Лилька.
Полное имя её Лилианна Мефодиевна Лойте-Кайнен-Сидорова. Почему Сидорова, даже ей известно не было. А откуда было знать ребенку в одиннадцать лет своё родословие, если в 1939 году отца её, крупного ветеринарного врача, Мефодия Фёдоровича из славного города Ленинграда переселили, в не менее славный город Иркутск, в Александровский централ, сроком на десять лет. Маму же, Ирму , художницу , расстреляли немцы в 1942 году в конц-лагере города Шауляй.
Она только и помнила свою бабушку, которая не говорила по- русски и молилась на картину «Дед ловит раков» принимая картину за икону, а деда за Бога. Ещё помнила как её, единственную дочь, красивую девочку, любили и лелеяли родители.
До пяти лет кормили с ложечки с позолотой и повязывали подбородочек крахмальную салфетку с вензелями. По этой причине она была нежная и румяная , как сдобная булочка.
После расстрела матери девочка попала в Новгород к дальним родственникам и все время, пока отца, смертельно больного не выпустили из тюрьмы жила по милости чужих людей. Как она рассказывала, тетушка посылала её к столовой, где кормили немецких солдат.
Город какое-то время находился в оккупации.
Девочка приходила с бидончиком, в пальтишке с пелеринкой и в красивой шляпке-чепчике. Терпеливо дожидалась конца обеда, стоя у ворот. Когда обед заканчивался, немец повар подзывал ее и наливал в бидончик супу, или каши , часто с подливкой.
Свои десять лет Лилькин папа всё-таки отсидел, как у нас говорят,» от звонка, до звонка». Но поехать, найти дочку не мог. Ещё десять лет ему запрещено было выезжать за пределы Иркутска. Но Бог есть. Мефодий Федорович нашел Лильку и попросил кого-то помочь девочке на перекладных, с великими трудами добраться до наших мест. А это , ни много, ни мало пять тысяч километров, и Вавилонское столпотворение в те времена на железных дорогах и вокзалах.
С Лилькой мы познакомились в коридоре поликлиники, проходя мед. осмотр. Я написала об этом рассказ. Смешная она была в своей наивности и неприспособленности. Ничего не умела и была, как бы сейчас сказали, полна пофигизма. Ей, как и мне было всё равно где и на чём спать, если хотелось спать. Если донимал голод, а донимал всегда, елось всё, что попадалось. Как птицам, хватающим все, что летит мимо.
Принималась такая жизнь как данность и другой не будет. И это было страшно. Ведь мы же были люди, живые и на удивление здоровые. Вот сейчас ученые ищут способ голодом лечить рак. Верно, про рак мы и не слыхивали. Потому что постоянно были голодны. Этому злому раку нечем было поживиться.
Жили безо всяких протестов, без жалоб и без недовольства. Лишь бы выжить. Мысли наши не простирались дальше наших желудков. Может быть на уровне подсознания о том, что мы будем есть эту самую большую рыбу, мы и завербовались на промыслы, на её обработку.
Дорога ещё во много тысяч километров до той далекой Камчатки подзакалила нас. Мы научились постоять за себя хотя бы от ближайшего окружения. А в этом окружении собрались «с бору по сосенке» и всякая шваль, и бывшие лагерники, и не меньше нас голодные девушки с Украины, Белоруссии, с Волги , с Дона.
И все мечтали не на лесоповал, а на рыбные промыслы.
Ехали в общих поездах, по восемь человек в купе, , почти ничем не отличаясь от зак. вагонов Мне кажется хуже всех доставалось моей новой подружке Лильке. Ночью она с грохотом падала с полки потому, что мы спали вдвоём на второй полке, а спать с краю, мне не было места. Её ночью материли за шум, днём за попытку хорошего воспитания этого сброда. Она часто говорила-«Как Вам не стыдно?» какому- нибудь дебилу пускавшему в её красивое нежное личико струю смрадного махорочного дыма. И когда он, ощерившись, хотел причинить ей какую-нибудь гадость в воспитание хама вмешивалась я. Как бы то ни было, а во Владивосток мы все-таки прибыли без особых жертв. Люди в те времена не имели почти ничего. Но совесть , честь и кое-какая дружба явно присутствовали.
Продолжение следует...
Другие произведения автора:
Завещание (шутка)
Иначе не умею жить.
Птичья наука.
Это произведение понравилось: