ПОСЛАНИЕ

Посвящается живым…





                                          «Человеку свойственно считать неправильным то,
                                           что ему не нравится, и тогда легко находятся
                                           аргументы для возражений».
                                                                          Зиґмунд Фрейд.




«Доброе утро!» - сказал я и постарался охватить взглядом весь семнадцатый сектор. У нас, у живых, каждый день утро начинается по-разному…
Раньше я ощущал себя несчастным, не зная ответа: зачем мне жить, если для меня жизнь и смерть – одно и то же? Теперь я знаю! Каждое утро я прихожу на наше городское кладбище и нахожусь там до вечера, изучая послания живых мёртвым, оставленные на склепах и обелисках.
Мне хочется выучить их все наизусть, чтобы к собственной кончине быть готовым сообщить всем по другую сторону этого мира то, что они хотели бы знать.
Зовут меня Мишель, это имя дала мне мать в честь кого-то. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы моё имя было как-то связано с Монтенем, так как его «Опыты» я часто перечитываю на ночь…
У меня нет друзей, нет даже врагов; близкие мне люди живут друг с другом в ссорах и несогласиях.
Я не могу смириться с тем, что все живущие на земле не знают одной истины, которая связывает всех нас, - СМЕРТЬ. Они живут, не думая о ней, наживаясь обманом или чьей-то бедой, воюя друг с другом за какие-то внутренние амбиции, преследуя разные цели, которые впоследствии определяют ход нашей истории, стараясь прожить свой отрезок времени ярче, богаче или злее. Они не хотят видеть и думать над тем, что ждёт каждого из нас впереди. Желают идти вперёд, повернув голову назад. В общем, устами поэта, слегка утрируя: «средь ЖИВЫХ я дружбы не имею, я другому покорился царству»…
Когда я возвращаюсь в свою квартиру на проспекте Льва Толстого, меня встречает единственное в этом мире существо, к которому я несколько привязан. Это мой старый кот Базиль. Моя привязанность к нему – это годы, проведенные под одной крышей. Мы с ним мирно сосуществуем вместе.

ІІ

Уже около семи лет я прихожу на это кладбище. Сажусь возле какой-нибудь могилы, рассматриваю портрет или фотографию, стараясь понять, чем жил этот человек, был ли он счастлив. И мне часто кажется, что именно там, по другую сторону этой жизни мы сможем без злобы смотреть друг другу в глаза, общаться, любить…
Меня больше беспокоит моя память: сможет ли она вместить в себя все эти послания, оставленные на могилах родственниками покойных. Я уже сумел запомнить 16 секторов этого кладбища.
Никогда не забуду, как когда-то пришёл сюда впервые. Меня немного пугала трагичная атмосфера этого места. Лица живых людей, которые приходили проведать своих умерших братьев и сестёр, не выражали ничего или были полны горя и страдания.
А ведь это ханжество – провожать в последний путь близкого человека через пафос церемоний и при этом рыдать от горя утраты. Дань, так сказать, традиции.
Нет! Необходимо принимать это по-другому. Как? – спросите вы. Я пока не в силах ответить на этот вопрос. Когда-нибудь человек должен сам понять это или почувствовать.
…Мой испуг длился недолго, тревога сменилась спокойствием. На языке христиан это принято называть любовью к ближнему. Равнодушие.
Каждый раз, проходя мимо старых могил, я раскланиваюсь с ними, как с давними знакомыми: Васерман, Иванов, Алиев, Голушко и тысячи других фамилий я знаю наизусть. Как и то, что им написали на память: «Мы помним тебя молодой и красивой…», «Оставив после себя лишь слёзы и боль…» и многое другое.
Я ощущаю ответственность перед ними, так как знаю, что все они ждут меня ТАМ с чувством признательности к занятию, которому я посвятил СЕБЯ.
Я только прошу у Бога сил завершить начатое дело. Хотя уже сейчас хочу к ним. Проблема моей работы заключается в том, что, как только мне удаётся разучить новые послания, снова и снова появляются другие. Мне не хочется обидеть кого-либо из умерших своим невниманием. И я тщательно, соблюдая очерёдность (по рядам), заучиваю снова и снова новые сообщения живых мёртвым. Мои мысли всегда находятся здесь, в поиске правды и тишины…
Цицерон сказал, что философствовать – это не что иное, как готовить себя к кончине. Монтень повторил: философствовать – это учиться умирать.

ІІІ

«Мир Вам!» - говорю я, подходя к новой могиле. Сразу видно, что памятник недавно поставили. С чеканного портрета смотрит на меня молодая и красивая девушка. Дата рождения – 1988-й, дата смерти – 2007-й год. Я присаживаюсь на низенькую скамеечку, которая вместе с маленьким столиком располагается рядом. Внимательно рассматриваю памятник.
Сзади на обелиске высечены строки стихотворения. Сразу видно, что прийдётся потратить весь день, чтобы выучить…
Кто-то рассказал, что девушка умерла от передозировки наркотика. На кладбище нет тайн, здесь всем всё известно. Живым нравится обсуждать мёртвых. Они делают это, нарочито бледнея, понизив голос, оглядываясь по сторонам. И обязательно добавляют: «О покойниках нужно говорить хорошо или вообще молчать…». Но при этом (как всегда) говорят больше о его «теневой» жизни. А если и вспоминают что-то хорошее, то обязательно преувеличивая положительность истории, или вообще врут.
Тайна этой девушки в том, что она была наркоманкой. Я смотрю на портрет и задаю себе вопрос: почему такая красивая девушка с такими умными и выразительными глазами ушла в мир иной, прожив всего 19 лет? Ведь понять наркомана сложно, если не сказать вообще невозможно. Так убивать себя – это значит жить в смерти, устанавливая грань или стирая её. Это – побег от всех в розовых очках искусственного кайфа, придуманного людьми лишь для того, чтобы не видеть себе подобных.
Девушку звали Анной. Прекрасное имя, очень подходящее к её внешности…
Я вздохнул, поднялся со скамейки и, обойдя памятник, начал читать:
Грозящий дождь своей рукой
Из тучи хмурой в поднебесной
Поёт мне песни про любовь
И про покой, нам неизвестный.
       И молний свет горит огнём –
       То зарево ночных пожаров,
       Напоминая нам про рай
       И ад от наших грешных даров.
И я, смотря на эту жуть,
Не перестану им молиться.
О красота, стихии путь!
Я в лужах вижу ваши лица.
       Грозящий дождь своей рукой
       Из тучи хмурой в поднебесной
       Напоминает всем нам вновь
       О тех вершинах неизвестных…
…Когда я закончил чтение, мне показалось, что я уже где-то слышал или читал эти строки. Но где именно, вспомнить не смог…
Снова присев на скамейку, я опустил голову и погрузился в свои мысли. Что означало это послание? Кому оно было адресовано? Мёртвым или живым? Быть может, это стихотворение написала сама Анна?
Теперь она знает ответы на все вопросы. Уверен, что ТАМ её поймут и не осудят. По ту сторону ЖИВЁТ ЛЮБОВЬ.
Наверное, она устала жить, сомневаясь в правильности происходящего вокруг, потому и села на иглу…

IV

В последующие мои посещения кладбища я всегда задерживался на минуту возле могилы Анны. Положив розу, перечитывал строки стихотворения. Что-то влекло меня к этой молодой неизвестной судьбе, какой-то вопрос или тайна…
Как-то, в очередной раз прийдя на кладбище, я привычно остановился возле памятника Анне. Шёл дождь, и я, укрывшись под зонтиком, смотрел, как капли стекают по всему обелиску, создавая впечатление, будто плачет сама Анна. От этого её красота становилась ещё печальнее и таинственнее.
Вдруг за своей спиной я услышал шаги, и женский голос, явно обращаясь ко мне, произнёс:
- Здравствуйте! А вы, простите, кто?
Я обернулся. Передо мной стояла девушка, как две капли воды, похожая на Анну. Я не верю в призраки, но это была первая мысль, пришедшая на ум.
- Я? – не очень внятно отозвался я и продолжил. - Я – просто прохожий. Никто!
- Так не бывает! – прозвенело в ответ. Девушка с интересом посмотрела на меня. – Во-первых, Аня мне сестра, и, мне кажется, человек, который почти каждый день приносит ей цветы, не может быть никем. Вот, например, меня зовут Ксения, для друзей – просто Ксюша, - она улыбнулась.
- На самом деле мне просто интересна её судьба, интересны строчки, написанные сзади памятника кем-то. А зовут меня Мишель, и я действительно НИКТО!
- Мишель?! – удивилась она. – Вы что, француз?
- Нет, русский, - отозвался я и резко добавил, - Простите, но мне надо идти. До свиданья. Приятно было познакомиться.
- До завтра, - тихо произнесла Ксения. – Извиняться не надо.
«Боже! – шёл и думал я. – Как она похожа на Анну! Наваждение какое-то!».
В эту ночь я долго не мог заснуть, а когда всё же уснул, мне приснилась ОНА. Кто именно, Анна или Ксения? Я не знал…

V

На следующий день, прийдя на кладбище, я увидел Ксению. Она стояла на дорожке возле семнадцатого сектора и как будто ждала кого-то. «Неужели меня?» - мелькнуло в моей голове.
- Привет! – улыбаясь, сказала она. - А я вас жду!
- Зачем? – строго поинтересовался я.
- Не знаю, просто интересно… А можно с вами пойти?
- Идём, если хотите, - отозвался я.
Она взяла меня под руку.
- Можно?
Я не отстранил её жеста, и мы под руку пошли по направлению к могиле Анны. Возле памятника я снова положил розу. Ксения вопросительно подняла брови:
- А вы знали, что это её любимые цветы?
Я отрицательно покачал головой.
- Знаете, Мишель, она была доброй и очень отзывчивой девушкой. И на иглу подсела из-за своего парня. – Она вздохнула и продолжала. – Дома у родителей не ладилось, и мы практически выросли сами… Я ведь тогда сама чудом осталась жива…
Я заметил, как по её щекам покатились слёзы.
- Ну, ну, успокойся, - я привлёк её к себе, и она, уткнувшись мне в плечо, продолжала:
- В тот день мы сидели небольшой компанией на квартире у Аниного парня. Тогда я и попробовала впервые героин. Кололись все, мне стало так хорошо, что я не замечала ничего, кроме внутреннего удовольствия.
А на утро, когда все проснулись, обнаружили мёртвую Аню. Врач с приехавшей «скорой помощи» подтвердил это и вызвал милицию.
Я хотела покончить с собой, но в последний момент опомнилась, - девушка слегка отодвинулась.
- Зачем я вам всё это рассказываю? – в её голосе я услышал злые нотки. – Поймите, быть на грани между жизнью и смертью – это всё-таки БЫТЬ. Я тогда остановилась, так как не смогла ответить на вопрос: что дальше? А что там? Анюта очень любила меня, и я решила, что обязана выжить. Жить за двоих. Помочь наконец матери в её нелёгкой судьбе. Наркотиков я больше не принимала, - она снова расплакалась.
- Аня живёт во мне. Кровь у нас одна. А ведь говорят: кровь есть дух.
- Да, правда, есть такие предположения, - отозвался я. – Не плачьте, прошу. Давайте присядем, и вы успокоитесь.
- Хорошо, - она попыталась улыбнуться. – Только давай перейдём на «ты». Не такой уж ты старый. Сколько вам?
- Не «вам», а «тебе», - поправил я. – Двадцать семь. Уйдём отсюда и где-нибудь посидим, например, в кафе каком-нибудь. Есть у тебя такое на примете?
- О'кей! – сказала Ксения, подымаясь.
И мы направились к выходу.

VI

Мы просидели, болтая, в кафе до десяти часов вечера. Моя новая знакомая буквально засыпала меня вопросами. Почему я всегда одет в чёрное? Я пояснил, что Честерфильд когда-то правильно заметил: «Стиль – одежда мыслей». Она улыбнулась.
- Неужели ваши мысли так черны? Или, быть может, вы носите по ком-то траур?
- Нет, - сказал я. – Просто мне нравится чёрный, а чёрному нравлюсь я.
Ксения звонко рассмеялась.
- Ну хорошо, - она перешла на шёпот. – А скажи на самом деле, зачем ты ходишь на кладбище?
- Что ж, если хочешь, расскажу. Но не думаю, что тебе понравится это.
И я рассказал.
………………………………………………………………………
Выйдя из кафе, Ксюша попросила проводить её до дому. И мы, взявшись за руки, медленно пошли по темнеющим улицам города.
Прощаясь у её подъезда, условились встретиться завтра. Девушка пообещала повести меня в какое-то место, известное только ей и Ане.
Вернувшись домой в этот вечер, я завалился одетым на кровать и тут же уснул.
Наступило утро. Тщательно побрившись перед зеркалом и умывшись, я надел чёрные брюки и рубашку. Погода за окном стояла отличная. День начинался хорошо.
Как и было условлено, девушка ждала меня возле вчерашнего кафе.
- Привет, Мишель! – она протянула мне свою тонкую руку.
- Здравствуй, - сказал я в ответ. – Сегодня ты ещё прекраснее.
Длинные Ксюшины волосы были затянуты в хвост, а облегающее чёрное платье красиво обрисовывало стройную девичью фигурку.
- Видишь, и я тоже в чёрном, - улыбнулась она. – С кем поведёшься – от того и наберёшься. – И, не выпуская моей руки из своей, добавила. – Пошли! Здесь недалеко. Видишь те деревья?
Обогнув дом, мы направились к лесопосадке и остановились возле клёна.
- Это здесь, - прошептала Ксюша.
Я оглянулся вокруг, но ничего не заметил.
- Вот! – указала она, протягивая руку к дереву. - Вот!
И я увидел на коре клёна надпись, вырезанную неровными буквами: «Аня + Ксюша = НАВСЕГДА».
- Мы часто приходили сюда в школьные годы. Убегая с уроков, садились под этим клёном и предавались мечтам, как будем жить вместе, когда станем взрослыми… - она присела на траву и, опустив голову, обхватила руками колени.
- Ну перестань, Ксения, не плачь! Ей там хорошо. Да и все мы там будем, - тихо сказал я.
- Да не успокаивай ты меня! – резко воскликнула девушка. – Пойми, Мишель: я не хочу туда! Я хочу жить! Хочу любить и быть любимой. Жить за двоих! – и добавила уже тише. - А плачу я потому, что жива. Там я уже и плакать бы не смогла. Нет там ничего!

