Два звонка для Ивана Дашкова (1-4) новая редакция

1. В летчики годен

            Ваня в докторской семье рос. Мать – рентгенолог, отец – хирург. И не было у него сомнений, кем в этой жизни стать. До второй половины десятого класса. Но тут к ним новичок на последней стометровке в класс попал – Коля Балушкин. Невысокий, красивый блондин, с твердой уверенностью в глазах, что все-то он о жизни знает, и путь свой давно проложил. Была у Коли мечта – летчиком стать. Да одному боязно как-то.

            Сдружились они с Ваней. В неделю фамильные ценности и приоритеты Дашковых потеряли свою привлекательность. Захотел и Иван летчиком стать. И обязательно чтобы полковником или генералом.  У Коли на этот счет никаких сомнений не было. Он поэтапно весь их будущий путь обрисовал: училище, полк, академия, дивизия, сессия Верховного Совета СССР и они, оба, генералы. И когда успел узнать про все это?

            Отец хмыкнул, но возражать не стал. Мать немного противилась, но только так, для виду.  Видение сына с лампасами (почему-то на трибуне Мавзолея, всего в орденах) живо захватило ее воображение. В их семье у всех воображение живое было. Бабушка всплеснула руками: «Это же на 25 лет!». И потащила Ивана вечером, чтобы не увидел кто, к старцу Аникею.

            СтарецАникей, крепкий шестидесятилетний мужчина с острым проницательным виглядом, жил в маленькой хибарке на окраине города рядом с церковью и заброшенным кладбищем. Он был известен добрыми делами. Придет, бывало, к нему старушка, которую дети обижают, он ее успокоит и совет даст – как дальше жить. Больных не лечил, но если видел истинное страдание, советовал, куда и к кому обратиться, какие молитвы и когда произнести. Многие говорили, что им советы Аникея помогли.

Как-то приняв скромный гостинец от одного рабочего парня, Аникей благословил его и, достав из-под лежанки старенькую рукавичку, вручил ее посетителю:

- Возьми милый рукавичку. Она тебе пригодится.

Как рассказывают в городе, на другой день парень работал на токарном станке. Что-то там у него заело. Опасаясь лезть в станок голыми руками,  он надел рукавичку, подаренную старцем. Вращающимися деталями рукавичку с руки сдернуло и, как утверждает рабочий, если бы не эта рукавичка, ему бы оторвало кисть руки.

Пахло у Аникея странно, но приятно. Над шатким столиком с лежащей на нем половиной буханки черного хлеба висела темная икона, на которой с трудом угадывался добрый лик святого, изображенного в рублевской манере.  Святой имел длинную бороду и опирался на высокий крест. Бабушка и слова не вымолвила, а Аникей уж сказал:

– Заходи, Иван-воин! Заходи. - Он возложил левую руку Ване на голову. Правой рукой, то крестил, то похлопывал по его плечу.

Заметив взгляд Ивана, устремленный на темную икону, сказал:

– Иди, сынок, служи! Бог тебя хранить будет. Страхов натерпишься, но целым и живым будешь. А покровитель небесный твой Святой Иона, вон лик его, - старец указал на икону привлекшую внимание Ивана, - на него уповай и делай все, как он укажет.

- А кто он, Иона этот? – спросил старца Ваня.

- Святой Иона-то? – Переспросил Аникей, - был он Митрополитом Московским и всея Руси, за рвение к делам божьим сподобил его господь к чудотворству и по смерти мощи его нетленными оказались. Канонизировали его и причислили к лику святых. Но тому уж веков пять, поди.

– Да как же Иона-то? – запротестовала бабушка, – он же Иван, значит, святой Иоанн должен быть его покровителем.

–  Иона, Иона его покровитель. И не спорь со мной, милая. Он его и защитит.

Выходя из каморки старца Иван не удержался и еще раз посмотрел на икону святого. Ему показалось, что она излучает оранжевый свет.

