И коей мерой меряете. Часть 1. Алька. Глава 20. Роды.

24 октября 2017 — Ijeni
article273869.jpg

Наступили школьные каникулы и Аля, неожиданно для себя, вздохнула с облегчением, первый раз в жизни ей захотелось чуть отстраниться от своих ребят и побыть в тишине. Она больше не появлялась в классе, школа закрылась до самой осени, в этом году так распорядилась директор.

Жара стояла удушающая. Тяжелый живот тянул, Аля стала неповоротливой и медлительной, да ещё и поправилась сильно, неожиданно от этого похорошев. В её лице появилось нежное, теплое, молочное даже сияние, глаза стали глубокими, ожидающими и очень беззащитными.

Приехала мать, притащила с собой свою подругу Евдокию, худющую, как жердь, быструю, ловкую и живую. Из Саратова на лето вернулась и Галка, она скучала без мужа и все время торчала у Али, помогая по хозяйству. Короче образовалась тесная группа поддержки, Але не давали спуску, ежечасно и ежеминутно дежуря, не оставляя её ни на секунду в покое.

- Алюся, детко золотэнько, ведра не тягай, - басил дед из дальнего угла двора, непонятным образом углядев из-за дровни, что Аля берет у бабки небольшое ведерко с молоком.

- Геля, я без тебя таз отнесу, носильщица нашлась , - отбирала мать таз с выстиранным бельем.

- Аля, молочка иди-тко, парного, - шумела баба Пелагея с погребицы, звеня подойником, - И яечка сырого выпей, вон рябая тамо, под вишнею сронила.

     И только в ночь... Ночью, в звенящей тишине своей комнаты Аля, наконец, могла спокойно полежать в тишине и подумать. Дальнейшая жизнь представлялась ей с трудом. В последнем письме Виктор, в очередной раз написал о трудностях, о своих стараниях и необходимости "подождать и потерпеть". На что Аля ответила короткой запиской: - "Вить. Я хочу тебе признаться. Я никогда не любила тебя, не люблю и никогда не смогу полюбить. Обман - это не моё. Я и так о многом умолчала! Тот ребенок, которого я жду - не твой, прости. Не приезжай".

       В ответ Виктор промолчал. Так они и прервались на фальшивой завершающей ноте, просто затаились и ждали, когда она, их мелодия стихнет сама.

      Каждый вечер, когда духота спадала и, наконец, можно было вздохнуть, Аля с Галкой выходили пройтись вдоль берега засыпающей тихой реки. У них было любимое место под огромной старой черемухой. Вниз вела лестница к мосткам и там, опустив ноги в теплую, ласковую воду они сидели до темноты, молчали, в основном, иногда тихонько перебрасываясь парой слов.

- Аль. Что ты дальше делать будешь? Ведь одна, с ребенком.

- Ну что поделаешь? Так случилось.

- Здесь оставайся! А что? Бабка посидит с дитем, ты работать будешь. Вон сколько ребят в училище, найдешь кого. Хорошо здесь, спокойно. И еда полезная. Я вот тоже думаю сюда с Вовкой. Он все про детей заводит, но я пока сторожусь, поживем чуть для себя.

- Не, Галк. В Москву поеду, к матери. Надо дальше как-то жить, здесь памяти слишком много. Не хочу.

- Ну, смотри. Я б не спешила.

- Я и не спешу, видишь. Только, знаешь, не легко каждый день Чергэн видеть с мальчишками. Она ведь так и светится, малыши - копия Лачо. И прошло ведь вроде всё, а увижу - захолонет внутри. И не держит. И не отпускает.

- Да, Аль. Я вижу.

- Что ты видишь? Вон у тебя мордаха счастливая, сияет, что сковородка начищенная. Ты только Вовку своего и видишь, коза.

- Та нууууу... Чего там..Вооовку... А ты и вправду - уезжай, пожалуй. Райка тут говорила, что Лачо с семьей на той неделе уходят с табором. Думаю - теперь уж - насовсем. Не вернутся...

***

Ночью Алю что-то будто толкнуло мягкой лапой в бок и в живот. Она резко проснулась, села на кровати. В отсвете огромной луны были видны стрелки на часах - три. Аля встала, подошла к маленькому окошку, ведущему в цыганский двор, приоткрыла его, вдохнула свежий ночной воздух. Лапа не унималась, толкала не больно, но настойчиво и слегка сжимала низ живота. Сожмет и отпустит... Сожмет и отпустит.

Накинув платок на плечи, Аля тихонько, стараясь не шуметь, прокралась через сени, открыла засов и вышла на двор.