VII

В тот же день Ксения сообщила, что завтра уезжает к подруге на целую неделю. Мы договорились созвониться сразу же по её возврашении.
Прийдя домой, я долго не мог успокоиться. Что-то мешало сосредоточиться. Ночью плохо спал, а на утро встал и поехал на кладбище.
Подойдя к могиле Анны, я долго всматривался в её портрет. Но все мысли были заняты Ксенией. В таком состоянии я точно не выучу ни одного послания…
Так продолжалось всю неделю. А когда Ксюша наконец позвонила, я вскочил, как ужаленный, и носился по квартире, как мальчишка, неся всякую чушь в телефонную трубку. Она смеялась и шутила в ответ. Договорились назавтра встретиться у клёна.
Так начались наши встречи. Под этим деревом мы в первый раз поцеловались.
Её губы напомнили мне вкус свежей ежевики. Я нежно обнял её, она прижалась ко мне и прошептала:
 - В первый раз после смерти Ани я испытываю счастливые минуты.
- Я тоже, - сказал я, - впервые в жизни, - и крепче прижал её к себе.
На кладбище я ходил всё реже и реже.
Через несколько месяцев мы с Ксюшей стали жить у меня. Кот встретил её довольным мурлыканьем, сразу признав в ней хозяйку дома.
Мы с Ксюшей часто ходили на поляну, где рос клён, сидели на траве в обнимку, целуясь и болтая на разные темы. Бывало, как малые дети, спорили, кто из нас больше любит другого. Любовь была актуальной для нас.
- Согласно Сократу, любовь – это жажда бессмертия и она же – абсолютный дух; зачатие есть апофеозное деяние, - сказал я однажды.
Ксения отодвинулась от меня и заглянула мне в глаза:
- Так сложно! А для меня любовь – это чувство, которое сближает людей и даёт нам стремление жить. Смысл жизни – в самой жизни, рай, живущий у нас в сердцах, - и продолжила, - Ад в этом смысле – разлука.
Я улыбнулся в ответ и промолвил:
- Теперь и для меня тоже.

VIIІ

Мы, обнявшись, лежали на траве. Я сам не заметил, как уснул. Мне приснился дивный сон.
Будто я стою на вершине горы. Передо мной расстилаются облака. У подножия горы собралось множество людей. Каждый из них выкрикивал фамилию, обращаясь ко мне с просьбой сообщить им послания, оставленные на земле.
Вдруг из ниоткуда появилось светящееся существо, и я услышал голос:
- Мишель! Это Вечность призвала тебя для ответа в царстве тишины. Скажи этим людям то, что им передали живые.
Я опустил голову, немного подумал, пытаясь вспомнить, посмотрел прямо перед собой и, обращаясь к толпе, громко произнёс:
- Я НЕ ПОМНЮ! НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ! НИЧЕГО, КРОМЕ ТОГО, ЧТО ХОЧУ ЖИТЬ!
Открыв глаза, я увидел, что Ксения склонилась надо мной. Почти беззвучно она произнесла:
- Любимый, у нас будет ребёнок! Девочка!
Я привлёк её к себе и поцеловал. Сердце бешено стучало. Я заглянул в её глаза и спросил:
- Ты выйдешь за меня?
На глаза её навернулись слёзы. Она крепче прижалась ко мне и ответила:
- Да! Конечно да! Я так люблю тебя!

P.S. Если и существует вечная жизнь, то, я думаю, мы проживаем её в наших детях.
Ибо кровь есть дух!