Легенда поздней осени - 1

10 февраля 2016 — Александр Гребенкин

ЛЕГЕНДА ПОЗДНЕЙ ОСЕНИ

РОМАНТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

«Из всех необычайных событий, которые приключились с Алисой в Зазеркалье, это она запомнила яснее всего. И через многие годы в ее памяти сохранилась эта картина: светло-голубые глаза и нелепая улыбка Белого Рыцаря, отблески заходящего солнца на его золотистых волосах, ослепительный блеск доспехов…»

Льюис Кэрролл

Кирилл подошел к высокому белому окну.

За ним, кружась, сверкая желтыми и багряными цветами, мелкими янтарными слезками дождя, бушевала осенняя буря. Она ломилась в стекло, стучала в оконные рамы, трясла бледным фонарем.

По брусчатке мчались, словно всадники, то и дело совершая кульбиты, остроконечные листья. Темные фигуры выныривали из мрака и тут же поглощались им.

Тихий стук в дверь заставил его отвлечься от созерцания осенней картины за окном.

Кирилл прислушался. Стук повторился – теперь уже громче и настойчивее.

Он сделал несколько шагов к двери и посмотрел в глазок. В мутном желтоватом свете лампочки можно было различить лишь темный башлык, светлые локоны да огоньки в глазах.

«Странно… Кто бы это мог быть? Ведь я никого не жду», - пронеслось в голове.

Рука сама отодвинула засов, и дверь открылась.

На пороге стояла девушка. Апельсиновый свет маленькой лампочки над дверью озарял матовый цвет ее лица, изогнутые светлые стрелочки бровей, с едва видными капельками. Такая же прозрачная капелька застыла на щеке, и она тут же смахнула ее рукой. Глаза ее - темные, таинственно-нежные, были широко распахнуты.

- Вам кого? – спросил Кирилл с досадой в голосе, предчувствуя, что девушка просто ошиблась дверью.

- Добрый вечер! – сказала девушка смущенно. - Мне Сергея Карловича нужно повидать, хотя бы на пару минут. Это возможно? Он дома?

- Какого Сергея Карловича? - спросил Кирилл, чуть нахмурив брови.

– Здесь такого нет. Вы ошиблись!

Его подмывало тут же закрыть дверь, но видимо растерянный вид незнакомки слегка притормозил его намерение.

- Как нет? – удивилась девушка. – Ведь это же тридцать первая квартира?

- Ну, тридцать первая, - строго сказал Кирилл.

- На Первомайской?

- Ну да, на Первомайской. Дом двадцать. Вы точно по адресу пришли?

В глазах девушки маленьким осколком мелькнуло отчаяние.

- Ну. Все правильно. Я же помню – Первомайская, 20-31. – сказала она. – Здесь же должен Сергей Карлович Хаффман проживать.

Кирилл дернул плечами:

- Да нет здесь никакого Хаффмана! Здесь Первенцевы живут – наша семья.

- Что, и не проживал такой? – с досадой спросила девушка.

- Нет, не проживал. Мы здесь уже достаточно давно живем.

Маленькая надежда загорелась в глазах девушки:

- А может по соседству живет?

Кирилл ответил веско:

- Нет, мы всех соседей знаем. Похожего никого нет. Видимо вас по неправильному адресу направили.

- Видимо так.

Девушка произнесла эту фразу, глядя в полумрак угла, потом перевела взгляд на черноту окна и вновь на Кирилла. Она тяжко вздохнула.

- Ну, ладно. Извините тогда.

- Да нет, ничего.

У Кирилла даже проснулась какая-то жалость к человеку, который ошибся дверью.

Девушка молча повернулась,и каблучки медленно застучали вниз по темной лестнице.

Кирилл закрыл дверь, оставаясь какое-то время в прихожей, вдумываясь в ситуацию и пожимая плечами. Звук шагов незнакомки барабаном бил в его сердце. Наконец, он совсем затих.

Кирилл вошел в комнату и уселся на диван. Тишина и что-то внезапно намечавшееся хорошее, а потом оборвавшееся всколыхнули его чувства. От посещения девушки в душе осталось какое-то неясное смятение. Стуком ее шагов заходили часы…

Он вдруг подхватился и подошел к окну.

Ветер летел между пунцово-желтой листвы, обгоняя, кружа ее, играя ею. В стальных лужах скользили изумрудно-янтарные лиственные кораблики.

Фигурка девушки в синей куртке показалась в льдистых струях разлитого фонарного света.

Она медленно шла по гранитной брусчатке, чуть наклонившись, ибо ветер толкал ее в спину. Сделав несколько шагов, она вдруг обернулась, сопротивляясь ветру, который обнажил ее голову, смахнув с нее башлык. Волосы тут же улетели, и остановились, развеваясь, как золотистое знамя.

Она подняла голову в поисках, шарила глазами по бело-розовым окнам, и на мгновение, ее взгляд встретился со взглядом Кирилла.

Они смотрели друг другу в глаза, постепенно погружаясь друг в друга, срастаясь чувствами и помыслами. Ее темные глаза стали для него дном колодца.

Девушка отвела взгляд, повернулась и быстро пошла по пустой улице, подгоняемая ветром. В ее спину ударялись багряные листья.

Кирилл с жадностью наблюдал за ней.

У поворота от угла отделилась темно-серая высокая фигура, что заставило Кирилла смотреть во все глаза.

Человек в развевающимся по ветру, словно крылья, плаще цвета маренго что-то сказал девушке и быстро схватил ее за руку.

Девушка пробовала вырвать руку, но бесполезно! Человек в плаще держал ее цепко, как паук добычу, и волок за собой. Еще миг, и они растворились во мраке переулка.

Еще не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, Кирилл, шагнул в прихожую, обулся и схватил пальто.

Натягивал его он уже на ходу.

Его тело ринулось вниз по лестнице и пропало во тьме.

***

В лицо ударил неистовый ветер, терпкий запах листьев и луж.

Кирилл летел, разрезая мрак, сквозь сгустившие квадраты тьмы, сквозь фонарный сине-желтый свет.

Его ноги гулко стучали по каменной брусчатке.

Он ворвался в переулок, сразу сразивший своей убийственной пустотой, гулкостью дороги и мрачностью домов.

Лишь вдалеке виднелись два уплывающих огненных шара.

«Автомобиль», - подумал Кирилл, и ноги его понеслись вслед за улетающими огнями.

Внезапно ему пришло в голову, что автомобиль здесь должен неизбежно свернуть в боковую улочку, ибо дорогу частично преградила стройка и ехать там очень неудобно.

Он влетел в облупившуюся кирпичную арку, во внутренний колодец двора, и помчался мимо гаражей, разбрасывая ногами кучи жухлой прокисшей листвы, к одному ему известному пролому в бетонной ограде.

Тяжело дыша выскочил на дорогу.

Неумолимо приближались слепящие огни черного автомобиля, и он стоял, запыхавшийся, преградив путь, наблюдая, как приближается его смерть. Он и сам до конца не понимал, как решился на это, знал, что проехать рядом автомобиль не может, что у него не хватит места, знал и закрыл глаза!

Слепящий холодный свет он почувствовал даже сквозь закрытые шторы глаз, и визг тормозов был схож с визгом раненой дикой собаки.

Он раскрыл глаза и увидел перед собой лицо, освещенное бирюзовым светом уличного фонаря. Худое лицо с впалыми блеклыми глазами, длинным носом, таким же длинным и согнутым наперед телом, облаченным в темное. Короткие седые волосы его тут же слеплялись брызгами дождя.

Чужие хищные руки, словно плети, вцепились в него паучьей хваткой, притянули его близко к жуткому лицу:

- Тебе, что жить надоело?! Куда ты лезешь! Щенок!

Содрогаясь от неприятных чувств, Кирилл, напрягши все силы, с трудом вырвался из цепких лап незнакомца. Тот отклонился и полез в автомобиль, и Кирилл с ужасом увидел его спину – ее венчал неправильной формы жуткий горб, мягкий и шевелящийся на ходу.

Что-то подтолкнуло Кирилла вперед, сквозь ветер и капельки редкого дождя, блестевшие золотыми брызгами в лучах фонаря.

Одним рывком он распахнул заднюю дверцу. Интуиция его не подвела: связанная по руками и ногам, растоптанная, как брошенный цветок, лежала девушка.

Хриплый крик сзади заставил его обернуться.

Длинный, словно изогнутая спица, горбун, глаза которого запылали зловещими огнями, замахивался на него большой черной тростью.

Ринувшись вперед, Кирилл перехватил руку горбуна, затушевывая в себе сомнения в том, правильно ли он поступает с совершенно незнакомым ему человеком, но, желание спастись от удара и освободить девушку было сильнее.

Напряжением всех своих сил он вырвал из рук напавшего его оружие, и, не помня себя, стал обрушивать черную трость на голову и тело незнакомца, нанося ему крепкие удары.

Тот страшно закричал, закряхтел, завыл от боли и упал. Один из ударов попал по мягкому горбу. Треснула, распоровшись, ткань и кожистые крылья, как у летучей мыши, вяло выпали, разгибаясь на ходу. И это заставило Кирилла остановиться.

Незнакомец охая лежал у автомобиля, то распрямляя, то сжимая свои крылья, и Кириллу стало мерзко и жутко. Он попятился, затем, услышав крик, одним движением достал свой перочинный нож, ринувшись в автомобиль стал разрезать склизкие и гибкие, словно черви, путы, которыми была связана девушка.

Стон был ответом на освобождение. Чуть отливавшие медью волосы девушки веером рассыпались по сидению. Она то сжимала, то разжимала затекшие руки…

Потом посмотрела на Кирилла с благодарностью и надеждой.

- Бежим, - крикнул Кирилл, - нам нужно уходить. Только тогда ты будешь свободна!

Он протянул ей руку.

- Зачем ты спасал меня? – спросила девушка.

- Но ты же позвала меня - сказал он, глядя прямо в темные колодцы ее глаз.Они тут же заблестели, словно росинки на солнце.

Она ощутила его уверенный взгляд и спросила:

- Когда позвала?

- Я стоял у окна и смотрел на тебя. Смотрел в твои глаза. Я услышал твой зов! А сейчас пойдем со мной! Я помогу тебе! Этот твой спутник, он уже, кажется, подает признаки жизни.

Она скосила тревожно глаза в сторону.

- Ты его не знаешь, он очень опасен.

- Ну, тогда бежим!

И они, взявшись за руки, ринулись в ночь, в непроглядную мглу, сквозь осеннюю бурю.

***

Они мчались по темным и пустым коридорам щербатых улиц, по которым ветер гнал чуть влажную, тяжелую листву, и оловянные капли оставались на их лицах, а то и дело выныривающая из-за рваных туч огромная луна, прокладывала им дорогу среди ночных теней.

Наконец, теплый огонек забрезжил на их пути, и именно к нему несли Кирилла его быстрые ноги. Они вбежали в залитый огнями вход и попали в большой зал в средневековом стиле, где внушительно смотрелись тяжелые деревянные бочки, а на стенах висели старинные скрещенные мечи, бронзовые щиты, ветвистые оленьи рога, а несколько свечей, и весело полыхающий дровами камин были единственным светом, багряно и желто озарявшими пространство.

Круглолицый хозяин в толстом свитере и шапочке на голове одним только скупым жестом пригласил их к столу, предложил горячего напитка, чтобы согреться.

Когда капли вина заструились по телам, они вздохнули свободно, огляделись вокруг и всмотрелись друг в друга. Выражение лица у него было отчаянным, мягкие волны темных волос спускались на уши, а угольки глаз и узкий тонкий рот говорили о решительности и смелости.

Она сидела спиной к камину. Языки пламени светились сквозь освобожденные от башлыка водопады светлых, отливавших едва уловимой медью волос, которые, завиваясь, спускались ниже плеч, и припрятывали начала дерзких холмиков груди. Она улыбнулась ему, не сводя глаз, и ее улыбка родила столько бурных чувств у него в груди, что он, отставив бокал, подсел ближе к ней, ощущая жар огня и тела, взял ее руки в свои, а затем, слегка обняв, крепко поцеловал ее во влажные от капелек дождя и винных струек губы. Она не противилась, сливаясь с ним в бурных водоворотах объятий и поцелуев.

Комната наверху стала приютом и колыбелью новой любви для дерзких беглецов. Видимо это и было тем, что мы называем любовью с первого взгляда. И мы не осудим их, что они не сказали друг другу еще ни одного пламенного слова. Им не нужны были слова, ведь мы произносим их много и часто в суете. Звучала пламенная музыка объятий, поцелуев, прикосновений и сплетений упругих и дерзких молодых тел.

И вот грустно-хмурое осеннее утро, с резкими криками галок, застало их в тесном плену объятий, в слиянии тел, душ и судеб. Утро вернуло их из розовых и пушистых облаков к осенней прозе земных улиц, и тогда они выбрали другой общечеловеческий язык.

Она шептала ему:

- Милый, мой, хороший мой. Как же мне хорошо с тобой… Как не хочется расставаться с тобой.

- Зачем же нам расставаться, Юлия?

- Откуда ты знаешь мое имя? – слегка удивилась она. – Ах да!

- Просто ты не можешь быть никем, только Юлией, – тихо промолвил он.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Завтра никогда не бывает сегодня! Разве можно проснуться поутру и сказать: "Ну вот, сейчас наконец завтра"?»

Льюис Кэрролл

Багровые лепестки огня танцевали в уютном пространстве камина. Они сидели рядом и не могли наглядеться друг на друга.

Разговор бежал тихим ручейком, их души соприкасались, окрашиваясь в разные цвета. Он уловил тревогу в ее глазах.

- Ты о чем-то беспокоишься… Кто этот человек, который тебя захватил?

Она грела руки о чашку с кофе и на минутку помедлила с ответом.

- Это очень опасный человек. Даже не знаю, можно ли его называть человеком…

Кирилл ухмыльнулся.

- Ну, да, по виду он настоящий монстр. С крыльями!

Юлия удивленно подняла брови.

- С какими еще крыльями? Нет у него никаких крыльев…

- Но я же видел…

- Он горбун, да, - ответила она поправляя пряди непослушных волос. – Но никаких крыльев у него нет, ты что, это тебе только показалось…

Кирилл удивился, развел руками:

- Хм, странное видение… Мне привиделось, что него вместо горба такие противные крылья, как у летучей мыши.

- Нет, ничего этого у него нет… Но и без крыльев он не менее опасен.

- Но кто же он?

Юлия встревоженно посмотрела на Кирилла, как бы раздумывая, стоит ли ему говорить, разрушая идиллическую картинку, но все же решилась.

- Он мой отчим. Ты, конечно, спросишь, как мать могла выйти за него? Видимо, он заворожил мою мать. Он ведь был еще недавно ослепительно красив. Даже горб его не портил. Он талантливый ученый и достаточно обеспечен…

- Ну и что дальше? Где твоя мама?

Юлия опустила голову, и свет бушующего пламени в камине подсвечивал ее волосы. В голосе появилась сдерживаемая горечь.

- Она умерла. При странных обстоятельствах. Как-то на кухне порезала руку… Заражение...

Она тяжело вздохнула.

- И вот теперь, он стал подбираться и ко мне…

- В каком смысле? Приставать?

У Юлии на глазах блеснули слезы, словно льдинки.

- Ну что ты, - Кирилл подсел к ней и обнял ее. – Все ведь уже позади…

Плечи Юлии содрогнулись от рыданий.

- Он, он… пытался сделать мне предложение.

- Какая гнусность, - с отвращением произнес Кирилл.

- Да, он явственно желал, чтобы я стала его женой… Мне было жутко от этого. Я решила поехать к отцу, чтобы он защитил меня. Отец давно ушел из семьи, потому, что мама увлеклась… Я пыталась найти отца, но он, наверное, давно съехал со старой квартиры. Ну, и получилось, что мы познакомились. Ты меня защитил. Ты поступил благородно, как настоящий мужчина. Только надолго ли это все? Противостоять ему мы не в силах. Он преследует меня, используя какое-то колдовство.

Кирилл вспыхнул:

- Но я не дам тебя в обиду! Сейчас мы поедем ко мне… Меня, наверное, уже ищут. Ты будешь жить у нас дома под надежной защитой.

Она замотала головой.

- Это не поможет! Он нас выследит! Единственный выход - бежать как можно дальше!

И тут раздался за их спинами чужой голос:

- Или найти средство против его колдовства.

Последние слова принадлежали человеку средних лет. Он был приземистым и круглолицым. Его левый глаз был скрыт черной повязкой, зато правый – круглый и желтый, с грустинкой, пронизывал человека насквозь.

Одноглазый примостился в кресле неподалеку, вытянув к огню короткие полноватые ноги.

Взгляды Юлии и Кирилла были устремлены на необычного незнакомца.

- Простите. Но кто вы? – спросил Кирилл.

- Тот, кто вам может помочь, - с легкой хрипотцой в голосе ответил незнакомец. - Если, конечно, вы захотите. Извините, я невольно подслушал ваш разговор. И понял, что вы в отчаянном положении.

***

Теперь он сидел за ихним столом, неряшливо одетый, с морщинистым одноглазым лицом, и жадно ел жареное мясо, запивая бокалом пива.

Жуя, он печально оглядел Кирилла и Юлию, не спускающих с него глаз и сказал:

- Зовите меня Филин.

- Вы нам поможете? - спросил Кирилл.

Филин стрельнул на него желтым глазом и промолвил:

- Уже…

- Что уже?

- Помогаю. Судя по всему, вы имеете дело с Фонарщиком.

Юлия удивилась:

- С фонарщиком? Как это понимать? Кто это?

Филин грустно посмотрел на нее.

- Опасное существо. Человек, но – очень необычный. Должно быть совершил много тяжких грехов в этом мире, подписав договор с нечистой силой. Теперь пришла пора расплачиваться. Он, видимо, хочет уйти от расплаты. Вот, например, желает продолжить свой род, женившись на молодой девушке…

Кирилл и Юлия переглянулись.

- Вы о моем отчиме? – изумленно спросила Юлия.

Филин вдруг перестал жевать, посмотрел на них в упор и жестко спросил:

- Вы были вместе в эту ночь?

Молодые люди были смутились, отведя взгляды в стороны. Они, ощущали, как их новый знакомый будто заглядывает в ихние души, и читает мысли, как книгу.

- Я спрашиваю, вы были близки в эту ночь?

- Какое это имеет значение? – спросил Кирилл.

