Мой менестрель

Мой менестрель

Передо мной лист ватмана. Я собралась рисовать. В журнале статья об Уленшпигеле, меня очаровала иллюстрация. Главный герой  похож на менестреля, каким я его себе представляю. Такая задорная поза у него и свирель у рта. Собираюсь срисовать. Получится ли? Ужасно не люблю срисовывать чужое, люблю сотворять свое. Но уж больно поза замечательная. И озорство, и позерство, и изящество в ней.

Ну вот, получился плагиат. Линии и краски мои, но все равно – плагиат.

Дорисовала холмы и домики с красными крышами, девушку рядом с менестрелем. Девушка получилась какая-то анемичная, герой живее.

Нет срисовывать – это не мое.

Собираемся к художнику Палееву в гости надо ему что-то из своего показать. Просил принести. А у меня всякая ерунда. И выбрать нечего. Это Гарик художника нашел, хочет мной похвастать, а хвастать и нечем. Бедный Гарик!

Он мой кавалер. У него красивое мужественное лицо, и широкие плечи, но рост небольшой и ноги кривоваты. Меня это не смущает, потому что он просто ужасно харизматичен, женский пол на него западает мгновенно. А он это знает и пользуется вовсю. Меня он считает очень талантливой и интеллектуально развитой, потому вечно таскает с собой, демонстрируя мои таланты своим друзьям и знакомым. Некоторые его друзья в меня влюблены, что так же импонирует Гарику. Мне же кажется, что по большому счету они влюблены в Гарика, а я как бесплатное приложение к этой любви.

Собрала папку с акварелями, рисунок с менестрелем уже высох, свернула его в тубус. Гарик должен подкатить на своем мотоцикле, все время забываю, как он называется. У него желтые бока и черный руль, блестящие никелем выхлопные трубы и прочие детали. Люблю мчать на мотоцикле, обхватив Гарика за талию. Мне нравится как ветер треплет мои длинючие волосы, выдирая их из-под шлема, обычно я закрываю глаза и прижимаюсь к теплой спине Гарика. Гоняет он классно. Пытался меня учить, но мне это не подходит. Я прирожденный пассажир.

Из кухни вышла мама, проводить меня, она всегда провожает меня, если я с кавалером. Смотрит, чтобы я хорошо выглядела.

- Ну вот, опять эти джинсы, хорошо хоть волосы в косу не упрятала. Какие у тебя волосы чудесные!

- Надо бы заплести, но мы на мотоцикле.

- Опять этот жуткий мотоцикл. Я волнуюсь, когда тебя на нем гоняют. Опять с Гариком?

- Да, мама, пора бы тебе уже привыкнуть к нему, к Гарику, я имею виду.

- Он такой красивый, это опасно. Но ты бы уж хоть за него замуж выходила, что ли.

- Почему это «хоть за него», это мой самый видный кавалер.

- Кавалеров у тебя более чем нужно, а ведь уже и замуж пора.

- Да выйду я замуж, не волнуйся, мамочка.

- Когда это будет? Годы то идут. Потом придется за старика выскакивать.

- Не говори глупостей, найду я тебе молодого.

-Да ты не мне, ты себе найди.

- Ладно, мама, найду всенепременно, пока, пока…

Палеев живет в доме старой постройки сталинского типа. Лестница широченная с витыми периллами, двери обиты дерматином. На такой лестнице даже шепот отдает эхом. Мы с Гариком поднимаемся молча. Гарику лестно знакомство с настоящим художником. Сам он талантов не имеет и потому талантливых людей очень ценит.

Палеев совсем молодой, может лет на десять постарше нас, не больше. У него красивые черные глаза и квадратный подбородок. Держится он скромно и даже смущается, наверное, я ему понравилась. Мы смотрим сначала его картины. Они повсюду в комнате и на стенах висят, и возле стен стоят, и на мольберте. Та, что на мольберте прикрыта тканью, но Палеев нам ее тоже показывает. Он настоящий художник, пишет маслом. Я в полном восторге. Гарик доволен. Потом смотрим мои рисунки. Сначала те, что в папке, потом я вынимаю из тубуса менестреля. Палеев сразу констатирует

- А вот это замечательно. Девушка немного анемична, а музыкант великолепный. Такая поза живая задорная, прямо музыку слышу веселую. И домики, словно в пляс пустились. Очень хорошо!

Я расстроена. Музыканта то я слямзила, но не признаюсь. Гарик доволен похвалами.

Мы распиваем принесенную бутылку сухого вина, закусываем виноградом, который Палеев рвет прямо на балконе. Балкон у него шикарный, большой полукруглый с бетонными балясинами и матерчатым навесом.

Все бы чудесно, но меня мучает совесть за сокрытие плагиата. Но если признаться, то получается, что основное в моей картине вовсе и не мое. Обидно.

Дня через два я, мучимая раскаянием, опять еду к Палееву. Благодаря отменной зрительной памяти быстро нахожу и дом и квартиру.

С замирающим сердцем я подхожу к двери Палева, хоть бы его дома не оказалось. Но он дома, очень удивлен моему появлению, но кажется рад видеть.

- Я зашла по очень важному делу, простите, что без приглашения - лепечу я в прихожей.

- Что вы, что вы, я очень рад, проходите - уверяет меня Палеев.

- Я вас ни от чего не оторвала, может вы заняты? – продолжаю я скромничать.

- Не беспокойтесь, мы тут с приятелем Баха слушаем, беседуем, присоединяйтесь, буду рад.

Палеев впихивает меня в комнату и знакомит  с приятелем по имени Рома. Рома смешной худенький, ушастый с глазами навыкат и скошенным подбородком. Он застенчиво протягивает мне руку и уверяет, что очень рад знакомству. Звучат миниатюры Баха. На полу разложены листки с рисунками. Оказывается это Ромины, он тоже художник, график, очень талантливый, как заявляет Палеев. Я прошу разрешения посмотреть. Рома ползая на коленях, собирает листки и вручает мне. Палеев уходит на кухню, видимо за угощением. Потом мы пьем сухое вино, закусывая печением, слушаем Баха и обсуждаем работы Ромы. Он очень застенчив и открыт. Рисунки у него удивительно просты, ироничны и выразительны. Я не могу нахвалиться, Рома краснеет и принимается ковырять свою ладошку.

- Вот видишь, мой замыленный, как ты выразился, глаз здесь ни при чем. Мнение свежего человека ты не можешь считать предвзятым.

Я распаляюсь от гордости, что мое мнение так важно.

- Мне правда очень, очень нравится. Так просто и так выразительно, мастерски, Рома, правда, правда.

Рома счастливо улыбается.

Вспомнив, зачем явилась, я обращаюсь к Палееву.

- А я ведь покаяться пришла, вообще-то.

- Да ведь я не исповедник. И в чем же вы согрешить умудрились?

- Помните менестреля?

- Рисунок ваш прекрасно помню, замечательный получился менестрель. Знаешь Ромик, такой залихватский изгиб бедра девушка изобразила, оживляет мужскую фигуру неимоверно… - сияя, сообщает Палеев, обращаясь к Роме.

- Вот, вот эта самая фигура с этим замечательным изгибом бедра, не моя находка. Я ее в журнале нашла, там статья об Уленшпигеле  - покаянно сообщаю я, и вынимаю из сумочки журнал. – Вот смотрите.

Художники внимательно рассматривают иллюстрацию.

- Да хорош! Постановляет Рома.

- Но ты не видел, как ей удалось оживить эту фигуру, она добавила небо, холмы, домики, девушку, краски замечательно подобрала. Иллюстрация то не цветная, а цвет меняет все настроение. Здесь герой насмешничает, а на ее картине  он брызжет радостью и весельем. Совсем, совсем иное впечатление, ты понимаешь, Рома, о чем я?

- Да, я представил. Так всегда, если цвет добавляешь, настроение меняется совершенно.

- Скопировать элемент картины, да даже и всю целиком, это не преступление. Все мы на каких-то образцах учимся. Вы же в процессе обучения. И эта картинка вам замечательно удалась. Девушку доработайте, чтобы и она ожила, будет хорошая вещь – заверяет меня Палеев.

Домой я иду пешком совершенно счастливая.

Другие произведения автора:

Слушая Шопена

Как хорошо...

Ночная мгла...

Это произведение понравилось:

Любовь Березкина

Анатолий Филин