В те времена существовала трехступенчатая система прохождени медкомиссии для определения пригодности к летному обучению: районная, областная и комиссия при училище. Пройти все три этапа было также легко, как богачу попасть в рай. На районной медкомиссии из восьмидесяти кандидатов прошли только они с Колей Балушкиным. На областной в тот день испытывали свое здоровье сто десять человек. И из них один Иван удовлетворял требования предъявляемые к будущим ленчикам. На этом этапе рухнула Колина мечта – состояние его дыхвтельных органов не соответствовало столь жестким требованиям. Расстроенный Коля пригрозил подать документы в училище ПВО, но потом махнул рукой и от поступления в военное училище отказался. А старенький врач-хирург постукивая сухеньким кулачком в, гудящую барабанным набатом, выпуклую грудь Ивана заявил:

-         В летчики – годен!

            Поступил Иван в училище легко. Его спортивная, мощная фигура и серьезная ответственность в глазах помогали во всем. Он был хорошим борцом-вольником, а на колесах и лопингах равным ему не было. Учился старательно, но средне. Все, что касалось авиации, самолета и аэродинамики, – от зубов отскакивало. Гуманитарий он был никакой. Философствовать попусту не любил. Тем не менее к семинарам по марксо-ленинским наукам готовился тщательно, но на экзаменах выше трояка не получал. Его и это устраивало. Главным было: лучше всех знать все, что полетов и боевого применения касалось.

            Закончил училище неплохо, но без «мохнатой лапы» и без отличия. Вот и поехал с тремя другими однокашниками на Дальний Восток служить в авиации Тихоокеанского флота.

2. Экипаж

            В полку сразу отметили его образцовый внешний вид, спортивную стать и серьезную ответственность в глазах. И летная подготовка оказалась на высоком уровне.

            – Будущий генерал, летчик – от Бога! – подвел итог разбору первых полетов командир эскадрильи.

            Началась повседневная учеба и служба. И комэск, и замполит, а вскоре и полковое начальство быстро заметили служебное рвение лейтенанта Дашкова. Он и в спорте первый, и с матросами возится по выходным, и политзанятия у них ведет. Даже старший штурман полка как-то на контроле готовности к полетам отметил:

      – Наш Иван экипажу блудануть не даст.

             Особенно хорошо давались ему положения Инструкции экипажу самолета, на котором он летал. А летал он тогда на Ту-16 разных модификаций. И на заправщиках, и на постановщиках помех, и на ракетоносцах. В основном на К-10, если кто знает, что это значит. А уж Инструкцию он знал, как никто другой в полку. И как-то он прослышал, что командующий авиацией ТОФ на Инструкции припавший был. Как ехал в полк какой, главу из Инструкции для данного типа самолетов или вертолетов наизусть выучит. И, причем, такую главу, на которую меньше всего внимания обращали. На контроле готовности начинал пилотам и штурманам вопросы из этой главы задавать, и мало кто с  контроля готовности без «служебного несоответствия» живым выползал.

            Но нашла коса на камень. Начал командующий в ивановом полку у летчиков кишки мотать. После третьего безответного вопроса возгласил он:

            – Да знает ли в этом полку хоть один летчик Инструкцию экипажу! -  и в руке его блеснул меч запретов полку на полеты и щелкнул кнут оргпериода. Тут Иван встал:

       – Знаем, товарищ командующий.

Тот на лейтенанта, как Циклоп на Одиссея,  посмотрел:

            – Очень интересно!  – открыл Инструкцию на первой попавшейся странице. А попалось ему статья о действиях второго штурмана при разгерметизации подвесной кабины.

            Ивана, как правака, эта кабина вроде и не касалась, но как по писанному все командующему выдал. Подивился командующий такой прыти, подошел вплотную, чтобы Ваня исподтишка не прочел чего, да другой вопрос, о котором летчики и не помышляли, задал. Ваня, как автомат, даже глаза полуприкрыл, отстрочил.  И так, и сяк гонял генерал-лейтенант Ивана по Инструкции, взопрел аж. Но, наконец, придумал, как полк уесть:

            – Если бы у вас хоть пять человек знали Инструкцию, как этот лейтенант, мне бы и делать нечего было.

