Дороги, которые нас выбирают... Глава третья.

29 июля 2015 — Надежда Опескина

Долго дожидался дядя Егор прихода Алёны. Дни бежали, а она не приходила. Сообщать в спецотдел о пропаже девушки не стал, посчитав, что родные хорошо приняли её. Зачем отказываться от домашнего угла взамен казённого барака. Работать в цеху приходилось по восемнадцать часов. Приходил в барак, падал на нары и проваливался в глубокий сон.

Жизнь Алёны на новом месте шла своим чередом. Платон окружил теплом и заботой. Приказал парням называть друг друга дома только по именам. Глашка, усматривая в этом запрете желание угодить новой барыне, как она частенько называла Алёну, не желала подчиниться, но вскоре поняла, что этим ничего не добъётся и только навредит себе.

С приходом в дом Алёны, там всё преобразилось. На окнах новые занавески, во всех четырёх комнатах дома расстелены дорожки. На подоконниках появились цветы. Вся посуда в буфете в общей комнате была начищена до блеска. Дом засиял домашним уютом. Парни разувались в доме. И внешне дом преобразился: крыльцо починили, забор поправили,на дворе чистоту навели, убрав весь бурьян и перекопав всю землицу. По весне Алёна решила засадить огород. Со стороны смотрелось будто живёт дружное семейство.

Глашка попыталась у Мишани разузнать, не перебрался ли Платон в спаленку барыни, но получила в ответ жёсткий отпор:

- Ты, Глашка, язык прикуси! Не жена ты Платону и нечего здесь устраивать сцены ревности на ровном месте. Насколько я помню, он всегда был равнодушен к тебе и в баловстве с тобой замечен не был. Да и не по тебе этот лакомый кусок, девка! Ежели пакость какую задумала, то постерегись, а не то сгинешь со свету и сама
не заметишь как.

После этих слов Глашка сникла и замолкла. Знала - парни народ горячий, свернут головушку и ахнуть не успеешь. Приходила каждый день, готовила еду, мыла полы и уходила к себе домой, получив за это свой кусок хлеба. Вскоре узнала новость - дом Василия переписан на Алёну со всем добром. Как уж Платон всё устроил, ей было неизвестно. Злобу свою пригасила до поры, до времени. На Платона и глаз не поднимала.

Ближе к сентябрю Иван и Колян ушли из дома, опасаясь быть призванными на фронт. Мишаня и Платон были непригодны к службе в армии, имели на руках освобождение.
С работой поспешили определиться и их никто не беспокоил.

В один из дней и вовсе удивила Глашку хозяйка дома. Придя рано утром и растопив печь, она вдруг поняла, что в доме никого нет. Решила пройти по комнатам и убедится, но никого не было, а через пару часов к дому подкатили две телеги, доверху загруженные мешками. Была здесь картошечка и капуста со свеклой, брюква с морковкой, связки лука и чеснока. От увиденного у Глашки аж сердце зашлось.

- Ой, чего это? Ты что, Платон, совсем обнищал? Ты же никогда запасов не делал на зиму. Разорила тебя новая хозяйка своими занавесочками и ковриками. Всё с рынка покупали или так, задарма, надыбали, Платоша? И не думала тебя в таком обличии увидеть, короля местной...

Не договорив, глянула на Платона и присела на крыльцо. Ноги ватными стали, не сядь, то так бы и рухнула наземь. А от слов Платона, сказанных ей в ответ и вовсе застыла.

- Тебе, Глашка, надо на работу устраиваться. Нечего сюда шастать, мы и без тебя щи сварим. Я и работёнку тебе сыскал. Пойдёшь поваром в детский дом. Детворы там уйма. Кормить, растить надо. И не вздумай от сирот крошки взять! Мишаня за тобой присмотрит.

Говорил Платон слова хлёсткие, а лицо каменным становилось. В глазах такая ненависть, от которой дрожь проняла Глашку. Поспешила домой от греха подальше, кивнув в знак согласия головой.

Так и повелось с той поры. Продукты сдавали под роспись в детский дом по документам, выправленным чиновниками по всем правилам. Нашлись любители камешек прозрачных, которым и война была нипочём.

Алёна устроилась в детский дом воспитателем, а вскоре перевели её на должность директора. Бывшего директора на фронт дорога повела. Скверно дела вёл, большущую семью родных кормил, отбирая у деток последнее. Попытался и на дарёные продукты лапу наложить, не разгружая с подвод, домой отправить. Был пойман с поличным. Здесь камешки службу добрую сослужили. Деткам еда добавилась, а хапуга был лишён брони.

