По обе стороны реальности

                             Кто битым жизнью был, тот большего добьётся.
                             Пуд соли съевший, выше ценит мёд.
                             Кто слёзы лил, тот искренне смеётся.
                             Кто умирал, тот знает, что живёт.
                                                                 Омар Хайям.

НАДЬКА

Поезд, как всегда, прибыл в 6-ть утра. Мы с моей Надькой, бывшей ученицей, которая за 36 лет тесного нашего с ней общения давно стала дочкой, сошли на перрон. Я облегчённо про себя вздохнула, - слава те, Господи, доехали, наконец! Трястись двое суток в плацкартном вагоне, всё-таки мало удовольствия, но платить за купе такие деньжищи - нам обеим было жалко: не с неба падают. Я - на пенсии, а она - одна сына тянет (он ещё только на третьем курсе института). Вообще-то сын у неё – прелесть! Заботливый, внимательный, во всём старается ей помочь, где-то всё старается заработать…. И никакой работой не гнушается, в то же время с юмором – молодец! Тьфу, не сглазить бы! А то найдёт ещё себе стервозную «ночную кукушку» и… куда что денется!

Своих детей у меня нет. На мне, - теперь и не знаю, к счастью, или к несчастью, - так никто и не отважился жениться, хотя желающих было, скажем так, достаточно. А безотцовщины….  В общем, что такое ребёнок в неполной семье мне вполне хватило собственного примера. Но в большей степени на меня повлияло то, что не было уверенности ни в ком. А быть «брошенной» я никак не хотела. Правда, однажды всё-таки чуть не сходила замуж всерьёз. Хорошо хоть возлюбленный сразу предупредил, мол, если что, - шкуру спустит, выделает (по образованию он охотоведом был) и на стенку повесит. Спрашиваю: - А «если что» - это что? 
- Ну, - говорит, - если в сторону посмотришь! 

Э-э, думаю, «и достаточно! переходим к водным процедурам»! Еле отвязалась потом. Всё гундел: «Да что? Да почему?!». Потому! - говорю, - Я к своей шкуре слишком привыкла, чтобы через десять минут после свадьбы по стенкам её развешивать – не промокла ещё! 
Когда меня спрашивают, дескать, как так получилось: ты – и одна, я в ответ смеюсь: «Все они хотели меня только раздеть, а вот оде-еть - ни у кого даже мысли не возникло! К тому же  я на свою беду много книжек в детстве и в юности начиталась о благородных принцах с пылким, храбрым, но добрым  сердцем. Вот и результат, - по сей день в поиске. И  ведь, сколько лет говорил мне "самый знаменитый москвич всей русской литературы", Павел Афанасьевич Фамусов, что «в чтенье прок-то невелик», и при этом настоятельно советовал: «Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь!», так ведь не-ет! Не слушалась! Запоем читала! Дочиталась. Нате вам - получите! Так мне и надо». … 
Но это как бы ладно!
 
Так вот, доча моя названная ни разу не бывала в Гаграх (как бы сказали в советское время) и мы поехали к моей давней знакомой. Добрались на маршрутке быстро, и даже на границе не особо застряли. Встретили нас радушно. Из-за погоды, вернее из-за непогоды, отдыхающих у неё было мало, и нам выделили замечательные комнаты. Я категорически отказалась селиться вместе, не смотря на обескураженное недоумение Надюхи, (чать, по себе знаю, как иногда хочется побыть одной, чтоб ни одна морда, даже самая разлюбезная, перед глазами не маячила!). Тамила, так зовут мою давнюю приятельницу, сначала ничего не поняла, но тут же предложила «доче» комнату на выбор: или по другую сторону дома на первом этаже, или на втором этаже прямо над нами, - в любом случае подальше с глаз от сварливой «мамаши». Пристально посмотрев своей Надьке в глаза, я с нажимом в голосе тихонько «присоветовала» начать осмотр сверху. Она, как всегда, вмиг поняв меня, так и сделала. Дальнейший осмотр не понадобился.

Я была очень рада, - знаю, какой там роскошный вид на Гагру и море.

Одна из моих подруг как-то спросила:
- А чо ты её так называешь? 
- Как? – спрашиваю.
- Да «Надька».
- Люблю.
- Так называть?
- Кого называю.
- Но это же грубо.
- Это не грубость, а привилегия. Тех, кого не; люблю, я называю, как  чужих: вежливо и «на ВЫ».  

Первые два дня нашего пребывания в Гагре мы обе исправно ходили купаться. Потом я сказала: 
- Ша, доча, ша. На море я больше не ходюк!
- Э-это ещё чего?! – вытаращила Надька глазищи, и без того по ложке.
- Не могу, рыбка моя, ножкам больно не можно сказать как. Не-не-не, для меня  на берегу слишком крупная галька. Тут так-то еле наступаешь, а там ещё и волны, а-яй какие! И-и-и даже не начинай, всё, с меня хватит! Вот тебя провожу домой, переберусь на родной берег, наплаваю-юусь по самые уши. 

Надька попыталась было спорить, но я зарубила все её попытки на корню, и она, зная мою давнишнюю проблему с ногами и то, что я действительно приехала не на две недели, поверила и отстала.
На  самом же деле мне было куда невыносимей осознавать, что волей не волей, я как бы вынуждаю о себе заботиться: там доведи, тут помоги подняться…. И что, думаю, девчонка так и будет вошкаться со мной все две недели?!  Не-ет, надо отдохнуть дать! Она и так три года горбатилась без отпуска! Я, конечно, эгоистка, как все пенсионеры, но не до такой же степени! А подспудно - чего греха таить, -  надеялась, может ещё и встретит кого, путного - попутного…. 

Неделя прошла молниеносно. Дождь никому из нас не мешал. Нам с Тамилой было о чём поговорить, Надьке моей было куда сходить, но…, к моему сожалению, ей «кроме моря и стаканчика сухого винца по вечерам в нашей компании ничего и никого не нужно». Кошмар! Это в её-то возрасте! И с такой-то внешностью! Глядя на неё, мы только по-бабски сокрушённо перешёптывались, надо же, такая молодая и такая красивая, - и без мужа. Ну, где справедливость, спрашивается?!   Она всегда была быстрой на руку и лёгкой на ногу! На неё смотреть, когда она что-либо делает, - только облизываться! Два лишь недостатка: умна и остра на язык. Уж кто-кто, а Надька моя за словом в карман не полезет. Мужики этого не любят, судя по тому, что в основном женятся либо на богатых дурах, либо на хитрых стервах. Это пото-ом уж они будут говорить, что, мол, всю жизнь любят другую, да вот, не судьба….

Надькино гипертрофированное чувство справедливости не даёт расслабиться ни ей самой, ни друзьям с многолетним стажем, ни просто оппонентам. Замуж-то она вышла вовремя, и по любви. Да только вот замуж мы выходим и женимся на «хороших», а жить потом, оказывается, приходится - со сволочами. И откуда они, эти «оборотни», только берутся?!

Надя действительно была замечательной, умной – угораздило ж! – и старомодно порядочной, доброй женщиной. Не добренькой, нет! Именно доброй! Она ни за что не пройдёт мимо, если чувствует, что кому-то плохо. Даже, если этот кто-то – обыкновенный пьянчужка. Никогда не забуду, как-то в новогоднюю ночь моя давно уже неюная «детвора» пошли прогуляться к ёлке на площади. Возвращаясь, уже около моего дома Надя увидела валявшуюся пьяную бабу (выбросили видно за ненадобностью вместе с мусором и рухлядью, чтобы в новом году богатство привалило). И вот слышу, с улицы голоса-то знакомые, выглянула в окно. Смотрю, шарохаются чего-то там, в темноте, решила, что «детки» мои детство вспомнили - в снегу барахтаются. Ну, думаю, ладно, сейчас придут, разогревать надо, замерзли, поди. Пришли. Угу. Через два часа! Потому что наша Надя без лишних объяснений подняла пьяную бабу, спросила, где живёт, и поволокла её по указанному адресу. А парни, хоть и не оценили её поступок по достоинству, но не могли ж её бросить! Когда они, парни, конечно, после со смехом пересказывали, как они эту бабу «пёрли», и как потом  эта баба их у двери, падая, причитая, всхлипывая и рассыпаясь в благодарности, уговаривала всех «зайти на минуточку в квартиру супчику похлебать», супчик у неё хороший, свеженький с курицей, я только молча слушала и с восхищением смотрела на свою Надьку. А про себя себе повторяла: «Слушай-слушай, смотри, и учись у молодёжи, как надо к людя;м относиться!», а вслух только буркнула:
- Ну, знаешь ли, рыбка моя…!
- Да ладно! Знаешь, сколько я таких баб по домам перетаскала?! Мне их всё равно жалко, замёрзнут же. Ругаю их, и тащу. 
- Всех пьяниц таскаешь, или только баб? – спрашиваю.
- Угу!

  Но в этом году на этой почве мы с ней чуть не разругались, когда она рассказала, как намучилась, пока волокла пьяного верзилу, «недалеко правда, в соседний дом, но чёрт-те на какой этаж». А он, верзила, мало того пьяный в дым, да ещё и даун. Она только в подъезде в лицо-то ему взглянула и поняла, что больной: 
- Представляешь, - говорит, - родственники, оказывается, знали, что он пьяный валяется! И даже не пошевелились подобрать, скоты! А на улице – минус пять! Как так можно, а?! Он ещё здоровый такой, килограмм сто! И тяжело, и злюсь, не знай как! ... И жалко, блин, - убила бы! А он, гад, как мешок! Взмокла, пока дотащи…

Тут она споткнулась о мой остекленевший взгляд.
- Ты чего?
- Ничего.

Надька немного смешалась, потом собралась и с плохо скрываемым вызовом спросила:
- Что не так?!
- Всё не так. Всё, с самого начала.

Её щёки вспыхнули, – огонь, он во всём огонь, а в её случае, особенно! - ага, вижу, приготовилась к обороне, ну ладно:

- Вот что, «мать Тереза», прекращай это! Ты знаешь, что; на уме у этого дауна? Нет. Гормоны, кстати, никто не отменял. У даунов в том числе. Только они контролировать свои гормоны в силу своего недуга - не способны! Недауны не хотят, а дауны НЕ СПОСОБНЫ, НЕ УМЕЮТ, понимаешь? Сама знаешь, в одном месте недостаток, - в другом, значит, избыток. А ты с ним – одна! Это с дебилом-то (да к тому же с пьяным!), здоровенным, сильным мужиком! В закрытой кабине лифта! … Понимаешь ты или нет!? У тебя у самой-то голова где, на плечах или в канаве обронила, пока его, кабана стопудового, оттуда выкорчёвывала? Ему ведь ничегошеньки не будет, - у него справка. А ты, дорогая, даже сочувствия ни от кого не услышишь (тебя ж никто не заставлял – сама нарвалась)! Ты хоть понимаешь это или нет?!

- Маменька, ты чего сегодня взялась меня переучивать? А что, по-твоему, надо было?! Как все, мимо пройти?! 
- Не мимо! – взорвалась я, - У тебя телефон есть! Позвони в милицию, в «скорую», да куда угодно, но не волочи его в одиночку, турка ты моя, затурканная мною! У него ж мозгов на копейку! 

Нет, чувствую, не пробила, ну, думаю, держись, девонька! 

– Хорошо, а если он возомнит, что ты его домогаешься?! 

Бедная девчонка посмотрела на меня ошарашено: 
- Чего-о-о-?! Да ты что? … Нужен он мне!
- Да? А о;н об этом знает? – ехидненько поинтересовалась я.

Наступила долгая пауза.

- Да перестань! Я ж его и лупила, и обзывала, - упавшим голосом, махнув рукой, проговорила, наконец, моя Надька.
- Ой-й! Да что вы говорите?! – уже вовсю ёрничала я, - только, он, извините, наполовину зверь, впрочем, как и все мужики, но он - в большей степени! А потому запросто мог бы принять твой христианский долг за нормальные звериные брачные игры! И что тогда?! И сказал бы потом, мол, она сама меня хотела…
- Да перестань, кто дураку поверит?!
- Угу, только ведь «ложки найдутся, а нехороший осадок на душе так и останется» - резанула я почти безжалостно.   

Такого поворота моя Надька не ожидала. Щёки её ещё ярче загорелись, глаза стали влажными, тем не менее, судорожно сглотнув, промолчала. Я тоже, увидев, что цель кажись достигнута, заткнулась.

Сколько мы молчали, трудно сказать, показалось, долго. Мне так хотелось её обнять, прижать к себе, успокоить, но надо было дать ей время осознать самой, насколько может быть опасным такое её  великодушие, если не заручиться ещё чьим-нибудь, уж если не помощью, хотя бы просты свидетельством со стороны. 

Улыбнувшись, наконец, она спросила:
- Ну, баб-то пьяных … можно?
- Дались тебе эти пьяницы, на; хор они тебе нужны, спину-то надрывать, и без того надорванную?! – а сама думаю, ё-комбат, чему «ребёнка» учу?! Чёрствости!
- Ты им совсем не сочувствуешь? – помолчав, спросила она.
- Нет, - отрезала я, - жалеть жалею, понимаю: болезнь, генетика …! А сочувствовать – нет. Ни пьяницам, ни наркоманам, ни самоубийцам. Может, это плохо с моей стороны, но – вот так уж. Я не сочувствую тем, кто не сопротивляется.
- Раньше ты нас не этому учила.
- Да дура была! Не учила бы вовсе, может, вы бы все сейчас … в шоколаде были, а не горбатились без продыху! И ты бы сейчас валялась в гамаке! На лазурном берегу океана! С полным ртом «баунти – райское наслаждение»…! А не сидела б за столом на скорую руку с состарившейся учителькой! И не разносила бы ханыг по домам на собственном горбу! 

Тут мы обе расхохотались, - сработало образное мышление. 

- Надь,  - отдышавшись, продолжила я, ну, правда ж, подумай сама! Ладно, если у пьяной бабы только супчик в квартире. А если субчик? И не один! И потом, ты же не можешь знать, кто перед тобой валяется, пьяница или наркоман! Ну?!
- Хорошо, убедила, приведу, прислоню, позвоню - и убегу.  Ага?
- Нет, не ага! А ну; как не сможешь убежать? 
- Чо-ойто?
- Да то-ойто! Каблук сломала, споткнулась, друганы твоей очередной ноши  в подъезд зашли, … да мало ли! Ведь не в Колонный зал Дома Союзов ведёшь, не в библио;теку и не в театр!
- У-у-у, как у вас всё…! – тут она скорчила потешную рожицу и, высунув кончик языка, хихикнула. 

Потом немного помолчав, продолжила (да и то правда, не может же она так вот просто без боёв сдаться!): 
Умеете, Вы, маменька, коготками по душе пошкрябать! … Ещё и Колонный зал приплела…. Воображение у Вас, однако, богатое, вот, что я Вам скажу!
- Страх у меня за тебя, балду мою эдакую, небедный, вот, что я Вам отвечу!
- Ну, всё-всё, обещаю, буду, как ты велишь, звонить в милицию или наберу «03», хотя почти наверняка знаю, что ни те, ни другие не откликнутся. Не переживай, буду теперь осторожней. Ну, чесслово! А завтра, если ливня не будет, давай съездим в любимый твой Адлер, квартиру тебе присмотрим, а?

На том и согласились.


АДЛЕР

Вооружившись зонтами, на следующий день мы уже в поисках квартиры осматривали окрестности санатория «Южное взморье», где я обычно беру курсовку на мацестинские ванны. Вообще-то у меня было, где остановиться. Я несколько лет останавливалась у моей очень давней знакомой, с которой стали за годы близки, но в этом году у неё родилось двое внуков, и понятно, ей сейчас ни до кого. Нет, она-то, конечно, пустит! Это такой человек – свою кровать отдаст! Но всё равно, неудобно, чать, не совсем совесть потеряна! … 

С Надюшкой мы сразу договорились, сначала пробежимся (для меня это, конечно сильно сказано!), найдём комнатёнку, - непогода нам на руку, народ разъезжается, значит, цены сильно заламывать не будут, - и посидим где-нибудь в кафешке, шашлыков поедим. Желая повеселить любимицу, в болтовне я к слову вспомнила, как однажды нечаянно подслушала у моей тёзки (той, что «нарожала» в этом году внуков) высказывание молодого парня из местных, зашедшего в гости к её сыну, о нас, отдыхающих «дикарях». Всего разговора я не помню, но хлёсткое выражение в голову засело основательно:
- А-а-ай, не па-арься, сейчас, в сезон, отдыхающих, как говна-а за ба-аней! 

Мы похохотали и, отметив, что, мол, сейчас не тот сезон, начали решать мой дальнейший квартирный вопрос. 

К нашему огорчению ничего подходящего не было: то кошки в доме (у меня аллергия), то цены аховые. А почему, – спрашиваем, -  так дорого? Так ведь олимпиада! Какая связь?! Можно подумать, они все до одного эту олимпиаду спонсируют!

Я уже всерьёз подумывала, не рвануть ли мне домой вместе с дочей, но «доча» тут же пресекла мою трусливую мыслишку о возвращении:
- Так! Всё! Даже не выдумывай! Сейчас найдём!

Наконец, один из хозяев подсказал:
- А вы зайдите, вон туда – он лениво махнул рукой напротив, - они вроде подешевле пускали. Люда хозяйку зовут.

Мы зашли во двор. Двор чистый, широкий, заасфальтированный, с 
навесом. 
Люда, невысокая приветливая армянка лет 50-ти, спросила:
- Вы вдваём?
- Пока да, - быстро взяла инициативу в свои руки Надя, - потом маменька одна останется, но надолго, - с нажимом проворковала она.
- На сколько?
- Дней на 20-ть, … если сойдёмся в цене. Только, если что;, мы приедем через недельку. Да! И, знаете, Люда, вот ещё что, нам нужно обязательно на первом этаже, у нас ножки болят, лестницы нам противопоказаны, - при этом она нагнулась и дурашливо заглянула мне в глаза, - да, маменька?
- Ха;рашо. У меня как раз одноместная комната освабадитса, - нараспев с едва заметным акцентом сказала заулыбавшаяся хозяйка. 
- А кошек у вас нет? А то у нас аллергия – допрашивала Надя.
- Не-эт, я не держу животных.
- А комнату можно посмотреть?
- Можна, сейчас ключ принесу.

 Она пошла за ключом. А Надюша, юркая, как мышка, уже без хозяйки ещё раз пробежавшись по двору, удовлетворённо затараторила мне на ухо:
- Как тебе, а? Вроде, ничего, правда? Я посмотрела туалет – чистый, в кафеле. Вода и холодная, и горячая. Кошек нет, и совсем рядышком с твоим санаторием. Ты чего молчишь-то?
- Вставить слово не успеваю, давай сначала посмотрим комнату и узнаем цену.
- Только ты молчи!
- Молчу.
- Ну и молчи!
- А я и молчу.
- Вот и молчи! – не сговариваясь, обе передразнили сюжет из любимой нами комедии «Женитьба Бальзаминова». … Может, я ещё её уболтаю подешевле сдать.

