Новые
Меню
31
Низкие тучи ползли над землёй, делая округу хмурой и неприветливой от быстро наползающей темноты. Он лёг на скамейку. Прижавшись щекой к шершавой поверхности доски, он опустил руки по краям, чтобы не упасть. По голым плечам моросили редкие капли, постепенно переходившие в мелкий нудный дождь, усиливающийся с каждым порывом ветра. Тельник на нём сразу стал мокрым. Берет был крепко заткнут на поясе в джинсах: тот самый дембельский берет, святыня, охраняемая даже в таком зыбком состоянии. Он не чувствовал дождь, вязко проваливаясь в густую полубредовую пропасть. Вторые сутки непрерывного запоя, усталость и предыдущая ночь без сна свалили его замертво.
Жизнь отчаянно движется вперёд, заметая прошедшие события. Мы должны быть благодарны жизни за всё, а за дружбу - особенно. За ту дружбу, в которой тебя поймут, простят, и не бросят. И только надёжные друзья найдут тебя всегда, в каком бы состоянии ты не был. Друзья приходят в радости и горе, и переживают такие моменты вместе с тобой. Они приходят, когда ты, стиснув зубы, через не могу, отсчитываешь свою точку возврата от внутренней личной войны. Настоящих друзей мало, и их смысл и участие в твоей жизни оценить невозможно. И чем старше становишься, тем острее ощущаешь чувство незаменимого присутствия в твоей жизни близких друзей. В буднях дней ты не задумываешься над такими вопросами. А когда они остро заявляют о себе, то ты с истинным значением понимаешь цену слов - не имей сто рублей, а имей просто друзей. Жизнь предоставляет нам право выбора, в том числе и «други своя». А бывает и так, что жизнь дарит тебе их на ладошке - на, бери! И ты понимаешь, если этот мир вдруг отвернётся, то друзья вытянут тебя из любой дыры, протянув надёжную руку.
Очнулся он от того, что кто-то несёт его на плече. Стуча лбом в чью-то широкую спину, он прохрипел замёрзшими губами в качающуюся ночь:
- Кто тут?
- В пальто тут, - услышал он спокойный голос Феди. - Давай уже, очухивайся.
- Всё, пл... Я раненый, что ли?
- Раненый. На всю башку. Дать бы поперёк ремнём, да не могу, рука не поднимется. Что творишь-то?
- Бах, это ты меня прёшь? - он понял, что висит у Феди на плече.
- Нет, санитары с носилками. Щас в дурку сдадим, - услышал он голос Олега.
- Граф, и ты тут?
- Нет, он вообще не соображает. Раненый ты наш. И кровь по траве каплями.
- С восьми утра на такси как ужаленные, - продолжал Федя. - Город перевернули, тут три раза были, бережок твой заветный искали. Следы пребывания есть, а самого нету.
- А где Соловей? Где Пашка, я спрашиваю!
- Тут я. В тихом шоке иду, - сказал Пашкин голос откуда-то сзади.
- Федь, поставь меня, я сам пойду. У меня мозги кипят. До жути.
- Очухался? Олег, придержи-ка его с другой стороны. Закидывай руки на плечи.
Федя кинул его ногами на землю. Может, и не кинул. Может, и поставил, а ему показалось, что кинул. Его сразу мотнуло в сторону.
- Ой, чё-то мотает. Чья куртка? Федь, твоя? Не, ты сам надень, а то замёрзнешь.
- Лезь, давай, - они заталкивали его в машину. - Все с похмелья, за руль самим нельзя. Весь день водилу гоняем.
Он ехал в машине, подобранный и согретый друзьями, и только сейчас до него дошло. Да так дошло, что он чуток даже протрезвел.
- Алька, как там Натаха?
- Родила! Надо было думать, когда ночью уходил.
- Вы чё?.. Правда, что ли?
- Вру, конечно. Девчонка вся в слезах позвонила: Ванечки моего нет, голенький ушёл.
Ребята завели его домой. Наташа стояла у стены, прижав ладонь к губам, и только в глазах её было полное недоумение и растерянность.
- Знаю. Гад. Не сердись, - он приложил руку к груди.
Федя увёл его в ванну, вытряхнул из мокрой одежды и включил горячий душ.
- Федя, ты чё? Спалишь нафиг!
- Сиди и парься, чтобы сопли не потекли. Чё убегать-то придумал?
- Зов сердца, Федя. У-у-а-а, - промычал он, хлопая ладошкой по губам сквозь льющиеся струи воды. - Чё я только не передумал за это время.
- И чё ты там надумал?
- Федька-а, какие хорошие стишки писала Агния Барто. Маленькие, но с каким смыслом, - он закашлялся от попавшей в горло воды.
- Ну-ну. Давай, цитируй, - Олег стоял рядом, уперев руки в бока.
- Вот ты, Алька, поймёшь. А Федя нет.
- Куда уж Феде, особенно до тебя сегодняшнего. Глаза закрой, башку от песка надо промыть.
- Вот смотри. Например, - он фыркнул с губ воду. - Идёт бычок, качается, вздыхает на ходу, ох, доска кончается, сейчас я упаду. А почему бычок идёт и качается? Ха-а, не знаете! Пить бычку надо меньше, тогда доска будет твёрдая и сойдёшь с неё ровно.
- Ну-ну. Давай дальше, философ, - Пашка стоял рядом с ванной, навалившись головой на косяк, и серьёзно смотрел на него.
- Паша, - он поднял сжатый кулак. - Я серьёзно.
- Да и я не хохочу. Давай дальше, я в смысл вникаю.
- Дальше? А тава-ай. Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу... Чуешь смысл? А может, мишке не лапу оторвали. Может, ему по кусочкам сердце вынули. Может, он эту лапу сам отшиб об кого-то. Кто знает? А, Паша?.. А он же хороший. Зачем с ним так? - он вытер глаза от набежавшей пены.
- Вань, ты берега башкой бороздил? - Олег тёр ему голову, вымывая набившийся в волосы песок. - Есть ещё стишки? Давай, митингуй.
- Не помню. Купался я. Может, чё и бороздил, - он вздохнул. - Зайку бросила хозяйка, под дождём остался зайка, со скамейки слезть не мог, весь до ниточки промок. Поняли?
- Хозяйка зайку не бросала. Зайка сам ускакал, уши по ветру. Вылезай, - Федя вытащил его из ванны и кинул полотенце на голову. - Наташ, неси бельё.
- Федь, так он со скамейки слезть не мог.
- Вань, так он пил бы меньше. Может, и слез бы тогда, - Пашка покачал головой.
- Ай... Есть ещё хорошая песенка. По роще малиновой, по роще осиновой, на именины к щенку, шёл и насвистывал ёжик резиновый, дырочкой в правом боку, - он ткнулся головой в Федю.
- Ну-ну. И каким местом этот ёжик насвистывал?
- Федь. А может, это я - ёжик резиновый. У меня и дырочка в правом боку есть, - он ткнул пальцем в шрамы от ранения и свистнул.
- Ёжик резиновый. Суй ноги в штаны и стой прямо, - Олег взял у Наташи бельё, по её щекам текли слёзы. - Наташ, да перестань ты. Ну сорвался маленько, бывает. Поднимется. Чуток плохо ему стало.
- Плохо? Да, мне плохо. Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик, - он уверенно посмотрел на Наташу. - Не плачь, Натаха, не утонет твой мячик. Чем больше его бьют, тем выше он взлетает.
- Хватит молотить. Совсем уже, что ли? - Олег натягивал на него майку. - Вань, чё случилось?
- Всё пучком. И я знаю, какой я. Я - свой собственный. Свой!
- Есть хочешь, мой собственный? - спросила Наташа.
- Точно!.. Твой, Натаха. От макушки и до пяток. Есть сильно хочу. И спать.
Наташа накормила его вкусным борщом с мясом и сметаной, и он свалился в постель, в глубокий сон до утра. Она рассказывала потом, что он несколько раз просыпался и что-то шептал в похмельном бреду. Да он и сам помнил как выплывал из липкой паутины сна, спешил по срочным делам, вспоминал что-то и говорил обрывками слов. И в этом бреду, он вдруг ясным и твёрдым голосом сказал:
- Заживёт по-походному, на бегу. И не такое на тебе заживало. Заржавели решётки личной тюрьмы. Смазал?.. Давай, кидай по новой в себя запас прочности и не хрипи тяжко в груди. Не закатывай себя в банку, как мать огурцы на зиму. Бардак в башке, карантин какой-то. Язык даже онемел. Дистрофия, пл... Наташ, я тебя не пугаю? Больше не буду. Прости.
- Спи, давай, пугало моё.
- Вань, ты очухался? - позвонил утром Пашка. - Я на дачу поехал, баню топить. Сам не сможешь за руль, садитесь к Феде или Олегу и приезжайте. Надо срочно попариться.
- Паша, ты хорошо баню топи. Чтобы шкура прямо слезла. А веники мы привезём.
- Обижаешь, Вань. Когда я плохо топил?
- Топи так, чтоб волосы на башке трещали.
- Натоплю, ползком будешь ползать. И вода в бочке у бани налитая. Тёща с тестем сегодня дома, сказали - парьтесь. Ребята спят пока, не вылезают из дома. Ладно, я поехал, а вы тут сгребайтесь в кучу и следом.
Пока они собрались и приехали на дачу, банька у Пашки была готовая.
- Конец тёщиной бане, - Олег вынырнул на крыльцо, - У меня от жару мурашки в строй встали. Чё ржёте? Все смелые такие. Зайдите и поддайте на каменку, и попробуйте.
- Федот, идите с Ванькой первыми, тряхните труху из башки. Да, Вань? - Пашка похлопал его по спине. - Как голова сегодня? Стишки читать будем?
- Не стучи. Гулким эхом в башке отражается пьяная хмарь.
- Во! Я же говорю, что повернулся слегка. Теперь так и будет стишками говорить, - Пашка забрал у него веники. - Может, самогонки на похмел?
- Паша, прибью щас! Напился я досыта.
- Федот, ты как? Отлегло?
- Отстань. Тяжело мне пока, я тоже надолго наелся.
- А кто в магазине орал, что мало берём? - не унимался Пашка. - Захватывал, как бык на водопое. Взяли лишок, вот и получилось под самый верх.
- Не ори. Ты видел этот лишок, когда пил? Я нет. Доставали и пили, - Федя тряхнул головой. - Ничё, уже светло.
- А я ничего. Подумаешь, попили маленько, - Олег стоял возле куста смородины и щипал крупные налившиеся ягоды. - Красота тут. У берёз и сосен, тихо бродит осень, облака плывут большие-е. Ничего не скажем, ничего не спросим, словно мы, словно мы, словно мы совсем чужие-е, - они присоединились, постепенно напрягая голос, и к концу уже откровенно орали: - А за нами где-то, середина лета, и прошедших встреч тепло-о. У берёз и сосен, тихо бродит осень, неужели всё-ё прошло.
- Неужели, всё прошло? - спросил он зычным голосом.
- Да, наделал ты нам шороху, - Федя почесал затылок.
В баню, они с Федей, пошли всё-таки первыми, Олег с Пашкой пока не решались. В баньке стоял крепкий берёзовый дух от распаренных веников, заботливо сложенных на лавке. Заходя внутрь, так захотелось от души крякнуть - эх! И они крякнули. Рядом с полком стояла деревянная двухведёрная кадушка с чистой колодезной водой. Напрочь запарившись вениками, они черпали воду ковшом и пили щедрыми глотками, вливая внутрь приятную прохладу.
- Постарался Паша, удружил, - охнул он в парилке от охватившего жара, плеснув на камни берёзовой водицы.
- Парься, Вань, я на лавке посижу. А потом поменяемся, - крикнул Федя из-за двери. - Закрываю тебя, и поехали.
- У-ха-ха-а, - хлопнул он веником по спине, нагоняя жар.
Разогретое тело приятно покалывало мелким зудом и требовало хлестать там, где зудело. Он даже поёжился от этого зуда. Прогревшись основательно, он настойчиво стал хлестать себя веником. И чем больше хлестал, тем больше хотелось хлестать. Обливаясь прохладной водой, он снимал накопившийся жар с тела и то ли себе, то ли венику приговаривал:
- Аха-а. Тава-ай. Чтобы мозги прочистились.
- Давай, понужай, - завёлся Федя и зашёл в парилку. - И чтобы дурь с похмельем выветрило на...
- Аха, Федь. И дурь всю. Ох, плин!.. Хорошо.
- Щас я поддам на каменку, чтобы покрепче было, - Федя шибанул на камни полный ковшик берёзового настоя.
- Тавай, Федя. Ху-у! Лезь рядом. Полок длинный, места хватит, - выдохнул он и пригнулся под охватившим его белым паром.
Веник жёстко ложился на тело, окатывая его новой порцией жара. В углу, покрякивая от удовольствия, вторым веником грел себя Федя. Он глянул на Федю и почувствовал лёгкое, постепенно нарастающее головокружение. Зачерпнув холодной воды, он вылил её на себя, прижался подбородком к груди и зарычал отрывисто, с придыхом:
- Федька, всё. Ухлестался я. Голова... В бочку надо. Уф-ф. Душа навыворот.
- Давай в предбанник, и дуй на улицу, - подхватился Федя с полка.
- Всё. Я трусы не надену. Голова... И дух зашёлся. Похмелье крутит. А-а! В бочку-у.
- Пацаны, - Федя высунул голову из двери, - убирай девчонок. Ванька захлестался на... В бочку надо.
- Ну и пусть прыгает, мы не глядим, - крикнула Оля.
- Отвернитесь! Он без трусов, - Федя даже заорал: - Отвернись, говорю! Из-под руки вон ломится.
Девчонки с хохотом отвернулись к стене домика. Прикрыв низ, он вынырнул из-под Фединой руки и с размаху, вперёд ногами, запрыгнул в бочку с головой. Наташа сидела на скамейке рядом с баней, придерживая руками живот, и наблюдала за зрелищем.
- Вот дурной, - покачала она головой, когда он вынырнул из воды. - Вода там у тебя не зашипела?