            На этом основании он полк еще с час порол. А когда устал, вышел и командира полка за собой поманил. И стала ввысь Иванова звезда подниматься.

           Нет, старлея и капитана он в срок получил. И командиром корабля его хоть и первым из выпуска, но не шибко быстро поставили. Великая Эпоха Озеленения авиации, когда старшие лейтенанты эскадрильями командовали, прошла. Однако было видно – наш Ваня далеко пойдет.

             Программу становления командира корабля проскочили так, будто за ними Циклоп гнался. Командир отряда, курировавший прохождение Иваном курса, даже задал командованию вопрос:

– А в состоянии ли летчик при таком темпе исполнять свой супружеский долг?

             Но когда ему напомнили, что он прежде всего коммунист и пообещали учредить наряд из лейтенантов для помощи в исполнении супружеского долга, быстро успокоился и сел на место.

            Иван своим экипажем всерьез занимался. Вопреки принятым правилам,  со штурманом своим и ста граммов не выпил. Хотя во всех экипажах штурман обращался к летчику фамильярно, но с любовью – «Командир», у Ивана в экипаже никому и в голову не приходило обращаться к нему иначе как «Товарищ командир». Тем не менее, они его уважали и за него любому глаз бы вырвали и рот от уха до уха порвали. Ваня им при первом самостоятельном полете в зону показал, что есть настоящий пилот.

В зоне отработки техники пилотирования вместо положенных 45 градусов на виражах валил самолет  в такие крены, что штурман курс домой только пятой точкой определить мог – все гироприборы, и компаса в том числе, заклинило. И то соображать штурман начинал не раньше, чем через минуту после выхода из этого дикого виража, когда в его голове собственные гироскопы стабилизировались. Когда же они задание выполнили и получили разрешение на снижение, Иван, подобрав ноги к животу, уперся ступнями в рога штурвала. После этого в течение минуты экипажу казалось, что они падают на дно бездонного колодца, а всё свободно лежащее, и пыль в том числе, плавало, как в аквариуме. Невесомость называется. Кому-то это упражнение понравилось, кому и не очень, но ни один из них свои претензии по этому поводу вслух не высказал. На земле же все как один выразили свое восхищение пережитым. Иван понял – на экипаж положиться можно.

3. Танька

            Как и у всякого другого, уважающего себя командира полка у Василия Макова была красавица жена. Рослая, стройная и гибкая, она жила в атмосфере переполненной восхищенными вздохами и жадными волчьими взглядами холостых офицеров, да и многих женатых тоже. Но ровный, спокойный характер Галины, так ее звали, не оставлял никаких надежд всем ее воздыхателям. Даже ее участие в художественной самодеятельности, она прекрасно танцевала, не давали ни малейшего повода усомниться в ее порядочности.

            У Галины была младшая сестра – Танька, тоже бесподобная красавица, радость и горе родителей. Она была на несколько сантиметров ниже Галины и обладала парой огромных глаз чайного цвета такой глубины и прозрачности, что будь они натуральными топазами, то представляли бы собой главную ценность сокровищницы государства размером с Грецию. Грациозная и подвижная, как ласка, она не могла и секунду сидеть спокойно. С первого взгляда на нее становилось понятно – папа и мама не отказывали ей ни в чем. Но и хлебнули с ней лиха.

            Танька постоянно в кого-то влюблялась, из-за чего не из одной челюсти вылетел не один зуб. Парни, провоцируемые Татьяной, дрались за нее, как за первое место в передаче «Последний герой», с пылом и отвагой, которые хватило бы на целую наступательную операцию. Но ни один герой, в скольких битвах за нее не покрывал себя неувядаемой славой и боевыми почестями, не мог похвастать ее благосклонностью. Одарив победителя ласковой улыбкой, Татьяна тут же о нем забывала, не вспоминала она и поверженных воздыхателей. То, что она постоянно находилась в центре всех скандалов городка, где жили ее родители, не могло не приносить беспокойства в их семейство, тем более что ожидаемого толку от всех боевых действий, которые велись вокруг нее, не было никакого.