- Большое, если я задаю такой вопрос.

- Да, были.

Филин вдруг вытянулся, вытер жирные руки о салфетку:

- Потеряв все, Фонарщик захочет отомстить. И это сейчас для вас самое опасное. Прежде всего нужно предупредить и как-то обезопасить ваших родных.

Одним рывком Филин быстро поднялся.

- Сейчас вы навестите своих родных и предупредите их об осторожности.

- А мы еще встретимся? При случае, где вас можно найти? – спросил Кирилл.

- Ну, если уж я взялся вам помогать, то, конечно-же, встретимся…

Прочитав немой вопрос в глазах Кирилла, добавил:

- В антикварной лавке на улице Трех Монахов. Сегодня в полдень.

***

Брусчатая улица была укутана белым саваном тумана.

Задумчивые деревья грустили, роняя с голых ветвей стеклянные слезинки. Железные и черепичные крыши были омыты и влажны. Осенний ковер листьев под ногами чернел и ежился. Длиннобородый дворник гладил тротуар, выгребая потемневшую листву. Дым от осенних костров змейкой уходил ввысь, играя в задорные игры с серым туманом.

Кирилл и Юлия, звонко стуча по брусчатке, дошагали до перекрестка.

Юлия заметно волновалась. Предчувствие, что сейчас решается ее судьба, охватило с полной силой. Ей было приятно идти, ощущая руку Кирилла, который и сам с каким-то гибельным чувством восторга смотрел на мир, так волшебно для него изменившийся всего лишь за несколько часов.

Под молочным покрывалом тумана загорелись огоньки звериных глаз.

- Стой! – сказала внезапно Юлия. – Кажется мы обнаружены.

Она показала вперед.

Кирилл увидел сквозь туман очертания крупной черной собаки, похожей на терьера. Глаза горели угольками и, казалось, пронзали, словно иглами.

- Это же просто собака.

- Это его собака! Точнее - пес. Он появляется как-бы ниоткуда, когда нужно кого-то выследить. Это очень опасно. От такого разведчика никуда не деться, - взволнованно сказала Юлия.

- Давай просто прогоним этого пса! Он у нас на пути, - сказал Кирилл.

- Боюсь, что ничего не выйдет. Нам лучше вернуться и изменить наш путь. Можно свернуть в переулок, мимо которого прошли. Оттуда недалеко до перекрестка, где останавливается трамвай.

Юлия решительно взяла Кирилла под руку, и они зашагали в противоположном направлении.

Кирилл оглянулся. Черного пса поглотил туман.

Через десять минут они уже сидели в звенящем вагоне трамвая, который полетел среди тумана, словно самолет, разрезающий облака.

Кирилл всматривался в бело-серые стены клубящегося тумана и видел в нем горящие глаза черного пса.

Вскоре огоньки его глаз утонули в белой пелене.

Постепенно марево стала развеиваться, заворачиваясь в рукава, оседая на влажных тротуарах, на подгнившей темно-коричневой листве.

Трамвай трясся, Кирилл держал одной рукой Юлию за талию, ощущая ее тепло; прикосновение ее руки придавало ему смелости и энергии.

Они вышли на клетчатый, словно панцирь черепахи, тротуар, пересекли площадь, но, когда заворачивали на Первомайскую, у Кирилла тревожно забилось сердце.

Он увидел у подъезда седую, колеблющуюся на ветерке, шевелюру отца.

Он волновался, потирая очки, ходил взад и вперед.

Они быстро подбежали к подъезду.

- Папа!

- Наконец-то! – Анатолий Первенцев шагнул вперед, бросив беглый взгляд на Юлию, и схватил Кирилла за руку. – Куда ты запропал? Всю ночь тебя не было! Чуть с ума не сошли! Я уже обзвонил всех знакомых и друзей!

- Папа, я сейчас все объясню… - Кирилл смешался, но тут же нашелся. – Папа, познакомься, это Юля.

Первенцев цепко оглянул Юлю и слегка кивнул.

Кирилл продолжил:

- Папа, сложилась такая ситуация. Я не мог поступить иначе. Юле угрожала опасность. И я вынужден был прийти ей на помощь!

Первенцев сурово нахмурил клочковатые брови:

- Какая еще опасность?

Юля сбивчиво попыталась объяснить:

- Тут такое случилось… Меня похитили! И Кирилл, как настоящий рыцарь, спас меня! Поэтому, я благодарю вас за сына!

Первенцев одев очки, кивнул:

- Понятно. (Он вздохнул). Ты не мог поступить иначе. Возможно, и я бы на твоем месте поступил бы также. Тем более, что Юлия так молода и очаровательна. Я тебя понимаю. Хотя записку ты мог бы оставить… Или перезвонить!

Кирилл, захлебываясь, стал объяснять:

- Записку невозможно было. Счет шел на секунды…

- Ну ясно, - кивнул Первенцев. – Ты умчался спасать девушку. А теперь ответь мне на такой вопрос. А за мамой ты никого не присылал?

Кирилл удивился:

- За мамой? А разве она не дома?

Первенцев развел руками:

- Твоя мама пропала. Час назад она выбежала на крыльцо подъезда, подошла к какому-то автомобилю и уехала.

Кирилл был потрясен.

- Как уехала? Без тебя?! Почему же ты ее не остановил ее, или хотя бы не сопровождал?

Отец в растерянности и с каким-то отчаянием в глазах, вновь развел руками и тихо сказал:

- Да не успел я… Быстро все это произошло. Звонок в дверь – я как раз был в ванной комнате. Слышен был недолгий разговор, потом шуршание плаща, и, она, вышла за дверь.

Кирилл проглотил комок в горле.

- А она взяла что-то с собою, когда выходила? Ты проверял?

- В том-то и дело, что ничего. Деньги и даже шляпка ее остались в доме. Поверх домашнего платья просто набросила плащ и вышла. Как будто на минутку.

По улице проехала машина со звенящей из окна музыкой, рекламирующая приехавший на гастроли цирк, но они не заметили этого. Присели на скамейку и задумались в каком-то отчаянии.

- Ты сообщал в милицию?

- Да толку нет. Они могут начать поиски только по прошествии какого-то времени…

Юлия хмуро сказала:

- Все из-за меня. Это я виновата.

- Ты - то здесь при чем? – жестко сказал Первенцев.

- При том… Это его рук дело. Моего отчима.

- Почему ты так решила, девушка? – спросил Первенцев, строго опекая собеседницу взглядом.

- Мне так кажется. Больше некому.

- Соседка с первого этажа говорит, что мама села в большой черный автомобиль. Марку она назвать не может, не разбирается в этом. С нею был высокий худой человек.

- Так и есть. Мой отчим! Я же говорила!

Первенцев быстро встал.

- А теперь расскажи мне, как разыскать твоего отчима. Как на него выйти?

Юлия пожала плечами.

- Не знаю… Чего его искать? Он сам нас найдет! Вот я перед вами – живая приманка.

Кирилл, с необычайным волнением следивший за разговором, твердо сказал:

- Да будет вам! Эмоции не помогут. Будем пререкаться – будет только хуже.

На глазах у Юлии заблестели слезы.

Кирилл обнял ее:

- Брось. Не переживай. Никто не собирается тебя отдавать этому колдуну!

Первенцев вздохнул:

- Скажи, хоть как его зовут?

- Вольдемар Августович Эркер.

Первенцев на минутку задумался.

- И как его можно найти?

Юлия сказала:

- Его не ищут. Обычно он сам кого необходимо находит.

Ее сотрясало волнение. Ей казалось, что из-за нее страдают вовсе невинные люди, поэтому себя скверно чувствовала.

Она сказала горько:

- Вы из-за меня получили столько проблем…

Но посмотрев внимательно в глаза Первенцева, Юлия вдруг заметила, что его взгляд устремлен куда-то вдаль. Он не сводил взгляда с какой-то точки.

Она посмотрела на Кирилла. Его взгляд был устремлен туда же.

Она обернулась.

На противоположной стороне улице, под аркой, она заметила черного пса с горящими глазами.

Пес не сводил своих зрачков с людей.

Кирилл воскликнул:

- Это его собака! Она выследила нас!

Отец обернулся и посмотрел на Кирилла. В глазах у него загорелась надежда.

- Это его собака? То есть, если идти за ней, она нас может привести к нему?

Последний вопрос был адресован больше Юлии.

Та быстро отреагировала:

- Да. Необходимо просто идти за псом. Он нас должен вывести к нему.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Мало кто находит выход, некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут».

Льюис Кэрролл

Старинные дома с коричневыми покатыми крышами постепенно сбрасывали покрывало тумана, пробуждаясь ото сна. Нависшие балконы были похожи на округлые птичьи гнезда.

Пес не спеша перебирал лапами, не обходя луж, и при этом не оставляя следов.

За ним по тротуару широким шагом следовали Юлия, Кирилл и его отец.

Первенцев, выслушав внимательно подробный рассказ сына, сказал:

- Вот что. Мы недалеко от улицы Трех Монахов. Вы идите в антикварную лавку. Нет, не возражай, ты, как настоящий мужчина должен охранять свою девушку. Пса я беру на себя. Я постараюсь встретиться с этим Эркером. И попробовать договориться с ним.

Юлия горячо возразила:

- Это нечестно! Оставить вас одного! Вы не знаете, как опасен этот человек! От него можно ждать чего угодно!