Люда, отодвинув тюлевую занавеску, открыла дверь:
- Захадите, сматрите.

Заходить мы не стали. Я хоть и не притязательная в этом отношении,  - было бы море рядом, на чём спать, да куда сумки поставить, а остальное не так важно, - но мне сразу не понравилось, что в комнате нет ни одного окна. Это был, конечно, не первый этаж, а полуподвал. И хрен его знает, учитывая и без того обычную для этого климата влажность, (а при такой погоде и вовсе!), как этот «партизанский схрон» себя покажет! А то, пожалуй, будешь лежать 20-ть дней и ночей подряд, так сказать, «в засаде», зубами на тучки клацкать (кто бы знал тогда, насколько я была близка мыслями к истине!)! Может ещё, до кучи, и плесень какая-нибудь на стенах под дурацкими обоями спрятана, – с моей аллергией в самый раз! Комната в принципе ничего: квадратная, 2-местный диван, кресло, тумбочка, зеркало, но…
- И сколько? – спросила я, прервав собственные неважнецкие размышления на тему, так сказать, «есть ли жизнь на Марсе?».
- 350.
- Спасибо, Пойдём, Надь.
- А за 300? – обворожительно улыбнулась хозяйке Надя.
- Нэт. 

Хозяйка резко, потеряв к нам интерес, отвернулась, и, недовольно бурча что-то себе поднос, (как мне показалось, на своём, армянском), зашаркала шлёпанцами от нас прочь.

Я решительно потянула свою хлопотунью за рукав. 

Какое-то время мы шли, не проронив ни слова, каждая думая о своём. Я уже утвердилась в мысли, что на-адо идти-и за билетом, как вдруг услышала:
- О билете даже не думай! Слушать даже не хочу! Поняла?  

Я чуть воздухом не поперхнулась от неожиданности, а больше – от изумления, (к «ясновидящим» как-то уже попривыкли, но чтоб «яснослышащие», да ещё ж и моя Надька – это для меня новость!). 
- А что тебе собственно так уж не понравилось? – горячо продолжала она буравить меня своей логикой, - сама ж говорила, что лишь бы море было рядом! Вон оно, рядом, рычит на тебя, аж охрипло!
- Цена за подвал. 
- Ну, Сергевна-а-а! – Сергевной она называла меня только во время приступа сильного негодования, - да какая уж там больно цена-то? Подумаешь, - всё больше и больше распалялась, продолжала уже почти скороговоркой, - 350! Зато ты, представь только, к семи утра-а, не спеша с отва-агой, доплюхаешь тихонечко до авто-обуса, спокойненько пройдёшь свою долбанную Мацесту, подлечишь свои ножки, - да чтоб, они, наконец, вылечились! Сил уж просто никаких нет смотреть, как ты ходишь! - и целых двадцать – слышишь ты меня? – два-дцать дней будешь купаться в море! Вот скажи ты мне, чего ты испугалась?! У меня деньги точно останутся, я тебе их оставлю, - не тряси головой, это даже не обсуждается! – так, всё, я сказала! Короче, я иду соглашаться!   
- Я те пойду! Пойдёт она! …
- О-ой, - почти взвыла Надька, - ну, какие ж вы тяжёлые люди! Как же ж с вами трудно! … Ну вот послушай, …

Смотрю на неё, слушаю, и сердце просто захлёбывается от смешанных чувств: и смеха, и любви, и благодарности, и досады. Досады, больше на себя, конечно! Неужели, я стала скрягой, во, дожила?! Ма-а-ама дорогая! Нет, но платить 350 рублей за халупу «без окон, без дверей», ладно, пусть с дверью, - это совсем уж себя не уважать!  И в то же время, ну, уважай! За полторы тысячи в сутки. Или даже за четыре в само;м санатории. Сиди там и уважай себя изо всех сил … трое суток, если не хочешь за триста пятьдесят двадцать дней! Ой, не знаю…!

Так и не придя ни к какому решению, зашли ещё в несколько дворов, и … наш спор возобновился с новой силой. 

Заморосил дождь. То ли от сырости, то ли от перевозбуждения во время нашей словесной потасовки, меня изнутри уже потряхивало. Наконец, после веского довода «отказаться всегда можно, если найдём лучше», я сдалась. Надьку мою тотчас как корова языком слизнула. Через несколько минут она вернулась, повеселевшая и успокоенная. Сказала, что всё, договорилась. 

Ну и ладно, подумала я, раз так, пусть будет, как будет. И мы пошли на набережную.

Слушайте, я 40 лет сюда езжу, но ни разу такого свирепого моря не видела! Баллов шесть, наверное! Я всегда считала, что здесь, в Адлере, самый широкий пляж, так вот пляж - исчез! Совсем! Мало того, волны одна злее другой угрожали поглотить даже асфальтовую дорожку для пешеходов и машин! Вместе с торговыми ларьками с мороженым и всякой чепухой! Да-а-а уж! … А раньше я воды не боялась….
Вдоволь насладившись восторгом и ужасом от увиденного гнева морского царя, мы вернулись в Гагру.  


Как прошла ещё неделя мы и вовсе не заметили. А тут ещё небо перед самым отъездом, как взбесилось: гроза, ливень! Хорошо хоть, Тамила договорилась по телефону, и маршрутка забрала нас прямо у выхода со двора, молодой разговорчивый водитель пообещал довести нас аж-нк до самого нужного места в Адлере.


РАССТАВАНИЕ

Как бы то ни было, но в любой дороге, когда есть адрес, где можно переночевать, чувствуешь себя намного спокойней. И мы между собой порадовались, что не придётся искать пристанища с чемоданами под дождём.

Люда признала нас не сразу. 
- Что ж вы не пазванили, э, вы же завтра хатели. А та комната пака занята, они завтра только, в абед уедут. Ладна, прахадите, что-нибудь думать будем. А знаете что, вы сегодня паспите вон там, на втаром этаже, - я с опаской посмотрела на деревянную лестницу с узкими ступеньками, слава богу, перила хоть есть!  - там свабодна, а завтра, я вымою, и переберётесь, как дагаваривались.  

Я вопросительно посмотрела на Надю. Она, сердито нахмурив бровки, как кошка фыркнула, дёрнула меня за рукав и в мгновение ока, сменив выражение лица, повернулась к хозяйке и защебетала:
- Хорошо, ладненько, можно подниматься?
- Да-а, падымайтесь, я там рано утром вымыла, - пропела Люда. 

Надя, схватив сразу, чтоб я не успела, мой чемодан, впорхнула по лестнице. Не успела я опомниться, и только прикоснулась к ручке её сумки, как тут же услышала над головой:
- Положи на место! Я сама. 

Спрыгнув и скривив хмурую рожицу, она прогнусавила:
- Не бойся, в туалет вместе, под ручку ходить будем, потерпишь немножко, всё равно ведь дождь, - и уже нормальным голосом, -  Кстати, я туалетную бумагу купила, в прошлый раз что-то я не заметила, есть ли, нет…. Пусть будет!

В комнате, увидев четыре рулона туалетной бумаги, я ахнула:
- Ты что же это, доча, считаешь меня настолько засранкой, что…?
- Молчи! Они тут не продают по одному рулону!
- Как?
- Каком кверху. Тебе не понять. Бизнес у них такой здесь.
- Ох, йё-о-оханьки, это что же?  Они стараются куш сорвать даже с нашего… - тут я замялась. 
- Ага! – молниеносно подхватила Надька, и я поняла, что она правильно догадалась, на чём именно я прикусила язык.

Мы посмотрели друг на друга и обе прыснули от смеха. 
Для новоселья у нас была бутылка сухого вина, кусок хвалёной «сочинской» колбасы, сыр «сулугунья», кинза, ну и так, шурум-бурум всяковредных для талии вкусностей, и мы решили не мокнуть и никуда не ходить. 

Я видела, что уезжать ей не хотелось. Эх, ещё бы недельку, да с солнышком!
- Может, сдадим билет, а? 
- Нет, не дразни. Мне надо ехать, я девчонкам (это её сотрудницы по ателье) обещала только на пару недель. 
- Ты хоть немного отдохнула, доча?
- Коне-ечно! Смотри-ка, я даже загорела, … никто не поверит, что мы с тобой тут … с зонтиками не расставались! – проворковала «доча» с расстановками, и, хвастаясь, в подтверждение  оголила и впрямь загорелые ножки.

Я, согласно угукнув, кивнула, радуясь, что мой секретный рецептик из масел снова безукоризненно сработал на ней и в этот раз.

Гром вдруг так рявкнул, что казалось, треснула крыша над головой!

Мы переглянулись.
- Ого!
- Ага…. Ай, мне теперь всё равно! … Да и ты вроде бы не особенно переживаешь. Или переживаешь?
- Да прям! Есть, о чём переживать, скажешь тоже! 

Поболтав ещё немного, мы улеглись спать. Тем более, время было уже позднее. 

И вроде бы я хотела, но уснуть на новом месте никак не удавалось. Ничего не болело, не переживала, и рано встала (в пять часов), казалось бы, чего тебе не хватает, спи, давай! Ан, нет. Старость что ли?! Или полнолуние? Полнолуние на меня, конечно, действует, я и дома не сплю, но под таким заслоном из туч, какое тут может быть для организма «полнолуние»?! Стараясь возиться как можно тише, чтобы не разбудить Надю, нащупала косметичку с лекарствами, также, наощупь, колупнула из ячейки таблетку и вскоре провалилась-таки в сон.  