Работа увлекла Алёну, занимала много времени, часто оставалась в детском доме и на ночь. С Глафирой Ивановной, как теперь здесь называли Глашку, проблем никаких не было. Она могла из чего угодно приготовить вкусную еду. Исхудала Глашенька в трудах и заботах, в глазах тепло появилось, злоба вся ушла из сердца. Окружила себя помощниками из детворы, кто постарше. Не имела своих детей, а здесь вдруг поняла, какое счастье деток по головке гладить, получая в ответ ласку от них, сравнимую с лучами солнышка. Изменила она и к Алёне своё отношение. Понимала, что могла бы та в роскоши купаться, а выбрала себе дорожку совсем другую.

Платон редко давал о себе знать. Со стороны наблюдал, но в дела не вмешивался. В минуты редких встреч смотрел на Алёну спокойным взором, а в сердце пламя страсти полыхало, ни словом, ни взглядом не нарушал её покой. Разные судьбы и разные дороги были у них. Помогал, как мог. Братва помалкивала, не осуждала за помощь детворе. Вожаком он был справедливым, не терпел карманников, у бедноты последнее срезающих. Толстопузого чиновника потрясти считал делом нужным.

Платон сиротой вырос, родителей не знал. Жёстким рос, напролом шёл по жизни, всё сметая на своём пути. Не любил, не женился. Рано авторитет воровской пришёл. Людьми управлять надо. Тут без грамоты не обойтись. Почитывать стал. Всё больше труды философские, чтобы понимать жизнь. Уголовный кодекс выучил назубок. Любому адвокатишке мог в споре нос утереть по части законов. Не терпел мат, коим многие грешили. Кореша в глаза Шрамом звали, а между собой - наш философ. Не прощал своим гибели людей.

- Мы не палачи! Их без нас развелось до чёрта! Добро, нажитое трудом неправедным, забери, а жизни не лишай! Может он ещё поймёт и дальше жизнь свою исправит. Нет, так навестим ещё раз!

Решение Алёны направить свою долю в детские дома, выбило почву из под ног.
Дня не проходило, чтобы не вспоминал её. Просыпаясь и засыпая, всё вспоминал и вспоминал. Чувствовал - нужна она ему, как нужны человеку воздух, солнце, глоток воды в жаркий день. Сердце сгорало от вспыхнувшего чувства. Мишаня часто слышал среди ночи стон, что из комнаты Платона доносился. Вставал, приоткрывал дверь, смотрел и тихо уходил. Колян с Иваном выслушали Мишаню и пришли к выводу, лучше не спрашивать и не говорить на эту тему, себе дешевле будет.

Глафира перебралась в детский дом жить, так ей было сподручнее. Деньги, что получала за работу, тратила на детишек. В дом свой эвакуированных приняла, три семьи с детьми. В тесноте, но лучше казённого барака. Сама редко появлялась дома. Разве что издалека на Платона глянуть одним глазком. Про себя посмеивалась. Это надо же! Пришла пигалица и стольким людям жизнь перекроила на свой лад. Не пожелала барыней быть. За что ни возьмётся, всё у неё ладится. И не похожа на бабёнку с глухой белорусской деревеньки, чересчур рассудительна и грамотна. А может..., но гнала от себя все мысли прочь.

Зиму пережили с трудом, но лучше чем в других детских домах. Весной организовала Алёна сбор всякой съедобной растительности: щавеля, чеснока. Засадила свой огород у дома. Ей помогали и Платон с ребятами, и детвора с детдома. Очередь установили, кому в следующий раз идти на огород. Всем хотелось в доме Алёны побывать, щей крапивных отведать, а главное - почувствовать запах дома. Пусть на часок, но войти в дом, сесть у окна, вспомнить прошлое и помечтать о будущем. Может уцелел их дом, с окнами на речку, и придёт время, когда все возвратятся домой...

Летом детвора собирала в лесах грибы и ягоды. Мишаня пригонял пару подвод, усаживал ребят и в леса. Одни собирали дары лесов, другие копошились в огороде, пропалывая грядки. И те, и другие очень уставали, но виду показывать не хотели.

Платон надолго исчез. Мишаня оставался при Алёне. Помогал чем мог. С детьми и сам, что дитя малое стал. Глаза подобрели, уже не прятал от людей свою искалеченную в детстве руку.

Исчез Платон, а мысли Алёны только о нём и текли. Такая тоска навалилась. Только бы не натворил непоправимого. Только бы появился и был где-то рядышком. Боялась своего зарождающего чувства. Во сне обнимала Платона, осыпая его лицо жаркими поцелуями, а просыпаясь, стыдилась своей горячности. Часто снилась дорога лесная. Деревья стоят ещё зеленые, а листва на земле жёлтая. Много дорог её ноженьки истоптали, но эта пугала неизвестностью. Что там за поворотом откроется? К какой жизни приведёт её дороженька?