            Галина, находясь в курсе семейных трудностей, предложила родителям забрать Татьяну к себе. Тем более что большая квартира командира полка этому не препятствовала. Да и обилие перспективных женихов вокруг позволяло надеяться на быструю выдачу Татьяны замуж. И переложить бремя беспокойств за любимую сестру и дочь на плечи будущего Танькиного мужа.

            Татьяна с радостью согласилась, и уже вскоре ее звонкий, как у птички Тари, голосок звучал при обсуждении всех гарнизонных сплетен. А гибкая и стройная фигурка привлекала взгляды всех танцующих по субботам и воскресеньям в доме офицеров. Правда, спровоцировать массовые беспорядки и грандиозные побоища ей не удалось – все-таки военный городок, со своими правилами, комендатурой, патрулями и полит отделом. Да и красавиц тут, как во всяком авиагарнизоне, и без нее было достаточно. Но, нет-нет, да и происходили стычки отдельных соискателей руки и сердца непостоянной Татьяны.

            Второй штурман из экипажа Лепа, ласково называемый в полку – Пашуля, был известен своей молчаливостью и способностью починить любой телевизор, и, даже, собрать действующий бобинный магнитофон из всякого хлама, валяющегося на свалках, что имелись при каждом аэродроме. Собирал он эти магнитофоны с легкостью и скоростью необычайной. А так как ему лично, также как и всякому другому, больше одного магнитофона не нужно, производимые им устройства быстро и легко, если вспомнить, что  эта история происходила в эпоху тотального дефицита, сбывались.

            Паша окончил подмосковный институт, где военная кафедра готовила штурманов для морской авиации, так называемых двугодишников или, правильней, - двугадюшников. Он наметил себе благородную цель, за два года путем жесточайшей экономии плюс реализация производимых им магнитофонов накопить средства в сумме достаточной для покупки «Москвича», который был ему нужен для поездок в Финляндию за легко ликвидным и прибыльным в СССР товаром. Цель вполне достижимая, если учесть, что получал он в месяц около 500 рублей, как член летного экипажа питался в летной столовой и, даже, в отпуск летал самолетами совершенно бесплатно. А «Москвич» в описываемый период стоил около шести с половиной тысяч. Сам-то Паша из Сыктывкара родом, а оттуда до Финляндии – рукой подать.

            Паша был недоступен для стрел Амура, влекущих за собой помимо мимолетных удовольствий и существенные, ничем не восполняемые затраты. Ничто человеческое ему было не чуждо, но заставить его купить бутылку шампанского и шоколадку, чтобы сделать пассию более покладистой – дело совершенно безнадежное.

            На одной из гарнизонных свадеб, куда, вместо платы за магнитофон, он был приглашен, Павел познакомился с Татьяной. Он не слишком ей понравился, но она станцевала с ним пару раз, находя его молчаливость весьма забавной. Эти два танца дали ему возможность считать себя вхожим в дом полковника Макова.

            Здесь же, на этой же свадьбе, Татьяна обратила внимание на мощную спортивную фигуру и серьёзную ответственность в глазах Ивана Дашкова.

            На другой день Паша пришел к Татьяне в гости. Дверь ему открыла Галина, которая уже была в курсе Пашиных притязаний. Он солидно прошел в комнату, уселся и застыл в ожидании дальнейших событий. Сестры переглянулись. Татьяна быстро нашла способ развлечься.

            - Паша, мы тут с Галиной никак не можем решить, какая кофточка лучше? Может, ты нам поможешь?

            Паша, экономя слова, где только можно, солидно кивнул.

Девушки убежали в соседнюю комнату и там, смеясь и  шушукаясь, чем-то зашуршали. Год назад приезжала в гости их мама и забыла кое-какие вещи. Среди них и предметы своего гардероба. Галя извлекла на свет божий две блузки и кофточку солидных размеров, а также шляпку, из тех, что носили дамы в начале 60-х годов.

