Старая, раздолбанная, вечно пыльная маршрутка удивленно ухала  на каждой колдобине крымской дороги. Таня сидела возле окна, смотрела на степные просторы, думая совсем о другом. Характерный  для общественного транспорта запах уже перестал ее отвлекать, -  ехали около получаса. Таня думала о дрязгах на работе, в агенстве недвижимости, об отношениях с директором, о двуличных коллегах, о бесконечных разговорах про деньги и оплату совместной еды, про  чужие квадратные метры. Эти навязчивые темы не отпускали, забирали время, энергию и желание их обсуждать.

   Сегодня, в день первомая, Таня ехала на кладбище. Так вышло, что маму похоронила год назад в соседнем поселке, на погосте, среди дынных полей. 

    Мама есть мама, правда, измучила она  Таню за последние годы своей жизни так, как только родная мать может измучить. Чужому нет доступа к тем, родным ниточкам, за которые нас можно дергать. Вот покойная и дергала, издевалась.

   Танька не обижалась. Была из тех людей, которые привыкли волочь все проблемы на себе, особо не заморачиваясь на такие мелочи, как ночные побудки по малейшим прихотям, обгаженные вещи, кулинарные капризы и дикие крики по поводу и без.
Покойная курила, как паровоз, ела таблетки килограммами, пренебрегая  их предназначением. Просто ела, как драже из детства, только все сразу. Крепкие организмы раньше делали.

   Долгая жизнь без мужа научила не скулить, - никто не услышит. Не плакать,- и так влажно вокруг и кожа стареет. Не просить помощи, - одалживаться не любила.

   Одну дочь выдала замуж, отпустила на ПМЖ в Торонто.

   Младшую – смотреть до веку, - родовая травма, инвалид.

   Своим трудом и смекалкой обеспечила девочкам достойную жизнь. Семья переехала с Дальнего, окрымилась в небольшом селе, пережили голодные перестроечные, выстояли, не скурвились.

    Удалось Тане удачно продать домину в селе Молочное и переехать в город, надо было учить младшую, неходячую, в ВУЗе. И это делала. 

   Так вышло, что у троих, у каждого было свое, отдельное помещение с отдельным входом в отдельном, закрытом дворе. Повезло, подвернулся такой вариант и купила. Младшенькой и маме капремонт сделала сразу, а себе  все некогда, потом.

    Сегодня ехала, чтобы покрасить оградку, стол и скамейку, ну и прибраться у мамы.
Даже ничего с собой не брала, кроме краски и кисти. Только водичку.

   С погодой повезло, - не было изнуряющей жары, даже легкий ветерок. Танька водила широкой кистью по тонким прутьям  низенькой оградки и думала, что же она, дурочка,  кисть такую здоровенную купила, лучше бы водки взяла. 

    Столик, покрашенный модной в этом году на местном кладбище, экологически чистой, дорогой краской цвета "Хамелеон", заиграл и заманил позитивными, жизнеутверждающими ассоциациями.
И чего я водки не взяла, или коньячка? Вот дурища!

   «Ой, мамка, дура твоя Танька, вот дура! Права ты была, Мамка ты моя!» 

     Таня красила лавочку и пришла ей мысль, позвонить одной своей знакомой, не то, чтобы подруге, но так,  очередной «гонимой» жизнью бабе, -  Лильке. Вот бы она приехала и водки привезла, да с закуской. А мы бы тут посидели,  благостью местной обменялись, напитались.

   Танюха закурила свою «Ватру» с фильтром.  Другие не могла. Хоть и с фильтром, и говорят, что импортные, а все одно -  дерьмо! К третьей затяжке идиотская мысль «пригласить на кладбище» подругу, чтоб водки привезла, уже не пугала долгими производственными гонениями и осуждалками. У Лильки была слава дурочки, хотя никто на премию «Лучшие мозги» из них не претендовал. У девушки, потерявшей недавно мужа – алкоголика, мозг  находился  гораздо ниже анатомической географии.

   Танюхе еле удалось, при таком ярком солнце, рассмотреть на сенсорном экране нужные символы. С трудом, но на Лильку она попала и та, - о, счастье!- отозвалась.

- У тебя деньги есть?  - начала издалека.
- Тань, а я в Витино, купаюсь с  парнишкой.
  Где б еще Лилька была, может и не там именно, но то, что с очередным «мальчиком», хто б сомневался.
- Я тя чо спросила –то?
- А чо?
Вроде не еврейка, а татарка, впрочем, национальный вопрос здесь имеет только юмористический аспект, да и выражается, как вполне русская, но  вопросом  на вопрос.

- Короче, я на кладбище. Бери водку, окорочок копченый, булку и дуй ко мне.
-…?
   Главное, дать посыл и подождать, куда ветер подует.  Это мудрая позиция. Какие бы еще мысли пришли на кладбище?  Главное, вокруг – никого из живых. Красота! Тишина, вокруг кладбища  дыни растут. За рабочую неделю, которая у риэлтера никогда не кончается, Таня так уставала от людей, что иногда лучше посидеть на кладбище, лежать – то она не собиралась.

