Новые
Меню
7
После армии, его с головой захлестнула свобода. Соскучившись по городу, он наслаждался его суетой и с удивлением замечал, что смотрит теперь на кипящую вокруг жизнь как бы со стороны. Ему казалось, что его дни стали похожими на бесконечную череду ступенек, по которым он бежит, поднимаясь от пережитой военной гари. Зацелованный девчонками, млеющими от него, как млеет земля после дождя в знойные дни, он не разбирался и не играл в игрушки «любит-не любит». Сильный, здоровый и яркий, он наслаждался дарованной свободой и старался взять от неё всё, что она ему предлагала.
Молодость бурлила в нём всеми оттенками чувств, он отдавал себя жизни легко и напористо. Не бойтесь, красивые. Целуйте и любите. Только не надейтесь, ни одну из вас он не попытается удержать возле себя. Не плачьте и не бросайтесь мечтами: нет среди вас той, которую он мог бы назвать своей. Может, он эгоист?.. Ну и пусть. Только однажды, почувствовав усталость от такого напора, он сказал себе:
- Стоп, Ваня. Ты становишься бабником. Надо, как-то определиться и выбрать для встреч одну.
И тогда в его жизни появились белокурая Женя, а после разрыва с ней тёмненькая Вика. Встречи - да. Но как только начинался разговор за серьёзные отношения, он прощался и уходил. И он знал, что это выглядит некрасиво и обидно. Просто в нём, возможно, не было чувства, отношения не трогали его так, чтобы вся душа нараспашку и вот он я - весь твой. Может, он зачерствел душой?.. Может быть.
В свободное от работы время, он срывался из дома по делам, забегал в родной клуб каратэ, чтобы в очередной раз навестить тренеров. Иногда он уезжал в церковь к отцу Владимиру, чтобы поговорить и найти правильный ответ на возникающие в голове вопросы. Служба захватывала его целиком: он оказался в своей среде, где всё было ясно и понятно. Спустя годы, он будет иногда задумываться о своей жизни и работе, перебирая профессии, что приходили на ум, и сделает единственный для себя вывод: он на своём месте.
- Вань, скоро в дорогу, а мы так и не знаем твой позывной, - Вайс с интересом взглянул на него.
- Воля. Тринадцатый.
- Тринадцатый? - Вайс удивлённо поднял брови.
- По жизни тринадцатый. Это моё число, я в нём родился, - из кармана наплечной сумки он достал жетон с выбитым номером х-хххх13 и разжал ладонь перед Вайсом. - Не сомневайся, командир. Тринадцатый.
- Добро, - Вайс усмехнулся и качнул головой. - Здесь получил? Его же никто не берёт.
- А это не важно.
С приходом в группу, он сразу почувствовал на себе особую заботу Вайса. На спецоперациях, в первых командировках, Вайс всегда держал его рядом и приказывал: - Сидеть и не высовываться. Я сказал!
Порой он возмущался такому произволу, доказывая, что был здесь с бригадой, что прошёл спецподготовку и в курсе всех дел, но Вайс упорно его опекал. Лёхе доверялось больше: его посылали в небольшие вылазки по проверке местности с более опытными Денисом и Ромкой.
В первой командировке, лёжа в кустах и поджидая обнаруженную группу боевиков, они с Вайсом разговорились.
- Вань, ваша бригада, где-то тут же стояла?
- Была в Бамуте, где-то и сейчас стоит.
- Здесь их много стоит, - Вайс пожевал травинку. – Чё в бригаде не остался?
- Просился я. Сказали идти в военкомат, там на меня запрос сюда был. Бойцов сейчас везде не хватает.
- Ясно. Как тут на срочке были? Похлебали?
- Похлебали. Один раз трое суток против банды Хаттаба держались. В другой раз районе Автуры больше суток вели бой, в Гудермес их не пускали. Да много чего было. И в разведку ходили, и на зачистки выезжали. Пострелять и побегать хорошо пришлось.
- Всем тут хорошо пришлось.
- Командир, всё я делал. Приказы не обсуждались, - он повернулся в сторону Вайса. - В разведку уйдёшь, координаты дашь, а потом или других была работа, или сами встревали по полной. В запаре всё делали. И в засадах сидели, и в бой вступали. И резаных пацанов доводилось видеть. Не переживай, я в теме.
Они лежали на краю небольшого обрыва: с высокой точки ущелье просматривалось, как на ладони.
- Все тут давно в теме. Мы сами эту службу выбрали. Здесь - либо ты, либо тебя. А тут ещё конкретней надо, спецзадания выполняем, - Вайс прищурился, вглядываясь в оптику. - Во, появились, идут по кустарнику.
- Я заметил.
- Молодца. Первый - мой, второй - Тохин, третий - Лёхин, четвёртый - твой, Вань. Денис - предпоследний твой, Рома - твой крайний сзади. Выбиваем края, а дальше бейте по очереди, чтобы не выскочили.
- Командир, твоё дело приказать, а моё - выполнить приказ, – кивнул он Вайсу, отрываясь от прицела.
- Не высовывайся, - Вайс тихо хохотнул и ткнул его носом в траву.
- Встали на привал, - Денис повернулся к Вайсу. - Далековато будет.
- Подпустим поближе.
- Ванёк, держи хвост пониже и вникай в землю поглубже. Нет нас тут, - подмигнул ему Ромка из-за куста. - Вайс, ты в первую тут был, и во вторую. Слышал про контрактников из условно осуждённых? Им надо было ущерб потерпевшим возмещать, вот они и ехали на заработки. Пользовали их тут по-чёрному, первых на огонь кидали.
- Я слышал, но сам не встречал. Знакомый рассказывал, что были у них два таких мужика. Они скот воровали, забивали и мясо продавали. Им дали условно и присудили возместить ущерб. Оба пошли по контракту в «бешеные псы». Им повезло, выжили, денег привезли и с потерпевшими рассчитались, - Вайс пристально вглядывался в ущелье.
- Я с одним таким общался, - Ромка потянулся, разминая косточки, и поправил удобнее автомат. - Он рассказывал о штурме Грозного. Говорил, что им по десять патронов в день давали, и что гнали их на убой, конкретно.
- Не знаю таких, которым по десять патронов в день давали. Там боеприпасы на улице лежали без охраны, бери сколько надо. Голода по боеприпасам не было. Бывали в бою трудности с подвозом, но чтобы постоянно выдавалось по десять патронов - полный бред. Может, цену себе набивал? За годы службы я сделал вывод: кто много говорит хвалёных слов, тот мало чего стоит.
- Помню в 2000 году возле Бамута блокпост стоял. Не помню, вроде внутренних войск, - подключился он к разговору. - У ребят точно не было боеприпасов, с них спрашивали за каждый патрон. Шестьдесят патронов на автомат и всё. Как с ними блокпост держать? Мы из разведки возвращались, ну и подкинули им патронов, гранат, у кого что было. Оставили маленько себе, чтобы добраться до базы, нам ходу оставалось на час-два. Не знаю я. Может, им просто не подвезли.