АНОМАЛЬНАЯ КОМНАТА
 
На следующий день Надюшка моя уехала, а я занялась оформлением курсовки. Весь день прошёл хлопотно. Перебравшись опять на новое место, я заметно устала. Ну, думаю ещё часок-другой и завалюсь-ка я сегодня пораньше спа-ать. Но прежде надо разобрать чемодан. Разложив его содержимое так, чтобы удобней было пользоваться пото;м, я села на диван и огляделась. Да-а-а уж. Хорошо ещё, рост у меня средний, а то вот эту балку над диваном спросонья  запросто лбом или затылком можно снести. И надо ж было додуматься оклеить стены такими идиотскими обоями! И без того склеп склепом, а тут ещё и коричневые пионы величиной с суповую тарелку по грязно-розовому полю. Ну да, ну да, - на те, боже, шо нам нэ гоже! С другой стороны, чего это я разбрюзжалась, ну сняла бы, опять-таки, не за 350, а за полторы тысячи - напротив, и не поджимала бы недовольно губы! Осадив своё раздражение, я взяла очки и … растворилась в лирическом сюжете дорожной книжонки. Вообще-то я такую литературу не читаю, не люблю романтические сопли, все эти сюсю-мусю. Но здесь было написано ироническим языком, так что, пойдёт. Тем более что я вообще давно ничего не читала, - так и буквы забудешь.

Во дворе отмечали чей-то предстоящий отъезд. Людей я, понятное дело, не знала, и на приглашение хозяйки присоединиться к общему веселью наотрез отказалась, а заодно намекнула, что было бы здорово, если бы ко мне никто не домагивался, очень уж хочется отдохнуть в одиночестве. Люда понимающе кивнула и пообещала проследить…. 
Была уже почти полночь, а «выдворить» Ваенгу с её пожеланием «Чтоб вы все были здоровы!» из комнаты не представлялось никакой возможности. Читать уже не хотелось, ладно, думаю, дослушаю лёжа, может, удастся всё-таки задремать. Да, вспомнила я вдруг, надо бы потренироваться находить наощупь розетку на балке, что над головой нависла, а то, пожалуй, в темках-то сунешься мордой, куда не надо. Я легла, потом села на диван, прикинула, что левой рукой определить наощупь будет проще, встала, выключила свет и ... ошалела:
- Эфио-ооп- …т-твою…! – прошептала я с вытаращенными глазами.

На миг мне показалось, что я либо скоропостижно померла, либо также внезапно ослепла, или два в одном. За все свои многие, «прожитые непосильным трудом» годы, я ни разу не видела такой темноты, чтобы вот так – вообще чтоб ничего не было видно, даже собственных рук! То есть ты знаешь, что они должны быть, даже «очучаешь», но даже смутно не видишь очертаний. Когда, нашарив выключатель, я снова зажгла свет, у меня аж голова закружилась. Та-ак, надо, пожалуй, подальше задвинуть сумки, чтоб не споткнуться ненароком и не ссыпаться, если вдруг приспичит куда среди ночи…. Закончив возню с сумками, я, наконец, разделась и легла. Но как бы ни силилась хоть что-нибудь рассмотреть – безуспешно. Теперь я была даже благодарна и Ваенге за её назойливое присутствие, и всем громкоголосым ашугам, которые совсем недавно раздражали слух монотонностью интонаций. Когда во дворе угомонились, стало тревожно. Да что ж такое?! Сколько тебе лет, чтоб темноты бояться?!  Сдурела ты что ли?! Злюсь и в то же время сама себя оправдываю: не темноты я боюсь, а того, что вдруг паук или крыса, - подвал же! – а ты не увидишь. Ка-ак прыгнут на морду.… Ой, ну нет, это не дело! …

Остаток ночи я провела на стульчике во дворе. В комнате мне даже при свете не хотелось оставаться.

На моё счастье, утром дождь прекратился, но всё равно, взяв зонтик, я заторопилась к автобусу на Мацесту. После процедур всё-таки уснула. 
Проснувшись, я успокоилась, особенно после очень тщательного обследования комнаты на предмет дырки в полу или норки, - нет, всё в  порядке. И паутины нет. Ну и хорошо. Перекантуюсь как-нибудь девятнадцать дней, ничего, главное, процедуры уже начала. Теперь можно и билет брать.
 
Два дня прошли в обычном режиме: процедуры, перекусы, пляж (благо волны поутихли, можно поплавать).  

К комнате я уже притерпелась и не обращала внимания на кромешную темноту, только на всякий случай ежевечерне обметала веничком углы, выявляя непрошеных гостей-насекомых. Но нет, не было. И я совсем успокоилась. Поднимало  настроение и периодическое прекращение дождя, хотя погода в нынешнем году, надо прямо сказать, и впрямь, подгуляла. Это в сентябре-то! Кто бы мог подумать?! Прямо-таки «наждачный», а не «бархатный» сезон! Вообще-то передавали, что ненастье повсюду, но старожилы  говорят, что Адлерский район ну про-осто не просыхал: дожди и днём, и ночью. Народ с беспросветной как небушко тоской то и дело с раздражением вглядывался в ненавистные тучи. И чуть только где-то забрезжит просвет, опрометью мчался на берег, - хоть немного подзагореть, а то совсем уж со сметанным загаром домой с отпуска стыдно возвращаться. 

Весь третий день моего пребывания в Адлере сложился удачно, самое главное, я купила обратный билет. И даже дождя не было! Пасмурно, но… пойдёт. К вечеру ветерок, правда, поднялся, и горизонт опять потемнел, но наплаваться за день я успела досыта.

Поужинав в кафе, вернулась где-то так около девяти. То ли оттого, что наплавалась, то ли от сытости, то ли от этой хмари, что-то так спать захотелось! Щас, в душ, думаю, - и на боковую!  Завтра с Мацесточкой у меня перерыв, так что, пока не высплюсь, не встану. С этими мыслями я и отправилась в душ.

Вернувшись после душа и только перешагнув порог, я неприятно  ощутила, как озноб пробежал по спине. Я даже, сама не зная почему, замерла и оглядела комнату. Всё было в порядке. А чего, интересно, я ждала?! Комната была закрыта, ключ, естественно, с собой. Просто озноб от сырости. Не рассопливиться бы только! …
Во дворе никого не было, и я со щёткой вышла расчесаться и немного подсушить волосы. Со второго этажа доносились голоса сериала, поэтому-то, видно, двор и опустел. К вечеру действительно изрядно похолодало. В носках, что ли лечь?

Я достала махровые носки, - ха! На юг же приехала, не куда-нибудь! Выключила свет, села и наизусть стала натягивать носок. И вдруг…

Свет включили…. Я оторопела. Как это? … Кто?! …

Машинально взглянула на энергосберегающую лампочку рядом с розеткой, - нет. Не горит. Но я отчётливо видела половину комнаты: кресло, половину зеркала, сумки, тумбочку, свои ноги (хорошо, носки натянуть успела). Даже трещины и морщинки на обоях! Только было это освещение тусклым. Как во время сумерек. Или в белые ночи в Питере. Интере-е-сно… девки пляшут! Напротив моей двери стоянки машин не было, если заподозрить, что от фар. Да если б засветились десять фар, результат был бы нулевой! Тогда – что?

Я резко оглянулась. За спиной было темно, но пучок света дёрнулся с той же амплитудой. Что ещё за хрень?! Вцепившись руками в край дивана, я как мартышка усиленно завертела головой, наблюдая, что будет со светом и поняла, что видеть его могу только боковым зрением. Господи, милостивый, что же это такое?! Вконец растерявшись и мучительно подбирая хотя бы приблизительную область науки, к которой можно было бы соотнести эту ситуацию. Ни физика, ни химия вроде бы не подходили. Зато пучки света стали как бы отчётливее. Я даже почти определила, откуда они направляются. Их было три: два на уровне глаз, а третий – над левой бровью. Похожие пучки света излучают брелки для ключей, которыми пользуются водители да мальчишки по вечерам.

Да, паразитский же ты дух, что же это такое?! Ну, не с ума же я схожу!? … Или схожу?! …

Не могу сказать, чтобы я очень уж испугалась. Но… то, что я не могла найти разумного объяснения было не из приятных. Пока я мысленно металась, отмечая насколько велики пробелы моего школьного образования в области естественных наук, вдруг стала замечать, что вокруг происходит вообще что-то не то. По спине вновь противной змейкой пробежал озноб. У-у, дак это, оказывается, был  симптомчик! Вот только этого мне не хва… … Что это?! НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ. Этого быть не может….

Обои стали растворяться. Вместо аляпистых уродливых пионов я, не веря своим глазам, просматривала совершенно другие обои: нежно-салатового цвета с белыми выпуклыми прожилками. Рисунок на них  напоминал вологодские кружева или кручёный гипюр (в советский период он был очень модным). Потом эта красота также стала постепенно выцветать. И вообще всё исчезло. Затаив дыхание, я подняла глаза. Балки с розеткой и лампочкой НЕ БЫЛО. Надо мной вместо низкого, как крышка гроба, потолка высился огромный КУПОЛ (или свод, не знаю, как правильнее) …

Может, я всё-таки сплю? Я, что есть силы, зажмурилась. Сейчас открою глаза – и всё будет на месте. Куда там! Обхватив руками голову, попыталась успокоиться. Бедная ты моя головушка, что ж с тобой случилось-то, а?! Тут мне показалось, что пахнет (у меня уже лет двадцать из-за аллергии нет обоняния, фиалку от дерьма по запаху не отличу!) мокрым камнем. 

