Командировка

У каждого комсомольчанина нет-нет, да и случится командировка на дальневосточные юга в капризный, частенько затуманенный и дождливый миллионник Владивосток. И случится это по местным меркам именно глубокой осенью, где-то в середине октября.

Подготовка к этому событию теперь не занимает много времени. За долгие годы капиталистического образа выживания мы стали мобильны, научились обходиться малым, а не тащить через всю страну социалистический неподъемный баул.

Надо отдать должное, что и отыскать нужное сейчас не составляет особого труда. Стоит только добраться до китайского рынка или же до китайских торговых рядов, и вы за полчаса приобретете все необходимое для обеспечения сносного командировочного быта.

Сами же граждане, переживающие поездку по железной дороге, делятся на три основных типа. Первые из них самые уравновешенные. Они еще за пять часов до отъезда напиваются вусмерть, собратья по алкогольному возлиянию бережно укладывают таковых на законной полке и в состоянии глубокой комы, беспощадно храпя и слюнявя подушки, они прибывают к месту назначения. Второй тип - разнузданный до невозможности. Это невоспитанные хамы. Пить эти черные элементы нашего общества начинают, едва усевшись в вагон, и пьют всю дорогу. Причем не просто пьют, а пьют со спортивной неуемной страстью. Они, хрипло горланя, раз двадцать в течение каждого часа пробегают весь состав туда и обратно. Для чего им этот ритуал – неведомо, но выполняют они его с таким пристрастием, что, если бы это было на беговой дорожке, равных им в марафоне не сыскалось бы во всем свете. Кстати степень их опьянения прямо пропорциональна количеству их межвагонного мерцания. Третьи же относятся просто к сумасшедшим.

Это, как правило, больные, туристы, бабушки, трезвенники, и те, кто с детьми. Сами посудите в таких стесненных, гадких условиях разве здравомыслящий человек позволит себя казнить? Каких мук стоит на российских железных дорогах принять утренний туалет. Ну, а уж если мне не верите в отношении детей, возьмите, к примеру, трехлетнего ребенка к себе на работу. Много вы на пару с ним наработаете? Та же ситуация и в поезде. Ну не будем отступать от самой сути нашего повествования.

Без некоторой доли сарказма здесь не обойтись. Поезд Советская Гавань-Владивосток больше напоминает собой упрямого идиота, а не современный железнодорожный лайнер. Зависит ли это от состояния дороги или же от конструктивных его особенностей неведомо, но вот не желает этот дебил быть под стать шустрым западным сородичам и все тут. А вот жрет он, судя по ценнику на билеты, абсолютно не стесняясь, как говорится видимо-невидимо. Прорва одним словом.  Ну, сейчас не об этом.

Итак, вы на вокзале и вас не без труда впускают в нутро этой тупорылой скотины. Почему не без труда? – спросите вы. Ну, видимо в этот момент вступает в права врожденный инстинкт беспощадной проводниковой подозрительности. По всей видимости, довольно частая смена революционных смут, а равно и правящих политических династий на территории страны, а последнее время и постоянное нахождение в состоянии непонимания что и как будет дальше в сознании служителей железной дороги отложила неизгладимый след подозрительности ко всему живому.

На мой взгляд, еще одна смена внутриполитических проявлений или формации, а именно царизм, ленинизм, сталинизм, брежневизм, ельцинизм и т.д., сопровождающейся безграничным эшелонированным разграблением государственной казны и материальных ценностей и на железной дороге к зданиям вокзалов придется пристраивать отделения дурдомов для сиих работников.

Теперь о самой тупорылой скотине. Это я про поезд. Несмотря на все его достоинства, а их не перечесть, контрасты и недостатки, коих такое количество, что невольно задумываешься о величине суммы взяток для прохождения этим ископаемым регистра, этот монстр удивительно душевен. Да, да. Он не только сам любит жизнь во всех ее проявлениях, но и помогает вам раскрыть глаза на все великолепие природы и самой сути жизни. Давайте с вами отбросим все мелочи трогательного отправления этого «коровного» животного в дальний путь, ухлопаем час времени на внутривагонную суету, обожжем рот изжогочной отравой, величаемой чаем и, если купленное место не позволяет, пристроимся к свободному окну гостеприимного вагона.

Вот тут вы мысленно начинаете искать виновника возникшего беспокойства. Дело в том, что ваше повседневное рабское состояние, диктуемое рынком, не позволяет вам оглядеться вокруг. Весь пейзаж, попадаемый в поле вашего зрения, ограничен рамками: гараж, вид из машины, территория где вы работаете, красоты шопинга, придорожные одуванчики, знакомая лужа, всегда волнующая взор мусорка. А тут вам не просто не мешают как следует осмотреться, а наоборот, располагают к этому. И это, не кто иной, как ваш несносно медлительный слуга.