Колодезная вода, набранная в бочку вчерашним вечером и не прогретая хорошо на солнце, охватила раскрасневшееся тело жгучей прохладой. Она остужала его, покалывая приятными горячими иголками: от удовольствия, он даже прикрыл глаза.
- Ничего ты не понимаешь в банных делах, Натаха. Красота! Даже хрюкнуть охота, - уже спокойно сказал он, пуская пузыри по поверхности воды. - Пашка, держи девчонок, я в баню за трусами сбегаю.
- Ты знаешь, о чём я сейчас подумала?
- Говори, - он вопросительно посмотрел на Наташу.
- О том, что вот это торчащее из бочки чудовище, без штанов и совсем безголовое - моё.
- Твоё, собственное, - подмигнул он Наташе.
- У-у-эх! - Федя с криком выскочил из баньки и пулей пронёсся к колодцу, на ходу кинув ему трусы в бочку. - Надевай.
У колодца Федя вылил на себя два ведра холодной воды, крякнул от души и упал головой в цветочки на расстеленные, как всегда, покрывала.
- Хорошо, Ванька, - тихо выдохнул Федя, закрывая глаза.
- Хорошо, Федя, - свалился он рядом с Федей и тоже закрыл глаза.
Коренные городские Пашка и Олег парились не так. После первого хорошего ковша на каменку, Пашка вылетел из бани с криком: «Мама-а, сожгли». Прыгнув в бочку, он тут же вынырнул из неё и свалился под горячий Федин бок. Следом за ним вылетел Олег, и картинка повторилась.
- Фу-у, - Федя повернулся к Пашке. - Опять прилип. Когда же это закончится. А, Паша?
- Никогда, Федот.
- Не умеете париться, не хрен воздух в бане портить. Правда, Вань? Давай, ещё по заходу?
- Аха, банщики. Больше крику, чем пару, он чуток помолчал соображая. - Федь, мне второй раз тяжело. Хочешь, иди. Я сегодня пас.
- Ладно, пусть девчонки идут. Ты как, отошёл маленько?
- Норма, Федь. Пойдёт.
После баньки жёны сообразили столик, они пожарили шашлыки, потом пили чай. Впереди было воскресенье и ещё оставалось время, чтобы к понедельнику привести себя в полный порядок.
В подразделении спешным ходом шла подготовка к очередной командировке. Прошла пара недель, и выезд группы окончательно завис над ними в ожидании срока отправки. Они сидели и ждали вызов от Вовы, посмеиваясь и громко обсуждая очередную новость из телевизора. Телефонный звонок прервал их разговор: полковник Щербинин вызывал в кабинет.
- Проходите, рассаживайтесь. Шуваев, заходи, - полковник кивнул вошедшему Денису. - Вызвал сразу всех, чтобы командиры не повторялись, объясняя потом информацию. На Северном Кавказе запланирована широкомасштабная спецоперация «Кавказ». Она будет проходить на территории Кабардино-Балкарии, Чечни, Дагестана и Ингушетии. Из республик Северного Кавказа регулярно приходят новые сообщения о столкновениях с боевиками. Это говорит об обострении ситуации. В ходе спецоперации будут задействованы силовые структуры и большие армейские группировки. Такое решение принял оперативный федеральный штаб в связи с усилением террористического движения. В горно-лесистую местность будут направлены усиленные группы армейского спецназа, группы разведбатов, группы подразделений МВД и ФСБ. В случае выявления разведкой скрытых баз боевиков, будут проводиться штурмовые удары авиации по местам их стоянок и лагерей. Наша работа будет другой, - полковник Щербинин повернул монитор. - Вот, запомните лицо. В тихом местечке в горах у него есть особняк для отдыха. По разведданным, в подвале особняка оборудован хорошо укрепленный бункер, есть схрон с оружием и взрывчатыми веществами. Человек со связями и очень неудобный. Очень! Ну и, естественно, он под усиленной охраной. Кстати, Неволин, я тебе о нём как-то говорил. Это тот депутат местного разлива. Помнишь? - он кивнул полковнику. - Работа будет по особняку, тихо и под шум проведения спецопераций на Кавказе. Подробную информацию о передвижении, местоположении и конкретно по операции вы получите на месте. С группой Неволина для дополнительного укрепления идёт Шуваев и ещё пара бойцов. Командир группы Неволин, Шуваев вторым номером. Сейчас домой, два дня на отдых и готовимся на выезд. Вопросы будут, обращайтесь.
Они вышли на улицу и встали кружком возле машин.
- Всё ребята. Натаха не дождётся меня и родит.
- Чё ты нагнетаешь? Сделаем быстро и приедем. Успеем, – Федя почесал макушку.
- Федь, да разве от нас будет зависеть как там всё повернётся. Сколько его на этой даче караулить? Неделю? Две? Когда он попрётся туда?
- Да ну, скажи ещё месяц, - Пашка вздохнул. - Что сейчас гадать? Теперь как карты там лягут. Бегом будем бегать, попробуем успеть.
- Сколько Натахе ходить? - Олег задумчиво смотрел в сторону.
- В конце сентября срок. Но их же двое, вдруг раньше получится. Ждал, ждал, пл...
- Чуть больше месяца? - Олег хлопнул его по плечу. - Успеем, Вань.
- Успеем? А если не доходит? Она и так уже еле ходит.
- Да, ситуёвина, - Федя помолчал. - Теперь, Вань, как получится.
- Всё, поехали по домам, - махнул он рукой.
Бывает так, что нарисованный тобой красивый сюжет внезапно перечёркивается, и все намеченные планы делают тебе широкий жест от локтя: на, Неволин! Опять - тебе. Твоё вчера осталось позади, твоё завтра маячит впереди, а твоё сегодня идёт секундами от прошлого к будущему. Ты проехал очередной светофор, и это уже в прошлом. Ты не доехал до того перекрёстка, и это ещё в будущем. А настоящее, оно так и висит в одном миге. Не успел моргнуть глазом, а настоящее ушло в прошлое или готовится к встрече с будущим. Законы жизни... И где бы ты ни скитался, жизнь либо гладит тебя, либо насмехается, либо бьёт навылет.
«Ладно. Вприпрыжку домой. Улыбку на лицо, как символ великой радости, и бегом по лестнице без лифта. И радостно окрылённый - носом в её макушку: привет, это я, твой дезертир. Тревога, хорошая моя, и судороги в мыслях. Что соврать? Игра в прятки. Ты, словно распятый на своём вранье, а её глаза понимают и принимают твою ложь. Молча... И ты тоже понимаешь, что она примет любую твою ложь. Главное, что она тебя ждёт. Нет, они все ждут. И не родившиеся тоже ждут. Главное, чтобы была уверенность, что они ждут. Я приказываю им!.. Нет. Я прошу. Господи... Как сказать-то?»
- Ты почему так рано? - Наташа вышла из спальни на стук двери.
- Да так, отпустили отдохнуть.
Он впервые почувствовал, как тяжело говорить правду в её распахнувшиеся глаза. Её тревога переходила в уже знакомую растерянность, в блестящий от близких слёз взгляд.
- Говори. Когда?
- Через два дня. Я быстро, Наташ. Правда.
- Помойся и приходи на кухню, обед готов.
