Повесть
Русаков О. А.
Продолжение
Начало 3 части по ссылке:
Начало повести по ссылке:
Часть 3.
Снег Подмосковья.
Глава 5.
Длинная ночь.
5.1
Пригороды.
Дымы в ночи не пугают, ты их не видишь. В ночи почувствуешь едкий запах горящего добра даже в морозном воздухе. Услышать трескучий разговор бушующего огня легче, чем рассмотреть в черном пространстве спрятавшиеся страшные дымы. Дымы в ночи не видны в стертых гранях неба и земли… Видна только их нижняя часть, подсвеченная кровавым освещением беспощадного огня, выхватывающего из полной темноты округлые грани вращающихся клубков, на разной высоте, которые более других выпячиваются из столба, низвергнутого пожаром, дыма. Сам страшный черный или серый, столб, огромный столб дыма, не виден в черноте ночи. Порой дым пожарища на пол неба не щадит свет днем, закрывая солнце…, приводит в трепетное состояние все живое далеко вокруг… Слабого мерцающего света ночи… света звезд не хватает… не хватает серебряного света млечного пути, чтобы напугать, смотрящего на дым от страшного пожарища. Дым уходит в темноту сливаясь с невидимым небом, как будто это и не страшно вовсе... Было бы здорово, когда люди не знали, как горят их дома… как горит их нажитое, за нелегкую жизнь, добро… как горят их соседи, родственники… как горят их судьбы. Не надо человеку к этому привыкать. Совсем не нужно это людям, НО… не расскажут об этом дороги, на которые эти дымы упали во время беспощадной, страшной войны…
Таруса рдела в холоде ночи заревом пожаров. Разгорающихся… Угасающих... Таруса вмерзла в пожары и канонаду как не сдающийся и никак не умирающий Русский солдат, воткнув штыки пожаров в землю, держась за них, из последних сил, и ни за что, не сползая в Оку по крутым склонам города, несмотря на то, что уже полтора месяца топчет ее улицы вражий воин. Он убивает Русского, он убивает Татарина, он убивает Казаха, Украинца, Белоруса, Узбека, Киргиза, Чеченца, Грузина… Скольких же нас он, фашист, убивает… убивает… убивает… – Ребята! ... Фашист выстреливает в Русского солдата очередной рой пуль, втыкает в Русского солдата опять и опять свой блестящий штык…, а сбросить в Оку ... не может. Пять месяцев назад, фашист смело топтал Украинские, Белорусские поля, двигаясь с западных рубежей на восток нашей Родины, чуть ли не полтора месяца терзал Смоленск, не представлял он себе насколько сильно ему придется умыться собственной кровью на этих бескрайних, бесконечных просторах Советского Союза. Теперь фашист боится своих собственных шагов по Подмосковной земле, укрытой глубоким снегом, которые так или иначе должны оборваться смертельным поклоном оккупанта, перед этой многострадальной Землей. Все уже давно поняли, что не сломить волю защитника столицы СССР, и близок конец, если не уберутся отсюда кровавые орды самой развитой в мире арийской нации. Они это уже знают..., они знают, другого исхода не будет, и они этого боятся… они боятся умирающего Русского солдата держащегося за горящие избы и не сползающего в Оку…; Шошу…; Ламу…; Сестру…; Волгу…; множество других больших, маленьких, малюсеньких рек. Не удалось фашисту закрепиться на длинных высоких берегах маленького Русского городка. Горит под его ногами земля, горит над его головой небо и днем, и ночью. Слишком громко бьется Русское сердце над родными городами, деревнями, полями, дорогами, тропинками. Не хочет терпеть фашиста Земля, Стряхивает Российская земля с себя нечисть, серую кровавую нечисть, пришедшую на Окские берега Подмосковных снегов, с просвещенной Европы...
Через два с половиной часа, как звено охранения с тремя подпольщиками и одним убитым, появилось в расположении роты, разведывательно-диверсионное подразделение вышло к городу. Кончились замерзшие леса. Они кончились, переходя в луговины и редколесье, граничащее с огородами крайних строений Тарусы. Заиндевевшие белым снегом огороды одноэтажных частных домиков пригородных улиц, прячась в голых прозрачных садах, выходящих, где на луговины летних покосов, где к самому лесу. Попадались сгоревшие дома, и не сгоревшие, но частично разбитые попаданием снаряда. При этом из кирпичных труб многих домиков, шел теплый, даже на уставший взгляд не спящего ночь солдата, дым, значит люди, не смотря на страшную войну топят печи, пекут хлеб, и самое главное продолжают жить, не смотря на войну, убивающую их город. Разведчики, под прикрытием ландшафта и отсутствия границы леса и пригорода, без особых проблем, вышли на укрытые, холодом ночи, улицы пригорода Тарусы.
Кругом лениво гремела вражеская артиллерия, гром выстрелов и всполохи орудийных залпов непрерывно разрывали небо над Окой, находящейся для разведроты Васильева теперь на востоке, так как заходили они в город с северо-запада. Одноэтажный пригород, с прозрачными садами, заметным длинным склоном, разрезанным не широким замерзшим руслом речки Тарусы с голыми зарослями кустов на берегах, ютящейся на задворках огородов, спускался к Оке. Сугробы не показывали зимующие перевернутые, рачительным хозяином, лодки в прибрежных садах, обнесенным редким неровным частоколом, что бы меж жердей не могла проскочить собака или курица.
По пустынным темным улицам солдаты направились к местам сосредоточения, определенные на привале у деревни Кузьмищево, где отряд потерял одного подпольщика.
Еще до того, как рота вышла к пригороду Тарусы, подразделение было разделено на четыре оперативные группы повзводно. Трое разведчиков отдали свои маскхалаты подпольщикам, для командиров потеря одного из проводников была слишком большой утратой, серьезно влияющей на выполнение поставленной задачи, и Васильев, таким образом, стремился дальнейший риск потери проводников свести к минимуму. Группа, прикрывающая отделение артиллерийской разведки, то есть второй взвод развед-роты под командованием старшего лейтенанта Колодяжного, с проводником должны заняться крупными объектами, о которых было известно проводнику подпольщику. При этом одно из отделений взвода Колодяжного, вне зависимости от складывающейся ситуации должно было всегда охранять артиллеристов. Среди бойцов Колодяжного не было не обстрелянных новичков, его взвод был хребтом роты Васильева и выполнял, как правило, самые ответственные задачи. Колодяжный никаким образом не был ограничен в выполнении поставленных задач, к чему старлей приступил немедленно, после начала оперативных действий в захваченном немцами городе.
Еще две группы, также получившие проводника, будут выходить самостоятельно на подавление известных точек артиллерии, спрятанных в остовах домов со снятыми крышами. Так как погиб четвертый проводник, одна группа осталась в прикрытии и резерве. При этом разведчики должны теперь в оперативном порядке сами выявлять работу немецкой артиллерии и зачищать выявленные точки, а также прикрывать действующие оперативно подразделения. Именно четвертую резервную группу и возглавил Капитан Васильев для удобной координации действий всей усиленной развед-роты.
Взвода заняли предполагаемые места сосредоточения, темных переулков пригорода. Сплошной линии немецкой обороны здесь не было. В тылу Тарусы немецкая оборона состояла из отдельных опорных пунктов – дозоров, или по-другому - секретов. Все эти опорные пункты были нанесены на карту планшета командира роты еще в штабе 17го гвардейского полка, уточнены на последних привалах, при остановке, сначала у деревни Кузьмищево, затем, кратко из-за нехватки времени, непосредственно у Тарусы. На привале Васильев определил, что одну опорную точку придется уничтожить, потому, что рядом с ней находилась усиленная батарея 105 миллиметровых гаубиц противника, по данным подпольщиков здесь было сосредоточено более десяти орудий, имеющих возможность, массировано пробивать наши тылы более чем на десять километров. Высокий городской берег Тарусы, поднимал расположение орудийных расчетов вверх на рельефе, увеличивая, таким образом, радиус обстрела стреляющей артиллерии. Полагая, что немецкая батарея станет не трудной добычей резервного взвода, при внезапной ночной атаке, даже если она имела войсковое охранение, что в условиях тяжелой обороны было маловероятно, Васильев решил взять ее уничтожение на себя.
5.2
Свистящее небо…
Капитан со своим сводным подразделением выдвинулся к указанной подпольщиками, якобы, батарее. На часах Васильева было начало седьмого. Он и его бойцы, пропахав по сугробам прибрежного леса, за долгую ночь более пяти километров, кто кимарил, несмотря на немалый мороз, кто как и командир, прислушивался и присматривался к темноте. В полной тишине бойцы наблюдали как из недалеких от них изб с хлопком вылетали заряды мин и снарядов самым распространенным средним артиллерийским калибром у немцев - 105мм.
Почти сразу стало ясно, что неопытный парень подпольщик ошибся в оценке величины артиллерийского подразделения. Судя по площади, которую занимали стреляющие гаубицы, по мощи их залпа, по количеству открыто стоящих орудий, это была конечно не батарея, а, как минимум, дивизион, может быть даже не один дивизион, так как многие орудийные расчеты были скрыты за домами поселка, и сосчитать их количество было затруднительно. Орудийные расчеты маскировались в огородах и частях зданий частного сектора, приспособленного для стрельбы с закрытых позиций, их количество можно было только предположить. Опытным взглядом Васильев сразу разобрался, что количество орудий составляет значительно более двух десятков. Количество только видимых, открыто расположенных, огневых позиций гаубиц приближалось к этой цифре.
Васильев моментально оценил масштаб не рядового артиллерийского соединения противника. Место, выбранное для расположения мощного узла артиллерии, было выбрано не случайно. Рельеф местности поднимал артиллерийское соединение немцев над правым берегом Оки где находились не только передовые укрепления Красной армии, как на ладони оказывалась, далекая панорама дорог и прифронтовых тылов Советской обороны. Орудия располагаясь среди домиков частного сектора находились не более чем в километре от линии фронта, при этом с наших позиций практически невозможно было засечь работу артиллерии. Николай понимал, что такая масштабная артиллерийская группа не могла не иметь командного управления. Лобовая атака была бесполезна, она не могла принести желаемого результата.
Капитан разделил свое подразделение еще на две группы и дал молодому младшему лейтенанту время, чтобы тот скрытно, по огородам, вышел на другую улицу поселка во фланг немецких орудийных позиций и приготовился атаковать немецкие батареи с другого направления увеличивая панику внезапности, по команде связного. Сам Васильев лихорадочно просчитывал, где мог располагаться опорный командный пункт вражеских дивизионов, чтобы срубить голову крупного артиллерийского подразделения немцев, одним ударом. Если это получится сходу, дивизион сразу замолчит, оставшись без глаз и ушей. В бою штаб уничтожить будет значительно сложнее хотя бы потому, что он наверняка имеет серьезное войсковое охранение в виде, как минимум взвода пехоты. Если придется преодолевать организованную взводом оборону, то больших потерь личного состава не избежать и драгоценного времени будет потеряно много. А в том случае, если у фашистов имеется дзот, сходу пункт управления будет просто не взять, а это провал. После трех- четырех минут наблюдений – решение было принято другое.
Васильев послал связного с картой, на которой было нанесено расположение артиллерийских дивизионов немцев с предполагаемыми точками расположения командного пункта, чтобы радистка передала данные целеуказания в штаб, и быстрее наша артиллерия нанесла по этим целям мощный артиллерийский удар. Только так Капитан видел уничтожение крупной артиллерийской части противника, ворвавшись на ее позиции под прикрытием артобстрела.
Прошло уже пятнадцать минут, как связной удалился до второго взвода. Минуты становились вязкими и длинными. Минуты с трудом меняли друг друга. Иногда казалось, что время встало. Васильев досконально изучил немецкие огневые позиции уже с третьей точки обзора. Сейчас он находился на чердаке одного из разрушенных домиков, с одной стороны в дом попал снаряд, но дом не загорелся.
- Товарищ капитан… - услышал Васильев голос снайпера Сиротина, который всегда сопровождал командира, своим острым взглядом дублируя наблюдение капитана. – …по соседней улице наш связной бежит.
Васильев не стал переводить окуляры своего старого бинокля на другую улицу, он уже несколько секунд наблюдал как два немецких солдата несли дрова к большой избе.
- Петя, как тебе это гнездышко, как позиция? Мне кажется – пятый дом по нашей улице – это командный пункт… штаб это их. В доме свет, в ближнем палисаднике, по-моему, дзот, пару солдат в избу только что дрова принесли. – секунды Васильев молчал - Снег слишком аккуратно расчищен.
- В окно офицера вижу – уже наблюдая, в оптический прицел винтовки, в окно немецкого штаба отозвался Сиротин. – точно дзот, и фриц за пулеметом не спит, а пулеметов там два кстати.
Опять несколько секунд молчания.
- Хороша позиция, командир, я наверно здесь останусь, а тебе надо до роты, связной уже подбегает на место…
- Оставайся, Петро, следи тут за нами, но зря не шуми. И если что, знаешь, что делать.
Капитан аккуратно спрыгнул с горенки разбитой избы вниз… Трем бойцам охранения приказал сопровождать снайпера. Оглянувшись по сторонам побежал к месту расположения резервного взвода, за ним последовали еще двое бойцов сопровождения. Васильев почти добежал до притаившихся солдат, когда небо над пригородом, где они находились, засвистело…
Армейская артиллерия 24й армии, усиленная артиллерией 5й гвардейской дивизии, била густо. Уже две минуты не прекращалась тряска замерзшего пространства белых пригородных садов, когда очередной снаряд видимо попал в склад боеприпасов и никто не избежал боли в ушах, а над домами встал огромный, переливающийся противными кровавыми цветами, взрыв. Устоять в этот момент на ногах было затруднительно, снег и пасмурное, дымами пожарищ, небо, недалекая церковь, осветились кровавым, но ярким в темноте светом. Половина немецких гаубиц искорёженными стволами и станинами торчали из снежных сугробов. Из многих мест были слышны стоны оглушенных немецких солдат. Подходила к концу третья минута артобстрела. Николай знал, что артиллерийское подавление будет продолжаться около пяти минут. Самое главное – это штаб, куда он теперь и повел своих бойцов.
