Узкий коридорчик едва освещался несколькими тусклыми лампочками, пошловато торчащими под закопченным, затянутым грязными лохмотьями паутины, потолком. Было жарко и душно. Пахло нагретым машинным маслом и пригоревшим обедом - от последнего запаха у меня тоскливо подвело желудок.
По шероховатым стенам коридорчика распластались двери - штук пять или шесть, - покрытые глянцевой светло-коричневой краской, неизменно запертые и снабженные уже знакомыми табличками "Посторонним вход воспрещен". Зато впереди маячил маслянисто-желтый прямоугольник, зазывая теплым ярким светом, приятными женскими голосами и глухим гудением неизвестного электрооборудования. Здесь были люди! Более того - женщины! Вовка перестал трястись от холода и очумело посмотрел на меня.
-- Ты прав, Славка, - спокойно произнес он наконец. - Все сводится к грязному сексу. В общем, нам туда!
И мы благоговейно пошли навстречу маслянисто-желтому прямоугольнику.
Большую часть крохотной однооконной комнатушки занимал огромный, уверенно-серовато-стальной, многозначительно гудящий пульт. В углу, за обшарпанным конторским столом, заваленным стопками учетных журналов, брошюрок и книг, сидела невысокая плотная девушка, одетая в полупрозрачную блузку и короткую серую юбочку. На вид ей было лет двадцать; ничем не выдающаяся мордашка, рыжее "карэ" - провинциалка, Вовкин профиль. Она развернула стул на девяносто градусов и, забросив ручку и открытый журнал, что-то увлеченно рассказывала своей напарнице, неотступно наблюдающей за круговертью красных огоньков на пульте.
Когда, торжественно простучав подошвами берц по хлипким половицам коридора, мы с Вовкой мягко ступили на линолеум диспетчерской, рыженькая провинциалка умолкла на полуслове, а вторая девушка удивленно оторвала взгляд от пульта. Эффектное появление грязного и мокрого ансамбля странствующих рыцарей прошло на "ура", однако что оно значило в сравнении с хорошим зарядом раскаленной картечи, который пробил мою грудь в тот самый момент, когда глаза цвета утреннего озера отвлеклись от созерцания мигающих светодиодов!
Она была высокая и хрупкая. Темно-синие джинсы; бежевый свитер; пепельно-охристые волосы, собранные в хвост; рубиновые... нет, закатно-алые губы... Она первая оправилась от неожиданности встречи и, пряча легкий испуг за ироничной улыбкой, произнесла:
-- Добрый вечер. Чем можем служить?
-- Мы, кажется, опоздали на поезд... - отвлеченно пробормотал я, ощущая, как горячие кусочки металла из области грудной клетки расходятся по всему телу.
-- Ага... - вторил мне Вовка, пожирая взглядом рыженькую провинциалку, но тут же опомнился. - Да... Добрый вечер, прекрасные служительницы станции "Черногорская"! Мы с другом путешествуем по российским просторам, надеясь постичь сущность загадочной русской души.
Рыженькая смотрела на Вовку с восхищением и страхом, высокая - с легким презрением.
-- Нам необходимо добраться до деревни Глухое Озеро, - продолжал Вовка. - Беда в том, что в окрестных деревнях туго с продуктами. Скоро для нас станет актуальной фраза: "Месье, же не манш пассижур!". Мы надеялись...
-- Поезд на Глухое Озеро отходит завтра в девять двадцать три, - перебила его высокая. - Билеты приобретаются у проводника или кондуктора.
-- А... понятно, - Вовка кашлянул. - В таком случае, еще один вопрос: есть ли в вашем поселке гостиница или, на худой конец, дом, куда могут пустить переночевать?
-- Нет! - поспешно заявила рыженькая, умоляюще поглядев на напарницу. - У нас всего-то семь дворов жилых. На выходные все разъезжаются домой, в соседние деревни. В выходные здесь только мы да еще охранник. Дежурные! - с гордостью закончила она.
-- Понятно, почему здесь так пустынно! - с досадой буркнул Вовка. - Хоть палатку не разбивай. В коридоре-то хоть посидеть можно?
-- Не положено! - с ослепительной улыбкой мурлыкнула высокая.
-- Понятно. Оревуар! - Вовка злобно повернулся, едва не сокрушив пульт огромным рюкзачищем, и затопал в сторону выхода.
-- Вот стерва, а?! - красноватый огонек сигареты лазерными импульсами освещал Вовкино лицо, недосягаемое светом прожектора, ослепительно блестящим в лужах. - И как я не учел, что сегодня пятница?! В пятницу любая стервозная... - Вовка замялся, подбирая слово, - стервозная дура имеет полное право выставить промокшего в сраку и голодного путешественника на мороз - это закон таких долбанных провинциальных станций!
На этом Вовка замолчал и от души пнул близкую мертвенно-белесую в темноте стену станционного здания.
-- А по-моему, она очень красивая, - я закурил еще одну сигарету. - А рыженькая тебе как?
-- Моему застывшему заду от этого не легче, - уже более миролюбиво ответил мой приятель. - Вот только...
Ностальгически скрипнула невидимая дверь, швырнув в черно-синее пространство пластмассово-желтый сноп теплого света, и тут же вспыхнул тусклый запыленный фонарь, прикрученный над входом в станционное здание.
-- Спасибо, удружили, - жмурясь в худосочном сиянии лампы, Вовка бросил окурок в сатанински темную лужу, поблескивающую золотом. - Теперь хоть не так страшно стало.