- Всё, умолкли. Стрелять по команде, - тихо приказал Вайс. - Взял четвёртого?
- Взял.
- Спокойней. И запомни, мимо нельзя, работаем на поражение. Выбиваем шесть без промаха, иначе шуму много будет. Если что, то держаться рядом со мной. Это приказ.
- Есть, товарищ командир, - отозвался он. - Вайс, а мне мимо никак нельзя.
Он целенаправленно взял на прицел четвёртого, которого обязан был убрать.
- Ванька, цепляешь ты меня, - оторвавшись от прицела, Вайс пристально посмотрел на него. - Душа у тебя «ванькина», но не царевича. Что-то воткнуто у тебя внутри. Чувствую. Сильно воткнуто. Стержень.
Он улыбнулся на слова Вайса, а про себя подумал:
«Вайс, ты настоящий батяня. Есть, товарищ командир. И под козырёк. Только настал и мой день. И я знаю, что мне не жалко будет четвёртого. А почему?.. Ты спроси, Вайс. Может, я отвечу. А может, и нет... Бывает у человека зависимость от засевшей в башке мысли. Я попытаюсь - ладони у мёртвых разжать, и оружье принять из натруженных рук. Ну давай, дядька Сашка... За твои весёлые глаза. А ты помогай мне оттуда».
Не зря он сказал себе это тогда. Нет... Теперь он не простой срочник. Теперь у него началась настоящая серьёзная работа. И ему не жалко было четвёртого. Было немного тревожно, что нажатием на курок он намеренно оборвёт сейчас чью-то жизнь. И не одну, а ещё тех, остальных, которые шли и несли оружие и взрывчатку, чтобы подорвать другую жизнь. Это был не просто бой, где всё ясно и понятно, где противник перед тобой и прёт напролом, где ты обязан защитить себя и своих товарищей, и выполнить приказ по защите Отечества. Сейчас было другое: была спецоперация разведгруппы по устранению банды боевиков, которая не сдалась бы ни при каких условиях. К этому привыкнуть нельзя, и остаётся только оправдывать себя обязанностью выполнить приказ. Группа встала на пути тех, кто шёл взрывать чью-то мирную жизнь.
Откатившись на безопасное расстояние, грязные и уставшие, они сделали часовой привал, неспешно развалившись на пожухлой траве.
- Как дела, братан? Как в сказке! Сала нет и нет колбаски, и сходить охота в баню, и попарить в бане Маню, - оскалил чумазую рожу Ромка. - Ванька, ты есть хочешь?
- Не вопрос, быка бы съел, - отозвался он.
- Как твоё внутреннее? Сомнения не мучают? Приедем домой и оттопыримся. Водочка, самый лучший психолог. А тётьки-дядьки - это так, для щекотки, - подмигнул ему Ромка.
- Не пугай мужиков водкой, - Вайс положил автомат и рюкзак на траву. - Доставайте, что там у нас из еды осталось. Час на сон, и на базу. А там и домой охота. Воды надо в фляги набрать, почти сутки с отдыхом спускаться. Вань, как ты?
- Нормально, командир.
- Ты брось это. Посмотри на них, сколько лет ходят и кому из них нормально. Плохо - скажи, здесь никто не осудит, - Вайс говорил отрывисто, словно приказывал. - Ромка зубоскалит. А спроси сейчас, нормально ему?
- Хорошо, Юрок. Аж потряхивает от воздуха и чувств. Дай по глотку спиртяги, не жадничай, - Ромка сделал просящее лицо.
- Дам, когда до базы дойдём. А пока обойдёшься.
- Жадина, - Ромка раскинул руки в стороны и закрыл глаза. - И вот так, Ванька, всегда. Командир, дай, я долечу до базы.
- Рома, я всё сказал. Случайные встречи никто не отменял. Всем быть в боевой готовности.
- Есть, - Ромка устало приложил руку к голове.
- Помните, как отработал в горах разведвзвод срочников капитана Порошина? Царствие им небесное. Взвод выполнил поставленную задачу и засветился на выходе, и никак не по вине солдат. Попали они по приказу по рации: уничтожить подставленный УАЗ с духами. Обнаружили себя - и ловушка, их тут же накрыли. Ушли бы незаметно и живы бы остались. Боевики потом расписали, что там рота десантников лежит. Их двенадцать погибло, и двое контуженных в плен попали. И сколько таких неудачных выходов было, о которых мало кто знает и вряд ли узнает. Так что по-тихому и до места.
- Два бойца в засаде вдоль узкого ущелья, имеющие настрел по сто выстрелов, гарантированно перебьют группу боевиков. Сработают втихую, ночью из винторезов с использованием ночных прицелов, - Денис лежал на траве рядом с Ромкой, прикрыв глаза от солнца ладошкой. - Срочники. Сколько их «двухсотых» увезли матерям.
- Вы про группу, перебитую в ущелье? Они бы точно перебили, если бы не подстава. Кто-то сработал по наводке. Есть своё задание, отрабатывай и выходи. Никаких левых подвигов. И взвод - это не разведгруппа, это уже боевая ударная группа. Вот и кидают их везде, - Ромка лежал с закрытыми глазами.
- Да-а, - Вайс немного помолчал. - Здесь все работают в связке на общее дело под командованием одного начальника разведки. Всё. Отдых, сворачиваемся и на базу.
Лёха... Сблизились они с Лёхой быстро, и завязалась у них настоящая мужская дружба, о которой говорят - не разлей вода. Оба молодые, равные по возрасту, упёртые на своём. Интересы оказались похожими, и даже музыку они слушали одинаковую. У них много было общего в характере, во вкусах и привычках. Лёха был старше его на целых полгода и в шутку считал, что это даёт ему право командовать, а он только хитро улыбался в ответ. Дружба получилась крепкой, и порой казалось, что они были знакомы всю жизнь.
- Ванька, где ты был? И чё я тебя раньше не видел.
- Хреново смотрел, Лёх. В одном котле в горах варились, почти рядом.
Бывает так у людей: встречаешь человека и со временем понимаешь, что есть у тебя друг, который всегда с тобой. Они так вросли друг в друга душой, как вгрызается большое дерево в камень корнями. Бывало, что в споре над какой-нибудь ерундой, они до хрипоты доказывали свою правоту, психовали, обзывали друг друга дураками и разбегались. Хватало этого, максимум, до утра. После очередной ссоры он падал в кровать, проваливаясь в чуткий сон, и вскоре просыпался от весёлого звонка в дверь. С улыбкой во всё лицо, он шёл открывать, зная, что это Лёха.
- Кто там-м? - серьёзным басом спрашивал он, глядя в дверной глазок.
- Открывай, давай. Не томи, я и так томный, - на пороге стоял Лёха и нагло ухмылялся. - Ты думал, что свалишь от меня? Хрен угадал, Неволин, я пободаюсь ещё с тобой. Держи.