- Вот, смотри Паша, - издалека показала блузки Таня, - какая из них лучше? Мы не можем решить. Когда одну из них надеваю я – Галя видит, а я нет, а когда надевает Галя, ей не видно. Помоги нам. Снимай пиджак. Так. И рубашку тоже снимай. Да не стесняйся ты, тут все свои.

Паша, чувствуя себя последним дураком, тем не менее, позволил напялить на себя поочередно все вещи забытые мамой девушек. То одна, то другая красавица, не в силах сдержать хохот убегала в соседнюю комнату и там, прижав ко рту подушку, давала выход своему веселью. Под конец, надев на бедного Пашу обе блузки сразу, а сверху еще и кофту, они нахлобучили ему на голову мамину шляпку и попросили немного походить по комнате, якобы чтобы было лучше видно. Танька убежала в дальнюю комнату и оттуда приволокла за руку…,правильно, командира полка.

Василий Маков, завидев своего подчиненного в таких одеяниях, прыснул в кулак и поинтересовался:

- У вас тут демонстрация мод? А я думал, Павел, что ты только в радиотехнике мастак, а ты и в женских модах разбираешься. Ну, веселитесь-веселитесь, – и командир ушел в свою комнату.

Бедный Паша стаскивал с себя кофту за кофтой, а девушки в изнеможении попадали на диван.

- Паша, - сказала Татьяна, когда он, наконец, переоделся и уселся на стул, - принеси мне водички с кухни. Я пить хочу.

Паша тяжело вздохнул, но, молча, встал и прошел на кухню. Там на столе стоял графин с брусничным морсом.

- И мне тоже…, - начала Галина, но сестра потянула ее за руку.

- Подожди,  - тихо смеясь, сказала Танька, - когда он принесет мне. Пусть сперва сядет. Потом его попросишь.  

Так они развлекались и мучили бедолагу с полчаса, а потом Татьяна заявила, что хочет шампанского и торт. Некоторое время Паша делал вид, что его это не касается, пока Татьяна прямо ему не сказала, чтобы он шел в магазин и без шампанского не возвращался.

Павел оделся и вышел. Как ни мучительно ему было расставаться с деньгами, он купил в гастрономе бутылку Советского полусладкого, а в кафе дома офицеров пару бисквитных, слегка припорошенных двухнедельной пылью, пирожных. Он поднялся к двери квартиры полковника Макова и нажал кнопку звонка. Через некоторое время дверь открыла Танька. Она с ничего не выражающим лицом посмотрела сквозь Павла и, будто никого не увидев, закрыла перед его носом дверь. Ничего не понимая,  он постоял перед дверью еще несколько минут, а потом развернулся и побрел к себе в общежитие.

Не следует думать, что так Татьяна обращалась только с Пашей. Жертвами ее выходок стал не один молодой офицер. Пару раз она, увлекшись его красноречием, прошла по гарнизону под ручку с Мишкой Смирновым, симпатичным пареньком, недостатком которого был его маленький рост. Взбалмошная девица и его безутешного отправила на скамейку запасных.

И только когда Татьяну увидели рядом с Иваном Дашковым, все в гарнизоне поняли – скоро свадьба. Татьяна шла счастливая и притихшая, а разобиженный Миша Смирнов жаловался командиру полка:

– Ну, что это, командир, за дела? Как кого на должность выдвигать – так рослых. К наградам представлять, опять же, чем офицер выше, тем у него наград больше. Как дефициты в военторге делят, нас, мелких, и не вспоминают. Если командировка интересная, в Николаев, или Херсон, скажем, так одни длинные летают. А меня только на Сахалин и обратно. Когда летные шмотки выдают, так вечно нам только большие размеры достаются. Вот и ходим, как пугало, все на нас висит. И девушки их, длинных, в первую очередь выбирают. Вон Иван, в нем 185 сантиметров одной красоты, и такую невесту у меня увел!  Э-эээ! Да что там говорить!

            Командир похлопал маленького летчика по плечу и ответил:

            – Не переживай, Мишаня!  За маленький пенек в лесу кушать садятся, а за большой с…ать ходят.

            Тем и утешил.

            Большая любовь просто так никому не дается. Турки говорят – где красавица, там и драка. Попалась Татьяна на глаза и Диме Лихштралю, некоронованному королю второстепенных улиц гарнизона. Крепкий по природе, он обладал черным поясом каратэ. Привыкший к легким победам Дима встретил Таньку на вечерней прогулке. Он подошел к ней.

            - Девушка, вы нравитесь мне и я хотел бы….

            - А ты мне, нет, - резко ответила Танька, хотя Дима был неплохим парнем, просто став неформальным лидером среди младших офицеров гарнизона немного оторвался от земли. Да и внешне выглядел совсем не плохо. Высокий, широкоплечий, белозубый и голубоглазый блондин, он хорошо соответствовал своей фамилии.

            Сегодня он был не настолько внимательным, чтобы увидеть стоящего поодаль в тени Ивана Дашкова. Социальный статус Ивана был гораздо выше. Командир экипажа против второго штурмана – разные весовые категории. Но когда дело касается девушки, тут лейтенант может быть значительнее полковника. Тем более, когда их встречу никто не видит. Не желая выглядеть бахвалами, они договорились встретиться попозже за домом офицеров. Не знаю как проходила у них эта встреча, но Дима навсегда потерял к Татьяне интерес и, когда вышел из лазарета, куда попал по досадной своей оплошности, снимал котенка с высокого дерева и сорвавшись упал, как-то сказал, что Татьяна не в его вкусе. И если вам кто-то скажет, что карате среди единоборств выше по результативности, чем вольная борьба – не верьте.

            А Иван вскоре зажил незаметной и счастливой жизнью женатого человека. И куда только дурь из Таньки вылетела?

4.Остров святого Ионы*

            Но наступил день, а вернее, ночь «Х», то есть «Икс», ибо судьбу свою наперед знать, никому не дано. Днем они удачно в боевом порядке отлетали, и получил Иван допуск к полетам в боевых порядках ночью в составе отряда.

Экипаж Вани первым ведомым шел, как раз за командиром отряда Арендаторовым Семеном, более в авиационных кругах известным под партийным псевдонимом Плантаторов. За ним еще самолет, управляемый однокурсником Ивана, Сергеем Михерским. Шли они на «радиус», в северную часть Охотского моря. В процессе полета надо было выполнить два тактических пуска ракет: один по цели на полигоне «мыс Тык», второй по любому кораблю, обнаруженному на соответствующей дистанции. И если первый надо было выполнить залпом, второй разрешалось выполнять каждому самостоятельно, как Бог на душу положит.

            «И вот летим мы, красота, шестнадцать тысяч высота…». В американской песне имелось в виду шестнадцать тысяч футов, а отряд шел гораздо выше: ведущий 10 000 метров, то есть 30 000 футов, Иванов экипаж на 10300, Серега – замыкающий – на 10 600. Высоту над аэродромом набрали. На мыс Тык развернулись и на удалении 350 километров от него, по команде ведущего, залпом, тактический, как сейчас говорят – виртуальный – пуск ракет выполнили. Полет спокоен. Ночь – прелесть, Луна – как яэчечко!

            Каждые полчаса экипаж должен о самочувствии докладывать. Зоркий глаз в …корме командира от безделья и дневной рыбалки, что вопреки требованиям предполетного режима состоялась, задремал. Вовремя не доложил, что ему ух, как хорошо. Решил Ваня немного похулиганить. Чтобы КОУ пробудить, педалями пошевелил слегка. Это в передней-то кабине шевеление педалей легкий пробуждающий эффект производило, а в корме, за 20 метров от центра масс расположенной, эффект был ошеломляющий.

            Экипаж передней кабины слегка вздрогнул, а КОУ с радистом чувствительно получили по обоим ушам стенками кабины. Тут-то левая стойка шасси и выпала.