Открыв глаза, я вовсе  остолбенела: я находилась в огромной пещере с несколькими залами. Высоким сводом она напоминала храм. На стенах, кажется, были фрески, но рисунки были настолько старыми, что рассмотреть их было очень трудно. Я даже хотела встать, чтобы подойти поближе, но не смогла, не потому что мышцы не двигались, у меня как будто воли не было. Из основного зала пещеры было два хода, которые вели в дальние залы. Я ощутила, что меня влечёт пройти по правому коридору  в следующий зал. И тут я мысленно запротестовала и беззвучно завопила: «Нет! Не хочу!»! Потом, словно очнувшись, подумала, молитву надо прочитать. Но мысли путались, и даже в «Отче наш» смогла вспомнить только первую строчку. Вот уж действительно, пока всё нормально, живёшь без царя в башке, лба лишний раз не перекрестишь, а чуть что, сразу – «Отче наш! Спаси и помилуй!»…. 
Та-ак, приступ самокритичности считаю правильным, своевременным, однако, что происходит? Редко подводившая прежде самоирония, на этот раз не помогала. Я с нажимом надавила пальцами на глазные яблоки, - может, со зрением что? – потом открыла глаза. То же самое.  Да что ж за наваждение?!

Пока я, как медведь, трясла башкой, ощупывала себя, чтобы убедиться в том, что сама не растворилась вместе с клятыми обоями и не превратилась, хрен знат, в кого, … свет пропал. «Выключили»! Твою мать, Чубайсы кругом! Даже здесь, что хотят, то и делают! Хотят – включат, хотят – выключат, паразиты.… О ком это я?! О, Господи! …

Я сидела в темноте, боясь пошевелиться, продолжая мысленно рассуждать, мол, раз в виски стучит и сердце колотится, значит, жива, по крайней мере, пока ещё. Эх, ты посмотри, Чубайса, да ещё к ночи, вспомнила, а вот молитву – забыла! Где-то далеко залаяла собака. Ага, значит, я ещё чего-то соображаю, надо попробовать включить свет, только б не долбануло, и так хватит с меня! 

Я с трудом поднялась – мышцы затекли. Кто б знал, как я в тот момент обрадовалась, наткнувшись рукой на балку! Наконец, и розетка нашлась. Часы показывали 3 часа 47 минут. 

Весёленькая ночка. Спать не хотелось – какой тут, спать! Кое-как открыв в темноте дверь, я надела тёплую кофту, взяла кружку, и пошла чайник ставить. 

Весь день я насильно пыталась себя развлечь, отвлечь, в то же время, пытаясь понять, что же послужило причиной для моих галлюцинаций, но … тщетно. 

Выспалась я на пляже. Было тепло, но прямые лучи солнца не смогли прорвать толщу серых облаков, и опасения ожогов не возникали. Лёгкие всплески волн убаюкивали. Спала я недолго, а проснулась, как новенькая. Вот что значит, морской воздух! Вода тоже была тёплая, мутноватая, правда, но ничего, всё равно приятно было купаться. К вечеру даже удалось шоу дельфинов понаблюдать, - целая стайка продефилировала вдоль берега! Да близко так! Чуть ли не наполовину ближе буйков! Это ж надо?! Несколько смельчаков даже навстречу рванули! Я смотрела на толпу улыбающихся людей теснившихся у кромки воды и подумала: «Господи, как нам мало нужно для счастья! Всего-то увидеть дельфинов, покормить из рук какую-нибудь зверушку или ещё какую-нибудь живность – и мы улыбаемся, счастливы! И, пусть ненадолго, но забываем о досадных неприятностях, неурядицах и прочей суете нашей жизни!»…

Мы долго ещё смотрели, как резвились дельфины, эти чемпионы фигурного плаванья, кто-то из отдыхающих даже аплодисменты спровоцировал. Поддавшись всеобщему восторженному порыву, я также как и все стоя по колено воде, с удовольствием поддержала. На пляже я пробыла долго, пока не замёрзла. Честно признаться, люблю я в таких местах подсматривать за людьми. Иногда такие интересные ситуации можно подловить, которые не забываются надолго. Вот, например, однажды так жарко было с самого утра, сижу, обсыхаю после воды, смотрю, карапуз бежит, года полтора или чуть меньше. Глазёнки округлил, бровки шалашиком и громко отдувается, выпятив губёшки: «А-фу, а-фу, а-фу!»….  Думаю, да куда ж он так спешит?! А он вдруг забежал ко мне на полотенце, сел голой попой мне на ногу, пальчиками на ножках шевелит и продолжает: «А-фу, а-фу, а-фу!»….   Ма-а-аленький! Это тебе ножкам оказывается так горячо! – хохотнула я про себя, но виду не подаю, чтоб не спугнуть эту милую птаху. Вдруг малыш встретился со мной глазками, (увидел, наконец, чужую тётю, которая непонятно чему лыбится, сидит!) и боком-боком попятился в сторону. Ну, испугалась я, сейчас ревака даст! Не-ет, побежал вприпрыжку к маме. 
Вот, казалось бы, что особенного? А вспоминать до сих пор приятно. 

Или вот ещё, тоже на этом пляже, но не помню в какой год, увидела неподалёку, сидит солидная, очень красивая женщина с роскошной короной из волос, - я уже сто лет таких причёсок не видела! Бывают же царь-бабы! Вот это был как раз тот случай. Осанка царственная, иначе не скажешь: спина прямая, подбородок чуть вздёрнут, что называется, каждый килограмм на своём месте, ни убавить, ни прибавить, а вместе – ах, сто килограмм роскошного тела! Как сфинкс сидит! Я невольно залюбовалась. А рядом мужик лежал, - окурок, иначе не скажешь. Щупленький, ***нький, маленький, с залысинами на висках, в кепочке, похожей на детскую панамку, - не вышептать! И чувствуется, зануда тот ещё! Между ними ребёнок лет четырёх или около этого, пирамидку из камушков строит. Неужели её муж? Похоже, да.… Да что ж это, миленькая, - сморщилась я от сочувствия, - тебе его на сдачу что ль к ребёнку дали?! И слышу, супружник-то что-то гундит, гундит недовольно. Я прислушалась. То ли она ему не то; сварила, то ли не так, как он хотел…. В общем, как я поняла, он был недоволен её кормёжкой (вот свинья, ему бы, дураку неблагодарному, охранять её с берданкой на пляже, чтоб не спёрли такую жену-красавицу, а он всё про корыто!). Я отвернулась. А взгляд так и тянется ещё раз на неё посмотреть. Она сидит, молчит. Глазки прикрыла, солнышку лицо подставила, - Ейное Величество загорают. А он всё: «Ду-ду-ду, ду-ду-ду» - на одной ноте. И видимо, достал-таки. Вдруг она медленно-медленно, как и положено царице, чуть повернула к мужу голову и сочным бархатным contralto с украинским выговором пропела:
- Нэ га-а-а-укай.

И он тут же заткнулся. Я чуть не галькой подавилась. Вот это баба! Вот эт-то по-нашему! А неудобно же показать, что я подглядывала да подслушивала, и силушки нету, как смех разбирает! Лежу на пузе, уткнулась носом в полотенце, сотрясаюсь. Потом, не выдержала, пошла в море досмеиваться. 

А в этом году, что-то мне не очень везло в этом смысле, немного скучновато. Да и где больно веселья набраться, когда погода такая, что выкупался – и вали домой, чтоб не простыть?!

Так вот, чтоб, значит, не простыть, потому что ветерок-то с моря всё же к вечеру ощутимый, я часов в пять засобиралась домой. Думаю, пока то, сё, сейчас поужинаю где-нибудь и как раз приду, чтобы без лишних вредных размышлений лечь спать. Не угадала… 

Всё повторилось почти в той же последовательности: не понятно, откуда взявшиеся три пучка света на уровне собственных глаз, «смена» обоев, пещера….  Только выход не в пещерный зал, а в «итальянский дворик» (как я почему-то про себя его назвала), с одной аркой, за которой также просматривался сад с наполовину облетевшими листьями. И куда меня опять-таки «приглашали». Нет-нет, никаких голосов я не слышала, - слава Богу, до этого ещё не дошло! Но я как-то чувствовала, довольно уверенно, что надо – туда. Не знаю, спасла ли меня нерешительность или помешала, но я всеми силами старалась обуздать своё любопытное сознание, которое влекло посмотреть, что же там, за поворотом, так сказать. Когда я чуть не в тридцатый раз скомандовала себе: «Нет!», из сада появилось что-то вроде туманности размером с яйцо. «Яйцо» медленно увеличивалось и приближалось. А я, по-моему, превратилась, если не в соляной столп, то в каменную бабу с острова Пасхи точно. Тем не менее, способность анализировать пропала не совсем, и я отметила, что это «яйцо» представляет собой, даже не знаю с чем сравнить, нечто среднее между киселём (или жидким клеем) и плотным голубовато-серым газом. Смесь эта полупрозрачная, по форме  эллипса. А в середине, как бы ещё небольшой поперечный эллипс. И вся эта … штука словно шевелится, или перетекает, в общем, колышется, как подтаявший холодец. А когда между нами расстояние стало меньше двух моих ладоней, я, по-моему, и дышать перестала, когда увидела, что на меня из вот этого всего сморит - ГЛАЗ. Глаз был точно женский, – в этом у меня не возникло никаких сомнений! – красивый, зелёный, миндалевидный (поэтому и показался внутренним эллипсом). Я видела настолько отчётливо, как будто через увеличительное стекло, до прожилок и крапинок в радужной оболочке! Он смотрел пронизывающе, но без вызова. Почему я не шарахнулась хотя бы в обморок, для меня до сих пор загадка. Потом цвет глаза стал меняться: голубой, жёлто-коричневый, зелёный, чёрный, как смородина и, самое жуткое, - как бельмом затянутый с чёрной горошинкой посредине вроде зёрнышка душистого перца…. В конце концов, глаз стал чешуйчатым, как у земноводного, рептилии. Я наблюдала всю эту метаморфозу, которая повторялась в одном и том же порядке, не шелохнувшись.  Считать я, конечно, не считала, но радужная оболочка менялась навскидку не менее пятидесяти раз. Шея у меня затекла вправду как каменная. Спина от напряжения ныла так, хоть вой! 

Завыть бы от всего! А ещё бы лучше ткнуть пальцем – и бежать, прижав уши, куда подальше! Ага, смоги, попробуй ткнуть…. В то же время разум мой беззвучно, но истошно орал: «Нет! Не хочу! Пошли все вон от меня!»! … Чувствую, меня исследуют. И боюсь оторвать взгляд от «лаборанта». Наконец,  «яйцо» отодвинулось, потом дальше, дальше, стало терять очертания и исчезло. Всё вернулось, так сказать, взад. 

Когда, дыша, как загнанная лошадь, хоть пристреливай, пришла в себя, промелькнула шальная мысль, а что если кто-то установил скрытую камеру в комнате, транслирует всю эту чушь собачью себе потихоньку и ухахатывается над тем, что потом происходит. А что?! В наш век технических гениев и извращённых придурков всё что угодно можно ожидать! Сидят сейчас перед экраном и потешаются, над моей реакцией на свои садистские шуточки! … 

Кое-как дождавшись утра, присмотрелась повнимательней к своим хозяевам: нет, обыкновенные простые люди, со своими заботами и проблемами (сын на инвалидности, муж во;т только после инфаркта оправился, да и сама она чуть больше года, как после химии, - поэтому ходит до сих пор в косынке), - нет, не похожи на извращенцев. Спрашиваю хозяйку:
- Вам никто не говорил, что у вас эта комната аномальная?
- Э! Как «анамальная»?! Нэээт! Что такое «анамальная»?!  Наоборот, гаварят, харашо спитцаа! Какая «анамальная»?! - встрепенулась Людмила.

Смотрю, она нервно поглядывает на сидевшую неподалёку за столом отдыхающую. Думаю, зря я, наверное, при свидетельнице спросила, может, напугала, что люди перестанут приезжать, а вслух сказала:
- Да нет, ничего, просто ерунда какая-то приснилась.
- А, сон! - немного спокойнее ответила хозяйка, - Эта, наверна, из-за па-агоды! Мой тоже нэ спал сэводня, э! Что делать! Крутит и крутит! У меня тоже давление скачет, так галава ба-алит!

Вот-вот, и у меня тоже, хоть и по другому поводу, мозги, как змеи, ворочаются. Неужели, думаю, - здравствуйте, диагноз! - старческий маразм?! Неужели с ума схожу?! С чего бы это?! Последние несколько лет никаких тебе стрессов, ни особых переживаний…. И не настолько уж я старая, в конце концов, чтобы так вот, в одночасье взять и шизнуться! Но… тогда – ЧТО!? В инопланетян я всё-таки, как с экрана нам об этом не намекают, не верю, или не очень верю. Если бы они были, то давно уж или уничтожили нас к чёртовой матери, чтобы землю не зас… соряли. Если они, конечно, настолько, как утверждают, разумнее нас. А если глупее, так нечего на них и внимания обращать, лишь бы нам жить не мешали (и без них есть кому!)…. Мистика? Параллельные миры? Э, нет, вот в это бы мне больше всего не хотелось вникать! Однако, как говорится, утверждать смешно, а отрицать глупо. И ведь расскажи кому, подумают, с претензией на исключительность тётенька, от скуки на старости лет решила внимание к себе привлечь, или же сдуру сомнительных телеканалов насмотрелась. Или просто, что ещё хуже, «тараканы завелись». Я б и сама так, может, подумала, если бы….

Нет! Я твёрдо решила, надо взять себя в руки, нельзя так распускать своё воображение, если, конечно, это оно; разыгралось так некстати! К вечеру я хорошо подготовилась: выпила 40 капель пустырника, съела таблеточку «сирдалуда», после которого, знаю, не только легче ногам дома становилось, но и гораздо быстрее засыпалось (снотворное я не пью, поэтому никогда не покупаю, а то б, может, и его выпила). 

Проснулась я от … запаха кошки. У кого есть кошка, знает, что он ни плохой, ни хороший, просто кошачий запах и всё тут. Вскочила, как ошпаренная, включила свет, - никакой кошки и в помине нет. Понятно, - приснилось. То, что не достигается наяву, вспоминается во сне. Часы показывали начало первого ночи. Значит, спала я больше пяти часов и, кажется, даже выспалась. Но вставать в эту пору ни к селу, ни к городу, да и лень. И я снова легла. И вот чувствую, всё, проваливаюсь опять уже в сон, и вдруг - снова запах! Что ты будешь делать! Только теперь уже цветочный, сначала сирени, потом черёмухи. И так явно и остро, словно действительно под нос ветку сунули. Да ё-комбат! Какой ещё запах с давним отсутствием обоняния!? Какая ещё, к свиньям, сирень в сентябре, пусть даже на юге?! Перевернулась на спину, лежу, глазами в темка;х хлопаю. Ну, ведь ПАХНЕТ, паразитство! 

Пока я разводила про себя руками, в комнате стало светлее, - ну-у, ж твою, начало-ось! Я с остервенением перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, - не тут-то было! Картина уже вовсю разворачивалась….

Уже без «пещерных» прелюдий я увидела сверху огромный глобус, (который потом всё-таки оказался планетой). Почему сверху - на тот момент мне было неважно. Сначала глобус скорее был похож на рельефный а;тлас, на котором леса напоминали приклеенные шапки капусты брокколи. Себя я не видела, но ощущение присутствия было во всём и сразу, стоило только захотеть. Пока я разглядывала «карту», она стала сначала очень медленно, почти неуловимо, потом всё быстрее вращаться против часовой стрелки, - вот только тогда  возникла мысль, что передо мной, наверное, глобус. «Глобус» продолжал вращаться. Я машинально пыталась взором охватить как можно больше – знать бы ещё зачем?! – и меня затошнило (вестибулярным аппаратом никогда не могла похвастаться!). Вот этого мне только не хватало! 

Перевернувшись на спину, я стала медленней и глубже дышать, надеясь, что от этого тошнота пройдёт. Неужели, давление поднялось? Немудрено. А вот тонометр-то я в этот раз не взяла, … вот, балда. Но голова не болит, хотя это тоже не всегда.… 

В этот момент вновь возникли картинки, -  вот так, наверное, видят космонавты нашу землю. Мутить перестало, очертания планеты стали ярче. Я положила руку на глаза, - ага, спряталась, как же! Даже не дёрнулось, не мигнуло, как будто и не рука у меня вовсе и даже не тень от неё! Во, влипла! ...
Самолётами я, конечно, летала (во времена Советского Союза довольно часто), но видеть вот так близко и с высоты землю – не приходилось ни разу. Это, наверное, возможно только с вертолёта или с воздушного шара. Я  с невольным восхищением отмечала, насколько же она у нас всё-таки красивая: действительно голубая, с бархатистой зеленью лесов.

Через какое-то время я вновь отметила медленное вращение, теперь уже по часовой стрелке, но это уже не мешало. Так, а вон там, что за полоска? А, ну да, конечно, - речка! Да синяя-то какая! И трава, как шёлк. А вот живности что-то нет. Ни зверя, ни птицы, ни человека…
Захотелось приблизиться, и я метнулась вниз, мой взгляд завис, как мне показалось, над Сибирью. Красиво. Ничего не скажешь. Но про себя я отметила, что эта красота какая-то неправильная, безжизненная. Хоть бы пичужку, что ли какую заметить! Но нет. 

Взглядом я отмечала на вращающейся земле леса, горы, поля с нарастающим непонятным беспокойством. И чем ближе к западу, тем становилось тревожнее на душе. Потом всё, что до сих пор привлекало внимание, скрылось за горизонтом, и я увидела пустыню. То есть, каменистый грунт и больше ничего. Я пригляделась и … оцепенела от неожиданно возникшей бескрайней армии изваяний солдат. То, что я раньше (сверху) приняла за камни, оказалось - шлемы. Трудно сказать, из чего были выполнены эти «вечные» воины (защитники ли?), было похоже одновременно и на цемент, и на пемзу – пористые, серые. Они стояли плотно плечом к плечу с застывшим взглядом, устремлённым куда-то ещё дальше  на  запад, спиной на восток (раз позади них было то, что я почему-то про себя назвала Сибирью)…. 

Я заворочалась в поиске удобной позы, потом, подсунув угол подушки под щёку, легла набок, зажмурившись сильнее, - надо же, картинка перед глазами даже не колыхнулась, похоже, здесь мои телодвижения вообще не воспринимаются, только органы чувств. И, хочешь, не хочешь, приходится разглядывать бесконечные солдатские цепи. Я их видела настолько отчётливо, ну, прямо до песчинки в затворе автомата, до морщинки на суровом лице. Им действительно не было ни конца, ни края. 