- А мне кажется это разумным. А то получается ты сама, добровольно идешь в лапы к Эркеру. Я, думаю, отец сможет с ним разобраться, - сказал Кирилл.

- Ребята, давайте без лишних дискуссий, на это у нас нет времени. Неизвестно, что он может сотворить… Сейчас будет арка и поворот к книжному… Ныряйте туда, а я пойду навстречу к псу…

Кирилл тут же потянул Юлию за собой, и они пропали в синеватом сумраке арки.

Первенцев пошел прямо на пса. Тот остановился и глухо зарычал, не сводя зрачков. Первенцев застыл на месте.

- Как надоел же ты мне! Все бродишь - колобродишь! Вот прибью тебя сейчас, - обратился Первенцев к псу.

И он угрожающе сделал шаг.

- Мне нужно поговорить с твоим хозяином. Это очень важно. Ну, давай, веди! К хозяину, к хозяину, домой! Ну, давай, живо!

***

Чем ближе подходил Первенцев к парку, тем больше нарастало волнение.

Огромная чаша уснувшего фонтана была украшена осенним узором багряно-лимонной листвы. Такая же листва дождем усеяла тротуар у скамеек.

На одной из них сидел, смахнув упавшие листья, импозантный джентльмен в черном длинном пальто и с черной тростью в руке. Пес остановился и стал облизывать его руки, демонстрируя верность хозяину.

Импозантный пожилой мужчина ласково погладил собаку и поднял свой взгляд.

Выцвевшие, бывшие когда-то голубыми, глаза вонзились в Первенцева. По спине его побежал холодок. Человек на скамейке казался призраком.

Но, собравшись с духом, преодолевая ощущение жути, Анатолий заговорил:

- Послушайте, я не знаю кто вы, но хочу, чтобы вы объяснили мне, по какому праву похитили у мою жену и устроили слежку за моим сыном. Я понимаю, что у вас могут быть какие-то там личные мотивы… Но так бесцеремонно, так нагло, за счет других людей решать собственные проблемы! Кто вам позволил?!

Первенцев все говорил, чувствуя, что говорит много и все решительнее и жарче, но молчание незнакомца заставило перейти на чуть более спокойный тон.

- Я предлагаю вам все закончить миром. Освободите мою жену, и я не буду обращаться в специальные органы и преследовать вас.

Человек в пальто улыбнулся, и его улыбка заставила Первенцева сникнуть. Глуховатым голосом Эркер важно и медленно сказал:

- Как и большая часть людей, вы – чрезвычайно наглы и самолюбивы. До прошлой ночи я не знал и не трогал ни вас, ни вашу семью, пока вы не перешли мне дорогу. И вот этого я уже не потерплю….

Эркер сделал паузу, чтобы внушительно посмотреть в округлившиеся глаза Анатолия Первенцева и продолжил:

- Ваш сын избил меня. Согласитесь, сам по себе этот факт достаточно мерзкий. И только случай помешал мне достойно ответить ему и размазать его по асфальту, как ничтожного червя. Но он еще и отнял самое драгоценное, что есть у меня – мою невесту. Затем он спрятал ее. Мне пришлось силой увезти его мать и вашу жену – теперь мы квиты.

Первенцев горько усмехнулся:

- Эта девушка Юля – ваша невеста?! Помилуйте, сколько же вам лет? Кроме того, вы хотите захватить Юлию против ее воли. А это недопустимо! Что касается моего сына – то он поступил согласно обстоятельств, как настоящий мужчина…

- Да, Юлия – моя невеста! По какому праву вы лезете в мою личную жизнь?! Все это вас не должно касаться! Если вы хотите увидеть свою любимую жену живой. Иначе вам принесут ее голову!

Первенцев захлебнулся от гнева. Он схватил незнакомца за пальто и стал трясти.

- Я требую, слышишь ты, требую немедленно вернуть мне мою Оксану! Ты понимаешь меня, упырь! Верни мне мою Оксану!

Внезапно руки его похолодели, а ноги потеряли почву.

Руки его повисли, едва не оборвавшись. Земля отдалялась, уходила куда-то вниз, а потом в сторону.

Он увидел, что приподнимается над землей вместе с Эркером. У того за плечами, сквозь разорванное пальто, полоскались большие кожистые крылья.

Первенцев закричал от ужаса и разжал руки.

***

Очнулся он лежащим на кожаном диване. Комната была скрыта темно-серым полумраком.

Горел камин в котором причудливым багрянцем плескалось, изламываясь, пламя. Перед камином развернулась лужайкой медвежья шкура. На ней возлежал черный пес с высунутым языком. Стену украшала картина на библейский сюжет, изображающая иудейскую царевну Саломею с головой Иоанна Крестителя.

Неистово ломило спину.

Первенцев попробовал подняться и застонал.

К нему подошла девушка в коричневом платье и белом переднике.

- Сейчас вам станет легче.

Она протянула ему лекарство.

***

Через час Первенцев уже смог потихоньку встать.

Он, медленно ковыляя, подошел к окну, отодвинул тяжелую сиреневую штору, оглядывая мокрые островерхие крыши.

Затем обернулся. Пса у камина уже не было.

На его месте стояло кресло с высокой спинкой. В нем сидел Эркер в длинном синем халате, расшитом белыми звездами.

Судя по всему, он был настроен благодушно. Его сухие и тонкие губы искривила улыбка. Он предложил сесть рядом.

- Вам сейчас не нужно много ходить, Анатоль, правильно я назвал ваше имя? Хорошо, что все закончилось ушибом. Могло быть и хуже. Упасть с высоты! Это еще хорошо, что я не высоко поднялся. Так что, садитесь.

Первенцев тяжело опустился на принесенный стул.

- Мне в общем-то рассиживаться нечего, - угрюмо сказал он. – Вы отпустите мою жену?

Эркер нетерпеливо махнул рукой.

- Что вы заладили, все об одном и том же! Вы еще слабы, и сейчас вам нужен покой. Так что не спешите. Вызванные мною специалисты вас посмотрят и подлечат. Поверьте, ничего плохого ни с вами, ни с вашей дражайшей супругой не произойдет. Я же рад буду беседе с внимательным и умным человеком, – промолвил Эркер своим хрипловатым голосом.

Он позвонил фарфоровым колокольчиком, стоявшем на ломберном столике.

В бесшумно открывшейся двери появилась служанка, принесшая на подносе кофейник, сахарницу и чашки.

- Прошу, - пригласил Эркер.

Первенцев ни к чему не притронулся.

- С чего вы взяли что я хочу общаться с вами?

Эркер внимательно посмотрел на него.

- Я вас понимаю, вы боритесь за свое счастье. Но я борюсь за свое, поймите и вы меня. И Юлия – мой последний шанс, моя ниточка к новой жизни…

Первенцев посмотрел в его водянистые глаза и перевел взгляд на дряблую шею и худые, белые, будто фарфоровые руки с большими ручейками вен.

- Простите, а кто вы такой? Чем вы занимаетесь? И вообще, сколько вам лет?

Вместо ответа, Эркер разлил по чашкам кофе и взял щипцами колотый сахар.

Когда дымящийся напиток паром заклубился над чашками, Эркер, отхлебнув, поставил свою на блюдце.

- Я бы хотел, чтобы вы меня выслушали, не перебивая. Послушали мою исповедь. Не так много людей в мире знают о моей жизни. Мне тяжело нести на душе этот груз. Груз прожитых лет и поступков. Послушав меня, вы быть может, многое поймете.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«— Нельзя поверить в невозможное!

— Просто у тебя мало опыта, - заметила Королева. – В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!»

Льюис Кэрролл

Вы спросили сколько мне лет. Да, я живу уже много лет, больше трехсот! Вот счастливчик, подумали вы! Или, быть может, вы решили, что с вами говорит сумасшедший? Ни то, ни другое… Но прежде выслушайте мою горестную историю.

Представьте себе избалованного молодого человека, родившегося в графстве Марк, в довольно зажиточной семье. В юности я был красив и любил наслаждения жизни более всего. С детства охота и военное дело были моими основными увлечениями.

Меня часто можно было видеть с компанией молодых повес, отпрысков знатных семей, скачущих по полям и перелескам со стаей гончих на охоту, устраивающих буйные пирушки в винных погребках и предающихся чувственным удовольствиям с легко доступными девушками. Но мой отец - граф, был очень встревожен моим поведением. Он резонно считал, что умение загнать зверя и стрелять в цель, а также, приласкать красотку - далеко не все, что может пригодиться в жизни молодому человеку.

И он отправил меня к бранденбургскому курфюрсту. Курфюрст, строго посмотрев на меня, поставил условие, что если я мечтаю о престижной должности советника при дворе, то просто обязан учиться.

Таким образом все пошло не так, как я хотел. Я мечтал о славе, доблести, известности, а вынужден был сесть за книги. В старейшем Гейдельбергском университете я изучал юриспруденцию.

И тут случилось неожиданное! Я вдруг почувствовал необыкновенную тягу к наукам, вошел, так сказать, во вкус. В те времена в университете был расцвет гуманизма и либерализма, студентам разрешали носить светскую одежду и свободно общаться с преподавателями и это способствовало углублению интереса к наукам. Я хотел познать все науки, которые есть в мире и засел за книги. Но оказалось, по моим подсчетам, что жизнь так коротка, что я не смогу прочесть даже ничтожную часть. Я почувствовал отчаяние, и, бывало, слезы наворачивались мне на глаза, я в гневе швырял книги, и, сидя среди молчаливых груд, понимая, что не смогу прочесть все, что хочу.