- Бомбу решил подложить? - улыбаясь довольной рожей, он стоял на пороге в трусах и на лету принимал пакет с выпивкой и закуской.
Из холодильника доставалось всё, что можно было съесть. Они садились на кухне, пропускали по паре-тройке рюмок коньячка и долго говорили о личном и мужском. Наговорившись досыта, они валились на раскинутый диван и засыпали крепким сном. И хоть пушкой их буди! Лёжа на животе и разбросав руки-ноги в стороны, он сопел, уткнувшись носом в подушку. Лёха спал размашисто на спине, запрокинув голову и откровенно всхрапывая мягкими переливами.
Закинув ногу на ногу, они часами лежали перед телевизором, смеялись, когда было смешно, и молчали, когда было грустно. Они доверяли друг другу всё, о чём хотелось говорить.
- Вань, тебя девчонка из армии ждала?
- Нафига? Не, Лёх, я шёл туда свободным.
- Я тоже. Была у меня девочка, письма присылала. Вроде пыталась ждать, хотя я повода ей не давал. Я был бы не против, если бы дождалась. Только месяцев через пять приходит письмо: «Прости, Лёша, у меня другой парень. Сильно не переживай, будут у тебя девочки». Будут, ясен пень. И на нашей улице клубника поспеет.
- Я жениться рано не буду, надо так побегать. Женился, ребёнок, а ты в командировку и пропал. Или привезли заколоченного гвоздями. Как они тогда?
- Как-как... Дальше жить будут.
- Дядька Сашка погиб в девяносто пятом, сестра двоюродная осталась с сыном Димкой. Лет через пять только она смогла замуж выйти. Ничего, хороший мужик, но не Сашка.
- Вань, найдётся хорошая девчонка, неужели упустишь?
- Скорее не упущу, а отпущу, а сам перебьюсь. Зачем этой девочке мои заморочки.
- Не ручайся. Бывает, так захлестнёт, что башку сносит.
- Нет. Не хочу пока никого обязывать таким грузом. Лёх, а ты зачем в группу пришёл?
- Службу хотел продолжить, зацепился за это капитально. Решил тут попробовать, всё прошёл, и оказалось, что подхожу. Ну и ладушки.
- Я за Сашку. Посмотри вон на Вайса. Кто-то за девяностые годы пристроился в кабинетах орать, а такие «вайсы» не ушли и продолжили службу за нищенскую зарплату. У нас в бригаде были такие офицеры. В России этому научить нельзя, здесь такими рождаются. Сашка такой был.
- Есть такие офицеры. На гражданке их «контрабасами» зовут, психами чокнутыми. А они спецы-профессионалы. Да и у нас не тишина в башке, раз сюда попали. Но нам до них пока далеко.
- Точно говоришь, опасные мы с тобой. Короче - вред полный, особенно девчонкам.
- Эх!.. Я бы тебя на руки взял, я бы тебя взял и унёс, тихо смеясь на твои нельзя, и вдыхая запах твоих волос. И не насытившись трепетом тел, стуком в груди нарушая тишь, всё просыпался бы и глядел, плача от радости как ты спишь, - пропел Лёха с грустной хрипотцой.
Проводили они с Лёхой свободное время так, как проводят все молодые и здоровые парни. Пропадая по выходным из дома на сутки-двое, он звонил родителям и предупреждал, что они залегли у Лёхи. Родители не волновались за такие отлучки, они понимали: если он не стал шалопаем в юности, то сейчас уже точно им не будет. Они с Лёхой безбожно врали родителям, что ночевали у Лёхи, или врали Лёхиной матери, что ночуют у него. Все отговорки были по ситуации. Мать с укором смотрела на них и, наверное, всё понимала.
Было у них с Лёхой даже своё местечко на берегу реки: тихая заводь, куда они приезжали купаться. Надурачившись вдоволь в воде и не один раз потопив друг друга, они падали голова к голове на расстеленные на траве покрывала. Глядя в небо с бегущими вдаль облаками, они пороли иногда такую чушь, какую может придумать молодой мозг, требующий разрядки от тяжёлых нагрузок на службе. Перед очередной командировкой они вместе ходили в церковь к батюшке Владимиру: завлёк он туда однажды Лёху. Там не надо ничего никому объяснять: ты доказываешь сам себе и сам решаешь - кто ты, как будешь поступать, и какие действия принимать. Батюшка говорил тихим голосом, проникающим в самую серёдку груди, и там начинало глухо ныть и беспокоиться.
- Когда-то вы приняли присягу, выбрали свой путь в жизни и должны теперь ему следовать. Пусть разум подскажет вам ваши поступки. Я уверен, что всё будет по совести и по справедливости.
Командировки ещё больше сближали их с Лёхой. Ночуя под открытым небом в тех безумных горах, они прижимались спинами, чтобы согреться, и помогали друг другу в тяжёлых ситуациях.
- Вань, завтра запара будет. Держись. Я без тебя - никак. Я сдохну теперь без тебя.
- Лёх, и ты береги себя. И помни, что я рядом.
Примерно так говорили они накануне очередного выхода на спецзадание. В ходе проведения операции, они всегда вырывали кусочки секундного времени, чтобы найти друг друга глазами и убедиться, что всё порядке. Если случались мелкие порезы, синяки и ссадины, то они ворчали друг на друга, залепляя ранки пластырем.
- Чё раскорябался-то? Ты мне страшно целый нужен. Приедем домой и алой привяжем, быстро всё затянет.
- Я чё, специально, что ли? - отвечал он Лёхе.
Тогда, в четвёртой командировке, он не понял даже, как это случилось. Что-то сильно ударило и толкнуло его вверх, резко кольнуло в бок и обожгло. Рядом били автоматы, запах жжёной осенней травы забивал дыхание, отборный русский мат заглушал звериные отголоски боя. Какие-то секунды он ещё крепко держал в руках автомат, стреляя в зелёнку, и вдруг почувствовал, что слабеет. Его прошиб холодный пот, и он стал медленно заваливаться на землю. Над ним, словно в замедленной киноплёнке, качались ветки деревьев со слегка пожелтевшими листьями. Он провёл по мокрому боку рукой и поднёс её к глазам. Это была кровь. Под одеждой горело и рвало. Сознание качалось в расплывчатой зыбкой пелене, и ему казалось, что всё вокруг стало необычно тихим. Сквозь эту пелену, каким-то приглушённым эхом, он отчётливо услышал злой рёв Вайса:
- Воля-я. Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы.
Выскочивший из-за дерева санитар бросился к нему и прикрыл собой, а группа заняла вокруг пятачка оборону. Видимо, ближе всех к нему был Ромка, они с санитаром выдернули его из-под огня подальше в кусты.
- Ванька, лежи пока, - Ромка убежал к группе.
Вкалывая ему обезболивающее, санитар беззвучно матерился губами. Сознание держало его, но он плавал в каком-то неясном тумане, словно засыпал и резко просыпался от засевшего в мозгу крика: «Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы». Такое состояние, возможно, было от укола промедола.