            Аэродинамика Ту-16-го не подвела. Как и указано в Инструкции, самолет быстро завалился  в 70 градусный крен и понесся с нарастающей скоростью к матушке Земле. Вернее, к широкой груди Охотского моря. В кабине приятно и странно запахло, а на лобовом стекле Иван увидел икону, что висела в каморке старца Аникея, написанную в рублевской манере. И вспомнил он, что его покровителем является святой Иона.

            – Иона, помоги! – только что и успел внутри себя воззвать Иван.

            Воспитанный Иваном экипаж, ухватившись за гениталии, дружно молчал. Кто-то из них воспринял это падение, как продолжение дневных испытаний прочности. А те, кто понял, что происходит,  молча, проявляли мужество и героизм.

            В голове засияли строки Инструкции и огненными буквами написанные слова: ПРИ ВЫПАДЕНИИ СТОЙКИ ШАССИ! Иван сразу понял, что произошло. В секунду  затянул, уменьшил обороты двигателя и поставил шасси на выпуск, обеспечивая самолету симметрию. На Ту-16 колеса выползают около минуты. Все это время самолет быстро терял высоту и скорость. Но крен начал уменьшаться. Визг в душах молчащего экипажа пошел на убыль и перешел на более низкие частоты. Когда самолет принял горизонтальное положение, и по крену, и по тангажу, Ваня поставил шасси на уборку. Высота в этот момент была около двух тысяч метров.

            Справа внизу появилось светлое оранжевое пятнышко странной формы. Пятнышко росло. Быстро приближаясь, оно приняло форму вертикально стоящего креста. Рядом с крестом на невысоких скалах стоял седой старик. Его длинная борода и белые одежды развевались на ветру. Иван рукой указал на старика правому летчику. Но тот, выпучив глаза, не отрывал взгляда от высотомера. И ничего в мире не существовало для него, кроме этих стрелок застывших на 2 000 метрах.

            Убедившись, что шасси убрано, начали разгон и набор высоты. Штурман, переведя дух, дрожащим голосом напомнил, какой курс надо выдерживать. После этого, включив двигатель на чрезвычайный режим, Ваня быстро набрал скорость и занял определенную планом полета высоту. Старик, покачав крестом, исчез, накрытый правой плоскостью.

            Этап был длинный, и они тихо и незаметно заняли свое место в боевом порядке. Никто ничего не заметил, ни кормовой стрелок ведущего, ни второй ведомый.

 - Штурман! – нажал он кнопку СПУ, – ты зафиксировал место, где это было?

            - Да, командир. Нас унесло вправо. Судя по координатам НИ-50 это было над островом Святого Ионы, как раз 250 километров от Сахалина отошли…. Да я его и сейчас в локаторе вижу. Это большая редкость. Обычно его и не видно. Наверное, большой отлив, вот весь остров и вылез.

– Товарищ командир, – привычно поправил он штурмана. – А визуально ты его не видел?

            – Откуда, товарищ командир, – исправил свою ошибку штурман. – Кромешная тьма снаружи, островок чуть больше километра в поперечнике. Необитаем. Его и днем-то никто никогда не видел.

–  Ну, хорошо. Экипаж, доложить о самочувствии.

            Тут заголосили все разом. Казалось, что лучшего самочувствия они не испытывали никогда.

– Предупреждаю, – для магнитофона заявил он. – Полет спокоен. Опасных  метеоусловий нет.  – И с металлом в голосе, - И не было. Всем понятно?

            – Да ясно! Да чего там, – заверил командира слетанный экипаж.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------   

•              Остров Святого Ионы — Остров Ионы (56°24 с. ш. 143°23 в. д.). –  Отвесные скалы в Охотском море, расположенные в 250 км к северу от Сахалина, высотой около 150 м. Остров необитаем. Лежбище сивучей. Птичьи базары, открыт Биллингсом в 1789 г. О-в голый каменный, более 5 верст в окружности, имеет вид стога.

Продолжение следует

Другие произведения автора:

Два звонка для Ивана Дашкова (20) продолжение

Носок в воздухе

Так надо майор!