Дама на ночь

12 апреля 2014 — Лев Казанцев-Куртен

Филипп Егорович проводил жену Аллу и детей к теще в Воронеж и пригласил к себе в гости Надю Крытову, сослуживицу из рекламного отдела, на вечер с ночевкой. Она была на десять лет моложе Аллы и очень красива. Три года она прожила с мужем, но развелась с ним и была сейчас свободна. Любовники её – не в счет.

Недавно во время корпоративной вечеринки по поводу десятилетия их фирмы Надя увлекла Филиппа Егоровича в укромное местечко, страстно целовала его, говорила, что он ей давно нравится и многообещающе позволила ему потискать себя.

Он позвонил Наде, и она приехала к нему около девяти часов вечера.

– Филипп, – сказала ему Надя сразу с порога – Я приму душ у тебя. У нас в доме отключили горячую воду.

Филипп Егорович не возражал: у них был впереди вечер и вся ночь, и вся неделя.

Надя вышла из душа, порозовевшая и в его банном халате, на голове тюрбан из полотенца.

Пока она сушила феном свои пышные черные волосы перед большим, во весь рост, зеркалом, Филипп Егорович сидел на диване, смотрел на нее и тихо радовался предстоящим шалостям.

Потом они уселись за стол, выпили шампанского: «за любовь», перекусили, и Надя села к Филиппу Егоровичу на колени. Он сунул руку ей под халат и стал играть грудью. Надя спросила:
– Скажи, ведь мои грудки лучше, чем у твоей мымры?

Упругие Надины холмики с затвердевшими сосками были аппетитные. Но Филипп Егорович обиделся за жену.

– Алла не мымра, – сказал он. – И груди у нее нормальные, хорошие груди.

– Мымра, – сказала Надя. – Она не достойна тебя. У нее ни рожи, ни кожи.

Филиппу Егоровичу стало обидно за свою Аллу.

– Не называй мою жену мымрой, – сказал он. – Ты ее не знаешь, какой она замечательный человек.

– Мымра, мымра, мымра, – рассмеялась Надя и впилась своими знойными губами в Филиппа Егоровича.

– Ммм… Сама ты мымра, – сказал Филипп Егорович, оторвав свои губы от Надиных.

– Ах, я мымра? – обиделась Надя и оттолкнула его руку от своей груди.

Одним словом, Надя и Филипп Егорович поссорились. Надя обозвала его старым пнем, Филипп Егорович – потаскушкой.

– Тогда мне нечего здесь делать. Трахайся со своей женушкой, а ко мне не лезь, – сказала Надя.

Она спрыгнула с коленей Филиппа Егоровича и, не обращая внимания на него, скинула халат и стала натягивать трусики. Филипп Егорович смотрел на ее раскачивающиеся груди, на выступающие ключицы и на пышную попу.

– И чего я в ней нашел такого? – подумал он.
Он подумал так и сказал:
– Тебе ехать четыре остановки на метро. Время уже первый час. Метро закрылось. Хочешь, я вызову тебе такси?

– Вызови, – сказала Надя дрожащими губами.

Филипп Егорович позвонил. Диспетчер приняла вызов, но предупредила, что такси подъедет не раньше, чем через полчаса.

Надя оделась. По лицу ее, ставшему некрасивым, текли слезы, оставляя черные следы от ресничной туши. Филиппу Егоровичу стало жаль ее, и он сказал:
– Нехорошо у нас все вышло, Надя. Прости, если я тебя обидел.

– Нет, это ты прости меня, глупую бабу. Я все испортила…

– Не обижайся, ладно? И не плачь, – сказал Филипп Егорович. – Посмотри, какая ты чумазая сделалась.

– Не буду, – ответила Надя.

Филипп Егорович взял со стола салфетку и промокнул ее лицо. Потом наклонился и поцеловал ее в соленые от слез губы.

Резкий телефонный звонок прервал затянувшийся их поцелуй. Звонила диспетчер:
– Такси вас ждет – сообщила она. – Выходите.

– Простите, девушка, но нам оно уже не нужно, – ответил Филипп Егорович, положил трубку и стал расстегивать пуговички на Надиной блузке.