Новые
МенюПриобские исповеди. 43. Старик.
1 сентября 2019 — Владимир Кудренко
Следующую историю из жизни мне рассказал за чаем приехавший в командировку заместитель директора Иван Васильевич.
На одной из тихих улиц Омска недалеко от магазина в начале двухтысячных жил старик. Ему было уже под восемьдесят лет. В тёплое время года он всё время сидел около своего частного дома на скамеечке и всматривался в прохожих. Дом его выглядел приличным, ухоженным, во всём чувствовалась рука заботливого хозяина. На этой улице ко всем домам был подведён газ, водопровод. Дом бы просторный, на одного хозяина, с мансардой. Фасад дома был украшен деревянной резьбой. Всё говорило о том, что в дом было вложено много труда и средств – и стальной, кованный забор, и дорожки из разноцветной бетонной плитки во дворе, и газоны, и детские качели. Казалось, что старику можно было жить и радоваться, а он сидел у дома и всматривался в лица проходящих мимо людей. Взгляд его был внимательный, печальный и где-то в глубине взгляда таилась надежда на встречу. Старик ждал. В магазине мне рассказали историю этого старика.
В середине девяностых в его семье, буквально на его глазах произошла трагедия. Поздней ночью в ворота их дома постучали, сын старика пошёл открывать калитку, так как бояться ему было некого, он был не робкого десятка и богатырского телосложения. У калитки стояли двое мужчин.
- Володя? – спросил один из них.
- Володя, - ответил сын старика.
Прозвучало два выстрела из охотничьего ружья. Старик вызвал скорую, сына увезли в больницу, но спасти его не удалось. Несмотря на все усилия врачей. Началось следствие, старика расспрашивали, кого он подозревает, кто мог желать смерти его сыну, кому она была выгодна. Что может быть для родителей страшнее, чем хоронить сына? Провожать в последний путь того, кто должен остаться после тебя на этой земле – тяжёлая участь. Такого и врагу не пожелаешь. Старик был крепкий, прошёл всю войну, несмотря на то, что принадлежал к «расстрелянному поколению». Так называли родившихся в начале двадцатых. Они уходили на фронт неопытными, необстрелянными бойцами в самый тяжёлый период войны – в её начале, многие сразу же после выпускных вечеров, мальчишки, вчерашние десятиклассники.
После войны он работал в Арктике, осваивал Север. Женился, когда уже было за тридцать. В тридцать пять у них с женой родился сын Вовка. Он пошёл в отца, был деловит, мастеровит, всякая работа спорилась в его руках. Женился. Молодые подарили старику двух внуков – продолжателей фамилии. Всё было хорошо. До той ночи.
Сидя перед следователем, он вспоминал, были ли враги у сына. Нет, не было. Он всегда был неконфликтным, предпочитал договариваться. Его атлетическое телосложение было гарантией его неприкосновенности. Сыну почти не приходилось доказывать кому-либо, что он в состоянии постаять за себя. Старик перебирал в памяти всех друзей сына, товарищей по работе, общих знакомых. Нет, никто не мог желать сыну зла. Особняком среди знакомых стоял только их сосед, его тоже звали Владимиром. Он был младше лет на пять, иногда бывал у них, чаще всего заходил занять денег на бутылку, отдавал всегда, но с задержкой. С работой у соседа всегда были проблемы, он нигде не задерживался долго, а в девяностых занялся каким-то бизнесом. Где он взял на это денег, что это был за бизнес, никто из соседей не знал. К нему часто подъезжали какие-то молодые люди, всегда группами, иногда на двух машинах. А после той трагической ночи сосед исчез, его не было даже на похоронах. Подозревать его старик не мог, потому что сам слышал через открытую форточку, что незнакомцы спрашивали у сына его имя, сосед бы этого делать не стал.
Эта ли информация, или какая другая помогла следователю выйти на след убийц, старик не знал. Было установлено, что убийцы банально ошиблись домом, они шли убивать соседа, которого тоже звали Владимиром. Они были не из тек, кто приезжал к нему раньше, поэтому уточнили имя. Во избежание ошибки. О том, что это имя было популярно в пятидесятых, никто из них не думал. Раскрываемость в середине девяностых была, мягко говоря, не самая высокая, но убийц нашли. Они подтвердили, что получили заказ на убийство совсем другого человека. Кто им дал заказ, они не знали.
Соседей не выбирают. Но от них часто зависит судьба проживающих рядом. На суде старик не присутствовал. Он снова был занят похоронами. Жена старика ненадолго пережила своего сына, у неё не выдержало сердце.