Он заметил, что у неё не дрогнула ни одна чёрточка на лице. Милая девочка, она научилась быть сильной. Он намеренно задержался в ванной, переводя дух и настраиваясь на разговор. На тяжёлый разговор. Он знал, что она будет спрашивать.
Отвернувшись к плите, Наташа накладывала что-то в тарелку. Он сел за стол. Вот это странное чувство - «впервые», мучило его сейчас. Впервые, он чувствовал за собой страшную вину, словно он предаёт. Наташа поставила тарелку перед ним и присела рядом на стул. Странно, но она была спокойной.
- Вань, а в этот раз тебе можно остаться дома?
- Наташа, как? Все там, а я...
- Я понимаю. И ты понимаешь, что срок большой, и мы можем не дождаться.
- Нельзя мне не ехать. И я прошу вас ждать, - он отставил тарелку. - Не хочу я ничего.
- Ешь, я сказала. И вызывай маму свою, она обещала помочь. Пусть приедет пока ты дома.
- Наверное, надо купить всё для сыновей?
- Мама приедет и поговорим. Вызывай её. Может, ты сам за ней съездишь?
Мама запретила ехать и попросила встретить её в городе. На следующий день сестра загрузила её в рейсовый автобус, а он встретил у себя на автовокзале.
- Мам, спасибо, - поцеловал он мать, принимая сумки. - Прости непутёвого сына, что помощи прошу. Вот так получается. Мам, соскучился я. Иди ко мне, мамочка моя.
- Вань, так я надолго к вам. Ты не понимаешь пока, что такое ребёнок дома. А двое, тем более. Я обеспечу вам своё присутствие на год, а потом ещё посмотрю на обстановку. Ты работаешь, Наташе тяжело будет одной с детьми.
- Мам, да живи. Я рад, и Наташа ждёт. Маленькая спальня в твоём распоряжении.
Они ехали домой. Разговаривая с матерью, он чувствовал как внутри разливается приятное тепло. Мама... Родителям надо прощать всё, и в первую очередь их надо любить. Это он хорошо понял после смерти отца. Детям проще жить пока живы родители, будь мы даже сто раз взрослые. И родители могут спрятаться за нашу спину, когда это потребуется. По молодости мы часто думаем, что поступают они с нами иногда несправедливо, и за это страшно обидно. Но!.. Рот закрыл и внимательно слушай родителей. Не возражай. Мы любим их, и никому на этой земле мы не нужны так, как своим родителям. Нужно дарить им возможность жить и радоваться за детей и внуков. И кто придёт на помощь, когда тебе трудно? Конечно же, они - родители. Мама...
«Встать бы тихонько ночью и свалить из дома пока все спят. На цыпочках. Совсем неслышно одеться на пороге, спортивную сумку с вещами на плечо и в двери. Это же наказание великое - две провожающих женщины. А часы тикают, приближаясь к тому времени, когда ты упрёшься в эти двери и начнётся... Лучше бы не было этих минут. По-тихому бы свалить, оставив на столе записку - я ушёл. И даже ключами не звякнуть, не дай бог. Заткнуть кляп в ночную тишину и уйти. Прощание - полигон не для слабонервных. Сердце глохнет, а ты готовишь броню из твёрдых слов и обещаний, забивая свои чувства накрепко вглубь».
Гнетущая тишина чувствовалась даже при мелких, ничего не значащих разговорах. Наташа держалась, стараясь не расстраивать маму, которая вскидывала на него грустные глаза.
- Мам, не смотри так, робею я под твоим взглядом.
- Поешь хоть в дорогу, сделай нам такую радость. А то будем сидеть и думать, что голодный уехал. Я только об одном думаю, когда всё это прекратится? Ваня, дети будут, ты о них подумай.
- Ма-а, я в контракте, осталось чуть больше года. Не хочу я есть.
- Иди в любой клуб каратэ и работай с ребятишками. Их много сейчас занимается, хватит и тебе работы. Господи, когда же это закончится.
- Ма-а, не ворчи, а. Контракт добью и подумаю. Стрелки вон на часах подошли. Всё, собираюсь.
Наташа стояла молча, слушая их с мамой разговор. Он надел берцы, поправил на себе форму, кинул на голову армейскую кепку и снял с вешалки утеплённую армейскую куртку. Лето подходило к концу и ночи были прохладными. Забросив сумку на плечо, он криво улыбнулся.
- Ну всё. Давайте ваши до свидания. По прилёту туда я позвоню. Мам, убери слёзы, не заводи Натаху, - он поцеловал маму и притянул к себе жену: - Иди ко мне, толстушка моя. Тебя даже страшно прижимать к себе. Не волнуйся и береги детей. Я скоро.
- Да, Вань. У тебя всё шуточки. Возвращайся быстрее.
- Возвращусь быстрее. А вы дождитесь меня. Ты каждый день им говори, что папка велел ждать. Всё, я ушёл, - он отстранил прижавшуюся к нему Наташу, резко вышел и закрыл дверь.
Страшно поздний вечер, переходивший в ночь. И жёлтая магистраль звёзд по тёмным полям мироздания. «Говорят, что и там сплошной бардак. Или порядок? - он поднял голову к небу. - Там летящие в никуда кометы, астероиды, и другой космический хлам. Возможно, там тишина и покой. Это на Земле сошли с ума, это тут бардак. Катастрофа земного масштаба. Огонь-пли по всей планете. Хаос в человеке и его сознании. Всё!.. От улыбки - хмурый день светлей. Воля-тринадцатый - работать! И главное, быстро».
- Привет, Серёга, - поздоровался он с водителем пришедшей за ними машины и кинул сумку в багажник. - Ребята не вышли, прощаются. Позвонить?
- Нет, не надо, времени ещё много, - водитель помолчал. - Что, опять поехали?
- Аха, поехали, - он достал из кармана телефон, звонил полковник Щербинин. - Аллё. Да, по приезду доложу. Ну и по возможности выйду потом на связь. Да, лично вам. Что сказать?.. Прям так и сказать?.. Хорошо. Без обид только, сам так попросил. Да, Вова, вернёмся. Всё будет в порядке.
Из подъездов один за другим вышли Федя, Олег и Пашка. Забросив сумки в багажник, они загрузились в салон.
- Салют курортникам, - Пашка шумно уселся сзади. - Поехали.
- Вова звонил. Просил сказать ему, конкретно: «Вова, мы вернёмся. Всё будет в порядке».
- Прям так и просил? Вова? Переживает, - Олег от души с голосом зевнул.
- Попёрли! - крякнул Пашка. - Сталь, ярким крылом, рвёт облака пополам. Ты, где-то внизу и светит звезда не нам.
- А нам нужно успеть, что-то сказать. Знать бы что! - подхватил Алька-Олег. - Но, мой горизонт сольётся с твоим, и ты узнаешь. Согревая наши души, выкупая наши клятвы, жизнь входит в берега-а...
С переднего сиденья, он слушал спевшихся Пашку и Олега и тихо бубнившего им вслед Федю. И даже водилу, подпевающего ребятам слова знакомой песни. В месте общего сбора в вертолётном полку их ждали: Денис, два бойца - Костя и Саня, Хан, Игорь и Ваня-Ясень. Поехали.
Низкие тучи ползли над землёй, делая округу хмурой и неприветливой от быстро наползающей темноты. Он лёг на скамейку. Прижавшись щекой к шершавой поверхности доски, он опустил руки по краям, чтобы не упасть. По голым плечам моросили редкие капли, постепенно переходившие в мелкий нудный дождь, усиливающийся с каждым порывом ветра. Тельник на нём сразу стал мокрым. Берет был крепко заткнут на поясе в джинсах: тот самый дембельский берет, святыня, охраняемая даже в таком зыбком состоянии. Он не чувствовал дождь, вязко проваливаясь в густую полубредовую пропасть. Вторые сутки непрерывного запоя, усталость и предыдущая ночь без сна свалили его замертво.
Жизнь отчаянно движется вперёд, заметая прошедшие события. Мы должны быть благодарны жизни за всё, а за дружбу - особенно. За ту дружбу, в которой тебя поймут, простят, и не бросят. И только надёжные друзья найдут тебя всегда, в каком бы состоянии ты не был. Друзья приходят в радости и горе, и переживают такие моменты вместе с тобой. Они приходят, когда ты, стиснув зубы, через не могу, отсчитываешь свою точку возврата от внутренней личной войны. Настоящих друзей мало, и их смысл и участие в твоей жизни оценить невозможно. И чем старше становишься, тем острее ощущаешь чувство незаменимого присутствия в твоей жизни близких друзей. В буднях дней ты не задумываешься над такими вопросами. А когда они остро заявляют о себе, то ты с истинным значением понимаешь цену слов - не имей сто рублей, а имей просто друзей. Жизнь предоставляет нам право выбора, в том числе и «други своя». А бывает и так, что жизнь дарит тебе их на ладошке - на, бери! И ты понимаешь, если этот мир вдруг отвернётся, то друзья вытянут тебя из любой дыры, протянув надёжную руку.
Очнулся он от того, что кто-то несёт его на плече. Стуча лбом в чью-то широкую спину, он прохрипел замёрзшими губами в качающуюся ночь:
- Кто тут?
- В пальто тут, - услышал он спокойный голос Феди. - Давай уже, очухивайся.
- Всё, пл... Я раненый, что ли?
- Раненый. На всю башку. Дать бы поперёк ремнём, да не могу, рука не поднимется. Что творишь-то?
- Бах, это ты меня прёшь? - он понял, что висит у Феди на плече.
- Нет, санитары с носилками. Щас в дурку сдадим, - услышал он голос Олега.
- Граф, и ты тут?
- Нет, он вообще не соображает. Раненый ты наш. И кровь по траве каплями.
- С восьми утра на такси как ужаленные, - продолжал Федя. - Город перевернули, тут три раза были, бережок твой заветный искали. Следы пребывания есть, а самого нету.
- А где Соловей? Где Пашка, я спрашиваю!
- Тут я. В тихом шоке иду, - сказал Пашкин голос откуда-то сзади.
- Федь, поставь меня, я сам пойду. У меня мозги кипят. До жути.
- Очухался? Олег, придержи-ка его с другой стороны. Закидывай руки на плечи.
Федя кинул его ногами на землю. Может, и не кинул. Может, и поставил, а ему показалось, что кинул. Его сразу мотнуло в сторону.
- Ой, чё-то мотает. Чья куртка? Федь, твоя? Не, ты сам надень, а то замёрзнешь.
- Лезь, давай, - они заталкивали его в машину. - Все с похмелья, за руль самим нельзя. Весь день водилу гоняем.
Он ехал в машине, подобранный и согретый друзьями, и только сейчас до него дошло. Да так дошло, что он чуток даже протрезвел.
- Алька, как там Натаха?
- Родила! Надо было думать, когда ночью уходил.
- Вы чё?.. Правда, что ли?
- Вру, конечно. Девчонка вся в слезах позвонила: Ванечки моего нет, голенький ушёл.
Ребята завели его домой. Наташа стояла у стены, прижав ладонь к губам, и только в глазах её было полное недоумение и растерянность.
- Знаю. Гад. Не сердись, - он приложил руку к груди.
Федя увёл его в ванну, вытряхнул из мокрой одежды и включил горячий душ.
- Федя, ты чё? Спалишь нафиг!
- Сиди и парься, чтобы сопли не потекли. Чё убегать-то придумал?
- Зов сердца, Федя. У-у-а-а, - промычал он, хлопая ладошкой по губам сквозь льющиеся струи воды. - Чё я только не передумал за это время.
- И чё ты там надумал?
- Федька-а, какие хорошие стишки писала Агния Барто. Маленькие, но с каким смыслом, - он закашлялся от попавшей в горло воды.
- Ну-ну. Давай, цитируй, - Олег стоял рядом, уперев руки в бока.
- Вот ты, Алька, поймёшь. А Федя нет.
- Куда уж Феде, особенно до тебя сегодняшнего. Глаза закрой, башку от песка надо промыть.
- Вот смотри. Например, - он фыркнул с губ воду. - Идёт бычок, качается, вздыхает на ходу, ох, доска кончается, сейчас я упаду. А почему бычок идёт и качается? Ха-а, не знаете! Пить бычку надо меньше, тогда доска будет твёрдая и сойдёшь с неё ровно.
- Ну-ну. Давай дальше, философ, - Пашка стоял рядом с ванной, навалившись головой на косяк, и серьёзно смотрел на него.
- Паша, - он поднял сжатый кулак. - Я серьёзно.
- Да и я не хохочу. Давай дальше, я в смысл вникаю.
- Дальше? А тава-ай. Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу... Чуешь смысл? А может, мишке не лапу оторвали. Может, ему по кусочкам сердце вынули. Может, он эту лапу сам отшиб об кого-то. Кто знает? А, Паша?.. А он же хороший. Зачем с ним так? - он вытер глаза от набежавшей пены.
- Вань, ты берега башкой бороздил? - Олег тёр ему голову, вымывая набившийся в волосы песок. - Есть ещё стишки? Давай, митингуй.
- Не помню. Купался я. Может, чё и бороздил, - он вздохнул. - Зайку бросила хозяйка, под дождём остался зайка, со скамейки слезть не мог, весь до ниточки промок. Поняли?
- Хозяйка зайку не бросала. Зайка сам ускакал, уши по ветру. Вылезай, - Федя вытащил его из ванны и кинул полотенце на голову. - Наташ, неси бельё.
- Федь, так он со скамейки слезть не мог.
- Вань, так он пил бы меньше. Может, и слез бы тогда, - Пашка покачал головой.
- Ай... Есть ещё хорошая песенка. По роще малиновой, по роще осиновой, на именины к щенку, шёл и насвистывал ёжик резиновый, дырочкой в правом боку, - он ткнулся головой в Федю.
- Ну-ну. И каким местом этот ёжик насвистывал?
- Федь. А может, это я - ёжик резиновый. У меня и дырочка в правом боку есть, - он ткнул пальцем в шрамы от ранения и свистнул.
- Ёжик резиновый. Суй ноги в штаны и стой прямо, - Олег взял у Наташи бельё, по её щекам текли слёзы. - Наташ, да перестань ты. Ну сорвался маленько, бывает. Поднимется. Чуток плохо ему стало.