   Лилька приехала без парнишки, через час и с водкой. Послушная! 

   Уже подходя к нужной могиле, одновременно разговаривая по телефону, Лилька смеялась: "Где бы мы еще встретились!?"

   Сразу оценила покраску. Танька, гордая собой и краской, сидела на лавочке  и улыбалась тому, что ее дурацкая идея получила свою реализацию, - вот –Лиля, вот – водка, вот- окорочок. И булку не забыла, и попить. Хоть и не поминки, а приятно! 

   - С мальчика меня сняла, вот зараза!
- Ой, так тебе там классно было, что краном тащили с него.

  Выпили по первенькой, вздохнули, - и по второй.

   Полгода назад и мужа Лилькиного хоронили.  Помянули. Про двоих Лилькиных детей –пацанов – погодков поговорили. Одни дома сидят. Дом до конца еще не достроила, хотя крышей  уже накрыла. теперь внутренние работы надо делать.

    Третья влилась сама, как по заказу:  развиднелось, развернулась душа, хотелось говорить только о хорошем, благостном.

   Вспомнила Лилька своего мальчика, с которым только что «купалась».  Каждый день, выезжая из своего поселка в Евпаторию, на работу,  ее с остановки забирал таксист. Так и « подружились».

   Год назад у Лильки была бурная связь с одним Саидом. Бывший «афганец». Слегка неадекватная психика и проснувшиеся эксгибиционистские устремления пятидесятилетнего  мужика,  какое – то время, веселили и питали девушку сорока с хвостиком лет. 

   Во время чудных занятий любимым для обоих делом,  могли поговорить по телефону, позвать к себе кого - нибудь. Развлекались, как могли. Уходя домой, Лилька уносила с собой еды пацанам и женскую, временную удовлетворенность.

   Мужа не стало и Саид отвалился, предъявив материальные претензии на огромную сумму.

   Запили водочкой, покурили. Помянули.

   Вспомнили про Танькиного мужа - психопата. Дочка – инвалид по его вине. Бил беременную.
Потом резко увлекся религией и строгим, религиозным постом мучил больного ребенка, еще не потерявшего идеалы христианства. Сам при этом, поджевывал мяско, запивая водочкой.

Пошел в священники, свою мать пристроил в церковь, продавать свечки.
Потом его мать умерла и любящий сынок ходил по знакомым, поминал и клянчил деньги на памятник. В администрацию тоже заходил, надо же было хапнуть поболе. Все хотел по родственникам поездить, поклянчить участия в горькой судьбе священнослужителя.

   Водочка – то заканчивалась. Что делать – то? Возле кладбища, недалеко находился большой поселок - Уютное.  Жила там одна Лилькина знакомая. Ее, что-ли, позвать, чтоб недалеко и пешком, транспорт -то уже не ходит.

   Сначала подумали, что неплохо бы в гости к кому – то "попхаться". Вспомнили, что они на кладбище, как – то стало неудобно сразу, - не принято у нашего люда землю с кладбища в гости носить, даже если на обуви.

   Стали настойчиво звонить. Знакомой не оказалось «на связи». По домашнему номеру ответил сын. Упросили.

   Рустем -  молодой, неиспорченный социумными штампами неуважения  к женщинам среднего возраста  парень. 
Уж не знаю, чем манили  его подвыпившие дамы, но главным препятствием оказалось отсутствие купюр.

   Пришлось Рустему топать пешком, до кладбища полтора километра. Дамы ожидали гонца со стороны входа. Оказалось, все еще интереснее: татарину запрещено ходить мимо чужих,  православных могил. Поэтому парень, сделав приличный «крюк почета», появился из – за обелиска, который  находился сзади.

    О-о-о-х, напуга-а-а-л! - разом залопотали женщины.Потом выдали сотку, заказали коньяк, причем Клинков, да еще с упоминанием, что непременно, не пять. а три, потому что он мягче, чем пятизвездочный. Рустем ушел и исчез. Ждали, ждали. Оказалось, что магазины после обеда позакрывались и ему пришлось обойти  почти весь поселок, но нужный коньяк нашел.

  На уютненьском кладбище, первого мая раздавался хохот двух подвыпивших  дам очень среднего возраста. Им было классно. Благостно. Покойно. Содержательно.

   Запели длинную, народную песню « За туманом ничего не видно». Песня замечательна тем, что это, собственно, и есть слова. Содержательная, распевная, можно поорать, не заморачиваясь по поводу слуха и прочей музыкальности. Как раз то, что идеально подходит для кладбищенского вокализа  на второй бутылке крепенького.

   Забирала  погулявших дамочек молодая подружка Анифэ. Трезвая, на машине и в почти полной темноте. С Лилькой у нее были "терки", поэтому и высадила ее на полдороги. А Танюху, от большого уважения, довезла домой  всего за полтинник. Щедрая послушная, а главное, - обязательная.

   Только что позвонила Таня и сказала, что она проезжала мимо кладбища сегодня. Выкрашенный несколько дней назад стол сверкал на  майском солнце и опять манил.