Чувствуя утихающую боль в правом боку, он лежал в кустах, пока группа добивала остатки банды в ущелье. Разговаривая с ним, санитар выплёвывал слова в бок, держа шприц в зубах для свободы рук. Рядом с ним, тяжело дыша, плюхнулся Лёха.
- Вань... Щас, погоди маленько. Вайс... Они уже бегут. А ты лежи. Мы щас. Ну, дурак! Как ты подставился-то? - отрывисто, дрожащим голосом говорил ему Лёха.
- Мама, - сказал ему кто-то на ухо: оказывается, это шептал он, лекарство начинало действовать капитально.
- Говори. Говори с ним! - рыкнул Лёхе санитар, обрабатывая рану.
- Саня как тут? – подбегая, спросил Вайс у санитара.
- Да видно повернулся неаккуратно за деревом, спину подставил. Задето по краю сбоку по пояснице, здесь заштопают. И чуть выше, сквозное. Сквозняки не шьют, накладывают марлевый тампон, иначе заражение может пойти. Недели две-три затягиваться будет, - санитар смахнул пот с лица. - А вообще-то, на усмотрение врачей, мало ли что там задето. Риск для жизни - острая кровопотеря. Сейчас обширного кровотечения нет, но из-за потери крови нужна срочная доставка в санчасть. Положение - полусидячее на спине.
Ребята несли его бегом, грузили в вертолёт, взлетали... Время тянулось медленно и ему казалось, что летят они невыносимо долго. Лёха сидел рядом, глядя на него тревожными глазами, и бинтом смахивал пот с его лица. Иногда Лёха смешно складывал губы в трубочку и дул ему в лоб.
- Лёх, - прошипел он запёкшимися губами. - Капец, какой-то. И алой твой не поможет.
- Я тут, Вань. Сашка, - крикнул Лёха санитару сквозь гул моторов, – у меня первая плюсовая кровь. Давай Ваньке напрямую вольём?
- Не выдумывай, – отозвался сбоку санитар. - Довезём.
Вайс сидел рядом по другую сторону. Постоянно наклоняясь и спрашивая что-нибудь, он слегка пожимал ему руку.
- Мы почти добрались, всё будет хорошо. Чувствуешь мою руку? - он попытался ответить, облизывая пересохшие губы, но язык не слушался. - Не говори, - остановил его Вайс. - Держи силы. Не подведи меня.
- Крепись, солдат. Наступит день, не будет лычек и погон, и где-нибудь на тихой хате глушить мы будем самогон, - Ромка наклонился к нему. - Скоро уже. Держись, Ванюха.
Он помнил, как его передали врачам, а потом быстро везли на больничной каталке. Силы покидали, и он это чувствовал. Он помнил, как его положили на операционный стол. И всё... Дальше - чёрный провал.
И вдруг он с удивлением понял, как что-то медленно поднимает его вверх, и тело становится лёгким и невесомым. Повернувшись спиной к окнам, он встал в воздухе столбиком и почувствовал, как неведомая сила закручивает его в бешеную спираль. Он летел и ему казалось, что он в центре большой центрифуги из света, вращающейся со страшной скоростью по комнате. Вокруг трещали электрические розетки, и он отчётливо видел, как из них сыпались искры. Сознание стало ясным и упорно твердило ему: «тебе, нужно, лечь».
Он оглянулся вокруг. Дверной проём... Ему удалось ухватиться за него руками. Бешеная скорость пыталась сорвать его на новый виток спирали. Сопротивляясь потоку, он перебрался ближе к операционному столу и зацепился рукой за край. Это давалось ему с невероятным трудом. Подтянувшись, он ухватился за стол второй рукой и попробовал лечь. Тело не подчинялось. Он пытался положить голову, тут же взлетали вверх ноги и он висел головой вниз. Он пытался положить ноги - тело резко взлетало вверх, пытаясь поставить его столбиком. Он удерживался над операционным столом благодаря рукам, крепко вцепившимся в края. Бред уколотого наркозом сознания... Или... Упрямо укладывая себя на стол, в какое-то мгновение он понял, что переходит в спокойное горизонтальное положение. Лёжа на операционном столе, он всё ещё чувствовал своё парящее тело, словно оно висело в лёгкой невесомости. Он лежал, и на него постепенно наплывала невыносимая тяжесть. Может, это была тяжесть собственного тела?..
В сознании проносились только что пережитые чувства: он понимал, что сейчас, только что, он был где-то «там». Голова толком не соображала, но он запомнил как «там» было легко и свободно. Это было вне времени, вне всех миров. Это было легче воздуха, и казалось, что ты висишь в пространстве, соединённый невидимой пуповиной между тем миром и этим. Ты улетаешь, а твоё сознание вдалбливает в голову мысль, что это - ты! И оно рвёт тебя «оттуда» назад, как рвутся иногда слова из стиснутой глотки. Может, это был сон?.. Да, конечно!.. Он успокаивал себя этим, только чувство ощущения другой жизни не покидало его теперь никогда.
Мамочка-а, роди меня обратно... Почему-то в эти минуты ему страшно захотелось напиться. Водки!.. Стаканами!.. Что это?.. Самообман?.. Чёрная пустота - вдруг становится белой, и ты теряешь все ориентиры, глядя на происходящее со стороны. Он запомнил всё до последнего мгновения, и стал медленно открывать глаза. Склонившись над ним, кто-то в упор смотрел в его лицо. Нет, ему никак не могло показаться, и он узнал бы эти глаза из тысячи других. Он до сих пор уверен, что это были бабкины глаза. А может, ему показалось?.. А по его лицу, зачем-то текли слёзы.
Он увидел склонившихся над ним врачей и отчётливо понимал их речь. К его глазам приблизилось что-то женское и по-матерински сказало:
- Очнулся? Умничка. И что это ты надумал? А? - её глаза улыбнулись. - Нельзя так. Ты у нас вон какой молодец. Ого-го, какой молодец! Парень - хоть куда. Жить да жить.
Закрытое белой маской лицо заливисто засмеялось, чем смутило его до покраснения всего организма. Увидев его растерянный взгляд, женщина ещё сильнее рассмеялась, а хирург, дядька с большими руками, сказал:
- Не смущай парня, Света Пална, пусть приходит в себя.
- Пусть считает за красивый комплимент, - Света Пална вытерла пот с его лба. - Красавец. Степаныч, была бы я моложе - себе бы забрала.
Спустя несколько дней, когда он окончательно окреп, врач сказала ему, что была большая потеря крови и закончится для него всё могло бы печально.
Он не видел сны. А может, и не помнил их. И почему было так, он и сам не знал. Иногда из сонного забытья прорывалось что-то красивое и лёгкое: светлое синее небо, глубокий обрыв, он бежит к нему, отталкивается от края и летит. Так было с детства. Только тогда всё заканчивалось полётом: он летел и просыпался. Теперь ему снилось то же самое: прыжок в синюю бездну, полёт, восторг, а потом резкий крик Вайса: «Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы.». И он просыпался.
После армии, его с головой захлестнула свобода. Соскучившись по городу, он наслаждался его суетой и с удивлением замечал, что смотрит теперь на кипящую вокруг жизнь как бы со стороны. Ему казалось, что его дни стали похожими на бесконечную череду ступенек, по которым он бежит, поднимаясь от пережитой военной гари. Зацелованный девчонками, млеющими от него, как млеет земля после дождя в знойные дни, он не разбирался и не играл в игрушки «любит-не любит». Сильный, здоровый и яркий, он наслаждался дарованной свободой и старался взять от неё всё, что она ему предлагала.
Молодость бурлила в нём всеми оттенками чувств, он отдавал себя жизни легко и напористо. Не бойтесь, красивые. Целуйте и любите. Только не надейтесь, ни одну из вас он не попытается удержать возле себя. Не плачьте и не бросайтесь мечтами: нет среди вас той, которую он мог бы назвать своей. Может, он эгоист?.. Ну и пусть. Только однажды, почувствовав усталость от такого напора, он сказал себе:
- Стоп, Ваня. Ты становишься бабником. Надо, как-то определиться и выбрать для встреч одну.
И тогда в его жизни появились белокурая Женя, а после разрыва с ней тёмненькая Вика. Встречи - да. Но как только начинался разговор за серьёзные отношения, он прощался и уходил. И он знал, что это выглядит некрасиво и обидно. Просто в нём, возможно, не было чувства, отношения не трогали его так, чтобы вся душа нараспашку и вот он я - весь твой. Может, он зачерствел душой?.. Может быть.
В свободное от работы время, он срывался из дома по делам, забегал в родной клуб каратэ, чтобы в очередной раз навестить тренеров. Иногда он уезжал в церковь к отцу Владимиру, чтобы поговорить и найти правильный ответ на возникающие в голове вопросы. Служба захватывала его целиком: он оказался в своей среде, где всё было ясно и понятно. Спустя годы, он будет иногда задумываться о своей жизни и работе, перебирая профессии, что приходили на ум, и сделает единственный для себя вывод: он на своём месте.
- Вань, скоро в дорогу, а мы так и не знаем твой позывной, - Вайс с интересом взглянул на него.
- Воля. Тринадцатый.
- Тринадцатый? - Вайс удивлённо поднял брови.
- По жизни тринадцатый. Это моё число, я в нём родился, - из кармана наплечной сумки он достал жетон с выбитым номером х-хххх13 и разжал ладонь перед Вайсом. - Не сомневайся, командир. Тринадцатый.
- Добро, - Вайс усмехнулся и качнул головой. - Здесь получил? Его же никто не берёт.
- А это не важно.
С приходом в группу, он сразу почувствовал на себе особую заботу Вайса. На спецоперациях, в первых командировках, Вайс всегда держал его рядом и приказывал: - Сидеть и не высовываться. Я сказал!
Порой он возмущался такому произволу, доказывая, что был здесь с бригадой, что прошёл спецподготовку и в курсе всех дел, но Вайс упорно его опекал. Лёхе доверялось больше: его посылали в небольшие вылазки по проверке местности с более опытными Денисом и Ромкой.
В первой командировке, лёжа в кустах и поджидая обнаруженную группу боевиков, они с Вайсом разговорились.
- Вань, ваша бригада, где-то тут же стояла?
- Была в Бамуте, где-то и сейчас стоит.
- Здесь их много стоит, - Вайс пожевал травинку. – Чё в бригаде не остался?
- Просился я. Сказали идти в военкомат, там на меня запрос сюда был. Бойцов сейчас везде не хватает.
- Ясно. Как тут на срочке были? Похлебали?
- Похлебали. Один раз трое суток против банды Хаттаба держались. В другой раз районе Автуры больше суток вели бой, в Гудермес их не пускали. Да много чего было. И в разведку ходили, и на зачистки выезжали. Пострелять и побегать хорошо пришлось.
- Всем тут хорошо пришлось.
- Командир, всё я делал. Приказы не обсуждались, - он повернулся в сторону Вайса. - В разведку уйдёшь, координаты дашь, а потом или других была работа, или сами встревали по полной. В запаре всё делали. И в засадах сидели, и в бой вступали. И резаных пацанов доводилось видеть. Не переживай, я в теме.
Они лежали на краю небольшого обрыва: с высокой точки ущелье просматривалось, как на ладони.
- Все тут давно в теме. Мы сами эту службу выбрали. Здесь - либо ты, либо тебя. А тут ещё конкретней надо, спецзадания выполняем, - Вайс прищурился, вглядываясь в оптику. - Во, появились, идут по кустарнику.
- Я заметил.
- Молодца. Первый - мой, второй - Тохин, третий - Лёхин, четвёртый - твой, Вань. Денис - предпоследний твой, Рома - твой крайний сзади. Выбиваем края, а дальше бейте по очереди, чтобы не выскочили.
- Командир, твоё дело приказать, а моё - выполнить приказ, – кивнул он Вайсу, отрываясь от прицела.
- Не высовывайся, - Вайс тихо хохотнул и ткнул его носом в траву.
- Встали на привал, - Денис повернулся к Вайсу. - Далековато будет.
- Подпустим поближе.
- Ванёк, держи хвост пониже и вникай в землю поглубже. Нет нас тут, - подмигнул ему Ромка из-за куста. - Вайс, ты в первую тут был, и во вторую. Слышал про контрактников из условно осуждённых? Им надо было ущерб потерпевшим возмещать, вот они и ехали на заработки. Пользовали их тут по-чёрному, первых на огонь кидали.
- Я слышал, но сам не встречал. Знакомый рассказывал, что были у них два таких мужика. Они скот воровали, забивали и мясо продавали. Им дали условно и присудили возместить ущерб. Оба пошли по контракту в «бешеные псы». Им повезло, выжили, денег привезли и с потерпевшими рассчитались, - Вайс пристально вглядывался в ущелье.
- Я с одним таким общался, - Ромка потянулся, разминая косточки, и поправил удобнее автомат. - Он рассказывал о штурме Грозного. Говорил, что им по десять патронов в день давали, и что гнали их на убой, конкретно.
- Не знаю таких, которым по десять патронов в день давали. Там боеприпасы на улице лежали без охраны, бери сколько надо. Голода по боеприпасам не было. Бывали в бою трудности с подвозом, но чтобы постоянно выдавалось по десять патронов - полный бред. Может, цену себе набивал? За годы службы я сделал вывод: кто много говорит хвалёных слов, тот мало чего стоит.
- Помню в 2000 году возле Бамута блокпост стоял. Не помню, вроде внутренних войск, - подключился он к разговору. - У ребят точно не было боеприпасов, с них спрашивали за каждый патрон. Шестьдесят патронов на автомат и всё. Как с ними блокпост держать? Мы из разведки возвращались, ну и подкинули им патронов, гранат, у кого что было. Оставили маленько себе, чтобы добраться до базы, нам ходу оставалось на час-два. Не знаю я. Может, им просто не подвезли.