Из научных и духовных глубин меня вырвала смерть отца. Он рано захворал и умер, и я, вернувшись в родное графство, что называется, вступил в наследство.

Я перевез в дом большую часть купленных мною книг и создал громадную библиотеку, занимаясь исследованиями и написанием собственных сочинений.

От науки меня отвлекла война с соседним графством. В те времена такие междоусобицы были нередки. Война шла не очень удачно для меня. Я потерял часть своих солдат при переходе через болото и потерпел поражение. Соседний граф сжигал мои деревни и уничтожал посевы.

Еле удалось уладить дело и заключить невыгодный для меня мир.

Но судьбе было суждено послать мне еще одно испытание.

Я приехал погостить к своему дяде Отто и был сражен! Его дочь, которую я видел раньше лишь маленькой девочкой, теперь находилась в расцвете своей красоты.

Красивее женщины я не видел в своей жизни!

Минна была само чудо – нежные рыжеватые волосы, ясные голубые глаза, колеблющаяся под платьем упругая грудь – все это волновало меня. Мы начали с ней встречаться и вести беседы. И чудо – я нашел в ней умнейшую из всех известных мне девушек!

Минна писала стихи, интересовалась науками и могла поддержать практически любой разговор. Даже когда ей, чисто по ее юности, по особенностям женского образования, не хватало знаний, она была благодарной слушательницей, все схватывала на лету. Я не знал женщины лучше и умнее моей милой и дорогой Минны!

Мы стали проводить много времени вместе. Сколько глубочайших, милых сердцу и уму бесед состоялось, сколько нежных чувств было проявлено! Как можно забыть эти дни, когда я, наслаждаясь достоинствами своей возлюбленной, благодарил судьбу за этот щедрый дар!

И эти наши отношения не стали тайной для бдительного взора дядюшки Отто.

Мы обручились и поклялись во взаимной верности.

В тот период моей жизни я был на седьмом небе! Произошедшая вслед за этим свадьба только добавила счастья в наш мир на двоих.

Моя любимая восхищалась природой, читала стихи, с интересом слушала мои философские штудии, принимала участие в химических и физических опытах, которыми я тогда увлекался, высказывала интересные идеи. Волшебные ночи соединяли наши упругие, молодые тела. Как вихрь проносились мы на своих быстрых конях по полям, лугам и лесам и, казалось, нет нам никакого предела в мире. Но предел будет, он наступит внезапно и поставит его кто-то другой, кто выше нас.

Как-то в один из сентябрьских, еще жарких, дней уехали мы в горы на охоту. Все проходило удачно, лишь под конец путешествия попали мы в грозу. Под проливным дождем, мы добрались до избушки горного крестьянина, дерзкие и веселые, но промокшие насквозь. В отдельной комнатке мы бросились друг к другу в объятия.

И тут настигла нас беда! Уже утром Минна тяжело заболела и слегка в горячке. Ее всю трясло, ломало, бросало то в жар, то в холод, она, то и дело, теряла сознание.

С большими трудами, наняв повозку с лошадьми, я довез свою любимую жену до дома. Представьте все мои переживания в этот день! Я проклинал тот час, когда я согласился на поездку.

Конечно же, я бросился к лекарям. Подключился и ее отец, а мой дядюшка. Лучшие врачи побывали у моей любимой, но, бедняжке, увы, не становилось лучше. Напрасно я подолгу простаивал в храме и молился Господу.

Моя жена медленно, но верно умирала.

В один из этих печальных вечеров я стоял в комнате больной, наблюдая, как за окном полосует дождь, и неизмеримая тоска охватывала меня.

Кто-то положил сзади руку на плечо. Это был один из немногих моих друзей, верный Андреас.

«Не печалься, набирайся мужества. Великое испытание послали тебе небеса», - произнес он.

«Но за что? За что? Почему судьба так жестока ко мне?» - с болью произнес я, вознеся вверх руки.

«Ты был счастлив. А счастье хрупко и недолговечно», - ответил Андреас.

«Ты считаешь, что это все, конец?» - в отчаянии спросил я.

«Мне сложно сказать. Больше всего в мире мне хочется тебя сейчас поддержать и утешить, но… мне трудно подобрать слова. Крепись, друг мой. Что мы можем еще предпринять? Разве что…Осталось последнее средство – обратиться к доктору Шварцу», - сказал Андреас.

«К доктору Шварцу? Ну, и чем он известен?» – печально отозвался я, уже не веря в чудеса медицины.

«Говорят, он хороший врач. Родом из Праги, но недавно приехал к нам по каким-то делам. Я узнал об этом из светской хроники. Поговаривают, что он делает чудеса! Только его лечение очень дорогое».

«Для меня нет преград! Я достану любую сумму! Лишь бы он смог помочь Минне! Давай поедем к этому доктору, не теряя ни минуты!» - горячо воскликнул я, так как у меня вдруг блеснул луч надежды в душе.

В тот же день мы запрягли лошадей, и наша карета, несмотря на непогоду, отправилась в Эссен. Мы пробирались по раскисшим от дождя дорогам, иногда выходя из кареты в плащах, защищая лица от дождевых капель, и вытаскивали колеса из грязи.

Озябшие, мокрые и грязные мы приехали в город. Время потратили лишь на то, чтобы снять комнаты и привести себя в порядок, чтобы не являться к доктору в неподобающем виде.

Доктор Шварц был на приеме у бургомистра.

Внешний вид доктора поразил меня: очень черные и длинные волосы были заплетены в косичку, смуглое худое лицо с впалыми щеками, длинным, как у галки, носом и большими черными очами.

Когда он освободился, то принял нас в громадной комнате с высоким лепным потолком, хорошо обставленной. Сразу видно было, что этот человек несметно богат!

Он видел наши умоляющие глаза, слушал наши печальные речи, но меня просто бесила наглая ухмылка на его лице.

Однако затем доктор нас удивил. Он достаточно быстро и беспрекословно согласился поехать посмотреть Минну.

«О гонораре не беспокойтесь. После поговорим. Сначала необходимо посмотреть», - промолвил он.

Не знаю, как это случилось – но домчались мы быстро и почти без приключений. Непогода ушла, дорога стелилась ровно и гладко, мы сидели сирые и понурые, а доктор Шварц поглядывал в окно, да трещал нам какие-то светские смешные истории, от которых мы с Андреасом должны были бы покатываться с хохоту, но только нехотя усмехались и кивали в ответ. Его веселье казалось нам более чем неуместным, но мы вынуждены были терпеть.

Более всего мы боялись не успеть. Когда мы вбежали в комнату, у постели больной стоял пользовавший ее доктор Краус. Он поглядел на нас печальными глазами и развел руками.

Минна лежала худая, бледная, с темными кругами под глазами.

Я залился слезами. Скрипнула дверь, и вошел дядюшка Отто. Мы представили ему доктора Шварца.

Я умоляюще посмотрел на Шварца. Впервые за все время я заметил, как ухмылка сбежала с его лица. Он поставил свой саквояж и встревоженно склонился над Минной. Затем скинул сюртук, закатал рукава, всплеснул руками и попросил всех удалиться из комнаты.

Вышел он быстро – не прошло и десяти минут.

Двигался он как-то зигзагами, придерживаясь за стену, как будто бы смертельно устал.

Мы испугались и бросились к доктору – не хватало, чтобы и ему еще стало плохо!

Но он нас успокоил. С ним все в порядке. Видимо, переутомился.

«Что, доктор, Минна как? Можно ли ее вылечить? Будет ли она жить?»

«Сейчас сказать трудно», - промолвил Шварц. – «Но в ближайшие часы рецидива произойти не должно. А сейчас мне нужно отдохнуть».

Он был непохож на самого себя – видимо, действительно, здорово устал. От его смешливости не осталось и следа.

Шварцу отвели лучшую комнату в замке, расположенную наверху. Андреас уехал – ему нужно было выспаться перед завтрашним судебным заседанием, на котором он должен был предстать в роли помощника адвоката.

Я еще побыл недолго у Минны. Оказалось, что она крепко спала, и вид ее был достаточно обнадеживающий.

Смертельно уставший за последние сутки, я оставил Минну с сиделкой, удалился в свою комнату.

Не раздеваясь, рухнул на постель и уснул без задних ног.

Разбудила меня то ли непогода, то ли какая-то внутренняя тревога. Дерево, росшее под самым окном, стучало веткой в стекло под напором сильного ветра.

Когда я услышал шаги в коридоре, то приподнялся.

Дверь медленно отворилась, и луч фонаря на мгновение ослепил меня, заставил закрыться рукой.

С удивлением и нарастающей тревогой я узнал доктора Шварца. Он стоял передо мною при полном параде.

«Доктор, что-то случилось? Почему вы пришли? Что-то с Минной?» - воскликнул я.

«Ничего, пока все в порядке», - промолвил доктор. – «Я пришел поговорить о гонораре».

Я несколько возмутился:

«Доктор, а вы не могли выбрать для такого разговора более подходящее время? Сейчас середина ночи…».

«Именно сейчас и есть самое подходящее время», - сказал Шварц, улыбнувшись своей нагловатой ухмылкой. – Пойдемте - ка в сад».

«А что, здесь, в комнате, мы не можем обсудить наши дела?» - в гневе спросил я.

«Здесь? Нет, здесь никак не можем. Здесь не получится никак. Здесь стены не те», - как – то странно и немного рассеянно заговорил он.

И тут же повелительно показал мне на дверь. Я набросил плащ и пошел за ним покорно, как малыш, который не может ослушаться отца.

Мы вышли наружу.

Сад бушевал под ветром, гнулись деревья и летели листья, а мы все шли внутрь бушующего древесного океана.

Остановились лишь в самой глухой части парка, достаточно заросшей, у скамьи, на которую Шварц поставил фонарь.

Я собрался сесть, но он остановил меня рукой, и я стоял напротив него.

«Послушайте, - сказал он. – «Минна очень больна, и, боюсь, не доживет до завтрашнего утра. Она бы еще вечером скончалась, да я вовремя сделал все, что в моих силах, чтобы предотвратить это».

«Значит это все? Это конец? Значит ее нельзя спасти?!» - вырвалось у меня.

Страх и отчаяние охватили меня. Я бросился перед Шварцем на колени.

«Доктор, умоляю, спасите ее! Все богатства, которыми владею, я отдам за ее спасение! Больше такой женщины в моей жизни не будет, она единственная, свет моих очей, моя отрада! Если бы вы знали, доктор, как она хороша, как хороша…»

И облился слезами, горько зарыдал, свалившись у его ног.

Он сочувственно смотрел на меня.

«Да, я вижу, вы очень любите ее. И готовы всем для нее пожертвовать».

«Я обожаю ее! Доктор, есть ли какой-то выход, есть ли лекарство для ее спасения?»

Шварц посмотрел на меня, блеснув в темноте глазом.

«Выход?» – сказал он медленно. – «Выход всегда есть!»

«Но скажите те же, ради Бога, что нужно?»

Шварц весь вздрогнул, махнул рукой, и глаза его загорелись зеленоватыми огоньками. Он тут же вырос как-то, стал более грозным, ветер развевал его черный плащ.

«Не упоминайте имя Божье всуе», - произнес он.

Я резко поднялся и встал. Под гипнотическим взглядом его черных глаз просто оцепенел.

«Все очень просто. Необходимо подписать договор с Сатаной. Кровью», - сказал он строго и громко.

«Вы, вы, предлагаете мне продать душу?» - ошарашенно спросил я.

«Именно. И тогда все вернется. Более того, вы можете попросить еще, кое о чем. У вас ведь много хороших замыслов»,- спокойно и веско сказал Шварц.

«Но, кто вы тогда? Вы и есть Сатана? Или его посланник?» - спросил я без надежды в голосе и в душе.

Шварц ухмыльнулся.

«Давайте об этом не будем. В сущности, какая разница. Вернемся к насущным вещам. Итак – да или нет?»

«И она останется жива?»

«Бесспорно. В противном случае этой же ночью ваша возлюбленная и дорогая жена умрет!» - заявил он.

Я пронзал взглядом Шварца.

Он стоял передо мной гордый и надменный, со своей вечной ухмылкой.

«У меня нет выбора» - промолвил я.

«Вот уж нет! Выбор всегда есть! Он за вами! Решайте же, счет идет на секунды. Вы же не хотите, чтобы утро застало нас здесь, а в комнате вас ожидал холодный труп той, которую вы любите более всего в этой жизни!»

Я тяжело вздохнул, опустив голову.

«Я согласен. Но, постойте. Могу ли я попросить еще о чем-нибудь?»

«Да, о чем угодно! О чем вы там мечтали? Хотите прочесть все книги мира – пожалуйста. Освоить науки – почему нет? Отомстить надоедливым врагам, соседям – так в чем дело? Слава, богатство – все к вашим ногам!»

«Откуда вы все знаете?» - пролепетал я.

«Да уж знаю!» - громко сказал он.

«Так вот» - сказал я сурово и твердо, осознав свое положение. – «Я хочу, чтобы Минна была жива. Чтобы она любила меня больше жизни, также как я люблю ее, и чтобы она была верной мне подругой до конца жизни».

«Принято», - быстро сказал он.

«Я хочу вечной жизни! Я хочу восхищаться земной жизнью всегда, видеть смену дней, лет, веков, эпох, правительств, много путешествовать и наслаждаться жизнью. Всегда!»

«Принято», - вновь был ответ Шварца.

«Я хочу познать все науки, которые мне интересны, добиться успеха в исследованиях, стать известным и полезным обществу. А также - хотелось было бы добиться успеха в литературе и искусствах, в тех видах и жанрах его, в которых я сочту нужным».

«Принято», - прозвучал новый ответ.

«Я хочу отомстить своим врагам. Никто не может посягать на мою землю, мой дом. И еще, я хочу испытать все наслаждения, все блага земной жизни, доступные человеку».

«Принято».

«Вот, пожалуй, и все. Теперь можно и подписать».

«Вы хорошо подумали? Больше ничего не хотите?» - спросил Шварц.

«Этого вполне достаточно», - твердо сказал я.

Шварц улыбнулся.

«Тогда давайте уйдем с этого ветреного места. Хотя бы - вон в ту беседку. У меня все уже давно готово».

Освещая фонарем путь, мы двинулись вперед. Наверное, это были самые тяжелые шаги в моей жизни.

Шварц вынул из внутреннего кармана плаща бумагу и перо…

Когда все свершилось, мне стало удивительно легко.

Мы шли к дому, а я буквально летел, все норовя обогнать медлительного Шварца.

Нужно ли говорить о том, что моей милой Минне утром стало значительно легче.

Шварц пробыл у меня еще три дня, наблюдая за больной, назначая ей те или иные лекарства и процедуры. Но, как мне казалось, делал все это почти формально.

Все эти три дня в замке его хоть и побаивались, но все же считали милейшим человеком. Он отпускал направо и налево остроты, охотно принимал участие в общих собраниях, живо интересовался дядюшкиной библиотекой и даже съездил с ним на прогулку по окрестным рощам и полям.

Я же себя чувствовал вполне счастливым человеком, но какая-то непонятная тоска, горечь в душе оставалась после той ночи. Но она затушевывалась радостью и свежестью постепенного выздоровления моей любимой.

Шварц уехал внезапно рано утром, оставив записку с советами относительно дальнейшего лечения Минны, предназначенной больше Краусу, чем мне.

Неделю спустя моя милая уже гуляла по саду, хотя и была еще слаба.

То были волшебные дни! Уже опадали листья, чертили небо улетающие птицы, но солнце еще было ярко, а мы, сидя под голубым шатром небес, упивались поэзией.

Вряд ли можно было найти более счастливого человека, чем я в те дни! Рядом со мной всегда была верная и надежная подруга. О том, каким путем куплена была ее жизнь, я предпочитал не вспоминать.

***

Я не могу вас утомлять длинным рассказом о моей жизни, которая была по настоящему долгой.

Что было дальше? Я получил престижное место у курфюрста, совмещая государственные дела с научными занятиями.

Я нанял хорошее войско указал соседям их место, вернувшись с победой. Потерянные территории были возвращены.

Наш брак с Минной был вполне счастливым. У нас родились две славные дочурки, которые удачно вышли замуж.

Я активно занимался наукой. Вскоре имя мое стало известным в научном мире.

Но шли годы. Я старел, но не умирал. Мне пришлось быть свидетелем страшного горя – смерти моей любимой Минны, а затем и дочерей, и внуков. К правнукам я уже испытывал равнодушие, как и они ко мне…

Чтобы не вызывать излишних подозрений по поводу своего долголетия, я стал путешествовать, часто меняя страны, города, изготавливая новые документы, придумывая новую биографию. Мой внешний облик не менялся, он как будто застыл на рубеже шестого десятка. Я много занимался наукой и литературой, печатался под разными псевдонимами, как прозаик и поэт, но, со временем, все это приносило мне все меньше радости. В брак я больше предпочитал не вступать, но испытал все удовольствия, которые может испытать мужчина, любящий женщин.

Кроме старенькой матери Европы, которую я почти всю объездил, я побывал в Новом Свете и в Африке. Решил заняться колдовством, мечтая преодолеть земное притяжение и добился некоторого успеха: при необходимости полета, или в случае опасности, я мог использовать крылья на спине, которые теперь возвышались уродливым горбом. Таков был результат моих чародейских опытов. Но это не мешало мне пользоваться большим почитанием у женщин! Колдовство помогало мне завоёвывать свое место под солнцем и устранять с дороги конкурентов.

Я стал свидетелем крушения монархий в Европе, поддерживал Просвещение. Удивительно, что учение великих просветителей не противоречило моим религиозным воззрениям. Во время Французской революции я стал советником у Робеспьера, активно выступал против дехристианизации, доказывая, что упразднение католического культа ни к чему хорошему не приведет, из-за чего впал в немилость и едва не угодил на гильотину. Меня заключили в крепость, но я благодаря своему чародейству и крыльям, сумел оттуда бежать. Затем поселился в Англии решительно финансировал анти - наполеоновскую кампанию.

Я могу гордиться своим знакомством с известными людьми. Всех не буду перечислять, но все же скажу, что восхищался талантом Моцарта, Гете, Гейне, Канта, Шиллера, Гофмана, Диккенса… Я думаю этих имен достаточно!

К концу девятнадцатого века я устал от политики. С тех пор занимался больше наукой и литературой, публикуя различные статьи и произведения.

Домой я за все это время приезжал редко. Сердце сжималось от того, какие ранее золотые были годы, и как я счастливо жил со своей любимой Минной!

В начале века двадцатого я уже здорово устал и от самой жизни, ощущая себя как- бы выжженным изнутри.

Да и события в мире не радовали! Меня ужаснула Первая Мировая война – более страшной бойни и самоистребления человечества я до той поры не знал! Всюду я видел лишь одно безумие! Моя любимая наука перестала восхищать меня, я узрел, что она ведет не к к улучшению человеческого цивилизации, а лишь к ее упадку. Несметные богатства буржуазии, банкиров и торговцев, власть олигархии, бедность и голод низших слоев, бесконечная человеческая суета, упадок и разврат, рост преступности – все это настраивало на пессимистический лад. Более худшего периода для человечества я до этого века не знал!

Мысли о самоубийстве стали посещать меня. Нужно было что-то предпринимать. Мне показалось, что меня может спасти что-то новое и необычное.

Таковым стал социалистический эксперимент. Я прибыл в Советский Союз с твердым намерением начать жизнь заново.

Я стал ведущим инженером одной из строек во время второй пятилетки. Тогда специалисты из-за рубежа очень ценились.

Пришлось привыкать к жизни и необычному быту новой страны. Имея немалые способности к языку, я быстро его освоил, тем более, что уже читал на нем еще в прошлом веке таких титанов литературы, как Гоголь, Толстой, Тургенев и Достоевский. Мою деятельность оценили, я получил временное жилье, хороший оклад. Моя просьба о гражданстве была удовлетворена, что для меня было очень важно. Ведь я хотел остаться в этой новой, непохожей и такой интересной для меня стране, быть ей нужным в то время, как после 1937 года со многими иностранными специалистами контракты расторгли.

Но тут грянула новая война! По документам я был немцем и естественно был арестован и посажен в лагерь. Мне ничего не стоило бежать из мест заключения, но я не хотел покидать страну. Куда бежать? В Америку? Я не любил янки! Но, еще больше, я ненавидел нацизм во всех его проявлениях, считая, что он лишь погубит Германию, мою родину. Я понимал, что только страна, гражданином которой я сейчас являюсь, сможет сломать хребет новоявленному мировому фюреру, но, в случае его победы, мир людской погибнет!

Пустив в ход все свои способности, я сумел доказать свою пользу в научной области. Власти сочли целесообразным мое перемещение в так называемую «шарашку» - комфортабельную тюрьму.

Я неистово работал над новым изобретением.

Моя ракетная установка дала неожиданный эффект! Врага погнали прочь и достаточно активно!

Вскоре меня освободили. А буквально через две недели в газетах появилось сообщение о награждении советского инженера Вольдемара Августовича Эркера Сталинской премией первой степени.

Победа над нацизмом стала и моим личным праздником!

***

В послевоенное время я практически никуда не выезжал из страны. Мир меня перестал интересовать! Жил и работал в области оборонной промышленности и космической техники, отдавая всего себя науке и изобретательству. Защитил диссертацию, получил ученое звание профессора.

Но моя разделилась для меня на счастливые часы работы и несчастливое время досуга.

После работы я изнывал от скуки и одиночества. Я ждал того часа, когда я снова смогу пойти на работу. Я практически не отдыхал, никогда не уходил отпуск, а когда все же меня выпихивали – соглашался, чтобы не вызвать недоумений и подозрений.

Дома все было по-другому. Я слонялся из угла в угол. Телевизор мне был неинтересен, друзья мне были скучны; с товарищами по работе я поддерживал отношения просто так, для вида, лишь книги, иногда, спасали меня.

Ночи превращались в сплошные часы мучений. Я пробовал читать, бросал книги, сочинял стихи, которые потом сжигал, часами просиживал на балконе, наблюдая за звездами, да вспоминая золотой период жизни с Минной. Но, в конце концов, мне пришлось самому создать новый вид довольно сильного снотворного. Это помогало уснуть и забыться.

И я понял, что стану бессмертным сумасшедшим, если не поработаю над собой.

Я решил вновь создать семью, считая, что это придаст моей жизни дополнительный смысл. Мне давно нравилась одна молодая женщина, сотрудница института. Звали ее Марией. Высокая, стройная, со слегка рыжеватыми волосами, она напоминала мне мою Минну.

То, что она на меня не обращала внимания, было еще полбеды. Это было дело поправимое. Но она была замужем. И ее муж был немецкого происхождения – Сергей Карлович Хаффман, сын немецкого коммуниста – антифашиста.

Пришлось перешагнуть и через это препятствие. Я решил тряхнуть стариной и вспомнил свое чародейство, открыл тщательно спрятанные от посторонних глаз старые книги.

И вот как-то осенним вечером, на подмосковной даче, когда глухо шумели и гнулись под ветром сосны, я вызвал ментальное тело моей избранницы, чтобы подчинить ее волю своей.

В процессе ухаживания за Марией я очень преобразился. Колдовство сыграло свою роль, я был привлекателен и галантен, и даже небольшой горб не портил меня.

Мы часто встречались, и я уговорил Марию поехать со мной к морю.

Там, у Черного моря, среди крымских скал, я признался Марии в любви и сделал предложение. А когда я познакомился с ее дочерью, милой Юленькой, я вдруг понял, что нашел клад. В глубине глаз Юлии я увидел будущее, свою судьбу…

Я добился своего. Мария развелась с Хаффманом и вышла за меня замуж. К Юлии я благоволил, стараясь стать ей заботливым и внимательным отцом.

Но, увы, этот новый брак не принес мне счастья. Стоило только развеяться чарам колдовства, Мария начинала меня ненавидеть. Как-то мы опять поехали к морю, и там Мария открыто сказала, как она терпеть меня не может, что я страшный и гадкий человек.

Признаюсь, я потерял контроль над собой! Я отпустил свой гнев на свободу! Я расправил свои крылья, взвился над бушующем морем, и, вместе с женой в руках, летел над волнами до каменного острова, и там оставил свою жертву. Я привел Марию в чувство и заявил, что если она не хочет расстаться с жизнью, то должна покориться мне!

Назад она возвращалось кроткая и шелковая. Страх сделал свое дело!

Но все это не принесло мне счастья. Я страдал, я устал жить, я понял, что жил полнокровной жизнью лишь тот далекий светлый период с Минной.

Я не знал, как выйти из положения. Целыми днями ходил я грустный и подавленный. Свои обязанности выполнял кое-как, и это многих удивляло, ведь я зарекомендовал себя честным и неутомимым работником, настоящим трудоголиком!

Как-то меня включили в состав делегации, отправлявшейся на важный научный симпозиум в Чехословакию.

Мы долго ехали на поезде, и я, впервые за множество лет, поглядел как живет Европа, в которой давно не бывал.

На симпозиуме в красивейшей Праге я выступил достаточно удачно, что позволило мне забыть на некоторое время свои невзгоды.

Уставший, но довольный, я оторвался от остальных членов нашей делегации, глядевших на местные достопримечательности и бегавших по магазинам, и побродил по городу. От него веяло чем-то родным, давно подзабытым.

Устав от прогулки, я сел в небольшом кафе, заказал кофе и булочки, и раскрыл местную газету. И тут же замер.

Там была статья о чудесном враче- кардиологе Алоизе Шварце.

Я немедленно разузнал адрес доктора, его телефон и записался на прием.

Когда я зашел к нему в кабинет, на меня смотрел суховатый высокий человек лет пятидесяти с совершенно черными волосами и орлиным носом. Тот это был Шварц или другой, мне было все равно. Я рухнул перед ним на колени. Я просил аннулировать наш договор.

Шварц смотрел на меня, как на больного, которому нужен психиатр.

Все закончилось тем, что меня увезли в специальную клинику, где вкололи успокоительные препараты.

На какое-то время я был оставлен в клинике, и мои товарищи навестили меня. Я встретил их достаточно холодно. Пораженные такой переменой, они пожелали мне скорейшего выздоровления в братской социалистической стране и пообещали содействовать приезду жены. Я отнесся ко всему достаточно равнодушно.

Как-то я сидел в больничном садике, абсолютно отрешенный от всех житейских радостей и невзгод. Когда пришла сестра Клара и объявила, что ко мне пришли на свидание, я встретил это с полным безразличием, думая, что приехала Мария, или кто-то из советских коллег.

Отрешенный я сидел на скамейке, когда кто-то подошел. Я замер. Сердце застучало бурно, волнение охватило меня! Передо мною стоял Шварц!

«Вы хотели меня видеть. И вот я перед вами», - заговорил Шварц. – «Я понимаю все ваши трудности. Но кто сказал, что вся жизнь у вас будет сладка? Согласитесь, вы все получили сполна, все, что просили, что предусматривалось договором. Зачем же теперь роптать?»

Я был обескуражен этим внезапным обращением и не знал, что сказать в ответ.

Затем, собравшись с духом, сказал скорбно:

«Послушайте, я не хочу жить. Я просто устал! Мне все уже успело надоесть. Очень тяжело жить, постоянно видя смерти своих близких. Это настоящая мука! И это будет продолжаться вечно! Через время перестаешь это ощущать, теряешь смысл любви и сострадания. Мне не нужна вечная жизнь, она не имеет никакого смысла хотя бы потому, что ты перестаешь чувствовать, ощущения притупляются, ты превращаешься в тупую ходячую машину».

«Ну, а где же сейчас ваш пытливый ум, неутолимая жажда знаний?» - скептически спросил Шварц.

«Я достиг самого дна. Я все познал. Теперь ум мой закрыт. Вечность для меня – наказание, мука. Сейчас она для меня не имеет никакого смысла. Только сейчас я понял какое великое спасение для человека – смерть!» - горько ответил я.

«И что же вы теперь просите?»

«Либо заберите мою жизнь! Либо обновите ее! Знаете, что бы хотелось? Дайте мне такую любовь, что вновь выросли мои крылья, чтобы я вновь воспрянул духом и вечно наслаждался этой любовью. И дайте вечную жизнь той, которую я полюблю».

«А не слишком ли рано вы торопитесь на тот свет? Тем более зная, на что обречены. Кому вы должны служить, как вечный раб! Сейчас вы, по крайней мере, свободны…», - проговорил Шварц.

«Нет, я не свободен. Я болтаюсь по этому шарику, который называется Землей совершенно бесцельно. Я уже все исчерпал. Теперь я хочу другого», - устало сказал я.

Шварц вздохнул и изобразил на лице знакомую ухмылку.

«Конечно, мне ничего не стоит умертвить вас прямо сейчас. Но это против наших правил…Вы просите изменить наш договор? Что же, это можно устроить. Но, вы знаете, за все нужно платить».

Он лукаво улыбнулся, нагнулся ко мне и промолвил:

«Скажу вам по большому секрету – там тоже не все гладко. В аду есть своя иерархия. Также, как и везде – место и положение надо заслужить. Итак, за все нужно платить, а платой будет - ДУША того человека, которого вы полюбите…. Вы просили вечной жизни, прожили несколько столетий, а на самом деле – всего лишь незначительный МИГ. Но, Вы, конечно, правы – нет ничего вечного. Конечно, вам придется уйти. Вот этот путь – начните свою жизнь заново. Но учтите, это будет ПОСЛЕДНИЙ ваш жизненный круг! Найдите себе молодую красивую жену. Нам нужна молодая кровь! Пусть в этом браке родится ребенок. И после вашего перехода в иной мир ваши жена и ребенок будет НАШИМИ!»

Мы еще долго говорили. Я пересказал вам наш разговор в упрощенном варианте.

Я понял, что более всего их бы устроила Юлия. Признаюсь, я и сам питал к своей падчерице нежные чувства. Она была симпатичной, умненькой… Я решил: женюсь на Юлии и у нас будет ребенок. Потом, когда я умру, останется мой след на земле…

Подлечившись, я вернулся домой. И здесь подстерегало меня несчастье. Во время нелепой домашней ссоры, Мария поранила себя ножом! Случилось заражение крови, и она ушла на тот свет.

Дальше были похороны, сочувственные слова товарищей.

Прошло не так много времени после скоропостижной кончины моей дорогой супруги, как я стал настойчиво ухаживать за Юлией. Мы ходили в театр, ездили на приемы. Я дарил ей дорогие подарки. Конечно она стала о чем-то догадываться. Стала отвергать мои подношения, избегать меня. А вслед за этим и вовсе решилась на побег!

Это не было для меня большим секретом. Я догадывался, что она поедет разыскивать отца, хотя и не был уверен.

Я сумел выследить Юлию. Когда она прибыла в город, где, по ее разумению, жил ее отец, я тайно приехал вслед за ней. Я пробовал задержать ее еще на вокзале, но ей удалось привлечь внимание людей, вырваться и скрыться. Я нанял автомобиль и смог разыскать ее.

Все закончилось бы благополучно, если бы не ваш сын. Так получилось, что она, разыскивая своего отца, нашла нового друга. А потом ваш сын грубо вмешался в мои дела, напал на меня, воспользовавшись моим минутным замешательством, избил, помог Юлии бежать! Фактически, он похитил ее!

Он украл то, что принадлежит мне и должен понести наказание. Ну вот я вам все и рассказал, объяснил. Надеюсь, что понятно.

***

Первенцев, тяжело вздохнув, заговорил:

- В то, что вы рассказали, профессор, поверить трудно! Поразительно! Неужели передо мною человек, живущий много столетий? Это похоже на какую-то фантазию!

- Напрасно вы сомневаетесь! Неужели до сих пор не убедились в моих способностях?! – воскликнул Эркер.

- Ах, да, ваши крылья и … Все это мне не приснилось?

- Ущипните себя! Перед вами действительно своеобразный Агасфер…

- Да, все это шокирует! Кстати, если вы действительно так долго живете, то почему не занялись историей? Вашим книгам о прошлом цены бы не было!

- Возможно, это и так. Но прошлое меня не интересует. Я от всего устал. Единственное, что может спасти меня – молодость, свежая кровь, продолжение рода!

- Что касается моего сына… Он поступил по обстоятельствам. Как требует долг мужчины. Я всегда его этому учил, - уверенно сказал Первенцев.

- Учили нападать на чужих людей?

-Учил мужеству, смелости, находчивости, спасти человека от беды, умению защитить девушку! Кстати, я вот подумал - Юлия вам ведь как дочь! И вы собрались брать ее в жены?

- Ну и что же. Мы же не являемся прямыми родственниками. К тому же, человек я не бедный. При помощи кошелька нас зарегистрируют где угодно, в любой стране. Воздействовать на людей я умею. На первых порах я подчиню ее волю своей. А там она привыкнет и, надеюсь, полюбит меня. Как любили до нее другие женщины!

Говоря это Эркер взмахнул руками, в глазах блеснула безуминка.

Подозрительно окинув взором своего собеседника, Первенцев сказал:

- Но разве вам не страшно от того, что вы готовите Юле и вашему будущему ребенку. Вы же можете их погубить!

Эркер, вздохнул, сделал паузу, будто призадумавшись, а потом ответил:

- Да мне теперь все равно. У меня нет другого выхода. А Юлия – она юна и прекрасна! Не смотрите, что я на вид староват, я еще многое чего могу… И способен дать любовь и наслаждение молодой жене! Каждый день я думаю о ней, о милой моей Юлии! И желаю соединиться с ней!

Наступила пауза. Слышно было как, словно труба, гудит в камине огонь.

Наконец Первенцев сказал:

- Я предлагаю вам отступиться от этого дела. Пойдите в церковь, в монастырь, покайтесь в своем грехе, отмолите его.

Эркер засмеялся:

- Да я церковный дух не переношу! Жить и мучиться еще столетия в монастырских стенах, бить поклоны? Нет, это не для меня!

Первенцев сурово сдвинул брови:

- Тогда я могу предложить вам яд.

Эркер махнул рукой:

- Меня предупреждал Шварц о самоубийстве. Будет еще хуже! Вечные муки в аду… Тот путь, что он предлагает более надежный и выгодный и мне, во многом, приятен.

- Тогда, по крайней мере, верните мне мою супругу. Она-то ни в чем не виновата!

Эркер насупился:

- Верну только в обмен на Юлию! Ваша задача - уговорить ее. Пусть она вернется ко мне.

Первенцев мрачно смотрел на пламя.

- Я могу хотя бы увидеться с женой!

- Можете! Но, предупреждаю вас. Без фокусов! Этого я не люблю. Вы видели моего цербера? Одно мое слово, и он растерзает вас!

Они прошли в соседнюю комнату, такую же темную, как и предыдущая. Из-за плотных штор сочились лишь серебристо – серые струйки света.

На широком ложе угадывалась чья-то фигура.

Первенцев бросился к лежащей женщине:

- Оксана…

Эркер остановил его, дотронувшись до плеча.

- Не торопитесь. Она находится в летаргии. Сейчас я выведу ее из этого состояния.

Он возвысился над лежащей, словно скала, и стал делать пассы рукой.

На стене едва угадывалась его изогнутая тень с крючковатой клешней.

Спустя время Оксана пробудилась. Постепенно стала воспринимать окружающий мир и предметы.

Она тут же бросилась к Первенцеву.

- Толя, ты… Как хорошо, что ты здесь!

Первенцев обнял жену, чувствуя трепетное тело родного человека.

- Дорогая, а ты как? Как себя чувствуешь?

- Более – менее… Знаю, ты волновался за меня. Пойми, я села в машину против своей воли. Это на меня так повлиял… господин Эркер.

На мрачном лице стоящего рядом Эркера появилась слабая улыбка.

- Я сделал это, чтобы продемонстрировать свое могущество. Но я не причинил Оксане Викторовне никакого вреда. Я думаю, что вы не откажетесь передать мне Юлию, которую прячете у себя. Вы видите, что шутить я не люблю, но проявляю великодушие. Если вы захотите обмануть меня – очень пожалеете об этом. Не успеете оглянуться, как ваша жена вновь окажется у меня! Она ведь теперь в моей власти. Времени на размышления у вас немного. У меня уже куплены билеты на поезд, заготовлены визы в другую страну. Отправление завтра в пять вечера! Помните об этом и поторопитесь!

А теперь вы свободны!

Первенцев покинул здание в смятении.

Конец 1 части