За окном непередаваемым великолепием растеклась природа, первозданная красота которой основательно откорректирована нашей деятельностью в лице непостижимых уму всевозможных строений. Сначала вы, как, впрочем, и любой пассажир, смотрите вдаль, но это длится пару-тройку минут, потому как факт движения невольно заставляет вас опустить взор вниз, чтобы попытаться узреть до самых мелочей движение поезда по железной дороге, обдумать сие, осознать, разобраться в непонятном. Этому действу способствует мельтешение щебня на склоне насыпи, редких сухих веток, ну или перил преодолеваемого моста. И вот тут-то вы натыкаетесь на всю несуразицу нашего осознанного бытия.

Дальний Восток по какой-то причине очень богат ручьями различного природного исполнения. Одни из них претендуют называться речушками, другие своим обличием уподобляются грязной луже, но берут они не своим разнообразием, а количеством. Некоторые из них бурны, как скандалящая торговка в мясном ряду, другие же тихи, аки нашкодивший малец, третьи ярки и переливисты, четвертые, напротив, или мутны или жалки и неприметны. Но все они прекрасны по-своему.

Иногда создается впечатление, что они множатся для того, чтобы каждый содержал на своем иждивении одного единственного комара, а не ораву этих кровососущих оглоедов. Но, по идее, чего такого, что их до чертовой матери-то?

А вот закавыка кроется в следующем. Вы, невольно натыкаясь взглядом на великолепие этих водотоков, вдруг определяете, что все они пересекаются движением вашего несоизмеримо дурацкого транспорта. То есть железная дорога, как оказывается, пролегает над ними и об этом свидетельствуют не менее многочисленные бетонные конструкции, куда заключены русла этих красавцев. А красавцы они очень и очень. Много конечно похожих друг на друга, но у большинства различия явственны. И вода разного оттенка, и травы, их окружающие различны, течения не похожи, русла разные и прочая чепуха. А к этому у них разные и сами бетонные кафтаны, в которые мы с вами заключили этих буйных в половодье приятелей. Но самое интересное вы определяете через часа два наблюдения за ними.

Вас сначала удивляет разнообразие бетонных конструкции. Да, они так же различны как и их кафтаноносцы. Ну, понятное дело, что разными заводами железобетонных изделий они были изготовлены. Поэтому и разные обшлага то. Но по ходу движения всплывает же и другое. Как можно было умудриться разместить эти изделия в таком порядке, а если точнее беспорядке? Если вы строите дорогу из пункта А в пункт В, то, по идее, вырабатываете одну партию конструкций, затем другую и так далее. Таким образом, под путями должно быть уложено сначала несколько штук одинаковых конструкций по количеству ручьев, затем несколько другого образца.

Не тут-то было. Разобраться в системе и порядке укладки разных видов конструктива нет никакой возможности. Хаос в этом деле настолько велик, что создается впечатление о моральном уродстве руководителей мостоотрядов и их снабженцев. Либо, если это не так, то сначала бетонные конструкции наверняка раскидали силами авиации и как попало, или повезло, а потом уже вели дорогу, и где какое попалось, так и уложили. Некоторые из пассажиров даже начинают проводить аналогию строительства на безбрежных просторах России с вселенским взрывом.

Уделив время рассуждениям над всем этим разногласием, вы приходите к выводу о состоятельности понятия всемирного хаоса и тоскливо переводите взор выше, туда где линия горизонта обозначила край земли.

Вот, начиная с этого самого момента, вы погружаетесь в состояние незначительной тревоги и переживаний. И это неспроста.

Обычно в это время здешнее небо серо, непрестанно дуют ветра и светило уже по-зимнему холодно. Но иногда, если осеннему светилу вдруг вздумается взбрыкнуть из-за каприза, небо у горизонта может вспыхнуть и по-бристольски, ярко-голубым.

Загнанный в узкие рамки вагонного окна, пейзаж все же растворяет ваш взгляд своей необъятностью и разнообразием игры осенней палитры.

Засыпающие травы, выбравшие жизненной зоной для себя околонасыпную полосу железной дороги, в это время имеют нежный серовато-зеленый, подобный бисквитной мякине, цвет. Кое-где этот увядающий травяной плед украшен запоздавшими одинокими желтыми или же смесью малинового и фиолетового цветками. Его необычная бархатистость умиляет, как это бывает, когда, привыкнув к искрящимся влажным глазам знакомых и близких, вы вдруг неожиданно встречаете незнакомые бархатные темно-карие глаза. Чуть далее от насыпи, где обычно находится канава для сточных вод, ветерок перебирает кремовые оттенки высохшего камыша с поникшими коричнево-серыми метелками. Иногда взгляд упирается в волнующиеся ветром заросли камыша и где вдали. В тех местах, по всей видимости, сокрыт какой-нибудь водоем или темно-зеленая болотина. Иной раз вы неотрывно рассматриваете густой овал зарослей рогоза, с грациозно колыхающимися вызревшими темно коричневыми набалдашниками.