- Плохо? Да, мне плохо. Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик, - он уверенно посмотрел на Наташу. - Не плачь, Натаха, не утонет твой мячик. Чем больше его бьют, тем выше он взлетает.
- Хватит молотить. Совсем уже, что ли? - Олег натягивал на него майку. - Вань, чё случилось?
- Всё пучком. И я знаю, какой я. Я - свой собственный. Свой!
- Есть хочешь, мой собственный? - спросила Наташа.
- Точно!.. Твой, Натаха. От макушки и до пяток. Есть сильно хочу. И спать.
Наташа накормила его вкусным борщом с мясом и сметаной, и он свалился в постель, в глубокий сон до утра. Она рассказывала потом, что он несколько раз просыпался и что-то шептал в похмельном бреду. Да он и сам помнил как выплывал из липкой паутины сна, спешил по срочным делам, вспоминал что-то и говорил обрывками слов. И в этом бреду, он вдруг ясным и твёрдым голосом сказал:
- Заживёт по-походному, на бегу. И не такое на тебе заживало. Заржавели решётки личной тюрьмы. Смазал?.. Давай, кидай по новой в себя запас прочности и не хрипи тяжко в груди. Не закатывай себя в банку, как мать огурцы на зиму. Бардак в башке, карантин какой-то. Язык даже онемел. Дистрофия, пл... Наташ, я тебя не пугаю? Больше не буду. Прости.
- Спи, давай, пугало моё.
- Вань, ты очухался? - позвонил утром Пашка. - Я на дачу поехал, баню топить. Сам не сможешь за руль, садитесь к Феде или Олегу и приезжайте. Надо срочно попариться.
- Паша, ты хорошо баню топи. Чтобы шкура прямо слезла. А веники мы привезём.
- Обижаешь, Вань. Когда я плохо топил?
- Топи так, чтоб волосы на башке трещали.
- Натоплю, ползком будешь ползать. И вода в бочке у бани налитая. Тёща с тестем сегодня дома, сказали - парьтесь. Ребята спят пока, не вылезают из дома. Ладно, я поехал, а вы тут сгребайтесь в кучу и следом.
Пока они собрались и приехали на дачу, банька у Пашки была готовая.
- Конец тёщиной бане, - Олег вынырнул на крыльцо, - У меня от жару мурашки в строй встали. Чё ржёте? Все смелые такие. Зайдите и поддайте на каменку, и попробуйте.
- Федот, идите с Ванькой первыми, тряхните труху из башки. Да, Вань? - Пашка похлопал его по спине. - Как голова сегодня? Стишки читать будем?
- Не стучи. Гулким эхом в башке отражается пьяная хмарь.
- Во! Я же говорю, что повернулся слегка. Теперь так и будет стишками говорить, - Пашка забрал у него веники. - Может, самогонки на похмел?
- Паша, прибью щас! Напился я досыта.
- Федот, ты как? Отлегло?
- Отстань. Тяжело мне пока, я тоже надолго наелся.
- А кто в магазине орал, что мало берём? - не унимался Пашка. - Захватывал, как бык на водопое. Взяли лишок, вот и получилось под самый верх.
- Не ори. Ты видел этот лишок, когда пил? Я нет. Доставали и пили, - Федя тряхнул головой. - Ничё, уже светло.
- А я ничего. Подумаешь, попили маленько, - Олег стоял возле куста смородины и щипал крупные налившиеся ягоды. - Красота тут. У берёз и сосен, тихо бродит осень, облака плывут большие-е. Ничего не скажем, ничего не спросим, словно мы, словно мы, словно мы совсем чужие-е, - они присоединились, постепенно напрягая голос, и к концу уже откровенно орали: - А за нами где-то, середина лета, и прошедших встреч тепло-о. У берёз и сосен, тихо бродит осень, неужели всё-ё прошло.
- Неужели, всё прошло? - спросил он зычным голосом.
- Да, наделал ты нам шороху, - Федя почесал затылок.
В баню, они с Федей, пошли всё-таки первыми, Олег с Пашкой пока не решались. В баньке стоял крепкий берёзовый дух от распаренных веников, заботливо сложенных на лавке. Заходя внутрь, так захотелось от души крякнуть - эх! И они крякнули. Рядом с полком стояла деревянная двухведёрная кадушка с чистой колодезной водой. Напрочь запарившись вениками, они черпали воду ковшом и пили щедрыми глотками, вливая внутрь приятную прохладу.
- Постарался Паша, удружил, - охнул он в парилке от охватившего жара, плеснув на камни берёзовой водицы.
- Парься, Вань, я на лавке посижу. А потом поменяемся, - крикнул Федя из-за двери. - Закрываю тебя, и поехали.
- У-ха-ха-а, - хлопнул он веником по спине, нагоняя жар.
Разогретое тело приятно покалывало мелким зудом и требовало хлестать там, где зудело. Он даже поёжился от этого зуда. Прогревшись основательно, он настойчиво стал хлестать себя веником. И чем больше хлестал, тем больше хотелось хлестать. Обливаясь прохладной водой, он снимал накопившийся жар с тела и то ли себе, то ли венику приговаривал:
- Аха-а. Тава-ай. Чтобы мозги прочистились.
- Давай, понужай, - завёлся Федя и зашёл в парилку. - И чтобы дурь с похмельем выветрило на...
- Аха, Федь. И дурь всю. Ох, плин!.. Хорошо.
- Щас я поддам на каменку, чтобы покрепче было, - Федя шибанул на камни полный ковшик берёзового настоя.
- Тавай, Федя. Ху-у! Лезь рядом. Полок длинный, места хватит, - выдохнул он и пригнулся под охватившим его белым паром.
Веник жёстко ложился на тело, окатывая его новой порцией жара. В углу, покрякивая от удовольствия, вторым веником грел себя Федя. Он глянул на Федю и почувствовал лёгкое, постепенно нарастающее головокружение. Зачерпнув холодной воды, он вылил её на себя, прижался подбородком к груди и зарычал отрывисто, с придыхом:
- Федька, всё. Ухлестался я. Голова... В бочку надо. Уф-ф. Душа навыворот.
- Давай в предбанник, и дуй на улицу, - подхватился Федя с полка.
- Всё. Я трусы не надену. Голова... И дух зашёлся. Похмелье крутит. А-а! В бочку-у.
- Пацаны, - Федя высунул голову из двери, - убирай девчонок. Ванька захлестался на... В бочку надо.
- Ну и пусть прыгает, мы не глядим, - крикнула Оля.
- Отвернитесь! Он без трусов, - Федя даже заорал: - Отвернись, говорю! Из-под руки вон ломится.
Девчонки с хохотом отвернулись к стене домика. Прикрыв низ, он вынырнул из-под Фединой руки и с размаху, вперёд ногами, запрыгнул в бочку с головой. Наташа сидела на скамейке рядом с баней, придерживая руками живот, и наблюдала за зрелищем.
- Вот дурной, - покачала она головой, когда он вынырнул из воды. - Вода там у тебя не зашипела?
Колодезная вода, набранная в бочку вчерашним вечером и не прогретая хорошо на солнце, охватила раскрасневшееся тело жгучей прохладой. Она остужала его, покалывая приятными горячими иголками: от удовольствия, он даже прикрыл глаза.
- Ничего ты не понимаешь в банных делах, Натаха. Красота! Даже хрюкнуть охота, - уже спокойно сказал он, пуская пузыри по поверхности воды. - Пашка, держи девчонок, я в баню за трусами сбегаю.
- Ты знаешь, о чём я сейчас подумала?
- Говори, - он вопросительно посмотрел на Наташу.
- О том, что вот это торчащее из бочки чудовище, без штанов и совсем безголовое - моё.
- Твоё, собственное, - подмигнул он Наташе.
- У-у-эх! - Федя с криком выскочил из баньки и пулей пронёсся к колодцу, на ходу кинув ему трусы в бочку. - Надевай.
У колодца Федя вылил на себя два ведра холодной воды, крякнул от души и упал головой в цветочки на расстеленные, как всегда, покрывала.
- Хорошо, Ванька, - тихо выдохнул Федя, закрывая глаза.
- Хорошо, Федя, - свалился он рядом с Федей и тоже закрыл глаза.
Коренные городские Пашка и Олег парились не так. После первого хорошего ковша на каменку, Пашка вылетел из бани с криком: «Мама-а, сожгли». Прыгнув в бочку, он тут же вынырнул из неё и свалился под горячий Федин бок. Следом за ним вылетел Олег, и картинка повторилась.
- Фу-у, - Федя повернулся к Пашке. - Опять прилип. Когда же это закончится. А, Паша?
- Никогда, Федот.
- Не умеете париться, не хрен воздух в бане портить. Правда, Вань? Давай, ещё по заходу?
- Аха, банщики. Больше крику, чем пару, он чуток помолчал соображая. - Федь, мне второй раз тяжело. Хочешь, иди. Я сегодня пас.
- Ладно, пусть девчонки идут. Ты как, отошёл маленько?
- Норма, Федь. Пойдёт.
После баньки жёны сообразили столик, они пожарили шашлыки, потом пили чай. Впереди было воскресенье и ещё оставалось время, чтобы к понедельнику привести себя в полный порядок.
В подразделении спешным ходом шла подготовка к очередной командировке. Прошла пара недель, и выезд группы окончательно завис над ними в ожидании срока отправки. Они сидели и ждали вызов от Вовы, посмеиваясь и громко обсуждая очередную новость из телевизора. Телефонный звонок прервал их разговор: полковник Щербинин вызывал в кабинет.
- Проходите, рассаживайтесь. Шуваев, заходи, - полковник кивнул вошедшему Денису. - Вызвал сразу всех, чтобы командиры не повторялись, объясняя потом информацию. На Северном Кавказе запланирована широкомасштабная спецоперация «Кавказ». Она будет проходить на территории Кабардино-Балкарии, Чечни, Дагестана и Ингушетии. Из республик Северного Кавказа регулярно приходят новые сообщения о столкновениях с боевиками. Это говорит об обострении ситуации. В ходе спецоперации будут задействованы силовые структуры и большие армейские группировки. Такое решение принял оперативный федеральный штаб в связи с усилением террористического движения. В горно-лесистую местность будут направлены усиленные группы армейского спецназа, группы разведбатов, группы подразделений МВД и ФСБ. В случае выявления разведкой скрытых баз боевиков, будут проводиться штурмовые удары авиации по местам их стоянок и лагерей. Наша работа будет другой, - полковник Щербинин повернул монитор. - Вот, запомните лицо. В тихом местечке в горах у него есть особняк для отдыха. По разведданным, в подвале особняка оборудован хорошо укрепленный бункер, есть схрон с оружием и взрывчатыми веществами. Человек со связями и очень неудобный. Очень! Ну и, естественно, он под усиленной охраной. Кстати, Неволин, я тебе о нём как-то говорил. Это тот депутат местного разлива. Помнишь? - он кивнул полковнику. - Работа будет по особняку, тихо и под шум проведения спецопераций на Кавказе. Подробную информацию о передвижении, местоположении и конкретно по операции вы получите на месте. С группой Неволина для дополнительного укрепления идёт Шуваев и ещё пара бойцов. Командир группы Неволин, Шуваев вторым номером. Сейчас домой, два дня на отдых и готовимся на выезд. Вопросы будут, обращайтесь.
Они вышли на улицу и встали кружком возле машин.
- Всё ребята. Натаха не дождётся меня и родит.
- Чё ты нагнетаешь? Сделаем быстро и приедем. Успеем, – Федя почесал макушку.
- Федь, да разве от нас будет зависеть как там всё повернётся. Сколько его на этой даче караулить? Неделю? Две? Когда он попрётся туда?
- Да ну, скажи ещё месяц, - Пашка вздохнул. - Что сейчас гадать? Теперь как карты там лягут. Бегом будем бегать, попробуем успеть.
- Сколько Натахе ходить? - Олег задумчиво смотрел в сторону.
- В конце сентября срок. Но их же двое, вдруг раньше получится. Ждал, ждал, пл...
- Чуть больше месяца? - Олег хлопнул его по плечу. - Успеем, Вань.
- Успеем? А если не доходит? Она и так уже еле ходит.
- Да, ситуёвина, - Федя помолчал. - Теперь, Вань, как получится.
- Всё, поехали по домам, - махнул он рукой.
Бывает так, что нарисованный тобой красивый сюжет внезапно перечёркивается, и все намеченные планы делают тебе широкий жест от локтя: на, Неволин! Опять - тебе. Твоё вчера осталось позади, твоё завтра маячит впереди, а твоё сегодня идёт секундами от прошлого к будущему. Ты проехал очередной светофор, и это уже в прошлом. Ты не доехал до того перекрёстка, и это ещё в будущем. А настоящее, оно так и висит в одном миге. Не успел моргнуть глазом, а настоящее ушло в прошлое или готовится к встрече с будущим. Законы жизни... И где бы ты ни скитался, жизнь либо гладит тебя, либо насмехается, либо бьёт навылет.
«Ладно. Вприпрыжку домой. Улыбку на лицо, как символ великой радости, и бегом по лестнице без лифта. И радостно окрылённый - носом в её макушку: привет, это я, твой дезертир. Тревога, хорошая моя, и судороги в мыслях. Что соврать? Игра в прятки. Ты, словно распятый на своём вранье, а её глаза понимают и принимают твою ложь. Молча... И ты тоже понимаешь, что она примет любую твою ложь. Главное, что она тебя ждёт. Нет, они все ждут. И не родившиеся тоже ждут. Главное, чтобы была уверенность, что они ждут. Я приказываю им!.. Нет. Я прошу. Господи... Как сказать-то?»
- Ты почему так рано? - Наташа вышла из спальни на стук двери.
- Да так, отпустили отдохнуть.
Он впервые почувствовал, как тяжело говорить правду в её распахнувшиеся глаза. Её тревога переходила в уже знакомую растерянность, в блестящий от близких слёз взгляд.
- Говори. Когда?
- Через два дня. Я быстро, Наташ. Правда.
- Помойся и приходи на кухню, обед готов.