К нам приближалась невысокая коренастая фигура пожилого мужчины, облаченного в униформу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что униформа эта принадлежит местному охраннику, которого, надо полагать, и упоминала рыженькая провинциалка. Левую сторону груди современного станционного смотрителя украшала гордая нашивка со строгой надписью "Russian railways", справа красовался стандартный желто-черный значок "Security". Интересно, возможно ли на какой-нибудь глухой техасской железнодорожной станции встретить блюстителя порядка, одетого в форменную рубашку с надписью на чистейшем русском языке: "Железные дороги Соединенных Штатов Америки. ВОХР"?
Секьюрити, как и подобает мужчинам его сана, неспешно подходил все ближе и ближе, важно раскуривая "беломорину" и не сводя с нас прохладно-внимательного взгляда.
-- Вечер добрый, отец! - Вовка попытался картинно поклониться, но сей заезженный жест вежливости немного смазала крупная дрожь, сотрясающая замерзшее тело моего приятеля, как, впрочем, и мое тело тоже. - Точнее, доброй ночи. У вас тут всегда так негостеприимно относятся к странникам?
-- Здравствуйте, молодые люди, коли не шутите, - охранник остановился в метре от нас и неспеша затянулся папиросой. - Куда путь держите?
-- Не хочу показаться наглым, - Вовка отчаянно стучал зубами, - но во все времена, насколько мне известно, путника сначала парили в баньке, потом кормили, поили и уж только после этого интересовались его дальнейшими планами. Так во всех русских сказках написано.
-- Здесь, парень, не сказка! - охранник сурово посмотрел в Вовкины глаза. - Здесь - Сибирь. И с испокон веков традиции русские повернуты наоборот. Так что, будь добр, сначала расскажи о том, куда вы направляетесь и кто вы такие. А дальше - видно будет.
Могильно-обжигающий порыв ветра пришил мокрую одежду к свернувшейся коже и донес мертвый запах голых березовых веток вперемешку с едким душком "Беломора".
-- Будь по-твоему, отец, - Вовка прерывисто вздохнул. - Живем мы в далеком отсюда городе под названием Санкт-Петербург, оба женаты, имеем хорошую работу. Решили вот по России попутешествовать, и не просто так, а своим ходом, где - пешочком, где - на поезде, где - на попутках. И - прости, отец, - занесла нас нелегкая в вашу глухомань, где в поселках ни поесть не купить, ни на ночлег не попроситься. Завтра до Глухого Озера поедем, дядька у меня там живет. Думали вот на станции у вас переночевать, да не пускают. Хоть обратно в лес не иди. У нас, батя, и паспорта есть. Упакованы только далеко.
-- Ружьишко-то не замочишь? - охранник, казалось, не слушал слезные тирады моего приятеля.
-- Нет! - отозвался я, машинально касаясь безжизненной гладкой кожи чехла. - Ему сейчас куда лучше, чем мне.
-- Правильно! - охранник одобрительно улыбнулся. - Оружие, парень, беречь надо пуще себя. Без него в тайге - погибель.
-- Да мы, батя, за два месяца из него всего несколько раз палили. Да и то в воздух, - заметил дрожащий Вовка.
-- За два месяца тайгу не узнаешь. Как и женщину! - охранник достал новую папиросу и неспеша прикурился от дешевой китайской зажигалки.
-- Женщину и за два года не узнать, - я усмехнулся. - Да что за два года - жизни не хватит.
-- Тоже правда, парень, - согласился охранник. - Верно говоришь. Есть и такие... Говоришь правильно, а вот товарищ твой погорячился. Не пустили его, видишь ли. Ты, парень, так же с ходу в лесу-то прижился? - обратился он уже к Вовке.
-- Согласен, батя, погорячился, - похоже, Вовка готов был согласиться даже с утверждением о собственной принадлежности к еврейской национальности. - Холодно очень. И ели мы последний раз несколько часов назад. Недозрелые яблоки с хлебом.
-- В тайге, парень, и такую еду еще достать надо! - продолжал философствовать охранник. - Ладно, ребята. Вы, главное, духом не падайте. Потерпите немножко. Авось, что и случится хорошего. А я на пост пошел. Служба.
Все повторилось в обратном порядке: папиросный дымок невидимкой повисел в промозглом воздухе; скрипнула дверь; янтарный веер света на секунду пробил космическое пространство осенней ночи, и воцарилась первозданная тишина, нарушаемая лишь глухим позвякиванием падающих капель да равнодушным полосканием налетающих порывов ветра.
-- Помог, блин, провинциальный философ! - Вовка злобно достал сигарету. - От философов, Славка, всегда было пользы, как от козла - не буду говорить, чего.
-- Ты не прав, дружище, - я последовал Вовкиному примеру и тоже нащупал порцию дьявольского зелья. - Он верно отметил наши промахи. За пару месяцев можно было бы уже избавиться от всех этих городских понтов. "Мадам, мы опоздали на поезд"! "Отец, почему так негостеприимно встречаете?"! Ну, и все в этом роде. Проще надо быть в глухомани, Вовка. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. И тем проще людские нравы. Проще и жестче. То, что кажется нам романтикой, здесь - такое же рядовое явление, как у тебя - включение компьютера в офисе по утрам. И привилегий за это, разумеется, не положено.
-- Ну и хрен с ним! - буркнул Вовка. - Ладно, действительно признаю, что переборщил. Виноват. Каюсь и благоговею перед необъятными просторами Сибири и населяющим их народом. Готов понести самое суровое наказание. Например, переночевать на улице. Поскольку ничего другого нам и не остается. Если доживем до завтра - дядька вылечит нашу пневмонию и простатит баней, самогоном с красным перцем и теплой печкой.
-- Насчет простатита - не уверен, - возразил я и щелчком забросил окурок в пугающе разверстый зев окружающей нас темноты.
Другие произведения автора:
Ночная дорога
Паника в городе
Без лица
Новые
Меню