Снаряды еще ложились в цель, зачастую в нее не попадая, хотя треть орудий и орудийных позиций, притаившейся немецкой артиллерии, превратились в хлам вместе с расчетами, если те находились у орудий, и конечно окружающими их домами, взрывающиеся снаряды не щадили ничего вокруг. Но свист артобстрела уже стихал, когда Васильев, еще не делая ни одного выстрела, повел своих бойцов на командный пункт немецкой артиллерии. Распахнулась дверь избы штаба и на порог крыльца выскочили два немецких автоматчика, за ними выскакивал офицер, в этот момент ударил хлесткий залп винтовки Сиротина, после чего офицер расслаблено на согнутых ногах повалился навзничь, раскинув руки и открыв рот, а из пробитого виска капелькой потекла кровь. Немецкие шинели растерянно стояли с автоматами смотря на подбегающих к ним советских солдат, которых было много, которые, почему-то, не стреляли, в это время в двери дома опять показался офицер, снова ударил хлесткий залп снайпера, офицер свалился на открытую дверь, его рука плетью повисла на перилах крыльца. Через секунду кисть ослабла и на снег выпал пистолет.
Фрицы смотрели, то на наших солдат, то на убитых офицеров и удивлялись, почему молчит дзот, который двумя пулеметами перекрывал улицу русского городка в обе стороны, они не знали, что пулеметчики уже давно, минуты три назад, во время артиллерийского налета, обезврежены опытным русским снайпером. Первый же солдат, подбежавший к немцу, ударил фрица прикладом винтовки в голову, отправив его, в долгий аут, в котором он возможно и замерзнет насмерть. Второй фриц, задрал руки вверх и вжал голову в плечи, согнув колени, заговорил: «Nicht schiessen... Nicht schiessen... Don't shoot bitte» «не стреляйте… не стреляйте, пожалуйста», а автомат оккупанта болтался на ремне. Первые солдаты проскочили мимо него как будто мимо пустого места. Боец, в два прыжка преодолев ступеньки крыльца, не останавливаясь вбежал в открытую дверь штаба, перепрыгнув убитого офицера. Из глубины темного моста (1) избы короткими стальными вспышками проскрежетала очередь шмайсера, солдат слегка дернулся, замерев на долю секунды в дверном проеме, и упал замертво. Разведчик бежавший вторым прислонился к стене и бросил в темноту моста гранату. В это время зазвенело разбитое стекло окна, и из него заговорил ствол немецкого автомата, через секунду в разбитое окно тот же солдат бросил еще одну гранату, в этот момент на мосту раздался хлопок взрыва и боец, дав в темноту взрыва, короткую блестящую от ствола очередь скрылся за открытой дверью. …Из окна полетели листы бумаги, когда внутри штаба взорвалась вторая граната и погас свет керосиновой лампы…
1. Мост деревенской избы – Как правило в пол бревна
рубленый, настил пола части деревенского дома между
теплой жилой половиной и горенкой (холодное жилое
помещение деревенской избы), с выходом на двор.
Позиции врага были сильно расстреляны Советской артиллерией. Не убитые солдаты артиллерийских расчетов, были деморализованы, часть немецких солдат покинули позиции бегством, удирая по руслу Тарусы почему-то в основном вниз по склону в сторону Оки, в сторону переднего края, почти все оставшиеся на позициях были контужены и многие потеряли ориентацию в пространстве. Попытки сопротивления, при зачистке немецких огневых позиций, солдатами Васильева, пресекались беспощадной очередью автомата или острым трехгранным штыком русской трехлинейной винтовки. Боевые действия разведчиками проводились легко и быстро. Но бой не кончался. Бойцы Васильева передвигались от одного орудия к другому, от одной огневой позиции к другой, а бой надо было продолжать дальше, и опять продолжать дальше и дальше. Действие немецкой артиллерии сосредоточенной в этом пригороде была подавлена, и в основном уничтожена. Много орудий оказались не поврежденными, хоть заряжай и стреляй, и снарядов на огневых было достаточно. Защищенные огневые позиции, расположенные в стенах домов со снятыми крышами, пытались сопротивляться разведчикам, потеряв управление, но было бесполезно, крупное артиллерийское соединение немцев захлебнулось, и восстановить работу дивизионов было уже невозможно.
Бойцы Васильева продолжали зачищать остатки немецкой артиллерии, когда в другом районе Тарусы был нанесен новый артиллерийский налет. При первых же залпах опять над городом вставали уничтожающие взрывы неких складов боеприпасов. Разведывательно-диверсионная операция развивалась, динамично оставляя фашистов без фронтовой артиллерии, а группа Васильева еще оставалась не обнаруженной немцами…
Дом за домом бойцы разведчики ликвидировали скрытые минометные позиции, спрятанные в стенах зданий без крыш и перекрытий, с которых безнаказанные минометы отправляли в сторону советских окопов очередные мины. Остановить Васильева немцы уже не могли.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.
ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, 10 декабря.
(По телеграфу от специального корреспондента "Красной Звезды").
Сегодня части генерала Захаркина взяли город Тарусу. Немцам нанесен здесь очередной весьма чувствительный удар. Панически отступая, они побросали большое количество танков, артиллерийских орудий и другого вооружения. Потери фашистов в живой силе составляют более 800 солдат и офицеров.
Немцы долго и упорно отстаивали Тарусу. Сюда они бросили большие силы и, несмотря на то, что несли тут огромные потери, продолжали сопротивляться. Район Тарусы представляет собой очень удобный для обороны рубеж. Местность здесь резко пересеченная, имеются две реки — Ока и Таруса. Эти условия немцы стремились использовать для создания надежной и прочной обороны. Они укрепили пригородные поселки, настроили противотанковые и противопехотные препятствия на окраинах города.
С флангов Таруса прикрывается естественными водными преградами.
Эти особенности местности были учтены нашим командованием при наступлении на Тарусу. Прежде чем атаковать город, наступающие части вели артиллерийский и минометный огонь на разрушение немецких укреплений, уничтожение и изматывание живой силы врага.
В течение последних дней жаркие бои проходили в пригородных поселках. Неприятель закопал в землю танки и поставил в каменных домах минометные батареи. На чердаках и в подвалах расположились фашистские автоматчики. Борьба против такой обороны, естественно, сопряжена с рядом затруднений. Учитывая их, наши части действовали главным образом ночью. Небольшие отряды автоматчиков и стрелков под покровом ночи проникали вглубь обороны противника и наносили ему удар за ударом. Одновременно предпринимались атаки с фронта. Против такой тактики немцы были бессильны и отходили, оставляя поселок за поселком.
Когда пригородные поселки были отбиты, наши части стремительно атаковали Тарусу. Наступление велось одновременно с разных сторон. Противник оказал упорное сопротивление. Несмотря на то, что наша артиллерия еще до атаки подавила большое количество огневых точек, вражеский огонь был еще сильным.
Желая избежать излишних потерь, часть наших войск форсировала реки вдали от города, причем в местах, наиболее труднопреодолимых, — как раз там, откуда противник никак не ожидал наступлений. Форсировав реки, наступающие нанесли крепкий удар по тылам фашистов. Это сразу же сбило спесь с немецких вояк. Они начали отводить свои войска, но надолго подверглись воздушным налетам и нападениям казенных разведывательных отрядов. В отдельных районах города в это время шли кровопролитные бои.
Изрядно измотав живую силу неприятеля, наши части устремились к центру города с трех сторон. Завязался новый уличный бой, но он длился недолго. Натиск наступающих был настолько стремительным, что враг не смог уже оказать длительное сопротивление, несмотря на то, что сильно укрепился в городе. В рядах противника началась паника. Мелкими, раздробленными группами фашисты разбежались в разных направлениях.
Город Таруса вновь стал советским.
Капитан А. МАРКОВ. Специальный корреспондент "Красной Звезды".
Севернее Тулы 49-я армия генерала Захаркина перешла в наступление 14 декабря. Разгромив группировку правофланговых соединений 4-й полевой армии вермахта, действовавшую на восточном берегу Оки 17 декабря освободила Алексин. Одновременно развертывалось наступление на Тарусском направлении. Преодолев Оку, войска генерала Захаркина 18 декабря завязали бои на окраинах Тарусы.
В результате советского контрнаступления под Тулой целостность построения 2-й танковой армии Гейнца Гудериана была утрачена: основные силы армии отходили в юго-западном направлении на Орёл, в то время как левофланговый 53-й армейский корпус отходил в западном направлении. К вечеру 17 декабря разрыв между ними достиг 30 км[1].
По приказу командующего Западным фронтом Г. К. Жукова в составе 50й армии была создана подвижная группа под командованием заместителя командующего армией генерал-майора В. С. Попова. Операция началась в ночь с 17 на 18 декабря 1941 года. Не ввязываясь в бои с противником, группа Попова (154-я стрелковая, 112-я танковая и 31-я кавалерийская дивизии, две батареи гвардейского минометного дивизиона, огнеметно-фугасная рота, Тульский рабочий полк, отдельный танковый батальон и некоторые другие соединения), к исходу 20 декабря, скрытно вышла к Калуге с юга.
Герои Тарусы.
24 октября 1941 года в Тарусу ворвались фашистские захватчики. Оккупация продолжалась до 19 декабря 1941 года. В освобождении Тарусы и Тарусского района приняли участие воины 5-ой гвардейской дивизии, 19 курсантской бригады и 23-ей танковой бригады, а также 6-ой и 60-й дивизий 49 армии генерала Захаркина И.Г.
Когда линия фронта подошла к Тарусе, тарусские коммунисты создали оперативно-диверсионную группу. В нее вошли заведующий отделом пропаганды и агитации райкома партии Василий Васильевич Аксенов, пропагандист Филипп Григорьевич Шумилин, секретарь райисполкома Николай Васильевич Булычев, сотрудник районной газеты «Октябрь» Василий Степанович Венков и служащий райпотребсоюза Василий Романович Тимохин. Командиром группы назначили Аксенова.
В ноябре группа решила переправиться через Оку в тыл врага. Юный разведчик, комсомолец из деревни Антоновки Дмитрий Терешин переплывал реку на лодке и ходил в деревню Ладыжино на разведку. Там гитлеровцы схватили юношу, но ему удалось бежать и доставить в штаб ценные сведения. Добытые в разведке сведения нужно было передать в штаб дивизии. Аксенов и Шумилин пошли в Тарусу. Фашистам удалось схватить разведчиков. Их повезли в деревню Исканское в штаб немецкой дивизии. Конвоировали партизан два дюжих солдата. За городом разведчики решили бежать. Неподалеку был лесок... — Филипп, борьба, — крикнул Аксенов и выбил у солдата винтовку. Шумилин свалил другого немца. По снегу покатились два клубка. Разведчики бежали к лесу. Но тут из-за поворота показался грузовик. С него открыли стрельбу. — Василий, я ранен! — крикнул Шумилин товарищу. — Держись, Филипп, уже недалеко, — подбадривал Аксенов друга. Вторая пуля сразила Шумилина наповал. Аксенов пошел на хитрость, упал как подкошенный и распластался на снегу. Гитлеровцы перестали стрелять. Собрав последние силы, Василий вскочил и скрылся в кустарнике. На другой день в штабе дивизии Аксенов докладывал о расположении вражеских частей, об огневых точках.
За железными решетками в доме банка на цементном полу, под леденящим ветром лежали тяжелораненые и больные красноармейцы и командиры, оказавшиеся в плену. Тут же у стены разлагались трупы. «Они должны жить!» — решили врач Тарусской больницы Ольга Петровна Черняева и ее помощницы — медицинские сестры и няни. Патриотам удалось перевести наших воинов в деревянное помещение больницы. Лекарств и бинтов не было. Отыскали где-то лоскутья, сшили и прокипятили их. Продукты для больных давали тарусяне. Шестьдесят девять бойцов и командиров Красной Армии были спасены.
На южной окраине Тарусы, где теперь улица Карла Маркса, лет сорок тому назад прижималась к земле ветхая избушка. В ней жил Миша Ефремов — будущий герой гражданской и Великой Отечественной войн. Вместе с другими мальчишками со своей улицы он каждое утро спускался с горы к деревянному дому у земляного моста, где до Октябрьской революции помещалось трехклассное приходское училище. Летом мальчик часами ловил на реке Тарусе раков, а зимой во главе ватаги ребят совершал увлекательные походы по заснеженным окрестным полям и лесам на самодельных лыжах.
