, разворачивая новую карту и начал тихий инструктаж. Судя по многочисленным отметкам – именно этот листок они марали вчера на пару со Зверем.

            Получив указания, Круглый нырнул в полумрак тоннеля, но тотчас вернулся обратно, согласно кивнув головой. Консенсус оказался достигнут. Тотчас же Вобла повернулась спиной к своему приземистому товарищу и тот извлёк из её рюкзака моток верёвки, с какими-то блестящими крючками на конце. Приняв эту бухту, Вобла направилась по маршруту, проторённому Круглым.

            Кто-то подошёл ко мне сзади и взялся за ягодицы, крепко сжимая их пальцами.

            - Я тебя хочу, - выдохнул знакомый голос, и Оксанка прижалась ко мне всем телом, - хочу! Немедленно!

             - Я тоже, - не поворачиваясь, прошептал я, - но, боюсь сейчас – это просто нереально.

             - Тогда вечером, - её руки продолжали свою ласку, а хриплое дыхание говорило о том, насколько получаемое удовольствие взаимно, - главное – избавиться от лишних глаз.

            Всё это, плюс ещё не успевшие стереться из памяти воспоминания вчерашнего вечера, настолько завели меня, что я на полном серьёзе, стал размышлять о том, как бы невзначай вернуться в тот самый аппендикс и…К счастью, Зверь не дал мне довести этот идиотизм до его нелогического завершения.

             - Сюда, - указал он своей огромной ладонью в сторону змеиной арки, - да быстрее же, засранцы, в порядке живой очереди!

            Построением живой очереди руководил Круглый, отдавая неразборчивые указания глуховатым голосом. Сам не знаю, как это получилось, но я почему-то оказался в самом начале нашего, не слишком длинного ряда и первым нырнул в полумрак тоннеля. Громко хрустнуло под ногами, и я замедлил шаг, пытаясь рассмотреть, по чём ступают мои ноги.

Выяснилось – по напрочь сгнившей двери, от которой остались только трухлявые щепки да засов, коричневый от ржавчины. Забавно – засов находился с обратной стороны.

            - Иди, иди, - подтолкнул меня Швед, шедший следом и обдал густым перегаром, - раньше сядешь – раньше выйдешь.

            В похмельном голосе мне почудилась скрытая усмешка, но обернувшись я не обнаружил на бульдожьем лице ничего, кроме собачьей сосредоточенности. Тупые глазки бультерьера уставились на меня из-под низкого лба, и я ощутил укол тревоги пополам с недоумением: какого дьявола я делаю здесь, в этом жутком месте, среди дегенеративных убийц? Эхе-хе…Ответ скрывался в кармане моей куртки, а вторая его половина маячила где-то в светлом будущем.

            Выяснилось, коридорчик очень даже короткий, причём заканчивается он, обрываясь отвесным склоном, куда я сослепу едва не рухнул. В последний момент, когда я уже начал помахивать руками, готовясь к спуску на четырёхметровую глубину, меня ухватил за куртку подскочивший Швед.

            - Не торопыся, - сказал он, ухмыляясь, - ещё не время.

            Теперь издевательская насмешка в его голосе стала совершенно очевидной.

            - Цепляйся за верёвку, - сказал лысый, мотая своей биллиардной головой, - и чухай вниз.

            - Какую верёвку? – тупо спросил я, - как цепляться?

            Ага, вниз уходила воблына верёвка, закреплённая массивной скобой, вбитой в камень. Где-то внизу мелькнул свет фонаря и ослепил меня, упёршись в лицо. Голос Воблы недовольно каркнул:

            - Вы чё там? Трахаетесь? Давай вниз.

             - Валяй, валяй, - ободряюще гыгыкнул Швед.

            Ненавижу отвесные стены четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты в полной темноте, да ещё и с тяжеленным рюкзаком за спиной! М-мать!.. Долбаный мешок потянул вниз и, получив чувствительный ожог ладоней, я едва успел остановить свободное падение. Неразличимая в темноте, стена метнулась к лицу, и я с трудом успел убрать нос, спасая его от превращения в лепёшку. Ощущая боль в обожженных ладонях и неприятную слабость во всём теле, я продолжил спуск, размышляя, не было ли ошибкой, определение высоты в четыре метра. Спуск всё продолжался и продолжался, а проклятый мешок всё больше оттягивал плечи назад, уговаривая закончить всё как можно быстрее. Ещё минута, подумал я, и мои руки не выдержат.

            Где-то, над головой, раздался сердитый голос Воблы:

            - Ты думаешь отцепляться от этой долбанной верёвки?

            От неожиданности я разжал пальцы и камнем рухнул вниз. С десятисантиметровой высоты. Ноги подогнулись, и я шлёпнулся на задницу, до щелчка в зубах.

            - Как же ты меня достал! – сказала эта фурия и подняв на ноги, прислонила к стене, - по-моему, кроме как потрахивать смазливых баб, ты больше ни на что не способен.

            - Интересно, - сказал я, тяжело дыша, - сколько человек нам вчера держали свечку?

            - Трахаться надо было потише, - Вобла отвела глаза в сторону, - стонали, как придурки.

             Я только открыл рот, в ответ на это излияние. По-моему, эта бездушная воительница оказалась смущена. Вот это номер! Не дожидаясь ответа, Вобла отошла к тросу, содрогающемуся под тушей Шведа. Ну, ну, чем дальше в лес – тем толще партизаны.

           Этот коридорчик оказался ещё короче предыдущего. В его конце мерцало светящееся пятно и моё любопытство, благополучно дремавшее всё последнее время, пробудилось, позёвывая и потягиваясь. Продрав глаза, оно немедленно погнало меня вперёд, посмотреть, не найду ли я каких-нибудь приключений на свою задницу. Светлый участок становился всё больше и пройдя тоннельчик до конца, я понял, что вижу светящийся пол огромного зала, вся верхняя часть которого была погружена во мрак. Сияющий пол состоял из шестиугольных плит, прораставших тонкими столбами исчезавшими, по мере того, как они поднимались во мрак. Этих колонн оказалось несчитанное множество и за их чащей совершенно скрывалась противоположная стена увиденной мною пещеры. А возможно, судя по тому, как расходились стены, зал имел поистине исполинские размеры.

            Смутная тень мелькнула у основания одной из колонн; на мгновение скрыв голубоватое сияние…Тень, величиной с ротвейлера и такой же комплекции. Поправив лямку сползающего рюкзака (надевал ведь сам, без помощи Круглого) я взял автомат в руки и направил ствол туда, где мелькнула тень. Ничего не происходило. Тогда я осторожно скосил глаза и обнаружил, что оружие (ну естественно!) стоит на предохранителе. Чертыхнувшись, я сдвинул флажок и в ту же секунду кто-то больно сжал мою руку, потянувшуюся к спусковому крючку. Я шарахнулся было в сторону, однако рука Теодора, сжимающая мою, удержала меня на месте.

            - Спокойнее, молодой человек, - он разжал пальцы и вышел вперёд, - не стоит лишний раз открывать огонь. Особенно, когда в этом нет никакой надобности. Вспомните предупреждение, гм, Зверя.

            Странная у него была манера выражаться, старомодная какая-то. Похоже этот мужик обчитался старых книг, этого, как его, Акунина. А может и ещё каких-нибудь. Откуда у него взялась бы карта этих подземелий, да и книга та, при помощи которой нарик отправился в каменную пасть. Да кто вообще такой, наш предводитель? Человек, за всё это время не произнёсший ни единого матерного слова?! Клинический случай…

            Оттолкнув меня в сторону, прошествовал Круглый, следом за которым тянулся наш караван. В такой толпе съесть первым меня не должны, решил я и спокойно вошёл в зал с колоннами, ощутив, как морозные колючки вцепились в кожу лица. Изо рта вылетело облачко пара, а в носу немедленно защипало – в этом месте морозило, как на северном полюсе! Светящийся пол скользил под ногами, точно хорошо отполированный лёд и сделав пару шагов, я едва не приложился задницей к одной из шестиугольных плит. В самый последний момент успел ухватиться рукой за колонну и тут же зашипел от боли – ледяная до ожога, она казалась раскалённой.

            Круглый повёл лучом фонаря по частоколу колонн, а потом запрокинув голову, поднял столб света вверх. Издав нечленораздельный возглас, Теодор ударил по фонарю, едва не вышибив его из рук ничего не понявшего парня. Не знаю, узрел ли чего Круглый, но меня, увиденное, поставило в полнейший тупик. Колонны уходили всё выше и выше туда, куда уже не в силах был достать даже луч мощного фонаря. Метров пятьдесят, по меньшей мере - такова была высота этого зала. А ведь с начала путешествия, мы опустились под землю метров на десять, не больше. Никаких гор в округе не было. Мне пришла в голову мысль о зеркалах, но тут же исчезла – луч света не отражался от потолка – он просто уходил всё выше, пока не начинал рассеиваться. Куда мы попали? Что это за проклятое место, где оживают стены, водятся непонятные твари и наличествуют такие пещеры?

            В голову пришло лишь воспоминание о прочитанном Мастере и Маргарите, а именно тот момент, где Бегемот рассуждает о четвёртом измерении. Похоже наше помещение кто-то тоже, увеличил до чёрт знает каких размеров. Хрень, какая-то…Всего этого, попросту не могло быть. Мысль о кошмарном сне, вновь и вновь возвращалась в голову. Уж лучше так, чем воспринимать этот бред в качестве реальности. В любом случае мозги уже отупели, ворочаясь в глубинах психоанализа. Поэтому, пока мы шли между колоннами, поскальзываясь на плитах этого светящегося катка, я лишь тупо рассматривал своё размытое отражение, понуро передвигающее ноги с противоположной стороны параллельного мира. То ли температура уменьшилась, то ли я начал замерзать, переставая ощущать кончики пальцев на руках. Приходилось отогревать их дыханием.

            Теодор и Зверь решительно шагали впереди, уверенно сворачивая между колоннами, будто в этом мире холода и однообразия у них существовали некие, им одним заметные ориентиры, позволяющие не сбиться с пути. Начав присматриваться, я действительно обнаружил на тёмной поверхности колонны метку, похожую на короткую стрелку. Отметина не выглядела особо древней и не удержавшись, я провёл по ней пальцем. Посыпалось ледяное крошево, стрела стала намного чётче, а палец немедленно онемел.

            - Увидел, чего? – поинтересовался Швед, остановившись около меня.

            - Ничего, - угрюмо буркнул я, - отдохнуть остановился.

            - На том свете отдохнёшь, - хмыкнул лысый засранец и прошёл мимо, пробормотав что-то, наподобие: «уже недолго осталось».

             Широкая спина водителя мелькала впереди, и я совершенно отчётливо понял, именно его ненавижу. Кто-то из группы мне не нравился, кто-то раздражал, а вот этого ублюдка я ненавидел. Хотелось поднять автомат, нажать на спуск и посмотреть, как этот урод будет кувыркаться на полу, разбрызгивая свою гнилую кровь. Получившаяся картинка оказалась чёткой, точно реальность, и я никак не мог понять: почему этот говнюк продолжает шагать вперёд, а не скользит к ближайшей колонне, оставляя за собой алый след. Тяжело вздохнув, я ещё раз провёл пальцем по ледяной стрелке и поспешил следом за удаляющейся группой.

             Впереди треснул выстрел и гневный голос Теодора раскатился между колоннами, словно тревожный набат. Выяснилось, отповедь руководителя относилась к Круглому, который растерянно разводил руками.

             - На кого я могу положиться? – Теодор повернулся к Зверю, сумрачно взирающему на своего подопечного, - если ваши лучшие люди ведут себя подобно неофитам! Сколько я могу повторять, в этом месте стрелять не рекомендуется. Ну и посмотрите, к чему это привело.

            Он замолчал и поднял руку вверх. Все притихли, вслушиваясь в абсолютную тишину. Нет! Откуда-то сверху, из темноты, донёсся звук, напоминающий тот, который издаёт материя, хлопающая на ветру. Одиночное, поначалу, шлёпанье начало приумножаться, превращаясь в оглушительный рокот океанского прибоя. Во мраке, куда уходили тонкие стволы колонн появилось множество багровых точек, стремительно увеличивающихся в размере.

            - Это глаза, - прошептала Оксанка, стоявшая рядом, - О боже, сколько их!..Мне страшно…

            Жутко стало не только ей. По мере того, как красные фонарики увеличивались в размерах, во мне нарастало чувство безнадёжной обречённости.

            - Уходим! – сказал я, заметив, как остальные, ведомые Теодором, быстро удаляются, - да сваливаем!

            Хлопанье крыльев (а чем оно ещё могло быть?) стало оглушающим. Не знаю, какой величины были эти твари, но точки их глаз уже превратились в автомобильные фары и продолжали увеличиваться. А ведь тварюки ещё не преодолели и половину, разделяющего нас, пространства.

            К счастью, спасение оказалось совсем рядом - повернув за очередную колонну, мы оказались перед узким, не шире полуметра, лазом в стене, откуда в ледяную пещеру проникал рассеянный зелёный свет. Правда, в настоящий момент, свет не поступал, поскольку лаз оказался наглухо перекрыт массивной задницей Шведа, покидавшего сие славное место. Стоило этой заднице освободить выход, и я немедленно забросил туда Оксанку, удерживаясь, чтобы не полезть первому. Зверь, стоявший около стены, молча мотнул головой и не дожидаясь особого приглашения, я нырнул в лаз, пихая рюкзак перед собой. За спиной послышался скрежещущий звук омерзительного вопля, оборванный длинной очередью из автомата. Кто-то наподдал мне под зад вытолкнув, как пробку из бутылки. Силой, которая помогла мне преодолеть препятствие, оказался Зверь, дышащий, точно бегун после марафонского бега. Едва мы выбрались наружу, как Теодор захлопнул массивный металлический люк, с изображением жуткой крылатьй твари, скалящей клыкастую пасть. Громко щёлкнули шесть запоров, расположенных по окружности люка, и наш предводитель облегчённо вздохнул, ослабив воротник бушлата.

            Утробно скрежетнуло с обратной стороны запертого люка и через металл прорвалось гулкое эхо слышанного мной ранее вопля. На всякий случай я отодвинулся подальше – мало ли, какая гадость притаилась с другой стороны металлической крышки.

             - Слава Богу, - сказал Теодор, косясь на Круглого, успевшего вернуть на своё азиатское лицо маску невозмутимости, - что мы находились так близко к выходу. Будь мы чуть дальше…

             Он не договорил, покачав головой, но на его лицо легла тёмная тень. Почему-то мне не хотелось напрягать воображение и представлять ту мерзопакость, которая опускалась к нам из мрака.

             - Б…дь! – с чувством выдохнул Зверь и изо всех сил ударил Круглого кулаком в живот. Тот тихо крякнул и согнулся, - знал бы ты, мудолом, какое дерьмо я там видел! Самого бы засунуть в эту жопу!

            Тяжело дыша, Круглый выпрямился и потёр ушибленное место. Похоже он собирался возразить, но передумал. Возможно, причиной тому была Вобла, с тихим шиканьем вонзившая в его бок свой локоть. Остальные не обращали внимание на эту краткую разборку, но вовсе не из опасения получить свою долю оплеух. Их внимание оказалось приковано к зрелищу новой пещеры, куда мы угодили.

            Эта оказалась ещё больше предыдущей (откуда, чёрт побери, берутся эти пространства?!) и освещена намного лучше. Стены исполинского помещения уходили на

 огромную высоту, где соединялись в купол, фосфоресцирующий слабым красноватым светом. Мне показалось, будто с потолка на нас взирают огромные изображения чьих-то печальных лиц. Но были ли это действительно картины невероятных размеров или просто игра теней – не знаю. Гигантские колонны, напоминающие оплывшие свечи. вырастали из бугристого пола и вонзались в потолок. Стволы колонн изгибались под невозможными углами, оставив меня в недоумении: как подобные конструкции – природные они или нет – умудряются стоять, не разрушаясь?

            Мы находились на небольшой площадке, окружённой невысоким барьером, сохранившим следы древней лепки. Сейчас эти скульптурные изыски седой древности напоминали неудачные копии человеческих гениталий. Балкон возвышался над полом пещеры метров на десять и от него вниз вела крутая узкая лестница, состоящая из выщербленных потрескавшихся ступеней. Насколько я мог заметить, подобных балкончиков было не менее двадцати, правда большая часть из них, оказалась завалена каменными обломками, преграждавшими путь возможному путешественнику. Неровная каменистая поверхность пола больше всего напоминала, виденный мною ялтинский пляж с его изобилием овальных булыжников. Кое где, между колонн, я заметил проплёшины, посреди которых чернели круглые отверстия, защищённые низким бордюром. Эти дыры напоминали колодцы, но по какой-то причине вызывали сильное беспокойство. Казалось, будто это глаза огромного злого существа, наблюдающего за незваными пришельцами.

            - Может быть немного передохнём? – заикнулся тот, кого Оксанка назвала Евгением Матвеевичем Жуковским, - ноги всё-таки болят, после вашего катка.

            - Тебе сообщат, когда наступит время примостить задницу, - отрезал Швед, который с каждой минутой, вёл себя всё увереннее.

            - Привал будет сразу, после того, как мы пройдём этот участок, - негромко сказал Зверь и положил руку на плечо лысому, отчего тот пригнулся к земле, - А ты - заткнись. Здесь указания отдаю я.

            - На запад, от четвёртого колодца, - бормотал Теодор, присев на плоский камень и разглядывая разложенные вокруг карты. В руках у него обозначился знакомый мне чёрный том, - хоть убей не понимаю, чем руководствовался Казимир. Казалось он ничуть не задумывался, когда выбирал нужный колодец.

            Зверь склонился над ним и подобрал один из листов, задумчиво поворачивая его из стороны в сторону. Потом он посмотрел поверх листа на панораму зала и похлопал Емельяновича по плечу. Когда тот поднял голову, гигант показал ему некую точку на карте, а затем протянул палец вперёд. Лицо Теодора просияло.

             - Огромное спасибо, - сказал он, укладывая карты в планшет, - откровенно говоря, я не скоро догадался бы проверить именно этот план.

             - Без проблем, - невозмутимо отрезал Зверь, - у меня идеальная память на подобные вещи.

             - Почему-то мне не по себе, - сказала Оксанка, стоящая за моей спиной. Обернувшись, я увидел, как она подозрительно косится на огромные колонны, тлеющие бледно-зелёным сиянием, - возможно я чересчур часто повторяю одно и то же, но это проклятое место доводит меня до безумия. Может – это какой-то эксперимент? У меня крыша начинает уезжать, когда я пытаюсь представить, где мы можем находиться.

            - С радостью бы успокоил, - мрачно сказал я, придвинувшись к ней и поглаживая крутые бёдра, обтянутые джинсами, - однако должен признаться, мне и самому до охренения страшно.

            Её попка напряглась, стоило моим пальцам пройтись по упругим полушариям, и мы легко соприкоснулись губами. Все страхи отошли на второй план. Даже недобрый взгляд колодцев-глаз перестал давить на затылок, когда волна возбуждения прошла по моему телу, нарастая с каждой секундой. Следующее касание губ оказалось совсем не мимолётным, так что языки успели назначить друг другу свидание и даже поболтать о каких-то глупостях. Чёрт – это было какое-то наваждение! Мы же были на виду у всех. Отстранившись от девушки, я успел поймать несколько разнокалиберных взглядов: завистливый – от Серёги; осуждающий – от Жуковского; изучающий – от Воблы.

            - Идём очень тихо, - сказал Теодор, - никаких разговоров, ни малейшего шума. Это – вопрос выживания, поймите.

            - Очень тихо, - повторил Зверь и до хруста, сжал огромный кулак. Намёк оказался весьма доходчивым.

            На этот раз руководитель не прятал загадочную книгу, а продолжал держать её в руках. Осторожно ступая по щербатым ступеням, он начал спуск по древней лестнице. Ноги он ставил так, чтобы ни малейший кусочек камня не попал под подошву ботинок. Очевидно в требуемой тишине существовала определённая необходимость. После ледяной пещеры, с её глазастыми тварюками, едва не сделавшими нам бо-бо, я постарался шагать, как маленькая мышка, которой вздумалось водить хоровод вокруг спящего кота.

             Но высказанное пожелание дошло не до всех: Швед оглушительно чавкал жвачкой, шевеля при этом, плоскими ушами. От этих усилий по его лысине пошли поперечные складки, отчего она приобрела определённое сходство с…Хрен в пальто, короче. Юра, изрядно сдавший за последнее время, понуро брёл вниз, загребая ногами и спотыкаясь на каждой ступеньке. Естественно – это вызывало целый водопад катящихся осколков. Сергей напротив, был чересчур возбуждён и бормотал себе под нос некую скороговорку, посапывая от злости.

            В такой, достаточно громкой, тишине мы спустились вниз и ступили на странный подземный пляж. Теперь гигантские колонны, удерживающие свод, казались ещё больше, напоминая исполинские стволы доисторических деревьев, засохших в незапамятные времена. Я бы в полной мере ощутил подавляющую величину этих великанов, если бы не тёмные зевы колодцев, разбросанных по всему пространству пещеры. От них исходило ощущение такого безграничного зла, что ледяные мураши, от ужаса, спрятались на моей спине и ползали по ней, протыкая кожу острыми лапками. Как я заметил, Теодор постарался проложить наш маршрут, как можно дальше от зловещих отверстий. Но расстояние не помешало мне заметить массивные металлические крышки, удерживаемые на месте широкими запорами, которые сохранились на некоторых колодцах. На большинстве же, люки отсутсвовали напрочь и лишь кое где взгляд натыкался на их посеревшие, от пыли, остатки. Именно около отверстых дыр ощущение зла становилось физически ощутимым.

            Семенчук, сорокалетний мужчина с покатыми плечами и кривоногий, словно кавалерист, достал из кармана куртки небольшой приборчик и повёл им из стороны в сторону. Приспособление едва слышно щёлкнуло и Семенчук поднёс его к глазам. Удивлённо хмыкнув, учёный покачал головой и спрятал прибор обратно.

             Остановившись около щербатой поверхности колонны, Теодор посмотрел на блестящий кругляк, зажатый в ладони. Кажется – это был компас или его подобие. Сориентировавшись, руководитель махнул рукой в сторону одной из лестниц и все направились туда, запрокидывая голову, в попытках рассмотреть колонну на близком расстоянии. Странное дело – этот столб-переросток показался мне живым, хоть откуда у меня возникло это ощущение – я так и не понял. Видимо не только я чувствовал подобное, потому как Жуковский догнал Теодора и принялся яростно шептать ему в ухо, указывая пальцем в сторону колонны. Емелянович отрицательно качнул головой и старый учёный разочарованно отстал.

            Оксанка слегка сбавила темп и оторвавшись от своей группы, пошла рядом со мной. Её рука, как бы невзначай, упала с лямок рюкзака и повисла вдоль тела. Я повторил этот нехитрый жест и наши ладони соединились, переплетясь пальцами. Не знаю, какое чувсво двигало этой девушкой. Да и во мне присутсвовало нечто непонятное…Это было больше, чем обычное желание, но вот что? Времени, получше узнать друг друга было слишком мало, а посторонних глаз вокруг – слишком много. Быть может потом, после того, как мы выберемся из этой преисподней, чем бы она ни была. Пока же я мог только размышлять, как бы получше устроиться сегодняшним вечером, укрывшись от назойливого внимания. Странно, почему никто из крутых не попытался воспользоваться моментом вседозволенности.

             Мысли о грядущем сексе оказались весьма грубо прерваны. Меня окатило такой волной ужаса, что мороз продрал по коже, а Оксана едва не запрыгнула на мои руки. Как выяснилось, именно в этот момент мы проходили мимо одного из колодцев, причём на очень малом расстоянии от проклятой дырки. Эта шахта выглядела самой старой из всех и остатки разрушенной крышки похоже резали автогеном. Изнутри. На каменном пятачке, вокруг колодца я заметил жирные чёрные пятна, отвратительные, до тошноты. Хорошо, зловещее место быстро осталось за спиной, позволив вдохнуть воздух полной грудью. Я погладил идущую рядом девушку по руке и поцеловал в ледяную щёку. Она порозовела и благодарно улыбнулась.

            В этот момент мы достигли выхода из пещеры.

            Почему-то мне казалось, что мы будем подниматься по лестнице к балкончику, подобного тому, с которого спустились. Выяснилось, у подножия лестнице имеется ещё один вход, с массивной дверью, распахнутой настежь. Туда мы и направились.

            Короткий коридорчик привёл всех к выходу в длинный широкий тоннель, полого уходящий вниз. Стены его светились холодным голубым сиянием, а пол покрывали шестиугольные плиты, плотно прилегающие одна к другой. Именно здесь Зверь сбросил с плеч свой рюкзак и объявил начало привала.

 

                                                       .

                                       

                                               НИСХОЖДЕНИЕ.

 

 

            Ксюха немедленно опустилась на пол и болезненно морщась, начала стаскивать с ноги сапог. Обычное дело – если бы я не надел свои, давным-давно розношенные сапожищи, неизвестно какие бы мозоли пришли в гости ко мне. Я сбросил осточертевший груз на пол и подошёл к страдалице, дабы облегчить её мучения лёгким массажем. Как в своё время говорил Марселас Вега: массаж ног – это не просто массаж. В очередной раз моим планам было не суждено сбыться. Не успел я присесть, как рядом со мной оказался Зверь, грубо волочивший за руку ловеласа-неудачника. Сергей выглядел весьма и весьма обескуражено. Задний план сей картинки весьма любопытно оживлялся Воблой, которая что-то втолковывала Теодору и при этом указывала рукой на…Меня? Наш руководитель сделал отрицательный жест и амазонка, пожав плечами, отошла. Взгляд, посланный ею, мне очень даже не понравился.

            - Такие дела, братишки, - сказал Зверь, глухо покашливая, - имеется одно небольшое дельце, которое вам нужно обстряпать, перед тем, как ваши задницы получат покой.

            У меня, время от времени, появляется предчувствие надвигающейся опасности, которое выглядит, как далёкий перезвон колокольчиков. Стоило гиганту произнести свою фразу и над моим ухом взвыла настоящая сирена. Вроде бы никаких оснований для тревоги, но мне стало так плохо, словно я наелся тухлятины.

             - И чё надо сделать? – Сергей выглядел недовольным, не больше.

             - Вернётесь в тот зал, откуда мы пришли, - казалось Зверь с огромным трудом подбирает нужные слова, - подойдёте к ближайшему колодцу и бросите в него по гранате. Естественно, они должны взорваться. Выждите полминуты, после взрыва и бросите ещё по одной, у вас их как раз по две штуки.

            - И зачем это? – забыв о предупреждении, спросил Серёга.

            - Так надо, - мягко, чересчур мягко, ответил Зверь.

            Я проглотил сухой ком песка, невесть как угодивший в моё горло и похрипывая, сказал:

             - А почему бы не послать людей, которые лучше обращаются с гранатами? Взорвём ещё себя нафиг…

            Великан внимательно всмотрелся в моё лицо, потом медленно перевёл взгляд на Воблу, стоявшую, скрестив руки, около стены. Лицо женщины выглядело почти таким же загадочным, как лик Джоконды.

             - А за кой хрен вы свои бабки получаете? – уже начав фразу Зверь сообразил, когда и где раньше, он произносил эти же слова и недовольно поморщился, но продолжил, - или вы хотели, до финиша брести за чужими спинами? Поэтому – валите немедленно!

            Сергей больше не спорил, поправив автомат на груди он плюнул и побрёл к выходу в зал. Следом за ним, с трудом волоча непослушные ноги, поплёлся и я. Выходя, я бросил взгляд на Оксанку, склонившуюся над растёртой ногой. У меня возникло чёткое ощущение, что я вижу её в последний раз.

            - Ну, ты идёшь? – недовольно буркнул Сергей, поджидая меня, - как баб трахать – так он первый, а как дело делать – почему не кто-то другой!

            - Да не будь же ты идиотом! – едва не завопил я, догоняя его, - ты не видишь, нас пытаются подставить?

            - Подставить? – он хмыкнул, - всего навсего кинуть парочку гранат в колодец.

            - Ага, - нервно хихикнул я, - помнишь того нарика, размолотого в брызги? Его, всего навсего, послали ощупать крышку люка!

             - Пошёл ты на, - буркнул Сергей, - меня больше пугает автомат Зверя, чем твоя болтовня. А с таким козлом, как ты, я вообще не хочу разговаривать.

            Судя по всему, для этого представителя Хомо, уведённая женщина являлась самым

жутким оскорблением, которое он не простит мне до самой смерти. И самое неприятное – похоже, прощения осталось ждать совсем чуть-чуть. Понять бы только, откуда ожидать удара, попытавшись избежать его. Но возвратиться мы тоже не могли, тут Серёга был прав – этого Зверь не простит. Пока эти мысли, испуганными хорьками, метались по переплетениям извилин, мы выбрались в чёртову пещеру с её, источающими зловоние ужаса, колодцами.

           Не раздумывая ни секунды, Сергей направился к тому, который вызвал у меня наибольший ужас – именно он был самым близким к выходу. Казалось, даже камни рядом с этой дырой хрустели под ногами как-то особенно, вызывая своим треском судороги всех мышц одновременно. Пальцы мои намертво вцепились в рукоять автомата, и я перестал их ощущать. Одна из чёрных клякс, на которые я обратил внимание, оказалась совсем близко и меня едва не вывернуло наизнанку от внезапного приступа тошноты. Почему-то мне показалось, будто тёмное пятно напоминает силуэт человека, раздавленного катком.

            Сергей подошёл к барьеру, ограждающему колодец и посмотрел вниз. Наклонившись, он долго всматривался во мрак шахты, а потом приложил ладонь ко рту и громко закричал:

             - Эге-гей!

            Не было даже самого слабого эха – вопль заглох так, словно был послан в огромную пуховую подушку. Крикун оказался несколько обескуражен, но тем не менее, деловито вытащил из кармана гранату и повертел ребристое яйцо в ладонях.

             - Блин, - пробормотал он с видом знатока, - хоть бы себя не взорвать. Ну, какого ты там телишься? Давай, по-быстрому, захерачим эту срань и отвалим отсюда. Почему-то у меня нервишки пошаливают от этой долбанной дыры.

             Нервишки у него, видите-ли, пошаливают! Я с трудом доволок чугунные ноги до ограды колодца и сглотнув комок, заглянул в тёмный зев провала. Воображение разыгралось, при этом, не на шутку, и я совершенно отчётливо видел, как мрак внизу шевельнулся и посмотрел на меня. Уж не знаю, чем эта чёртова темнота может смотреть, но она смотрела – это точно!

             - Кидаем? – нарочито бодро спросил Сергей, взвешивая на ладони гранату, - раньше сядешь – раньше выйдешь.

            Говорить я не мог, не в силах разлепить намертво сцепившиеся зубы, поэтому молча достал лимонку и отогнув предохранитель, выдернул кольцо. Серёга проделал те же манипуляции и обе близняшки нырнули во мрак колодца, мгновенно растворившись в угольной черноте. Мой напарник тут же достал вторую гранату, а меня словно парализовало – я не мог пошевелить даже мизинцем.

            Казалось, уже прошли тысячи лет и взрывы давно должны были прозвучать, но секунды продолжали тянуться, бескончным караваном ступая по натянутым нервам. Наконец откуда-то, из самой преисподней, донёсся глухой гул двойного взрыва и слабый отблеск мелькнул на невероятной глубине. Тотчас же громко лязгнуло за нашими спинами, и я обернулся, догадываясь, предчувствуя, зная то, что увидел мгновением позже. Дверь, через которую мы вернулись в пещеру оказалась закрыта, отрезав нам путь к отступлению. Какое бы дерьмо бы нас ни ожидало – мы оказались с ним, один на один.

            - Какого хера? – завопил Сергей, - нафига они дверь закрыли?

            До него ещё не дошло.

            Я заглянул в колодец и понял: мрак больше не смотрит на нас. Он стремительно поднимается вверх.

            Боюсь, нервы мои сдали окончательно: пронзительно взвизгнув, я понёсся прочь от кошмарной дыры. Ужас, во мгновение ока загнал меня на полуразрушенную лестницу, которая поднималась к площадке, нависающей над запертой дверью. Лишь оказавшись на самом верху, около изуродованного металлического люка, оставившего щель между отогнутой крышкой и осыпающейся стеной, я сумел кое-как взять себя в руки.

            Сергей продолжал стоять около колодца и даже на этом расстоянии, я сумел разглядеть выражение крайнего удивления на его лице. Смотрел он в мою сторону.

             - Эй, - крикнул он и в его голосе прорезался истерический смешок, - ты чё - рехнулся?  

             Похоже он собирался продолжать в том же духе, но следующая фраза застряла в его глотке, прорвавшись громким продолжительным сипом. Из колодца выплеснулась чёрная волна маслянистой жидкости, похожей на овеществлённую тьму. Сергей выронил глухо звякнувшую гранату и попятился от набегающей чёрной гадости. Жидкость продолжала лениво фонтанировать из дыры, распространяясь во все стороны, но я заметил вещь, испугавшую меня до колик в животе: тёмный язык отделился от общей массы, устремившись следом за пятящимся человеком. Скорость этого, отдельного потока была намного выше и возрастала с каждой секундой, поэтому очень скоро он должен был коснуться Серёгиных ног.

            Не знаю, какова была природа зловещей фигни, но увидев её я понял одно – именно этого я и должен был бояться. Если раньше зло скрытое на дне колодца, испускало лишь приглушённые волны ужаса, то теперь они свободно разливались в воздухе, лишая всяких сил.

             - Помогите! – прохрипел Серёга, неотрывно глядя на жидкость, выползающую из колодца.

            В эту самую секунду чёрный язык настиг его, окружив со всех сторон. Ничего не произошло. Когтистая лапа не ухватила человека за ноги, острые клыки не вцепились в его горло…Сергей медленно, словно засыпая, поднял автомат и заслонился им, будто яркий свет ударил ему в лицо. Чёрная дрянь хлынула ему под ноги, и парень провалился вниз, словно под ним открылся незамеченный ранее люк. По жидкости пошли едва заметные круги и сразу же исчезли. Человек пропал, словно его и не было.

            Было огромное желание завопить изо всех сил, но мышцы горла оказались сведены истерической судорогой, и я смог выдавить из себя только пронзительный писк. Визжа, точно сломанный пылесос, я попятился к искорёженному люку, глядя на чёрную дрянь, скользящую к ступеням, ведущим на мой балкончик. Не было никаких сомнений в том, что жидкость (если это была жидкость!) проглотившая Сергея, устремилась за мной. Причём скорость этой фигни намного выросла и теперь она могла обставить бегущего человека.

             Мысль об оставшихся мне считанных секундах жизни, заставила штурмовать узкую щель между люком и стеной. Забросив внутрь автомат, я начал протискиваться, цепляясь ногтями за выступы стены и кромку люка. Куртка трещала по швам, ногти ломались, вынуждая шипеть от боли, а голова получила несколько хороших шишек, но цель оказалась достигнута – мало-помалу я продвигался вперёд. Пятки буквально горели от предчувствия касания тёмной гадости и это ещё больше придавало сил, превращая меня в самого энергичного червяка в мире.

            Узкий проход, наконец выпустил меня, и я вылетел, точно пробка из бутылки, шлёпнувшись на собственный автомат. Времени, осмотреться, у меня не было и единственное, что я понял – меня занесло в крохотную пещеру, стены которой состояли из высоких кристаллов, коричневого цвета. В противоположной стене было большое широкое и удобное отверстие. На двухметровой высоте. Зарычав, от отчаяния, я швырнул туда автомат и начал подпрыгивать, пытаясь уцепиться за скользкие края. С третьего или четвёртого раза мне это удалось, но как только я начал подтягиваться, пальцы соскользнули, и земля с радостью встретила меня. За спиной тихо булькнуло и почти без разбега, я запрыгнул в дыру.

            Здесь я на мгновение задержался, оглянувшись назад. В коричневый зал медленно втекала чёрная струя, тихо шелестящая в своём зловещем движении. Вопреки всяким физическим законам жидкость карабкалась вверх по отвесной стене, продолжая преследовать меня. Издав идиотский смешок, я пополз по крысиной норе, в которой находился. Узкий лаз вёл прямо, слегка уходя вниз. При каждой попытке увеличить скорость ползка, куртка цеплялась за какой-нибудь камень, и я бился лбом о стену.

            Наклон лаза, совершенно внезапно, увеличился, а поверхность камня стала отполированной до блеска, как будто эту нору тщательно шлифовали. В связи с этим пришлось внести некоторые коррективы в методы передвижения - я потерял равновесие и на огромной скорости заскользил вниз. Теперь я, наоборот, стремился затормозить, упираясь в стены руками, но помогало это мало. А кончились эти попытки так и вовсе хреново – зацепившись ногой за какой-то выступ, я перевернулся на спину и на полной скорости устремился вниз. Следом за улетевшим оружием. Единственный плюс в этой ситуации – теперь я мог наблюдать за тем, как лаз, в нескольких десятках метров позади, наполняется бурлящим мраком.

            А потом, вокруг меня появилось открытое пространство, наполненное золотистым блеском. Очень много открытого пространства и свиста в ушах. Не успел я сообразить, что это означает вообще и для меня, в частности, как земля, в который раз за эти два дня, с радостью приняла моё, очень бренное тело, в свои крепкие объятия, окончательно выбив

слабый дух из тела. Свет в голове мигнул и погас, а я отправился в царство сумеречных сновидений, где нет ни страха, ни боли.

            К несчастью, подобное счастливое состояние длится весьма недолго. Яркий свет разодрал мои веки и боль на полной скорости заполнила каждую клеточку тела. Соображал я с огромным трудом. Какое-то твёрдое дерьмо сильно давило на мой хребет, как-будто я улёгся на камень, а надо мной, из круглого отверстия, в жёлтом потолке нависала огромная чёрная капля. Непонятное образование пульсировало в такт ударам крови, блуждающей в недрах моей несчастной головы. Почему-то я решил, будто лежу под водопроводным краном и начал распахивать рот, намереваясь вдоволь напиться воды.

            И тут шестерёнки мозга стали на место, а меня словно молнией шибануло. Чёрная дрянь, пожравшая Серёгу, наконец-то догнала меня и теперь тяжело выкатывалась из жёлоба, по которому я прибыл сюда, собираясь проглотить. Надо было куда-то бежать, спасаться, но силы окончательно покинули моё избитое тело, оставив беспомощно дожидаться наступления смерти, пульсирующей всё ниже и ниже. Я уже мог видеть своё искажённое отражение в тёмной поверхности кошмарной капли, которое нетерпеливо гримасничало в ожидании того момента, когда мы сольёмся воедино.

            Подобного ужаса я ещё никогда не испытывал. Хотелось завопить, взмахнуть руками или хотя бы опорожнить мочевой пузырь, но ничего, из перечисленного, сделать не получалось. Под огромным чёрным пузырём лежала пустая оболочка, наполненная бездной нескончаемого ужаса.

            Моему внутреннему воплю кто-то ответил! Может быть наступающая смерть принесла с собой галлюцинации, но я слышал человеческие возгласы, крики о помощи и безумное верещание, свихнвшегося от ужаса человека. Всё – это определённо был конец. Пытаясь не видеть, как вязкая мерзость коснётся лица, я закрыл глаза. В голову пришла абсолютно идиотская мысль о том, что заначенные деньги надо было отдать жене, потому как сейчас они пропадут, вместе со мной. А я хотел приобрести на них так много…Во-первых...Кстати, а почему я ещё до сих пор не умер?

            Я открыл глаза и увидел множество очень хороших вещей. Жёлтый потолок, чёрную дыру в нём, пологие стены, опускающиеся к чашеобразному полу и россыпь прозрачных кристаллов у полузасыпанного лаза в стене. Самое приятное: тёмной дряни, гнавшейся за мной, больше не было! Мне всё-таки удалось спастись!!!

            Я открыл рот и закричал. Казалось даже стены ответили моему воплю, дребезжа, словно надтреснутый стакан. А потом я понял одно: мне необходимо срочно встать или дальше придётся путешествовать с мокрыми и вонючими штанами. Не знаю, как, но мне удалось подняться на ноги и едва не вырвыв молнию на штанах, я пустил такую струю, которой можно было прошибать стены.

            - Бла, бла, - бормотал я, не совсем понимая, собственной мысли, - слава Богу, чёрт побери!

            Только приведя себя в относительный порядок я ощутил, насколько болит моё несчастное избитое тело и покряхтывая, опустился на пол. На автомат я смотрел с чётко осознаваемой ненавистью – именно он и давил мне на спину, когда я валялся на полу.

             Пещера, в которую я угодил, оказалась небольшим тёплым помещением, наполненным ярким жёлтым сиянием, исходящим от стен и потолка. Из солнечных стен, будто чьи-то глаза, выглядывали полупрозрачные синие камни, россыпь которых я заметил, чуть раньше. Попади я сюда в другом настроении, потратил бы уйму времени на изучение красивого интерьерчика. Сейчас же я просто лежал на полу, осчастливленный единственной мыслью, что моя жизнь продолжается. Ничего не хотелось, никуда я не стремился, достаточно было лежать на полу, слыша звук собственного дыхания в абсолютной тишине.

            Так я лежал до тех пор, пока в опустевшей голове не появились мысли посложнее.

             Я подумал, а как же буду отсюда выбираться? Дороги я не знал, во всяком случае какой-нибудь другой дороги, способной вывести наружу. Тот путь, который привёл меня в эту пещеру определённо не предрасполагал к повторной прогулке. Чёрная гадость, жрущая людей без остатка, фароглазые тварюки в ледяном зале, когтистое чудовище в зелёном коридоре и на закуску каменные клыки, сожравшие нарика. Я ничего не пропустил, никто не обиделся?

            Выход у меня оставался один. И в прямом и в переносном смысле – двигаться через отверстие в жёлтой стене. Причём, чем быстрее я начну свой одиночный поход – тем лучше. Провизии не было, дорога ожидалась неблизкая, следовательно, если я буду тянуть время, то обреку себя на длительную голодовку.

             Как же мне не хотелось вставать! Ныло тело, истерзанное экстремальным спуском и очень хотелось спать. Но я заставил себя подползти к автомату, а после проделать четвероногую ходку к полузасыпанной норе, откуда веяло тёплым воздухом и запахом чего-то сухого и противного. Как следует матюкнувшись и задав необходимый настрой для плодотворной работы, я начал разгребать гладкие голубоватые булыжники, оставлявшие на коже ощущение чего-то слизистого. Механически отгребая камни, я с ненавистью думал о Фёдоре, который так круто киданул меня с этой работёнкой. У меня не было ни капли сомнения - родственничек заранее знал, об уготованной мне судьбе. Твою мать! Вот тебе и возвращение через неделю! Не пришло бы даже гроба, дабы моя благоверная демонстративно порыдала на нём. Интересно, какую бы херь наплёл Федька на вопрос, куда же я, всё-таки исчез?

            Рука провалилась и камни дождём посыпались вниз, постукивая о твёрдую поверхность. Лаз получился широкий и я без особого труда, мог протиснуться в него. Однако наученный горьким опытом, я сначала выставил перед собой автомат, надеясь, что многочисленные падения не повредили механизму оружия. Выглядел он теперь не так круто, как в начале путешествия. Правда, за поясом, продолжал давить в живот ещё и пистолет, про который я периодически забывал.

            Никто не рычал, не визжал и даже ни разу не булькнул, поэтому я осмелился продвинуться чуть дальше, посмотреть, куда занесли меня черти на этот раз. Выяснилось, злокозненные создания привели меня в идеально круглый тоннель, напоминающий газовую трубу исполинских размеров. Пока я пытался определиться, как же лучше спуститься, нога поскользнулась на синем кристалле, и я кубарем скатился вниз успев, однако, проклянуть свою злосчастную судьбу. Парой секунд позже, потирая ушибленную (в который раз, никто не подсчитывал?) голову, я справедливо рассудил: если бы не мой рок, некому было бы возмущаться.

            Поскольку вопрос о спуске благополучно разрешился, оставалось выбрать верное направление. Логичным казалось двигаться в ту сторону, где труба тоннеля начинала загибаться вверх. Поэтому, забросив автомат на плечо, я поплёлся по скользкому полу, рассуждая на всяческие интересные темы, которые почему-то смыкались на единственной мысли – мысли о еде. Как обычно, начали вспоминаться всяческие деликатесы, которые я потреблял (или хотел потребить) в различные периоды своей жизни. Да разве одни деликатесы! С каким теплом я вспоминал последний несчастный завтрак, дезинтегрированный моим желудком.

            Погрузившись в эти размышления, я не сразу заметил, как стены тоннеля начали изменять свой цвет, а температура чувствительно возросла. Только когда пот начал ручьями стекать по лицу, а рубашка промокла до последней нитки, я остановился, поразмыслить над происходящим. К сожалению, битая-перебитая голова отвратительно компоновала факты и в получившейся логической цепочке не хватало множества звеньев. Короче, я не понимал, что всё это означает. Поток тёплого воздуха, идущий мне навстречу, превратился в бешенный раскалённый ураган, обжигающий кожу. Тоннель, тем не менее, продолжал уходить вверх и я, лелея слабую надежду на выход к поверхности, решил продолжить восхождение.

            Ещё через десяток метров стало окончательно ясно: по этой дороге я никуда не доберусь. Воздух стал настолько горячим, что мгновенно сушил пот на лице, а кожа рисковала получить чувствительные ожоги. Откуда-то спереди доносился ровный гул, который вполне способно издавать мощное пламя, несущее этот жар. Воздух впереди дрожал и переливался, однако, сквозь эту пелену я сумел увидеть, лежащий на полу коридора продолговатый предмет, очертаниями весьма напоминающий человеческое тело. Любопытство вынудило сделать ещё несколько шагов, после чего стало ясно: двигаться вперёд – значит получить сильные ожоги. Изо всех сил напрягая слезящиеся глаза, я сумел разглядеть, что на полу действительно лежит человек, в каком-то странном обмундировании. Поразмыслив, я сообразил, где видел подобное одеяние. В фильмах про дореволюционную жизнь. На оплавленной почве тоннеля навзничь лежал человек в форме офицера царской армии. Сохранился он просто великолепно, я даже мог разглядеть выражение боли, застывшее на его лице. Предположение о том, что кто-то забрался в эту дыру, дабы снять историческое кино, я отбросил, как маловероятное. Стало быть, этот тип валялся здесь больше сотни лет. Потрясающе!

            То ли температура возросла, то ли организм пресытился этой парилкой, но стало совсем невмоготу, поэтому я прекратил разглядывать жмурика и бросился назад, навстречу прохладе, свободной от рёва невидимого пламени. С каждым шагом идти становилось всё легче и очень скоро я замедлил шаг, намереваясь слегка отдышаться. И поразмыслить.

            Чёрт возьми, где же находится это место? То, что здесь бывали люди я уже понял, но мне казалось, будто все следы их пребывания носят достаточно древний характер. А теперь, на тебе царского офицера! Откуда он взялся и какого хрена его понесло в это пекло? Очередная порция вопросов, не имеющих ответа. С таким же успехом я мог тыкать пальцем в любой предмет, попавшийся мне на глаза и срашивать: откуда он взялся и что это такое вообще? Можно я возьму помощь зала? Но, по-настоящему, меня интересовали только несколько супервопросов: Где достать пищу, воду и как выбраться из этого проклятого места живым и здоровым.

            Тоннель продолжал опускаться и яркость освещения, мало-помалу, начала уменьшаться, поэтому вскоре я брёл в сером полумраке. Одурманеный этим призрачным светом, я лишь чудом осознал, что стены коридора исчезли, уступив место исполинской пещере, озарённой бледно-фиолетовым сиянием. Я замер на месте, ощущая себя стоящим на краю бездны. Так оно и оказалось - опустив глаза я увидел, как камень на котором стояли мои ноги, обрывается в никуда. Ещё один шаг и самый опытный патологоанатом не сумел бы собрать мои останки в нечто целостное. Отступив на полшага, я поднял голову.

            Мертвенное сияние, заполнявшее это пространство, позволяло рассмотреть невероятные сталактиты, свисающие с невидимого потолка. Больше всего эти исполинские образования напоминали гигантскме башни из абсолютно белого материала, словно тысячи слонов-великанов вонзили свои бивни в крышу зала и оставили их здесь навсегда. Между белыми башнями медлнно ползли сизые облака. От всего этого начинала съезжать моя неокрепшая крыша: мне казалось, будто мир перевернулся, и я вверх ногами повис над какими-то циклопическими постройками, подножия которых укрывает туман. Зрелище завораживало, сводило с ума. Именно поэтому, я не сразу понял, почему башни начали подниматься вверх. А когда сообразил, было уже слишком поздно.

 

 

 

 

 

            Оказывается, глыбина, где я стоял, постепенно наращивая скорость, ползла вниз. Чёрное отверстие тоннеля, покинутого мной, осталось слишком высоко и я не мог дотянуться до него даже кончиками пальцев. В панике я посмотрел вниз и по-прежнему, ничего не увидел: меня везли в бездонную яму. Голова закружилась и тело качнуло из стороны в сторону. Держаться было не за что и мне пришлось прижаться спиной к скале, по которой полз этот импровизированный лифт. Сюрприз! Стены, за спиной, не было.

            Я мгновенно рухнул назад, ощущая, как нити, удерживающие рассудок на границе безумия, становятся всё тоньше. Но, если я готовился к долгому падению, то ожидания не оправдались. Почти сразу я брякнулся на твёрдый камень, получив очередной синяк. Свои деньги я отрабатывал, получая шишки и ссадины.

             - Вот б..дь! – сказал я. А что бы сказали вы на моём месте?

            И где же я оказался? Где я, чёрт побери, мог оказаться! В очередном долбанном тоннеле! На этот раз меня ожидал угрюмый, усыпанный булыжником ход, чьи каменные стены поросли какой-то гадостью, наподобие мха. Скользкая плесень на поверхности камня фосфоресцировала слабым мерцающим сиянием, очерчивая контуры глыб, по которым я ступал. И это было единственным лучом света в тёмном царстве. Меня не покидало ощущение того, будто я шагаю по камням, повисшим посреди космоса и это вызывало определённый дискомфорт. Не очень помогали частые падения, во время которых я ощущал: в тёмных безднах имеется своя твёрдая подоплёка. Сколько времени я шёл по этим кирпичам-призракам, под навесом причудливых узоров, мерцающих во мраке – не знаю. К сожалению, никто не предусмотрел часов, развешанных на стене или хотя бы солнца над головой.

            В конце концов, должно же быть хоть какое-нибудь разнообразие, повороты, по крайней мере. Ни-фи-га! Путь оказался совершенно прямым, в честь одноимённой кишки и это унижало, вынуждая ощущать себя одиноким глистом, продвигающимся в сторону задницы. Ах, если бы…Тогда, по крайней мере, я имел бы надежду на выход. Временами меня охватывало отчаяние, и я начинал громко материться, проклиная всё на свете. Мало-помалу эти вопли сменялись пронзительным воем и некоторое время я стоял, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Видимо от постоянного мрака, расцвеченного лишь привиденческим сиянием потустороннего лишайника, мозги норовили свернуть на бок и зафиксироваться в подобном положении.

            Наконец свершилось давно ожидаемое – мои верные, неоднократно битые ноги заявили ноту протеста и выразили желание взять кратковременный отпуск. Поскольку её величество голова не имели никакого желания быть расшибленным о камень, пришлось адекватно реагировать на критику снизу. Я сел около стены, устроившись на относительно плоском камне и опёршись спиной о светящуюся абстракцию. Точно такая же оказалась у меня перед глазами.

             - Я хочу жрать, - сказал я ей, аккомпанируя бурчащим желудком, - мне нужно пожрать!

            Светящаяся плесень и не подумала возражать, ей было плевать на мои проблемы. Когда я понял это, бешенная ярость охватила меня, застилая глаза клубящимся багровым туманом. Пришёл в себя я, стоящим и целящимся в чёртов мох из автомата. Великолепно! Где мой психиатр и парочка санитаров с удобной рубашкой? Самое время.

            Тяжело дыша, я сел на камень и осторожно отложил автомат в сторону.

             - Время спать, - сказал я сам себе и сам себе ответил, - хорошая идея, вот только пожрать бы не мешало.

             - Заткнись, придурок, - вяло одёрнул я себя, - думаешь я жрать не хочу?

            - Тебе пофигу, - хмыкнул я, - а как я засну на голодный желудок?

             - Можешь не спать, - отрезал я и начал устраиваться на камне, готовясь ко сну.

            Внезапная мысль заставила меня подняться и нащупав автомат, уложить его стволом в направлении моего сегодняшнего движения. Не хватало ещё проснувшись, двинуться обратно. Проделав эту операцию, я вновь улёгся на холодный скользкий камень, давящий моё больное тело всеми своими выступами.

            - Спокойной ночи, - пожелал я себе.

            Никто не ответил.

            Ночью ко мне пришёл Сергей, светящийся во мраке и сел напротив, рассматривая узоры на стенах глазами, сияющими словно две автомобильные фары. Щупальца, свисающие из его рта, слабо шевелились и пытались обвиться вокруг шеи.

            - Хреновые дела, - сказал Серёга, почёсывая нос огромным когтём, на конце многосуставчатого пальца, - меня прикончили, так ещё и ты скоро опрокинешься.

            - Пошёл ты! – сказал я, - меня так просто не прикончить. И вообще, не мешай мне спать.

            Сергей засмеялся и пропал.

            Я проснулся. Наверное. Понять, проснулся я или нет, стало намного труднее, чем раньше. Очень долго я вообще не мог сообразить, где нахожусь и почему никак не могу нащупать выключатель, и включить свет. Ладонь хлопала по склизким щербатым стенам, всякий раз вспыхивающим холодным светом.

            - Блин! – сказал я постепенно вспоминая, куда меня занесла нелёгкая, - опять эта параша.

            Мои слова, покружившись надо мной, возвратились обратно гулким эхом, медленно затухающим в абсолютном мраке. Теперь перестали светиться даже те тусклые узоры, по которым я шагал перед сном. То ли мох исчерпал лимит своих батареек, то ли наступила местная ночь – не знаю. Я пошарил рукой вокруг себя и наткнулся на автомат. Оружие едва не слетело с камня, на которм лежало, и я судорожно вцепился в него, пытаясь не утратить хотя бы направление в этом океане мрака.

            Жрать хотелось просто невыносимо, болело избитое тело и отвратительно зудела кожа, начиная издавать ощутимое зловоние. Если запах начинал доставать меня, предполагаю, насколько круче всё было бы для посторонних.

            Смысла сидеть на месте, размышляя о неприятностях и неудобствах не было – от этого их количество не уменьшалось. Поэтому я, постанывая, покряхтывая и поскуливая (перед кем здесь корчить героя, я ж не герой кина какого-нибудь?) поднялся на ноги и поплёлся туда, куда меня направлял ствол Калашникова. Идти стало намного труднее, чем вчера: я даже не видел, куда ступает нога, поэтому количество падений резко возросло. Несколько раз, я только чудом уберегал лодыжку от перелома, цепяясь руками за стены, когда ступня попадала в щель между камнями.

            Кроме всего перечисленного, меня мало-помалу, начинал доставать подкрадывающийся страх. А кто бы ещё мог так долго блуждать в абсолютной тьме, ни разу не задумавшись о тех тварюках, которые могли в ней скрываться? С трудом сглатывая (проклятье, теперь ещё и пить захотелось!) я озирался по сторонам, совершенно отчётливо видя чьи-то огромные глаза, за плечом, следящие за каждым моим шагом. Стоило обернуться и глаза ускользали, оставаясь за спиной. Хорошо, хоть дорога стала намного ровнее, иначе от этих постоянных оглядываний, ногам пришёл бы конец. Меня начало трусить мелкой дрожью (исключительно от страха), поэтому автомат, в который я вцепился, ходил ходуном, словно у него начался эпилептический припадок.

            Наконец я уловил несомненное движение и резко обернулся, сметая сапогами мелкие камешки, блеснувшие точно стекло. Блеснувшие? Дуло автомата было направлено на мою тень, отчётливо выделяющуюся на стене пещеры. Должно быть мозги остались где-то в темноте, выскочив из головы во время очередного падения. Опасаясь спугнуть удачу, я медленно повернулся и увидел впереди светлое пятно. Там должен был находиться выход наружу. Хрюкнув от радости, я устремился к свету, загребая ногами мелкий песок.

            Наращивая скорость, я не заметил, как тоннель пошёл под уклон. Песок, по которому я бежал, изъявил желание донести меня до места назначения, без моего участия. Когда до меня это дошло, я уже устремлялся с микроскопическим водопадом в конусообразную воронку. К счастью, дно этой впадины заполнял мелкий золотистый песок, поэтому, ради разнообразия, в этот раз всё обошлось без обычных ударов головой о камень. Удовольствие, от мягкого приземления, несколько омрачало содержимое рта, которое пришлось очень долго выплёвывать, прочищая глаза и выдирая песчинки из слипшихся волос.

            Здесь было так светло, точно я находился на пляже, жарким июльским полднем. У меня даже мелькнула идиотская мысль, что вышел на свободу (ага, такая жара в ноябре-то месяце!). Однако, когда глаза привыкли к яркому свету, то стало ясно, как именно обстоят дела. Сияние исходило из странных полупрозрачных груш, усеивающих высокий потолок пещеры, куда я так удачно попал. Помимо света, эти люстры, испускали ощутимое тепло, поэтому стоило закрыть глаза, и иллюзия пребывания на пляже стала бы полной. Не хватало лишь шума прибоя и человеческой речи. Впрочем, нет - только шума волн, ведь кто-то недалеко от меня вёл негромкую беседу…Что?! Я даже подскочил вслушиваясь в тихий разговор, который становился всё громче.

            Люди несомненно приближались, и я начал карабкаться по стенам воронки, на дне которой так вольготно расположился. При этом выяснилось, этот пляж имеет одну пренеприятнейшую особенность: его склоны оказались абсолютно гладкими и мои руки беспомощно скользили по их блестящей поверхности, а я скатывался вниз, раз за разом погружаясь в тёплый песок. Долбаный пляж превратился в мышеловку, не имеющую выхода! Меня бросило в жар, а потом в озноб, когда я сообразил, что могу навсегда остаться здесь, не сумев подняться наверх.

            - Эй, люди! – завопил я, зарываясь лицом в песок и выныривая из него, подобно пловцу, - помогите, мать вашу!

             - Ну, с водой имеются определённые проблемы, - сказал голос, знакомый до боли, - зато мы поймали какую-то рыбу.

            - Не может быть, - выдохнул другой, столь же знакомый голос, - твою мать, вот это номер!

            Швед и Круглый стояли на краю воронки и с интересом смотрели на меня, держа под прицелом своих автоматов. Если на физиономии Круглого я не прочитал ничего, кроме удивления, то морда лысого водителя отражала явную неприязнь. К тому же палец он держал на спусковом крючке, будто собирался застрелить меня в любой момент.

            - Вытащите меня отсюда! – крикнул я.

            Круглый пожал плечами, а после крутнул моток верёвки, заставив её конец шлёпнуться где-то рядом со мной. Ухватившись за шершавый канат, я начал карабкаться по крутому склону, поскальзываясь иногда на его гладкой поверхности. Видимо события последних дней оставили неизгладимый отпечаток на моих мозгах, потому как на полдороге меня замкнуло и поскрипывая зубами, я начал обещать расправиться со всеми засранцами, которые загнали меня в это дерьмо. Что именно я говорил – не помню и сам, помню только, ругательства сыпались из меня, как из рога изобилия. Скорее всего подобное изъявление чувств было, всего навсего проявлением радости, по случаю моего спасения. Но этого никто не понял и не оценил.

            Стоило мне забраться на край воронки, как в мой лоб упёрся ствол Калашникова и

 Швед, скаля крепкие зубы, злобно пропыхтел:

             - Ща поглядим, сука, кто кого кончит! – он толкнул меня дулом автомата и взревел, - а ну давай сюда ствол, падла!

             Если до этого помрачение моего рассудка было частичным, то после этих слов оно резко перешло в полное затмение. И в этом абсолютном мраке взошло багровое солнце ярости, озарив мне дорогу, по которой следовало идти. Ощущая пульсацию злости по всему телу, я очень медленно снял с плеча автомат и протянул его Шведу. Круглый, в этот момент, скручивал верёвку, индифирентно поглядывая в нашу сторону. Лысый, продолжая скалить крепко сжатые зубы, отнял Калашников от моего лба и ухватился лохматой лапищей за цевьё боевого товарища, по несчастью. Тогда, хрюкнув от напряжения, я из последних сил пихнул его, и Швед издав короткий взвизг, отлетел на пол. Круглый мгновенно бросил недоскрученную бухту и потянулся к оружию. Однако, даже опытному профессионалу потребуется определённое время, чтобы проделать все эти манипуляции. Достать пистолет из-за пояса можно намного быстрее, даже если ты не слишком часто занимаешься такими вещами.

            Как человек, знающий цену своей жизни, Круглый тотчас оставил оружие в покое и поднял обе руки вверх. Ему было хорошо – он знал, что делает. А я оказался в полном тупике. Припадок ярости прошёл, и я растерялся. Убивать я никого не собирался, а отпустить их…Ну тогда Швед немедленно снесёт мне полчерепа. Связать двух опытных бойцов? Ха-ха, мы не в кино. И как же мне поступить?

            К счастью, проблема разрешилась сама собой. Я успел заметить короткий взгляд Круглого за мою спину и поразмыслил: насколько близка подобная ситуация к тем, о которых я читал в книгах. Мысль эта оказалась последней. В следующую секунду мир перед глазами, разлетелся мириадами осколков, разнесённый взрывом, который почему-то, пришёл со стороны затылка.

            Очевидно я продолжал спать в той же пещере, со светящимися стенами и всё увиденное было лишь продолжением сна, где мёртвый Сергей приходил ко мне в гости. Вот только я почему-то съезжал с того камня, на котором спал и при этом, очень больноупирался затылком в стену тоннеля. И вообще - голова болела просто невыносимо, словно я пропьянствовал весь вчерашний день. Чёрт! Как я не догадался! Нет никакой пещеры. Просто я ещё не проспался, после той ночной гулянки с кумом и всё, произошедшее, мне приснилось. Сейчас я открою глаза и увижу разъярённую жену, которая…

            Я открыл глаза и увидел разъярённого Шведа.

            Я закрыл глаза.

            - Живой, сукин сын! – сказал Швед, - твою мать, точно говорят, говно не тонет! Вобла, ты чё, не могла приложить этого козла посильнее?

            - Я и не собиралась его убивать, - голос Воблы, - честно говоря, я бы его вообще не трогала, если бы он не достал пистолет. А круто он тебя сделал, Швед!

            - У-у, сука! – я почти не узнал лысого по этому рычанию, - ща я его урою!

            - Никто никого не уроет, без моего разрешения, - ровный голос Зверя, - Вобла, ты что-то хотела сказать?

            - По-моему, я уже достаточно высказалась по этому поводу, - голос утомлённый, словно его обладательница устала повторять одно и то же, - у этого засранца имеется редкий дар – выживать в экстремальных ситуациях. Да, он абсолютно бесполезен, как боец, невнимателен и несобран. Лучше всего ему лежать на диване и потрахивать жену. Но я сама бывала в ситуациях, когда гибнут опытные профессионалы, а подобные ему, каким-то чудом умудряются уцелеть. В то же время, они могут ломать руки и ноги в самых обычных ситуациях.

            - Это правда, - судя по всему, к обсуждению моей персоны подключился Теодор, - знал я одного писаришку. Ничтожный, надо сказать человечишка, бабник и пропойца. Однако, когда его эскадрон трижды окружали, истребляя до последнего человека, он один умудрялся выжить, все три раза. Потом он помнится, проворовался и его отправили на каторгу.

            - Вот именно поэтому я советовала оставить его тогда, - сказала Вобла, - возможно, мы избежали бы той катастрофы.

            - Да, сучка, помнится ты предлагала послать меня, - сипнул Швед, - я тебе этого никогда не забуду!

            Я даже приоткрыл глаза, от удивления. Неужели эта злобная женщина-доска, так долго трепавшая нервы и подкалывавшая неудачника, пыталась спасти мою шкуру? Швед, набычившись глядел на Воблу, и его лысина побагровела, от прилившей к ней крови. Вобла, однако, была ничуть не обеспокоена гневом разъярённой собачки. Круглый, стоявший рядом с ней, размеренно очищал мой автомат от грязи и ехидно улыбался. Улыбка достаточно странно смотрелась на его физиономии. Видимо не очень часто приходилось веселиться этому человеку.

            - А ты чувствуешь себя обиженным? – спросил Круглый самым что ни на есть невинным тоном, - может быть тебя кто-то обидел?

            Похоже вопрос был не так уж невинен, как могло показаться, и кожа Шведа сменила свою багровую окраску, приобретая тёмно-фиолетовый оттенок. Никогда не думал, будто у живого человека может быть такой цвет кожи. Глухое рычание вырвалось из груди лысого здоровяка, и он ринулся на Круглого. Точнее, попытался это сделать, но Зверь, стоявший за спиной Шведа, видимо был готов к подобному обороту и ухватил того за плечи. Порыв оскорблённого водителя оказался настолько силён, что даже великан, удерживающий его, покачнулся, а сам Швед шлёпнулся на колени.

            - Обидели, - как ни в чём не бывало, бормотал Круглый, укладывая оружие на пол пещеры, - оскорбили, опустили, можно сказать. Просто ужас какой-то!

             - Прекрати, - оборвал его Зверь, но без своей обычной строгости, точно последняя шутка забавляла и его, - не хватало ещё перестрелять друг друга.

             - Я попрошу вас прекратить подобные скандалы, - Теодор вышел вперёд и похлопал Зверя по плечу, - обстоятельства последнее время складываются не в нашу пользу. Не стоит усугублять положение.

             - Ё…ные суки! – завопил Швед, вырываясь из цепкой хватки Зверя, - я вас кончу, уроды! Петухи, вонючие!

            Так же спокойно, как и всё, что он делал, до этого, Зверь снял свободной рукой автомат с плеча и приставил дуло к затылку Шведа. Не в меру разбушевавшийся водитель мгновенно утих и только косился на оружие, угрожающее его драгоценным мозгам.

            - Или ты успокоишься, - негромко сказал гигант, прижимая голову Шведа к полу, - или нам придётся оставить тебя здесь. Для меня это будет не слишком большая потеря. Я имею в виду потраченную на тебя пулю.

             Поскольку ни бить, ни убивать меня больше никто не собирался, я решил полностью прийти в сознание и подняться на ноги. Лежать, упираясь в жёсткий камень затылком, отбитым Воблой, было не слишком удобно. Упёршись локтями в пол, я медленно приподнялся и осмотрел место, куда меня притащили, пока я был без сознания. Нынешняя пещера оказалась совсем небольшой, напоминая формой и размерами железнодорожную цистерну. С потолка этого круглого «контейнера» свисали какие-то лианы, бледно-фиолетового цвета. Кажется, они слабо светились, но в ярком свете, исходящем от стен, это было почти неразличимо.

             Если основные события происходили здесь, то у противоположной стены царили тишь и покой. Там сидели три человека, которые, прижавшись друг к другу, испуганно смотрели на громкую разборку. Отсутсятвовали трое. Во-первых, Сергей. Подумав об этом, я тотчас вспомнил, что отсутствует он, уже на веки вечные и вряд ли когда-нибудь я его увижу, кроме как в кошмарных сновидениях. Не было этого, как его, Семенчука и (сердце сжалось от нехорошего предчувствия) Оксанки. В голове мелкнули мысли, одна бредовее другой. Перехватив изучающий взгляд Вобды, рассматривающей меня с интересом естествоиспытателя, я решил поинтересоваться:

            - А где хм, остальные?

            - Остальные? – переспросила Вобла и присела рядом со мной, - или тебя интересует та смазливая шлюшка, с которой ты так мило перепихнулся?

            - С ней что-то случилось?

            - С ними обоими случилось одно и то же, - вздохнула Вобла, - когда вас отослали, Зверь приказал немедленно собираться. Девка твоя задержалась – никак не могла натянуть сапог на ногу, жаловалась, типа сильно натёрла. Емеля крикнул, что времени в обрез и все побежали. Задержался только бугай из её корешей, хотел помочь. Я на повороте оглянулась, смотрю – этот жлоб взял её под локоть, а она всё сапог тянет. И тут на них упала эта чёрная дрянь. Я ещё подумала, наверное, прорвало где-то перемычку озера какого-нибудь, только смотрю: а под водой-то и нет никого. Исчезли они без остатка, будто растворились. Кислота, наверное.

            - Да нет, -сказал я, вяло махнув рукой, - оно - живое. Гналось за мной, до последнего, пока не загнало в угол, а потом почему-то, передумало и ушло.

            Теодор, с интересом прислушивавшийся к нашему разговору, подошёл поближе и присел на корточки. Под мышкой у него была кипа листов и толстая книга в чёрном переплёте назавание которой я теперь мог прочитать совершенно отчётливо. Оно поразило меня едва ли не больше, чем всё произошедшее со мной. На потёртой чёрной коже обложки горела золотом надпись, не потускневшая за годы, минувшие с момента издания книги. Если это была не шутка, то под мышкой у нашего руководителя находился мифический Некрономикон. Из книги выглядывали какие-то листочки, определённо чуждые пожелтевшим страницам древнего тома. Поскольку я рассмотрел на них русские буквы, то предположил, что это был перевод с латинского, или какого – другого языка, на котором была написана книга.

            Бог ты мой! Некрономикон! Книга, считавшаяся несуществующей, придуманной болезненным фантазёром Лавкрафтом. Помнится, я как-то читал, будто один одержимый коллекционер мистической литературы предлагал миллион долларов за оригинальное издание этой книги. Чёрт побери! Когда я выберусь отсюда, надо будет спереть этот раритет и толкануть его за полцены. Если, конечно, я ещё буду жив.

             Перехватив мой ошарашенный взгляд, руководитель криво усмехнулся и отложив чёрный том, выложил передо мной несколько листов, испещрённых линиями, обозначающими лабиринт подземных переходов.

            - Не мог бы ты показать, - обратился он ко мне, - как именно добирался до песчаной котловины. Сейчас я отмечу, откуда именно…

             - Я вообще не понимаю, почему я должен что-то показывать, - перебил я его, отодвигая карты в стороны, - после того, как меня так подставили. Или произошла нелепая ошибка, и меня совсем не собирались приносить в жертву, во имя каких-то ритуалов?

             - Собирались, но не во имя ритуалов, - Теодор слегка пожал плечами, - поскольку я ощущаю себя отчасти виновным в этом, то поясню, почему мы были вынуждены поступить подобным образом. Большинство переходов этого уровня, обычно заполнены тёмным пожирателем – той чёрной субстанцией, с которой ты столкнулся чуть раньше. Объяснять его сущность – слишком долго, стоит помнить лишь одно: приближение к пожирателю вызывает его активность и готовность поглотить любую разумную органику. Если не выманить его наружу, то пройти по уровню абсолютно невозможно – пожиратель уничтожит всех. Для того, чтобы он покинул эти переходы и поднялся на перекрёсток, так называется та пещера, с колодцами, достаточно принести в жертву пару человек, как ни кощунственно это прозвучит.  В этом случае пожиратель, на некоторое время останется на перекрёстке в состоянии релаксации. В нашем же случае произошло следующее: пожиратель не удовлетворил свой голод, в полном объёме и устремился на поиски недостающего. Объём его велик, но конечен, именно поэтому он поглотил девушку с мужчиной и прекратил распространяться, вернувшись на перекрёсток. Думаю, я изложил вполне доступно, - Теодор помолчал, насмешливо глядя на меня, - я надеюсь, ты всё-таки будешь со мной сотрудничать. Иначе придётся предоставить тебя самому себе – нам нужны только полезные, для дела, члены группы.

            Все козыри, как обычно, оказались в чужих руках. А по поводу обид…Жив остался, вот и ладненько, могло быть и хуже. Тяжело вздохнув, я подвинул к себе лист, пытаясь разобраться в переплетениях линий.

             - Ни хрена не понимаю, - сказал я наконец, - попробую лучше рассказать.

            Пока я излагал свою одиссею, к нам подошёл Зверь и они, на пару с Теодором, попытались отыскать на плане те пещеры и переходы о которых я рассказывал. Потребовалось совсем немного времени, пока выяснилось: имеющиеся карты грешат многочисленными белыми пятнами, по которым и пролегал мой маршрут.

            - Дуракам – везёт, - резюмировал Зверь наконец и посмотрел на меня с непонятным уважением, - всё-таки Вобла ошибается очень редко.

            - Машинку ему вернуть? – поинтересовался Круглый, покачивая автомат на ремне из стороны всторону.

             - Пока не надо, - Зверь покачал головой, искоса поглядывая на меня, - он на сегодня, в большой обиде. Ещё перемкнёт…

            Здесь он был не прав. Настроение у меня не способствовало сведению счётов, с кем

 бы то ни было. В первую очередь мне очень хотелось пить и есть. Впрочем, просить об этом не пришлось. Очевидно все понимали, что после суточного воздержания организму потребуется небольшая (а лучше большая) заправка. Мне выдали полную флягу воды, предупредив, правда, чтобы я не слишком шиковал, две банки тушёнки и буханку чёрствого, точно камень, хдеба. Выдавая эту булку, Круглый задумчиво постукивал ею о камень стены и бормотал нечто неразборчивое о хлебе, способном сохранять свежесть долгое время. Видимо – это он и был.

            Поглощая выданную пайку, я тупо смотрел в стену пещеры и пытался вспомнить лицо Оксанки. Пусть не тогда, когда мы занимались с ней сексом, но хотя бы прощание…Однако перед глазами стояла лишь картина, описанная Воблой: две человеческих фигурки в проёме тоннеля и чёрная хищная дрянь, обволакивающая их, перед тем, как сожрать. В горле появился тяжёлый комок, а глаза ощутимо запекло. Лучше бы у нас с ней вообще ничего не было! Чужого человека не так жалеешь.

            - Сколько времени? – спросил я у Круглого, стоящего неподалёку, - а то спать охота.

             - Так дрыхни, - добродушно откликнулся он, - один хер, сегодня уже никуда не идём. А время сейчас детское – двадцать-сорок восемь.

            - Поразившись тому факту, что уже наступил глубокий (по моим меркам) вечер, я завалился на камень и мгновенно вырубился, успев подложить под голову лежащий рядом мешок. Особую роль в моём спокойном сне сыграло ощущение безопасности, в отличие от предыдущей ночи (или какое там было время суток), когда некому было проследить за неведомыми тварями, крадущимися во тьме.

            В этот раз мне ничего не снилось, я точно нырнул в темноту, но не ту, которая погубила Оксанку и Сергея – эта была самой обычной, баюкающей моё тело в своих объятиях. Проснулся я от обуревающих меня взаимно противоположных желаний: во-первых, я хотел пить, а во-вторых – отлить излишек жидкости, образовавшийся в результате опустошения фляги.

            Вокруг царили тишина и покой. Наступил сонный час. Люди мирно дрыхли на гладком камне, побросав под головы изрядно отощавшие рюкзаки. Перекрывая тихое сопение общей массы спящих, доминировал чей-то мощнейший храп.

            Около входа в наш спальный вагон я увидел Круглого, привалившегося спиной к стене и потягивающего сигарету. На коленях у него лежал автомат. Видимо – это и был сторож, оберегающий наш покой от всевозможных тварюк. Увидев меня, Круглый повернул голову и кивнул, приветствуя моё пробуждение. Я кивнул в ответ и повертел головой, в поисках места, где можно было бы справить небольшую нужду. Таковых не оказалось: пещера выглядела слишком маленькой и всё её пространство занимали спящие. Поэтому, исполняя танец переполненных пузырей, я направился к выходу. Круглый молча наблюдал за моими па-де-па, продолжая потягивать сигарету. И только, когда я выходил из пещеры, он поинтересовался, с загадочной ухмылкой:

            - На порнуху потянуло?

             Спросонья мне могло и почудиться, но вроде бы он сказал именно так. Ни фига не сообразив, я промычал нечто непонятное и протанцевал дальше. Едва выбежав из пещеры я подбежал к ближайшей стене (ну прям, как про ту собаку: не найду дерева – обоссусь!) и исполнил свой долг перед организмом. И только, когда всё стало на свои места я обратил внимание на странный хекающий звук. Первая мысль была, естественно, о кровожадных тварях, подкрадывающихся к мирно писающему человеку. Медленно повернув голову, я очень быстро опустил нижнюю челюсть, зафиксировав её в этом положении.

            Сейчас я находился в зале с низким, изрезанном трещинами потолком, покрытым блестящей водяной плёнкой. Влага сочилась на песчаный пол, стекая по замшелым стенам. В относительно сухом месте, на плоском камне, метрах в пятнадцати от меня, две фигуры совершали странные телодвижения. В голову немедленно пришёл старый анекдот: думала сношаются, а пригляделась – точно, я…тся!

            Как бы передать увиденное, не скатываясь до стандартного: «Я-я! Натюрлих гу-уд!»? Короче говоря, Швед изо всех сил содомировал Семёна Кошкарёва. Глаза лысого были закрыты, от удовольствия и хекал он, будь здоров! Кошкарёв же, лишь обречённо смотрел перед собой, тупо уставившись в одну точку. Никто из них не заметил моего присутствия, поэтому я очень тихо вернулся назад, в СВ.

            - Ну как, насмотрелся на петушатню?

            Вопрос Круглого заставил меня подпрыгнуть.

             - Садись, - сказал он, указывая на противоположную стенку, - не боись, геморрой

не заработаешь, пол – тёплый.

            - И чё это за хренотень? – спросил я, тыкая большим пальцем в сторону выхода.

            - Так он его уже второй день пользует, - спокойно заметил Круглый и достав пачку сигарет,         предложил, - угощайся.       Не хочешь? Как хочешь…Лысый, тот весьма полюбляет пройтись по очку.      А педик - педика видит издалека.

            - А он, тоже?.. – осторожно спросил я, начиная понимать, в чём заключалась соль, той шутки, которая вывела Шведа из себя.

            - Ну не то, чтобы полный пидер, - задумчиво сказал Круглый и предложил мне глотнуть из плоской металлической фляжки, - в своё время, по малолетке, трахнул он одну кобылу, без её согласия, а та возьми и в мусарню заяви. Его закрыли. Предки у него крутые были, да надо ж тебе, в тот момент за бугор отвалили. Пока суд да дело: узнали, приехали, сунули кому надо, их сыночка хорошо подлечили, от запоров. На этой почве у него малёхо крышку снесло и полюбил он мальчуганов портить, проказник эдакий. Правда и про баб не забывает, но так, без вдохновения. А вчера захомутал он этого фиолетового, поставил в стойло и отодрал. Сегодня, стало быть, продолжение банкета.

            - А этот, фиолетовый, - я глотнул из фляги и обнаружил в ней чистый спирт, - гха-гха! Не возмущался?

             - Пытался, - Круглый отобрал у меня флягу и приложился к ней, даже не поморщившись, - ну и кто он, против Шведа? Тот его проторцевал и пообещал сломать пару рёбер. В общем дамочка долго не ломалась. На, глотни ещё.  

           Откашлявшись, я покачал головой, ощущая, как в ней появляется приятный туман.

            - Вот интересное место, - сказал я, делая третий глоток, - и где это мы? Никак не могу сообразить. Твари всякие, пожиратель этот самый…Происходит хрен знает, что.

             - Иди спать, - со вздохом, сказал Круглый и спрятал свою фляжку, приложившись к ней, напоследок, - слышал, речугу Звереву? Вот нет у меня никакого желания в тыкву получать!

            Я поднялся и побрёл к своему месту. За спиной послышался тяжёлый вздох и Круглый негромко пробормотал:

             - Можно подумать, нам кто-то объяснял, в какое дерьмо мы сунулись…

 

 

 

 

 

            Это было весьма похоже на правду. Туман в голове переливался из одного полушария в другое, скрывая за своей пеленой тьму пожирателя, светящиеся глаза тварей и чёрный том Некрономикона. Потом сумрак сгустился окончательно, погребая меня во тьме глубокого сна.

            Очевидно мне вновь захотелось по малой нужде, и я опять вышел из пещеры, миновав уснувшего Круглого. Под ногами хлюпала вода, настоящими водопадами низвергающаяся с потолка. Помимо воли, мой взгляд устремился в сторону камня, где Швед совокуплялся с Кошкарёвым. Они и сейчас были там, только теперь Швед, обнажившись до пояса, методично резал тело учёного огромным ножом. Кровь стекала по камню, смешиваясь с водой, потоки которой устремлялись куда-то в угол пещеры. Швед поднял лицо, лоснящееся в тусклом свете и скаля крупные зубы, указал клинком в том направлении, куда устремлялись бурлящие ручьи.

            Там, на горбатом камне, вырастающем из тёмных вод небольшого озера, я заметил скрюченную человеческую фигурку. Что-то в очертаниях согбенного человека заставило меня пристально вглядываться в него, пытаясь рассмотреть черты лица. Но плывущие клубы, невесть откуда взявшегося тумана, скрывали силуэт на камне, не позволяя различить подробности.

             Я решил подойти поближе, краем глаза уловив, что Швед возобновил своё жуткое занятие. Однако пелена продолжала сгущаться, и я напрасно напрягал зрение, в попытках проникнуть сквозь неё.

             И вдруг завеса исчезла, словно её и не было. На скользком камне, склонив голову к коленям, сидела Оксанка. Девушка была абсолютно обнажена и лишь длинные волосы, разметавшиеся по телу, служили ей неким подобием одеяния. На камне лежала чёрная книга и Ксюха изучала её, поглаживая ладонью пожелтевшие листы. Когда я попытался подойти, девушка, не поднимая головы и не прекращая своего занятия, сказала:

             - Посмотри под ноги.

             Я опустил глаза и сообразил, что небольшое чёрное озерцо, на берегу которого я остановился, состоит из массы Тёмного Пожирателя, лениво плещущего о блестящие бока камня. Я попятился назад и пробормотал:

             - Ты же умерла…

            Оксана, не отвечая мне, подняла чёрный том, на обложке которого горела золотая надпись: «Некрономикон» и прочитала нараспев:                    

                            В подземельях бесконечных,

                            Где горит огонь, живущий,

                            В тёмных коридорах мрака

                            Жизнь замрёт и вновь начнётся

            - И что это означает? – спросил я, озадаченно.

            Девушка подняла голову, но вместо лица я увидел колышущуюся чёрную плёнку Пожирателя. Мгновение – и тело Оксаны превратилось в оплывающий фантом, соединившийся с общей массой тёмного озера. Тотчас я ощутил чьё-то присутствие за спиной и обернувшись, увидел Шведа, забрызганного кровью с ног до головы.

            - Нормальным здесь не место, - сказал он и толкнул меня в грудь, - покойся в мире.

            С коротким воплем я рухнул в озеро Тёмного Пожирателя.

            - Какого хрена ты орёшь? – осведомился Круглый, наклоняясь надо мной, - хочешь, созвать всех местных тварей?

            Чёрт побери! Последний кошмар оказался реалистичным до ужаса. Сердце колотилось так, словно кто-то пытался пробить мою грудь отбойным молотком. Тяжело дыша, я привстал с мешка, на котором лежал и вытер мокрый от пота лоб. Странное дело, я помнил сон от начала и до конца, во всех мельчайших подробностях. В памяти остался даже тот нерифмованный стишок, который прочитала мне Ксюха. Вот только, что всё это могло означать?

            Пока я приходил в себя, мне сунули осточертевшую консерву и кусок хлеба, который, в скором времени, можно будет использовать в качестве наступательного оружия. С трудом отгрызая крошки каменного ломтя, я пропихивал в глотку склизкие ошмётки тушёнки, понимая: ещё немного, и я просто не смогу глядеть на эту мерзопакость. В попытке хоть как-то отвлечься от неприятного процесса, приходилось занимать своё внимание осмотром хмурых спутников, ещё уцелевших, на данный момент. Крутые выглядели, как обычно, вот только Швед цвёл и пахнул, с хлюпаньем опустошая свою банку. При виде его хари, я ощутил чувствительный приступ тошноты и спешно отвёл взгляд. Двое уцелевших учёных и Юра, едва ли не прижавшись друг к другу, молча

жевали свою пищу. Более или менее нормальным из них, выглядел только Жуковский. Могучий старикан, покряхтывая, макал в банку кусок хлеба и методично, словно выполняя некий ритуал, уничтожал его. Кошкарёв, со свежими царапинами на осунувшейся физиономии, поедал хлеб, точно осторожная мышь: торопливо, ежесекундно вздрагивая и озираясь по сторонам. Юрик и вовсе выглядел существом не от мира сего, будто вместо парня посадили какого-нибудь зомби. Бледное, до синевы, лицо ничего не выражало, а в полуприкрытых глазах зияла жуткая пустота. На мой взгляд, даже избитый и оттраханый Кошкарёв выглядел намного лучше.

             Наш завтрак продолжался совсем недолго. Теодор немного поспорил со Зверем, обсуждая сегодняшний путь и в конце концов великан уступил, пожав мощными плечами. Странное дело, только сейчас, когда все начали готовиться к выходу я обратил внимание на оружие. А оно осталось только у крутых. Автоматы, принадлежавшие остальным, перекочевали за их спины. Стало быть, по какой-то причине, нам уже не доверяли. Ну в случае с Кошкарёвым дело ясное – попади автомат ему в руки и неизвестно, сколько протянет ухмыляющийся Швед.

            Круглый, как и прежде, обходил всех, помогая влезть в лямки рюкзака и правильно распределять груз. Проделав ту же операцию с моей ношей, он на несколько секунд задержался, прикрыв руки своим коренастым телом и быстро засунул пистолет мне под брючный ремень. На лице его, при этом, расплылась невероятно широкая усмешка, словно он проделывал какую-то, безумно забавную, шутку.

            - Надеюсь, ты умеешь им пользоваться, - сказал он, дружелюбно похлопав меня по плечу, - думаю, эта штуковина тебе ещё потребуется. Как и граната.

            Гранату у меня действительно не отобрали. То ли посчитали, будто я потратил её на тот злополучный колодец, то ли просто забыли. Скорее всего – последнее.

            У нашей цистерноообразной пещеры оказалось два выхода. Один выходил в мокрый зал, а второй оказался завален огромным валуном и его теперь предстояло откатить в сторону. Сил пришлось приложить немало. Восемь человек, с огромным трудом, сдвинули замшелый булыжник, кажущийся частью стены. Какие-то лоснящиеся тысяченожки бросились во все стороны и на некоторое время все оказались поглощены топтанием огромных мерзких насекомых, похрустывающих, под каблуками. Уцелевшие

разбежались, спрятавшись в глубоких трещинах стен. Не знаю, сколько их уцелело, но остаться здесь на ещё одну ночёвку я бы не рискнул.

            Избавившись от насекомых, мы смогли довести дело до конца и булыжник с грохотом рухнул на пол, освобождая проход. Луч фонаря осветил стены узкого коридора и упёрся в глухую стену.

            - Ну и куда дальше? – осведомился Зверь у Теодора.

            - Опусти луч, - скомандовал тот, следуя взгдядом за пятном света, ползущим по стене.

             Как обычно он оказался прав: в полу зияла чёрная дыра.

            - Там – спуск, - пояснил Теодор, оборачиваясь ко всем остальным, - горка, подобная гладкому жёлобу и некоторое время вы будете очень быстро скользить вниз. В самом конце спуска находится глубокая яма, поэтому на финише вам придётся каким-то образом снизить скорость. Рекомендую упираться подошвами в края жёлоба. Если кто упадёт в яму – покалечится или убьётся, а это в общем-то равносильно – калека не сможет продолжать путешествие. Будьте осторожнее.

             Все несколько замешкались перед тёмным отверстием, ведущим в обещанный жёлоб: всё-таки страшновато нырять в угольно чёрную яму, где может притаиться кто угодно. Даже Зверь очень долго не решался подать пример, а лишь светил фонарём, пытаясь пробить мрак, скрывающий неизвестность. Наконец великан засопел и набычившись, начал медленно спускать ноги в отверстие. Стоило Зверю отпустить руки и его тело молниеносно пропало из вида. Послышался слабый шелест, стихающий с каждой секундой. Следующим в яму нырнул Теодор, только проделал это намного увереннее, чем предшественник. Швед пошёл третьим, причём его лысина, поросшая короткой свиной щетиной, блестела в свете фонарей, от покрывающего её пота. Не могу сказать, что я был менее мокрым, но надеюсь это не выглядело так омерзительно.

            - Кто следующий? – осведомилась Вобла, - думаю, жребий кидать не будем. Короче, хватит трахать мозги – ныряйте!

            Ближе всего к ней находился зомбеобразный Юрик и не говоря ни слова, женщина согнула его в три погибели и зашвырнула в отверстие. После этого повернулась ко мне, поскольку я стоял следующим.

            - Всё понял, - сказал я, поднимая руки вверх и подвигаясь к дыре, - не стоит утруждаться, силы нам ещё пригодятся.

             - Ты никак трахаться со мной собрался? – поинтересовалась Вобла и развеселённая этой мыслью, расхохоталась, - давай уже, лезь.

            Я осторожно опустил ноги вниз и нащупав твёрдую гладкую поверхность жёлоба, разжал пальцы, которыми держался за край отверстия. Не успел я это сделать, как моё тело, с бешеной скоростью устремилось вниз. Не знаю, кто и чем полировал этот камень, но он оказался выглажен почище, чем поверхность идеального зеркала. Глядя на мелькающие стены, я с трудом удерживал внутренности на месте, пока сорванная крыша пыталась сообразить, как же я буду тормозить.

            Внезапно закрытая труба превратилась в тот самый, обещанный Теодором жёлоб, который неизвестно на чём держался. Я скользил на бешеной скорости над бескрайним воздушным пространством и лишь в тысячах километров подо мной, блестел слабый свет. От этого настолько захватывало дух, что некоторое время я не мог дышать вообще. Скорость была просто невероятной и когда навстречу мне метнулась каменная стена, я даже не успел испугаться. Во мгновение ока я провалился в тёмную дыру, ощутив заметное уменьшение скорости спуска.  Но всё равно - куда там этим американским горкам! Я понял, как я заработаю кучу денег: открою здесь парк аттракционов. Для выживших – скидки.

            Спустя несколько минут я вновь вылетел на открытое пространство, но в этот раз всё было намного скромнее: пещера высотой метров пятьдесят. Я летел от потолка к полу, где в конце жёлоба чернело отверстие означенной ямы. Около неё стояли те, кто спустились раньше меня.

            - Тормози! – крикнул самый высокий из них, приложив ладони рупором ко рту, - тормози, твою мать!

            - Как? – спросил я сам у себя, - у тебя тормоз – ты и тормози.

             Оказывается, жёлоб не весь был выглажен до зеркального блеска – верхняя часть его бортов состояла из обычного шероховатого камня, вполне пригодного для упора ногами. Так я и сделал.

            Под свист стираемых подошв скорость тотчас упала до минимума и завершал путь

 

 

 

 

 

 я в темпе гоночной черепахи. Это позволило мне, перевалившись через край жёлоба, спрыгнуть на пол рядом с предательской ямой. Никто не поздравил меня с удачным спуском, не вручил никакой награды, хоть на мой взгляд, я побил все рекорды бобслеистов, вместе взятых. Оставалось утешаться хотя бы тем, что я всё ещё жив. При воспоминании о жутком провале, куда запросто можно было улететь, меня передёрнуло.

            Я поднял голову и посмотрел на видимую часть жёлоба, поразившись тому, как эта хрупкая конструкция умудряется оставаться целой не имея никаких поддерживающих её колонн. В этот самый момент из дыры в стене с оглушительным воплем вылетел человек и на огромной скорости устремился вниз. Зверь замахал руками и приказал тому тормозить. Однако Кошкарёв (а это был он) видимо пребывал в состоянии полного офигения и не сделал ни единой попытки снизить скорость. Пробормотав пару, неизвестных мне, но несомненно интересных, выражений Зверь подступил к краю ямы и протянул свою мощную руку. В этот момент вопль Кошкарёва перешёл в оглушительный визг. Очевидно он понял, куда ему предстоит шлёпнуться. Я подошёл к дыре и оценил её глубину – метра четыре, не меньше. Вполне достаточно, для сворачивания шеи. Визг достиг ультразвуковой ноты и оборвался, когда Зверь ухватил педика за куртку и под треск рвущейся материи, отшвырнул его на пол. После этого гигант поморщился и брезгливо отёр ладонь о штаны, точно коснулся чего-то омерзительного. Очухавшись, Кошкарёв поднялся на ноги, непрерывно ощупывая драгоценное тело в поисках переломов и громко поскуливая.

            - Ну зачем мне эти деньги? – всхлипывая, бормотал он, - сидел бы себе в лаборатории…Дёрнул меня чёрт! Такие унижения…Я ещё разберусь!

             - Ладно, ладно, дорогуша, не плачь, - негромко сказал Швед, подступая к нему и похлопывая по заднице, - сегодня вечером я тебя утешу. Ты ведь этого хочешь, я знаю.

            Кошкарёв ничего не ответил, но его взгляд был намного красноречивее каких бы то ни было слов. Лысый захохотал было, но уловив раздражённый взгляд Зверя, елейно улыбнулся.

            В этот момент наша компания пополнилась Жуковским, который сам, не дожидаясь указаний, упёрся ногами в борта жёлоба. Поскольку никаких неожиданностей больше не предвиделось, я решил осмотреть пещеру. Совершить, так сказать, ознакомительную экскурсию. Стены состояли из гигантских глыб ничем, казалось, не скреплённых одна с другой, из-за чего казалось, будто они вот-вот упадут вниз. Пол прорезали извилистые трещины, уходящие в непроглядный мрак. Какой-то определённой формы у зала не было: множество косых углов свели бы с ума любого здравомыслящего архитектора. В стенах я насчитал пять выходов, заваленных обломками. Ближайшие два казались непроходимыми, а чтобы добраться до трёх дальних, пришлось бы перебраться через небольшое озерцо.

             - Ну, вроде все? – поинтересовался за спиной Теодор, выведя меня из молчаливого созерцания интерьера, - тогда двигаемся дальше.

            В руках наш предводитель сжимал карту, и Зверь, стоявший за ним, угрюмо рассматривал детские каракули, ползущие по листу. Вобла, вместе с Круглым, пытались починить порвавшуюся лямку рюкзака, а Швед недовольно связывал половинки шнурка.

            - Двигаемся туда, - скомандовал Теодор, указав на самый дальний проход и Жуковский, взяв Кошкарёва под руку, немедленно устремился в указанном направлении. При этом старый учёный яростно шептал на ухо коллеге, бросая косые взгляды на Шведа. Поправив пистолет, возвращённый мне Круглым, я подошёл к Юрику, понуро бредущему вперёд и поинтересовался:

            - Чего такой затраханый?

             - Мы все умрём, - пробормотал Юра, не глядя на меня, словно отвечал на какой-то собственный вопрос, - все умрём. Нам никогда не выбраться отсюда. Это – преисподняя и все мы будем прокляты.

            - И всё же я считаю, нам следовало пойти по третьему маршруту, - упрямо заявил Зверь, за нашими спинами, - выигрыш – полные сутки. Не думаю, будто на разбор завала уйдёт слишком много времени.

            - А гарантированная потеря одного человека? – задумчиво поинтересовался Теодор, - не слишком ли мы много теряем людей на дальних подступах?

             - Расходный материал – для этого мы их и брали! – понизив голос, прошипел Зверь, - ну скажи, на кой хрен нам сдался этот отмороженный? А наш счастливчик? Хотелось бы прверить пределы его везения. Ну а лысого пидора я сам, с огромным удовольствием, пристрелю!

            Кошкарёв с Жуковским подошли к озерцу и остановились на его берегу. И тут меня накрыло знакомое ощущение тоски, смешанной с ужасом, и я замер, ухватив Юрика за руку. Парень соблаговолил выйти из своей спячки и ошарашено посмотрел на меня.

            В глазах плеснулся серый сумрак и мне показалось, словно я вернулся в свой сегодняшний кошмар. Я вновь видел камень посреди Тёмного Пожирателя и Оксанку, шепчущую слова предупреждения. Только, в этот раз, они были совсем другими.

            - Беги, - шепнул бесплотный голос, - беги, беги!

            Не раздумывая ни секунды, я повернулся и бросился прочь. Уже поворачивая, я увидел, как чёрное озерцо, перед которым стояли Кошкарёв и Жуковский вздыбилось, нависая над оцепеневшими людьми.

            Мелькнуло изумлённое лицо Зверя, и я помчался в сторону того, из заваленных проходов, который выглядел посвободнее. Кровь с такой силой колотила в уши, что забивала все звуки и лишь несколько секунд спустя я услыхал крики и топот. Судя по всему, те из группы, кто ещё остался жив, догоняли меня.

            Мимо, словно локомотив, промчался Зверь и на полном ходу, нырнул в груду камней, закрывающих выход из пещеры. Оглушительно заскрежетало, то ли булыжники, то ли зубы великана и огромные ноги, дёрнувшись раз – другой, исчезли из вида. Мне было уже легче: проползая, Зверь оставил траншею, по которой мог запросто проползти тяжёлый танк. Ожесточённо упираясь локтями в осыпающийся гравий, я полз вперёд, слыша впереди и сзади громкое сопение. За спиной оно было намного громче и сопровождалось многочисленными ругательствами.

             Когда перед самым носом открылось свободное пространство, произошло то, чего я больше всего опасался: рюкзак зацепился за какой-то выступ, и я застрял. Кто-то ткнулся в мои ноги и я, с трудом, удержался от того, чтобы пнуть преследователя.

             - Я застрял! – прохрипел я, скорее ощущая, чем видя перед собой какое-то движение, - помоги!

            В тот же момент рука, похожая на механический рычаг, ухватила меня за грудь и потащила вперёд. С треском лопнула лямка рюкзака и я вырвался наружу из каменного плена. Отбросив меня в сторону, Зверь бросился помогать следующему. Им оказался Теодор с лицом, покрытым синими пятнами и сумасшедшими глазами. Остальные, а их оказалось четверо, вылетали, один за одним. Впрочем, последнего – Юрика, Вобла вытащила за шиворот, потому как парень был не в силах передвигаться самостоятельно. Глаза у него закатились, а белые губы бормотали какую-то ерунду.

            - Гранату, - скомандовал Зверь, протягивая лопатообразную ладонь, - быстрее, ..б вашу мать!

             Ребристое яйцо прыгнуло ему в руку и мгновенно слетело с неё, отправившись в прорытую канаву.

            - Ещё! – рявкнул великан и молниеносно отправил следом за первой ещё две гранаты.

            Ожидать команду «Ложись!» никто не стал. Все тотчас повалились на пол. Через мгновение после этого громыхнул тройной взрыв, и волна обломков обрушилась на мою голову, добавляя новые синяки и шишки к полученным ранее. Густая, как мука, пыль запорошила глаза, умудряясь проникнуть даже под плотно прикрытые веки. Кроме того, эта дрянь полностью законопатила ноздри, вынудив меня разразиться очередью из глухих кашлей, перемежающихся чиханием. Подобные же звуки эхом кружили вокруг, словно меня угораздило заболеть гриппом внутри гулкого колодца.

            - Сквозь этот завал он не должен бы проникнуть, - послышался задумчивый голос Теодора, где-то над моей головой, - впрочем не думаю, будто Пожиратель, получив пару человек будет излишне активен. Господи, откуда он вообще здесь взялся?

            Я поморгал, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Мне удалось рассмотреть несколько тёмных силуэтов, посреди кружащего серого облака. Самый высокий, скорее всего принадлежал Зверю. Великан задумчиво покачивал мой (я узнал его по оторванной лямке) рюкзак из стороны в сторону. И вдруг Зверь, с неожиданным остервенением ударил его о стену. Раздался громкий хруст и жалобное дребезжание.

            - Зверь, какого хера?! – крикнула Вобла откуда-то из недр пылевого облака, - ты совсем очуманел?

            Гигант никак не мог остановиться и колотил рюкзаком о стену, пока не прекратился даже самый тихий хруст. Лишь после этого он остановился и отбросил истерзанный мешок в сторону. Пыль начала оседать, и я сумел различить физиономию Зверя, искажённую безумной яростью.

            - Какого хера? – переспросил он, подступая к неподвижно стоящему Теодору, который приподняв бровь смотрел на пострадавший рюкзак, - могу вам всем объяснить, если не доходит! Можете взять половину этого траханного барахла и выбросить его на хер! Или среди вас есть знатоки, способные обращаться с этими траханными приборами? Последние двое знатоков навернулись пять минут назад! И что дальше? На кой хер мы вообще сюда припёрлись?! Что мы тут делаем? Сдыхаем на хер, один за другим!

             - Успокойся, - процедил Теодор, полыхнув глазами, - возьми себя в руки.

             - Что?! Это ты мне говоришь? – Зверь подступал к нему, приподнимая согнутые в локтях руки, точно собирался вцепиться предводителю в глотку, - кто ты вообще такой, мать твою! Твои указания завели нас в это дерьмо! Почему ты никогда не слушаешь моих советов? Сильно крутой, да?

            Его пальцы почти касались бушлата, изменившего свой цвет от осевшей на нём пыли. Швед, Круглый и Вобла безмолвно стояли поодаль, не вмешиваясь в разборку двух лидеров, а Юрик и вовсе не обращал на неё внимание, тупо глядя в пространство. Великан горой нависал над Теодором и казалось вот-вот обрушится, словно лавина и сломает пополам. Однако же произошла вещь, изумившая всех до крайней степени. В тот момент, когда ладони, напоминающие ковши экскаватора, коснулись бушлата, Теодор ухватил Зверя за бока и с невообразимой лёгкостью, отбросил его прочь. Гигант успел сгруппироваться и прокатившись по усыпанному битым камнем полу, вскочил на ноги. Лицо его, однако, в полной мере отражало сокрушительное изумление. Очевидно Зверь (и не только он) никак не мог понять, как его, такого огромного и сильного, смогли так легко отбросить. Но удивление удивлением, а рука тянулась к автомату.

            - Успокойся, - повторил Теодор и подняв Калашникова, взял Зверя на прицел, - мне бы очень не хотелось потерять именно тебя и именно сейчас.

            - Зверь, остынь, - проникновенно сказал Круглый, - не будь дураком. Ты же знаешь, когда нужно остановиться. Ну прострелят тебе башку и кому ты чего докажешь?

            - Заберите у него ствол! – прошипел Зверь, неотрывно глядя в дуло наведённого автомата, - мы же с вами всегда вместе! Вы же…

             - Попустись, - сказала Вобла, с ноткой жалости в голосе, - Утюг дал чёткие указания – слушать Емелю, поэтому или ты успокоишься или придётся оставить тебя здесь.

            Зверь, тяжело дыша, обвёл недобрым взглядом своих товарищей. Сейчас он как никогда напоминал хищника, загнанного в угол сворой собак. Внезапно Теодор, не терявший спокойствия на протяжении всей этой сцены, опустил оружие и повесил его на плечо.

             - Это совершенно напрасно, - негромко сказала Вобла и Круглый согласно кивнул головой, - я бы не советовала…

            Я был с ней полностью солидарен: оставлять такого человека в таком состоянии с оружием в руках…Я постарался убраться с направления возможного огня. Зверь уже начал двигаться и автомат сам запрыгнул к нему в руку, нацеливаясь на предводителя. Тот продолжал стоять на месте, сохраняя маску (маску ли, только?) безмятежности на гладковыбритом лице. Гигант подошёл к Теодору и упёр ствол автомата ему в грудь. Палец, лежавший на гашетке побелел от напряжения, будто его обладатель из последних сил сдерживал себя, пытаясь не нажать на спуск. Все замерли, опасаясь пошевелиться, дабы не нарушить это хрупкое равновесие, не разбить его на осколки автоматных очередей. Казалось, чёртово мгновение никогда не кончится, застыв в точке наивысшего напряжения. Наконец Зверь опустил оружие и прошипел, выпуская воздух, как выпускает пар перегретый котёл.

            - Чтоб ты сдох! – выдохнул он, - не знай ты дороги наверх – я разорвал бы тебя на части!

            - Но я то - знаю, - совершенно спокойно ответил Теодор, - кроме того, если ты вернёшься к Утюгу без меня, слишком долго тебе не протянуть.

            - ..бал я твоего Утюга! – прохрипел Зверь, - сколько я этих утюгов пережил и сам перехлопал, никому не сосчитать.

            - Дело хозяйское, - Теодор пожал плечами, - но к твоему сведению, ещё не всё потеряно и выигрыш может оказаться больше, чем ты ожидаешь.

            - Ладно, проехали, - угрюмо сказал Зверь, отворачиваясь от него, - срал я на все эти выигрыши, главное теперь – остаться в живых.

            - Тогда нам тем более необходимо держаться друг за друга, - Теодор обозначил на губах тень улыбки, - склоки понижают боевой дух.

            Однако Зверь уже не слушал его, а мрачно взирал на Юрика, потупившего взор. Не знаю, как кто-то другой, а я уже начал различать этот особый взгляд, который уже два раза предвещал чью-то смерть. Стало быть, пришло время четвёртого «ключа». Теодор не просто так говорил о гарантированной потере одного человека, если мы пойдём по этой дороге. Вольно или не вольно, но мы выбрали этот путь. На всякий случай, я полез под куртку, нащупывая рукоять пистолета. Хрен его знает, какие там мысли, у Зверя в голове. Ешё решит, действительно, проверить пределы моего везения…

            Припомнились Стругацкие с их: счастье для всех даром…Только здесь принцип сталкеров возвели в куб, приведя целых четыре ключа. Да и счастья даром не будет, а обиженными уйдут все. Если вообще уйдут…

             Но где же замочная скважина, в которую сейчас воткнут злополучный «ключ»? Я повертел головой в поисках чего-нибудь, напоминающего препятствие. Ничего я не увидел. Короткий тоннель, в котором мы стояли, оканчивался идеально круглой дырой, ведущей в непроглядную тьму. Низкий потолок щетинился тусклыми кристаллами, которые, опускаясь по стене, постепенно уменьшались в размерах, образуя некое подобие шубы.

            - Эй ты, замороженный! – сказал Зверь, толкая Юрика носком сапога, - топай вперёд.

            Юра встал и потянулся к рюкзаку. Движения у него были механические, как у робота, запрограммированного на определённые действия. Гигант остановил его руку, покачав головой:

            - Рюкзак оставь здесь. Пойдёшь так.

            Юра остановился и на его бледном лице появилось осмысленное выражение. Очевидно сказанное достигло неких глубин его мозга, погребённых под покрывалом, сотканным из ужаса и отчаяния. Парень внимательно посмотрел на Зверя и понимающе кивнул, очевидно отвечая каким-то своим мыслям. Плечи его и без того опущенные, совсем упали. Сгорбившись, Юра отправился вперёд.

            Смысл этой мизансцены был понятен каждому, поэтому все молча смотрели вслед

обречённому, который подволакивая ноги, шагал навстречу смерти. Около чёрной дыры парень остановился и нерешительно потоптался на месте. Кашлянул и оглянулся на нас, словно надеялся на внезапное чудо; вдруг кто-то скажет, типа всё отменяется и ему можно вернуться. Все угрюмо молчали. Не в силах вынести этот умоляющий взгляд, я опустил глаза. Но любопытство оказалось сильнее жалости, и я не смог удержаться, и не проследись за судьбой Юрика.

             Издав короткий всхлипывающий звук, парень шагнул вперёд. Точнее, попытался шагнуть. Его тело словно окостенело, застыв с поднятой ногой и разведёнными в стороны руками. Несколько секунд я видел светлый силуэт на тёмном фоне, а затем мрак прыгнул вперёд и поглотил несчастного, растворив в своём непроглядном чреве.

             - П…ц! – коротко вздохнул Швед, шумно сглатывая.

            Тихое бормотание заставило меня обернуться, и я увидел Теодора, читающего Некрономикон. Он произносил слова, с моей точки зрения, абсолютно непроизносимые. Выговорив эту ахинею, Теодор захлопнул чёрный том и устало сказал:

             - Вуаля. Дело сделано.

            На месте чёрной дыры теперь было нормальное отверстие, через которое я видел стены, освещённые ярким сиянием, больше всего напоминающим солнечный свет. Отбросив в сторону всяческую логику (откуда возьмётся солнце на такой глубине?) я бросился вперёд.

            - Стой! – крикнула Вобла у меня за спиной.

            - Пусть бежит, - спокойно ответил ей Теодор, - теперь, не страшно.

            Подбежав к дыре, я осторожно заглянул в открывшуюся пещеру. Не знаю, что я надеялся там увидеть, может быть открытое пространство под ясным небом или хотя бы пещеру без потолка. В общем, мне ужасно хотелось вырваться из осточертевших казематов наружу, ощутить свежий ветер и забыть про кошмарный лабиринт, по которому мы двигались к неизвестной цели.

            Желание это было так велико, что увиденное вызвало у меня глубочайшую депрессию. Хоть стоило ли расстраиваться, если подумать?

 

 

 

 

 

 

                                                            КАЗИМИР.

 

 

 

             Открывшаяся пещера оказалась небольшим помещением, к которому так и просилось определение: уютное. Невысокий потолок источал мягкий рассеянный свет, принятый мной за солнечный. Пол покрывало нечто, напоминающее одновременно мех животного и мягкий ковёр. Прыгнув вниз я убедился, покрытие действительно мягкое, пружинящее под ногами, как тренировочный мат. Подобное ему свисало и со стен, гигантскими бородами покачиваясь на лёгком ветерке. Воздух поступал через широкое отверстие в стене, вполне способное пропустить крупного человека и уходил в другое, точно такое же отверстие. Как ни странно, но угодив сюда я ощутил, как мои, вконец издёрганные нервы, начали успокаиваться.

            Зверь с пыхтением просунувшийся в дыру, посапывая повесил мне на плечо, кажущийся невесомым мешок, а на шею – автомат. После этого великан осмотрелся и шумно втянул в себя тёплый сухой воздух.

            - Хорошо, - сказал он, но его угрюмый тон абсолютно не соответствовал словам, - как попадаешь в такое замечательное местечко – обязательно случается какая-нибудь хрень.

            - Как тогда, на перевале, - подхватила Вобла, поправляя ремень своего Калашникова, - тепло, солнышко светит, птички гадские поют – тишь да благодать. А потом – писец! Черножопые повалили со всех сторон.

             Круглый только молча пожал плечами и ткнул пальцем в естественную нишу, образованную двумя массивными плитами, которые сложились домиком метрах в тридцати от нас. Тень от каменного козырька не позволяла различить подробностей, однако налицо было явное присутствие человека: крохотная лачуга, собранная из подогнанных друг к другу плоских камней. Небольшое окошко озарялось слабым сиянием, но подробностей обстановки я не мог рассмотреть.

             - Ну как я и говорил, - резюмировал Зверь и передёрнул затвор.

            - Что будем делать? – Швед нервно потирал цевьё автомата, - гранату туда – и капец.

            - Ничего взрывать мы не будем, - сказал Теодор и спокойным шагом, мирно прогуливающегося человека, направился к постройке, - здесь вам ничего не угрожает.

             При взгляде на этого человека, не блещущего какими-то выдающимися физическими данными, с трудом верилось, будто он мог поднять и отбросить на несколько метров Зверя, весящего, по меньшей мере, сотню килограммов. Дело тут было нечисто.

            - Ну это мы посмотрим, - пробормотал Зверь, не торопясь опускать оружие, - осторожность ещё никому не помешала. Особенно в таком месте, как это.

            Я был согласен с ним на все сто, учитывая недавнюю смерть наших спутнимков, причём их смерть оказалась столь же кошмарной и непонятной, как и кончина всех предыдущих путешественников. Поэтому я забросил рюкзак за плечи и поудобнее взял Калашникова. Только первым делом снял его с предохранителя и проверил, есть ли в обойме хотя бы один патрон. Как выяснилось, мне подсунули оружие с полупустым магазином. Очевидно, на мою помощь в экстремальных обстоятельствах, по-прежнему, никто особенно не надеялся. Ну и хрен с вами!

             Пока суд да дело, Теодор подошёл к постройке и после секундной паузы нырнул в какую-то узкую щель, служившую дверью в этой хибаре. Я прислушался, ожидая услышать хоть какой-нибудь звук: шум драки, стрельбу, разговор наконец. Стояла тишина, нарушаемая только шумным дыханием пяти человек.

            Зверь махнул рукой, и мы медленно подошли к дому. Теперь стало ясно, неизвестный архитектор постарался на славу, подогнав плиты одна к другой с такой точностью, что ему не потребовались скрепляющие материалы. Строение возвели, судя по всему, очень давно, потому как успели появиться многочисленные трещины, которые, впрочем, никто не собирался заделывать. Да и зачем? Ни снега, ни дождя здесь не было, да и быть не могло.

            Зверь остановился и, осмотрев людей, оставшихся под его началом, скомандовал:

            - Швед и Круглый, остаётесь здесь. Глядите в оба. Круглый, не вздумай лакать спирт! – он ткнул пальцем в меня и, с ноткой злорадства, сказал, - иди вперёд. Если почувствуешь какое-нибудь гавно – кричи. Можешь выстрелить.

             - Спасибо за совет, - пробормотал я, подступая к тёмной щели входа, - б…дь!

 

 

 

 

 

            Возможно мои напряжённые глаза решили сыграть со мной дурную шутку, но мне казалось, будто в темноте узкого длинного лаза шевелится смутная тень. Положив палец на спусковой крючок автомата, я резко выдохнул и нырнул внутрь. Никто на меня не нападал, не набрасывался, не царапал и не кусал. Помещение было намного больше, чем казалось снаружи: видимо неизвестный строитель воспользовался имеющейся расщелиной, пристроив к ней подобие тамбура. На каменном полу лежал кусок мохнатого покрывала, оскальпированный снаружи. Передо мной стоял, гм, скажем – табурет. По крайней мере на этой штуке можно было сидеть. Вырублена она была из цельной глыбы, поэтому для удобства её накрыли всё тем же упругим покрывалом. Чуть дальше я заметил полуоткрытую дверь, ведущую в соседнее помещение. Из щели проникал слабый свет и доносился тихий шелест.

             - Ну и? – спросил Зверь, возникая из мрака за моей спиной.

            От неожиданности я едва не нажал на спуск.

             - В-всё нормально, - промямлил я, после определённой заминки.

             - Ну, тогда топай вперёд. Да не трусись ты так.  Мы тебя страхуем.

            Из темноты донёсся скептический смешок Воблы. Я, в общем-то, тоже сомневался в сказанном, но куда мне было деваться. Пришлось продолжить свою роль передового отряда.

            Главным предметом в соседней комнате, несомненно привлекающим внимание любого входящего, был огромный каменный стол, состоящий из массивной плиты, водружённой на единственную ногу, по толщине превосходящей слоновью. Посреди круглой столешницы стояла штуковина, исполняющая роль настольной лампы. Карандашеобразное тело импровизированного светильника произрастало из небольшого шара, наполненного кружащимся багровым пламенем. Рядом с этой «свечой» лежали листы необычайной толстой бумаги (если это была бумага) чёрного цвета. Насколько я заметил, листы были испещрены множеством букв и рисунков ярко-жёлтого цвета. Около стола стоял брат-близнец того табурета, который я обнаружил в прихожей. Теодора я не заметил.

            - Я – здесь, - донёсся до меня знакомый голос, сопровождающийся шелестом бумаги.

            Теодор сидел на длинном узком ложе, имеющим отдалённое сходство с пляжными лежаками. Как и вся остальная мебель, кровать была изготовлена из цельной каменной глыбы. Наш предводитель сосредоточенно листал пачку чёрных листов, временами останавливаясь, для внимательного изучения интересной записи. Рядом с ним я заметил толстую книгу с потёртой обложкой, на которой ещё можно было рассмотреть очертания креста. Будь это в каком-нибудь другом месте, я не задумываясь признал бы в книге библию.

            - Мне кажется, тебе знакомо это место или тот, кто его обустроил, - сказал Зверь, выходя на середину комнаты и озираясь, - так, кто это?

            - Очень надеюсь на скорую встречу с ним, - рассеянно сказал Теодор, продолжая перебирать листы.

            Внезапно он отвлёкся и улыбнувшись, посмотрел на Зверя:

            - Если мы его встретим, дальнейшее наше путешествие станет намного проще. Этот человек провёл здесь очень много лет и побывал во многих отдалённых местах Бездны.

            - А почему ты решил, будто он станет нам помогать? – пожал плечами великан, устраиваясь на каменном табурете, - у человека, живущего много лет в подобных местах, должны возникнуть определённые нелады с крышей. В общем-то я думаю, нам встретится псих. Думаю, надо будет прострелить ему бошку, пока он не выкинул какой-нибудь фигни.

            Теодор продолжал улыбаться, но улыбка его окаменела. Он медленно отложил пачку листов в сторону и встал на ноги. Откуда-то из-за моей спины появилась Вобла, с автоматом наизготовку и пошла вдоль стены, с интересом посматривая по сторонам.

             - Если кто-то выстрелит в этого человека, - негромко, но очень чётко сказал Теодор, - я размозжу ему голову. Тотчас же.

            - Личное? – поинтересовался Зверь, забрасывая автомат за плечо, - тогда нужно предупредить наших часовых, пока они не нарвались на неприятности.

            - Поздновато, - прислушиваясь, пробормотала Вобла и мягким кошачьим шагом двинулась к двери, - мне кажется…

            Дверь распахнулась и из темноты прохода вылетел огромный кулак, внечатавшись

ей в лоб. Женщина пролетела пару метров и остановилась, влипнув в стену. На пол она шлёпнулась, как мешок: без звуков и без движения. Зверь подавился несказанным словом и хрюкнув, схватил оружие. От неожиданности, я потерял равновесие, покачнулся, крутнувшись на месте и совершенно неожиданно для самого себя, ткнул дулом автомата в чей-то живот. Сглотнув, я поднял голову.

            Живот принадлежал ну очень огромному мужику! Если бы у гориллы росла борода до пояса и она носила грубое рубище - то это было бы самое то. Волосы незнакомца, как и его борода, опускались до пояса, оканчиваясь обожженными концами, а на лбу перехватывались коричневым шнурком. На груди великана висел потускневший крест. Ослепительно голубые глаза яростно сверкали из густых волосяных зарослей, а мускулистые руки толщиной с моё бедро приподнялись, чтобы вцепиться в моё несчастное горло. Но эта горилла обладала, видимо, какими-то знаниями в отношении огнестрельного оружия, потому как увидев штуковину, вонзившуюся ему в живот, обезьяночеловек остановился.

            Какой-то твёрдый предмет упёрся в мой затылок и голос Теодора приказал:

            - Опусти оружие, если хочешь жить.

            - На хер, на хер – закричали пьяные пионеры, - пробормотал я, не торопясь выполнять приказ, - я, значится, автомат убираю, а он мне шею сворачивает – красота!

             - Пусть даст ему отойти, - Зверь изготовился к стрельбе, но было неясно, в кого он собирается стрелять – в незваного пришельца или Теодора, - скажи ему.

            Давление на мой затылок ослабло, и Теодор взволнованно сказал:

             - Казимир – это друзья, не стоит их бояться. Пусть парень отойдёт, не волнуйся, он не будет стрелять.

            Длинная борода заволновалась, а обширный живот начал дико трястись. Всё это сопровождалось мощным утробным звуком, в котором я с некоторым трудом, опознал обычный хохот. Незнакомец, продолжая смеяться, начал отступать назад, до тех пор, пока я не оказался вне досягаемости его мощных конечностей. Но это меня не очень успокоило – я уже заметил, с какой быстротой и лёгкостью перемещается этот гигант. Продолжая держать палец на спуске я попятился за спину Теодора, неотрывно глядящего на гостя. На

полу застонала и пошевелилась Вобла. Продолжая следить за каждым движением незнакомца, Зверь подошёл к ней.

             Неожиданно произошло нечто, вынудившее меня отпрыгнуть назад: бородач на огромной скорости ринулся вперёд, вытянув перед собой свои огромные ручищи. Теодор бросился ему навстречу, и я понял: сейчас начнётся натуральное мордобитие. Гм, я ошибся. Вместо этого они обняли друг друга, прижимая с такой силой, что трещали протестующие кости. Объятия продолжались так долго, словно Теодор и тот, кого он назвал Казимиром, вросли один в другого. Мне было видно бородатую физиономию незнакомца и с огромным удивлением, я заметил, как растительность на его лице пропитывается влагой.

             - О-ох, блин! – сказала Вобла, при помощи Зверя поднявшаяся на ноги, - как лошадь копытом…Мозги всмятку.

             - Голова не кружится? – поинтересовался Зверь, с интересом рассматривавший обнявшихся мужчин.

            - Вроде бы нет, - женщина потрясла означенным органом, - но рог будет на весь лоб. Что это за крендель?

            - Хрен его знает, - Зверь пожал плечами, - вон, у Емели поинтересуйся.

            А я, глядя на пришельца, начал догадываться. Что-то было в его лице, что-то напоминающее нашего предводителя. Борода, естественно, скрывала почти всё, но кое какие черты можно было рассмотреть и через эту растительность. Я бы сказал, что Теодор встретил какого-то родственника, скорее всего – брата.

            - А, охраннички хреновы, - проворчал Зверь, уставившись на дверь, - если бы не вы, нас могли бы и врасплох захватить.

             - Меньше трынди, Зверь, - пробормотал Круглый, угрюмо потирая подбородок, - ты не видел, как этот гад двигается. Во-первых, он спрыгнул с потолка прямиком на Шведа, а пока я поворачивался, он успел подскочить и врезать мне по челюсти. Ну, пристрелить его?

            - Начальство не разрешает, - сказал Зверь и съехидничал, - вам же Утюг приказал его слушаться. Вот и слушайтесь.

            - Брат! – прохрипел бородач сдавленно-восторженным голосом, - братец, братушка!

            - Казимир, - похожим тоном сипел Теодор, - не думал, будто ещё свидимся! Прости, что оставил тебя! Поверь, не было и дня, когда я не винил себя за это. Казимир, как я рад!

            Ну вот, теперь хоть стало понятно, кто нам встретился. Неясным оставалось только, откуда у нашего предводителя объявился родственник, в таком сумасшедшем месте. А братья продолжали хлопать друг друга по спинам, время от времени прерывая это занятие, чтобы выдать очередную порцию фраз из индийского фильма. Наконец Теодор вытер рукавом бушлата мокрое, от слёз, лицо и вынул из кармана бушлата плоскую флягу, похожую на ту, из которой я угощался вместе с Круглым. Предводитель, не говоря ни слова, протянул флягу своему брату, но тот так же молча, отстранил её.

            - Не стоит, - сказал он рокочущим голосом и погладил крест, висящий на груди, - ты не поверишь, Теодор, но пребывание в этом проклятом месте очистило меня, как ничто не смогло бы.

            Теодор изумлённо покачал головой.

            - Откровенно говоря, - сказал он и с сомнением взглянув на флягу, спрятал её, - я не думал, будто кто-то, проведя здесь столько времени, сумеет сохранить здравый рассудок. Когда я обнаружил эти записки, - он указал рукой на пачку чёрных листов, - то несказанно обрадовался, сообразив, что их оставил именно ты. Но их содержание…Признаюсь, хоть я и спорил со своими людьми, однако ожидал встретить тебя с помутившимся разумом.

             Казимир коротко хохотнул и сделав два широких шага, присел на своё каменное ложе, небрежно сдвинув записки в сторону. После этого, повинуясь приглашающему жесту Теодор присел рядом с братом. В огромной лапище бородача возник гигантский кубок, размерами больше напоминающий вазу, для цветов и вырубленный из цельного куска блестящего камня. На нас Казимир принципиально не обращал внимание, словно в комнате, кроме него, находился один его брат. Теодор принял кубок и сделал осторожный глоток. На его лице мелькнуло удивление пополам с удовольствием, и он ещё раз приникк каменному сосуду, с трудом оторвавшись от этого, повторного глотка.

 

 

 

 

 

            - Неужели тот самый источник? – спросил он, неохотно расставаясь с кубком, - он очень долго снился мне. Этот вкус и запах…

            - А ты ещё предлагал мне свою мерзопакость, - Казимир приложился к бокалу и отставил его, - странно представить, что в этом Богом забытом месте, можно найти нечто, столь явно принадлежащее деяниям его, но это так. Правда, чтобы проложить путь к источнику мне пришлось пробить гранитную стену. Но, сам понимаешь, время на это у меня было.

            - Да уж, - Теодор покрылся багровыми пятнами, - если бы я не был убеждён в твоей гибели –не ушёл бы никогда в жизни. Не понимаю, как тебе вообще удалось уцелеть.

            - Господь – всеблаг! – Казимир потёр ладонью широкий лоб, - давно это было, помнится уже с трудом. Стена рухнула аккурат за спиной, а один из камней угодил в затылок. Когда пришёл в себя – начал кричать, но безрезультатно.

             - Мы пытались рыть завал, - Теодор приложил ладони к груди, - но он оказался слишком велик, а мы торопились. Ты же должен понять…

            - Я не держу обиды, - спокойно ответил Казимир, пряча улыбку в недрах своей необъятной бороды, - когда я сказал, что очистился – то сказал тебе истинную правду. Тело моё освободилось от терзавших его желаний, а разум – от постыдных страстей. Кстати, почему ты скрываешь свой крест? В подобном месте он должен быть на виду!

            Теодор печально улыбнулся и провёл ладонью по груди, то ли нащупывая крест, то ли просто машинально.

            - Многое изменилось, Казимир, - сказал он, негромко, - прошло столько времени. Возможно тебе это и неведомо, но с момента нашего путешествия прошло более ста лет. Больше ста лет ты провёл в Бездне.

            Этот разговор был интересен сам по себе и поначалу я просто не врубился в сказанное. И только когда Зверь изумлённо крякнул до меня, наконец, дошло. Сто лет один из братьев провёл в этих катакомбах, в то время как другой, оставив его здесь, столько же времени прожил на поверхности. Это – шутка? Почему тогда никто не смеётся и даже не улыбается?

            Казимир потёр загрубевшей ладонью лоб и покачал головой, словно его поразила сама цифра, но никак не то, что он до сих пор жив и бодр. По самым скромным подсчётам, братьям стукнуло не меньше, чем сто двадцать годков, а выглядели они втрое моложе. Вот хрень какая! В голове носилась всякая ерунда, черпавшая силы в просмотренных фильмах и сериалах. На вампиров эти парни походили весьма мало – отсутствовали необходимые атрибуты. Тогда кто? Русские горцы? И останется только один…Который спрячется глубоко под землёй! Чушь. Озадаченный, до крайней степени я попятился и упёрся задницей в каменную столешницу.

            - О чём они говорят? – спросила Вобла, за моей спиной, - какие, нахрен, сто лет?!

            - Трындит, наверное, - неуверенно пробормотал Круглый.

            Зверь молчал и повернув голову, я увидел, как пристально он смотрит на братьев. На его лице отражалось прояснение, словно до великана, наконец-то дошла вещь, до этого ставившая его в тупик. Значит ему было легче, поскольку я хоть убей, ни фига не мог понять. Оставалось только слушать продолжение разговора и ждать, когда истина выплывет наружу.

             - Сто лет – это много, - протянул Казимир, продолжая потирать лоб, - время утекло, словно вода. Мне казалось, будто прошло лет двадцать – тридцать. Выходит, все мои знакомые и друзья ушли в мир иной. И даже…

            - Она умерла задолго до того, как могла состариться, - очень мягко перебил его Теодор, - очень жаль, но я не смог быть с ней в её смертный час. В стране была жуткая кутерьма и я просто не успел.

            - Кутерьма? – лохматая бровь поползла вверх, – война?

            - И не одна, - Теодор замялся, не решаясь сказать, - знаешь, Казимир, той Российской Империи, которая была прежде, её уже не существует. После девятьсот семнадцатого Россия перестала быть монархией, а потом произошло ещё столько всего, и я просто не знаю, с чего начать рассказ.

            Они замолчали, а я попробовал представить - каково оно, больше ста лет провести в этих казематах, блуждая по бесконечным тоннелям, заполненным смертоносными ловушками. И при этом оставаться в абсолютном одиночестве. Немедленно вспомнилось, как я в отрыве от группы, оказался в тёмном коридоре, ведущем в неизвестность. Да моей крыше хватило бы и недели.

           Ну кроме того, оставалась ещё и загадка прожитых ста лет. Что это за хреновы долгожители, которые в своём, послепенсионном возрасте способны расправиться с группой наёмников?

             - Постой, - сказал внезапно Теодор, изумлённо взглянув на брата, - я как-то сразу не подумал. Ты же так и не добрался до пятого уровня, если тебя завалило где-то здесь. То есть ты не увидел огненного потока. Как же ты смог прожить так лолго?

             О! Это был тот самый вопрос, который несомненно интересовал всю компанию. Не знаю, как остальные, а я затаил дыхание.

            Казимир усмехаясь, глянул на Теодора и погладил бороду.

             - Я уже говорил, времени у меня было очень много, - сказал он, расправляя широченные плечи, - но угодил в то место я совершенно случайно. Я попытался, по памяти, отыскать путь к Бесконечной лестнице и заблудился. В одном из переходов пол подо мной обрушился, и я провалился вниз. Теперь я понимаю: это был перст божий. Наказание грешника, за его алчность. Я рухнул прямиком в этот самый огненный поток. Как было в нём, рассказать невозможно – это непередаваемо. Помню лишь жуткую боль, словно вены мои наполнились жидким огнём.

            Он покачал головой.

            - Как это было? – жадно поинтересовался Теодор, наклоняясь к собеседнику, - что ты ощущал ещё и как тебе вообще удалось выжить?

            - Почему ты спрашиваешь? – бородач изумлённо взглянул на брата, - разве с тобой было как-то по-другому? Ты же добрался с остатками отряда к потоку?

            - Почти, - Теодор недовольно поморщился, точно воспоминания столетней давности, по-прежнему, не давали ему покоя, - я остался один – страж сжёг всех остальных на дальнем рубеже, а я каким-то чудом уцелел, но, как и ты, заблудился и свернул не в том месте.

            - Так, как же, - начал Казимир, но Теодор поднял руку и тот умолк.

            - Там было окно, пролом, подобный окну, - пояснил предводитель, - провал в полу тоннеля, через который я мог видеть поток. Я ощущал жар исходящий от него, видел его свет, и он проник в мою голову, когда я смотрел вниз. Должно быть этого оказалось достаточно.

            - То есть скверна сатаны проникла в тебя, - печально констатировал Казимир и

угрюмо дёрнул щекой, - и ты поспешил принести её наверх. Грех это. Когда я ощутил, как Диавол вошёл в меня, то попытался убить себя, но враг оказался хитрее, обратив моё тело в неразрушимый камень. Тогда я в отчаянии упал и сознание оставило меня. И во мраке ко мне пришёл ангел Господень и открыл мне Божий план. Я должен был оставаться здесь, и в логове врага человеческого очиститься от скверны. Я нашёл эту пещеру и выстроил в ней скит, где ежедневно предаюсь молитвам.

            - И только лишь? – поинтересовался Теодор с лёгкой усмешкой, - я же читал твои записи. Бездна, по крайней мере, её верхние уровни, знакомы тебе в совершенстве. Даже Аль Хазред не даёт такого точного описания, ограничиваясь расплывчатыми намёками, лишёнными подробностей. Казимир, твои записи, если их отредактировать и издать, затмят писанину Блаватской и Кастанеды.

             - Не понимаю, о чём ты говоришь, - Казимир пожал плечами, отразив на бородатом лице лёгкое презрение, - я далёк от этого. Как ты не можешь понять, непрерывными молитвами я очистил сознание от мирской скверны, засорявшей его. А записки…Ангел ещё раз явился ко мне, когда я сбился со счёта лет и возвестил мне, что я должен бороться с исчадиями ада в средоточении зла. Поскольку тело моё было готово к любым испытаниям, ниспосланным мне Господом, а рассудок был открыт к Его слову, я стал истреблять богопротивных тварей, попадавшихся мне во время моего крестового похода.

            Я обратил внимание на лицо Теодора, во время этой высокопарной тирады, которое исказилось в болезненной гримасе, будто он ощущал себя не в своей тарелке. Да, откровенно говоря и я подумал, что наш новый знакомый, всё же слегка (а может и не слегка) свернул свою башню. Все эти бредни, насчёт ангелов…

             Кто-то взял меня за плечо и властно увлёк назад. Оказывается, все остальные уже отвалили, оставив братьев решать свои теологические проблемы. Уходя, Зверь решил прихватить и меня.

             Мы вышли из каменного «скита», как его называл Казимир и первым, на что упал мой взгляд, оказался скрюченный Швед, сидящий на камне и обхвативший голову руками. Судя по всему, падение гиганта-бородача не пошло ему впрок. Однако никто из группы не

торопился подойти к пострадавшему и предложить ему помощь. Круглый достал сигареты и они, на пару с Воблой, сидели на мешке и пускали струи дыма, неторопливо ускользавшие к потолку пещеры. Зверь ранее уже высказал своё отношение к лысому, а я и вовсе не ощущал в себе задатков скорой помощи.

             А в общем, картина была до одури идиллической и даже не верилось в недавнюю жуткую смерть трёх спутников. Круглый докурил сигарету и выбросил окурок, после чего приложился к неизменной фляге. Интересно, он где-то пополняет запасы или она у него такая же бездонная, как и эта чёртова пещера, по которой мы блуждаем уже четвёртые сутки.

            Зверь отпустил моё плечо и присел около каменной стены, оперевшись о неё своей широченной спиной. Лицо его было абсолютно бесстрастно. Некоторое время великан сидел безмолвно, потом начал насвистывать какой-то марш. Я бы сказал – похоронный.

            - Какой-то дурдом, - сказал он, наконец, - один психопат базарит с другим. Твою мать! Шизоид завёл нас в долбанную психушку и маринует по полной прграмме.

             - Не похоже на голимый трёп, - не поддержал своего начальника Круглый, - хрена ради они будут ломать эту комедию? Мы же не лохи на разводе, которым трут лабуду. Значит им в натуре по стольнику.

             Швед покачнулся и продолжая сжимать голову ладонями, растянулся на земле. Глаза у него были закрыты, а на губах пузырилась пена. Мелькнула злорадная мысль – так тебе и надо, урод! Никаких добрых чувств у меня этот лысый гад не вызывал. Если бы он сейчас подох, никто о нём бы не пожалел.

            - А если им, в натуре, за сто, - задумчиво протянула Вобла, вытаскивая изо рта сигарету и разглядывая её так, словно та могла дать нужный ответ, - что это может означать? Откуда в наших рядах эти траханные долгожители? Да ещё так хорошо сохранившиеся.

            - Они болтали про какой-то огненный поток, - заикнулся я и тотчас заработал тяжёлый взгляд Зверя, - и не хер на меня так смотреть! Что слышал – про то и говорю. Все слышали…

            - Не, в натуре, Зверюга, - заступилась Вобла, - не фиг на пацана наезжать без

 

 

 

 

 

 

причины. Он дело говорит. Давай, колись, какую тему Утюг выдал, когда фаловал в эту жопу. Недаром же нам по двадцать тонн забашляли. То, что ерунду тёрли – это ясно: пройтись по пещерам, охранять долбеней от бандюков – явная лажа. Двадцатку за такое не подбрасывают.

            - Точно, - поддержал её Круглый, взбалтывая флягу и прикладываясь к ней, - а теперь эта хрень зашла слишком далеко – того и гляди задницу отрвут. На фига тогда мне эти двадцать тонн? Покойничкам нашим тоже кусок бросили, лажу наплели и привели сюда подыхать. Где гарантия, что мы не будем следующими?

            - Не будете, - угрюмо отрезал Зверь, - если щёлкать не станете, как этот пидер лысый. Правда и тут ему счастье! Пристрелил бы бородатого дебила – уже валялся бы с пробитой черепушкой. Емеля, хоть и чокнутый, а слов на ветер не бросает.

            Мне показалось или Зверь реально норовил уйти от темы, которая нас интересовала. Не знаю, заметил Круглый это или нет, но я собирался вмешаться. Происходящее достало меня до самой крайней степени. Ну кому понравится, если его будут регулярно опускать ниже плинтуса, ничего при этом не объясняя. Я не Юрик, мои нервы на пределе и если ещё ещё одно дерьмо в этом духе произойдёт, то попросту всех перестреляю. По крайней мере тех, кого успею. Я собирался высказать всё это Зверю, но не успел.

            - Зверюга, - проникновенно сказал Круглый, - ну нахрен ты нам грузишь всякую лажу? Мы чё тебя спрашиваем-то? Скажи - куда мы идём, зачем и где мы вообще, мать его так, находимся?

            Зверь поднялся на ноги, башней возвышаясь над всеми нами и от его исполинской фигуры повеяло угрозой. В прежние времена, встретив эдакое чудовище в безлюдном переулке, я бы бросился бежать со всех ног. А сейчас очевидно, какой-то переключатель в голове, от перегрузки стал в другое положение. В общем - мне было пофигу.

            Это молчаливое противостояние продолжалось несколько секунд, после чего Зверь словно сник и опёрся спиной о стену каменной хижины. Его холодные глаза потускнели, точно лёд наполнявший их, запорошило пылью.

            - А если я вам скажу, что не знаю? – глухо сказал Зверь, - не знаю - куда мы идём, зачем и где находятся эти долбанные катакомбы, в которых не действуют ни труба, ни

коротковолновик, ни спутниковая связь. Не знаю – и всё. Хрена бы вы узнали то, что я вам сейчас скажу если бы я, как и вы не был так растерян и даже…напуган. Мне пообещали сто тонн зелени – до и двести – после, если я доставлю Емелю к нужному месту и верну его обратно. Утюг не просто так сказал вам слушаться его приказов ведь он один знает за каким хером мы блуждаем по этой дыре, - он помолчал, а потом криво ухмыльнулся и буркнул, - но кое-какие выводы можно сделать уже сейчас. Если этим братьям-акробатьям действительно за стольник, то этот самый огненный поток, про который они базарили, это - дерьмо, дающее долгую жизнь и здоровье. Этого добра у них, пруд пруди.

             - Здорово Емеля тебя тогда, - без всякой издёвки, просто констатируя факт, сказала Вобла, но гигант всё равно поморщился, будто укусил особо злобный лимон, - никогда бы не подумала, будто сто десять килограмм можно с такой лёгкость зашвырнуть на такое расстояние.

            - Сто двадцать, - поправил её Зверь, - когда он меня ухватил, у меня было такое ощущение, словно я попал под пресс.

             - А Утюгу уже шестьдесят семь, - задумчиво сказал Круглый и потёр нос, как-будто ощущал предстоящую попойку, - и тубик свой он так и не залечил. Ещё года три, ну, от силы – пять, и поставят ему шикарнейший памятник из чёрного мрамора, с ангелочками и бабами плачущими. Он как-то сказал, типа ему у Отара такой сильно понравился.

            - У мудаков вкусы сходятся, - пробормотала Вобла, со странной ухмылкой и медленно согнула указательный палец, точно нажимала на спусковой крючок, - надо будет их рядом закопать.

            - Если придётся этого вашего утюга зарывать, вообще, - решил и я поучаствовать в разговоре, поскольку положение безмолвного статиста надоело мне до полусмерти.

             Все одновременно уставились на меня. Три пары пронзительных глаз пытались пробурить во мне шесть отверстий, как будто их обладатели позабыли, насколько больше для этой цели подходит инструмент имени товарища Калашникова – величайшего гения всех времён и народов. Понятно, моё тело оказалось более чем устойчиво к такому воздействию. Прийдя к сходной мысли о бесполезности этих усилий, Вобла шмыгнула носом и задумчиво сказала:

            - Малыш опять дело говорит. Нет, правда, надо ему почаще слово давать, может он не только членом, но и головой работать умеет. Не даром же и не из любви к науке тебе Зверь триста тонн отстегнули. Ты извини, но мы-то знаем, сколько ты отхватил, когда мы гнали караван из Владивостока - не пятёрочку, как всем, а четвертной. Так нас, тогда чуть всех не положили за эти двести килограммов, а тут ставка повыше будет. Значит Утюг верит, что может об…бать смерть.

            За нашими спинами послышались шаги и на пороге каменной хижины появились два брата. Оба уставились на нас так, словно видели всех первый раз в жизни. Потом Казимир повернул голову к Теодору и, погладив бороду, пророкотал:

            - Стало быть не отказался ты от мысли принести эту скверну в человеческий мир? Грех это большой. До сих пор корю себя за ту слабость.

             - Казимир, - голос нашего предводителя стал умоляющим, - неужели тебе не надоело блуждать по этим казематам, не видя солнечного света и человеческого лица? Если мы сумеем принести силу огненного потока наверх, то весь мир будет в наших руках! Ты даже не представляешь, что сейчас стало доступно тому, у кого есть деньги и власть.

             - Ты говоришь об удовольствиях плоти? – презрительно переспросил бородач и покачал головой, осуждая брата, - когда же ты поймёшь: я стал бесконечно далёк от презренных желаний.

            - Ну если уж ты так помешан на вере, - в голосе Теодора появилось ожесточение, видимо от того, что вся сила его убеждения пропадала втуне, - построишь себе монастырь! Можешь кучу монастырей. Станешь патриархом России – чего ещё желать?!

            - Лишь одного, - твёрдо сказал Казимир и стукнул кулаком о ладонь, - это остаться в Бездне и продолжить сражение с исчадиями ада. Если ты не можешь этого понять – мне жаль тебя. Видимо Божий свет угас в тебе, коль ты пытаешься заменить его багровым пламенем преисподней. Но помни, только истинный маяк ведёт к верной пристани, а блуждающие огни способны завести лишь в глубокую трясину, где ты и погрязнешь навечно. И долгая жизнь станет дополнительным камнем на божьих весах, который утащит тебя в ад.

             Весь этот разговор казался бредом сумасшедшего. Я конечно, сталкивался с полубезумными иеговистами, распространяющими свои журнальчики и слушал их россказни, но, по-моему, Казимир с лёгкостью заткнул их всех за пояс. Подобную ерунду мог нести только персонаж скверного фильма про средневековый монастырь. На лицах остальных было написано полное одобрение моих мыслей, плюс своё, личное. К этому, сугубо индивидуальному, я бы отнёс палец Круглого, как бы невзначай подобравшийся к гашетке, в то время, как дуло недвусмысленно нацелилось в грудь крейзанутого праведника. Должно быть Круглый полагал, будто подобные речи вполне способны завершиться религиозным экстазом, со всеми полагающимися атрибутами, как-то: отрывание голов, вспарывание животов и прочие малоприятные штуки, вроде распятия иноверцев на нагрудных крестах.

            Шоу мы так и не дождались. Казимир совершенно спокойно похлопал сникшего Теодора по плечу и сказал, цветя дружелюбной улыбкой.

            - Но это не значит, что я стану чинить препятствия вашему поиску, - он глубоко вздохнул и добавил чуть тише, - пути Господни неисповедимы и может быть, его десница направляет ваш путь в этом тёмном походе. Равно с тем, вашим проводником может оказаться сам Диавол. Поэтому, самым верным будет хранить обет невмешательства, позволив тебе и твоим людям до дна испить из уготованной чаши. Надеюсь, напиток окажется не слишком горек.

            - То есть, помощи ждать от тебя не приходится, - не спрашивая, а скорее отвечая сам себе, пробормотал Теодор, - честно говоря, не думал, будто наша встреча, случись она, произойдёт именно так. Ты очень сильно изменился и теперь мне кажется, место моего брата – Казимира, занял совершенно иной человек.

            - Это - действительно так, - с ноткой самодовольства проворчал бородач, но тотчас же его голос потускнел, - да и ты изменился, причём не в лучшую сторону. Эти люди, которые окружают тебя, от них исходит зло. Раньше, ты ощутил бы это сам.

            - Другие не сумели бы преодолеть и половину пройденного пути, - вяло отмахнулся Теодор, напряжённо размышляя над какой-то мыслью, засевшей в его голове,

- да и люди, за прошедшее время сильно изменились. Чистых, в твоём понимании, почти не осталось. А те, кто уцелел, вымирают, как мамонты.

             Казимир пожал плечами. Судя по всему, он имел собственное мнение на этот счёт и не собирался его менять. Возможно мне казалось, но бородатый смотрел на нас, словно мы были стаей шакалов, может быть злобных, может быть хитрых, но обязательно - склонных к нападению со спины. Ко всему прочему я ощущал изменение его отношения к брату (правда – это было взаимно) – если поначалу Казимир откровенно радовался встрече, то сейчас он взирал на Теодора снисходительно, как на маленького мальчика, не ведающего, что он творит. И это чувство превосходства подавляло меня, вынуждало ощущать себя именно тем, кем он видел всех нас. Понятное дело, мне это не нравилось. А кому понравится?

            Швед пошевелился и приоткрыв глаза, начал подниматься на ноги, цепляясь скрюченными пальцами за мохообразное покрывало. Когда его налитые кровью глаза, остановились на Казимире, лысый остановился, словно его ещё раз приложили по голове и потряс оным органом. Судя по всему, он не успел рассмотреть того, кто отправил его в этот долгий нокаут. Рука Шведа хлопнула по автомату, лежащему на земле, но Зверь оказался тут как тут, наступив ногой на оружие. После этого он покачал указательным пальцем.

            - Никто ничего не делает, - сказал он и многозначительно добавил, - пока. А там -поглядим…

            Слова его не остались ни для кого незамеченными. Теодор лишь тускло взглянул на великана и оставил реплику без комментария, а Казимир усмехнулся в бороду. Видимо, бородач имел все основания игнорировать угрозы, как непосредственные, так и скрытые. Для остальных сказанное послужило сигналом к возможной атаке. Хоть, откровенно говоря, мне бы этого очень сильно не хотелось. По нескольким причинам. Во-первых, я не забыл, с какой сверхъестественной скоростью способен передвигаться этот громила, а во-вторых, меня настораживали его слова, о невозможности совершить самоубийство. Ну и плюс ко всему, Казимир, по какой-то неведомой причине вызывал у меня чувство симпатии. В общем, будь моя воля, я бы оставил этого полусумасшедшего схимника в покое, позволив ему и дальше бродить по лабиринтам, занимаясь своими непонятными делами.                                                                            

            Теодор успел оправиться от полученного разочарования и водрузил на физономию привычную маску невозмутимости. Встряхнувшись, как после холодного душа, он оставил брата и направился к нам. Зверь следил за его приближением, затаив жёсткую ухмылку в уголках плотно сжатых губ. Да, не скоро гигант забудет преподанный урок, и я бы, на месте предводителя, хорошо следил бы за своей задницей после того, как мы выберемся наверх. Во избежание всяких случайных случайностей.

            - Собираемся, - тускло сказал Теодор, обведя нас погасшим взором, - той помощи, на которую я надеялся, мы не получим, - он взглянул на Шведа, почёсывающего роскошную шишку, выделяющуюся на его черепе, как какая-нибудь лысая гора, посреди пустыни. Цвет нароста постоянно менялся, словно он вырос на башке у хамелеона, - ты способен идти или нуждаешься в помощи?

            - Способен, - тотчас ответил Зверь не дожидаясь, пока водитель откроет рот, - или придётся оставить его здесь. Ты же способен идти, Швед?

            - Да,- угрюмо буркнул тот, сверкая покрасневшими глазами.

            - И чего нам собираться? – пожала плечами Вобла, поглядывая на рюкзаки, - багажа то, почти не осталось, как, впрочем, и людей. Если так пойдёт дальше – останется кто-то один.

            Фраза вызвала у меня двоякую ассоциацию: во-первых, я опять вспомнил сериал про горцев, а во-вторых распространённые передачи про выбывающих соперников. Короче, не сдержавшись я, по-идиотски, хихикнул. Смешок получился достаточно громким, так что все обернулись и вопросительно посмотрели на меня. Оставалось только развести руками – не объяснять же им глубинную подоплёку моего веселья.

            - Идиот, - только и сказала Вобла с тяжёлым вздохом. Если бы количество сказанных ею комплиментов перешло в качество, то меня уже оставили бы где-то далеко позади – хохочущего во всё горло и пускающего слюни.

            - Идите к выходу, - Теодор указал направление рукой, - я попрощаюсь с братом.

            - В последних словах прозвучала неприкрытая горечь. Очевидно, наш предводитель действительно любил своего родственника и надеялся, что тот пойдёт с нами. Братья отошли в сторону и отвернувшись, начали горячо обсуждать какую-то тему.

            Пока длилось прощание, Зверь наклонился к уху Круглого и тихо пошептал. Тот поджал губы, на мгновение задумался, потом кивнул и крадучись, направился в сторону хижины. Стоило братьям, в пылу разговора, окончательно отвлечься и Круглый мгновенно растворился во мраке входа. Какого хрена он там делал – не знаю, но буквально через полминуты его коренастая фигура вынырнула обратно. Взглянув на Зверя, он молча кивнул и тот ответил ему подобным кивком. Судя по задумчивой физиономии Воблы, для неё этот вояж был такой же загадкой, как и для меня.

            Пока происходили эти, несколько непонятные события, прощание подошло к концу и Казимир крепко прижал к себе Теодора. В отличие от недавних объятий, эти оказались намного холоднее, видимо оттого что наш предводитель даже не попытался ответить брату на его жест. Вместо этого, он отвернулся и побрёл вперёд, сгорбившись, будто кто-то возложил на его плечи невидимую, но очень тяжёлую, ношу.

            - Желаю вам удачи, - зычно пророкотал за нашими спинами голос Казимира и раскатился по самым дальним углам пещеры, - храните бога в своём сердце и пусть его свет согревает вас и озаряет ваш путь в кромешной тьме. Теодор, помни - моё предложении остаётся в силе. Я стану следить за тобой и всегда буду рад принять тебя.

            - Херня, - пробормотал Швед, мотая головой.

            - Заткнись, - так же тихо сказал Зверь, поведя широкими плечами.

             Выход из пещеры оказался закрыт плёнкой, переливающейся всеми цветами радуги. Остановившись перед ней, Вобла оглянулась, вопросительно взирая на Теодора. Но тот, без всяких объяснений, прошёл через дрогнувшую мембрану, фантастически исказившую очертания его тела. Я оказался последним в нашей, изрядно поредевшей шеренге и перед тем как покинуть пещеру, обернулся. Казимир продолжал стоять около своего дома, безмолвно глядя нам вслед.

 

 

                                                   

                                                    ФЕНИКС.

 

 

            Мембрана, громко хлюпнув, пропустила меня наружу. Взникло ощущение, будто я прохожу через густой кисель, почему-то не липнущий к телу и одежде. Все эти долбанные чудеса достали до самой крайней степени, и я уже перестал воспринимать их, как нечто особенное. Казалось, я всю жизнь продирался через желеобразную дрянь, удирал от когтистых тварюк и чёрной мерзости, наблюдая исполинские сталактиты, величиной с останкинскую телевышку. В то же время, воспоминания о реальной жизни потускнели до свечного огарка, и я уже с трудом вспоминал родную квартиру, дочку с женой и осточертевшую работу. Где-то внутри начало вызревать ощущение безысходности. Подсознательная часть меня, плюнув на мои мысли, твёрдо решила, что я навсегда останусь здесь, блуждая по сумрачным коридорам, подобно Казимиру, не желающему выходить на солнечный свет. От этого становилось до ужаса тоскливо и слёзы сами по себе выступали на глазах.

            Мы стояли у входа в идеально круглый зал, со столь же совершенным куполом потолка, окрашенного в непорочно белый цвет. Просто невероятно приписывать создание этого слепой природе! Какой-то гениальный архитектор создал свой шедевр и спрятал его от людских глаз в недрах адского лабиринта. Казалось бы, ничего особенного – идеальная простота, но чистый белый цвет завораживал, не позволяя тронуться с места. Кроме того, я в очередной раз был поражён странным фактом: помещение, без видимых источников света оказалось лучше освещено, чем открытая площадка в июльский полдень. Ну и ложка дёгтя: посреди этого белоснежного зала, уродливым горбом поднимался невысокий нарост грязно бурого окраса.

             Постояв несколько минут без движения, Теодор очнулся от замешательства и направился к бурой штуковине, извлекая из кармана нечто, напоминающее ключ весьма замысловатой формы. Его то он и вставил в самую верхушку нароста, после чего хлопнул по головке ладонью, вогнав предмет по самое не балуй. Проделав всё это, предводитель отошёл назад, наблюдая за поведением нароста. Тот задрожал мелкой дрожью, точно ключ, вошедший в него, был переносчиком тропической малярии, поражающей исключительно огромные засохшие фекалии.

            - Ну и? – поинтересовался Зверь, подойдя к Теодору, - оно оживёт и набросится на нас?

            - Да нет, - отмахнулся тот, - это – всего-навсего люк. Предпоследняя дверь к пятому уровню. Помнишь, на плане, в этом месте, было проход, наподобие шлюза. Так вот – это вход в шлюзовую камеру.

            На поверхности дрожащего нароста начал проявляться рисунок, линии которого становились чётче, с каждой секундой, наполняясь золотистым сиянием. Это было изображение распахнувшей крылья птицы, взлетающей из какой-то фигни, похожей на костёр. От пернатого существа в разные стороны расходились длинные и короткие риски. Если бы я был автором рисунка, то таким образом показал бы яркий свет. Возможно так оно и было. Позже всех остальных появилось слово: «PHOENIX». Это казалось смутно знакомым, но почему, я никак не мог вспомнить.

            - И кто это всё нацарапал? – задумчиво пробормотал Круглый, не слишком-то надеясь на ответ, - надо бы и себе черкануть пару строк…

             - Неистребимое желание оставить хоть какой-то след в этом мире, - с лёгким сарказмом прокомментировал Теодор, хмыкнув при этом, - надписи подобного рода. Мы не первые, кто идёт этим путём. Столетия назад здесь прошли путники, оставляя за собой эти рисунки и надписи. Вот только прежде никто не царапал камень, ради пустой прихоти. Эти надписи – информация, для тех, кто пойдёт следом за ними.

            - Ну и толку от этой информации? – поинтересовался я, - какая-то птичка, которой подпалили задницу.

             - Птичка, - нервно хихикнул Теодор и в его смешке прорезалась нервозность, - это не просто птичка, как ты её называешь. Это – Феникс, страж пятого уровня, самая страшная тварь из тех, которые встретились нам, до сих пор. В прошлый раз он убил пять человек, шедших со мной. Их обугленные тела ещё встретятся нам.

            Сказанное никого особо не впечатлило: ну трупы, ну обугленные – эка невидаль. А птица Феникс…Ну и ладно – на всякую хитрую задницу найдётся половой орган с винтом. Позовём Гарри Поттера, в конце концов. Лично я был не в состоянии бояться грядущей напасти. Страх атрофировался, словно палец по которому сильно ударили молотком, и он онемел от боли. Когда шок пройдёт – боль вернётся, с новой силой, а сейчас я мог спокойно созерцать происходящее никак на него не реагируя. Пусть явятся все адские легионы – я буду удирать от них, что есть духу, но не испугаюсь. Так, во всяком случае, мне казалось.

            Холм перестал трястись и с лёгким шелестом откатился в сторону, обнажив круглое отверстие в полу. Я ощутил внезапное движение воздуха, словно налетел лёгкий ветерок, шевельнувший волосы на голове (весьма грязные, надо заметить). Должно быть помещение, находящееся внизу страдало от отсутствия атмосферы или же сильного её разрежения. Теперь же сосуды сообщились и можно было спускаться без опаски.

            Зверь склонился над круглым отверстием, изготовившись для стрельбы в возможного противника. Но его опасения оказались напрасны: заглянув в дыру я не увидел ничего кроме пола, такого же, как и здесь. Больше ничего рассмотреть я не мог – для этого потребовалось бы опустить голову вниз. Почему-то мне этого не хотелось делать. Помнится, в сериале про Индиану Джонса слишком торопливые нарывались на хитрые приспособления, корректирующие форму их тела. Голова была мне дорога, как память и расставаться с ней я не торопился.

            - Там такая же пещера, как и эта, - поянил Теодор Зверю, вопросительно взглянувшему на него, - ничего опасного. Можно смело спускаться вниз.

             - Поглядим, - буркнул великан и прищурил один глаз, - метров пять, не меньше. Прыгать не будем, можно крепко дербалызнуться. Вобла.

             Женщина тотчас извлекла из своего мешка верёвку и повертела головой, очевидно прикидывая, за что её можно зацепить. Однако белый зал, как уже было замечено, щеголял абсолютной пустотой.

            - Дай сюда, - сказал Зверь и взмахнув рукой, намотал тросик на своё предплечье, - валите.

            - А ты? – поинтересовался Круглый, вознамерившись первым осуществить спуск.

            - Не твоё дело, - отрезал гигант, - только смотри без рывков, а то меня, на хер, вниз сдёрнешь. Это всех касается. Для вашей же безопасности – если я свалюсь кому-нибудь на голову – мало не покажется.

            Круглый пожал плечами и нырнул вниз. Зверь засопел, напрягая мышцы руки и опустил задницу на пол. Из дыры донёсся лёгкий стук и какой-то неразборчивый возглас. Все немедленно бросились к люку, но Круглый просто стоял на месте и вертел головой, словно его окружало что-то весьма интересное.

            - Такая же пещера? – урюмо спросил Зверь у Теодора, - это он стены с таким интересом рассматривает?

            - Давай, - сказала Вобла, подталкивая меня вперёд, - надо было тебя первым спускать. Тогда бы точно ни фига не случилось.

            - Огромное спасибо, - буркнул я, хватаясь за верёвку, - эт чё я вам, в каждой дырке затычка?

            - В женских - точно, - хмыкнула гарпия.

            - Очень смешно, - я передразнил её смешок, - скажи ещё, что зави…

            Зверь скорчил жуткую гримасу и дёрнул рукой отчего я мгновенно улетел вниз, едва успев затормозить где-то на полдороге, между небом и землёй. Ладони словно угодили в костёр, и я громко зашипел, проклиная всех засранцев, встретившихся на моём жизненном пути. По моим самым скромным подсчётам, долг Фёдора передо мной, вырос до поистине фантастических размеров. Когда я вернусь (если, чёрт побери, вернусь!) то попрошу оставить мне автомат. Ненадолго. Только, для душевного разговора с родственничком. Конечно, лучше всего было бы засунуть гада в эту проклятую дыру, пусть и он испытает на своей шкуре все прелести подземного путешествия. С каким бы удовольствием я забросил бы его в колодец, на Перекрёстке! Правда ещё неизвестно, питается ли Пожиратель всяким дерьмом.

            - Ты думаешь приземляться или останешься там жить? – осведомился Круглый, выводя меня из состояния задумчивости, - вообще-то смотришься ты просто изумительно, но если кто-то начнёт опускаться, то врежет тебе ногами по чайнику.

            Замечание показалось мне весьма резонным, поэтому я медленно съехал по верёвке вниз. Отлепившись от канатика, я отошёл в сторону и только теперь смог рассмотреть, что именно привлекло внимание нашего первопроходца. Честно говоря, зрелище оказалось равно увлекательным и страшноватым.

            - Впечатляет? – поинтересовался, похмыкивая, Круглый, - я вначале просто офигел

– думал, они настоящие!

            - Похожи на живых, - согласился я, не в силах оторвать взгляда от жутковатого зрелища.

            Зал, куда я спустился, по форме напоминал верхний, но имел плоский потолок, прорезаный глубокимим канавками, соединяющимися в хитрый узор. Рукой неведомого мастера было начертано всё то же лицо, уже виденное мной на крышках металлических люков, пройденных до этого. Многие борозды оказались полустёрты, но и тех, которые уцелели, вполне хватало, чтобы оценить невероятную тоску, исходящую от рисунка. Взглянув на него один раз, ты торопился отвести взор, однако глаза сами по себе, продолжали возвращаться к ужасному изображению.

             Но не это было самым интересным. Совсем другое.

             Весь зал был поделен на тринадцать (я сразу посчитал) секторов. В стенах, соответственно, имелось триналцать глубоких ниш, наполовину погружённых в тень. Поскольку создатель этих катакомб, как я мог убедиться, был способен доставить свет в любую точку пещеры, значит в этом полумраке была определённая необходимость. Одна ниша оказалась пустой. В остальных, плохо различимые из-за недостатка освещения, замерли огромные (под потолок) изваяния фантастических животных. Отчасти они напоминали рептилий, отчасти насекомых, но при этом за спиной у каждого свисали крылья летучих мышей, а многочисленные щупальца наводили на мысль о жителях океанских глубин. Всех этих тварей можно было охарактеризовать одним единственным словом – «омерзительно». Причём неведомый скульптор оказался невероятно талантлив и при первом взгляде чудовища казались живыми.

            Среди этих ублюдков, подпиравших уродливыми головами потолок, взгляд не сразу отыскивал дверь. В пустой нише располагалась небольшая арка, на вид казавшаяся одним целым со стеной. Впрочем, меня это не слишком обеспокоило: сколько нам уже встретилось дверей, вовсе не напоминающих таковые. А вот близость этих уродов меня волновала по-настоящему. Казалось, пакость в любой момент может сойти со своих пьедесталов и двинуться к нам.

             - Во срань! – выразился Швед, сплёвывая на пол, - стоит из одного гавна выбраться и немедленно в другое попадаешь.

            Пока я рассматривал местные достопримечательности, вся наша группа, за исключением Зверя, успела спуститься вниз и присоединилась к экскурсии.

            Вобла посмотрела наверх и задумчиво сказала:

            - И как он собирается опускаться?

 - Спрыгнет, - не задумываясь пробормотал Круглый и зевнул, - как-то я слегка подустал. Отдохнуть бы…

            Из отверстия в потолке упал второй конец верёвки, а следом, почти без заминки – огромная фигура Зверя, сжимающего в ладонях оба конца.

            - Перебросил канат через камень, - прокомментировала Вобла, - как я ему и предлагала.

            Однако, как быстро не опускался гигант – события разворачивались быстрее. Тихо заскрежетало и отверстие в потолке молниеносно закрылось основанием ползающего камня. Зверь не успел опуститься на пол, как оба конца верёвки, за которую он держался, оказались отсечены резвой каменюкой. Не ожидавший этого великан плюхнулся с метровой высоты, оказавшись на коленях. Пару секунд он ошеломлённо смотрел вверх, продолжая держать в руках куски разрезанного каната.

            - Твою мать! – сказал он, с ноткой удивления, - вот б…ство!

            - У них там фотоэлемент стоит? – спросил Круглый опасливо поглядывая вверх, - на бошку нам ничего не сбросят?

             - Да не должны, вообще-то, - как-то неуверенно сказал Теодор, с потерянным видом озираясь по сторонам.

             Эту неуверенность заметил не только я, потому как Вобла изумлённо вытаращилась на него, а пришедший в себя Зверь, отбросил в сторону ошмётки разорванной верёвки и поинтересовался:

            - Что значит «не должны»? Провалы в памяти? Ты ведь, мать твою, уже шёл этим маршрутом!

            - Тогда здесь всё было по-другому! – Теодор указал рукой на каменных монстров, насмешливо сверкающих фасетчатыми глазами из полумрака ниш, - вот этих уродов не было. Когда мы спустились – здесь был такой же зал, как и наверху. Откуда мне знать, какова причина появления этой мерзости?!

            - Последние слова он едва ли не выкрикивал, с явным усилием удерживая рвущийся наружу вопль. Все молча стояли вокруг, наблюдая за предводителем, словно стая волков за потерявшим след вожаком. Похоже, запасы выдержки подошли к концу, утопая в безграничном океане истерики.

            - А дверь-то, как открывается? – негромко поинтересовался я, поскольку именно этот вопрос волновал меня больше всего, с тех пор, как мы оказались замурованы в этом каменном мешке, - мать их так, этих чудовищ, пусть себе стоят. Главное отвалить отсюда.

            - Вобла только усмехнулась и соглашаясь, кивнула, а Теодор вопросительно уставился на меня, не в силах сразу сообразить, в чём дело. Потом на его лице проступила гримаса ужаса и он начал лихорадочно рыться в карманах своего бушлата. Эти суетливые движения разительно контрастировали с обычным спокойствием, и я было засомневался, откроется ли проклятущая дверь вообще. К счастью, я ошибся. Громко звякнуло и на ладони Теодора появился маленький карабинчик, скрепляющий разноцветные колечки, размером чуть больше обручального. Было их не менее десятка.

            - Что это? – спросил Зверь, присматриваясь к блестящей бижютерии, - ключи?

            - Какое-то из этих колец должно открывать дверь, - нервно пробормотал Теодор и повертел бренчащий карабин в пальцах, едва не уронив на пол, - но я не помню, какое именно. Оно было помечено краской, а я совершенно позабыл…В общем, метка стёрлась.

            - Твою мать! – устало сказала Вобла – на кой хрен ты их все вместе таскаешь?

             - От глупости, - огрызнулся Теодор, - по отдельности они рассыпаются в пыль.

            - Ладно, - махнул рукой Зверь, - как они действуют?

             - Там есть прорезь, в камне, около двери, - предводитель нервно ткнул пальцем в сторону пустой ниши, - в неё вставляется нужное кольцо и проворачивается до тех пор, пока дверь не уходит в стену.

            - Типа магнитная карточка, - резюмировал Швед, - так давай, суй в дырку!

            Не решаясь отходить друг от друга, плотной группой мы подошли к арке и напряжённо следили за тем, как Теодор судорожно перебирает кольца, не в силах выбрать какое-то одно. Теперь я точно подсчитал количество разноцветных побрякушек. Их оказалось ровно тринадцать. Почему-то это несчастливое число вызвало приступ тревожного звона в голове. Эти колокольчики мне уже приходилось слышать. Нет, дело

было вовсе не в суевериях. Какая-то другая вещь...Что-то, связанное с числом тринадцать. Я повертел головой, пытаясь поймать ускользающую мысль.

            - Да суй ты любое, - нетерпеливо подгонял Теодора Швед, - если не откроет – попробуешь другое.

            - Делай, - скомандовал Зверь, с физиономии которого не сходило угрюмое выражение.

            Я уставился на одного из каменных уродов, скалящих саблевидные клыки в жутком подобии ухмылки. Да, нет – чудовищ-то двенадцать. Стоп. А ниш всего – тринадцать, как и колец. Одно открывает дверь, а остальные…Для чего бы не предназначались остальные, ничего хорошего для нас в этом не было.

            - Э-э, - начал я, поворачиваясь.

            Повернулся я, как раз вовремя, чтобы увидеть, как пальцы Теодора вставляют золотое колечко в прорезь камня, по форме напоминающего человеческий череп. Щель для ключа, находилась как раз, в районе темечка. «Череп» затрещал, будто собирался лопнуть пополам, но вместо этого колечко начало медленно проворачиваться.

             - Так и должно быть? – спросил Зверь голосом, звенящим от напряжения.

            - Да, - кивнул Теодор, - до тех пор, пока не откроется дверь. Тогда…

            За нашими спинами раздался оглушительный удар и пол под ногами содрогнулся. Долгое эхо удара сопровождалось тихим шелестом, как будто посыпался мелкий песок. Не успели все обернуться, как пол дрогнул от второго удара, больно ударив по пяткам. Мы напряжённо всматривались в серое облако медленно оседающей пыли, сквозь которое различалось нечто высокое и массивное. В общем-то не требовалось дожидаться того момента, когда осядет облако и догадаться, кого именно оно скрывает. Одна из тварюк сошла со своего места и теперь неторопливо двигалась в нашу сторону. Глаза её, до этого каменно-тусклые, теперь вспыхнули, словно два прожектора и пылали багровым светом. Каменные крылья, сложенные прежде за спиной, развернулись, а щупальца хлестали по полу, издавая те самые шипящие звуки, которые я принял за шелест песка. Когтистая лапа опустилась на пол, и я с трудом, удержался на ногах, опёршись рукой о стену.

            - И что это значит, ё…й в рот? – почти спокойно поинтересовалась Вобла, вскидывая автомат, - указания, предложения, б…дь!

            - Не знаю, - Теодор ухватился за кольцо, торчащее из камня и попытался его выдернуть, - вероятно - не тот ключ.

            - Б…дь! – подвёл итог Зверь и скомандовал, - огонь!

             Я поднял автомат чуть позже, чем все остальные, поэтому моё оружие заработало уже тогда, когда все остальные вовсю молотили по цели. Выделить голос своего Калашникова в общем хоре я так и не смог, такой оглушительный грохот издавали пять автоматов. Приклад, как безумный, колотил по плечу, а конец ствола ходил из стороны в сторону, лишь изредка совмещаясь с целью. Да и вообще, почти всё время я стрелял с закрытыми глазами. Сколько продолжался этот бедлам – не знаю. Если рассуждать логично, то недолго, но мне показалось - целую вечность. Наступившая тишина ударила по ушам не хуже, чем рёв Ниагарского водопада, и я помотал головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Потом, под оглушительный грохот, меня подбросило над полом, и я услышал тихое ругательство Круглого.

            Как выяснилось, каменная тварюка нагло проигнорировала наши старания, от которых она получила лишь едва заметные царапины на груди. Чудовище продолжало своё движение, и я мог лишь порадоваться его неторопливости. Иначе…Лучше не будем о плохом. Зачарованный поступью монстра, я не обращал внимание на то, что Вобла, что-то настойчиво мне втолковывает. Лишь, когда она вырвала у меня из рук автомат и поменяла обойму, я уставился на неё.

            - Ты что, шизоид?! – спросила она, - ору тебе…

             Каой-то переключатель щёлкнул у меня в голове и, запустив руку в карман куртки, я достал оставшуюся гранату. Продолжая пребывать в состоянии транса, я словно во сне, выдернул кольцо и запустил ребристой игрушкой в наступающее чудовище.

            - Какого, - начал Швед, но Зверь, зацепив его мощной рукой, опрокинул на пол, после чего упал сам.

            Круглый уже был внизу, а Вобла по ходу дёрнула меня за ногу, вынудив шмякнуться на твёрдый пол. Не успел я занять более или менее удобное положение, как оглушительный взрыв, совпавший с очередным шагом твари, разорвал воздух пещеры в клочья. Свистнуло и завизжало. Я выглянул в щель, между камнями и увидел, как исполинский силуэт, окружённый столбом пыли, пошатнулся и упал. Ещё в падении он начал распадаться на отдельные части.

             Когда стало ясно, что монстр превратился в груду безопасных обломков, все начали медленно подниматься. Круглый покачал головой и криво ухмыляясь, сказал:

            - Ну вы, блин, даёте! Предупреждать же надо…

            - Не тот ключ, - сказал Теодор, задумчиво рассматривая золотое кольцо, выпавшее из камня, - осталось ещё двенадцать.

             - Угу, угу и одиннадцать тварей, в придачу, - покивал головой Зверь, - если не ошибаюсь у нас не осталось столько гранат. Да и швырять их в таком маленьком помещении – просто вариант русской рулетки. Это - просто счастье, что никого не задело осколком.

            - А выбираться отсюда всё-же как-то нужно, - Вобла подвела собственную черту под всеми этими рассуждениями, - давайте заложим оставшиеся гранаты под дверь и рванём? Может подействует.

            - Теодор угрюмо покачал головой и взвесил на ладони карабин с кольцами.

            - Эти стены невозможно разрушить, - сказал он и повёл рукой, - а эти двери невозможно взломать. Их можно только открыть и причём, только теми ключами, которые для этого предназначены.

            Внезапно я осознал одну хитрую штуку – интервал между вдохами резко сократился, причём по очень простой причине – мне не хватало воздуха. В лёгких появилась неприятная режущая тяжесть, а на виски словно кто-то нажимал жёсткими пальцами. Пытаясь проверить свои подозрения, я посмотрел на остальных: они тоже начали дышать, точно выброшенные на берег рыбы. Вряд ли это можно было объяснить одним лишь волнением. Тотчас я вспомнил лёгкое дуновение в тот момент, когда пещера оказалась открыта.

            - Эй! – сказал я, поднимая руку и привлекая внимание спорящих, - не знаю, почему это происходит, но похоже скоро нам будет нечем дышать.

            Все немедленно умолкли, уставившись на меня. Потом повернулись друг к другу, отыскивая признаки нехватки кислорода.

            - Точно! – сказал Швед и истерически взвизгнул, - е…ный в рот! Делайте что-нибудь! Делайте, пока мы не сдохли в этой поганой дыре!

            - Теперь у нас просто нет другого выхода, - Теодор пожал плечами и вставил в прорезь камнечерепа алое кольцо, - будем надеяться в этот раз ошибки не булет.

            К сожалению, надеялись мы напрасно. Как только колечко начало проворачиваться в щели замка, послышался знакомый уже грохот. Ещё одна тварь покинула свой постамент и неспешно направилась в нашу сторону. Каменные крылья с тихим треском развернулись, а щупальца с шелестом хлопнули о пыльный пол. Серая пелена постепенно сползала с неподвижных гляделок урода, выпуская наружу бешеное пламя.

             Нет, ну это просто полное дерьмо! Где это видано, чтобы каменная статуя разгуливала по дрожащему полу, с явным намерением добраться до меня и раздавить, растоптать, превратить в кашу из перемешанных костей и мяса. Я же - не обитатель психушки и ещё никогда не допивался до зелёных чертей! Просто я снова вернулся в свой бесконечный кошмарный сон и никак не могу проснуться. Когда же наконец запищит этот чёртов мобильник, и я проснусь на мокрых от пота простынях? Хочу пойти на работу, вынести мусор, на рынок, за покупками, куда угодно, чёрт побери! Туда, где нет шагающих каменных истуканов, стремящихся втоптать меня в пол.

            - Может быть по глазам? – задумчиво сказал Круглый и прицелился, - должно же у него быть уязвимое место.

            И ещё одна надежда оказалась тщетной - глаза твари оказались защищены не хуже, чем её тело и пули отлетали от них, с визгом впиваясь в пол и стены. Зверь тяжело вздохнул и достал из своего мешка две гранаты. Ещё одна оказалась у Воблы, а Швед и Круглый только развели руками. Больше гранат не было.

            Чудовище успело преодолеть половину расстояния, разделявшего нас и его верхние лапы начали подниматься, для удара по слабым человеческим телам. Зверь, оскалившись, взмахнул рукой и упал на пол.

            Новичкам везёт. Когда я говорю это, то имею в виду себя и только себя. Моя граната позволила нам мгновенно избавиться от грозного врага, превратив его в мёртвый камень. Граната, брошенная Зверем, раздробила нижнюю часть каменного монстра, опрокинула его на спину, но так и не прикончила. Тварь медленно ворочалась среди груды обломков, бывших прежде её лапами и пыталась перевернуться на живот.

            Зверь зарычал и приготовился швырять в искалеченное чудовище вторую гранату, но Вобла остановила его, указав на Теодора, вставляющего в прорезь кольцо, полосатое, словно роба заключённого.

            - Ну же, ну, - бормотал Швед, потирая грудь, - давай! Открывайся!

            Чуда не произошло и третья тварюка отправилась к нам в гости.

 К счастью, для нас, пока каменные исполины шагали с противоположной стороны зала, поэтому у нас оставалось время, чтобы подготовиться к встрече. Если бы с постамента сошла одна из тех, которые стояли по соседству, хрен бы мы успели спастись. Внезапно до меня дошло: монстры выходили из соседних ниш, как будто у них был определённый порядок выгрузки. Точно так же, по порядку, вставлял кольца в щель наш предводитель.

            Но в этот раз не я оказался самым умным. Я перехватил взгляд Зверя, брошенный им на опустевшие пьедесталы, а затем гигант прыгнул к Теодору, вынимавшему из щели очередной бесполезный ключ. Выхватив связку из пальцев оторопевшего Емельяновича, великан начал быстро отсчитывать кольца, непрерывно сверяясь с количеством неподвижных изваяний. Когда в ладони у Зверя остались два последних кольца, он задумался.

             - Какое же из них? – проворчал он, пребывая в нерешительности и повернулся к ошеломлённому Теодору, - ну попробуй вспомнить! У, тупица!