После этого старик совсем сдал, заметно постарел, стал сутулиться, ходил, опираясь на трость. В глубине души он надеялся, что всё произошедшее – это какой-то страшный сон, и нужно лишь проснуться, и тогда всё пойдёт по-прежнему. Ещё он надеялся, что его сын каким-то чудом остался жив и скоро вернётся домой. Подрастали внуки, жизнь шла своим чередом, а боль не утихала. Старик выходил на улицу, садился на скамейку у своего дома и всматривался в лица прохожих. Как же часто по улице проходили или проезжали очень похожие на его сына мужчины, но при ближайшем рассмотрении опять оказывалось: нет, опять не он. Иногда старик доходил до перекрёстка их улицы с более оживлённой автомагистралью. Там было больше народа, люди шли и ехали мимо, и редко кто из них обращал внимание на одинокую фигуру старика. А он стоял и смотрел. Потом старик медленно шёл домой. Невестка звала его за стол, но ел он без аппетита, заставлял себя есть пищу, которую раньше всегда ел охотно. При его пенсии ветерана войны они не бедствовали, на еду хватало.
Старик вспоминал. В тридцать пять появление ребёнка в семье – это не то, что в двадцать. В раннем возрасте дети иногда бывают и внезапными, и не очень желанными. А поздний ребёнок всегда желанный, всегда долгожданный. У мужчины уже есть потребность передать младшему поколению знания, житейские мудрости, научить, предупредить, защитить, уберечь от соблазнов и ошибок. Отцовские чувства в этом возрасте уже не те, что в двадцать лет. Старик вспоминал, как купил сыну санки, его первый велосипед, торжественную школьную линейку в первом классе, успехи в учёбе и спорте. Теперь он должен жить, чтобы передать внукам жизненный опыт, который они не успели получить от своего отца.
Когда уходит из жизни человек, его родные всегда спрашивают себя, что они сделали не так, что нужно ещё было сделать, чтобы предотвратить преждевременную смерть. Так и старик вспоминал, как купил этот дом, как перестраивал его. Может быть, надо было выбрать при покупке другой дом или построить новый в другом месте и отселить туда сына. Старик понимал, что виноваты убийцы и, отчасти, косвенно его сосед, но всё равно винил себя.
В девяностые годы творилось много всего ужасного, несправедливого, противоестественно. Сгорали вместе с продавщицами водочные киоски, убивали таксистов и владельцев автомобилей, недвижимости и бизнеса, политиков, убивали при грабежах, гибли случайные свидетели и прохожие при перестрелках «хозяйствующих субъектов». Пережили это время стали менее доверчивыми, у некоторых подозрительность доросла до маниакальности. Страна получила опыт первоначального накопления капитала. По Марксу.
На одной из тихих улиц Омска недалеко от магазина в начале двухтысячных жил старик. Ему было уже под восемьдесят лет. В тёплое время года он всё время сидел около своего частного дома на скамеечке и всматривался в прохожих. Дом его выглядел приличным, ухоженным, во всём чувствовалась рука заботливого хозяина. На этой улице ко всем домам был подведён газ, водопровод. Дом бы просторный, на одного хозяина, с мансардой. Фасад дома был украшен деревянной резьбой. Всё говорило о том, что в дом было вложено много труда и средств – и стальной, кованный забор, и дорожки из разноцветной бетонной плитки во дворе, и газоны, и детские качели. Казалось, что старику можно было жить и радоваться, а он сидел у дома и всматривался в лица проходящих мимо людей. Взгляд его был внимательный, печальный и где-то в глубине взгляда таилась надежда на встречу. Старик ждал. В магазине мне рассказали историю этого старика.
В середине девяностых в его семье, буквально на его глазах произошла трагедия. Поздней ночью в ворота их дома постучали, сын старика пошёл открывать калитку, так как бояться ему было некого, он был не робкого десятка и богатырского телосложения. У калитки стояли двое мужчин.
- Володя? – спросил один из них.
- Володя, - ответил сын старика.
Прозвучало два выстрела из охотничьего ружья. Старик вызвал скорую, сына увезли в больницу, но спасти его не удалось. Несмотря на все усилия врачей. Началось следствие, старика расспрашивали, кого он подозревает, кто мог желать смерти его сыну, кому она была выгодна. Что может быть для родителей страшнее, чем хоронить сына? Провожать в последний путь того, кто должен остаться после тебя на этой земле – тяжёлая участь. Такого и врагу не пожелаешь. Старик был крепкий, прошёл всю войну, несмотря на то, что принадлежал к «расстрелянному поколению». Так называли родившихся в начале двадцатых. Они уходили на фронт неопытными, необстрелянными бойцами в самый тяжёлый период войны – в её начале, многие сразу же после выпускных вечеров, мальчишки, вчерашние десятиклассники.
После войны он работал в Арктике, осваивал Север. Женился, когда уже было за тридцать. В тридцать пять у них с женой родился сын Вовка. Он пошёл в отца, был деловит, мастеровит, всякая работа спорилась в его руках. Женился. Молодые подарили старику двух внуков – продолжателей фамилии. Всё было хорошо. До той ночи.