Ночь, лунная, ароматная, пропитанная запахами зрелого лета раскинула свои черные крылья и лежала покойно, лаская спящие дома теплом и негой.

Аля села под вишней на табурет, расправила спину, затяжелевшую за ночь. И тут, боль разрезала пополам вытянувшееся струной тело. Почти завыв от боли, Аля сползла на землю и скрючилась в позе эмбриона, насколько позволял живот...

Боль плескала на нее свои огненные волны - волна наплывала, закрутив тело в спазме до красных искр в глазах и уходила, отпуская. Аля плохо соображала и почти ничего не видела, что-то случилось у нее с глазами, перед ней плыла белесоватая муть, в мути двоились и троились тени. Она видела только, что по двору металась баба Пелагея, держась за сердце и тоненько, совершенно не похожим на ее, голосом что-то кричала. Видела, что Евдокия, как ворона - в раскрыленном черном платке, упираясь изо всех сил, открывала тяжелые ворота. И Чергэн ( - почему Чергэн? Где Лачо? - мелькнуло в Алиной, воспаленной от боли голове), вкатывала в ворота цыганскую бричку, стоя во весь рост на облучке и залихватски посвистывая.

- Почему же такая адская боль? Господи! Меня сейчас разорвет пополам, у меня просто там треснет что-то, и скорее бы что ли, Господи.

Аля не кричала, ей было стыдно кричать, она просто тихо, почти неслышно выла, и из покусанных губ сочилась кровь.

Потом, видимо ее уложили в бричку, она лежала на мягкой шубе, но от каждой кочки в живот ей вонзали сто огненных ножей. Все плыло...

- Ори, дырлыны*!!! -Чергэн повернула голову и оскалилась, как волчица, - Розмар те окхам*! Не молчи, лопнешь сейчас! Ори громче, говорю, сразу легче будет!

Аля сначала тихо, а потом громко, с визгом раненной собаки, закричала, даже завопила, раз, потом еще. Боль, вместе с криком относило в куда-то в сторону, и, правда, становилось легче...

- Эй, ну молодец! Не бойся, подъезжаем уже. Вон, свет в больнице загорелся. Открывают. Тебе бы, как мне рожать, в стогу прошлогоднем. Да двойню. И то, ничего, живая - видишь. Не бойся, санакуно*. Так тебя Лачо называл ?

Глаза Чергэн сверкнули совсем рядом, дико, огненно.

- Скажи сейчас, перед лицом судьбы, солнечная. Не моего рома дите носила? Правду скажи! Обман пойму!

- Отстань от меня, слышишь. Ничего не было у меня с ним! Ничего!

- Не врешь вроде. Хотела тебя в обрыв скинуть, вроде бричка перевернулась. Пожалела сучонка твоего. Да и похожи мы с тобой. Джюкел джюклес на хала*! Ладно, дорожки наши не перекрестятся боле. Знаю!

Боль опять скрутила Алю в узел. Сквозь пелену слез она видела людей, бегущих от дверей больницы...

...

С тонким сверлящим писком, который вдруг прорвался через Алины, оглохшие от боли уши, кто-то разомкнул огненный обруч, и чувство освобождения и провала в райские глубины нахлынуло теплой волной. Аля блаженно прикрыла глаза и сквозь ресницы пробивались яркие лучики, умудряясь слепить, как в детстве, когда ты притворяешься днем, что спишь.

И ей вдруг действительно захотелось спать так сильно, что она не могла вынырнуть из своих глубин. И вдруг что-то заревело, загудело, близко и оглушающе.

-Элеватор! Больница же рядом. Значит двенадцать дня...

- Не спать! Мамочка! Не спать. Дитятко смотрим. Ну-ка, глазки открывай. Смотри, кто у нас тут?

Аля с трудом открыла глаза. Огромная толстая врачиха, в халате держала желтый склизкий комочек, с лягушачьим животом и тонкими распяленными лапками.

- Ну- ка? Кто тут у нас, гляди! Мальчик, девочка? Кого хочешь?

- Никого не хочу!

Аля снова устало прикрыла веки.
____________________________
* дырлыны - дура
* Розмар те окхам - разрази тебя гром
* санакуно - золотая
* Джюкел джюклес на хала - пес пса не покусает
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0273869 от 24 октября 2017 в 13:42


Другие произведения автора:

И коей мерой меряете. Часть 1. Аля. Глава 10. Финка

И коей мерой меряете. Часть 1. Алька. Глава 8. Коса

И коей мерой меряете. Часть 2.Геля. Глава 4. Кувшинки

Это произведение понравилось:
Рейтинг: +2Голосов: 2499 просмотров

Нет комментариев. Ваш будет первым!