Он заметил, что у неё не дрогнула ни одна чёрточка на лице. Милая девочка, она научилась быть сильной. Он намеренно задержался в ванной, переводя дух и настраиваясь на разговор. На тяжёлый разговор. Он знал, что она будет спрашивать.
Отвернувшись к плите, Наташа накладывала что-то в тарелку. Он сел за стол. Вот это странное чувство - «впервые», мучило его сейчас. Впервые, он чувствовал за собой страшную вину, словно он предаёт. Наташа поставила тарелку перед ним и присела рядом на стул. Странно, но она была спокойной.
- Вань, а в этот раз тебе можно остаться дома?
- Наташа, как? Все там, а я...
- Я понимаю. И ты понимаешь, что срок большой, и мы можем не дождаться.
- Нельзя мне не ехать. И я прошу вас ждать, - он отставил тарелку. - Не хочу я ничего.
- Ешь, я сказала. И вызывай маму свою, она обещала помочь. Пусть приедет пока ты дома.
- Наверное, надо купить всё для сыновей?
- Мама приедет и поговорим. Вызывай её. Может, ты сам за ней съездишь?
Мама запретила ехать и попросила встретить её в городе. На следующий день сестра загрузила её в рейсовый автобус, а он встретил у себя на автовокзале.
- Мам, спасибо, - поцеловал он мать, принимая сумки. - Прости непутёвого сына, что помощи прошу. Вот так получается. Мам, соскучился я. Иди ко мне, мамочка моя.
- Вань, так я надолго к вам. Ты не понимаешь пока, что такое ребёнок дома. А двое, тем более. Я обеспечу вам своё присутствие на год, а потом ещё посмотрю на обстановку. Ты работаешь, Наташе тяжело будет одной с детьми.
- Мам, да живи. Я рад, и Наташа ждёт. Маленькая спальня в твоём распоряжении.
Они ехали домой. Разговаривая с матерью, он чувствовал как внутри разливается приятное тепло. Мама... Родителям надо прощать всё, и в первую очередь их надо любить. Это он хорошо понял после смерти отца. Детям проще жить пока живы родители, будь мы даже сто раз взрослые. И родители могут спрятаться за нашу спину, когда это потребуется. По молодости мы часто думаем, что поступают они с нами иногда несправедливо, и за это страшно обидно. Но!.. Рот закрыл и внимательно слушай родителей. Не возражай. Мы любим их, и никому на этой земле мы не нужны так, как своим родителям. Нужно дарить им возможность жить и радоваться за детей и внуков. И кто придёт на помощь, когда тебе трудно? Конечно же, они - родители. Мама...
«Встать бы тихонько ночью и свалить из дома пока все спят. На цыпочках. Совсем неслышно одеться на пороге, спортивную сумку с вещами на плечо и в двери. Это же наказание великое - две провожающих женщины. А часы тикают, приближаясь к тому времени, когда ты упрёшься в эти двери и начнётся... Лучше бы не было этих минут. По-тихому бы свалить, оставив на столе записку - я ушёл. И даже ключами не звякнуть, не дай бог. Заткнуть кляп в ночную тишину и уйти. Прощание - полигон не для слабонервных. Сердце глохнет, а ты готовишь броню из твёрдых слов и обещаний, забивая свои чувства накрепко вглубь».
Гнетущая тишина чувствовалась даже при мелких, ничего не значащих разговорах. Наташа держалась, стараясь не расстраивать маму, которая вскидывала на него грустные глаза.
- Мам, не смотри так, робею я под твоим взглядом.
- Поешь хоть в дорогу, сделай нам такую радость. А то будем сидеть и думать, что голодный уехал. Я только об одном думаю, когда всё это прекратится? Ваня, дети будут, ты о них подумай.
- Ма-а, я в контракте, осталось чуть больше года. Не хочу я есть.
- Иди в любой клуб каратэ и работай с ребятишками. Их много сейчас занимается, хватит и тебе работы. Господи, когда же это закончится.
- Ма-а, не ворчи, а. Контракт добью и подумаю. Стрелки вон на часах подошли. Всё, собираюсь.
Наташа стояла молча, слушая их с мамой разговор. Он надел берцы, поправил на себе форму, кинул на голову армейскую кепку и снял с вешалки утеплённую армейскую куртку. Лето подходило к концу и ночи были прохладными. Забросив сумку на плечо, он криво улыбнулся.
- Ну всё. Давайте ваши до свидания. По прилёту туда я позвоню. Мам, убери слёзы, не заводи Натаху, - он поцеловал маму и притянул к себе жену: - Иди ко мне, толстушка моя. Тебя даже страшно прижимать к себе. Не волнуйся и береги детей. Я скоро.
- Да, Вань. У тебя всё шуточки. Возвращайся быстрее.
- Возвращусь быстрее. А вы дождитесь меня. Ты каждый день им говори, что папка велел ждать. Всё, я ушёл, - он отстранил прижавшуюся к нему Наташу, резко вышел и закрыл дверь.
Страшно поздний вечер, переходивший в ночь. И жёлтая магистраль звёзд по тёмным полям мироздания. «Говорят, что и там сплошной бардак. Или порядок? - он поднял голову к небу. - Там летящие в никуда кометы, астероиды, и другой космический хлам. Возможно, там тишина и покой. Это на Земле сошли с ума, это тут бардак. Катастрофа земного масштаба. Огонь-пли по всей планете. Хаос в человеке и его сознании. Всё!.. От улыбки - хмурый день светлей. Воля-тринадцатый - работать! И главное, быстро».
- Привет, Серёга, - поздоровался он с водителем пришедшей за ними машины и кинул сумку в багажник. - Ребята не вышли, прощаются. Позвонить?
- Нет, не надо, времени ещё много, - водитель помолчал. - Что, опять поехали?
- Аха, поехали, - он достал из кармана телефон, звонил полковник Щербинин. - Аллё. Да, по приезду доложу. Ну и по возможности выйду потом на связь. Да, лично вам. Что сказать?.. Прям так и сказать?.. Хорошо. Без обид только, сам так попросил. Да, Вова, вернёмся. Всё будет в порядке.
Из подъездов один за другим вышли Федя, Олег и Пашка. Забросив сумки в багажник, они загрузились в салон.
- Салют курортникам, - Пашка шумно уселся сзади. - Поехали.
- Вова звонил. Просил сказать ему, конкретно: «Вова, мы вернёмся. Всё будет в порядке».
- Прям так и просил? Вова? Переживает, - Олег от души с голосом зевнул.
- Попёрли! - крякнул Пашка. - Сталь, ярким крылом, рвёт облака пополам. Ты, где-то внизу и светит звезда не нам.
- А нам нужно успеть, что-то сказать. Знать бы что! - подхватил Алька-Олег. - Но, мой горизонт сольётся с твоим, и ты узнаешь. Согревая наши души, выкупая наши клятвы, жизнь входит в берега-а...
С переднего сиденья, он слушал спевшихся Пашку и Олега и тихо бубнившего им вслед Федю. И даже водилу, подпевающего ребятам слова знакомой песни. В месте общего сбора в вертолётном полку их ждали: Денис, два бойца - Костя и Саня, Хан, Игорь и Ваня-Ясень. Поехали.