            Махнув рукой, Зверь вставил в прорезь матовое колечко с серебристыми искрами внутри. Ключ, поскрипывая, начал медленно проворачиваться. Внимание всех оказалось привлечено разыгранной сценкой, поэтому дальнейшее оказалось полной неожиданностью. По ушам ударил громоподобный рёв и нас накрыла чёрная тень. Каменная тварюка проковыляла-таки свой кросс и добралась до цели. Монстр навис над нами, занеся лапу для удара, а его щупальца бешено хлестали по обе стороны членистого тела, отсекая пути для возможного бегства. Показалось, будто неистовое сияние плошкообразных глаз вот-вот сожжёт моё лицо, и я закрылся ладонями. Рядом истошно завопил Швед и бросился на дверь, колотя по ней кулаками в пароксизме животного ужаса. Затрещали автоматы и сверху хлынул поток каменного крошева, сбитого с панциря твари. Как ни странно, но это заставило чудовище податься назад, отступив на один шаг.

            В ту же секунду громко щёлкнуло и отняв ладони от лица, я обнаружил чёрную щель прорезавшую стену. Лысый водитель мгновенно исчез в проёме и вслед ему немедленно бросился Теодор, едва не сшибивший меня с ног. Кто-то, кажется Вобла, ухватил меня за шиворот и поволок к выходу. Как раз вовремя: на то место, где я только что стоял, опустилась исполинская лапа. Сноп искр и содрогание пола. Словно видение – оскаленный рот Зверя и его бешенные глаза. Пыль в глаза. Мамочка родная!

            И вдруг по ушам ударил оглушительный вопль, в котором не осталось ничего человеческого, хоть он определённо, принадлежал человеку.

            Рука, неотвратимо тащившая меня вперёд, дрогнула и отпустила куртку, и я получил возможность по-человечески постоять на четвереньках и осмотреться. Крик оборвался неразборчивым бульканьем и глухим клекотанием. Поначалу я ни черта не понял, казалось, будто Круглый топчется на месте, время от времени совершая нелепые прыжки. И тут до меня дошло: одно из каменных щупалец захлестнуло его талию и теперь сдавливает, приподнимая над землёй. Круглый уже не мог кричать, а только хлюпал, словно медуза, угодившая под сапог. Из его рта хлестал кровавый поток, каплями разлетаясь в разные стороны.

            Видимо твари быстро надоело это развлечение, либо же она решила не упустить и остальных беглецов, поэтому чудовище изо всех сил ударило человека о стену. От Круглого, к тому времени, и так не слишком-то много оставалось, а теперь тело человека и вовсе превратилось в кровавые брызги. Меня затошнило, а тут ещё и эта каменная пакость протянула вперёд лапу, намереваясь ухватить мою голову. Я сблевал на когтистые пальцы и выпятился прочь. Осквернённая лапа промахнулась и ударила о стену, рядом с выходом. Это словно послужило сигналом для загадочного механизма, управляющего открытием-закрытием. С резким треском узкая щель, выпустившая нас наружу, сомкнулась, преградив дорогу преследующему меня чудищу.

            Кто-то, лежащий рядом со мной, содрогался в глухих рыданиях. Вобла. Вот чёрт! Круглому – конец. Вот чёрт! Я всё ещё жив. Вот чёрт!!!

             Странно, но после всего этого б…ства я был почти спокоен, словно всё пережитое оказалось очередной серией приключенческого сериала по тв. Интересно, но не цепляет.

             Возможно моё состояние было разновидностью шока, не знаю - я не психиатр. Во всяком случае это было гораздо лучше, чем вопли Шведа, который колотил по стене кулаком и визжал, что он не желает подыхать в этих сраных катакомбах. Никто не пытался заставить его замолчать. Вобла продолжала глухо рыдать, уткнувшись лицом в пол, а Зверь неподвижно сидел, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза, словно уснул. Теодор лихорадочно рылся в своих бумагах, сверяя их с чёрным томом Некрономикона, но его занятие утратило флер загадочной значительности, обратившись в пародию на самое себя, словно макака играла страницами угодившей ей в лапы книги.

            Я попытался встать на ноги и немедленно угодил рукой во нечто рыхлое, рассыпающееся под давлением ладони. Какая-то хрень шлёпнулась мне на плечо, оказавшись высушенной человеческой головой, оскалившейся в гримасе предсмертного ужаса. И вы думаете, я закричал от ужаса? Таки нет. Я аккуратно снял сушёный череп (бедный Йорик!) и положил его рядом с мумифицированным телом, промежность которого раздавил неосторожным движением. Рядом обнаружился ещё один жмурик, а чуть дальше, различались останки третьего. Все трое, судя по всему, оказались мгновенно сожжены, причём перед смертью испытали неописуемый ужас, исказивший черты их лиц кошмарными гримасами. Этот страх вынудил людей прижиматься к стене коридора в поисках спасения, которое так и не пришло. Остатки одежды, уцелевшей в бушующем огне, напоминали всё ту же форму офицеров царской армии. Нетрудно было догадаться, кто это. Передо мной были прежние спутники Теодора, пострадавшие от загадочной птицы Феникс.

            - Эй, идите сюда, - я вяло помахал рукой, призывая спутников, - тут есть интересное.

            Теодор немедленно (и с явным облегчением) сложил карты, направившись ко мне. Зверь открыл глаза и повернул голову, всем своим видом показывая нежелание подниматься на ноги. Швед перестал орать и теперь стоял, упёршись лбом в стену, определённо не втыкаясь, на каком он свете находится. Вобла прекратила истерить и подняла голову, показав грязное, в разводах, лицо.

            Теодор присел рядом со мной и поднял голову, всматриваясь в остатки лица.

            - Герберт, - сказал он, с некоторым сомнением, - вроде бы. Во всяком случае - похож. Ну этот, рядом, определённо Ковальчик, он один был такого маленького роста. Я тогда просто поражался, как такой тщедушный человечек умудрился пройти настолько далеко.

             - Что их убило? – спросил я, - Феникс?

            - Она самая, - кивнул Теодор и со вздохом опустил череп на землю, - православные остались в Бездне без погребения…А ведь я предупреждал: спасение в бегстве. Аль Хазред был категоричен в том, что касается неуязвимости стража Потока. Да и какая вещь способна убить дьявольское создание, которое и так каждое мгновение умирает и рождается вновь? Бежать – только бежать! А они решили её подстрелить, вот и поплатились.

            - А от неё можно удрать? – поинтересовался я и Зверь, который прислущивался к нашему разговору, зашевелился.

             - Можно, - Теодор пожал плечами, - Феникс летит не слишком быстро, гораздо медленнее бегущего человека. Но эта тварь никогда не устаёт, не спит и в совершенстве знает лабиринт уровня. Если она загонит тебя в один из тупиков – ты пропал.

            - И когда же она появится? – спросил Зверь, устало поднимаясь на ноги, - и какого мы ждём? Пока не прелетело твоё пугало надо поднимать задницы и сваливать!

            - Не торопись. Есть проблема выбора направления. Как видишь, мы стоим посреди коридора, не имеющего ответвлений, - Теодор указал рукой направо, потом налево, - ветки начинаются дальше. Кто знает, откуда появится Феникс? Где гарантия, что мы не пойдём ей навстречу? Дождёмся, пока она не подаст голос, а потом двинемся в противоположном направлении.

            - Подаст голос? – Зверь удивился, - что это означает? Этот, соловей задолбаный, песенку нам споёт?

            - Провоет, - загадочно ответил Теодор, - жди.

             Давным-давно, в далёком детстве, я очень любил смотреть фильм: «Седьмое путешествие Синдбада». Помнится, мне больше всего нравился один эпизод, который одновременно пугал, до дрожи. На острове, куда высаживались путешественники, обитали жуткие твари – циклопы, нелепые одоробла, гигантского роста, с единственным глазом. Передвигаясь по острову, они издавали пронзительные трубные звуки. Так вот, в этом самом эпизоде, циклоп ещё не появился, но люди уже слышали издаваемый им вой. Спустя несколько секунд появлялось и само чудовище, начиная охоту за незваными гостями. Просматривая кино повторно, я уже знал, когда это будет происходить, но всё равно вздрагивал, услыхав жуткий вопль.

             Вой, услышанный через полминуты, после окончания разговора, заставил подпрыгнуть на месте. Все уже были на ногах и вертели головами, пытаясь определить, откуда же идёт звук адской трубы. Стены отражали крик, искажая и усиливая его, из-за чего источник рёва мог оказаться, как слева, так и справа. Но долго вертеть головами нам не пришлось - невидимая, пока, птица Феникс вновь подала голос и уже намного ближе.

            - Там, - сказал Теодор, указывая пальцем, - бежим!

            В указанном направлении, появилось слабое зарево, будто кто-то начал разводить костёр, разгорающийся с каждой секундой. Конечно, было бы очень интересно поглядеть, как выглядит загадочный страж пятого уровня, легенду о котором я слышал ещё в детстве, но череп, лежащий на полу, немногословно предупредил о возможных последствиях.

             Все сорвались с места так, словно это внезапнуй порыв ураганного ветра погнал по коридору пятёрку измученных людей. Мы неслись быстро, насколько позволяли уставшие ноги, но вой приближающейся птицы усиливался, настигая нас, окружая со всех сторон и подавляя своим оглушающим величием. Видимо Теодор ошибся, и проклятая гадина летела всё же быстрее бегущего человека. Обернувшись, я увидел, как зарево, мало-помалу, обретает конкретные черты непонятного крылатого существа. Смотрел я крайне недолго (не до этого было), но всё равно успел уловить странную штуку: огненная птица, словно мерцала во время полёта. Как будто её пламя утихало и тут же вспыхивало вновь. Какого дьявола это могло означать, я не понял, но в голове всплыла фраза нашего предводителя, дескать чудовище каждое мгновение умирает и возрождается вновь. Возможно именно это я и увидел.

            Пот, катящийся с меня, пропитывал и без того грязную одежду, струился по лицу и

брызгами разлетался в разные стороны. Если бы волосы не слиплись колтуном, то падали бы на глаза, а так грязь послужила неплохим заменителем геля.

            Неожиданно узкий тоннель закончился, и мы оказались на перепутье: широкая площадка продемонстрировала три встречных ответвления.

            - Туда! – крикнул Теодор.

             Куда он махнул рукой, в этот раз, я не заметил, но Вобла, бегущая передо мной свернула направо, и я бросился следом. Времени для рассуждений не оставалось – зарево настигающей птицы уже плясало на стенах коридора, а спину жёг усиливающийся жар. Фигура впереди, слабо обрисовывалась в полумраке тоннеля, и я до смерти боялся потерять единственный ориентир в предательском сумраке. Почему-то мне казалось, будто топот бегущих ног стал значительно тише, словно уменьшилось количество бегунов. Возможно кто-то отстал, но сил оглянуться и проверить просто не оставалось. Ноги заплетались, а лёгкие производили такой шум, словно вместо них поставили кузнечные меха, протестующие против подобного обращения. Глаза щипало от льющейся в них солёной влаги, а в ушах грохотали молота кузнецов, требующих вернуть им меха.

            - Всё! – крикнул я, из последних сил, - больше ни хрена не могу!

             Выплюнув эту фразу, я обрушился на пол. Пусть меня жгут, едят и раздирают на части, но дальше я не побегу. Весь мой организм предствалял из себя части некоего механизма, разбитого вдребезги и выброшенного за ненадобностью. Работать подобная штуковина не могла в принципе.

             Некоторое время я просто лежал, ни о чём не думая и ничего не опасаясь, наслаждаясь близостью к нирване. Потом в мою несчастную голову, сквозь блаженный туман начали проникать посторонние мысли, имеющие ярко выраженный отрицательный оттенок. В частности, я подумал, а не оставили ли меня одного одинёшенького посреди этого нехорошего места, где множество злобных бяк не спят, размышляя над тем, как побыстрее сделать мне большое бо-бо. Особенно, противная птица Феникс, сжигающая всё на своём пути. Короче эта мысль заставила меня по-быстрому оторвать голову от мягчайшей подушки каменного пола и осмотреться. Тотчас же я увидел Воблу, сидящую около стены. Я не один – уже легче. Однако же, или я разучился считать, или прежде нас

было несколько больше.

             - А где остальные? – осведомился я, поднимаясь.

             - Хороший вопрос, - она пожала плечами и устало поправила сползающий ремень автомата, - понятия не имею. Наверное, мы их потеряли, когда сваливали от этой пакости, мать её так!

            - Надо бы вернуться, - неуверенно пробормотал я, - мы же, с тобой, не знаем, куда идти дальше.

             - А куда, собственно, ты собираешься возвращаться? – поинтересовалась Вобла, - я, например, бежала не выбирая дороги, поэтому вряд ли найду путь обратно.

            - Разве мы бежали не по прямой? – тупо спросил я, попытавшись вспомнить хоть что-нибудь из последнего получаса (или сколько мы там занимались кроссом). Вспоминалось плохо: прыгающий пол, мелькающие стены и спина бегущей впереди Воблы.

            - Да хер там, - Вобла тяжело вздохнула, - несколько раз ныряли в боковые ходы. Наверное, как обычно, заметала следы. Ни черта не соображала, от страха, а подсознание сработало.

            - Хорошо, если бы твоё подсознание запоминало дорогу, - пробормотал я, - как мы будем отсюда выбираться?

            - А ты у нас фартовый, может и меня шара зацепит. Будем надеяться.

            Тема оказалась исчерпана, и мы замолчали. Я переполз к стене, напротив Воблы и по её примеру, опёрся спиной о тёплый камень. Так мы и сидели десяток-другой минут, играя в интереснейшую игру – гляделки, пока я не проникся в полной мере тоскливым настроением своего желудка, подавшего голос в виде жалобного бурчания. Должно быть наступило время обеда (завтрака, ужина – нужное подчеркнуть). Поэтому я распахнул недра своего рюкзака и погрузился в его глубины, искренне жалея о том, настолько он исхудал по сравнению с началом пути. Сразу же выяснилось - самым тяжёлым в рюкзаке было явно несъедобное: шесть спаренных обойм к автомату. После этого я выловил завалявшуюсю гранату, каковую немедленно переложил в карман куртки под изумлённым взором Воблы, пробормотавшей нечто похожее на «офигеть».

            Мешок содержал массу любопытных вещей: плоскую аптечку, странную штуковину, похожую на массивные очки и два металлических цилиндра с дырочками на одном конце и кольцами – на другом. Жратвой даже не пахло. Как только до моего желудка, в полной мере, дошёл этот ужасающий факт, он взбунтовался, скрутившись на манер пенькового каната. Сопровождался бунт резью и неприкрытыми угрозами в виде громкого ворчания. Вожделение, с которым я глядел на рюкзак Воблы, оказалось почти сексуальным. Вспыхнул светоч надежды, что хоть там содержится нечто, пригодное для истребления челюстями.

            - Неплохо бы подкрепится, - заметил я глубокомысленно, - жрать-то хочется.

            - Жрать – не срать, можно и обождать, - понуро ответила Вобла, но всё же проверила содержимое своего рюкзака, - м-да, не густо.

             Полный живого интереса, я оставил своё бесполезное богатство и переполз на её сторону, попытавшись узнать истинное количество этого «негусто». Как выяснилось, моя уцелевшая спутница оказалась совершенно права, оценивая ситуацию. На двоих у нас оставалась буханка хлеба, способная пробивать железобетон и три банки консервов. Когда хлеб извлекли на свет божий, я попытался ощипнуть от него кусочек и едва не сломал особо усердствующие пальцы. На ощупь он казался обычным булыжником, который можно использовать, как оружие (я же пролетариат, чёрт побери!), как строительный материал, как фетиш, наконец, но только не в качестве еды.

            Вобла достала огромный и острый, как бритва, нож, при помощи которого, приложив массу усилий, смогла-таки разрезать проклятую буханку пополам. Отправив одну из половинок обратно в рюкзак, вторую она поделила на восемь, приблизительно равных, частей. Хоть части эти и были приблизительно равны, мне всё равно, достались самые маленькие. Помимо хлеба, Вобла выделила полбанки тушёнки, выложив её поверх этих крошечных кусков. Себе она оставила банку с подливой, обделив и в этот раз. В общем, с моей точки зрения, делёж пищи был произведён несправедливо. Видимо по этой причине я остался голоден. Запив съеденное парой крохотных глотков воды, которые мне разрешили сделать, я потащился на своё место.

            - Хорошо, но мало, - сказал я, устраиваясь поудобнее.

             - Гляжу я на тебя и поражаюсь, - сказала Вобла, покачивая головой, - у тебя в башке какой-то фильтр стоит или как? Ладно я, хер с ним, уже привыкла хоронить знакомых и друзей, но ты же, мать твою, лох лохом, оружие первый раз в руки взял, а с тебя как с гуся…С девкой только переспал, шуры-муры, любовь-морковь, я же видела, как вы за ручки держались. А потом – п…дык и нет её, а ты спокоен, точно удав. Как ты так можешь?

             Ну хорошо, определённая доля правды в её словах была. Моя благоверная неоднократно верещала, дескать во время скандалов я совершенно непрошибаемый и отхожу после них, намного быстрее, почти моментально забывая об отшумевшей грозе. Возможно (но не факт) происходящие события были позначительнее семейной ссоры, но относился я к ним точно так же. Нет, я не был бесчувственной сволочью: наверное, Вобла была права и в моей голове действительно стоял какой-то предохранитель, отсекающий слишком сильные эмоции.

            - Я в этом не виноват, - пояснил я, закрывая глаза, - между прочим, с твоей стороны просто безнравственно обвинять меня в бесчувственности. Помнится, кто-то спокойно посылал людей на верную смерть, пытаясь добиться своей цели. А теперь, когда пришла ваша очередь, вы и взвыли. Вот и вся подоплёка твоей речуги.

            - Умник, - хмыкнула Вобла и на некоторое время умолкла.

            Спустя несколько минут, когда меня начало конкретно клонить в сон, сквозь полупрозрачную подушку дрёмы, я услыхал приглушённые всхлипывания. Больше всего это напоминало поскуливание больного щенка, к чему я был весьма восприимчив. Пришлось пробудиться. Вобла сидела, спрятав голову между худыми, как палки, ногами и её плечи мелко вздрагивали. Это не походило на обычную бабью истерику, да и не склонна была моя спутница к таким слезоизвержениям. Видимо, оставшись один на один со своими мыслями, она вернулась к моменту гибели друга.

            - Вы с ним любовниками были? - очень осторожно поинтересовался я, памятуя, с кем имею дело. Но оставлять человека в подобном состоянии было просто невозможно.

            - А тебе какое дело?! – Вобла, вскинув зареванную физиономию, оскалилась, но тут же поникла, - ты, один хрен, не поймёшь: каково это – единственный близкий человек, во всём мире.

            Я помалкивал. Главное – это задать тон разговору и дожидаться, пока слова потекут рекой, освобождая больную душу от накопившегося гноя. Вобла некоторое время колебалась, растирая покрасневшие щёки, но в конце концов, решилась.

            - Понимаешь, приятель, - сказала она, - мы же с ним детдомовские. Никаких родственников, ни родителей, ни братьев-сестёр – никого. А я и в детстве была девкой тощей, как скелет, пальцем перешибить можно. Все норовили ударить, отобрать кусок хлеба, оскорбить. Думала руки на себя наложить. Не смей смеяться, говнюк! Уже приготовила бутылку бензина и спички. Решила, как все пойдут в столовку, заберусь на стол и подожгу себя. Сижу с этой бутылью, слезами заливаюсь, а тут заходит в мой закуток пацан, башка круглая, как арбуз и ещё подстрижен смешно так, ёжиком. Смотрит на меня пристально так, а потом бутылку вырвал из рук и к себе. Понюхал, поглядел на меня и говорит: «Ты чё, дура, надумала?». А я молчу, ни фига сказать не могу. Потом, кое-как выдавила из себя: «Всё равно помру». Думала плюнет и уйдёт, на кой хрен ему эта доходяга. А он, нет, присел рядом, погладил по голове и говорит: «Колись, какие проблемы?». Я совсем нюни распустила, давай рассказывать ему, про все печали и горести. Кое как успокоил, сказал: будет за мной присматривать и в обиду никому не даст. До сих пор не знаю, зачем я ему была нужна, но своё обещание он сдержал.

            Вобла смолкла, а её измождённое лицо точно просветлело. Видимо ей вспоминалось что-то хорошее из её невесёлого прошлого. Не могу сказать, будто я слушал эти излияния с таким уж бешеным интересом, скорее мне хотелось закрыть глаза и как следует выдрыхнуться. Мой мозговой фильтр за сегодняшний день успел порядочно засориться, поэтому требовалось хорошенько очистить его, дабы встретить неприятности завтрашнего дня во всей своей непрошибаемости. Но, раз уж вызвал этот поток словоизвержения, придётся выдерживать его до конца.

            Удерживая на губах слабую улыбку, Вобла продолжила свой рассказ. В общем-то она рассказывала самой себе, а её взор всё время блуждал по стенам и потолку, как будто женщина наблюдала некие картины, мне недоступные. История оказалась длинной и повествовала о том, как они, с Круглым ушли из детдома и их, каким-то чёртом, занесло на Кавказ, где они и сдыбались с наёмниками. Тут, в рассказе, имелись явные лакуны, и я так и не понял, как именно они встретились со Зверем, взявшим их под своё крыло.

            Насколько я сообразил, хоть у Круглого и были другие женщины, но Вобла всегда

 

 

 

 

 

была для него большим, чем подруга и боевой товарищ. Это, в общем-то, объясняло истерику моей спутницы - потерять единственного мужчину в своей хреновой жизни ей было очень нелегко. Кто захочет связать свою жизнь с некрасивой сварливой бабой, способной увалить любого мужика с одного удара? Впрочем, насчёт первого пункта…Некрасивая, хм. Если присмотреться, то её лицо не выглядело отталкивающим, просто его сильно портила худоба и скулы, выступающие так, словно у их хозяйки под кожу засунули два булыжника. А если бы Вобла отрастила волосы подлиннее (я в этом вопросе весьма консервативен и предпочитаю видеть у женщин пышную шевелюру), как следует накрасила физиономию и немного поправилась…М-да. Такое ощущение, будто она нарочно пыталась себя изуродовать, превращаясь в уродину.

            Погрузившись в изучение облика своей спутницы, я окончательно утратил нить рассказа, а когда попытался найти, то обнаружил, что совершенно не врубаюсь, из-за чего Вобла с Круглым так сцепились со Шведом. Вроде бы он их подставил и их едва не прикончили. В общем всё закончилось благополучно, после вмешательства Зверя, в последнее мгновение снявшего их с крючка.

            - Какого хрена Зверь взял этого пидора с собой – ума не приложу, - Вобла успела успокоиться и выглядела, как обычно, - этот педрила способен подставить кого угодно. Запомни, если вдруг останешься с ним один на один – лучше сразу прикончи его. Бей в спину, не стесняйся, сразу же. Если прощёлкаешь – он сделает, то же самое, даже не задумываясь.

            Мне припомнилась разбитая физиономия Кошкарёва и сон, в котором лысый водитель деловито разделывал своего «любовничка». Учитывая моменты, в которых сон сбылся, к словам Воблы следовало прислушиваться.

             Пока я над этим размышлял, женщина вновь поникла и её глаза наполнились блестящей влагой. Ну сколько же можно! Покряхтывая, я поднялся с насиженного места и присел рядом со своей спутницей. Она вытерла нос трогательным детским жестом и вопросительно посмотрела на меня. Вспоминая свои навыки по успокоению плачущих женщин, я погладил её по плечу и тихо сказал:

            - Ну, успокойся. Я, конечно, не могу поставить себя на твоё место и понять, как тебе тяжело, поэтому просто прошу – успокойся. Пожалуйста, я очень тебя прошу, ну пожалуйста.

            Больше ни хрена в голову не лезло, все слова, пришедшие в голову, пока я шёл от стены до стены, словно ветром сдуло, оставив поторяющийся рефрен: «пожалуйста, успокойся». Если я начну, как долбанный попугай, повторять одно и то же, депрессия несомненно уйдёт, но тогда я несомненно получу в голову и успокоюсь сам.

             - Знаешь, - сказала вдруг Вобла, пристально глядя мне в лицо. - Почему-то с тобой, действительно, спокойно. Вроде бы ты не тот мужик, за которым будешь, как за стеной, но что-то в тебе есть, - она помолчала, словно решала некую замысловатую задачу, - когда-то Зверь говорил мне, будто есть офигительное средство от душевных ран.

            Неожиданно она рванула меня и крепко прижала к своему телу. Откровенно говоря, до меня не сразу дошло, что она задумала и лишь, когда её жёсткие губы вцепились в мои, я сообразил. С ума сойти – она собирается потрахаться со мной! Да не думает же она, будто у меня на неё…Чёрт!

             Когда-то я то ли читал, то ли от кого-то слышал, почему у мужиков с бодуна происходит определённый частный подъём, при общем падении жизненных сил организма. Дескать тело находится в критическом состоянии и мозг воспринимает ситуацию, как угрожающую его существованию. Следовательно, необходимо подстегнуть инстинкт размножения и продолжения рода.

            К чему это я? Видимо моё тело находилось в крайне критическом состоянии, если мозг решился отдать такую команду. Другого объяснения я не нахожу. Не объяснять же это словами моей супруги, типа у меня на всех стоит. Бабий вздор!

            Ещё никогда в жизни с меня так быстро не сдирали одежду. И ещё никогда, до этого, занятие сексом не проходило на такой скорости. Я с трудом начал понимать, на каком свете нахожусь, а всё уже успело закончиться. Получив необходимое, Вобла завернулась в свою куртку и мгновенно уснула. Я же, ошарашенный и голый, сидел рядом и тупо смотрел на её длинные ноги, торчащие наружу. Если бы не худоба, то они выглядели бы весьма неплохо. И тут до меня наконец дошло в полной мере: я только что потрахался с Воблой! Ёлки-палки! Вот это да. Кто бы мог предположить, что до этого дойдёт дело. Покачивая головой, я неторопливо оделся и накрыв голые ноги своей партнёрши, неодетой ею одеждой, прилёг рядом. Ещё минуту я размышлял, не должны ли меня мучить упрёки совести, по поводу двух, совершённых мною, за последнее время, измен. Решив, что последняя, в силу своей скоротечности, вряд ли может быть отнесена к адюльтеру, я спокойно уснул.

            Пришёл Круглый, припадая на раздавленную ногу и опираясь о стену искалеченной рукой, где уцелело лишь три, расплющенных пальца. Лицо его напоминало арбуз, который уронили на асфальт с большой высоты: один глаз исчез под свисающей плотью, а второй болтался на тонкой белой нити. Отодвинув клочья кожи, Круглый уставился на меня багровым оком, источающим жуткий свет и разомкнув остатки губ, сказал:

            - Завтра будет трудный день, береги её.

            Его фигура начала быстро выцветать, теряясь на фоне тускло светящихся стен. Бледнеющий силуэт успел пробормотать:

            - Не проспи и постарайся спасти.

            Однако бледный призрак не исчез совсем, а напротив, обрёл плотность, превратившись в Оксану, скрытую за неким мерцающим покрывалом. Она подплыла к Вобле и, погладив спящую женщину по короткому ёжику волос, печально сказала:

            - Ей не выжить. Когда придёт время – поймёшь, - Оксана склонилась надо мной и прикоснулась ладонью к моей щеке, - завтра – важный день, помни об этом.

             Губы призрака коснулись моих, но я ничего не ощутил. Глаза её оказались напротив моих, и я увидел в них бездонный мрак.

            - Убей Зверя, - прошелестел бесплотный голос.

             В конце коридора факелами поднялись два призрачных силуэта и бормоча что-то неразборчивое, прошли мимо. Лица их были, вроде бы знакомы, но я никак не мог понять, кого они мне напоминают. Лишь, когда фантомы оказались рядом, один из них повернул голову, и я узнал Кошкарёва. Изо рта у него вылетало пламя, а глаза метали красные искры. Когда он заговорил, в его голосе лязгнул металл.

             - Убей Шведа, - приказал он, - убей, если хочешь выжить.

            От этого столпотворения начинала кружиться голова, а всё окружающее плыло, словно в тумане.

             Последним явился Сергей и сев рядом с моим рюкзаком, начал в нём деловито рыться.

            - Какого хрена ты там ищешь? – поинтересовался я.

             - Свои глаза, - он приподнял голову, и я увидел в его глазницах жирных белых червей, - хочу увидеть, как ты сдохнешь.

            Он захохотал и отзвуки его хохота заполнили тоннель. отражаясь от стен, проникая в уши и разрывая черепную коробку. Не в силах терпеть эту боль, я завопил и проснулся. Но грохот никуда не исчез, напротив, он стал ещё громче. Не понимая в чём дело, я завертел головой и наткнулся на Воблу, торопливо натягивающую ботинки.

            - Подъём! – скомандовала она, оскалившись, - едва не прощёлкали эту дрянь.

            - Что случилось? – прохрипел я, - какого хрена?

            - Ты офигел вкрай? – рявкнула она, вскакивая на ноги, - не слышишь? Феникс летит, мать его так, сваливать пора!

            Слова её, помимо нарастающего вопля, получили ещё одно подтверждение – воздух, вокруг нас, начал дрожать, точно в летний день, над разогретым асфальтом, а я ощутил лёгкое дуновение тёплого ветра, становящегося всё сильнее и жарче. Сон слетел с меня в единое мгновение, стоило припомнить рассыпающийся скелет, и я немедля оказался на ногах. В ту же секунду Вобла закончила шнуровать ботинки и без промедления, ринулась по коридору, ухватив на бегу своё имущество. Спотыкаясь, я бросился следом, едва не растянувшись, когда мой рюкзак зацепился за незаметный выступ на стене. Автомат пребольно наподдал под колено, и я с громкими матюками забросил его за спину.

            На стенах, полу и потолке танцевали багровые отблески приближающегося пламени, а жар, бьющий в спину, мало-помалу начинать припекать мою задницу. Очевидно проклятая птичка приблизилась на критическое расстояние.

             Совершенно неожиданно, Вобла, несущаяся впереди, свернула в узкий проход уходящий направо. Произошло это так внезапно, что я едва не побежал дальше, свернув в самый последний момент. Цепляясь плечом за стену, я обернулся ужаснувшись, насколько близко находится живое пламя, помахивающее огненными крыльями. За это

мгновение я успел рассмотреть, как именно проистекает пульсация твари, намеревающейся спалить нас заживо. Феникс как бы съёживался, теряя часть своей яркости и превращаясь в бесформенную массу, но тут же вновь вспыхивал, принимая подобие огромной сияющей птицы. И так далее…

            Узкий проход порадовал полумраком и прохладой, и я продолжая задевать плечами стены, бодро засеменил вперёд. Так я преодолел пару десятков метров, прежде чем Феникс успел сообразить, его завтрак куда-то исчез и начал розыск оного. Рёв чудовища стал намного громче, приобретая новые обертоны. Скажем, как можно мягче – тварюка рассердилась. Не оглядываясь, я бежал вперёд, размышляя лишь о двух вещах: сумеет ли эта пакость пролезть в узкий коридорчик и не заканчивается ли этот проход тем самым тупиком, о наличии которых предупреждал нас Теодор.

            Ответ на свой первый вопрос я получил достаточно быстро – вопль огненной птицы сменился торжествующим кличем, а громкий хруст дробящегося камня возвестил о том, что чудовище ломится следом за нами. Поскольку хруст и треск не прекращались, приближаясь ко мне, нетрудно было догадаться: пакость сумела-таки двигаться по узенькому коридорчику. Оставалось надеяться, что во втором пункте нам повезёт гораздо больше.

            Видимо, это был не наш день.

            Я обнаружил Воблу стоящей перед несокрушимой стеной,             преграждающей нам путь.  На полу лежал обугленный череп,             издевательски скалящийся мне в лицо. Похоже, мы были не первыми, кто пытался спастись этим путём.

             - Б…дь! – выдохнул я, останавливаясь, - всё? П…дец?

             - Назад! – рявкнула Вобла и отпихнув меня, бросилась навстречу приближающемуся хрусту и рёву.

            Больше всего это напоминало внезапное помешательство, но у меня всё же сохранилась слабая надежда на то, что моя спутница знает цену своим поступкам даже в такие конченые моменты. Впрочем, ничего другого я всё равно придумать не мог, поэтому побежал за ней. В общем мы неслись навстречу Фениксу, как два психованных мотылька на рандеву со свечой. Непроизвольно я начал завывать, выть и визжать.

            Мои песни закончились в тот момент, когда Вобла упала на пол, а я зацепившись за

её ногу, обрушился сверху. Женщина коротко матюкнулась и спихнув меня, начала протискиваться в узкую щель, которую я до этого просто не заметил. Если такая худая, хм, вобла, с трудом пропихивалась в расщелину, я просто не представлял, как мне удастся туда проникнуть.

            Оказывается, я зря волновался. Стоило мне подползти к щели, как оттуда высунулась рука и вцепившись в моё плечо, потащила под стену. Несколько секунд я с диким ужасом думал, что ничего не получится и мне останется дожидаться Феникса, подобно Винни Пуху, застрявшему в кроличьей норе. Спустя эти долгие несколько секунд я понял, какие чувства испытывает пробка в бутылке шампанского, когда её выпускают на свободу.

            Теперь мы находились в узком каменном мешке, погружённом во мрак. Лишь по тяжёлому сопению я мог угадывать, где именно находится моя спасительница. Голова то и дело натыкалась на какие-то острые выступы, оставляющие на ней дополнительные отметины. Пару раз Вобла больно лягнула меня, поэтому я непрерывно шипел от боли и злости.

             - Ползи сюда, - донёсся до меня сдавленный голос и во мраке вспыхнул огонёк зажигалки, - кажется, здесь можно пролезть. Какой-то проход…

             Проход – это было сказано слишком сильно. Нора, лаз – ещё куда ни шло. Приходилось пропихиваться, упираясь локтями в стены, толкая чёртов мешок впереди себя и цепляясь долбаным автоматом за потолок. Внезапно за моей спиной полыхнуло пламя и донёсся рёв взбешённого Феникса, остановленного непреодолимой преградой. Не знаю, что там было впереди, но назад я не стал бы возвращаться ни за какие коврижки.

            Рука плюхнулась во что-то влажное и тотчас же ледяной поток хлынул за шиворот. Вода лилась со всех сторон и очень быстро я вымок до нитки, замёрзнув не хуже, чем в лютый мороз. Лязгая зубами, я продолжал ползти вперёд, ло тех пор, пока наклон норы и скользкий пол не вынудили меня утратить опору. Теперь я быстро скользил вниз, подпевая матерящейся Вобле, вкушавшей то же самое удовольствие.

            Все аттракционы быстро заканчиваются, вот и эта водяная горка не оказалась исключением. Не успел я опомниться, как поток ледяной воды вынес меня наружу. Моё обычное невезение решило дать мне передышку, поэтому ремень автомата, болтавшегося

за спиной, зацепился за карниз, нависавший над выходом из пещеры. Именно по этой причине я не улетел вниз вместе с водой, низвергающейся в бездну. Вобле повезло значительно меньше. Лишь чудом, да ещё её отличной физической формой я могу объяснить то, что женщине удалось, отбросив всю свою поклажу, зацепиться за скользкие камни. Сквозь грохот падающей воды, я расслышал её вопль:

            - Дай мне руку!

            Это оказалось чертовски нелегко: ремень автомата елозил по выступу, на котором держался, норовя соскользнуть. Малейшая потеря равновесия и я улечу вниз. Но честно говоря, всё это пришло в голову значительно позже, а сейчас я просто ухватил протянутую мне ледяную ладонь. На мгновение мы обрели шаткое равновесие, и я сумел осмотреться. Оказалось, дыр, подобных нашей, здесь превеликое множество. Отверстия покрывали стены пещеры, превращая её в извращённую пародию на голландский сыр. Сотни (а может и тысячи) нор, извергающих воду, образовывали водопад, перед которым отдыхает даже Ниагара. Здесь всё было намного круче, начиная от количества падающей жидкости и кончая высотой самого водопада. Во всяком случае, дно я так и не разглядел. Вода рушилась в этот бездонный колодец и лишь издалека, с расстояния в десятки километров, доносился отдалённый гул. Свет, падающий сверху, рассеивался в плотной пелене из брызг, образуя множество извивающихся радуг. Вероятно, очень красивое зрелище, просто я был не в том настроении, дабы любоваться местными достопримечательностями.

             Вобла попыталась ухваться свободной рукой за камни, но её пальцы тотчас соскользнули. Тело женщины дёрнулось, и я ощутил, как холодная ладонь, мало-помалу выскальзывает из моей. Кроме того, я очень сильно замёрз, ощущая себя скрюченной сосулькой. Как мне, так и Вобле (судя по выражению на её лице) всё было абсолютно ясно. Женщина была обречена уйти с потоком воды и разбиться о невидимое дно. Это - если выражаться высоким штилем. А говоря проще, Вобле приходил конец и ни я, ни она ничего изменить не могли. Единственное, чем я мог ей реально помочь, так это – составить компанию в падении. Если вчера была брачная ночь, то сегодня пришло время для свадебного путешествия. Какова ночь, такое и путешествие.

            - Держись, - просипел я, больше всего на свете желая, чтобы она отпустила мою окоченевшую руку.

            То ли по моему лицу хорошо читалась эта мысль, то ли женщина просто не любила попутчиков, не знаю.

            - Да пошёл ты, - сказала она и начала медленно разжимать пальцы, освобождая мою ладонь, - Зверю привет передай.

             Я ещё видел перекошенную ухмылку на посиневшем лице Воблы, а её тело уже соскользнуло с обрыва и подобно огромной рыбине, исчезло в брызгах воды.

            Я закричал.

            Не знаю, почему во мне родился этот вопль, затерявшийся среди оглушительного грохота, но я продолжал истошно вопить, до тех пор, пока и мой голос не предал меня, сменившись жалким сипом. Силы разом покинули тело, и я безвольно повис на автоматном ремне, болтаясь в ледяных струях подобно какой-то ничтожной щепке. Если бы я сохранил хоть каплю энергии, то несомненно сам бы отцепил эту последнюю нить, которая удерживала от окончательного беспамятства, способного потушить адское пламя в моей несчастной башке.

             Спустя бесконечность пребывания в рёве ледяной реки, я мало-помалу взял себя в руки и занялся спасением собственной задницы. Здравый смысл ехидно подсказывал: этим следовало заняться намного раньше. По крайней мере тогда, когда тело ещё не закоченело до состояния снеговика, карабкающегося по скользкому канату. Нетрудно догадаться, насколько малопродуктивным может быть подобное занятие. Но я не и не думал об этом. Сознание словно отключилось, пока я скользил по мокрым булыжникам, ломая изрядно отросшие ногти и срывая клочья, потерявшей чувствительность кожи. В голове билась одна единственная мысль: «Боже, за что мне это всё?!». Ни о чём другом я просто не мог думать.

             Как я оказался на сухой площадке, нависавшей над стеной, изрытой водяными дырами, просто не помню. Этот путь начисто выпал из памяти, словно я проделал его вдребезги пьяным. Подложив под голову что-то невероятно мягкое, я лежал, смотрел в потолок и наслаждался блаженным покоем. Неужели люди могут ещё чего-то хотеть от жизни? Ерунда! Счастье – это лежать в сухом тёплом месте, где нет холодной воды, стремящейся смыть тебя в пропасть. Кажется, я плакал. То ли от удовольствия, то ли от боли, то ли оплакивал погибшую Воблу - не знаю, но щёки были мокрыми. Впрочем, я был мокр с ног до головы. Все слёзы мира, исторгаемые этим водопадом, промочили меня насквозь.

             Мало-помалу чувствительность возвратилась и вместе с ней, пришёл жуткий озноб, скрутивший меня так, словно я получил разряд электрического тока. Я перевернулся на бок, свернувшись в три погибели. Тотчас же выяснилось: мягкий предмет, на котором я лежал – это всё тот же злосчастный автомат, спасший не так давно мою шкуру.

            Дрожь продолжалась долго. Очень долго. Надо было снять мокрую одежду и дать ей быстрее высохнуть, но я не мог развернуться и сдёрнуть этот влажный саван, продолжая кутаться в него. Поскуливая и постанывая я лежал на камнях, разглядывая сморщенный мешок (твою мать, оказывается я и его с собой притащил!) до тех пор, пока не согрелся. Стоило телу ощутить возвращение тепла, и я немедленно отключился.

             В этот раз призраки не являлись, пришло чёрное беспамятство, словно меня накрыли непроницаемым покрывалом. Это было пространство, лишённое всяческих признаков времени, и я потерялся в нём без остатка, растеряв собственную личность, надобность в которой отпала начисто.

            Очнулся я через неизвестный промежуток времени, в том же самом тёплом месте, озарённом зеленоватым светом. Одежда оказалась абсолютно сухой, абсолютно чистой и абсолютно мятой. То же самое я мог сказать и про себя. Как ни странно, но продолжительное купание в ледяном джакузи, не принесло никакого ощутимого вреда поэтому чувствовал себя я вполне сносно, за исключением проблемы с желудком. Жрать хотелось просто до тошноты. В слабой надежде на то, что спасённый мною рюкзак окажется принадлежащим Вобле, я полез в него и обнаружил в нём всё те же, дико полезные и столь же дико несъедобные вещи. На крушение надежд живот отреагировал протяжным тоскливым бурчанием, напоминающим стон. Я опять оказался один и без еды.

 

 

 

 

                                                  ОГНЕННЫЙ ПОТОК.

 

 

 

             Делать было нечего. Я в последний (сотый) раз изучил содержимое мешка, уныло размышляя, не являются ли цилиндры с кольцами термосами особо хитрой конструкции. Впрочем, дёрнуть за колечко я так и не решился. Забросив рюкзак за плечо, я подхватил автомат, покрытый тонким слоем красноватой пыли и выступил в поход. Грохот проклятого водопада, пожравшего Воблу, мало-помалу оставался позади. Впереди же лежал длинный, как и все предыдущие, извилистый, не меньше всех предыдущих, тускло озарённый зеленоватым светом, тоннель. Сапоги, похрустывая, на щиколотку уходили в мелкий гравий, усыпавший пол, а на стенах посвёркивали изумрудные кристаллы, в которых отражалась моя перевёрнутая и искажённая фигура. Тысячи сгорбленных, под своей ношей, страдающих от голода, путешественников, перебирая вздёрнутыми к потолку ногами, неторопливо брели вперёд.

            В башке лениво перемещались всевозможные левые мысли, не имеющие ни малейшей связи с окружающей действительностью. Я размышлял над тем, как поступлю со своими баксами, когда вернусь домой и отдадут ли мне оставшийся гонорар, конечно, если ещё будет кому его отдавать. И ещё вопрос, как потратить тысячу вечнозелёных втайне от жены? Отправить её в какое-нибудь турне, а самому уйти в загул? Жалко, получив такую некислую, для меня, сумму, спустить её на баб и кабаки. Ещё и до цугундера доведут…Дурное дело, конечно, нехитрое.

            Передо мной, совершенно неожиданно, оказалась глухая стена и я едва не протаранил лбом своё перевёрнутое отражение, корчившее мне предостерегающие гримасы. Судя по корчам физиономии, человек действительно произошёл от обезьяны. Я порыскал взглядом по сторонам в поисках поворота и обнаружил, что занятый решением животрепещущих проблем, пропустил его десяток метров тому назад. Поворот, хм. Дыра у самого пола, из которой несло отвратным запахом тления и ещё какой-то мерзости, напоминающей аммиак. Потянув носом зловоние, волнами выкатывающееся из провала, я в замешательстве остановился, не решаясь войти в вонючий мрак. Смрад напомнил мне незабвенное творение Дж. Р. Р. Т. с его чудовищной Шелоб. А у меня, в отличие от мохноногих хоботов, не было никаких источников света.

             Достав из кармана гранату, я некоторое время подбрасывал её на ладони, размышляя: не запустить ли мне ядрёной штуковиной в эту чёртову дыру. Мощный взрыв мог запросто прикончить притаившуюся тварюку и с таким же успехом обрушить потолок пещеры, преградив мне дорогу, да ещё и привлечь внимание Феникса. Вспомнив чудесную птичку я, со вздохом, спрятал ребристое яйцо обратно. Внезапно в мою голову пришла конгениальная мысль. Я достал из рюкзака загадочный цилиндр и начал отгибать пломбу, препятствующую отрыванию кольца. Потом сдёрнул его и запустив таинственной штуковиной внутрь, спрятался за стеной, ожидая результата.

            Лязгнул металл после чего внутри уныло засипело. Взрыва не было и то хорошо. Резко звизгнуло и над моей головой оглушительно врезал по установке психованный барабанщик. Похолодев, я обнаружил удирающего по потолку паука, размером с раскормленного добермана. Меня эта пакость проигнорировала и за это я был ей чрезвычайно признателен. Скорость у мохнатой мерзости оказалась просто-таки ошеломительная.

            Из дыры в стене лениво выбрался клуб зеленоватого дыма и в нос ударила дикая вонь, раздирающая глотку изнутри. На всякий случай я отступил назад, с тревогой наблюдая за тем, как зловонный дым, прижимаясь к земле, стремится наползти на мои сапоги. Видимо цилиндр с кольцом был какой-то газовой шашкой, вроде тех, которые применяют при проверке противогазов. Противогаза у меня не было, поэтому пришлось дожидаться момента, пока газ улетучится. Во всяком случае, пользу от газовой атаки я получил - обитатель пещеры отправился проблеваться в другое место. И к чёрту международные соглашения, вон грёбаная Америкосия их не соблюдает и ничего.

            Дымные клубы прекратили ленивые попытки изучения коридора и вернулись на базу. Стало быть, присутствовал сквозняк и его источник – второй выход. Это мне и было нужно. Потянув воздух и убедившись в том, что ничего, кроме прежнего зловония, он не содержит я выставил перед собой автомат и медленно двинулся вперёд. Чернильный мрак с радостью поглотил новую добычу, причмокнув, от удовольствия. Под ногой громыхнул пустой цилиндр, и я раздражённо отфутболил его прочь. Не хватало ещё растянуться в темноте из-за чёртовой, никому (уже) не нужной банки.  Лёгкое, почти невесомое, коснулось лица, и я нервно отбросил в сторону тонкие нити. Где-то рядом должна была находиться паутина, сплетённая сбежавшей тварью, если только привычки местных пауков не отличались от повадок их более мелких сородичей. Не очень то хотелось увязнуть в огромной липкой сети, освободиться из которой я вряд ли сумею. Поэтому я начал размахивать Калашниковым впереди себя, надеясь, что ствол оружия первым коснётся паутины. Разобравшись с одной проблемой, я едва не рухнул (в прямом смысле) в объятия другой. В самый последний момент мои уши уловили слабый отголосок какого-то шума, исходящего, как ни странно, из-под самых ног. В ту же секунду я замер, покачиваясь и ощутил, как носки моей обуви повисли в воздухе. Осторожно попятившись, я опустился на четвереньки и ощупал пол перед собой. Впереди оказалась круглая дыра, не меньше метра в диаметре – вполне достаточно для скоростного спуска в неизвестность. Обливаясь потом, я обполз ловушку и продолжил путь в этом положении. Так было больше шансов избежать попадания в следующую лузу.

             Но где же этот долбанный выход?! Или его вовсе нет, а движение воздуха создавалось лишь благодаря дырке в полу? Только не это! Но неприятная идея не торопилась покидать насиженного места, доводя меня до исступления.

             Из мрака, за спиной, донеслась оглушительная барабанная дробь и я моментально покрылся гусиной кожей. Проклятый паук вернулся в своё логово. И я оказался в полной темноте, наедине с этой тварью! Чёрт! Дерьмо! Помогите!!!

             Я начал быстрее передвигать конечностями, прислушиваясь к усиливающемуся треску паучиных шагов. Наконец мои нервы не выдержали и опрокинувшись на спину, я вскинул автомат, разрядив его в темноту. В пляшущем свете выстрелов, мелькнула огромная тень со множеством лохматых лап. До твари оставалось не более полутора метров, но угодил в неё я только парочкой зарядов и то, на исходе обоймы. Паук похлюпывая покатился прочь. Лязгнул затвор и очередь захлебнулась. Откуда-то из темноты доносились всхлипы подстреленного монстра, заглушаемые стуком моих зубов. Руки тряслись, как от лютого перепоя, а перед глазами порхали разноцветные мотыльки.

            Искать запасную обойму и перезаряжать опустевший магазин я не стал, пусть такими подвигами занимаются супергерои. Забросив автомат за спину я пополз вперёд, увеличив скорость ползка до возможного предела. Меня перестали беспокоить колодцы, в

которые я мог провалиться - зрелище зловещей тени, притаившейся во мраке, гнало вперёд почище любой плети. К своему ужасу я услышал, стукнувшие позади палочки дьявольского барабана. Пусть не так уверенно, как до этого, но монстр вновь начал преследование ускользающей жертвы. Где-то за поясом притаился мой боевой трофей, который пощадил водопад, но я сомневался, что сумею совладать с пистолетом в полной темноте, удержав его трясущимися руками, да ещё и попав хоть раз, в грёбаного паука.

             Прерывистая дробь умолкла и вместо неё я услышал сверху протяжный скрежет. Судя по всему, гостеприимный хозяин уже забрался на потолок, намереваясь получше обнять своего гостя. К чёрту ваше гостеприимство!

             Внезапно в лицо мне ударила струя свежего воздуха, кажущегося невероятн сладким, после зловония адского логова. Где-то рядом находился выход. Но б…ская тварь тоже почти добралась до своей цели и скрежетала почти над самой головой. Стукнуло и что-то осторожно коснулось моей левой ноги. Взвизгнув от неожиданности, я лягнул неизвестный предмет и от резкого толчка, покатился вниз по небольшому склону. Стукнувшись затылком об острый камень, вывалился из узкой щели и оказался посреди неширокого коридорчика. Даже не подумав осмотреться, я подхватил автомат, упавший с плеча и со всех ног бросился прочь от тёмного отверстия, где продолжал свои экзерсисы кошмарный барабанщик.

             И только пробежав около километра по извилистым переходам, у водящим вниз, я позволил себе рухнуть на пол и отдышаться. Жутко ныли ступни, растёртые изодравшимися в клочья носками. Расстёгивать обувь и осматривать пострадавшие конечности, я просто не решался, из опасения увидеть нечто, неудобоваримое. В груди, клокоча, просыпался карманный вулкан, а горло пересохло до такой степени, что в нём запросто могли расти пустынные кактусы и бродить терпеливые верблюды. Не знаю, чего мне больше хотелось, есть или пить, но общее состояние организма заставляло мигать на приборной панели красный индикатор опасности. Жуткая слабость накатывала тяжёлыми волнами, стремясь утащить и утопить в океане бессилия. Однако, нужно было подниматься и брести дальше, иначе я мог навсегда остаться здесь, лёжа под уютной стеночкой.

            Первым делом я достал из рюкзака спаренную обойму и заменил израсходованный

боезапас. Теперь я мог подстрелить по крайней мере одного паука, буде таковой встретится на моём пути и решит испробовать вкус моего измочаленного тела. После этого я использовал автомат в качестве костыля и даже умудрился принять некое, подобное вертикальному, положение. Попутно я разорвал куртку на спине, которой упирался в шершавую стену тоннеля. Жизнь – прекрасна!

             Освещения здесь почти не было и это заставляло вспомнить о зимних сумерках. Впрочем, какая разница, день или вечер в этом чёртовом подземелье? Тоска скрутила мой, без того скрюченный желудок и смешавшись с глубочайшей меланхолией вынудила проливать обильные слёзы. Минут десять я плакал, не соображая, какое дерьмо со мной происходит и где я вообще нахожусь. Потом, понемногу, разум пришёл в себя и погнал призрак своего тела вперёд.

            За спиной невыносимым грузом болтался мешок, который ещё недавно казался чрезмерно лёгким, а в руке, оттягивая её до самой земли, висел Калашников, вызывая острое желание разжать пальцы и потерять эту смертоносную железяку. Ноги превратились в глиняные столбы, готовые развалиться на каждом шагу. Видимо я превращался в самого микроскопического колосса на глиняных ногах из тех, которым предстояло рухнуть в ближайшее время. Среди пёстрого хаоса, царившего в голове, единственной светлой нитью выделялась разумная мысль: слишком долго мне не протянуть. Очевидно мне следовало начинать составление завещания с обращением к родственникам, где будет присутствовать слезливое прощание с женой и дочерью, в котором я покаюсь в своих прегрешениях и прощу жене…Хрена! Не дождётся!

            Воткнувшись лбом в колючую стену, я встряхнулся. То ли мне показалось, то ли где-то впереди раздавались человеческие голоса. Весьма вероятно – это была галлюцинация, ну и хрен на неё? Чего ещё терять? Один хер мне предстояло издохнуть в ближайшее время. Опираясь руками о стену, я пополз вперёд, пытаясь удавить в себе слабый росток надежды, родившийся в тот момент, когда я услышал голоса, глухо доносившиеся из глубин каменного лабиринта. Чёрт, очень скоро меня ожидало серьёзное испытание. В общем, едва не сползая на пол, я добрался до перекрёстка. Здесь тоннель, по которому я полз, разветвлялся на три рукава. Один из них шёл абсолютно прямо, второй, поворачивал влево и опускался, а последний уходил вверх.

            Голоса в этом месте раздавались совершенно отчётливо, поэтому не оставалось никаких сомнений в том, кто ведёт милую беседу. Глухо бубнил Теодор и горячо возражал Зверь. Однако, во всём этом присутствовала единственная, но очень значительная проблема. Я не мог определить, откуда именно доносятся голоса. Разговор слышался одинаково отовсюду, и я мог бы поклясться, что слышу его даже из того коридора, откуда только явился, а это было совершенно исключено. М-мать!..

            В отчаянии я уселся на пол, медленно вращая башкой из стороны в сторону. Быть может беседующие начнут приближаться и тогда я сумею определить верное направление. Во всяком случае очень на это надеялся. О том, какая лажа произойдёт, если они пойдут в обратном направлении, я старался не думать.

            Но время шло, ничего не менялось и терпение моё лопнуло. Как там говорил ковбой Мальборо (нет не из Горбатой горы, ни-ни) лучше умереть и чувствовать себя спокойно, чем жить и волноваться? Настроение и состояние моё вполне соотвествовало этой мысли. Тем более, остаток энергии в аккумуляторах тела позволял сделать последний рывок.

             Вскарабкавшись по стене и приняв более или менее подобающее Хомо Сапиенс скрюченнопрямостоящее положение, я отправился налево. Очевидно потому как на спуск требовалось значительно меньше усилий, а также в силу известных ассоциаций.

             Проход оказался совсем узким, поэтому я всё время цеплялся плечами за стены, а иногда и вовсе застревал между ними, но и это оказалось кстати, у держав от пары-другой падений в некоторых критических ситуациях. Свет, и без того тусклый, становился всё слабее, пока я не оказался в темноте, ограниченной двумя светлыми пятнами, одно – сзади, другое – впереди. Поскольку с мраком у меня были связаны некоторые неприятные воспоминания, ещё не успевшие покрыться пылью веков, я прислонился к стене и постарался взять автомат наизготовку.

            Громкость беседы оставалась на том же уровне, и я не мог определить, верным ли путём идут товарищи или же придёт время для сакраментального вопроса: куда ты завёл нас Сусанин старик? От давящей со всех сторон темноты и постоянного ожидания опасности, нервы напряглись до такой степени, что перед глазами всё поплыло. А разноцветные пятна, качающиеся в воздухе вообще никуда не уходили, сколько я не болтал головой.

            Впереди, на фоне светлого пятна, мелькнул здоровенный чёрный силуэт, растопыривший конечности для броска, и я немедленно нажал на спуск. Большая часть зарядов угодила в стены, запорошив мои и так ни хрена не видящие глаза и дико рикошетируя в узком пространстве тоннеля. Однако, некоторые посланцы ушли по назначению, и раскоряченная фигура пропала, издав отвратительный хлюпающий звук.

            Как ни странно, но это происшествие прибавило мне сил, и я живее заковылял вперёд, стараясь быстрее добраться до поверженной твари и добить её, если в этом возникнет необходимость.

             Остановившись около выхода я некоторое время тупо рассматривал небольшую светлую пещеру, усыпанную блестящими камешками, напоминающими киношные алмазы. Около стены, небрежно сваленные в кучу, лежали помятые мешки, а возле моих ног, в позе распластанной лягушки, растянулся Швед. Судя по всему, именно его я и подстрелил.

            Пребывая в полной растерянности, я шагнул вперёд и тотчас же, какая-то, невероятно холодная штуковина упёрлась в мой висок. Скосив глаза я убедился в том, что это именно то, чего я и опасался, а именно – дуло автомата.

            - Нет, этот крендель заставит меня рехнуться, - сказал Зверь и рявкнул, - брось автомат!

             Выполнить этот приказ оказалось совсем нетрудно: я просто разжал пальцы и оружие шлёпнулось на неподвижное тело лысого водителя. После этого огромная лапища обшарила меня и обнаружила пистолет за поясом. Его тоже забрали. Опять.

            - Ну и на кой хер ты подстрелил Шведа? – поинтересовался Зверь, прекращая сверлить мой висок и появился в поле зрения, - или ты решил избавиться от всех нас? Воблы я с тобой почему-то не вижу.

            - Я думал, Швед – это паук, - тупо пояснил я, разводя руками.

             - Что? – изумился Теодор, являясь передо мной, - какой паук?

            - Сдаётся мне. парень свихнулся, - резюмировал гигант, изучая моё лицо, - хотя

нет, я видал тех, у кого башню сносило. Этот, вроде бы, не из такких.

            Видимо, моё объяснение нуждалось в объяснении.

             - Было плохо видно, - сказал я, - впереди мелькнуло и я решил, что это большой паук. Мне попался такой. Очень быстрый.

            - Угу, угу, - покивал головой Теодор, - есть здесь такая пакость. Действительно, очень опасные. Странно, как он вообще жив остался.

            - Так это же хренов везунчик, - сказал Зверь, с прищуром глядя на меня и легонько ткнул стволом в грудь. Внезапно его словно прорвало, и он схватил меня свободной рукой за грудки, без каких-либо усилий вздёрнув над землёй, -сука! Отвечай, что ты сделал с Воблой, падла!

             - Она упала в водопад, - прохрипел я, почти ничего не соображая, мне начало казаться, будто я вижу очередное сновидение в бесконечной веренице следующих один за другим кошмаров, - я пытался её удержать, но руки замёрзли, и она упала. Я очень устал и хочу есть. И пить я тоже хочу. Я уже не могу. Я ничем ей не мог помочь. Честно.

            - Твою мать! – Зверь в сердцах выматерился и отшвырнул меня к стене, - лучшие люди, отлично подготовленные и обученные действовать в любом дерьме, гибнут один за одним, а всякое бесполезное гавно выживает. И ещё вот этот пидер…

            Он пнул ногой распростёртого Шведа и тот пошевелился, издав лёгкий стон. Теодор изумлённо вытаращился, на стонущего водителя.

            - Так он живой?

            - А чего ты хотел – гавно не тонет, - Зверь носком ботинка приподнял край замызганной кожанки лысого водилы, обнажив чёрную ткань бронежилета. Но не это привлекло моё внимание, а толстенький пояс, с кармашками. Один из них был расстёгнут и наружу выглядывали (ку-ку!) хорошо узнаваемые зелёные купюры. Если каждое отделение пояса было заполнено баксами, то у Шведа при себе хранилась просто-таки фантастическая (с моей точки зрения) сумма.

             - Предусмотрительный парень, - покачал головой Теодор, - хоть раз ему эта штука да помогла.

             - Су-уки! – протянул водитель, распахивая мутные глаза и пытаясь встать, - я васс…

             Зверь, угрюмо разглядывавший лежащего, поднял руку с автоматом и дал короткую очередь, угодив Шведу прямиком в лоб. Пол, под головой лысого, превратился в маленькую лужу, простирающую свои ложноножки в разные стороны. Кажется, кровь пузырилась, но присматриваться я не стал. Достаточно было зрелища раздавленного пулями черепа. Теперь Швед был окончательно и по-настоящему мёртв.

             - Ну и зачем? - спросил Теодор, не предприняв никаких действий для предотвращения этого хладнокровного убийства, - чем нас меньше, тем хуже для дела.

            Зверь заскрежетал зубами.

            - Для дела? – переспросил он, надвигаясь на Теодора, - для какого дела? Какого сраного дела будет хуже, если я увалю вас всех?! Для твоего? Так оно мне и на хрен не всралось! Главное дело сейчас для меня – это выжить! А здесь я полагаюсь только на себя. Ни ты, ни этот заморыш, - кивок в мою сторону, - мне не помогут. Поэтому я вышибу из тебя карту и пойду наверх. А если ты полезешь в залупу, я прикончу тебя, как эту лысую падаль!

             - Мы идём вниз, - совершенно спокойно возразил Теодор, - карта мне ещё нужна, так что ты её не получишь. И не стоит мне угрожать. По-моему, в прошлый раз я все объяснил достаточно хо…

            Зверь молча ударил его кулаком в челюсть и одновременно коленом в пах. Даже с виду удары были очень сильные. Настолько мощные, что мне хватило бы и половины, для продолжительного сна. Даже Теодор не выдержал и опрокинулся на пол. Не дожидаясь, пока противник опомнится, великан несколько раз пнул его ногой в живот, а потом навалился сверху, стремясь задушить согнутой в локте рукой. Теодор попытался разжать смертельный захват, но время оказалось упущено и лицо предводителя начало наливаться жуткой синевой.

            И тут я сообразил, передо мной стоит некислый выбор: с кем я хочу остаться посреди этого жуткого лабиринта. Один из претендентов хотел продолжить спуск, а второй желал найти дорогу наверх, к спасению. Правда спасения он искал для себя одного и вряд ли стал бы тянуть обузу, вроде меня. Поэтому, особо выбирать не приходилось.

            Я поднял автомат, отобраный у меня Зверем и прицелился. Великан уже особо не

напрягался, считая, дело сделанным. Он лениво посмотрел на меня, и я нажал на спуск. Очередь сбросила гиганта с противника и прокатила по земле. Раздавшееся рычание больше подходило медведю, чем человеку. Невзирая на полдесяткка пуль, нашинковавших его, Зверь умудрился встать на ноги и покачиваясь, уставился на меня.

            - Т-ты? – изумлённо спросил он и потянулся к лежащему на земле автомату.

            Почти не целясь, я выпустил ему в грудь оставшиеся заряды. Великан обрушился на пол и засипел, дёргая ногами, словно поверженный слон. Он оторвал голову от земли, и я увидел побелевшие от боли глаза и окровавленный рот. Жуткий вопль нарушил тишину пещеры, после чего Зверь замер без движения. Силы окончательно покинули меня, и я уподобился остальным, растянувшись среди трупов и полутрупов, больше напоминая первых, чем вторых.

             Сознания я не лишился, поэтому хорошо слышал тихое клекотание, доносящееся со стороны лежащего Зверя. Очевидно, столь мощный организм не спешил расставаться с жизнью, цепляясь за неё до последнего. Спустя некоторое время зашевелился Теодор. Честно говоря, я уже подумал, что остался совершенно один, в окружении мертвецов, поэтому, когда он подал признаки жизни, искренне обрадовался.

            Мне было видно, как Теодор встал на ноги и склонился над Зверем. Изучив тело и убедившись в том, что оно всего лишь тело, он направился ко мне. Я был способен только лежать и смотреть на него, не в силах даже пошевелиться, словно из меня высосали всю начинку, способную на перемещение. Уже не в первый раз приходилось чувствовать себя опорожнённым футляром и не могу сказать, будто мне нравилось это ощущение.

            Сделав какие-то выводы, Теодор открыл один из мешков, лежащих около стены и достал оттуда булькающую флягу. Точас жажда моя стократно усилилась, превратив язык в кусок наждачной бумаги, скребущей по нёбу. К счастью мои мучения продолжились не больше чем минуту. Подняв мою голову, спасатель беспомощных почти силой влил в иссохший рот несколько живительных глотков. Я представил, как вода тотчас зашипит и испарится, но она к счастью, отправилась по назначению.

            Оторвав флягу от моих губ, Теодор некоторое время смотрел на меня, а потом дал сделать ещё несколько глотков. Ощутив себя лучше, я сумел пошевелиться и даже проскрипел нечто, имеющее в контексте намёк на слово голод. Кивнув, Теодор положил флягу рядом со мной и совершил ещё одно короткое путешествие, вернувшись с открытой банкой консервов. Боже мой и как я мог подумать, что эта волшебная еда способна приесться. Я едва не сожрал куски мяса вместе с банкой. Жесть должна была усвоиться в желудке без остатка.

             Убедившись в том, что околевать в ближайшее время я не собираюсь, Теодор присел рядом и задумчиво поинтересовался:

            - Не желаешь ли пояснить мне одну вещь. Насколько я понимаю, тебе до смерти, надоела Бездна и ты с радостью, направился бы домой, - дождавшись моего кивка, он продолжил, - тогда почему ты не подождал, пока он, - Теодор указал на Зверя, - не закончит своё дело? Отправился бы вместе с ним наверх.

            Поскольку губы ещё, как следует мне не повиновались, ход своих мыслей я пояснял самыми что ни на есть простыми словами. Теодор невесело усмехнулся и покачал головой.

            - Не думай обо мне, как о неблагодарном человеке, просто мне был интересен ход твоих мыслей, - он тяжело вздохнул, - эта женщина, которая погибла. Вобла. Она изначально предупреждала об ином использовании твоих возможностей. Надо было её послушать, глядишь и жертв было бы намного меньше.

            - Ничего не сделаешь, - подвёл я черту под его рассуждениями, - так нам придётся ещё спускаться?

            - Да, - рассеянно подтвердил Теодор мои наихудшие опасеня, - но уже очень скоро мы будем в нужном месте.

            - Ну хоть теперь, я могу узнать за каким хреном мы идём? – спросил я покряхтывая, - всё равно уже никого не осталось. От кого скрывать?

            - Действительно, - он печально улыбнулся, - больше не от кого…Совсем недалеко отсюда, около часа неспешной ходьбы, есть развилка. Если идти вниз, то попадёшь к цели нашего путешествия – Огненному Потоку.

            - А если вверх, - немедленно поинтересовался я, - тогда куда?

            - На Бесконечную лестницу. Она ведёт домой. Когда мы закончим свои дела, то без

 всяких приключений покинем Бездну, поднявшись по ней. Там нет ни ловушек, ни монстров. Вот только…

            - Вот только?..

            - Придётся подниматься очень долго в полной темноте. Абсолютный мрак, без малейшего проствета, - на лицо Теодора легла глубокая тень, словно воспоминания столетней давности продолжали оставаться вего памяти чёрной тучей, заслоняющей всё остальное, - вроде бы, ничего особенного, но это трудно передать словами. В этой тьме не горят факела и боюсь, электрические фонари тоже не смогут её разогнать. От непроглядного мрака, через некоторое время, начинаешь сходить с ума. Многие путешественники, преодолевшие Бесконечную лестницу, достигли поверхности с помутившимся рассудком. Даже самый терпеливый и дотошный исследователь Бездны – Аль Хазред не устоял перед этим и сошёл с ума. Свою книгу он писал, будучи абсолютно безумным.

            - Некрономикон? – деловито уточнил я, с апломбом опытного исследователя мистической литературы, - всю жизнь хотел его почитать.

            - Почитать? – брови Теодора поползли вперёд, а губы дрогнули, обозначив ухмылку, - боюсь, это не самое удобоваримое чтение. Я же тебе говорю: автор, перед написанием книги сошёл с ума. Стихотворения Хазреда ещё более запутаны, чем катрены Нострадамуса. Чтобы разобрать, о чём идёт речь, опытные исследователи потратили более трёх веков и даже после этого, некоторые места толкуются по-разному, а это чрезвычайно опасно, когда используешь Некрономикон в качестве путеводителя по Бездне.

            - Странно, - сказал я, - читая Лавкрафта, я предполагал, что эта книга намного интереснее.

            - Говард был неисправимым романтиком, - пожал плечами Теодор, - я встречался с ним, когда он был никому не известным сочинителем коротких историй. У него, случайно, оказались отрывки книги Эйбона, и он согласился показать мне их, в обмен на изучение Некрономикона. Говард оказался разочарован. Я, впрочем, тоже. В его страничках не было ничего интересного, для меня.

             Признаться, этот немудрёный рассказ заставил меня поскрёбывать нижней челюстью по полу. Передо мной был человек, имеющий в личном пользовании настоящий Некрономикон и общавшийся с Лавкрафтом. Потом как-то вспомнилось всё, пережитое лично и рот закрылся сам по себе. Возможно, если я выберусь отсюда, то напишу книгу, почище любых Некрономиконов.

             - А что это за Огненный Поток? – спросил я, - судя по всему нечто весьма полезное, если, для того, чтобы добраться до него, можно запросто положить такую ораву народа?

             Теодор машинально посмотрел на распростёртое тело Шведа, около которого мы расположились и вздохнул. На его лице появилась гримаса омерзения.

            - Поток дарует бессмертие, - коротко ответил он.

            Больше не было сказано ни слова. Мы сидели и молча смотрели друг на друга, человек позапрошлого века и я. Слова очень медленно доходили до моего сознания, продираясь через покрывала здравого смысла. Всего три слова, но как же сложно осознать их истинный смысл.

            Поток.

            Дарует.

            Бессмертие.

            - Это как? – тупо спросил я.

            - Тебя интересует физическая или мистическая подоплёка процесса? – язвительно поинтересовался Теодор, - так вот – я не знаю. Для ответов на эти вопросы с нами шли четверо учёных с аппаратурой. Но, как ты и сам знаешь, они не дошли. Поэтому, я должен, по крайней мере, взять пробу потока.

            - Нет, нет, - я замахал руками, - я не об этом. Как это: «Дарует бессмертие». Какое такое бессмертие?

             - Самое обычное, если можно так выразиться, - Теодор пожал плечами, - человек, побывавший рядом с потоком или соприкоснувшийся с ним, получает идеальное здоровье, почти неуязвимое тело и возможность жить вечно. Даже я, глядевший на него с расстояния в сотню метров, живу уже больше века, не постарев ни на год.

            - Круто, - сказал я, уставившись в потолок и вдруг меня поразила одна мысль, - так что это получается, если я пойду туда, то…

            Теодор только усмехнулся.

            Получить вечную жизнь – перспектива, конечно, весьма радужная, но уже давно известно, пирожные бесплатными не бывают, а самые вкусные находятся где-то рядом с бесплатным сыром. Интересно той цены, которую я уже успел выплатить хватит за это «угощение»? Или неизвестный торговец экзотическими блюдами потребует дополнительной оплаты?

             - Посему давай, поднимайся, - сказал Теодор и начал собирать барахло, разбросанное по полу пещеры. Мой мешок он бросил рядом со мной, недвусмысленно дав понять, что с пустыми руками меня никто не отпустит, - чем быстрее я возьму пробу – тем быстрее выберемся на свет божий. Каждый день пребывания в Бездне старит человека на тысячу лет. Я ощущаю себя таким же древним, как пирамиды.

