Новолетье

- Ну что, пойдем прощаться с летом?

   Егорыч ласково посмотрел на терьера, вышедшего следом за хозяином на балкон. Пес примостился рядом с большими растоптанными тапочками «капитана» на старом коврике, который всегда был на этой цементной плите. Выцветший под солнцем и поливаемый дождями, как палуба, далекий родственник узбекских мастеров теперь доживал свой век на самом верхнем балконе четырнадцатиэтажки вместе со стариком и его любимым терьером по кличке Дозор. Правда, где-то за балконной дверью, в однокомнатной квартирке частенько подавала голос канарейка Соня, но с ней коврик знаком не был, поскольку пичугу на волю не пускали.

- Тихо как сегодня… - Егорыч по хозяйски окинул подслеповатым взглядом изгиб Волги, плавно скользящей вдоль набережной их небольшого городка и скрывающейся за сосновым бором вдали, - осенние солнцестояние, брат. Все замерло. Ну, и мы потихоньку…

   Назначив Соню старшей на «корабле» в его отсутствие, «кэп» трижды проверил, не забыл ли чего, и, аккуратно заперев дверь, отправился с верным товарищем Дозором к своей любимой сосне, дремавшей в чаще соседнего леса. Опускаясь на лифте, он то и дело похлопывал себя по карманам, проверяя на месте ли ключи и денежки на хлеб. 

- У Дозора кругозор! – громко скомандовал Егорыч, и терьер лихо выполнил коронный номер: с разбега сальто назад. 

   Это был некий ритуал в их ежедневных прогулках, которому не мог помешать ни снег, ни ветер. Разве что, шалившее давление у старика, которое могло на пару дней придавить капитана к койке. Тогда Дозор неотлучно стоял на посту, охраняя покой хозяина от коварных врагов. Зато сегодня все складывалось на удивление отлично, да и лес в их городке начинался у подъезда.

   Бабье лето щедро отдавало тепло, «прикарманенное» июлем и августом. Егорыч часто в беседах с терьером упоминал какого-то Августа, жившего в большом доме с колоннами, не иначе его проделки. Нынче же благодать окутала их городок. Ясное синее небо, удивительная тишина и какое-то очень ласковое тепло, а запахи в лесу такие, что «кэп» то и дело подгонял терьера, застывшего у куста или березки, выясняя важные вопросы – что, кто, когда.

- Дозорка, дорогу! – слукавил хозяин, и терьеру пришлось вести за собой большого мужчину с бородой, который мог заблудиться, стоя на тропинке, ведущей к дому.

   Тишина в лесу была непривычной. Многие его обитатели подались в теплые края или обустраивались на зимовку. Даже белок не было видно, наверное пересчитывали припасы.

- Смотри, сколько рябины в этом году! – теперь отставал старик, с восторгом разглядывая алевшие сквозь еще не опавшую листву грозди. – Зима будет знатной. Намекни отыскать твою одежку, что Машенька связала…

   Терьер знал, что после такой фразы «кэп» замолчит, вспоминая давно ушедшую хозяйку. Пес замедлил шаг, всем своим видом показывая Егорычу, что они вместе.

   Вскоре нужно было сходить с тропинки, чтобы отыскать в чаще любимую сосну хозяина. Терьер обернулся. «Борода» отрешенно смотрел под ноги и шел молча. Тогда Дозор с громким лаем рванул с места, увлекая за собой старика. Затрещали ветки, недовольно зашумела листва потревоженных кустарников. Они бежали наперегонки, словно два приятеля, улизнувшие из школы в такую чудную погоду. Егорыч постепенно стал сдавать, не выдерживая темпа, но звонкий лай терьера, раздававшийся то справа, то слева, не позволял останавливаться. 

   Наконец, тяжело дыша, «кеп стал на якорь». Он обхватил руками огромную сосну, прижавшись бородатой щекой, и закрыл глаза. Когда-то давно они с хозяйкой пошли по грибы, да набрели на эту красавицу. Сосна возвышалась над окружавшими ее березками и елками, словно великан. Обхватить ее можно было только вдвоем, взявшись за руки. С тех пор они каждую осень 22 сентября приходили сюда прощаться с летом.

   Уж немало этих лет миновало, И хозяйки Машеньки давно нет, а Егорыч никогда солнцестояние не пропускал. Придет, обнимется со своей сосной, да так и стоит. Дозорка понимающе выберет себе местечко, тоже уляжется рядом, а старик ему всякий раз рассказывает о своих предках.

- Сегодня, брат, наступил год Огненного Феникса. Символ вечной жизни – круговорот Сварога. Представляешь, год 7526. Ни у кого такого богатого календаря нет, что там иудеи или китайцы… Подпортили нашу историю цари-чужестранцы, ну да, ничего. Поправим, соскоблим грязь да вранье. Вспомним Велеса и Перуна, Семаргла да Сварога. Кончается лихолетье на земле наших предков, просыпаются русские души. Феникс – символ возрождения. Вот только цвет по календарю у него алый. Надеюсь, это цвет рябины.

   Старик помолчал, не в силах разжать объятья. Память души сильнее беды. Сильнее войн и потерь. Она знает, как жить надобно. Просыпайтесь, русские души, Феникс не зря пришел.

- Прости, дружок, - старик смахнул слезинки, но какие-то так и осталась поблескивать самоцветами в его непокорной времени бороде, – что-то я расчувствовался сегодня. Хотя… Праздник ноне. Пенсию давеча принесли, так что мы с тобой бородинского купим. Настоящего. 

   Терьер подбежал к старику и ну ластиться к его ногам.

- Ладно, - усмехнулся Егорыч, - поищем и тебе косточку. Новолетье, брат… Его всегда  наши предки праздновали. Мы их непременно сегодня вспомним добрым словом. Какую державу нам оставили! А?! Воров надобно поганой метлой... Одна надежда на молодых, а мы поддержим. Чем можем. Не зря предки говорили – бейся там, где стоишь.

   Старик, кряхтя, нагнулся и потрепал терьера между ушами.

- Дозорка, дорогу! – пес встрепенулся, словно на охоте, и рванул к тропинке.

   Уже никто не мог бы их остановить. Только ветки трещали, да стариково «УРА» далеко раздавалось в тишине осеннего леса. Оно и понятно. Новолетье…