Он заворожено наблюдал за корявой рукой, выводившей что-то, пока непонятное для восприятия. Пальцы были длинные, узловатые. Ногти в траурной обводке, порядком изъеденные грибком. Сама тыльная сторона ладони морщинистая, как кожистая лапа неизвестного в природе зверя, темная от застарелого загара.
В руке достаточно органично поместился заточенный уголек. Казалось, будто именно он придает движение. Может инерционно от давнего огня, создавшего его, может от еще более давнего своего роста в неизвестной дубраве. Бесполезно было искать осознанность. Только интуиция. Катастрофическая. Нелепая. Бессмысленная.
Сплошные черточки, штрихи, волнистые линии. Обладатель руки был великим мастером. Это считалось счастьем, наблюдать за процессом создания нового шедевра.
Испытывалось ли это счастье хоть кем-то единожды? Или только разочарование? Такое жадное, неудобоваримое. Когда понимаешь, что процесс создания и конечное произведения – неизмеримо далеко друг от друга. Чем эта нелепая мазня отличается сейчас от каракулей ребенка? Зародыши все одинаковы. На определенном этапе почти неотличимы по видам и родам.
Он вздохнул и перевел взгляд по руке до плеча. Потом до подбородка. Дальше… Отмечал каждую черточку, трещинку. Внимательно вглядывался в пересечения жизненных коллизий, навеки сфотографированных, запечатленных шрамами, выемками. Процесс разглядывания мог продолжаться бесконечно. Пока взгляд не наткнулся на глаза: молодые, яркие, очень живые. Они дисгармонировали со всем старым запущенным обликом. В этих глазах была чистота, мудрость, принятие всего и всех.
- Разочарованы? – проскрипел художник.
- Скорее, я был не готов.
- Но вы же не думали, что у меня два крыла, белые одежды и нимб над головой?
- Поэтому вы расписываете храмы только ночью? – он потеребил тугой воротничок привычным жестом.
- Можно и днем, - усмехнулся художник, - только святости поубавится. Они не поверят конечному замыслу.
- Да, я понимаю. Вы заканчиваете работу? Деньги будут лежать на старом месте. До свидания!
- Прощайте!
Он внимательно оглядывал нищих за воротами храма. В свете дня они все были неприглядны, грязны и порочны. Люди бросали им мелочь, упиваясь своей щедростью. Кто они, а кто эти бродяжки…
Особенно вон та падаль, уже с утра воняющая перегаром. Хотелось поддать ногой по худосочному телу в лохмотьях. Главное, не встретиться со взглядом из-под кустистых бровей.
Зародыши душ. Они все одинаковы в определенных условиях. Почти неотличимы. Только во тьме можно разглядеть свет… Свет?
Он приглашающим жестом поманил бродягу. Тот улыбнулся щербатым ртом и покачал головой. День и ночь. Не стоит смешивать восприятие…
Другие произведения автора:
Сафари на одинокую курицу
Если мы не будем вместе
Дверь
Это произведение понравилось: