ОРФЕЙ. История Любви

Она не надеялась, что он оглянётся. Она боялась этого. 

А он – не оглядывался. Ведь так было решено. – Иди и не огляды-вайся. – Так ему было сказано. И он – шёл. И он – не оглядывался. 

А она шла и смотрела на затылок. Смотрела, не отрываясь. И по-этому, скорее всего, поэтому, не заметила камень на дороге.

Камень был не очень большим. Но, когда она ударилась об него пальцами босой ноги, стало больно.

И она – вскрикнула.

А он – оглянулся.

Зря.

Каждое утро похоже на предыдущее, как близнец, даже круче: как клон. Ленивое вынимание из постели самого себя по частям, туалет, умывальник. Всё общее; советский дух коллективизма ещё веет, сво-лочь, и никуда от него не деться. Общага!

Потом обязательный кофе. Без этого – никуда. Меняется только один ингредиент: спиртосодержащее. А так всё одинаково: две ложечки «NESCAFE» (растворимого!), три кусочка рафинада «Чайкофский» (уж больно каламбур понравился, сам их сочиняю порой!) и спиртосодержащее. Что есть, то и лью: водка, что-нибудь «на коньяке», бальзам или собственная смесь (учитесь, пока жив: бутылочка настойки боярышника + бутылочка настойки элеутерококка + бутылочка настойки женьшеня; по две чайных ложки на бокал).

Я не скажу, что это сильно бодрит, но в большей степени пробивает на стихи. Хотя, как говорит один друг, я уже управляю процессом вдохновения. Ну, так надо понимать, я его организую. Как субботник в день рождения Ленина! Вот блин! Одни советские ассоциации сегодня лезут. Это ж-ж-ж неспроста! 

А уж после него, родимого (кофе, а вы о чём подумали?) можно и посочинять, пока времечко есть до выхода на работу. Всплывёт в головёнке какая-нибудь фразочка (без ассоциаций, пожалуйста!), ритмизируешь её, рифмы подберёшь и айда, как Чапай на белых! Кстати, почему Чапай? Ведь последнее время я уже не делю участников той единственной гражданской; все были русские, все были люди. Зверья, правда, хватало, но с обеих сторон. 

Та-а-ак! Полез в дебри! Простите, но вот такой я тип. Слушать меня невозможно; на вас выльется такая адская смесь, что потом и не вспомните: о чём он говорил?

Короче! Утро сегодняшнее ничем не отличалось от его предшест-венников. То есть абсолютно!

Как всегда, после воя полицейской сирены, так «изыскано» звучит будильник у меня в мобиле, я вышел на улицу, где уже восток начинал розоветь, а фонари ещё не погасли.

Недописанные строки  крутились в голове и требовали продолже-ния банкета. Присев на лавочку, благо сухую, я дописал ещё парочку, пришедшую мне на ум, и тут…

И тут я заметил её…

Много детей было у златокудрого Аполлона. Много. Уж больно любвеобильны были обитатели Олимпа. Так что ничем особенным в этом деле Аполлон не отличался ни от Зевса – отца своего, ни от Гермеса – братца своего. Не всегда, правда, удавалось овладеть понравившейся красоткой; одна Дафна чего стоит. Но вот с Полигимнией – удалось. И сынок вырос – о-го-го! Как запоёт, звери сами к нему идут, камни ползут, как живые, вода останавливается, ветви деревьев склоняются. А уж что о людях говорить… Или богах…

Не зря, ох, не зря, его в поход за золотым руном сам Ясон взял. Пригодилось ему пение орфеево. Ведь не запой он тогда, все бы за борта попрыгали, песнями сладкозвучными сирен окаянных соблазненные. Но запел Орфей, и не смогли ничего героям сирены сделать. Проплыл «Арго» мимо них, как мимо пустого места, ибо за пением Орфея пение сирен никто не услышал.

Она шла… да какая разница, куда она шла? Главное, что она шла не туда, куда надо было идти мне. А так как работа есть работа, то я, конечно же, не мог пойти за ней. И не пошёл.

Хотя, честно говоря, это была всего лишь одна из причин, по которым я не мог пойти за ней. Одна, но самая важная. Впрочем, моя небритая (в тот день) рожа тоже могла сыграть свою крайне отрицательную роль в деле нашего знакомства. Да и застенчивость моя природная тоже кое-что значила в этой жизни.

Короче говоря, я – не пошёл. И весь день мучался. И даже стихотворение написал. О незнакомке. Ну, моей «Незнакомке» до его «Незнакомки», как мне самому до тёзки, но всё-таки кое-что это было.

А на следующий день (второй «день»)…

И всё это враки, что Орфей полюбил Эвридику! Первой полюбила она. А, полюбив, стала стараться на глазах у него помаячить, и чем чаще, тем лучше. Вот тут-то и он, привлечённый её мельканием перед собой, всмотрелся и сделал вывод: влюблён. Окончательно и бесповоротно.

С одной стороны – любовь это великолепно. Но если учесть, что влюблён не кто-нибудь; не сатир, не силен, не человек, в конце-то кон-цов, а сам великий певец – Орфей… 

Ведь стоит ему запеть… Стоп! Было уже. Смотри выше.

Вы не поверите, но она мне встретилась вновь. На том же самом месте (как в песенке: на том же месте, в тот же час). Ну, я-то уже принял кое-какие меры: побрился, побрызгал одним из парфюмов (помнится, это был «Снайпер»), собрал силу воли в кулак, крепко его зажал и…

И снова постеснялся подойти. 

Что сие значило? Постарел, наверное, как в своё время весьма ощутимо уколола меня одна дама. Впрочем, уколола за дело.

Ну, не подошёл я. Не подошёл. А может, я ей не подхожу, а? Может, ей прынца подавай, да ещё на белом коне. На вороного, чалого, каракового и протчих она не согласна.

В общем, Орфей влюблённый – это что-то невообразимое. Ни песни героической, ни песенки весёлой, ни нотки единой из его волшебного горла не слышится. Покой и тишина. Над всей Элладой.

А он вьётся  вокруг Эвридики, ровно пчёлка вокруг цветка макового. И так же, как та пчёлка, в какой-то дрёме пребывает.   

А что поделать? Любовь – она почище любого зелья опьяняет. Вот и Орфей пьян от любви.

Выходной, а затем две последующих ночи промелькнули быстро. Даже не заметил как. А на выходные после ночи я опять увидел её. Одну. На проспекте. Не на том же месте и не в тот же час. Она шла. Просто шла куда-то. И я пошёл за ней. Ну, конечно, не прямо, чтобы она не поняла, что я её преследую. Немного в стороне.

Она шла. Шла не очень быстро. Но и не очень медленно. Я шёл следом, не сводя взгляда с её затылка, украшенного коричневыми  с красноватым оттенком локонами.

Она шла и не оглядывалась. Как и в те разы. Поэтому трудно было судить, что она из себя представляет, если поглядеть анфас. 

Я шёл следом, и моя буйная (поэтическая) фантазия рисовала раз-ные фантастические картины, одна другой заманчивее, соблазнительнее и прекраснее.

     

 Она шла вперёд. Куда? Неизвестно. Шаг за шагом. Шаг за шагом. А я всё не решался обогнать её.

И вдруг она споткнулась. Не сильно. Но, споткнувшись, она как будто почувствовала мой горящий взгляд. И поэтому, как только она приняла надлежащее положение для продолжения ходьбы, она оглянулась.

Зря.