Сидя перед следователем, он вспоминал, были ли враги у сына. Нет, не было. Он всегда был неконфликтным, предпочитал договариваться. Его атлетическое телосложение было гарантией его неприкосновенности. Сыну почти не приходилось доказывать кому-либо, что он в состоянии постаять за себя. Старик перебирал в памяти всех друзей сына, товарищей по работе, общих знакомых. Нет, никто не мог желать сыну зла. Особняком среди знакомых стоял только их сосед, его тоже звали Владимиром. Он был младше лет на пять, иногда бывал у них, чаще всего заходил занять денег на бутылку, отдавал всегда, но с задержкой. С работой у соседа всегда были проблемы, он нигде не задерживался долго, а в девяностых занялся каким-то бизнесом. Где он взял на это денег, что это был за бизнес, никто из соседей не знал. К нему часто подъезжали какие-то молодые люди, всегда группами, иногда на двух машинах. А после той трагической ночи сосед исчез, его не было даже на похоронах. Подозревать его старик не мог, потому что сам слышал через открытую форточку, что незнакомцы спрашивали у сына его имя, сосед бы этого делать не стал.
Эта ли информация, или какая другая помогла следователю выйти на след убийц, старик не знал. Было установлено, что убийцы банально ошиблись домом, они шли убивать соседа, которого тоже звали Владимиром. Они были не из тек, кто приезжал к нему раньше, поэтому уточнили имя. Во избежание ошибки. О том, что это имя было популярно в пятидесятых, никто из них не думал. Раскрываемость в середине девяностых была, мягко говоря, не самая высокая, но убийц нашли. Они подтвердили, что получили заказ на убийство совсем другого человека. Кто им дал заказ, они не знали.
Соседей не выбирают. Но от них часто зависит судьба проживающих рядом. На суде старик не присутствовал. Он снова был занят похоронами. Жена старика ненадолго пережила своего сына, у неё не выдержало сердце.
После этого старик совсем сдал, заметно постарел, стал сутулиться, ходил, опираясь на трость. В глубине души он надеялся, что всё произошедшее – это какой-то страшный сон, и нужно лишь проснуться, и тогда всё пойдёт по-прежнему. Ещё он надеялся, что его сын каким-то чудом остался жив и скоро вернётся домой. Подрастали внуки, жизнь шла своим чередом, а боль не утихала. Старик выходил на улицу, садился на скамейку у своего дома и всматривался в лица прохожих. Как же часто по улице проходили или проезжали очень похожие на его сына мужчины, но при ближайшем рассмотрении опять оказывалось: нет, опять не он. Иногда старик доходил до перекрёстка их улицы с более оживлённой автомагистралью. Там было больше народа, люди шли и ехали мимо, и редко кто из них обращал внимание на одинокую фигуру старика. А он стоял и смотрел. Потом старик медленно шёл домой. Невестка звала его за стол, но ел он без аппетита, заставлял себя есть пищу, которую раньше всегда ел охотно. При его пенсии ветерана войны они не бедствовали, на еду хватало.
Старик вспоминал. В тридцать пять появление ребёнка в семье – это не то, что в двадцать. В раннем возрасте дети иногда бывают и внезапными, и не очень желанными. А поздний ребёнок всегда желанный, всегда долгожданный. У мужчины уже есть потребность передать младшему поколению знания, житейские мудрости, научить, предупредить, защитить, уберечь от соблазнов и ошибок. Отцовские чувства в этом возрасте уже не те, что в двадцать лет. Старик вспоминал, как купил сыну санки, его первый велосипед, торжественную школьную линейку в первом классе, успехи в учёбе и спорте. Теперь он должен жить, чтобы передать внукам жизненный опыт, который они не успели получить от своего отца.
Когда уходит из жизни человек, его родные всегда спрашивают себя, что они сделали не так, что нужно ещё было сделать, чтобы предотвратить преждевременную смерть. Так и старик вспоминал, как купил этот дом, как перестраивал его. Может быть, надо было выбрать при покупке другой дом или построить новый в другом месте и отселить туда сына. Старик понимал, что виноваты убийцы и, отчасти, косвенно его сосед, но всё равно винил себя.
В девяностые годы творилось много всего ужасного, несправедливого, противоестественно. Сгорали вместе с продавщицами водочные киоски, убивали таксистов и владельцев автомобилей, недвижимости и бизнеса, политиков, убивали при грабежах, гибли случайные свидетели и прохожие при перестрелках «хозяйствующих субъектов». Пережили это время стали менее доверчивыми, у некоторых подозрительность доросла до маниакальности. Страна получила опыт первоначального накопления капитала. По Марксу.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0307668 от 1 сентября 2019 в 09:38
Рег.№ 0307668 от 1 сентября 2019 в 09:38
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0203 просмотра
Нет комментариев. Ваш будет первым!