- Всё, умолкли. Стрелять по команде, - тихо приказал Вайс. - Взял четвёртого?
- Взял.
- Спокойней. И запомни, мимо нельзя, работаем на поражение. Выбиваем шесть без промаха, иначе шуму много будет. Если что, то держаться рядом со мной. Это приказ.
- Есть, товарищ командир, - отозвался он. - Вайс, а мне мимо никак нельзя.
Он целенаправленно взял на прицел четвёртого, которого обязан был убрать.
- Ванька, цепляешь ты меня, - оторвавшись от прицела, Вайс пристально посмотрел на него. - Душа у тебя «ванькина», но не царевича. Что-то воткнуто у тебя внутри. Чувствую. Сильно воткнуто. Стержень.
Он улыбнулся на слова Вайса, а про себя подумал:
«Вайс, ты настоящий батяня. Есть, товарищ командир. И под козырёк. Только настал и мой день. И я знаю, что мне не жалко будет четвёртого. А почему?.. Ты спроси, Вайс. Может, я отвечу. А может, и нет... Бывает у человека зависимость от засевшей в башке мысли. Я попытаюсь - ладони у мёртвых разжать, и оружье принять из натруженных рук. Ну давай, дядька Сашка... За твои весёлые глаза. А ты помогай мне оттуда».
Не зря он сказал себе это тогда. Нет... Теперь он не простой срочник. Теперь у него началась настоящая серьёзная работа. И ему не жалко было четвёртого. Было немного тревожно, что нажатием на курок он намеренно оборвёт сейчас чью-то жизнь. И не одну, а ещё тех, остальных, которые шли и несли оружие и взрывчатку, чтобы подорвать другую жизнь. Это был не просто бой, где всё ясно и понятно, где противник перед тобой и прёт напролом, где ты обязан защитить себя и своих товарищей, и выполнить приказ по защите Отечества. Сейчас было другое: была спецоперация разведгруппы по устранению банды боевиков, которая не сдалась бы ни при каких условиях. К этому привыкнуть нельзя, и остаётся только оправдывать себя обязанностью выполнить приказ. Группа встала на пути тех, кто шёл взрывать чью-то мирную жизнь.
Откатившись на безопасное расстояние, грязные и уставшие, они сделали часовой привал, неспешно развалившись на пожухлой траве.
- Как дела, братан? Как в сказке! Сала нет и нет колбаски, и сходить охота в баню, и попарить в бане Маню, - оскалил чумазую рожу Ромка. - Ванька, ты есть хочешь?
- Не вопрос, быка бы съел, - отозвался он.
- Как твоё внутреннее? Сомнения не мучают? Приедем домой и оттопыримся. Водочка, самый лучший психолог. А тётьки-дядьки - это так, для щекотки, - подмигнул ему Ромка.
- Не пугай мужиков водкой, - Вайс положил автомат и рюкзак на траву. - Доставайте, что там у нас из еды осталось. Час на сон, и на базу. А там и домой охота. Воды надо в фляги набрать, почти сутки с отдыхом спускаться. Вань, как ты?
- Нормально, командир.
- Ты брось это. Посмотри на них, сколько лет ходят и кому из них нормально. Плохо - скажи, здесь никто не осудит, - Вайс говорил отрывисто, словно приказывал. - Ромка зубоскалит. А спроси сейчас, нормально ему?
- Хорошо, Юрок. Аж потряхивает от воздуха и чувств. Дай по глотку спиртяги, не жадничай, - Ромка сделал просящее лицо.
- Дам, когда до базы дойдём. А пока обойдёшься.
- Жадина, - Ромка раскинул руки в стороны и закрыл глаза. - И вот так, Ванька, всегда. Командир, дай, я долечу до базы.
- Рома, я всё сказал. Случайные встречи никто не отменял. Всем быть в боевой готовности.
- Есть, - Ромка устало приложил руку к голове.
- Помните, как отработал в горах разведвзвод срочников капитана Порошина? Царствие им небесное. Взвод выполнил поставленную задачу и засветился на выходе, и никак не по вине солдат. Попали они по приказу по рации: уничтожить подставленный УАЗ с духами. Обнаружили себя - и ловушка, их тут же накрыли. Ушли бы незаметно и живы бы остались. Боевики потом расписали, что там рота десантников лежит. Их двенадцать погибло, и двое контуженных в плен попали. И сколько таких неудачных выходов было, о которых мало кто знает и вряд ли узнает. Так что по-тихому и до места.
- Два бойца в засаде вдоль узкого ущелья, имеющие настрел по сто выстрелов, гарантированно перебьют группу боевиков. Сработают втихую, ночью из винторезов с использованием ночных прицелов, - Денис лежал на траве рядом с Ромкой, прикрыв глаза от солнца ладошкой. - Срочники. Сколько их «двухсотых» увезли матерям.
- Вы про группу, перебитую в ущелье? Они бы точно перебили, если бы не подстава. Кто-то сработал по наводке. Есть своё задание, отрабатывай и выходи. Никаких левых подвигов. И взвод - это не разведгруппа, это уже боевая ударная группа. Вот и кидают их везде, - Ромка лежал с закрытыми глазами.
- Да-а, - Вайс немного помолчал. - Здесь все работают в связке на общее дело под командованием одного начальника разведки. Всё. Отдых, сворачиваемся и на базу.
Лёха... Сблизились они с Лёхой быстро, и завязалась у них настоящая мужская дружба, о которой говорят - не разлей вода. Оба молодые, равные по возрасту, упёртые на своём. Интересы оказались похожими, и даже музыку они слушали одинаковую. У них много было общего в характере, во вкусах и привычках. Лёха был старше его на целых полгода и в шутку считал, что это даёт ему право командовать, а он только хитро улыбался в ответ. Дружба получилась крепкой, и порой казалось, что они были знакомы всю жизнь.
- Ванька, где ты был? И чё я тебя раньше не видел.
- Хреново смотрел, Лёх. В одном котле в горах варились, почти рядом.
Бывает так у людей: встречаешь человека и со временем понимаешь, что есть у тебя друг, который всегда с тобой. Они так вросли друг в друга душой, как вгрызается большое дерево в камень корнями. Бывало, что в споре над какой-нибудь ерундой, они до хрипоты доказывали свою правоту, психовали, обзывали друг друга дураками и разбегались. Хватало этого, максимум, до утра. После очередной ссоры он падал в кровать, проваливаясь в чуткий сон, и вскоре просыпался от весёлого звонка в дверь. С улыбкой во всё лицо, он шёл открывать, зная, что это Лёха.
- Кто там-м? - серьёзным басом спрашивал он, глядя в дверной глазок.
- Открывай, давай. Не томи, я и так томный, - на пороге стоял Лёха и нагло ухмылялся. - Ты думал, что свалишь от меня? Хрен угадал, Неволин, я пободаюсь ещё с тобой. Держи.
- Бомбу решил подложить? - улыбаясь довольной рожей, он стоял на пороге в трусах и на лету принимал пакет с выпивкой и закуской.