            Пока он перекладывал вещи из всех мешков в свой, я размышлял над мыслью, которая не покидала мою голову с тех пор, как Зверь показал Шведов броник. Теодор возился, стоя спиной ко мне, поэтому я очень тихо подполз к дохлому водиле и начал искать, где открывается застёжка на его поясе. Проклятущее деньгохранилище ни в какую не желало покидать талию своего прежнего владельца. Да ещё приходилось осторожничать, пытаясь не перемазаться в кровавых ошмётках, разбросанных вокруг. Когда мне, наконец, удалось стянуть пояс, я вздохнул с видимым облегчением.

            - Мародёрствуем, помаленьку? – в голосе Теодора явственно ощущалось осуждение моего поведения, - ну что вы за люди? Даже в преисподней будете заниматься своими делишками – воровать, убивать, насиловать!

             - Ему эти деньги уже ни к чему, - я не собирался оправдываться, как-то само по себе вышло, - а у меня семья, дочку кормить надо, жену…Этих денег, - я застегнул похрустывающий пояс на себе, - мне не заработать за всю жизнь.

             - Да Утюг заплатит такие деньжищи, которых тебе хватит на всю твою бесконечную жизнь, - сказал Теодор с досадой, - а ты возишься с этими копейками, обирая трупы!

            - Хрен его знает, этого вашего Утюга, - я пожал плечами, - заплатит он или нет. А вдруг я выберусь наружу сам? Где я будутогда искать этот, ваш электроприбор?

            - Думаешь, я могу погибнуть, а ты останешься жив? Ну ну, - ему это показалось смешным, - А за Утюга не беспокойся, если ты ему потребуешься, он тебя отыщет моментально. Страшненький человечек, но дело своё знает. А его сейчас прижало так, что он крутится, словно вьюн на сковороде.

            - Посмотрим, - неопределённо протянул я и одёрнул куртку на себе, - ну, идём?

             - Идём, конечно…

             Судя по всему, Теодор растерял остатки уважения, к моей и без того скромной персоне. Разговаривать со мной он даже не пытался, ограничиваясь короткими командами. Плевать! Переживём и это. Идти оставалось уже не долго, а ощущение приятной тяжести на поясе здорово согревало мою исстрадавшуюся душу. Тридцать или сорок штук – намного лучше, чем обещанные три.

            Мы шли по узким коридорам в абсолютной тишине, а это наводило на высокие мысли. О поэзии скажем, о Гумилёве, в частности. Да и вообще, предчувствие грядущего подарка, приготовленного судьбой, едва не заставило бежать в припрыжку.Точно так же, как в детстве, я ожидал дар, который родители спрятали под мою подушку.

            Откуда-то начал доноситься тихий гул, на который я сначала, погружённый в свои мысли, не обратил внимания. Но шум становился всё громче, и я не выдержал, поинтересовавшись у неутомимого Теодора:

            - Это что за ерунда шумит?

            - Вода, - коротко бросил он, но не выдержав ответил подробнее, - впереди течёт река, через которую мы, с тобой, переберёмся. После этого ещё минут десять ходу, и мы окажемся около развилки. Главное её не пропустить. Ход вниз, очень незаметный, поэтому прошлый раз я прошёл мимо. Но, по плану в книге, он должен быть.

             - Может быть его завалило? – высказал я предположение, от которого самому стало невесело, - придётся раскапывать, а у нас и лопат-то нет…

            - Посмотрим, - отрезал мой спутник и умолк.

            Спустя пару минут мы выбрались в обширную пещеру, потолок которой терялся в бледно голубом сумраке, рассеять который не мог даже достаточно сильный фиолетовый свет, испускаемый стенами. Мы оказались на краю невысокого обрыва, возвышающегося над берегом узкой речки, несущейся с бешенной скоростью из-за поворота пещеры, чтобы скрыться за таким же изгибом стены полусотней метров дальше. Вода в потоке оказалась

невероятно чистой и как мне показалось, слабо светящейся, поэтому я мог различить самые маленькие камни на его дне. Противоположный берег напоминал пляж, как своей пологостью, так и покрытием, похожим на зеленоватый песок. Да и вообще, цветовая гамма здесь вызывала приступы головокружения.

            На рыхлой массе пляжа можно было рассмотреть глубокие отпечатки чьих-то огромных лап, следовавших вдоль берега и человеческие следы, исходящие из воды и направляющиеся в сторону чёрной дыры стены пещеры. Поскольку ветра здесь не было, отпечатки ног могли сохраняться бесконечно долго, лишь слегка изменяя свою форму. А кстати…Я ткнул пальцем в цепочки следов и вопросительно посмотрел на Теодора, который наклонил голову в ответ на мой незаданный вопрос.

             - Да, там есть и мои, - сказал он и покачал головой, - больше века они ждали, когда я вернусь и оставлю новые. Честно говоря, не очень верится. Ладно, пошли.

            Не успел он закончить свою фразу, как за нашими спинами раздался оглушительный вопль и пронзительный скрежет. Совсем рядом! Долбаный Феникс до последнего сдерживал свои вопли, намереваясь подобраться как можно ближе. И у него это получилось, мать его! В тот самый момент, когда мы были в двух шагах от цели! Б…дь!

            Теодор с непринуждённой лёгкостью спрыгнул вниз, подняв фонтан брызг и энергично махнул мне рукой. У меня получилось хуже. Намного хуже. И даже так будет слишком слабо сказано. Чтобы не вдаваться в лишние подробности, могу заверить: получить каменистым дном по физиономии очень неприятно. Теодор ухватил меня за шиворот и выдернул из колючего гравия.

            - Ну какой же ты неуклюжий! – в сердцах воскликнул он и замер, уставившись за мою спину, - Иисусе…

            Отряхнув воду с лица я повернулся и увидел сквозь водяную пелену, застилающую глаза, ослепительное сияние. Пока я пытался отряхнуться, спутник тащил меня через реку, вполголоса ругаясь какими-то архаичными, непонятными мне, ругательствами. Внезапно он остановился и отпустил мою куртку.

            - Не успеть, - сказал он с внезапной тоской, - вот и всё…

            Как выяснилось, он был абсолютно прав. Феникс, мерцая, словно испорченная лампочка, опустился к самой кромке воды, от поверхности которой начал подниматься бледный пар. Сейчас тварь находилась не далее, чем в десятке метров от нас. Ей бы потребовалось, не больше полминуты, для преодоления этого ничтожного расстояния.

            - Он боится воды, - пробормотал Теодор, напряжённо глядя на чудовище, - но это его не остановит.

            Чёрт, лучше бы он хоть раз ошибся. Неторопливо, но неотвратимо, Феникс начал преодолевать бурлящий поток, поднимая столбы пара при каждом взмахе крыльев.

            Поскольку терять уже было нечего, я поднял автомат и дал длинную очередь, надеясь, если не убить, то хотя бы отпугнуть траханную птичку. Не получилось ни первое, ни второе – пули бесследно растворились в огненном теле, не причинив ни малейшего вреда.

            - Убирайся! – рявкнул вдруг Теодор и швырнул меня к берегу, - спасай свою шкуру!

            Честно говоря, я решил, будто у мужика напрочь съехала крыша. А его дальнейшее поведение ещё больше убедило меня в этом. Он отбросил прочь рюкзак с автоматом и прыгнул навстречу Фениксу.

            Чудовище взревело и почти так же громко закричал человек, погружая руки в огненное чрево птицы. Ослепительно вспыхнуло и облако пара скрыло от моих глаз происходящее. Почти ничего не соображая, я выбрался на берег и побрёл к чёрной дыре. Ежесекундно я оглядывался на бурлящую стену испаряющейся воды, из недр которой доносились вопли Феникса, становящиеся всё более жалобными. Внезапно в ярком сиянии ослепляющем, почище солнца, огненосная тварь вынырнула из-под воды и пульсируя намного быстрее, чем до этого, у неслась вверх по течению, оставляя за собой пенный след из бурлящей воды и пара. Белое облако, повисшее над местом схватки, некоторое время продолжало оставаться непроницаемой лепёшкой, а потом мало-помалу осело вниз и растворилось в реке, унеслось вметсе с водой. Я увидел замершее на мелководье почерневшее тело, напоминающее обугленную головешку. Это было то, что осталось от Теодора.

            Интересно, мелькнула в моей голове несколько неуместная мысль, что было в основе его поступка – исключительное благородство или же какой-то расчёт? В любом случае, моя жизнь оказалась вне опасности.

            Внезапно, обугленное тело дёрнулось раз, другой и начало медленно выбираться из воды на сушу. Невероятно, но мой спаситель остался жив! Будучи в шоке, от этого зрелища, я всё же начал возвращаться назад, собираясь оказать посильную помощь. Но не успел.

            Из тоннеля, по которому мы прибыли сюда, выпрыгнул огромный человек, поросший густым волосом и склонился над лежащим Теодором. И так было ясно, кого именно занесло сюда, а стоило бородачу поднять голову, отпали и последние сомнения. Казимир прибыл на помощь раненому брату. Видимо его обещание присматривать за нами, не было пустым трёпом.

            - Уходи, - спокойно сказал Казимир и взял застонавшего брата на руки, - дорога тебе известна. Твоё личное дело, отправишься ли ты к божьему свету, или тебя привлёчёт огонь преисподней, но пусть ангел-хранитель не оставит тебя без внимания.

             - Он будет жить?  -  очень осторожно спросил я.

             - Будет, - уверенно кивнул бородач и погладил голову брата, с которой осыпались превращённые в пепел волосы, - думаю, это будет хороший знак свыше для утратившего веру. Сумевший отыскать в себе искру Божию, способен преодолеть любые козни Диавола. Теперь уходи. Прощай.

             - Прощайте, - пробормотал я и повернувшись, зашагал к выходу.

             Около дыры я обернулся. Казимир продолжал стоять около реки и бережно держал свою ношу. На мой взмах рукой, он ответил степенным кивком головы. После этого я нырнул во мрак тоннеля, ускоряя свой шаг с каждой минутой. Скоро я уже бежал, не забывая вертеть головой, в поисках какого-нибудь поворота или хотя бы подозрительной осыпи.

            Когда прошло ЗНАЧИТЕЛЬНО больше десяти минут, и я окончательно запыхался, здравый смысл, совершенно здраво пояснил мне, что развилку я пропустил. Впрочем, насколько я мог понять, точно так же её пропустил в своё время Теодор. Пришлось остановиться и поразмыслить - стоит ли возвращаться и поискать, либо же забить на всё и идти дальше. Задумавшись, я опёрся спиной о свод коридора и едва не вылетел наружу, вместе с обвалившейся стеной. В самый последний момент, истошно взвизгнув, я успел зацепиться руками за края почти идеально круглого отверстия.

            Желание немедленно оползти прочь, в безопасную зону, мелькнуло в голове и тотчас же исчезло, стоило бросить вниз один единственный взгляд. Там, на глубине в полста метров, медленно ползла ленивая змея медово-огненного цвета. Я не видел ни головы, ни хвоста, только бесконечное тело, блистающее своей чешуёй. Впрочем, нет – это не змея. Мириады солнечных муравьёв, ползли куда-то по своим делам, выстроившись в одну колонну. От легиона насекомых исходило слабое шипение и шорох, отзывающиеся в глубинах сознания странным отголоском. И опять же – нет! Ну какие это муравьи? Это поток жидкого золота, который опытные ювелиры направляли в свои формы, намереваясь сделать самое гигантское украшение во вселенной. А шелест – это их голоса, замечания друг другу по поводу предстоящей работы. Да! Я уже видел лица мастеров, проявляющиеся на поверхности потока. Эти лица открывали рты, произнося непонятные слова, слагающиеся в столь же непонятные фразы.

            И вдруг я заметил, как эти лики начали умолкать и таращить на меня свои глазницы, полные жидкого огня. Вот уже все они смолкли и их бесстрастные маски уставились на меня, словно в ожидании чего-то. Это заставляло нервничать. Внезапно до меня дошло – они же хотят познакомитьсмя со мной! Точно! Я почувствовал облегчение. Сейчас я выпрыгну в эту дыру и попаду прямиком…

            Подъём оказался излишне сремительным, и я изо всех сил ударился головой о край пролома. Наблюдая вспышки многочисленных искр, я плюхнулся на задницу. Когда туман в башке слегка развеялся, до меня в полной мере дошло: а я ведь едва не прыгнул хрен знает куда. Испытывая сильную нервную дрожь, я осторожно отполз в сторону и подобрав брошенное имущество, побрёл прочь. В теле ощущалась дикая слабость, словно я только что таскал тяжеленные мешки, а перед глазами всё плыло, вызывая приступы непреодолимой тошноты. Да, нехило я приложился головой.

            Через некоторое время стало совсем плохо – свет исчезал напрочь, вместе с сознанием. После одного из таких затмений я обнаружил себя стоящим и упирающимся лбом в стену глухого тупика. Всё, мать его. Приехали. Видимо Теодор снова перепутал. Вот теперь, когда я уже точно остался один - мне кранты. Нервно хихикнув, я размахнулся

 и изо всех сил ударил по стене кулаком…провалившись сквозь неё. Плюхнуло и я рухнул на колени. Видимо мне попалось какая-то хрень, типа мембраны и я сдуру проломил её.

            Вокруг стояла кромешная тьма. Тут Теодор не соврал – такого мрака я ещё нигде не встречал. Он был какой-то особый, тягучий, словно патока, вяло оседающий на плечи и грудь. Я сделал шаг и немедленно споткнулся. Чёрт! Как я мог забыть – это же грёбанная лестница, причём бесконечная. Трудновато будет подниматься по ней в полной темноте. Ничего, буду придерживаться за стену. Я взмахнул рукой и не обнаружил рядом никакой стены. Какого хрена? Не мог же я так далеко отлететь? Сделав несколько шагов, я помахал руками. С тем же результатом. Мне стало страшно. Сняв с плеча автомат, я нажал на спуск. Безрезультатно! А-а, помогите! Впрочем…Вот дебил! Проклиная собственную забывчивость, я перезарядил Калашников и дал короткую очередь. Увиденное во вспышках выстрелов поразило меня до глубины души.

             Я действительно стоял на ступенях, уходящих вверх и вниз. Так вот, стен не было совсем. Во всяком случае в пределах освещённого пространства. Стена, через которую я проник сюда, исчезла без остатка. Весь этот мир сошёл с ума, начисто игнорируя законы логики. Оставался только один выход – подниматься по лестнице, надеясь, что она всё-таки выведет к поверхности.

            Несколько минут я просто стоял в темноте, осваиваясь с мылью о предстоящем подъёме. Ощущение было сродни тому, которое бывает перед прыжком в ледяную воду. В общем-то непонятно почему, учитывая те испытания через которые мне уже пришлось пройти. А тут что? Ерундовый марш-бросок по какой-то задрыпаной лестнице. Но судороги в желудке и не думали прекращаться, вызывая кисло-горький привкус во рту.

            И я начал подниматься. Через некоторое время, пытаясь избавиться от дурных предчувствий, я начал напевать песенки, сначала тихо, а потом всё громче и громче. Но получалось не очень хорошо: окружающий мрак давил на грудь и слова вылетали исковерканные и помятые. Кроме того, скоро мне начало казаться, будто кто-то, идущий за спиной, подпевает мне, фантастически перевирая тексты песен и их мотив. Я немедленно прекратил петь и вторящий голос тотчас же умолк. Напрасно я убеждал себя в играх воображения, подсознание было твёрдо убеждено в том, что после того, я как окончил спевку, неизвестный пародист ещё несколько мгновений продолжал завывать тонким голосом.

             Я остановился и обернулся, таращась в абсолютный мрак. Нелепое занятие, но я надеялся рассмотреть очертания неведомой фигуры в темноте. Естественно, никого не увидел и матюкнувшись, отправился дальше. Песен я больше не пел, но легче от этого не стало. Спина буквально зудела под назойливым взглядом незримого соглядатая. Не знаю, как он мог видеть меня, если я его не смог разглядеть, но моё подсознание было уверено в этом. Теперь я определённо слышал звуки чьих-то шагов за спиной, причём это не было эхо от моих сапог, а какое-то отвратительное шлёпанье. Как будто за мной гнался долбанный тюлень. Звук то отдалялся, то приближался, вынуждая меня опасливо коситься за плечо. Несколько раз я из-за этого терял и без того неустойчивое равновесие, на твёрдые ступени. Чёрт побери, за звуками ругательств, вылетающих из моего рта, явственно различались злорадные смешки!

            В конце концов я не выдержал (а кто бы выдержал?) и повернувшись, дал короткую очередь в сторону невидимого пересмешника. Как и следовало предполагать, вспышки выстрелов осветили пустые ступени, следовательно, пули ушли в никуда. Взамен я получил странный акустический феномен. Эхо очереди не утихло мгновенно, подобно всем звукам на этой проклятой лестнице, а начало блуждать вокруг меня, то вверх, то вниз. Сначало оно удалялось, уменьшаясь до малоразличимого писка, а потом возвращалось ураганным рёвом, рвущим череп на куски. Сколько продолжалось это издевательство – не знаю, но очередная волна грома погнала меня, вопящего во всё горло, вверх. Я спотыкался, падал, поднимался, зажимая уши ладонями и кричал, кричал, кричал…К счастью, во время одного из падений, я излишне сильно приложился башкой к ступеням и увидел долгожданный свет. Много света. После чего, естественно, потерял сознание.

            Очнулся я в абсолютной тишине (и в полной темноте). Проклятущее эхо удрало в неизвестном направлении, оставив мою многострадальную голову в покое. Ноги ныли невыносимо, напоминая две полуистлевшие коряги, до краёв наполненные пульсирующей болью. С трудом поднявшись на горящие от миллионов ядовитых укусов ступни я вновь

побрёл вверх, пытаясь сообразить, какую часть пути уже преодолел и сколько мне ещё придётся мучиться.

            Если до этого было плохо, то теперь стало по-настоящему ужасно. Темнота набрасывалась со всех сторон, как хищный зверь, отхватывая по куску от моего несчастного тела. Я не видел конечностей, и они мало-помалу переставали существовать. Приходилось бить руками по телу, касаться ладонями головы, убеждаясь в том, что эти предметы всё ещё имеются в наличии. Конечно – это самое настоящее безумие, но вы когда-нибудь шагали много часов   в абсолютной тьме, не видя самого себя?

            Потом появились голоса. Не знаю, откуда они взялись – то ли тьма изрыгнула их на незадачливого путника, то ли моё подсознание решило поближе познакомиться с сознанием. Тихий, но очень убедительный голос объяснял мне, что я иду не в том направлении, что путь вниз будет намного проще и легче. Тут он был прав на все сто, но мне-то нужно было наверх, к свету. Шёпот перешёл в тихий смех. Оказывается, в этом перевёрнутом мире, для подъёма, необходимо спуститься вниз, стало быть я сейчас погружаюсь всё ниже и ниже.

            Появились новые голоса. Очень много. Они заявили, дескать никакого такого света не существует вообще и спросили у меня, помню ли я, как он выглядит. Я не помнил, но продолжал упорно карабкаться вверх, пытаясь сосредоточиться на необходимости переставлять ногу со ступеньки на ступеньку. Многоголосье преобрело издевательский оттенок, а я услышал, как мои обидчики обвиняют меня в скудоумии и ограниченности. Мне уверенно заявили, что Бездна поглотит упрямого идиота, навсегда оставив его в своих недрах. Я не спорил, шаг за шагом преодолевая ступени.

             Голоса стали откровенно угрожающими и в их шелестящем шёпоте звучали обещания грозящих мне мук, перед которыми меркли все пытки, придуманные людьми. Невидимые руки трепали одежду, рвали её в лоскуты, тащили меня обратно.

             - От…битесь! – крикнул я и запустив руку в несуществующий карман, вытащил из него воображаемую гранату. Придуманное кольцо звякнуло, упав на ступени, существующие лишь в моём воображении, и я запустил нечто холодное округлое в бесконечность, переставая понимать, какого хрена делаю.

            Кто-то огромный расхохотался оглушительным смехом и хлестнул по глазам ярким

 светом, вынудив вскрикнуть от боли. Меня изо всех сил толкнули в грудь, и я угодил в липкую паутину, охватившую тело с ног до головы. Теряя последние крохи рассудка, я бился в ней, будто муха, пришедшая на обед к пауку. С лёгким треском липкие нити порвались, и я шлёпнулся на мокрую, после недавнего дождя землю, проехав задом по пожухшей траве. Холодный ветер набросился на меня, как голодный пёс на вожделенную кость, а слабые лучи ноябрьского солнца жгли глаза сиянием электросварки.

            Доходило до меня очень долго и только когда джинсы окончательно промокли, а зад основательно замёрз я сообразил, что всё-таки выбрался из Бездны. Никакой радости по этому поводу я не испытывал – только бесконечную усталость и голод.

            Передо мной простиралось бесконечное ровное поле, покрытое чахлой растительностью. По тусклому небу бешено неслись тёмные тучи, скрывая багровый диск солнца. И куда мне теперь идти? Я и представить не мог, где именно нахожусь.

            За моей спиной зажужало, и я резко повернулся, вскидывая Калашников.

            Уже сидя на земле, я долго смотрел перед собой, не в силах поверить глазам.

             Потом поднялся на ноги, покачал головой и медленно передвигая окаменевшими ногами, побрёл в сторону широкой автострады, по бетонной поверхности которой проносились автомобили.

 

 

 

                                                           ЭПИЛОГ.

 

 

 

            - Это уже третья банка, - заметила жена, пристально наблюдая за мной, - ты не обожрёшься?

            - Не твоё дело, - проворчал я, погружая столовую ложку в банку с чёрной икрой, - за свои ем, кровно заработанные.

            На столе передо мной стояли две пустые банки, одна полупустая, буханка белого хлеба и полбутылки водки. Миновал второй день после моего возвращения, а я никак не мог наесться, опорожняя холодильник, который тотчас заполняла супруга, покупая исключительно те деликатесы, которые мы не могли себе прежде позволить. Теперь то денег хватит и на большее. В поясе, который я снял с дохлого Шведа оказалось ровно сто

двадцать четыре тысячи долларов. На кой хрен лысоман таскал с собой такую сумму – я просто не мог себе представить. Должно быть банкам не доверял.

            Кстати, моя разлюбезная супруга никак не могла понять, почему я припёрся домой с такой щетиной. По календарю я вернулся вечером следующего, после моего отъезда, дня. Как такое могло произойти – понятия не имею, но после всех чудес Бездны, именно это меня совсем не удивляло. Впрочем, супруга тоже не слишком удивлялась временным парадоксам. Больше всего её поразила сумма, которую я вытряс из пояса на пол, образовав радующую глаз горку из салатных купюр.

            - За деньгами-то никто не придёт? – в сотый раз спросила Ольга, нервно потирая руки.

             - Их хозяин давным-давно стал покойником, - пробормотал я с набитым ртом, - да будь он трижды живой, ему никогда не выбраться оттуда, где он остался. Там – самая глубокая, в мире, могила.

            - Сегодня утром кто-то звонил, - сказала жена, - спрашивали, здесь ты живёшь или нет.

            - Кто звонил то? – спросил я поглаживая свой, изрядно впавший за время странствий, живот, - может с работы кто? Так надо было сказать, что я увольняюсь. Я там таких денег и за сто лет не заработаю.

             - Он не сказал, - Ольга пожала плечами, - приятный такой голос…

            - Хахаль твой, наверное, - я откинулся на спинку стула, - переживает, что муж так рано вернулся.

             - Да нет у меня никого! – голос жены искусно дрогнул, а в уголке глаза появилась слезинка, произведённая молниеносным надавливанием на веко, - я же люблю только тебя.

            - Ну есессно, - буркнул я, - меня и мои сто двадцать четыре штуки. Чё там дочка делает?

            - Играется со слоном, которого ты ей притащил. Зачем же такого огромного? Он же раза в три больше её!

             - Нравится – пусть играет, - великодушно разрешил я, раздумывая, не выпить ли ещё рюмашку. Решил, что не стоит. Главное –я теперь могу отдыхать сколько влезет. Никто не придёт, чтобы вытащить меня в какую-нибудь срань, не будет резко и настойчиво звонить в дверь.

            В дверь позвонили.

            Резко.

            Настойчиво.

            Жена, от неожиданности, шарахнулась в сторону, зацепив плечом холодильник, который качнулся, позвякивая начинкой.

             - Выйди, - попросила Ольга, - мне почему-то страшно.

            - Вот блин, - в сердцах сказал я, поднимаясь из-за стола, - обычно сама первая бежишь…Кто?

            Вопрос адресовался стоящим за дверью мужикам. Через глазок я не мог, как следует оценить их внешность, сумев только посчитать количество (двое) и определить разницу в размерах (один в два раза выше и шире второго). В общем-то необходимости общаться через дверь не было: после некоторых инцидентов моя уверенность в своих силах значительно выросла.

            - Необходимо побеседовать, - донёсся из-за металлической двери вежливый голос, который моя супруга вполне могла бы назвать приятным, - о вашем недавнем путешествии. Это в ваших же интересах.

            Я пожал плечами и щёлкнул замком. На площадке действительно стояли двое, но вполне можно было бы сказать: два с половиной. Громила, стоявший за спиной своего спутника, едва не подпирал головой потолок, посапывая перебитым носом и поглаживая изрезанный шрамами ёжик волос лопатообразной ладонью. Похож на бритого родственника Кинг-Конга. Тот, который разговаривал со мной, выглядел намного приличнее, напоминая американского актёра – Ланса Хенриксона. Одет не слишком вызывающе, но со вкусом. В руке небольшой кейс. «Хенриксон» улыбнулся и протянул руку:

             - Позвольте представиться, Сергей Николаевич Хробанов.

             - А вот это, - я ткнул пальцем за его спину, - ваше?                                                                 - Ну ты, - король обезьян сделал шаг вперёд и протянул манипулятор, - ты чё…

            Стремясь быстрее расставить все точки над «И», а также некоторыми другими, известными этому недоумку буквами алфавита, я взял его за руку и крепко сжав, потянул вниз. Поначалу на помятом лице, напоминающем печёную картофелину, отразилось недоумение, а потом оно сжалось в гримасе боли. Пытаясь спастись от неминуемого перелома, громила рухнул на колени. Только тогда я отпустил его и повернулся к Хробанову, внимательно наблюдавшему за этой сценой.

             - Впечатляет, - сказал он совершенно спокойно, - Паша, иди. Постой около машины. Если позвонит Пётр Степанович скажи, я занимаюсь его делом, поэтому не отвечаю на звонки. Понял? Ну иди.

             Конг-Паша поднялся на ноги и сжимая повреждённую конечность, потопал вниз по содрогающейся лестнице, бросив на прощание, любвеобильный взгляд в мою сторону. Ну и пусть его.

            - Разрешите войти? – осведомился Хробанов, - разговор действительно очень важный.

            - Ну, если важный, - протянул я, - тогда входите. Прошу прощения за лёгкий бардак – у нас маленький ребёнок.

            - Я знаю, - Сергей Николаевич вежливо усмехнулся, - мы успели навести справки. Куда?..

             - Лучше всего, на кухню, - в проёме двери промелькнула Ольгина голова, поздоровалась, испуганно сверкнув глазами и пропала, - выпить не желаете? Закуска тоже имеется.

            - Да нет, спасибо. И рад бы, - Хробанов положил кейс на стол, щёлкнул замками и присел, - да печень последнее время донимает. Вот от кофе не отказался бы.

            - Запросто, - я включил чайник и уставился на гостя, - ну и какое ваше «очень важное» дело? Сразу предупреждаю, деньги меня сейчас не очень интересуют, поэтому этим можете не соблазнять.

            - Деньги, деньги…Если бы только деньги! Человек вы образованный, культурный, фильм «Крёстный отец» несомненно смотрели, - Хробанов помолчал и печально вздохнул, - вы только не подумайте, будто я угрожаю. Воспринимайте меня, как средство связи, при помощи которого вас решили кое о чём уведомить. Спасибо.

            Он поставил чашку кофе около открытого дипломата и достал оттуда несколько довольно грязных листков бумаги, скреплённых между собой. Брезгливо перелистнув замусоленные листочки, Хробанов водрузил на нос очки и прочитал:

            - «Объяснительная». Боже, какие только идиоты не попадаются! «Будучи водителем – дальнобойщиком автомобиля марки, гм, номерной знак такой-то, в общем – неважно. Подобрал на дороге человека, угрожавшего мне автоматом и обещавшего оплату в валюте за доставку его», - Хробанов поднял глаза на меня и усмехнулся, - Это надо же такое придумать: угрожал автоматом и обещал доллары! «В процессе поездки неоднократно избивал меня, сошёл в районе города такого то. Прошу открыть уголовное дело». В общем всё ясно. Комментарий дежурного: «От заявителя исходид сильный запах спиртного и фекалий. До выяснения помещён в камеру. Отпущен, после установления личности». Резолюция: «В возбуждении уголовного дела отказать. Вы что, рехнулись присылать ко мне этот бред?». Доступно.

            - Вот мудила! – с чувством сказал я, - Обосрался то он сразу. Я тогда придремал нехило, а этот козёл приложил меня монтировкой по виску, увидел, наверное, что у меня ещё деньги есть, когда я ему баксы отлистывал. И бил, наверное, не один раз, потому как башка потом, целый день раскалывалась. А когда я проснулся и ухватил его за горло – вот тут он и обделался от страха. Глаза чуть из орбит не выскочили. А потом видимо нажрался, для снятия стресса. Правильно сделали, что в обезьянник его посадили.

             - Дальше,- сказал Хробанов, ухмыляясь и перелистывая пятнистые странички, - дальше идёт заявление от группы граждан, которые в придорожном кафе «Сирена» подверглись нападению неизвестного и были им избиты. Шесть подписей – неслабо для одного нападавшего. Особенно, если учитывать описание завителей, в котором указано, что их обидчик был среднего роста и такого же телосложения. Да, в написании чувствуется опыт. А вот перл: «…после чего выломал кусок бетонной ограды…». Впечатляет. Немудрено, что дело закрыто.

            - Пьяные уроды, - прокомментировал я и зевнул во всё горло, - прошу прощения – никак не могу отоспаться. И ещё наесться.

             - Я в общем-то к чему всё это зачитал, - Хробанов потряс бумажками в воздухе, - естественно, эти бредовые заметки никто всерьёз не воспринял, но на всякий случай, пришлось изъять их из архивов. Мало ли…Так вы всё-таки добрались до Огненного потока?

            Переход оказался таким резким, что я поперхнулся следующим зевком.

            - Нет, - честно признался я, - но был очень близко. А вот о судьбе всех остальных ничего хорошего сказать не могу. Всем им кранты. Вот так нехорошо получилось.

            - Да и бог с ними, - Сергей Николаевич отмахнулся, как будто я упомянул некие, не заслуживающие внимания, мелочи, - вы я думаю, уже должны были сообразить, кто меня послал. Не может быть, чтобы хоть кто-то из группы не упомянул инициатора этого похода.

            - Я так понял, вы от Утюга, - прямой ответ на прямой вопрос.

             Хробанов поморщился, словно я наступил на его любимый мозоль.

            - Давайте будем называть его Петром Степановичем. Не люблю я этих уголовных кличек, - он прищёлкнул пальцами, - Так вот, Пётр Степанович находится сейчас в критическом состоянии, поэтому его о-очень интересуют образцы Огненного потока. Как вы можете понять, здоровье не позволяет ему лично принять участие в походе. Бездна мгновенно убьёт его.

             - Кстати, - прервал я его, сбивая ритм разговора и пытаясь хоть как-то обдумать ситуацию, - что такое Бездна? Честно говоря, так и не понял.

            - Бездна? – переспросил Хробанов, - ах да…Это знал один Теодор Емельянович. Бездна – это ад.

            - Ад, - что-то я не врубился, - как это?

            - Ад, Преисподняя, Пекло, называйте, как хотите. Мистическое место обитания Сатаны и его приспешников, вместилище грешных душ.

            - Ни фига подобного там не видел, - протянул я, не в силах поверить в открытую истину, - ни чертей, ни демонов, ни душ этих, грешных. Монстров полно, но ведь это совсем не то!

            - Вы были в верхней части Бездны, - Хробанов, глядя на меня, машинально достал из кейса массивный чёрный том с кованными застёжками и постучал по нём ладонью, - своего рода защитный буфер на пути к настоящей Преисподней. Шестьсот шестьдесят шесть тысяч уровней, заполненных ловушками, чудовищными монстрами и прочей нечистью. Ниже начинается чистилище, а затем и само вместилище душ.

             - Вот это да! – ужаснулся я, одновременно поражаясь грандиозности нарисованной картины, - а мы еле-еле прошли каких-то пять уровней.

            - Так вот, - вернулся к начальной теме Хробанов, - Петру Степановичу позарез нужны образцы Огненного Потока. В средствах он практически неограничен, поэтому его ничто не может остановить. За образец он готов выложить десять миллионов американских долларов. Лично вам, как проводнику новой группы. Гонорары остальных членов группы в эту сумму не входят.

            - Нет, нет! – я даже подпрыгнул, - вы, я смотрю, большой специалист по этой дряни – вот и топайте!

            - К несчастью, я пойду в любом случае, - Сергей Николаевич печально усмехнулся и пожал поникшими плечами, - это уже решённое дело. А нам, позарез, нужен человек, знакомый с Бездной. Маршрут вы, естественно, не знаете, но по крайней мере можете подсказать, чего стоит бояться и в каком месте.

            Я конечно понимал, что меня разводят на «слабо», как пацана, но не выдержал:

             - Это почему я не знаю маршрута? Да я его на всю жизнь запомнил! Он мне ночами снится, мать его!

            - Вместо ответа, Хробанов протянул мне пару фотографий. Я тупо уставился на них, не в силах понять, какого дьявола это означает: какие-то зеркальные кляксы, с чёрными вкраплениями, посреди варварски изрытой земли.

            - Что это? – спросил я, возвращая снимки.

            - Помните те автомобили, на которых вы добирались к месту входа? – поинтересовался Хробанов, - мы нашли их по радиомаяку, уцелевшему каким-то чудом. Это всё, что от них осталось. Место, где вы вошли в Бездну, перерыто так, словно там было мощное замлетрясение, а сами Врата исчезли. Чёрт его знает, что там произошло. Именно поэтому придётся идти через другие Врата и именно поэтому, маршрут будет совершенно иным.

             - Я не пойду, - появившееся тоскливое предчувствие становилось всё сильнее, - я не хочу туда возвращаться…

            - Вы меня слушали очень невнимательно. Я же вам сказал, Пётр Семёнович не перед чем не остановится. Это касается не только вознаграждения. Советую вам хорошенько подумать.

            Я думал. Сидел и думал. Хорошенько думал. Думал о том, что это дерьмо никогда не кончается. Вроде бы всё – я добрался до финиша и получил главный приз. Пора почивать на лаврах. У меня есть куча денег и бесконечная (почти) жизнь. Так нет же! Приходит какой-то мудак и от имени другого мудака гонит меня обратно. Но я же не хочу этого! Всё, что мне хочется –пусть меня оставят в покое.

            НУ ПОЧЕМУ МЕНЯ ПРОСТО НЕ МОГУТ ОСТАВИТЬ В ПОКОЕ?

 

 

 

Другие произведения автора:

Собачьи боги

Леди Зима. Часть 6

Погонщица единорогов. Часть 7