К сожалению, ни голоса, ни жестов его я уже
не помню – прошла целая жизнь! И вот летом 1954 года на чердаке я обнаружила
обрывки его дневников (произведения, вероятно, уже были сожжены, кроме отрывков
о Распутине). Конечно, там было много рассуждений, которые мне были « не по
зубам». Однако, складывая и склеивая обрывки, я стала читать. Передо мной
вставал образ одинокого и несчастного человека, хотя жалоб на судьбу почти не
было. Он, как эхо отзывался на любое событие (кроме политики). Писал о встречах
со знакомыми, о землетрясении, о бессюжетном кинофильме, о работе общепита и т.
д. Ядовито высмеивал неграмотных
чиновников, их «остроумие», записывал удачные выражения и анекдоты. Терпеть не
мог «рабоче-крестьянского» хамства и умел поставить таких людей на место. Самым
большим недостатком русских считал «умственную леность». О казахах писал
добродушно - «глаза у них, как осокой
прорезаны, но люди они не злые». Если листы, датируемые 1934 годом были еще полны уверенности в будущем, то к концу
1939 года, эта вера меркнет. Даже во сне он чувствовал себя, как в замкнутом
пространстве: «Видел во сне – нахожусь среди высоких серых стен, не могу найти
выход»… «Спешу на поезд. Торопясь, складываю книги, вещи, но, оказывается,
поезд уже ушел»…
«Что делать?
Заняться наукой? Пожалуй, поздно!».
Гнев, ревность, подозрение и даже брюзжание
– все это было в дневниках. Много места в них отводилось его отношениям с
матерью. Эта любовь его не возвышала… Нельзя сказать, что мать была «злой фурией». Скорее, она была похожа на
«премудрого пескаря». В 1939 году получилось так, что отец остался без средств
к существованию и без квартиры. Тогда мать со своим вторым мужем приютили его.
Они жили вчетвером (с маленьким
ребенком) в одной комнатке.. Позже он жил в подвале.
Вот отрывок з дневника (страница 2886):
«… Иногда я Нину совсем не понимаю. Вчера
она вечером, в отсутствие Васи (второго мужа) сидит и лепит из глины женскую
фигурку. Лепит с увлечением, а мне говорит, чтобы я никуда не уходил, т. к. она
хочет, чтобы я сидел возле нее (и даже чтобы карточек не писал»). Слышно, как
идет Вася. Она с раздражением дергает картонку, на которой работала, и говорит:
«Вася идет. Не люблю при нем». Как ее понять? И говорит еще вот что: «Помогите
мне учиться и выйти в люди. Вы же это можете. Тогда я буду любить вас еще
больше. Но для этого вам самому надо выйти в люди. И если вы в этом или будущем
году ничего не достигните, будет поздно». Я ей отвечаю, что ничего не хочу для
себя, без нее…».
«Я должен терпеть унижение. За то, что люблю
ее. А главное, за то, что не могу любить другую… Моя любовь – мое
сумасшествие…».
«Нина утверждает, что на первом месте в ее жизни сейчас стал
ребенок, потом общественные дела, на третьем – личные, т. е. муж Вася. Ни мне,
ни Мире в этих категориях места нет…».
Что же случилось с отцом? Давно ли он (1933
год) убеждал Евгению Дмитриевну (свою сестру), что «семья исторически умерла»,
и что не следует уделять слишком много времени семейной жизни? Ответ прост: он
потерял все, в том числе и веру в свое будущее. «Жаловаться надоело, - пишет он
Евгении Дмитриевне, - да и не поможет… Я так и не превратился из гадкого утенка
в лебедя. А если серьезно, то это очень грустно…». И еще: «У меня много крупных
неприятностей обыкновенного моего порядка в связи с моими неуживчивостью и
стремлением «ляпать» о некоторых вещах слишком прямо… (1941 год).
В те годы было много разговоров о проекте
дома Советов. Отец выступил где-то с критикой этого проекта (на такой высоте
фигура Ленина будет искажена для зрителей, стоящих внизу). Он доказывал, что не
зря большие здания всегда увенчивали плоскими фигурами - крестами, полумесяцем. Его долго таскали по
разным инстанциям…
Конечно, отец был человеком очень
многогранным, и я не берусь утверждать, что все о нем знаю. Однако, некоторые
черты его характера были налицо. Часто в своих записях он занимался
самоанализом, и тогда он мне напоминал толстовского героя, который стремился
стать «comme il faur». Реализм уживался
в нем с фатализмом. Он обладал сверхинтуицией и верил в судьбу. Еще в молодости
он предсказал, что умрет в тюрьме.
Другие произведения автора:
Колесо недели.
Чехарда сезонов.
Ты хочешь для себя пожить?
Это произведение понравилось: