Киевские священники и Пётр I

___________________________


   Итак, почти аналогичное поручение, которое дал государь следователю Скорняков–Писареву по аресту своей бывшей жены Евдокии, мы видим и в указе царя от 19 мая 1718 года. Вот его текст, написанный самим Петром I:

   "Гвардiи капитану Скорнякову–Писареву.
   По прибытiи въ Кiевъ, отдать указъ коменданту Геренку (Геренк (Геринг) Николай Андреевич, комендант Киево-Печерской крепости, полковник. — И.Ш.), и взять потребное число людей, и ехать вамъ къ митрополиту Краковскому, и что найдется у него въ доме, все письма осмотреть везде, и оныя, какiя бъ ни были, забрать, и запечатавъ своею печатью, и привезти съ собою; а помянутаго Краковскаго взявъ, вести немедленно съ собою, подъ честнымъ арестомъ (то есть, считать его не преступником, а свидетелем. — И.Ш.), въ С.–Питербурхъ и объявить намъ.
    Петръ.
    Въ 19 д. мая 1718"  (стр. 514, том 6, Приложения, № 175, Николай Устрялов: "История царствования Петра Великого", Санкт–Петербург, 1859 г.)

   Выяснить кто такой "митрополит Краковский" у меня сразу не получилось, но зайдя "с другого бока", я понял, что это имелся ввиду митрополит (архиерей) Киевский, Галицкий и всея Малыя России — Иоасаф (в миру Александр Кроковский). Возможно, что историк Николай Устрялов при разборе "каракулей" Петра I "неразвидел" в фамилии буквы "А" и "О". Однако вероятно и то, что там так и написано..., но для справедливых утверждений надо видеть сам первоисточник.
 
   Этот иерарх известен тем, что 12 ноября 1708 года в городе Глухове в присутствии Петра I возглавил богослужение, в ходе которого был предан анафеме (заочно) гетман Иван Мазепа, перешедший на сторону шведского короля Карла XII, противника Петра I в Северной войне. Тут надо внести определяющую историческую ясность (в большинстве источников этого нет) — проповедь с осуждением Мазепы митрополит Иоасаф самолично не произносил (Википедия тут "обманывает"), а поручил это сделать протоиерею Афанасию Заруцкому..., что не очень обрадовало царя, рассчитывавшего услышать анафему своему врагу из уст высшего иерарха.

   Итак, решение об аресте митрополита Иоасафа государь принял после того, как царевич Алексей 16 мая в показаниях (под пытками) написал о своих планах в случае смерти Пётра I..., и там в числе прочего было следующее:

   "А когда былъ я побеге, въ то время былъ в Польше Боуръ съ корпусомъ своимъ (Баур Родион Христианович, 1667 – 1717 гг., генерал, именно он первый в 1702 г.оду содействовал пленённой Марте Скавронской, будущей жене Петра I и императрице Екатерине I. — И.Ш.), также мне былъ другъ, и когда бъ по смерти отца моего (который чаялъ я быть вскоре отъ слышанья, что будто въ тяжкую болезнь его была апелепсiя, и того ради говорили, что у кого оная въ летахъ случится, те недолго живутъ, и того ради думалъ, что и велико года на два продлится животъ его), поехалъ из цесарии (Священная Римская империя. — И.Ш.) въ Польшу, а изъ Польши съ Боуромъ въ Украйну, то бъ тамъ князь Дмитрiй (молдавский князь Кантемир Дмитрий Константинович, 1673 – 1723 гг., он подписал в 1711 году с Петром I поначалу секретный Луцкий договор, согласно которому Молдавия, сохраняя автономию, переходила под покровительство России. Он был учёным, владел девятью языками, его старшая дочь красавица Мария с 1721 года была тайной любовницей Петра I. — И.Ш.) и архимандрит Печерскiй (Иоанникий Сенютович, в миру Протасов, ум. в 1729 г. — И.Ш.), который мне и ему отецъ духовный и другъ. А въ Печерскаго архимандрита и монастырь веритъ вся Украйна, какъ в Бога; также и архiерей Кiевскiй мне знаемъ: тобъ все ко мне пристали". (там же, стр. 510, том 6, Приложения, № 173)

   И далее царевич Алексей сообщал, что написал Киевскому митрополиту письмо и привёл его "силу" (основной смысл):

   "Сила письма къ архiерею Кiевскому:
   Вашей святыне неизвестно мой отъезд изъ Россiи, понеже отъ меня писемъ къ вашей святыне давно не было; но ныне объявляю, что сей отъездъ мой случился отъ принужденiя въ монашество, отъ чего сюда принужденъ отъехать; а когда благоволитъ Богъ изъ подъ охраненiя благодетелей моихъ возвратиться в Россiю, паки къ вамъ, прошу меня прiяти; а ныне кто хочетъ о мне ведать, извольте сказывать, что въ добромъ здравiи, и для чего отъехалъ.
   И сiе письмо послалъ къ посылке чрезъ Вену, чрезъ секретаря Неапольскаго вицероя (королевский наместник. — И.Ш.); а дошло ль сiе, также и прежнiя, что съ секретаремъ графовымъ посланы, того не знаю, понеже изъ Вены отповеди о прiеме не имелъ" (там же, стр. 512)

   Скорняков–Писарев уже был в пути "на Киев", когда ему вдогонку из Петербурга по указанию царя Толстой Пётр Андреевич (1645 – 1629 гг., руководитель Тайной канцелярии) послал 21 мая дополнительное распоряжение об аресте ещё и архимандрита (настоятеля) Печерского монастыря.
   В двух словах скажу, что Пётр Андреевич приходится трижды прадедом писателю Л.Н.Толстому. Он был одним из подстрекателей стрелецкого бунта 1682 года — громче всех кричал с Милославскими, что Нарышкины удушили царевича Иоанна..., но спустя семь лет царевна Софья утратила власть и Пётр Андреевич, "переобувшись в прыжке", стал верно служить Петру I. В 1724 он был возведён в графы, а в 1727 году усилиями уже враждовавшего с ним князя Меншикова лишён графского достоинства, сослан вместе с сыном в Соловецкий монастырь, где оба и скончались.

   Итак, вот этот указ:

   "Понеже вы известны, для чего отсюду отправлены, того ради къ тому вамъ объявляю его царскаго величества именнымъ указомъ: по полученiи сего, извольте взять изъ Кiева Печерскаго архимандрита, который былъ царевичу духовникомъ, и иметь его также, какъ вамъ повелено есть чрезъ инструкцiю его величества, а именно привезть с собою" (там же, стр. 514, том 6, Приложения, № 176)

   Звали того "Печерскаго архимандрита" Иоанникий Сенютович. Я нашёл письмо (от 1715 года) царевича Алексея, который раньше всех узнал о принятом в Петербурге решении о новом назначении игумена киевского Михайловского монастыря и решил его поздравить:

   "Пречестнейшiй отецъ !
   Поздравляю вашей святыни наречениемъ архимандриi великие лавры Киево–Печерския, и при семъ желаю благополучнаго окончания.
   Алексiй.
   Изъ Санктъ–Питербурха, февраля 25 дня 1715 го" (стр. 58, № 83, том 3, "Письма русских государей и других особ царского семейства", изд. Москва, 1862 г.) 

   Далее было ещё несколько писем, среди которых я бы отметил "благодарственное" за присланные царевичу Алексею от Иоанникия Сенютовича две иконы:

   "Пречестнейши(i) архимандритъ, мой о Дусе Святомъ отецъ !
   Две святые иконы, отъ вашей святыни посланныя: архистратига Михаила i великомученицы Варвары, i притомъ писание вашей святыни получилъ, за что благодарствую, i впредь сего желаю и прошу: въ молитвахъ своихъ насъ не оставляйте.
   Алексiй.
   Iзъ Санктъ–Питербурха, декабря 23 дня 1715." (там же, стр. 59, №86) 

   Как видно из тех писем, чёткое понимание когда писать "i", а когда "и" тогда ещё не закрепилось.

   История умалчивает о том как были арестованы эти два киевских священнослужителя..., возможно какие-то документы (отчёты или письма на сей счёт Скорняков–Писарева) хранятся в архивах ФСБ.
   А тем временем 19 июня царевича Алексея продолжают пытать в застенке. Получив 25 ударов, Алексей в числе прочих показаний сказал, что к Киевскому митрополиту он писал письмо с тем, чтобы привести к возмущению тамошний народ..., а дошло ли оно до его рук — не знает, и ответных писем от митрополита не бывало. После этого царевичу добавили ещё 15 ударов.

  Тут надо понимать, что удары кнутом — это одна из самых страшных пыток при "виске на дыбе". Нелегко приходилось и самому "заплечных дел мастеру" — каждый удар должен быть хорошо подготовлен..., средняя производительность была около 20 взмахов в час. Как правило, после 10 – 15 ударов кнут отсыревал от крови, терял свою жёсткость и его меняли на новый. Если бы царевич Алексей был хоть немного "смекалистей", то он бы сообразил (как показала практика), что чем больше раз ты меняешь свои показания, тем больше получаешь пыток — сказал первый раз о чём-то и стой на этом до упора. Тому пример царевич Сибирский Василий Алексеевич (ему вменили в вину содействие царевичу Алексею и "вольные речи"), который "ушёл в отказ" и за всё время допросов так ни разу и не изменил свои показания..., в результате его пытали только трижды и он "отделался" лишь ссылкой (жить там вольно) в Архангельск. Хочу пояснить, что в судебной практике того времени ответ "не упомню" считался в пользу обвинения, поэтому ссылаться на плохую память было себе дороже.
   Но Алексей Петрович был не таким "сообразительным", как Сибирский Василий Алексеевич.
   И как закономерный итог этих многих экзекуций — наступившая смерть царевича 26 июня..., о её обстоятельствах и версиях я рассказал в своей основной работе. Я нисколько не удивляюсь такому исходу — ещё на памяти наших дедов сталинские методы допросов, на которых люди сознавались, что они все поголовно "японские шпионы" и оговаривали всех подряд, лишь бы не терпеть эти адовы физические муки от пыток.

   Надо сказать, что экзекуторы во все времена не зря "потели и гнули свои спины"..., вот и тогда Григорию Скорняков–Писареву и Петру Толстому достались "пожитки их подопечных" — первый в награду за труды получил движимое и недвижимое имущество (каменные палаты на Васильевском острове) царевича Сибирского, а второй "наварился" на имуществе Авраама Лопухина — родного брата бывшей жены царя.

   Но вернёмся к киевским священнослужителям.
   Далее происходит следующее — по пути следования 1 июля в Твери умирает 70-летний митрополит Иоасаф. С чем связана его смерть нам доподлинно неизвестно. Либо он заболел в процессе этапирования, либо его отравили. О второй версии его смерти мы читаем у историка Ивана Голикова, который самый первый основательно систематизировал жизненный путь Петра I:

   "Архiепископъ Кiевскiй во время следствiя, на пути к Санкт–петербургу предупредилъ бедствiе смертiю своею, и какъ уверяютъ отъ отравы." (стр. 244, Часть VI, Иван Голиков: "Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России" изд. Москва, 1788 г.)

   Никаких доказательств этой насильственной смерти в книге не приведено..., и поэтому нам остаётся либо этому верить, либо нет. Но если учитывать, что весть о смерти царевича могла "докатиться" (через едущего в Москву какого-нибудь курьера) до Твери к позднему вечеру 30 июня и никак не раньше (от Петербурга до Твери 540 км, это полных 4 дня на лошадях без сильной спешки), то всё может быть — на очную ставку дознавателям уже можно было не рассчитывать..., а "старик", вероятно, на предварительных расспросах отпирался от всего. Хотя доказательства его отравления до нас не дошли, но вот сам факт его смерти в день резко изменившейся информационной обстановки — заставляет задуматься.

   А возможно и то, что митрополит, измученный долгой дорогой и сильной жарой, чем-то заболел..., его довезли до Тверского Михаило–Архангельского монастыря, где он и скончался. Не очень понятно кто конвоировал до Твери митрополита с архимандритом, так как мы знаем, что Скорняков–Писарев 25 июня в Петропавловской крепости участвовал в допросах царевича Алексея (это уже после оглашения ему приговора). Далее мы видим его присутствие 28 июня на выносе гроба из крепости в церковь..., и скорее всего, получив какие-то устные инструкции от Петра I или Петра Толстого, он тем же днём отправляется навстречу к этапируемым киевским священникам. Ехать Скорняков–Писареву пришлось до самой Твери и в день смерти митрополита он приехать туда не успел бы, а значит на месте он оказался только на следующий день — 2 июля. Им тут же посылается письмо ( о кончине архиерея ), которое пришло в Петербург 6 июля.

   Итак, на своих последних предсмертных допросах, царевич Алексей всё-таки сумел убедить следователей, что ответных писем от митрополита он не получал, да и вообще не знает, дошли ли его письма в Киев. И вот на основании этого 5 июля Пётр I, ещё не зная о смерти архиерея, и думая, что киевские священники всё ещё этапируются в Петербург, пишет резолюцию на докладной выписке о колодниках (арестованных):

   "Кiевскаго архiерея и Печерскаго архимандрита освободить и съ дороги отпустить ихь паки в Кiевъ".

   Но уже на следующий день — 6 июля "шеф" Тайной розыскной канцелярии Пётр Толстой пишет своему коллеге Скорняков–Писареву:

   "Письма ваши я получилъ, и что Кiевскаго архiерея не стало, известны; а архимандрита Печерскаго Iаникия Сенютовича, по полученiи сего, изволь освободить и отпустить его по прежнему въ Кiевъ, для того, что по розыску на нихъ ничего не явилось; и того для, архимандрита указалъ его царское величество свободить. А свободя онаго, изволь самъ ехать сюда въ С.–Питербурхъ. Тако жъ и Кiевскаго архiерея бывшихъ при немъ служителей , которые по смерти его оставлены въ Твери, извольте освободить же и отпустить въ Кiевъ, и о томъ, къ кому надлежитъ, въ Тверь пошлите отъ себя письмо.
   Слуга вашъ Петръ Талъстой.
   Iюля 6, 1718.
   PS. Тело Кiевскаго архiерея царское величество указалъ погрести въ Твери, и о погребенiи его указъ посланъ будетъ впредь, къ кому надлежитъ, также и о пожиткахъ его. А будетъ служители архiерейскiе похотятъ жить въ Твери до погребенiя его, и о томъ имъ не воспрещается" (стр. 546, том 6, Приложения, № 188, Николай Устрялов: "История царствования Петра Великого", Санкт–Петербург, 1859 г.)    Похоронили митрополита Иоасафа 24 августа 1718 года в Тверской соборной церкви. А архимандрит Иоанникий Сенютович возвратился в Киев, ему ещё предстояло восстанавливать сгоревшую в том же году Киево–Печерскую лавру..., и пробыл он её настоятелем до самой смерти в 1729 году.

Другие произведения автора:

Мой город Санкт-Петербург

Отрывок 5. Блицкриг Гитлера и хозяйственное соглашение с Германией

Ты меня полюби !