Из холодильника доставалось всё, что можно было съесть. Они садились на кухне, пропускали по паре-тройке рюмок коньячка и долго говорили о личном и мужском. Наговорившись досыта, они валились на раскинутый диван и засыпали крепким сном. И хоть пушкой их буди! Лёжа на животе и разбросав руки-ноги в стороны, он сопел, уткнувшись носом в подушку. Лёха спал размашисто на спине, запрокинув голову и откровенно всхрапывая мягкими переливами.
Закинув ногу на ногу, они часами лежали перед телевизором, смеялись, когда было смешно, и молчали, когда было грустно. Они доверяли друг другу всё, о чём хотелось говорить.
- Вань, тебя девчонка из армии ждала?
- Нафига? Не, Лёх, я шёл туда свободным.
- Я тоже. Была у меня девочка, письма присылала. Вроде пыталась ждать, хотя я повода ей не давал. Я был бы не против, если бы дождалась. Только месяцев через пять приходит письмо: «Прости, Лёша, у меня другой парень. Сильно не переживай, будут у тебя девочки». Будут, ясен пень. И на нашей улице клубника поспеет.
- Я жениться рано не буду, надо так побегать. Женился, ребёнок, а ты в командировку и пропал. Или привезли заколоченного гвоздями. Как они тогда?
- Как-как... Дальше жить будут.
- Дядька Сашка погиб в девяносто пятом, сестра двоюродная осталась с сыном Димкой. Лет через пять только она смогла замуж выйти. Ничего, хороший мужик, но не Сашка.
- Вань, найдётся хорошая девчонка, неужели упустишь?
- Скорее не упущу, а отпущу, а сам перебьюсь. Зачем этой девочке мои заморочки.
- Не ручайся. Бывает, так захлестнёт, что башку сносит.
- Нет. Не хочу пока никого обязывать таким грузом. Лёх, а ты зачем в группу пришёл?
- Службу хотел продолжить, зацепился за это капитально. Решил тут попробовать, всё прошёл, и оказалось, что подхожу. Ну и ладушки.
- Я за Сашку. Посмотри вон на Вайса. Кто-то за девяностые годы пристроился в кабинетах орать, а такие «вайсы» не ушли и продолжили службу за нищенскую зарплату. У нас в бригаде были такие офицеры. В России этому научить нельзя, здесь такими рождаются. Сашка такой был.
- Есть такие офицеры. На гражданке их «контрабасами» зовут, психами чокнутыми. А они спецы-профессионалы. Да и у нас не тишина в башке, раз сюда попали. Но нам до них пока далеко.
- Точно говоришь, опасные мы с тобой. Короче - вред полный, особенно девчонкам.
- Эх!.. Я бы тебя на руки взял, я бы тебя взял и унёс, тихо смеясь на твои нельзя, и вдыхая запах твоих волос. И не насытившись трепетом тел, стуком в груди нарушая тишь, всё просыпался бы и глядел, плача от радости как ты спишь, - пропел Лёха с грустной хрипотцой.
Проводили они с Лёхой свободное время так, как проводят все молодые и здоровые парни. Пропадая по выходным из дома на сутки-двое, он звонил родителям и предупреждал, что они залегли у Лёхи. Родители не волновались за такие отлучки, они понимали: если он не стал шалопаем в юности, то сейчас уже точно им не будет. Они с Лёхой безбожно врали родителям, что ночевали у Лёхи, или врали Лёхиной матери, что ночуют у него. Все отговорки были по ситуации. Мать с укором смотрела на них и, наверное, всё понимала.
Было у них с Лёхой даже своё местечко на берегу реки: тихая заводь, куда они приезжали купаться. Надурачившись вдоволь в воде и не один раз потопив друг друга, они падали голова к голове на расстеленные на траве покрывала. Глядя в небо с бегущими вдаль облаками, они пороли иногда такую чушь, какую может придумать молодой мозг, требующий разрядки от тяжёлых нагрузок на службе. Перед очередной командировкой они вместе ходили в церковь к батюшке Владимиру: завлёк он туда однажды Лёху. Там не надо ничего никому объяснять: ты доказываешь сам себе и сам решаешь - кто ты, как будешь поступать, и какие действия принимать. Батюшка говорил тихим голосом, проникающим в самую серёдку груди, и там начинало глухо ныть и беспокоиться.
- Когда-то вы приняли присягу, выбрали свой путь в жизни и должны теперь ему следовать. Пусть разум подскажет вам ваши поступки. Я уверен, что всё будет по совести и по справедливости.
Командировки ещё больше сближали их с Лёхой. Ночуя под открытым небом в тех безумных горах, они прижимались спинами, чтобы согреться, и помогали друг другу в тяжёлых ситуациях.
- Вань, завтра запара будет. Держись. Я без тебя - никак. Я сдохну теперь без тебя.
- Лёх, и ты береги себя. И помни, что я рядом.
Примерно так говорили они накануне очередного выхода на спецзадание. В ходе проведения операции, они всегда вырывали кусочки секундного времени, чтобы найти друг друга глазами и убедиться, что всё порядке. Если случались мелкие порезы, синяки и ссадины, то они ворчали друг на друга, залепляя ранки пластырем.
- Чё раскорябался-то? Ты мне страшно целый нужен. Приедем домой и алой привяжем, быстро всё затянет.
- Я чё, специально, что ли? - отвечал он Лёхе.
Тогда, в четвёртой командировке, он не понял даже, как это случилось. Что-то сильно ударило и толкнуло его вверх, резко кольнуло в бок и обожгло. Рядом били автоматы, запах жжёной осенней травы забивал дыхание, отборный русский мат заглушал звериные отголоски боя. Какие-то секунды он ещё крепко держал в руках автомат, стреляя в зелёнку, и вдруг почувствовал, что слабеет. Его прошиб холодный пот, и он стал медленно заваливаться на землю. Над ним, словно в замедленной киноплёнке, качались ветки деревьев со слегка пожелтевшими листьями. Он провёл по мокрому боку рукой и поднёс её к глазам. Это была кровь. Под одеждой горело и рвало. Сознание качалось в расплывчатой зыбкой пелене, и ему казалось, что всё вокруг стало необычно тихим. Сквозь эту пелену, каким-то приглушённым эхом, он отчётливо услышал злой рёв Вайса:
- Воля-я. Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы.
Выскочивший из-за дерева санитар бросился к нему и прикрыл собой, а группа заняла вокруг пятачка оборону. Видимо, ближе всех к нему был Ромка, они с санитаром выдернули его из-под огня подальше в кусты.
- Ванька, лежи пока, - Ромка убежал к группе.
Вкалывая ему обезболивающее, санитар беззвучно матерился губами. Сознание держало его, но он плавал в каком-то неясном тумане, словно засыпал и резко просыпался от засевшего в мозгу крика: «Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы». Такое состояние, возможно, было от укола промедола.
Чувствуя утихающую боль в правом боку, он лежал в кустах, пока группа добивала остатки банды в ущелье. Разговаривая с ним, санитар выплёвывал слова в бок, держа шприц в зубах для свободы рук. Рядом с ним, тяжело дыша, плюхнулся Лёха.
- Вань... Щас, погоди маленько. Вайс... Они уже бегут. А ты лежи. Мы щас. Ну, дурак! Как ты подставился-то? - отрывисто, дрожащим голосом говорил ему Лёха.
- Мама, - сказал ему кто-то на ухо: оказывается, это шептал он, лекарство начинало действовать капитально.
- Говори. Говори с ним! - рыкнул Лёхе санитар, обрабатывая рану.
- Саня как тут? – подбегая, спросил Вайс у санитара.
- Да видно повернулся неаккуратно за деревом, спину подставил. Задето по краю сбоку по пояснице, здесь заштопают. И чуть выше, сквозное. Сквозняки не шьют, накладывают марлевый тампон, иначе заражение может пойти. Недели две-три затягиваться будет, - санитар смахнул пот с лица. - А вообще-то, на усмотрение врачей, мало ли что там задето. Риск для жизни - острая кровопотеря. Сейчас обширного кровотечения нет, но из-за потери крови нужна срочная доставка в санчасть. Положение - полусидячее на спине.
Ребята несли его бегом, грузили в вертолёт, взлетали... Время тянулось медленно и ему казалось, что летят они невыносимо долго. Лёха сидел рядом, глядя на него тревожными глазами, и бинтом смахивал пот с его лица. Иногда Лёха смешно складывал губы в трубочку и дул ему в лоб.
- Лёх, - прошипел он запёкшимися губами. - Капец, какой-то. И алой твой не поможет.
- Я тут, Вань. Сашка, - крикнул Лёха санитару сквозь гул моторов, – у меня первая плюсовая кровь. Давай Ваньке напрямую вольём?
- Не выдумывай, – отозвался сбоку санитар. - Довезём.
Вайс сидел рядом по другую сторону. Постоянно наклоняясь и спрашивая что-нибудь, он слегка пожимал ему руку.
- Мы почти добрались, всё будет хорошо. Чувствуешь мою руку? - он попытался ответить, облизывая пересохшие губы, но язык не слушался. - Не говори, - остановил его Вайс. - Держи силы. Не подведи меня.
- Крепись, солдат. Наступит день, не будет лычек и погон, и где-нибудь на тихой хате глушить мы будем самогон, - Ромка наклонился к нему. - Скоро уже. Держись, Ванюха.
Он помнил, как его передали врачам, а потом быстро везли на больничной каталке. Силы покидали, и он это чувствовал. Он помнил, как его положили на операционный стол. И всё... Дальше - чёрный провал.
И вдруг он с удивлением понял, как что-то медленно поднимает его вверх, и тело становится лёгким и невесомым. Повернувшись спиной к окнам, он встал в воздухе столбиком и почувствовал, как неведомая сила закручивает его в бешеную спираль. Он летел и ему казалось, что он в центре большой центрифуги из света, вращающейся со страшной скоростью по комнате. Вокруг трещали электрические розетки, и он отчётливо видел, как из них сыпались искры. Сознание стало ясным и упорно твердило ему: «тебе, нужно, лечь».
Он оглянулся вокруг. Дверной проём... Ему удалось ухватиться за него руками. Бешеная скорость пыталась сорвать его на новый виток спирали. Сопротивляясь потоку, он перебрался ближе к операционному столу и зацепился рукой за край. Это давалось ему с невероятным трудом. Подтянувшись, он ухватился за стол второй рукой и попробовал лечь. Тело не подчинялось. Он пытался положить голову, тут же взлетали вверх ноги и он висел головой вниз. Он пытался положить ноги - тело резко взлетало вверх, пытаясь поставить его столбиком. Он удерживался над операционным столом благодаря рукам, крепко вцепившимся в края. Бред уколотого наркозом сознания... Или... Упрямо укладывая себя на стол, в какое-то мгновение он понял, что переходит в спокойное горизонтальное положение. Лёжа на операционном столе, он всё ещё чувствовал своё парящее тело, словно оно висело в лёгкой невесомости. Он лежал, и на него постепенно наплывала невыносимая тяжесть. Может, это была тяжесть собственного тела?..
В сознании проносились только что пережитые чувства: он понимал, что сейчас, только что, он был где-то «там». Голова толком не соображала, но он запомнил как «там» было легко и свободно. Это было вне времени, вне всех миров. Это было легче воздуха, и казалось, что ты висишь в пространстве, соединённый невидимой пуповиной между тем миром и этим. Ты улетаешь, а твоё сознание вдалбливает в голову мысль, что это - ты! И оно рвёт тебя «оттуда» назад, как рвутся иногда слова из стиснутой глотки. Может, это был сон?.. Да, конечно!.. Он успокаивал себя этим, только чувство ощущения другой жизни не покидало его теперь никогда.
Мамочка-а, роди меня обратно... Почему-то в эти минуты ему страшно захотелось напиться. Водки!.. Стаканами!.. Что это?.. Самообман?.. Чёрная пустота - вдруг становится белой, и ты теряешь все ориентиры, глядя на происходящее со стороны. Он запомнил всё до последнего мгновения, и стал медленно открывать глаза. Склонившись над ним, кто-то в упор смотрел в его лицо. Нет, ему никак не могло показаться, и он узнал бы эти глаза из тысячи других. Он до сих пор уверен, что это были бабкины глаза. А может, ему показалось?.. А по его лицу, зачем-то текли слёзы.
Он увидел склонившихся над ним врачей и отчётливо понимал их речь. К его глазам приблизилось что-то женское и по-матерински сказало:
- Очнулся? Умничка. И что это ты надумал? А? - её глаза улыбнулись. - Нельзя так. Ты у нас вон какой молодец. Ого-го, какой молодец! Парень - хоть куда. Жить да жить.
Закрытое белой маской лицо заливисто засмеялось, чем смутило его до покраснения всего организма. Увидев его растерянный взгляд, женщина ещё сильнее рассмеялась, а хирург, дядька с большими руками, сказал:
- Не смущай парня, Света Пална, пусть приходит в себя.
- Пусть считает за красивый комплимент, - Света Пална вытерла пот с его лба. - Красавец. Степаныч, была бы я моложе - себе бы забрала.
Спустя несколько дней, когда он окончательно окреп, врач сказала ему, что была большая потеря крови и закончится для него всё могло бы печально.
Он не видел сны. А может, и не помнил их. И почему было так, он и сам не знал. Иногда из сонного забытья прорывалось что-то красивое и лёгкое: светлое синее небо, глубокий обрыв, он бежит к нему, отталкивается от края и летит. Так было с детства. Только тогда всё заканчивалось полётом: он летел и просыпался. Теперь ему снилось то же самое: прыжок в синюю бездну, полёт, восторг, а потом резкий крик Вайса: «Ванька-а. Рома, давай его в кусты-ы.». И он просыпался.