За полосою камыша, как правило, пятнами располагается густой кустарник, покрытый пожухлыми умершими темно коричневыми листьями. Чуть далее красуется молодняк карельского дуба, увешанный неопадающей медью скукоженной листвы, а далее расположились березы. И все это разнообразие здравствует на плотном самотканом ковре из различного рода осок. Здесь осенняя цветовая гамма представлена золотистыми оттенками соломенного цвета. Особенно выгодно смотрятся травы, приобретшие завораживающие цвета старого золота или же червонных переливов.

Природное буйство этих трав непревзойденно. Диву даешься, как стебли этих растений так плотно уживаются. Создается впечатление, что деревья не растут, а кем-то натыканы, будто спички, в густое переплетение длинноволокнистого ворса.

Осоковые кочки разнообразны до невозможности. Одни походят на птичьи гнезда, другие чем-то напоминают женские прически. Изредка просматривается схожесть с ежом или дикобразом. Раз кажется, что кто-то невидимый старательно причесал травы, вдругорядь же создается впечатление, что их злобно потрепали или взлохматили. Если в это время смотреть вдаль, то острова, к примеру, тростниковых зарослей легко можно спутать с облаками, а колонии осоки с волнующимися ржавыми озерами.

Самые красивые кочки создает метельчатая осока. Эти пучки всегда правильны и выделяются тем, что всегда как бы сторонятся соседей, сохраняя пусть небольшую, но дистанцию. А вот богемская осока растет сплошняком и из-за ее, как попало разбросанных, соцветий смотрится неряшливо. Большая осока хоть и занимает самые обширные площади своей порослью - невыразительна. Ее заросли всегда неопрятны, множество отмирающих стеблей портит общее впечатление. Этому еще способствуют кляксы стройного тростника. Большая осока непременно соседствует с тростником, и на его фоне классичности смотрится не ахти как.

Основательно насладившись заманчивостью травяного сплетения, вы переводите взгляд на березы. Надо сказать, что березы далеко не одиноки. Часто они перемежаются с молодыми осинами, изредка среди них живописно красуется стройная пожелтевшая лиственница или темно зеленая сосна. Смотреть на березы можно буквально часами и глаз от этого совершенно не устает. Со временем вы становитесь придирчивым и стараетесь выхватить взглядом самое стройное и самое белое деревце, или же отыскиваете березку с лохматым стволом. Она, благодаря множеству завитушек коры, имеет желтоватый, ланевый цвет и смотрится как бы нечесаной, пушистой. Я их называю - Лахудра. Поверьте, такие есть, но встречаются они крайне редко, а вот своей необычностью они притягивают. Бросается в глаза, что среди берез много поваленных. Одни упали, вывернув к показу корневище, другие сломились у самого комля. Часть берез просто сильно наклонены и лежат на подружках, некоторые сломлены в метре от земли. Одни явно подгнили, другие обожжены палом, кого сломало ветром, а кого и сам человек. Березы во многом похожи на женские судьбы. Которую сломит внезапная смерть близкого или ребенка, которую надломит несчастная любовь или болезнь. Осины, надо сказать, тоже бывают по тем или иным причинам повалены. Но из-за их серости глаз на это почти не реагирует, отмечая разве что упавшую огромную осину, да и то только потому, что, падая, та обломала ветви многим соседним деревам, образовав плешь в привычном переплетении ветвей.

Поиски стройного ствола белого перламутра среди растущих берез бывает прерван возникшим каменным срезом, который образовали строители, взрывая сопку для прокладки дороги. Подобный скалистый срез показывается вам всего пару мгновений, но вы успеваете узреть всю его красоту.

В своей основе срез темно серый, но различные цветные прожилки и трещины придают ему неповторимость. Одни срезы, будто поседели, у других, кажется, словно неаккуратный маляр разлил красную краску, третьи как загорелый веснушчатый мальчуган. Есть угрюмые срезы, есть пустоликие, есть жуткие, нависающие.

Но наиболее живописны те, у почти черной синевы которых пригорюнилась молоденькая рябинка, впервые обвесив свои ветви красными гроздьями, или те, которые увиты почти до самого верха плюшем мха, насыщенного зеленого цвета.

Часто вас отвлекает водная гладь, проплывающих за окном, многочисленных озер. Здесь, как правило, вы очень редко обращаете внимание на цвет воды. Она всегда темная и серо-зеленых тонов. Единственно, что вас вдруг заденет, так это отражение солнца на озерном полотне или же играющий в зыби его шлейф. И то, подобное случается не каждый раз, а именно в те моменты, когда природа создает редкостную определенную картину, как два одинаковых солнечных отражения по разные стороны озерка, замысловатый фиолетово салатный изогнутый шлейф, когда он должен быть прямым и традиционных оттенков, или же, при отсутствии отражения, электрически желтый акант водного ока, и так далее.