Тут на меня нахлынула щемящая тоска. Я, как мне, во всяком случае, подумалось, отшатнулась и вновь увидела землю далеко внизу. Мысли беспорядочно заметались: зачем мне видится, что от меня хотят? И кто они, те, кто всё это показывают?! … 

Рука затекла. Лицо, от напряжения что ли, тоже стало покалывать. Я с трудом села на постели. Всё тело будто налилось свинцом и ныло. Я пыталась переключить сознание на эту физическую боль, озираясь по сторонам в надежде, что надоевшие видения вот-вот прекратятся. Опустить ноги на пол было в кромешной темноте всё-таки боязно – подвал есть подвал, неизвестно на что (или на кого) наступишь. И я поджала их по-татарски под себя. Интересно, сколько сейчас время? 
А почему б тебе, не встать, включить свет и не выйти!? Прошлый раз тебе дождик не помешал сбежать, или бабское любопытство перевесило? А хрен е го знает, может, и перевесило, - призналась я себе. 
Та-ак, сама с собой уже начала разговаривать! Ой, йё-оперный балет, - прогрессирую! Ладно, ещё недельку потерпеть, а там домой, в родную Самару, в свою светлую квартиру с высоким потолком и, … всё про-йдёт! 

Тем временем, пока я таким образом себя заземляла, очертания космической картинки передо мной потускнели и смешались во что-то неопределённое. Я даже успокоилась, на сегодня кажись – всё, казать больше ничего не будут. Но ошиблась… 

Снова в нос резко ударил смешанный запах мха и мокрого камня. Я опять замерла в ожидании, устремив взгляд на появившуюся далеко впереди точку. С её приближением я узнала уже знакомый по прошлым ночным видениям «глаз в яйце». Сердце опять бешено заколотилось, кровь лупила по вискам, обостряя все рецепторы обоняния, слуха и зрения. Если б до меня в тот момент ещё кто и дотронулся, - точно бы, не выдержала, окочурилась. Стараясь не смотреть НЕЧТУ в глаз, я изо всех сил попыталась успокоиться, понимая, с такими эмоциональными перепадами и до инфаркта недалеко. Но как не смотреть, если вокруг тебя хрен знает кто медленно, и от того ещё более жутко, круги наворачивает, неизвестно что замышляя?! И тут «глазастое яйцо» стало двигаться, как собака: отдалится вперёд, остановится и возвращается, словно зазывая идти за ним. Какой тут идти?! Когда всё оцепенело?! Но идти от меня, похоже, и не требовалось. 

Угрозы, агрессии я не чувствовала, только страх перед неизвестным, а главное, страх за собственное психическое здоровье, вернее нездоровье (если это нездоровье, конечно, а не что-то другое!). В тоже время, если оно случилось – уже случилось, чего уж теперь! И я решила отпустить сознание. Пусть будет, что будет…. 

Стоило мне так подумать, как тотчас будто превратилась в бестелесный энергетический сгусток сознания и направилась за так называемым «яйцом». Оно медленно продвигалось по влажным и тёмным коридорам пещеры, увлекая меня за собой. В одной зале я остановилась от неожиданности, увидев очень высоко над собой свод, похожий на купол. Так не бывает в пещерах. В молодости я была в Воронцовских и в Новоафонских пещерах, поэтому чуть-чуть  имею представление о размерах. А тут…! Никакого воображения не хватит, чтобы определить высоту до центра этого купола! А ещё я обратила внимание на рисунки, которые полностью покрывали сверху донизу стены пещеры. Но когда я приблизилась, чтобы рассмотреть, оказалось, что это не рисунки, а какие-то древние письмена, выдолбленные на камне, а выглядели, как рифленые кирпичики. Что это был за язык, мне даже приблизительно было невозможно представить. Надписи были нанесены, кажется вертикально, а может, и нет, и представляли собой бесконечный лабиринт неизвестных мне знаков…. 

Кстати сказать, вернувшись домой, я попыталась найти по свежей памяти этот язык в Интернете, - не нашла. Ни китайские знаки, никакие руны не узнавались мною так, чтоб  сказать, да, мол, похоже. Правда, кое-какой текст всё же попался на глаза, который немного напоминал тот, что я видела, но он был размещён картинкой (в .jpg), а вот знакомых у меня таких нет, к сожалению, чтобы визуально могли распознать. Запросив в поисковиках древние письмена и покопавшись в них, думаю, что, наверное, это был всё же санскрит. Только там каждый значок был выдолблен как бы в отдельном вертикальном прямоугольнике, кроме того, все знаки были расположены очень плотно друг к другу. А в образцах (на разных сайтах) – иероглифы  представлены в виде письменности на бумаге.  Поэтому трудно с уверенностью подтвердить или опровергнуть, тот или не тот. И ещё! Мне запомнилось, что там очень мало было закруглений в знаках, больше углов, квадратиков, прямоугольников, чёрточек. Но все остальные совсем не похожи…. 

Пока я, как коза, глядя на афишу, и раскрыв рот – Во, сказанула тоже! Где я, и где тот рот!? - рассматривала стены с иероглифами, даже забыла на время о своём «путеводителе», но вдруг опять ощутила запах кошки. Странно всё-таки, в пещере ни одной кошки видно не было. Хотя, не знаю, что более странно: то, что запах был, или то, что я его чувствую? И тут я скорее ощутила, что называется, кобчиком, чем снова увидела «яйцо». Оно немного поколебалось и медленно, с остановками направилось из зала в тёмный проём, из которого вдалеке тускло мерцал свет.  

Хмм, может, это само «яйцо» кошкой воняет? И что же, интересно, там за «свет в конце коридора»?

Себя я по-прежнему только осознавала, но не видела, однако мне показалось, что проём, в который мы устремились, был очень тесным. Но вот когда он закончился, появились два широких и довольно высоких коридора, направленных в разные стороны. Тот, который направлялся вправо, был заставлен высокими тумбами в шахматном порядке по обе стороны коридора. На каждой сидели кошки – вот откуда запах-то! Кошки были живыми, разной породы, и жили каждая своей жизнью. Одна - просто сидела, другая - вылизывая лапу, тщательно намывала мордочку, третья - лёжа дремала и т.д. Никакой синхронности, полная свобода действий для каждой из них. На стенах обоих коридоров висели вековые светильники, из которых иногда вырывались языки пламени. 

«Яйцо» направилось вправо по коридору. Ладно, пусть так. Направо, так направо, надеюсь, в таком, бестелесном-то, состоянии, в котором нахожусь, от кошачьего запаха не расчихаюсь?! 

Коридор мне показался чересчур длинным. «Яйцо», значительно ускорило продвижение и уже, кажется, не поджидало, пока-а это я там наглазеюсь по сторонам. Да я уже и не глазела. Что толку-то?! Всё равно ж не могу прочесть! 

Кошек я люблю, они меня, кстати, тоже. Но когда их так много, когда они чужие и так высоко, как-то всё равно было неспокойно, и, волей-неволей, я не выпускала их из виду. Видели они меня или нет – трудно сказать, скорее, не смотрели, но чувствовали-то наверняка.  В проёме коридора (или тоннеля, так, наверное, будет правильнее) был виден какой-то заброшенный сад без листьев, (совсем как у нас в конце ноября). И чем ближе мы к нему приближались, тем становилось холоднее, в том числе и у меня на душе. Мне отчаянно захотелось вернуться, хотя видимых причин для беспокойства или плохого предчувствия вроде бы не было. 

В саду было холодно, сумрачно и сыро. Почему – стало понятно сразу: туман. Вообще-то туманы я тоже люблю, особенно утречком в деревне – чудо! Но этот был неприятный, неестественно-живой, промозглый и чересчур густой: буквально через 3-5 шагов сплошная непроглядная пелена напрочь закрывала горизонт. Тут ещё «глаз» куда-то исчез, паразит, … Сусанин хренов! …

Сад становился редким и искореженным. Пожар здесь, что ли был? Видимо, да. И туман едкий, и гарью воняет (опять воняет!)….
А вот, кажется, и выход. Наконец-то! 

Ох, йё-ё-о-о-о-… ханьки! … А это … точно Земля? …

По своим ощущениям в тот момент на вид я представляла некий сгусток энергии не больше макового зёрнышка, и всё же у меня всё внутри в тысячу раз сжалось от увиденного. Вопросы как молнии метались в мозгу: что здесь произошло?!

Всюду, насколько хватало взгляда, земля представляла собой огромный обугленный пласт, похожий на застывшую корявую лаву, словно из гудрона, куда ни кинь глаз, - черным-черно! Ни травинки, ни песчинки, ни камешка, ни-че-го! Только гарь и пепел. В сумрачном свете в, то здесь, то там наползающем отовсюду зыбком тумане, картина представлялась фантастически-жуткой. От этого нестерпимая тоска как тисками сжимала душу. 

И что, спрашивается? Зачем меня нужно было сюда волочить, когда от меня так-то никакого толку, да к тому ж, как моя молодёжь ни скажет, «поздняк метаться»?! «Всё уже укра-адено, до нас!»…
Да и я хороша, дура старая, вот нахрена попёрлась, спрашивается?! Сидела б себе сейчас во дворе, на свежем воздушке, обуть твою мать в лапти! Чаёк бы себе попивала! С конфеточкой! … Блин! … Да и это, лупоглазое, тоже не лучше! Спровоцировало – и дёру! Где вот теперь выход!? ... 

Вот всегда у меня так: когда нормальное бабьё плачет или по-честному, как полагается, от страха вопит, - я злюсь, … ё-комбат!

Только я, было, ринулась наугад на попятную, вдруг заметила впереди с правой стороны какой-то выступ, что ли, и … мерцание. Слава тебе, Господи, может, кто живой там!? … Или хотя бы, в конце концов, разберусь, наконец-то, ради чего меня сюда вовлекли!? 

Умение вот так, всего лишь силой мысли, перемещаться удобно всё-таки….

Нет. Живых никого нет. Это мост - и только. Около него было немного светлее. Вот только куда он ведёт, и над чем перекинут – всё равно не видно. То, что реки не было, я процентов на девяносто была уверена. Над мостом в глубине густой туманности едва заметно проглядывалось белое, словно мраморное, строение, похожее на античную беседку с куполом, точь-в-точь как на курортных открытках. Одновременно подумалось, ох, как-то подозрительно много куполов здесь! 

Да нет, я не против того, что их много, я православная, крещёная, у меня пятнадцать крестников, большая часть – бывшие ученики. Не могу сказать о себе, что соблюдаю как надо церковные каноны, просто стараюсь придерживаться всеобще признанным правилам. Молюсь, как умею за крестников, да и то, когда «гром грянет». Короче, грешница, как все! Если честно, погружаться глубоко в религию не хочу, вопросов много, а ответы не всегда устраивают. Я думаю, живи по-совести, и совесть блюди в чистоте, помогай, когда можешь тем, кто этом нуждается, и не годись тем, что можешь помогать, да не завидуй – в этом и Бог. Я где-то вычитала однажды (мне так понравилось!): «Совесть – это иммунитет души. Без неё наступает душевный СПИД», - есть над чем, мно-огим бы задуматься, особенно в президиумах и среди военных (воинствующих – особенно!). И особенно в наше время, когда любая искра от «спички», чиркнувшего ради наживы какого-нибудь власть имущего мерзавца, способна уничтожить всё живое на земле, равно как и саму планету.… 

Обо-на! Здрасьте вам! Старое знакомое объявилось! И где же ты там ползало!? Увидев «яйцо», честно признаться, уж не знаю почему, но стало немного спокойнее. Во-первых, я чувствовала себя, так сказать,  под присмотром.  Во-вторых, как-никак, оно уже знакомо, и пакости от него до сих пор особой не было, ну, кроме как испуга, конечно. 

Между тем, «яйцо» медленно поплыло в сторону предполагаемой беседки, я – за ним. Продвигаться впервые показалось тяжеловато, словно воздух стал вязким. Я физически почувствовала, что задыхаюсь и остановилась, чтобы перевести дух. До этого момента я старалась вниз не смотреть, а тут…. О, Господи! … 

Весь мост состоял из церковных ИКОН в потрясающих жемчужных окладах! Розовый, голубой, белый, кремовый жемчуг переливался перламутром и мелко-мелко искрил. По-моему я впервые в жизни испытала шок! Боже мой, как же можно по этим ликам ходить!? Дикость какая! Хотя в моём случае глагол «ходить» применить сложно, но ведь – мост! Значит, кто-то же ходит! Невольно дёрнувшись вверх, видно подсознательно, чтобы «не задеть» ненароком иконы, я с неожиданным трепетом и благоговением стала рассматривать лики Святых. Их взгляд прямо-таки пронизывал душу насквозь. Некоторые иконы я узнавала, но были и те, которых я не видела никогда. Особенно красивыми были иконы Богородицы. От разноцветного жемчуга роскошных окладов исходило фантастическое по красоте мерцание, которое тоже в свою очередь напоминало, … не мост, нет, больше коромысло радуги после дождя.  Боже ты мо-ой, какая красота-а! 

Сколько времени я так любовалась, представить было совершенно не возможно. Я буквально выпала из времени, напрочь забыв о своих страхах, о том, что нахожусь, Бог знает в каком состоянии, да к тому ж в ещё более Бог знает в каком месте! И если б не возникшее опять передо мной «недремлющее око», я б так навсегда и зависла, наверное. Но оно словно привело меня в чувство и повлекло наверх. Беседка неожиданно оказалась часовней. Церковь бы, конечно, была намного просторней. Сначала я не поняла, что в ней было не так. Потом дошло, - дверей не было. Вместо них сквозные, действительно, как у беседки, проёмы. Часовня даже изнутри очень напоминала восьмигранную беседку. Но купол тоже был расписан в религиозном стиле. В каждом углу были православные иконы с большими круглыми подставками для свечей. Казалось бы, в таком строении обязательно должен быть сквозняк, однако свечи горели спокойно и ровно. Увидев Большую икону Казанской Божьей матери, хотела было поставить свечку, но как поставить, будучи непонятной песчинкой? Зато сразу вспомнились молитвы! Пока я мысленно их проговаривала, было тихо-тихо. Я читала, одновременно радуясь возвращению памяти. Как только я произнесла про себя: «Аминь», - почти сразу услышала шум. Он был сначала очень тихим, словно шум моросящего летнего дождя по листьям, и скорее угадывался, чем слышался, потом стал накатываться елё уловимыми волнами отчётливей. Может где-то неподалёку море? Нет, на плеск волн не похоже. Скорее, на стаи птиц… из-под земли. Или откуда? … Нет! Всё-таки это не птицы…. Нет, не птицы. В этот момент я вся превратилась в слух. А шум, в котором я так и не разобралась, становился неприятно назойливым и раздражающим, как помехи невыключенного телевизора или приёмника, в которых прекращена трансляция. Он как туман клубами доносился отовсюду, то усиливался, то ослабевал. Может, это за часовней что-то там гудит? 

Заглянув по другую сторону в проём напротив, я едва не рехнулась от ужаса! Там … БЕЗДНА! … Ни земли, ни вообще какой-либо тверди, ни звёзд – ничегошеньки! Непроглядный мрак, кишмя кишащий вот этим непонятным шумом, и всё. ….

Э-фи-оп-твою…пле-е-еть! …

Я чувствовала, как кровь хлынула к вискам, буквально как пергамент пересохло горло. Если бы и смогла заорать, получилось бы не сильнее шороха скомканной бумаги. Мысленно я взмолилась, да что же это за испытание?! Ну, невозможно нормальному человеку выдержать такие эмоциональные перепады! А кто ж тебе сказал, что ты нормальная? - тут же подумалось. Эмоции накатывали как волны, от которых меня штормило, будьте нате как! Внезапно стали вспоминаться все детали путешествия, «неизвестно какого и куда». Как в сказке, йёхана пехота! Иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что! Ну вот, пришла, нашла! И что!? 

И так захотелось зарыдать оттого, что я ничего понять не могу, не могу объяснить даже самой себе, что всё-таки со мной происходит?! Вот даже, если допустить, что я не шизофреничка (ну, всё-таки, допустим!), и всё происходящее – это не болезненные глюки, а реальность, так что ж это за БУДУЩЕЕ нам уготовано?! Неужели вот ЭТО?! И что теперь, никаких вариантов что ли?! ...  

Уфф! Хорошо, а я причём!? Есть же святые старцы, монахи, провидцы, экстрасенсы, наконец! Уж они наверняка разбираются в таких вещах, меня-то, скажите на милость, почему нужно во всё это носом тыкать?!  А в каких «вещах» и во что «это»?! О, Го-осподи! … И даже если бы от меня сейчас как-то что-то зависело, (или от кого другого, неважно!)  как знать: куда соломку-то стелить?! 

Кого спрашиваю?!… 
Может, мне и ответили, но в таком шуме разве разберёшь?! …

В это время среди раздражающей какофонии ухо вдруг неожиданно выхватило явно знакомый звук. Шины, ей-богу, шины! Где-то проехала машина рядом! Запахло дождём и мокрым асфальтом! Значит, не так всё плохо ещё! Туман стал активнее, его клубы поднимались всё выше, быстро пряча в себе очертания ужасающей картины. Меня вдруг стало знобить, голова закружилась, барабанные перепонки напряглись, как при взлёте или посадке самолёта. Тем не менее, я с радостью отметила, что снова различаю реальные звуки: проезжающих машин, шарканье шагов и ещё какие-то, не разберу, но реальные, из нашей реальности! 

В беспросветно тёмной комнате я ощутила себя в физическом, так сказать, состоянии, сидя на постели, всё также по-татарски свернув ноги. Э-эх, вот это я дала-а … козе по морде, ма-ама дорогая! Сколько ж я так просидела?! Ё-комбат! А развернуться-то я смогу? У-о-ох, …

Сморщившись, я руками потихонечку стала раскладывать и растирать затёкшие ноги, потом вытянулась на спине, отмечая про себя, как противно стали не только по ногам, но и по всему телу разбегаться острые колики. Но маленький дорожный будильничек мерным тиканьем приятно щекотал слух. Я зыркнула на форточку в двери – серая, значит, скоро рассвет, а может даже и утро уже, просто тучи.  Послышались торопливые шаги, похоже, Людмила встала, это её шаги, (она всегда раньше всех встаёт, чтобы убрать туалеты). Слава Богу! Всё нормально, я здесь. Но … ещё одной такой ночки я не переживу. Что ж делать-то, а?!

Делать ничего не пришлось. До самого моего отъезда меня больше никакие видения, никто и ничто не беспокоили. Даже погода наладилась. Но если на первых порах днём я старалась забыть о ночных кошмарах, то теперь специально прокручивала в памяти, чтобы не забыть, и даже кое-что записала. Зачем? Не знаю. Через неделю я уехала.

Да, и ещё приятный момент: когда я рассчитывалась за жильё, Людмила пристально посмотрела мне в глаза, потом махнув рукой, – что уж она там подумала и на что махнула рукой, не знаю,  - сказала:
- Давай за 300 считать будэм, харашо с табой, приезжай ищё-о, с дочкой приезжай, с кем хочешь, приезжай.
- Нет уж, - подумала я, но согласно кивнула, - уж лучше вы к нам! 

8.10.13