Во время Великой Отечественной войны армия, которой командовал генерал-лейтенант Ефремов, сражалась на подступах к Москве, прикрывая ее с юго-запада. Генерал Ефремов тяжело переживал горечь отступления. Командарм мечтал о том дне, когда начнется контрнаступление наших войск. Вскоре такой момент настал. В декабре 1941 года войска Западного фронта перешли в наступление. 33-я армия под командованием Ефремова освободила Нарофоминск, Боровск, Верею, Износки. Стремительно продвигаясь, армия подошла к Вязьме. Но ее фланги оказались неприкрытыми. Немцам удалось воспользоваться этим и отрезать армию от тылов и соседних соединений. Более двух месяцев 33-я армия героически сражалась, находясь в окружении и приковывая к себе крупные силы врага. 19 апреля 1942 года в бою генерал-лейтенант Ефремов был тяжело ранен. Когда положение стало безвыходным, он приказал погрузить на присланный за ним самолет знамена и архивы и отправил их с адъютантом, сказав: «Воевал с армией, и умирать буду с армией». Человек с бесстрашным сердцем, Ефремов не захотел попасть в плен. Последнюю пулю он пустил себе в сердце. Похоронен Ефремов в селе Слободском, в семидесяти километрах от Вязьмы. В Вязьме стоит памятник герою-командиру. Именем Ефремова названа улица рядом со станцией метро Фрунзенская в Москве, на подступах к которой он отдал свою жизнь, защищая честь и свободу Отчизны.
5.3
Артиллерия врага захлебнулась.
В 8.00 с обоих флангов Тарусы и с юга, и с севера, в атаку поднялись ударные подразделения Красной армии. Войсковые группы спешно были сконцентрированы на флангах городка в течении текущей ночи по различным разведанным переправам Оки как севернее Тарусы, так и южнее. Этот удар готовился в недрах 49 и 24 армий. При лобовой атаке города по фронту, огромных потерь было бы не избежать, так как крутой западный берег города охватывал клин реки с трех сторон. Берег Тарусы можно было бы назвать неприступным. Но неожиданная разведывательно-диверсионная операция Красной армии оставила фашистов без серьезной артиллерийской поддержки. Неожиданные точные артиллерийские налеты не только нанесли немцам непоправимый урон, но и посеяли ужас в ряды замерзших фашистов. Еще до начала общего войскового удара немцы побежали. Их нескладные колонны, и неорганизованные группы с иногда, не частыми автомобилями потянулись по шоссе в сторону Калуги стазу после первых двух мощных артиллерийских атак. Техника заводиться не хотела, ядреный Русский мороз заковал ее своими цепкими ледяными ручищами и не хотел отпускать.
Приблизительно к семи утра немцы, наконец, поняли, что в городе развернута широкая диверсионная операция советского командования. Но было уже поздно. После точных и эффективных артиллерийских атак наших войск, управление немецкими частями, защищающими город, было сильно нарушено. Панику, сначала проявившуюся у атакованных подразделений, замерзающих в холодном подмосковном снегу, часть личного состава которых разбежалась по городу, остановить было уже нельзя. Несмотря на это немецкое командование, все-таки сумело организовать и окружить диверсионные группы роты Васильева. В восьмом часу утра инициатива боя постепенно начала переходить к немцам. Разведчиков теснили со всех сторон, а до времени сбора на пересечении улиц Розы Люксембург и Урицкого, оставалось еще порядка пятнадцати минут. К назначенному времени остатки, наполовину израненных, трех взводов роты оказались в месте сосредоточения, одна группа толи не сумела пробиться, толи полностью была уничтожена фашистами. Со стороны речки по Урицкого улицу подпирали два немецких танка, пробивая ее и пулеметами, и пушками до заветного перекрестка. По Люксембург от речки заходили два бронетранспортера. Чуть более сорока бойцов, капитана Васильева, отбивалась от нескольких рот противника теснящих наших воинов с разных сторон.
Артиллеристов вместе с радисткой спрятали в подвале разбитого, с одной стороны до первого этажа, дома. Другая сторона выгорела внутри, но фасадные стены стояли, выглядывая улицу почерневшими глазницами окон. Солдат, развешивающий на эти стены антенну рации, зная, как важна связь, решил закинуть провод антенны в оконный проем второго этажа. По выступающим из стен кирпичам и обрушенным перекрытиям он поднялся до нужного окна. Очередь немецкого автоматчика, отбивая острые кирпичные осколки и фонтанчики кирпичной пыли, прошла по почерневшим от пожара стенам разбитого дома. ...Несколько пуль прорвав теплый полушубок бойца застряли между ребер молодого парня... он бросил конец провода в чернеющую глазницу окна на последнем своем вздохе, чтобы антенна рации не упала вниз... силы его оставили... и солдат, с открытыми глазами, полетел вниз с высоты приблизительно второго этажа в чрево разрушенного дома, до конца выполнив сыновний долг в своей завершившейся короткой жизни. А в подвале Роза уже стучала свой позывной.
Васильев с остатками роты, закрепившись в двух соседних разбитых зданиях, непонятной этажности в прошлом, не отдавая фашистам двор, держал круговую оборону, получая каждую минуту по зданиям по паре снарядов из танков, расположившихся метрах в пятидесяти от занятых позиций. Один за другим погибали защитники двух развалин. Николай понимал, что еще с десяток минут и немцы сомнут двор, а за следующие пять - десять минут добьют всех оставшихся в живых. Он знал, что никто из его бойцов не сдастся врагу.
- Держать оборону! Колодяжный за старшего. Назад ни шагу. – сквозь гул канонады острого боя крикнул капитан и пригибаясь, перебегая от одного куска стены к другому, побежал в подвал, где работали оставшиеся в живых радисты. Он почти спрыгнул по, чудом сохранившейся, лестнице в подвал. Роза сидела за ключом рации.
- Есть связь со штабом? – тяжело дыша, спросил капитан, не обращаясь конкретно к Шеиной.
- Так точно, товарищ командир. – не поднимая руки к ушанке под которой краснел окровавленный бинт, сказал не молодой сержант. Теперь он у арт-разведчиков был за старшего, их командир артиллерист - лейтенант уже как час погиб в одном из ожесточенных боев. От отделения артиллерийской разведки, осталось пять бойцов вместе с радисткой. А в это время очередной снаряд тряханул руины, осыпав струйки песка с перекрытия подвала.
- Сержант Шеина. - Радистка по-прежнему цокала ключом рации.
Капитан показал ей рукой, чтобы она сняла наушники. Радистка выполнила его просьбу.
- Роза... - Васильев - секунды три молчал - вызывай огонь на себя. - Николай помолчал еще две, три секунды... - Вызывай огонь по нашим координатам.
Сержант Шеина внимательно смотрела в глаза капитана. Сомнений не было , она отчетливо поняла, что сказал ей командир. В следующие мгновения родистка опять одела наушники и спокойно продолжила стучать ключом рации.
Васильев еще несколько секунд смотрел на жену известного ему особиста, но еще один снаряд разорвался над их головами и всех обильно осыпало песком с перекрытия. Васильев быстрым шагом пошел обратно на улицу.
- Перекрыть все возможные входы в подвал, двое держат этот выход. Радистке непрерывно передавать координаты обстрела. Защищать радиоточку до последнего вздоха. По местам... - последнюю фразу Васильев говорил уже открыв дверь на улицу.
Капитан хотел вернуться на туже позицию, с которой он удалился, минуты четыре назад, до радистки, но там пять немецких автоматчиков, в упор, добивали последнего русского солдата. Васильев прижался спиной к осколку стены и длинной очередью срезал фашистов, пока не замолчал ППШ. Быстрым движением он поменял магазин. Пригибаясь, вернулся на позицию.
Васильев притаился за убитым немцем, и из-за трупа врага взглянул на немецкий танк. В нескольких метрах от себя увидел бегущих, по развалинам, немецких солдат, а ствол танка смотрел прямо ему в лоб. Капитан короткими очередями повалил одного за другим вражеских пехотинцев, в морозном горячем воздухе над головой засвистели пули. И что-то сильно обожгло Васильеву плечо. Инстинктивно Коля опустил голову за убитого немца. В этот момент выстрелил танк, и за каменным бруствером разбитой стены, за которой прятался офицер, разорвался взрыв, слегка тряханув землю и обдав командира пороховой вонью. В следующее мгновение что-то сильно ударило его в бок в спину, как в драке в юности неожиданный удар по почкам, через секунду опять пуля пробила его белый полушубок. Николай все понимал. Через секунду, превозмогая боль, он резко повернулся на спину, увидел немецких солдат влезающих в полузаваленное, конструкциями здания, окно первого этажа, и открыл по ним огонь, но очередная пуля ударила его в грудь, Васильев продолжал стрелять. Развалины постепенно растворялись в его глазах. В это время вокруг засвистело небо, чернота которого начала наливаться молоком в наступающем утре. Вокруг густо начали рваться снаряды , это были наши снаряды, они рвались во всем пространстве в котором еще находилось сознание Коли, сплошным громом накрывая его уходящее мысли. Через минуты обстрела немецкие танки горели, бронетранспортеры, стоявшие на другой улице, были разбиты в дребезги, и только некоторые фрицы пытались спастись, не зная куда бежать, бросая, потяжелевшее от страха, оружие...
Коля полусидел, полулежал на грязном Подмосковном снегу, который припорошил кирпичный бой у разбитого куска стены. Левая рука безжизненно упала на обломки кирпича, перемешанного со снегом, указательный палец правой руки привычно не отпускал спусковой крючок ППШ, лежащего на его животе. В нескольких точках на белом полушубке рдела красная, красная кровь...
Продолжение:
15.04.17
Русаков О. А.
г. Бежецк.