Еще ваше внимание может привлечь ряска. Если она затянула водоем, а ветерок отогнал ее от края водоема – это зрелище одно из удивительных. Озерко как бы состоит из двух половинок, одна из которых зеркальная, а другая бархатисто-матовая.

В основном же на водной глади вы высматриваете живность, и очень довольны, если вам удалось в прибрежных зарослях углядеть дикую уточку, ондатру, цаплю. В небо над водоемом вы заворожено смотрите, если там грациозно парит одинокая скопа. Этот хищник особенно вам приятен, потому что наше подсознание не определяет его потенциально опасным, ибо это существо рыбоед в своей основе.

Изредка вашу задумчивость прерывает пара белобоких сорок, скачущих среди березовых ветвей. Вы начинаете анализировать, что же эти так привычные городу птицы делают вдали от населенных пунктов, чем питаются, на кой черт они вообще сюда забрались.

Линия горизонта изломана многочисленными сопками. Те из них которые далеко-далеко с бурыми верхушками и неясного синего цвета у основания. Те которые поближе – грязно-зеленые. А вот которые невдалеке, те разные. Лысые как водится по-осеннему палевые, на которых облетевший осинник – серые, где обосновался березняк кажутся седыми, а поросшие карельским дубом – коричневые.

Среди них особью выделяются лишь те, которые приютили на себе смешанный лес. Они в утопают в осеннем пастельных тонов многоцветье от золотисто соломенного до карминного. Этому делу помогают редкие яркие в осеннем наряде клены, каким-то чудом неопавшие желтые, оранжевые, красные, или чего пуще почему-то еще зеленые, листочки других деревьев, насыщенная зелень хвои, по-разному вянущая трава.

Особенные размышления будят одинокие правильной конической формы сопки, возникшие на пустынном болотном ровноместье. Ставит в тупик, как в природе такое возможно. Выверенная пирамидальность этих холмов наводит на мысль об их рукотворности. Где-то в подсознании рождается вопрос: А не могильник ли это? Это, на мой взгляд, очень даже возможно. Иногда таких сопочек располагается сразу две или три. Если учесть их небольшие размеры, большую удаленность и обособленность то очень даже может быть, что это древние захоронения. Ведь не видно, что их пытались разрыть.

Пастельные тона засыпающих на зиму болот осень все же украшает.

Иногда, явно выкобениваясь, где-то покажется кармелитового цвета кустарниковая поросль или же серость в небе возьми, да и разойдись небольшим бирюзовым окошком.

Очень волнующе смотрятся одинокие случайно не опавшие листья. Странно, но они разноцветны. Случается увидеть даже ярко зеленый или сочного желтого или лимонного цвета листочек, болтаемый слабым ветерком. Это создает притягательный объем и дивную прозрачность проплывающему пейзажу. Это походит, как если бы художник, закончив писать картину, небрежно разбросал яркие цветные мазки по всему полотну.

Бывает и так, что приблудившийся, не по-осеннему яркий, солнечный луч бросит на болото золотой всполох или же словно опалит заросли рогоза огненной вспышкой.

Смотря во все глаза из вагонного окна на игру природы, у каждого невольно взыграет кровь. Внутренний бунт вашей свободолюбивости утянет вас в приятные грезы побродить там, за окном. Вам непременно захочется, приехав домой, все бросить, одеть полевую амуницию и рвануть туда, на созданную и даваемую только один раз каждому природой волюшку, нескончаемо бродить, вдыхать полной грудью свежесть и наслаждаться красотой, раствориться в природе, а может и просто глупо долго бежать вдаль.

Так вы и едете вдоль осенних дальневосточных болот, сопок, перелесков, водных зеркал и потоков, растекаясь в благодарности к дебиловатому поезду и мечтая под стук колес измученного духотой вагона.

Но нет ничего более неприятного, чем грядущее на смену чудным мечтам огорчение. Вы понимаете, что вам никогда не осуществить только что проплывшие радужные мечты. Дома вас с нетерпением ожидает намозоленная обыденность, которую вы пару раз, под действием неостывших впечатлений, размешаете какой-нибудь телевизионной программой о природе. А уж если командировочный туман воспоминаний будет щемить и беспокоить душонку, вы с лихвой при первой возможности ублажите ее разухабистым пригородным пикником со спиртным и шашлыками, украшенными изобилием изодранных пакетов, битым стеклом, клочьями бумаги и прочих прелестей нашего воспитания и проявлений любви к прекрасному. И не более того.